Текст книги "В погоне за солнцем"

Глава 10

«Загородный отель»

Наша дружеская компания сформировалась еще в школьные годы. Мы с друзьями всегда были неразлучны, поддерживая друг друга и в печали, и в радости. Повзрослели, обзавелись женами, детьми, собаками, но все так же, по-прежнему тепло общались, и казалось ничто не сможет этого изменить.

У нас была традиция: проводить каждое лето недельку-другую в загородном частном отеле на берегу озера. Место там неописуемой красоты: сосны, воздух, прекрасный двухэтажный коттедж со всеми удобствами, очень приятная хозяйка, и цена за проживание в таком роскошном месте была вполне приемлема. Вообщем, все было чудесно до тех пор, пока хозяйка отеля не вышла замуж. Она была уже немолодой вдовой и, казалось, давно поставила крест на личной жизни, но, тем не менее, рядом с ней появился молодой и красивый муж. Что тут такого? Жизнь – штука непредсказуемая. Но в этом новоиспеченном хозяине что-то такое было… Неприятное, скользкое, отталкивающее – все Наши сразу это отметили… Однако, у нас не было повода изменять своей традиции, мы продолжали каждое лето проводить в любимом месте: плескались в озере, загорали, устраивали вечеринки – все было как обычно, с той лишь разницей, что иногда нам на глаза стал попадаться этот самый неприятный тип. В принципе, он был настолько тихим и нелюдимым, что его присутствие на нас никоим образом не отражалось. Ну, вернее, в то время мы думали, что его присутствие на нас не отражалось…

Затем стали происходить странные вещи. Каждый раз, во время нашего очередного заезда, один из моих друзей (в обычной жизни совершенно спокойный, адекватный и здравомыслящий человек, неважно – мужчина это или женщина) буквально начинал сходить с ума, слетал с катушек, словно его подменяли. Человек начинал вести себя крайне агрессивно, будто в него какой бес вселялся. Однажды все зашло настолько далеко, что нам даже полицию пришлось среди ночи вызывать, так как один из моих друзей, схватив топор, стал орать, мол, сейчас здесь всех перебьет… Это было ужасно. И так происходило каждый раз, стоило нам заселиться в наш любимый отель: начинаем веселиться, у всех прекрасное настроение, ничто не предвещает беду, вдруг – бац! у кого-то снова «срывает крышу». И опять (просто в другой интерпретации) повторялся все тот же кошмар.

Мы не знали, что и думать. Сваливали все на алкоголь или магнитные бури… Но, вот, во время нашей последней поездки это наваждение (не знаю, как его и назвать) коснулось и меня. Не помню, не могу уловить того момента, когда все началось. Но только неожиданно я почувствовал к окружающим жуткое раздражение: отчетливо помню, как мне захотелось Всех Их Убить – словно в моем мозгу эту фразу повторял какой-то голос… Голос казался знакомым, но я никак не мог вспомнить, где я его слышал? Не зная куда выплеснуть свою ярость, я начал крушить все на кухне, бить посуду – уж от кого от кого, но от себя я такого не ожидал! И остановиться никак не мог! Не понимаю, что на меня нашло. Даже подумать страшно, чем бы все закончилось, если бы мой друг вместе с моей женой, буквально схватив меня в охапку, не увезли бы из этого дома подальше. И, что интересно, стоило нам отъехать буквально метров на сто, как от моей внезапной вспышки агрессии не осталось и следа.

Больше мы в тот отель не возвращались, да и некому стало ездить – наша крепкая, дружная компания полностью развалилась, и с друзьями мы мало-помалу перестали общаться.

Недавно моя супруга, рассматривая фото, сделанные на отдыхе в том самом отеле, обратила внимание на одну странность: нелюдимый красавчик – новый муж хозяйки, несколько раз нечаянно попал в кадр нашего фотоаппарата. На всех без исключения снимках над головой мужчины зафиксировано какое-то странное свечение, вроде фиолетового пламени, и такое же свечение наблюдается у того из моих друзей, который «давал маху»… Смотрится жутко и объяснения этому мы, как не пытались, найти не смогли.

Возможно, одно с другим никак не связано, но, скажите, может, кто-то сталкивался с подобным?

Глава 11

Первое утро с момента прозрения, которое Агата встречает в одиночестве, без Соноры и Гектора.

В начале десятого, сделав зарядку, самостоятельно проведя медитацию для укрепления оберега (после чего тот принимает изумрудное, здоровое сияние, радующее глаз), Агата направляется на кухню.

– М-да, – она разочарованно оглядывает холодильник, чувствуя насколько оторвана от нормальной жизни, – натюрморт из полупустой банки йогурта и заветренной колбасы…

Вчера Агате некогда было ходить за покупками, заниматься запланированной уборкой: весь остаток дня она провела с отцом в больнице, а затем полночи штудировала Мантры Крио Гуна.

«Так нельзя, – Агата ругает себя, шаря по шкафчикам в поисках кофе. – Думать о пробуждении агрида и спасении человечества это, конечно, прекрасно, но нельзя забывать и о бренном теле! На одном энергетическом коктейле я долго не протяну…»

Отыскав банку кофе, Агата включает электрочайник и теперь умоляет судьбу, чтобы в одном из ящиков стола оказалась пачка печенья или шоколадка.

«Из-за ежедневных занятий у Соноры, я совершенно забросила хозяйство. Забыла обо всем, что происходит помимо. Нужно найти работу, платить за квартиру, заботиться о себе, о родителях, одеваться, обуваться, питаться. Питаться нормальной едой, а не чужой энергией! Кроме осознания агрида, у меня есть мечта. Есть любимое занятие… Господи, я ведь снова могу рисовать!»

Забыв о кофе, забыв обо всем на свете, Агата мчится в комнату, и с замирающим сердцем достает из стенного шкафа мольберт. Она прикрепляет к нему лист чистого ватмана, берет в руки карандаш, но до того, как из тонких волнистых линий успевает соткаться эскиз, вот уже несколько дней периодически всплывающий в воображении, словно требующий запечатлеть себя на бумаге, раздается звонок в дверь.

Агата замирает с карандашом в руке. Она никого не ждала. Ступая осторожно, как зверек, она подходит к двери, смотрит в глазок и хмурится:

– Воропаев?!! Какого черта? – колеблясь и выстраивая предположения, Агата открывает замки.

– Доброе утро, – Воропаев сияет улыбкой.

– Здрасти.

– Можно войти?

Агата нехотя отступает, оценивая оберег визитера: тот светится тускло-оранжевым цветом. «Притворство…» – Агата настораживается, несмотря на то, что ее защита достаточно крепка и пока нет повода для беспокойства.

Воропаев обводит взглядом квартиру – в зеркале отражается неубранная постель, на ней книга Крио Гуна, которую читала Агата.

– Извините, я только что встала, – она поспешно захлопывает дверь в комнату.

– Нет, это ты меня извини за вторжение. Ничего, что я на «ты»? Просто непременно хотелось тебя застать. Мы можем поговорить?

– О чем?

– Так можем или нет? – Воропаев слащаво улыбается. Несколько секунд они с Агатой смотрят друг на друга, словно пытаются прочитать мысли.

– Не думаю, что нам есть что обсуждать, – быстро говорит девушка.

– А на улице погода чудная. Может, прокатимся?

– Леонид Евгеньевич, мне некогда. Мне нужно к отцу в больницу.

– А что с ним?

– Не знаю. Вчера увезли на скорой.

– Так я тебя отвезу, – не теряется Воропаев. У него вид человека, не сомневающегося, что ему подчинятся. – Я ведь тоже не просто так приехал, а с серьезным разговором.

– С каким?

– Относительно Луизы.

– У меня с Луизой больше нет никаких общих дел.

– Я в курсе. И все-таки нам нужно поговорить и желательно не здесь, а сидя в удобном кафе за чашкой кофе. Я не отниму много времени, а потом отвезу тебя, куда скажешь.

«Сейчас. Вот прямо бегу и спотыкаюсь», — тут Агата замечает, что оберег Воропаева меняет окраску с ярко-оранжевого на алый, словно горячая кровь, оттенок. «Хм. Даже у Литвинцева, клявшегося в вечной любви, оберег в моем присутствии и то был всего лишь золотистым…» – сияние и цвет истинной страсти завораживает Агату.

– Мне нужно привести себя в порядок, – говорит девушка, не спуская глаз с алой макушки оберега Воропаева.

– Я подожду внизу, – он выходит с довольным видом.

Агата быстро собирается. Одевшись в первое, что попалось под руку, спускается вниз. Воропаев ожидает ее возле машины, находясь в пурпурном отблеске своего оберега и ловко открывает дверцу:

– Прошу.

Агата садится в машину, по-прежнему подозрительно косясь на непрошенного гостя:

«Позавчера Регинка уверяла, что у них все наладилось. Воропаев, наконец, разводится с женой для того, чтобы теперь, видимо, сойтись с Региной. Но ее здесь нет, а цвет оберега ее возлюбленного – красный».

Ответ головоломки напрашивается сам собой, но Агате даже думать об этом страшно.

– Я заметил мольберт и картины в твоей комнате, – говорит Воропаев, легко управляя машиной, на скорости проходя повороты. – Ты этим серьезно занимаешься или это хобби?

– Настоящее хобби – и есть серьезное занятие, – Агата убирает с лица волосы, которые разносит ветер, врывающийся в открытые окна.

– Замерзла? Закрыть окно?

– Лучше сбавьте скорость, – просит Агата, хотя ее вовсе не волнует быстрая езда. Единственное, о чем она способна думать – красный, огненный блеск оберега.

– Ты одна живешь?

– А что?

– Я слышал, твой парень переехал в Токио, поэтому и спросил.

– Так вы об этом хотели поговорить, Леонид Евгеньевич?

– Нет, не об этом, – Воропаев смеется и, метнув на Агату взгляд, включает музыку. – Немного терпения. Через пару минут оно будет вознаграждено.

Домчавшись до Тверской, Воропаев останавливается у ближайшего ресторана. Они с Агатой поднимаются на лифте и оказываются на большой террасе, где несколько человек за столиками любуются панорамой города. Больше Агата не сомневается в том, что именно о н а, а вовсе не Регина (ее неудачливая подруга), причина красного свечения оберега Воропаева. «Надо полагать, он вообще ни одной юбки не пропускает», – с горечью думает девушка.

– Денек-то какой, – говорит Воропаев, усаживаясь в кресло напротив Агаты. – И теплый не по-сентябрьски, – быстро просмотрев меню, он диктует заказ официантке.

– Леонид Евгеньевич, я уже поняла, что разговор о Луизе, всего лишь предлог, – говорит Агата, когда официантка отходит от столика. – Давайте к делу.

– Давай на «ты»? – предлагает Воропаев, закуривая сигарету.

– Не стоит.

– Извини, не могу говорить тебе «вы». У меня дочка твоего возраста.

– А у меня отец вашего возраста. Я буду продолжать говорить вам «вы».

– Да ради Бога, – ничуть не смущается Воропаев. – Так вот. Что произошло в тот день, когда Луизу увезли на скорой?

– В каком смысле?

– Ты была расстроена, взволнованна. Из-за чего?

Агата пожимает плечами:

– Это мое личное дело. Ни вас, ни Луизы оно не касается.

– Но после, в больнице Луиза во всем обвинила тебя.

Услышь Агата подобное месяц или два назад, она бы расхохоталась в голос, но сейчас чувствует себя, как преступник пойманный с поличным:

– Вы шутите?

– Отнюдь.

– Вы для этого меня привезли сюда? – Агата заставляет себя принять наиболее равнодушное выражение лица.

– Нелепое обвинение, – с улыбкой соглашается Воропаев, – но Луиза считает, что ты навела на нее чары, сглазила, наслала порчу – как угодно. Не хочешь выпить? – вдруг предлагает он, разглядывая карту вин. – Здесь есть весьма неплохое розовое вино.

– Я не пью.

– Не курит и не пьет… Так что, Агата? Не прокомментируешь обвинение моей жены?

Агата настолько старается скрыть от Воропаева свое замешательство, что даже на время отвлекается от его красного оберега:

– Луиза вправе думать обо мне все, что угодно. Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, равно как и интереса продолжать это слушать.

Воропаев смеется – холодный и серьезный тон молоденькой девушки только забавляет его:

– Не скажу, чтобы меня сильно волновало суеверие Луизы, но определенные эмоции я все-таки испытываю, – он подается вперед, стряхивая пепел, и Агата замечает, что его взгляд скользит в ее декольте. Она поспешно запахивает вырез, но неожиданно слышит уже знакомый, отвратительный, разъедающий мозг, шепот:

– Сиди и не дергайся. Он у тебя на крючке.

Агата боится пошевелиться, поняв, что снова слышит собственного агрида. На этот раз она не только слышит, но даже чувствует, как тот облизывается внутри ее разума:

– Красный, как спелый плод. Как же я хочу его!

– Я свою супругу знаю, – спокойно продолжает Воропаев, не замечая того, что творится с Агатой, – ее совсем непросто выбить из равновесия, тем более заставить думать, что причиной неприятностей стала безобидная девушка. – Он улыбается и прищуривается, словно лис. – Или все же не такая безобидная, какой кажется на первый взгляд?

Стараясь ничем себя не выдать, Агата пожимает плечами и делает глоток кофе:

– Не понимаю, о чем вы.

– Я намекаю на инцидент с Лазаревой, – говорит Воропаев со смешком. – Ай-ай-ай, нагрубить клиентке в моем магазине… Ты вообще имеешь представление о том, кто такая Вероника Аркадьевна?

– К сожалению, имею.

– Серьезно? Ну значит догадываешься, чем грозит ее судебный иск? Тот факт, что скандал произошел в Beauty&Fashion создает мне определенные трудности. Лазарева – дама со связями и похоже спит и видит, как бы тебе нагадить, а теперь заодно – и мне. Придется неслабо раскошелиться, чтобы замять скандал, который ты устроила. Что между вами произошло?

– Я не обязана отвечать. Я больше не ваша подчиненная.

– Тебе не стыдно так разговаривать со старшими?

– С какой стати мне перед вами должно быть стыдно? А вам не стыдно улыбаться Сафроновым и спать с их дочерью?

Воропаев нагло смеется:

– Знаешь, чем дольше я с тобой беседую, тем больше соглашаюсь со своей супругой – ты не та, за кого себя выдаешь.

– Конечно. Я инопланетянка, закамуфлированная под человека. Только никому не говорите.

– Весьма красивая инопланетянка. Особенно когда сердишься. Луиза в последнее время так часто повторяет твое имя, что я невольно постоянно думаю о тебе. Просто патологический интерес узнать тебя поближе.

Агата поднимается:

– Я пойду, Леонид Евгеньевич. У вас, видимо, много свободного времени, а у меня его нет. Спасибо за кофе.

– Сядь на место! – шипит агрид, но Агата, не реагируя, быстро идет к выходу:

«Главное, не смотреть на красный оберег. Не смотреть и все!» – она заходит в лифт, спускается на первый этаж, но едва двери открываются, снова натыкается на Воропаева. Агрид ликующе смеется у нее в голове. Не обращая внимания ни на него, ни на Воропаева, Агата упрямо направляется к выходу.

– Постой минутку, – говорит Воропаев на ходу, – как же быстро ты убегаешь.

– Вы ко всем девушкам приезжаете с утра? Хотите застать врасплох, а потом зажать где-нибудь в углу? – Агата тут же жалеет о сказанном. Слова вырвались сами собой.

– Зажать в углу… – морщится Воропаев. – Как грубо.

– Регина – моя лучшая подруга. У нас с ней нет секретов друг от друга, и я не собираюсь делать вид, будто не знаю, что вы из себя представляете.

– Знаешь, каждый человек имеет право на личную жизнь. Ты разве святая? Не в чем себя упрекнуть?

– Я всегда думаю перед тем, как сделать что-то, и в особенности думаю о других.

– Регина уже не маленькая девочка. Я ничего ей не обещал.

– Мне неприятен этот разговор, – Агата снова бросает взгляд на алый оберег Воропаева и даже не замечает, как замедляет шаг: «Да что это со мной? Почему я не ухожу?!»

– Потому что хочешь узнать его вкус, – сладко шепчет голос в голове. – Укусииии!

– Ну, хорошо, хорошо! – Воропаев преграждает Агате путь. – Скажу открытым текстом: ты мне нравишься, очень. Я хотел бы видеть тебя чаще.

– Говоря еще более откровенно, вы предлагаете мне стать вашей новой пассией.

– Ну, вообщем, да, если, конечно, с твоей стороны нет возражений.

– Я вам кажется не давала никакого повода… Оставьте меня в покое, наконец.

– Да постой же! Мне неудобно говорить на ходу. Ты всегда такая серьезная? Я еще ни разу не видел, чтобы ты улыбалась.

– Я всегда серьезная. За улыбками люди скрывают массу своих недостатков.

– Но быть серьезной в восемнадцать лет – это перебор.

– Ничего – чем раньше, тем лучше. Зато в старости не буду сожалеть о наломанных дровах.

– А я в твоем возрасте хотел непременно наломать дров, да побольше. И по сей день бываю серьезен только в вопросах работы.

– Леонид Евгеньевич, вам не стыдно? Неужели вас совсем не волнует, что Регина – моя подруга, что мы…

– Но я же не виноват, что влюбился в тебя! – в этот момент оберег Воропаева сверкает так ярко, что Агате, наконец, приходится остановиться. – Если это так принципиально, я могу официально расстаться с Региной, чтобы тебя ничего не смущало. Просто… в тот день, когда я заметил тебя в магазине, всю в слезах, с тех пор – веришь? – твой образ не идет из головы. Ты меня заколдовала?

– Не замечала за собой таких талантов… – Агата больше не видит перед собой человека – ее полностью поглощают красные переливы его оберега.

– Изысканный, чудный, упоительный… – шепчет агрид. – Укусииии!

– Прошу вас больше никогда не приезжать ко мне, – Агата говорит это автоматически, чувствуя себя совершенно раздробленной: «Где моя воля, а где воля агрида?! Чего я хочу?!»

– Может, не стоит принимать поспешных решений? – спрашивает Воропаев. – Подумай.

– И думать не о чем…

– Там, у Сафроновых, я смотрел на тебя весь вечер. Все мои мысли были только о тебе…

Агата понимает, что больше не в силах сопротивляться и полностью отдается власти подсознания…

Выход из границ тела.

Странно ощущать, что воздух больше не циркулирует в легких. Теперь Агата слышит голос своего собеседника, словно сквозь сон. Видит макушку своей головы, видит макушку слегка поседевших волос Воропаева. Словно с самого рождения внутри Агаты была установлена камера, которая сейчас поднялась, показав вид сверху. Словно пробудилась та ее часть, которая уже существовала, но спала очень долгое время…

Смотреть на свое тело со стороны оказывается не тем же самым, как видеть себя в зеркале или на фото. Агата видит каждую свою родинку, каждый волосок, каждую ресничку. С этим телом она связана настолько тесно, что покидать его – все равно, что расставаться с жизнью. Неужели есть что-то, ради чего не жаль расстаться с жизнью? Да. Оно выманивает Агату из ее физиологической оболочки, полностью завладевает ее вниманием. Красное, горячее, дразняще-мерцающее свечение, которое она видит над головой своей жертвы – вот, к чему она стремится, вот, чего ей хочется больше всего, когда-либо желаемого. Лишь сейчас ей открывается доступ к значению слов «голод», «жажда», «желание», и Агата яростным рывком окунается в ярко-алый вихрь чужих эмоций, втягивая их в себя.

– С тобой все в порядке? – Воропаев берет Агату за руку и она, глубоко вдохнув, точно втянутая вакуумом, возвращается в свое тело. Тревожный вопрос Воропаева повисает в воздухе, но Агата настолько поражена, что даже не может ему ответить. Воропаев готов прервать паузу, повторив свой вопрос, но…

– Все нормально, – с трудом выдавливает Агата, забирая свою руку из крепкой ладони.

– У тебя руки ледяные.

– Ничего. Всего хорошего, Леонид Евгеньевич.

– Постой. Ты говорила, тебе нужно в больницу? Я отвезу.

– Не стоит беспокоиться.

– Да хватит уже упорствовать. Пойдем.

На этих словах агрид Воропаева похожий на ярко-красного паука, до этого момента скрывавшийся в теле мужчины, выходит наружу и тщетно пытается атаковать неприступный оберег Агаты. Потерпев неудачу, агрид-паук конечно же возвращается в тело носителя и принимается злобно «искусывать» сам себя. Агата старается не реагировать на это неприятное зрелище, а Воропаев, тем временем, продолжает идти рядом с ней, ни о чем не подозревая, отчаянно пытаясь найти тему для разговора: «Если срочно что-нибудь не придумаю, то упущу ее». И внезапно его осеняет:

– Я бы хотел заказать у тебя картину. Скажем, портрет.

– Портрет? – Агате точно сердце обжигает огнем: «С той же просьбой ко мне Димка обратился, когда пытался познакомиться…»

– Ну да. Принимаешь заказы?

– Я давно не практиковалась. Нужно подумать.

– Да чего тут думать? Сколько?

Агата называет баснословную цену в уверенности, что Воропаев откажется.

– Деньги для меня не проблема, – живо отзывается мужчина.

– Это шутка, Леонид Евгеньевич, – поясняет Агата, ужасаясь двоякости собственных ощущений: она одновременно и рада и не рада согласию Воропаева.

– А меня как раз покинуло чувство юмора, и я воспринял тебя всерьез. Да ладно тебе. В чем проблема? Ничего страшного не произойдет, если ты немного поработаешь. Ты не должна хоронить свой талант.

«Господи. Что я творю? Это ведь возлюбленный Регинки…» – Агата словно одурманена своим укусом. – Хорошо, договорились, – отвечает девушка, подумав. У нее вдруг появляется идея, как перехитрить своего агрида. – Но с одним условием.

– Я слушаю.

– Я буду писать ваш портрет на закате. Эм… Мне нравится освещение в это время суток.

– На закате? – переспрашивает Воропаев, не веря своему счастью. – Это и есть твое условие?

– Вы согласны?

– Еще бы! Где встретимся?

– Приезжайте ко мне домой. Сможете сегодня?

– Конечно.

– Тогда жду вас в восемь.

Они доходят до машины, Воропаев открывает для Агаты дверцу:

– Напомни, куда тебя отвезти?

«К Соноре», – думает Агата, хотя действительно собиралась ехать к отцу, но ей не терпится рассказать обо всем друзьям, и тревога за здоровье отца заметно притупляется…

– На Кожевнический проезд, – решается она.

– С удовольствием проведу с тобой еще несколько минут, – улыбается Воропаев.

Пока они едут по городу, Агата пытается разобраться в своих ощущениях, проанализировать хаос, царящий в голове и свои абсолютно новые, необъяснимые чувства:

«Воропаев однозначно не интересует меня ни как любовник, ни как друг, ни как человек. Регина может быть спокойна. Но, черт возьми, кажется, он интересует меня, как жертва. Его красная энергия – ключ к тому, чтобы мне научиться управлять своим агридом…»

– Расскажите о себе, Леонид Евгеньевич, – собравшись с духом, просит Агата.

– Ох… Ну, ты прямо меня пугаешь этими именем и отчеством. Может, все-таки, просто Леня? Так, разнообразия ради?

Воропаев начинает рассказывать о том, что и так известно Агате. Ему сорок два, женат, старший сын живет с семьей в Париже, дочка учится в Англии. Он владелец сети магазинов модной одежды. После распада Советского Союза, быстро пошел в гору. Начинал бизнес вместе с другом, неким Лехой, но когда стал возможен выезд за рубеж, этот самый Леха укатил в Соединенные Штаты, удачно там женился и совсем отошел от торговли. Бизнес был нераскрученный, но Луизу, как талантливого дизайнера, заметили мировые светила, и это дало зеленый свет всему делу. Вскоре они подали документы на регистрацию бренда Beauty&Fashion, и Луиза представила свою первую коллекцию в Москве.

– Что касается Лехи, – продолжает Воропаев, – американский тесть взял его в свою компанию по связям с общественностью и поднял на высоту. Так я остался единственным владельцем бизнеса, да и Леха был без претензий.

Во время рассказа Агата не отрываясь следит за оберегом Воропаева, понимая, что борется с собой, борется с новым спонтанным укусом:

«Какое же это было чудо… Как я могла раньше без этого жить?..»

– Я позвоню тебе позже? – спрашивает Воропаев, останавливая машину.

– Зачем?

Он улыбается:

– Ну, Агата, перестань. Просто, чтобы узнать, как твои дела.

– Может, лучше позвоните Регине и узнаете как ее дела?

– Чуть не забыл, – Воропаев протягивает Агате визитку. – Пожалуйста, не стесняйся, звони в любое время. Вдруг ты захочешь узнать, как, например, мои дела.

– Спасибо, что подвезли, – Агата выходит, захлопывает дверцу, перебегает дорогу и спиной ощущает на себе взгляд. Оглянувшись, видит, что стекло с водительской стороны опущено, а Воропаев с хитрой улыбкой смотрит ей вслед:

– До вечера!

– Иди к черту, – злобно шепчет девушка, когда машина трогается с места, а сама направляется к дому Соноры.

У самого подъезда она видит Гектора, сосредоточенно копающегося в моторе машины:

– В свободное от борьбы с мировым злом время, он занимается ремонтом машины, – весело произносит Агата.

– Привет, – улыбается Гектор, вытирая руки.

– Я думала ты дома, отсыпаешься.

– Сегодня не моя очередь отправляться на поиски.

– А чья?

– Соноры.

– Значит она отдыхает.

– Это вряд ли. А что случилось?

– Пойдем со мной, – Агата радостно тянет его за руку. У меня новости.

– Сколько эмоций… Погоди, машину закрою.

Гектор и Агата появляются в офисе вместе, и Вира тут же окатывает их ненавистным взглядом. Сегодня Агате совершенно не хочется ни с кем ругаться – сегодня она довольна, словно сытая кошка, но, похоже, это еще больше раздражает Виру…

– Подожди, у нее клиентка, – предупреждает девушка, увидев, как Гектор направляется к дверям кабинета.

– Ну что ж. Подождем, – Гектор садится на диван, кладет ногу на ногу, открывает журнал. Под опаляющим взглядом Виры, Агата присаживается рядом.

– Если Сонора спросит обо мне, я ушла на обед, – Вира не в состоянии совладать с эмоциями (это видно по фиолетовому оберегу) потому покидает свой пост.

– Слушай, Гектор, – начинает Агата, заметив как он мельком глянул вслед грациозной походке девушки, – давно хотела тебя спросить, почему вы не…

– Потому что ясновидцы не составляют пар друг с другом, – Гектор отвечает, не дослушав вопрос.

– Исключений не бывает?

– Нет. И вскоре ты поймешь – почему. Мы заслуживаем только одиночества.

– Но, если любящие люди – одинаково сильные, они ведь не могут «искусать» друг друга до смерти? И потом, как же жить без любви?

– Любовь… – на лице Гектора возникает слабая усмешка. – Это так далеко от меня. Я уже давно вычеркнул это понятие из своей жизни.

– Я вижу, она тоже тебе нравится.

– Сегодня она мне нравится, завтра – нет. Зачем начинать то, что заведомо обречено? Терпеть колоссальные потери энергии из-за нашего неизбежного разрыва? Упреки, слезы, оскорбления, угрызения совести…

– По-твоему, одиночество лучше?

– Сонора рассказывала тебе о них с Вадимом?

– Немного, – Агата печально вздыхает, – историю о сорвавшейся свадьбе. Но я не верю, что это у всех так. И разве это правильно заглушать в себе все желания, даже не пытаться стать счастливым?

Гектор насмешливо смотрит на Агату:

– Счастье и совместная жизнь – два совершенно чуждых понятия. Вспомни своих родителей.

– В этом не могу с тобой не согласиться, – кивает Агата. – Откровенно говоря, не понимаю, зачем они вообще поженились, но это ведь не единственный пример.

– Тогда приведи мне другой пример. Не можешь? Люди вступают в брак по многим причинам: ослепленные страстью или страхом одиночества; но любят лишь в начале, а потом долгие годы терпят друг друга.

– Вира без ума от тебя. Мне сложно представить, чтобы когда-нибудь она начала тяготиться тобой. Это похоже на настоящую любовь.

– Ты мне льстишь.

– Не скрывай, что она тоже тебе нравится. Я знаю, что иногда она ночует у тебя. Почему же вы ведете себя… словно чужие? У меня это в голове не укладывается. Всякий раз, когда я вижу мужчину и женщину, которые тянутся друг к другу, то невольно думаю, может, они те самые? Избранные? И именно в их случае не произойдет всей этой привычной банальщины, и они не будут «терпеть» друг друга долгие годы, а напротив – будут жить в любви, согласии и взаимном счастье до гроба, будут вместе даже после смерти…

– Ты еще слишком молода, чтобы рассуждать о подобных вещах.

– Устами младенца, Гектор.

– Да, только не в этом случае. Я жил долго и познал то, что приходит только с жизненным опытом, наблюдением, изучением людей и окружающего мира. Поверь, ты не знаешь, о чем говоришь. Много, очень много времени требуется человеку для того, чтобы понять, чего он в действительности хочет. Проживи на свете лет, хотя бы, пятьдесят, и мы вернемся к этому разговору. Если ты не изменишь своего мнения, я, так и быть, признаю, что вел себя как последний кретин по отношению к Вире.

Тут дверь кабинета распахивается, показывается умиротворенная клиентка с золотистым «осчастливленным» оберегом. Она пожимает, провожающей ее Соноре, руку, и рассыпается в благодарностях.

– Ну что, пойдем? – поднимается Гектор. – Расскажешь, что там у тебя за важные новости.

Воспользовавшись тем, что в приемной нет посетителей, Агата с Гектором проходят в кабинет. Сонора улыбается, увидев их золотистые обереги:

– Вам так весело! Не поделитесь секретом счастья?

– У нашей девочки важные новости, – говорит Гектор с хитрой улыбкой и усаживается в свое любимое кресло в углу кабинета.

– Да ну? Какие?

– Можете меня поздравить, – радостно объявляет Агата. – Мне удалось выйти из тела в виде своего агрида.

– Когда?

– Полчаса назад.

– Ну-ка, ну-ка, – Гектор подается вперед.

Агата шаг за шагом рассказывает обо всем, что случилось утром.

– Что происходит с моим телом и мозгом, когда я становлюсь своим агридом? – спрашивает девушка, поочередно глядя на Сонору и Гектора. – Я почувствовала себя вне тела, но почти не контролировала этот процесс. Все получилось случайно, когда мне, то есть агриду, захотелось совершить укус. Видимо, это действительно единственный ключ к тому, чтобы достучаться до него.

– Сейчас агрид молчит? Ничего больше не нашептывает?

– Нет.

– Разобраться бывает трудно. Вскоре ты не сможешь отличить своих желаний от нашептываний агрида… – Сонора снимает очки и внимательно смотрит на Агату. – Тебе хотелось укусить свою жертву?

– Не то слово! Это был зверский голод! Я просто с ума сошла.

– Ты не могла остановиться?

– Не знаю… Сложно сказать… Связь оборвалась. Он дотронулся до моей руки, и мое сознание вернулось в тело. А после я только и думала, не заметил ли он, что я была в отключке? Ведь мое сознание покинуло тело. Должно быть, я стояла, как истукан с остекленевшим взглядом.

– Лишь часть сознания покидает твое тело, другая часть – остается в нем. Жертва, не видящая в астральном диапазоне, не заметит разницы.

– Значит, моя жертва продолжала беседовать со мной, с моим телом, оставшимся без присмотра, как ни в чем не бывало?

Сонора кивает:

– Долго ты была агридом?

– Минуты три.

– Укушенный о чем-нибудь спрашивал тебя после?

– Сказал, что у меня руки холодные, но больше кажется ничему не удивился.

– Когда ты покидаешь свое тело, становясь агридом, то переносишь воспринимающее сознание из физического мира в астральный диапазон. Но человеческий разум не выключается, так как работа мозга не может прекратиться лишь из-за того, что агрид больше не находится в теле. Тело начинает функционировать в автономном режиме, действовать, думать, говорить как-бы вполголоса. Когда воспринимающее сознание возвращается, то вспоминает все, что происходило с телом, пока оно отсутствовало. Это похоже на то, как если бы ты оставила включенный автоответчик, а тебя не было дома. Если ты оставишь тело на всю ночь, оно проснется, когда уровень дофамина придет в норму, даже если воспринимающее сознание в него не вернется. Говоришь, тебя не было в теле три минуты?