Текст книги "В погоне за солнцем"

Глава 31

– Ты не задумывалась, почему я никогда не учил тебя обороняться с помощью красного оберега? – спрашивает Гектор, поглаживая белокурые волосы девушки. – Любой цвет хорош для защиты от врага: фиолетовый – цвет гнева, зеленый – цвет спокойствия, даже белый – фантазийный цвет, но только не красный. Только не любовь. Потому что этот цвет, как и сама любовь, крайне хрупок и обречен на угасание. Огонь, солнце, золото, страсть – все это лишь выглядит мощным, но является ли таковым?

Кажется Агата никогда так не была рада появлению Гектора, как сегодня. Лежа на диване в своей студии, обливаясь слезами, она слушает мягкий, успокаивающий, убаюкивающий голос так же, как слушала много лет назад в квартире Соноры, и так же, как тогда, Гектор ласково гладит ее по плечу.

– Успокойся, малышка, успокойся. Ты потерпела неудачу, но это еще не конец. Рано сдаваться.

– Как же мне стыдно, как больно… Ненавижу себя за то, что я такая… Что мне делать, Гектор? Что?! – всхлипывает Агата и приподнимается на локте. – Я безумно люблю своего мужа, настолько безумно, что моя любовь убивает его!

– Агрид Димы тоже кусает тебя? – спокойно спрашивает Гектор.

Агата утвердительно кивает.

– Ты обороняешься?

– По-разному. Иногда Димка способен настолько вывести меня из себя, что мой оберег невольно крепчает, и Димкин гнев отскакивает, как от зеркала. А порой мой оберег становится слабее Димкиного гнева, и тогда страдаю я. Мы съедаем друг друга. Все происходит так, как и предсказывала Сонора.

Гектор вздыхает. В его серых глазах то же всеведение, что и в глазах Соноры. Им не нужно ничего объяснять. Они уже сталкивались с подобным.

– Димка ни в чем не виноват, – поспешно оправдывает его Агата, вытирая слезы, бегущие по щекам. – Он понятия не имеет о том, что происходит. Догадывается, но я ничего не могу ему объяснить. Поэтому он раздражается еще больше.

– Тебе не приходила в голову мысль, рассказать ему правду?

– Правду? Но как? Если Димка узнает об астральном диапазоне, думаешь, у него останутся сомнения в том, что я виновна в смерти его семьи? Разве он сможет мне такое простить?

– Ты могла бы сказать ему, что это была случайность. Отчасти это правда.

Агата делает ироническую гримасу:

– Можешь мне поверить, Гектор, если я расскажу Димке об астральном диапазоне, он сочтет, что я убила его родных хладнокровно и злоумышленно. Я не могу посвятить его в тайну. Теперь уже не могу.

Гектор опускает голову:

– Что ты сама думаешь обо всем?

– Димка не поднимется на ноги и не выздоровеет, пока я буду рядом с ним…

– Ну, и?

– Но я не смогу без него, как вы все не поймете!

– Ты жила без него столько лет.

– Не сравнивай. Одно дело, когда я мечтала о нем, любила на расстоянии, фантазировала, но не осязала, и совсем другое – то, что между нами сейчас. У нас семья, общий дом, совместная жизнь. Кажется, я приклеена к нему кожей. Жить без него? Немыслимо! Да. Нам нельзя быть вместе, но я и думать об этом не хочу! Лучше умру…

– Сделай выбор, Агата. Прими решение. Так ты себя совершенно измучаешь, – серьезно говорит Гектор и сверлит ее глазами. – Вы оба: ты и Дима обладаете белой энергией. Неуемная человеческая фантазия, способная воплотить любые мечты. Дима мечтал о сказочной неземной девушке, прекрасной телом и душой, ты мечтала о мужчине, который будет безгранично любить тебя и полностью будет принадлежать тебе. Оба ваших желания исполнились. Вы есть друг у друга. Если подумать, чего же вам еще?

– Вот и я о том же! Что же мы за неблагодарные существа такие, если нам всегда мало исполнившейся мечты? Нам с Димой никто больше не мешает, не стоит на нашем пути, а мы по-прежнему несчастливы. Мешал ли нам вообще кто-нибудь, когда-нибудь? Может, и нет у меня врагов, страшнее чем я сама?.. – словно не желая развивать эту тему, Агата замолкает, опустив глаза. – Знаешь, хорошо, что ты пришел именно сегодня, – продолжает она, поднимаясь. Подходит к зеркалу и приводит себя в порядок, вытирая салфеткой потекшую тушь. – Я сама собиралась встретиться с тобой. Вчера случилось кое-что неприятное.

– Более неприятное, чем то, что ты уже рассказала?

– В последнее время я лишалась большого количества счастливой энергии, к тому же давно никого не кусала. И вчера вечером… я вышла прогуляться. Ко мне привязались двое парней. Я просто оборонялась, хотела убежать, но… В какой-то момент потеряла контроль и зашла слишком далеко.

– Что ты сделала?

– Агрид убил их…

Гектор меняется в лице:

– То есть ты убила.

– Да в чем же я виновата, Гектор?! В том, что сумела постоять за себя? В том, что не позволила двум пьяным отморозкам себя изнасиловать?

– Тебя кто-нибудь видел?

– Не знаю…

– Да это и неважно. Об этом убийстве все равно станет известно Вершителю.

– Почему?

– Потому что убийство совершено необычным способом. Так может убить только ясновидец или черный агрид. Все полицейские службы находятся под контролем Вершителя. Можешь не сомневаться – это убийство привлечет внимание его ищеек, и они немедля все ему доложат. Теперь это вопрос времени, когда Крио Гун или кто-либо из его клана явится сюда.

– Я не понимаю…

– Что тут непонятного? Подобное убийство выдает ясновидца, который владеет Методом и живет поблизости. Убийство произошло напротив твоего дома. Твой дом первый в списке с которого агриды Крио Гуна начнут поиски убийцы. Это ставит под удар всех нас, – рассуждает Гектор. – Нельзя рисковать.

– Что будем делать?

– Уходить отсюда, вот что. Нам не впервые убегать…

Глава 32

Вернувшись домой, Агата быстро направляется в свою комнату и начинает собирать чемодан. Входит Катя:

– Вам помочь, Агата Михайловна?

– Нет… Да… – Агата хватает ее за запястье. – Подождите, Катя. Присядьте, пожалуйста. Мне нужно с вами поговорить.

– О чем? – не без удивления спрашивает девушка, присаживаясь на краешек кровати.

– Я уезжаю надолго и не знаю, сколько буду отсутствовать. У меня к вам просьба… Пожалуйста, будьте рядом с Дмитрием Сергеевичем. Окажите ему самое пристальное внимание. Я, разумеется, буду платить вам сверхурочно.

– Я не понимаю, разве вы мной недовольны? – недоумевает Катя. – Вы ведь знаете, я с Дмитрия Сергеевича глаз не спускаю.

Как же Агате хочется отпустить своего агрида, чтобы тот набросился на девушку и порвал в клочья… Как кипит ненавистью и ревностью каждая клетка: «До чего ж ненавижу… Будь ты проклята со своей молодостью, со всем тем, что тебе только предстоит!..» В последний момент Агата удерживает своего агрида от нападения. Она знает, что энергия Кати (вся до капли) нужна Диме. Эта энергия будет лечить его.

– Не обижайтесь, Катя. Конечно, я знаю, что вы как никто другой заботитесь о Диме. Но дело в том, что он человек довольно сдержанный, даже скрытный и не очень-то откровенен по поводу своего самочувствия. Какое-то время я буду далеко, и мне хотелось бы знать о нем все. Сам Дима мне не расскажет, умолчит из гордости, понимаете?

– Вы хотите, чтобы я держала вас в курсе тайком от него?

– Да. Вы правильно поняли. Теперь, когда меня не будет рядом, думаю, он быстро пойдет на поправку.

– Не уверена, – невесело усмехается Катя.

– Это почему же?

– Он так вас любит, Агата Михайловна, – в голосе Кати гораздо больше интонаций, чем того требует фраза; ее оберег становится бледно-голубым. – Не представляю, как он переживет разлуку с вами.

Агата знает, что это правда. Дима любит ее так же глубоко и неискоренимо, как она его – достаточно одного взгляда на их красные обереги. Но, к сожалению, думает Агата, это ничего не решает.

– Катенька, давайте договоримся так, – c трудом выговаривает Агата. – Я буду звонить вам, ну, скажем, раза три-четыре в неделю, чтобы узнать о здоровье Дмитрия Сергеевича и его делах. Вы не против?

– Конечно, нет.

– Вы о нем позаботитесь?

– Даю вам слово.

Агата облегченно выдыхает, с трудом скрывая беспокойство в глазах. В этот момент в комнате появляется сам Дима, и Агата мгновенно отворачивается. Еще несколько минут она как ни в чем не бывало говорит с Катей о домашних делах и хозяйстве, ощущая, как под пристальным взглядом мужа у нее седеют волосы.

– Я все поняла, Агата Михайловна, – подытоживает Катя перед тем, как оставить супругов наедине. – Если что, я буду на кухне…

Агата возвращается к чемодану, делая сосредоточенное лицо и продолжает собираться в дорогу.

– Мне предложили организовать выставку в Италии, – объявляет она Диме, словно отвечая на незаданный вопрос. – Я подписала соглашение о сотрудничестве и лечу в Комо. Полотна уже выслали, а каталог моих работ будет готов к субботе, когда откроется выставка.

Агата произносит это не своим голосом, как во сне, все еще не позволяя себе верить в то, что в действительности уезжает. Ее не покидает мысль о том, что когда все это кончится, а кончится обязательно, когда закончится эта мучительная операция, протекающая без наркоза, рвущая ей сердце, Дима будет, наконец, в безопасности. И это – самое главное.

– Надолго ты уезжаешь? – наконец, подает голос Дима.

Агата не представляет, что ему ответить:

– Да нет. Выставка продлится всего две недели, но все это время я должна находиться там.

Агате вспоминается, как Дима, однажды, тоже оставил ее на пару недель, которые растянулись на вечность.

– Тебе угрожает опасность? – неожиданно спрашивает Дима.

– С чего вдруг?

– Потому что ты не уезжаешь, а бежишь. Ты никогда в жизни не брала с собой столько вещей.

– Не говори глупостей и дай мне нормально собраться. Все. Не мешай.

– Я знаю в последнее время у нас не все гладко…

– Не все гладко… – с горькой насмешкой повторяет Агата.

– Можно я договорю? Ну вот, опять… – Дима раздраженно опускает голову. – Всякий раз, когда мне хочется сказать тебе что-нибудь приятное, ты вынуждаешь меня на грубость. Нарочно провоцируешь!

– Я провоцирую. Чудесно… Теперь я уеду, и все будет в порядке. Никто не будет тебя вынуждать и провоцировать!

– Я хочу помочь тебе. Поговори со мной…

Дима замолкает, Агата обращает к нему лицо, видит, что он бледный как полотно. Не сразу до нее доходит, что он смотрит вовсе не на нее. Дима смотрит так, как это делают Сонора, Гектор, Вира – поверх головы собеседника, так, чтобы рассмотреть оберег.

– Я вижу голубое мерцание вокруг тебя, – помертвевшими губами шепчет Дима.

Агата судорожно сглатывает:

– Что?

– Я вижу голубое мерцание вокруг тебя, – увереннее повторяет Дима и спрашивает: – Что все это значит, Агатка? Что это такое?!!!

– Голубой цвет означает то, что мне больно, невыносимо тяжело, – с трудом выговаривает Агата, но ей тут же становится легче дышать. Словно вместе с произнесенными словами, она сорвала с шеи удушающую петлю многолетней лжи.

– Тебе больно? – с дрожью в голосе переспрашивает Дима. – Почему тебе больно?

– Потому что я не хочу расставаться с тобой, но и остаться с тобой не могу. Нам нельзя быть вместе. Мы съедаем друг друга заживо! Я долго сопротивлялась и не слушала предостережений, но больше откладывать нельзя – ты из-за меня болеешь. Кроме того, скоро здесь будет полно инопланетных тварей, желающих забрать мою энергию. И чтобы они, не приведи Господи, не тронули еще и тебя, я должна уйти. Я не вижу другого способа уберечь тебя…

Агата делает несколько шагов, опускается на колени возле инвалидного кресла и кидается мужу в объятья. Тот крепко сжимает ее в руках. Задыхаясь в рыданиях, Агата начинает рассказывать ему обо всем, с самого начала, облегчает душу наперекор привычному благоразумию. Какое блаженство, наконец, не скрывать того, что чувствуешь. Говорить то, что в действительности думаешь! Быть собой!

На секунду Агате мерещится, что все именно так и происходит, но на самом деле она по-прежнему стоит поодаль Димы, продолжая аккуратно упаковывать вещи в чемодан.

– Какое еще голубое мерцание? – недовольно сдвинув брови, переспрашивает Агата. – Ты здоров, Дим?

– Не знаю как описать… – глядя в одну точку, дрожащим голосом продолжает Дима. Агата видит, как на его глазах выступают слезы. – Я вижу вокруг тебя полупрозрачную мерцающую пленку, голубоватую сверху… Четко ее вижу. Это твой секрет? В чем его смысл? Объясни. Объясни же мне!!! – орет Дима. Он смотрит на жену с такой мольбой, что Агата мгновенно ослабевает, ей кажется, что она не выдержит этой душевной пытки, свалится в обморок или сойдет с ума!

– Знаешь, Дим, я уже давно хотела тебе признаться… – начинает Агата стальным голосом, – что понятия не имею, о чем ты постоянно толкуешь. То ты обвиняешь меня в каких-то потусторонних процессах, то называешь нимфой, то девушкой из другого мира. Ну, пошутили и хватит! Шутка хороша один раз. Сколько можно? Я ни разу не противоречила тебе, если слышала эту ерунду: ночные полеты, наведение проклятия на твою семью, якобы я имею отношение к аварии или смерти парней на нашей детской площадке… Надоело! Я терпеливо слушала все это и не называла бредом только из уважения к тебе, но на самом деле… На самом деле мне кажется, что это проявление болезненной психики. Тебе к врачу надо, Дим. Проконсультироваться у специалиста. Например, у Павла Александровича. Помнишь, ты был у него? И лучше сделай это побыстрее, не дожидаясь моего возвращения.

Дима почти не понимает ее слов, он слишком ошеломлен тем, что видит. Агате же кажется, что она только что своими грубыми, циничными руками убила ВСЕ: и Димку, и себя, и все о чем они вместе мечтали. Агате кажется, что сейчас она вовсе не говорила, а безжалостно стреляла из какого-то адского оружия, стреляла по всему светлому, чистому, доброму что еще оставалось в ее жизни. Но больше не осталось ничего. «Все. Это был контрольный. Теперь Он ко мне и близко не подойдет…» Лишь сейчас Агата замечает, что вместе с произнесенными словами, ее агрид все это время наносил по оберегу Димы сокрушительные удары, один за другим, снова и снова. «Нужно, чтобы Димка ушел отсюда!» – Агата в панике делает над собой титаническое усилие и продолжает прежним железным голосом:

– Прости, Дим, у меня мало времени, страшно боюсь что-нибудь забыть. А ты меня отвлекаешь. Ты не мог бы выйти ненадолго? – одновременно и без остановки Агата твердит себе: «Я не разревусь, не разревусь, не разревусь…»

– Все ясно, – машинально откликается Дима, – я не буду тебе мешать. – Он разворачивает коляску и покидает комнату. Агата боится взглянуть ему вслед, заставляет себя прекратить думать, чувствовать. Действует на автомате. Когда же, упаковавшись, она выходит в холл, надеясь просто незаметно уйти, сбежать из дома, у дверей снова сталкивается с Димой. Ноги Агаты подкашиваются.

– Я хочу поехать с тобой в аэропорт, – заявляет Дима, преграждая ей путь.

– Не стоит, – Агата проходит мимо, пряча глаза, притворяясь, что ей все равно. – К тому же сейчас придет твой врач.

– Хватит, Агата, я все равно не отпущу тебя!

Агата оглядывается, не в силах больше прятать свое горе. Дима видит ее несчастное, нерешительное лицо с дрожащими губами.

– Агатка, не уезжай. Я не смогу жить без тебя, малыш… Не делай этого.

– Так нужно… – она плачет, нет больше смысла притворяться. – Все будет хорошо, Димка.

На ощупь Агата пытается повернуть торчащий в двери ключ, совершает неловкое движение, и ключ со звоном падает. Агата поднимает его. Дима приближается, вырывает ключ из ее рук. Смотрит на нее во все глаза, тоже плача, медлит и сам открывает замок.

Раздается щелчок, Дима толкает дверь:

– Лети… Клетка открыта.

– Пока… – Агата быстро целует мужа в щеку, и, давясь слезами, просто выпархивает из квартиры.

Уже на улице, садясь в машину, Агата боится даже краем глаза взглянуть на свои окна. «Я тяну из него жизненные силы… Это я не даю ему поправиться… Без меня ему будет хорошо…» Захлопнув дверцу, Агата велит водителю ехать в аэропорт и, откинув голову на спинку сиденья, наконец-то, ревет без удержу.

Глава 33

Пройдя таможенный контроль и регистрацию, Гектор и Агата ожидают посадки в самолет в зале для пассажиров вылетающих первым и бизнес классом.

– Что ты намерена делать? – спрашивает Гектор. Агата рассеянно отводит взгляд от телевизора. Спроси ее, на что она так внимательно смотрела – она бы не ответила. Она находится в прострации:

– Что ты сказал?

– Я спросил, что ты собираешься делать в Италии?

– Буду заниматься тем, для чего родилась, – хмуро отвечает девушка, – писать картины. Италия – самое подходящее для этого место, не находишь?

– Я думаю, любое место является подходящим, если у человека спокойно на душе и нет разногласий с собой. От себя не убежишь…

– Как там Вира, успокоилась? Или по-прежнему винит меня в том, что всем приходится бежать?

– Она винит тебя лишь в том, что ты бросаешь нас, когда мы так в тебе нуждаемся.

– Но ты же понимаешь, почему я вынуждена так поступить, правда?

Гектор не успевает ответить. К ним подходят Сонора и Вира. Последняя с недовольным обиженным видом садится подальше от своих спутников и начинает щелкать кнопочками смартфона. Сонора присаживается на диван рядом с Агатой:

– Наш рейс через полчаса, – сообщает она, поглаживая посадочный талон.

– Только не говори мне куда вы летите, – просит Агата. – Не хочу этого знать.

– Это идиотизм, – не отрываясь от смартфона, бросает Вира. – Мало ли что может случиться? Понадобится помощь, а ты не будешь знать, где нас искать…

– Ну, вы же знаете, где искать меня, – замечает Агата. – К тому же так безопаснее. Если вдруг, каким-то образом, Крио Гун обнаружит мою белую энергию, поймет, что я владею Методом, то даже под пытками я не расскажу ему о вашем местоположении – ведь я и вправду не буду о нем знать.

Агата заставляет себя улыбнуться и, вздохнув, опускает ресницы.

– Ты точно решила, что не полетишь с нами? – с затаенной надеждой спрашивает Сонора.

– Вы советовали сделать выбор, я его сделала и не изменю своего решения.

– Ну, что ж. Надеюсь, ты хорошо подумала. А как Дима? Тебе удалось убедить его в том, что увиденное – плод его фантазии?

– Надеюсь. Я велела Кате увезти его в загородный дом на все лето, чтобы он был подальше от ищеек Вершителя, когда те прибудут разыскивать убийцу. И вот еще что. Теперь, когда меня не будет рядом с Димкой, он быстро пойдет на поправку. Я прошу вас, не трогайте его. Не будите его разум. Он не хочет этого и никогда не хотел. А я не желаю ему жизни, в которой придется скрываться, мучиться, бороться, а главное знать, что привычный мир доживает последние дни. Пусть живет спокойно и счастливо. Он заслужил это.

– Два ясновидца с белой энергией, способные одолеть Крио Гуна, и оба отказываются бороться, – говорит Сонора, обращаясь не столько к Агате, сколько к самой себе.

– Что будешь делать ты? – спрашивает Агата, и Сонора разводит руками в знак того, что это очевидно:

– Пытаться освободить людей от агридов и от того кошмара, в котором они живут. Только после того как сделаю все что в моих силах, я смогу спать спокойно.

– Прости меня, – чуть слышно говорит Агата. – Прости, что так разочаровала тебя.

Вира сразу же презрительно хмыкает. Сонора никак не реагирует, затем тяжело вздыхает, словно смиряется с тем, что переубеждать бесполезно:

– Я не одобряю твой выбор, Агата, – говорит она, глядя девушке в глаза, – но принимаю его.

– Спасибо.

В зале объявляют посадку.

– Мой рейс, – Агата поднимается. – Мне пора.

Гектор и Сонора тоже поднимаются. Агата со слезами на глазах по очереди обнимает их, целует в щеки. Затем останавливается напротив Виры, протягивая ей руку. Вира демонстративно не пожимает ее:

– Счастливого пути…

– Ну ладно, – говорит Агата. – Прощайте… И спасибо вам за все. Я никогда вас не забуду.

– Агата! – окликает Сонора, – мы еще встретимся.

– Может быть…

Часть 3

Глава 1

Самолет взмывает в небо. С высоты десяти тысяч метров даже беды, оставленные внизу, кажутся Агате мелкими и незначительными. Она ощущает себя вырванной с корнем из земли, несущейся навстречу неизвестности, а от смешанного чувства облегчения и сожаления ей дышится гораздо легче. Агата отворачивается от иллюминатора, где слабым отблеском мерцает все то, что в сознании теперь умещается в одном крошечном слове «прошлое» и встречается взглядом с девочкой, сидящей в параллельном ряду. Малышка держит на руках забавного плюшевого медведя и безо всякого повода улыбается Агате:

– Привет! – бойко говорит девочка и машет рукой. В ее поведении есть нечто развязное, не имеющее ничего общего с детской беспечностью. «Чувство вседозволенности, впитанное с молоком матери», – укоризненно думает Агата и видит вокруг малышки фиолетовое, агрессивное свечение. «Совсем дитя, а уже склонна к вампиризму…» – Агата читает Защитную Мантру, чтобы усилить очертания своего оберега, и одновременно в ее мыслях проносится вся будущая жизнь маленькой пассажирки бизнес-класса: безоблачная, сытая, благополучная… «Престижный университет, путешествия, тусовки, новая машина в подарок от отца на день рождения, замужество с человеком твоего круга, у которого будет такой же сильный фиолетовый оберег. Что с такой как ты может случиться плохого? Хотя… кто эта пожилая женщина рядом с тобой? Судя по обращению, она тебе ни бабушка, ни родственница ни, тем более, мама. Скорее всего гувернантка. Ты путешествуешь со своей гувернанткой?! Не потому ли, что собственной матери совершенно некогда заниматься тобой? Наверняка твои родители в разводе – мать занята своей личной жизнью, а отец женат в четвертый раз на молоденькой фифочке, которая тебя не выносит…»

– Занимаешься самоутешением? – агрид шевельнулся в глубине сознания Агаты, и ее сердце забилось чаще. За столько лет можно было бы привыкнуть к звуку его голоса – подумаешь, радио, которое периодически включается в голове, но все же всякий раз, когда агрид начинает говорить с ней, Агате становится не по себе.

– Давай, еще пожалей ее, бедняжку! – язвит агрид. – Бедненькая. Родители в разводе, несчастный ребенок совершенно заброшен… Тебе отлично известно, что эта принцесса не нуждается в сочувствии, у нее есть все, и она живет жизнью о которой ты, в ее возрасте, могла только мечтать!

«М-да, – горько усмехается Агата, успевшая изучить приемчики своего агрида достаточно, чтобы понимать, когда он пытается спровоцировать ее агрессию. – Могла лишь мечтать…»

Но откуда инопланетному сознанию знать, о чем она мечтала и продолжает мечтать? О том что ей нужно, чего она хочет по-настоящему? Она вовсе не уверена в том, что блага, которыми одарена ее маленькая соседка-пассажирка, имеют какое-либо отношение к счастью. Агате известно лишь, что у счастья золотистый цвет, но оно – нечто гораздо большее, чем исполнение желаний. Всю жизнь Агата гонится за счастьем, мечтает о нем, но ее мечты настолько беспредметны и расплывчаты, что всякий раз, вместо ожидаемого счастья, она получает что-то вроде ножа в спину в виде очередного разочарования. Будучи ребенком она верила, что достойна самого лучшего, достойна сказки. Верила, что вот-вот придет пора, и все мечты сбудутся. Жизнь казалась этакой доброй волшебницей, крестной феей, которая ласково и загадочно-притягательно смотрела в лицо: «Агата, все еще будет!» – мелодично напевала фея и сулила девочке счастье. Но затем что-то изменилось. Словно появились помехи в радио-эфире, появился какой-то шорох, посторонний шум, который постоянно отвлекал от красивой мелодии, и Агата не могла больше радоваться жизни, хотя в детстве это было возможно. И вот посторонний шум перерос в стабильный стационарный гул. Теперь не осталось никакой музыки, никакой надежды. Агата словно прозрела, увидев, что ее жизнь вовсе не фея, а злая, уставившаяся с оскалом, ведьма. Вначале показалось, что ведьма смотрит с сочувствием. Но нет. Это только показалось. Лютый, свирепый оскал. Только в сказках к неудачникам в момент наивысшего отчаяния неожиданно приходит удача и счастье. В жизни все иначе, и финал у неудачника один – к нему приходит смерть: медленная, мучительная, разрушительная, а порой внезапная, ошеломляющая своей несправедливостью. Агата в ужасе пытается спрятаться за чужое плечо, бормочет: «Не верю, что ты пришла за мной… Не может все так закончится. Я должна жить! Я рождена для счастья! Пусть другие умирают, только не я!!!» – она видит себя окруженной собственными отражениями – трехлетняя, шести, двенадцати, восемнадцати, двадцатипятилетняя Агата; всем этим копиям жизнь сулит счастье, но только не нынешней Агате к которой обращен ее омерзительный, зловещий оскал. Жуткое. Черное. Смертоносное. Оно кидается прямо в лицо…

– С вами все в порядке? – голос стюардессы вырывает Агату из сна. По глазам девушки Агата понимает, что вид у нее совершенно ошарашенный:

– Да… – она приподнимается в кресле, – все хорошо. Вы не принесете мне стакан воды?

– Конечно. Минутку.

Агата приводит дыхание в норму, снова смотрит на соседнее сиденье – никакой девочки там больше нет. На ее месте сидит большеглазая миловидная брюнетка, которая быстро отводит от Агаты взгляд, полный с трудом скрываемого любопытства.

«Мы знакомы?» – едва не срывается с языка Агаты, роющейся в памяти, пытающейся понять, откуда она знает эту особу. Агата определенно ее знает. Но девушка вдруг обращается первой:

– Прошу прощения, – говорит она на ломаном английском. – С моей стороны было невежливо вас разглядывать, но дело в том, что я просто хотела проверить себя. Еще до того, как вы заговорили, я поняла, что услышу русскую речь.

– Неужели?

– И неважно, что мы летим из Москвы. Русских я определяю безошибочно. Будь то рейс из любого города Европы, Америки или Азии… Русские всегда выделяются.

– Вы очень наблюдательны.

Брюнетка слащаво улыбается, и тут Агата, наконец, узнает ее: «Ну, конечно!» Она лишь гадает – узнана ли сама?

– Есть нечто особенное в славянских девушках, – продолжает брюнетка, явно имея желание разговориться.

– Думаете? Что же?

– Загадочность, должно быть. Утонченность, особая грация.

– Разве эти качества присущи только русским?

– Но у русских они проявляются особенно ярко, даже в едва уловимых жестах. Например, вы сейчас дремали, а рука у вас лежала вот так, – девушка демонстрирует позу, томно прикрыв глаза. – Такая хрупкая, изысканная. Как балерина. Раненная птица! – Она дивно смеется. – Perdonami, мы – итальянцы весьма непосредственны в высказываниях. К тому же не можем молчать дольше пяти секунд, и если нам попадается молчаливый собеседник – во что бы то ни стало пытаемся его разговорить. Знаете выражение: «Итальянцы – это веселые русские, а русские – это грустные итальянцы»?

– Неплохо сказано, – Агата и девушка одновременно улыбаются.

– Лия Гатто.

– Очень приятно. Агата Аверина.

В ответ Лия округляет свои и без того большие глаза:

– И я еще толкую о своей проницательности и наблюдательности? А сама, тем временем, смотрю и не вижу! Как я могла не узнать вас, Агата?!

– В этом нет ничего удивительного, ведь мы знакомы лишь по фото, Лия.

– Вы ошибаетесь, мы с вами встречались!

Агата изгибает бровь:

– Что-то не припоминаю…

– В Берлине. На выставке абстракционистов, помните? Прошлой осенью.

– Возможно. Там была такая суматоха… – Агата могла бы поклясться, что никогда не разговаривала с Лией лично. Она лишь помнит, что недавно получила от нее электронное письмо, в связи с которым «пробежалась» по биографии девушки в интернете. Но итальянка продолжает настаивать, что они встречались вживую:

– Именно тогда в Берлине я и обратила на вас внимание! Тогда же у меня и появилась идея насчет вашего совместного проекта с Серджио. Я писала вам о нем, но вы отказались. Жаль. Дело того стоит.

– Стоит? Разве приглашение еще в силе?

Лицо Лии вспыхивает тысячами эмоций:

– Конечно! Скажите, что заставило бы вас передумать?

До того как Агата успевает ответить, Лия хитро сощуривается:

– Кажется, я знаю как вас уговорить. Вы отказали мне заочно, в письменной форме… Посмотрим, хватит ли у вас духу отказать сейчас, глядя в эти обворожительные глаза.

– Глаза у вас и вправду обворожительные, но для меня не имеет значения – общаемся мы с вами лично или посредством интернета, – Агата вежливо улыбается. – Дело в том, что…

Лия отклоняется назад, и улыбка Агаты опадает. Справа от Лии сидит совсем молодой красавчик с латиноамериканской внешностью – с трудом верится, что все это время такой мужчина мог оставаться незамеченным, словно был в тени. Красавчик снимает очки для чтения, и Агата видит его пронзительные черные глаза.

«До чего же он похож на…»

– Знакомьтесь, это мой муж, – Лия представляет молодого человека с особенной гордостью. В знак приветствия тот кивает головой:

– Серджио Верон.

– Я знаю… – Агата хлопает ресницами. – То есть… Рада с вами познакомиться, Серджио. Я ваша поклонница.

– Благодарю. Я тоже знаю ваши работы.

Высокомерная речь Серджио вовсе не отталкивает Агату, скорее наоборот. «С ума можно сойти, – поражается Агата. – Обалдеть! Он же вылитый Димка! Даже разговаривает так же!»

Агату изумляет не столько внешнее сходство (хотя и чисто физиологически Серджио и Дима похожи как две капли воды), сколько внутреннее: тот же тембр голоса, жесты, как если бы эти двое были близнецами, выросшими на разных континентах.

– Вы уже бывали в Италии? – монотонно интересуется Серджио. Как и Лия, он обращается к Агате по-английски, но в отличии от жены, всем своим видом демонстрирует новой знакомой полнейшее безразличие. Эх! Агату не проведешь, она отлично видит по цвету оберега, что это безразличие показное. Кроме того, ловит себя на мысли, что уже давно ждала знакомства с этим человеком, заранее решив, что он – ее родственная душа, часто проигрывая в фантазиях вот этот самый разговор. И уверена, Серджио тоже не терпится о многом ее расспросить.

Серджио, немного растерявшись, повторяет вопрос:

– Я говорю, вы уже бывали..?

– Что? Да, конечно же, – Агата обретает дар речи. – Рим и Милан. Вот Комо увижу впервые.

Лия лукаво улыбается, наблюдая за их неуклюжим диалогом:

– Комо – наш родной город, – говорит она и просит стюардессу принести шампанского. – Мы с Серджио оба родились в Комо, а познакомились в Нью-Йорке. Удивительно, правда? Можно родиться в Италии, учиться в Англии, а влюбиться в Америке, – девушка вздыхает, будто за ее плечами огромный жизненный опыт. – Где мы только не жили, да, милый? В Ницце, Мадриде, последнюю пару лет в Лондоне. Меньше всего внимания уделили своей родине, но теперь намерены это исправить.

– В субботу в картинной галерее Виллы Ольмо открывается моя выставка, – сообщает Агата, глядя на Серджио.

– Ух ты! – восклицает Лия. – Как же я пропустила такое событие?

– Все решилось буквально на днях. Будут представлены самые известные мои работы.

– И «Лунная сакура»? – с сонной невозмутимостью уточняет Серджио, на что Агата довольно улыбается:

– Это новая экспозиция, потому я польщена, что вам известно название картины.