Текст книги "Круги от камушка"

Когда Санечка спрятала лохматую башку под юбку Нелечки и принялась там хлюпать и чавкать, у Тика случился, как стали говорить через несколько лет, «разрыв шаблона». То есть, попросту, шарики за ролики заехали.

Предполагать, что весь этот спектакль для него – глупо как-то: девчонки явно не в первый раз этим занимаются, и кайфуют безмерно. То есть это они решили поиграть, да? А можно ли к ним присоединиться? А то фигня какая-то: они балдеют, а он сидит смотрит. Причем не абы куда смотрит, а в аккурат на оттопыренный задок Санюшки под тоненьким, серым в крупную клетку, подолом. А подол колышется в такт движениям Санюшкиной головы, то плотно облегая свое роскошное содержимое, то чуть взлетая над ним. И Тиковы джинсы в такт этим движениям делают «хрусть-хрусть»: того и гляди, молнию разнесет.

Не было бы рядом Нельки – ни секунды бы не стал ждать. Неприлично в гостях отказываться от угощения. Где-то на Востоке, говорят, у кочевых племен был обычай – предлагать гостю дочерей хозяина на ночь («…хрусть-хрусть…»), и попробуй откажись – зарежут!

«…Блин. Проверка или нет?»

«…Хоть бы знак какой подала! А то сидит с закрытыми глазами и подвывает. Поди пойми.»

«…Или забить на все, и…»

«…Хы! А вот обломайтесь!» – Тик вдруг ощутил странную веселую легкость. Даже засмеялся негромко, от новизны и приятности ощущения. Заполз с ногами в качалку, устроился поудобнее – и принялся наслаждаться зрелищем.

***

– Костик, а чего ты? – игриво поинтересовалась Санечка, жадно прихлебывая чай. – Мы из-за тебя все затеяли, вообще-то. Я зачем тебе задом крутила?

– Ну так а сказать трудно было? – Тик тоже отхлебнул, с нарочито равнодушным видом.

Девчонка чуть не выронила кружку:

– Ах, тебе еще и персональное приглашение надо? Ну ты наглец!

Но он только отмахнулся:

– Сань, я уже ученый. Пока мне Лис не разрешила – словами, внятно! – я пальцем не пошевелю, понимаешь? (Сашка хихикнула). И не пальцем тоже, неча ржать. Ты офигенная, Сань, я тебя очень хочу, но рисковать Лиской – не, даже из-за тебя не буду. Уж извини.

– Вот так-то, Саш. – Нелька вошла в комнату, поправляя юбку. Тоже присела к столу, потрогала чайник. – Чувствуешь, как я его построила? Завидуй. …Тик, да я пошутила! Ты вообще молодец, я не ожидала даже. Думала – ты из штанов выпрыгнешь через минуту, а ты нам такой нос показал…

– Да едва не выпрыгнул, – проворчал польщенный Костик. – Просто хотелось вас обломать, а то уж больно самоуверенные. Типа, стоит жо… задом покрутить – и я тут же… из штанов. А вот фиг вам!

Сашка с притворным возмущением стукнула кружкой по столу:

– Мы его, можно сказать, на помойке подобрали – а он нам фигвамы рисует! Нель, ты смотри, он тебя сам скоро строить начнет. Не успеешь моргнуть.

– А и ладно, – беспечно отозвалась та, размешивая сахар в кофе. – Я без мужского присмотра тоже… распустилась, как не знаю кто. Пусть построит слегка.

– Ой, ой, прямо – «распустилась»! Домохозяйкой не терпится, да? В домострой?

Нелька засмеялась неожиданно легко:

– А вот не поверишь: не терпится! Правда!

И продолжила серьезно:

– Правда, Сашка, знаешь, как уже хочется – дом, семью нормальную, ужин готовить на двоих… Да и детей, в конце концов. Тик, не делай такие глаза! Я ж не Катюха. Время есть, подождем годика два-три, подготовимся. А тебе не надоело гулять, Сань?

– Хмм. – Лохматая сделала задумчиво-хитрую рожицу. – Ну… посещают такие мысли. Я бы уже не отказалась от постоянного парня… вот от Костика, допустим… – она прыснула, глядя на плавные бордовые переливы на ушах пацана, и заключила со вздохом: – Но он занят, а другого пока нет. А если не перебирать, как найти?

Нелька расхохоталась:

– Аа, так это не блядство, а поиск идеала!

– Пошлячка ты! – огрызнулась беззлобно Санька. – Что, другие варианты есть?

– Нуу… может, подождать, он тебя сам найдет? – рискнул предположить Костик.

Санька скривила рот:

– Ага! На автобусной остановке! Подойдет и скажет: «Девуcка, у меня к вам пьедлозение интимного плана!» Не, Тик, только в фильмах так бывает. В жизни по-другому надо… – она вдруг оживилась. – Кстати, а вот что давно хотела спросить! А вы как… ну… сошлись? Костик мне тогда – так и не рассказал…

…И застыла в недоумении, узрев паническую растерянность на лицах Тика и Нельки. За суматохой последних месяцев они так и не удосужились придумать внятную легенду на этот счет: избранные знали правду, остальные довольствовались слухами. Вот и попались теперь.

– Тааак, ребятки… а ну выкладывайте! – глаза хозяйки плотоядно вспыхнули. – И без фантазий, а то я вам сейчас перекрестный допрос устрою!

Рыжая прерывисто вздохнула. Санька, конечно – сейф надежнейший; с другой стороны, пока не расскажешь – не отстанет… с третьей – любопытно, а как с Тикиной точки зрения это все выглядело…

– Кот, давай расскажем? Я Сашку знаю, она не разболтает…

Тик вдруг опустил глаза и сгорбился. Нелька, заметив, придвинулась и обняла его, притянув к себе:

– Котяра, ну что ты загрустил? Стыдно тебе, что ли? Брось. Я вот с удовольствием вспоминаю, – ее губы и вправду растянулись мечтательно. – Особенно как потом ко мне шли, и в каждый подъезд по пути заскакивали целоваться… помнишь?

Тик, вместо ответа, молча обхватил ее руками и зарылся пунцовой мордой в блузку на груди. Подруга потрепала его по лохмам:

– Так что, не будем рассказывать?

– Дувуй ты раввкавы, – неразборчиво прозвучало из складок блузки. – Явтевняювь.

– Хорошо, что ты тогда так не стеснялся! – она слегка подергала его за ухо. – Ну, если я чего-то навру – ты меня поправляй, ага?

– Уху.

– Ну, в общем, Сань, дело было так. Это вот стеснительное чудо в перьях меня доставало на уроках, весь десятый класс и пол-одиннадцатого. А еще раньше оно Катюху дразнило, а потом вообще ее поимело. Она, конечно, сама полезла, но я-то не знала… Короче, у нас были давние счеты. А тут зимой я на него чего-то круто наехала, на уроке, вообще без причины. Ну, и он задумал… страшную мстю…

– Прозаписьраскавы…

– А, точно! Молодец, напомнил! – Лиска поощрительно почесала чудо-в-перьях по затылку. – Их еще до этого с Катькой засняли какие-то недоросли, прямо в школе. Трахались они там, больше негде было. А Тик у них эту запись отобрал… кстати, котяра, ты им вернул телефон?

– Вернув. Давно уве.

– Вот. Короче, он меня решил шантажировать этой записью…

– Идиооот… – Санечка в ужасе схватилась рукой за щеку.

– Слышал, котяра? Между нами, девочками – я с ней согласна.

– Йа тове.

– Самокритичный ты наш. Ух! Ну вот, в общем. Он меня вечером в школе поймал и показал пару кадров. Я, понятно, в шоке, у меня вообще в таких ситуациях воля отказывает. Пошла с ним в туалет, он меня там раздел, облапал… а потом – понимаешь? – у него тоже случился шок! – Нелька легонько шлепнула пацана по темечку и засмеялась. – Что он до того видел? Ну, одноклассниц, Катьку, Ёжку, там… Кот, не прыгай, я про вас все знаю! Мы с Ёжкой дружим уже три года, дурик. Оо, вот это взгляд!! Да не бойся ты, ничего лишнего она не говорила. Давай, прячься обратно, я продолжу. Короче, Сань, он просто не знал, что со мной дальше делать. Не продумал заранее, понимаешь.

– Да он же сто процентов не верил, что получится! – захваченная рассказом Санька чуть ли не подпрыгивала на стуле.

– Я тоже так думаю. – Нелька подмигнула. – Ну, а тут уже я очухалась, и решила брать инициативу в свои нежные ручки…

– Которыми ты по шестой категории, как по асфальту…

– Именно-именно! Ты-то в курсе. А он-то – не знал! Короче, сначала я его прямо там же поимела, в туалете… потом домой утащила, там еще всю ночь… ммм… какая была ночь… А потом как-то поняла, что не хочу его отпускать. Что люблю его, давно уже. Дурак, скотина, бабник… а любимый. Котяра мой ушастый. Тика.

Дурак, скотина и бабник негромко захрюкал из своего гнезда. Нелька ласково погладила ему загривок:

– А потом уже столько всего было… не верится, что всего три месяца. Катька со своими глупостями, потом эта история с Ринатом, потом ты… мои глупости, тоже…

На некоторое время все замолчали. Ошалевшая Санька переваривала новости, Нелькина физиономия туманилась и прояснялась в такт проплывающим за ней воспоминаниям, а пригревшийся «котяра ушастый» возлежал блаженной мордой на бюсте своей училки-любовницы-невесты, время от времени принимаясь мурчать и гладить «подушку» щекой или носом – тогда Нелька на время прерывала рефлексии и чесала его за ушами. Потом хозяйка комнаты наконец стряхнула оцепенение:

– Нну вы вообще. Ох, Нелька, я-то думала – я тебя знаю, а ты… такие фокусы выкидываешь…

– Сашк, никогда ни про кого не думай, что ты его знаешь. Или «ее»… даже особенно «ее». Обламываться будешь постоянно, – подруга состроила назидательную физиономию. Санечка покрутила головой – в немом бессилии выразить все, что просится наружу.

– Ну ладно, пора нам уже, пожалуй, – Нелька с сожалением потянулась, Тик еще раз потерся щекой и тоже сел, моргая и встряхивая плечами.

– Жалко, – искренне огорчилась Санечка. – Может, зависнете до утра? Обещаю не приставать!

– Да ладно, мы бы и не против… Нет, Сань, мать просила завтра на дачу съездить, а если с утра только отсюда выедем… А ты приезжай сама в гости? В следующие выходные, скажем?

Лохматая оживилась:

– О, круто! Только не в следующие, а через, ладно? В следующие у нас выступление. Скрипку брать? – это уже Тику, с подмигиванием.

– Саашка, что за вопросы! Конечно, бери!! Сегодня хотел тебя попросить, но как-то… не до того было…

– Отлично! Рыжик, готовься, на двоих концерт устроим. Давайте тогда собираться, собака в полдевятого, как раз успеем. Я с вами дойду до вокзала.

***

В вечерней электричке оказалось почти пустынно: народ если уж едет из Города в Энск, то обычно на все выходные. Вот завтра вечером все поедут назад – и точно будет некуда ногу поставить, а сейчас на весь вагон человек десять. Так что Нелька сидела у Тика на коленях отнюдь не из-за тесноты: просто захотелось быть поближе.

– Лис, а расскажи про тебя и Леночку? – он ласково подышал ей на ухо. – Ты меня ошарашила, вообще просто…

– Да, я поняла, – та потерлась щекой о его щеку, щурясь. – Ты и правда не знал?

– Не. Я был уверен, что ты ее у нас только увидела, когда пришла. В десятом. Она тоже никогда не упоминала… хотяаа… – Тик вдруг вспомнил запинки и оговорки Шу в том, что касалось Нелли. – Вот блин, а? А я-то думал, она от меня ничего не скрывает!

Рыжая кивнула:

– Ты уж прости ее. У нас с ней уговор был, никому не рассказывать. Она вообще скрытная, ты же знаешь. А мы познакомились, когда она в девятом была, оcенью. Они тогда в Энск приехали по каким-то своим спортивным делам, с ребятами, какая-то встреча у них была – ну, и остались без жилья. Что-то там с гостиницей не срослось, по друзьям всех вписать не получилось. А у меня соседка по комнате с кем-то из них дружила. В общем, Ленку через балкон протащили, и она у нас две ночи вписывалась. Ну, а поскольку мы с одной школы – конечно, разговорились. Про учителей, потом просто про город, общие знакомые нашлись, естественно. Я уже тогда готовилась в училки, только думала, в сто шестьдесят шестую пойду. Потом так интересно было, когда к вам попала – видеть ребят, про которых слышала от Ёжки. Нет, ты не думай, – она легонько щелкнула поднявшего брови Тика по носу, – ничего лишнего, никаких сплетен. Просто про всякие случаи, про одноклассников, подружек своих – про Вербу, про Люську. Про Аркашку своего… ну, бывшего… она тебе рассказывала, да?

– Ну так, коротко. – Тик пошевелил пальцами. – Я знаю, что они полгода встречались, и что он потом ее кинул как-то. Она сильно в подробности не вдавалась.

– Ну да, там грустная была история. Может, она сама тебе расскажет когда-нибудь, я не буду. Про ваш класс, конечно, рассказывала… и про тебя тоже. Вообще, мы как-то очень легко сдружились. Я для нее – вроде и взрослая тетка, а с другой стороны – вроде как своя, с одного города, с одной школы. А она мне… да просто понравилась. Умничка, с юмором, на подъем легкая, спортсменка – и серьезная при этом, надежная. Хорошая девчонка. Вот с тех пор так и дружим. До этой весны она часто ко мне забегала, потом пришлось это прикрыть, чтоб она с тобой случайно не пересеклась.

– Жалко. Прикольно было бы, если б пересеклись… гы… А про меня она что рассказывала?

– Про тебя? А она мне призналась – еще в девятом – что ты ей нравишься, но она боится вообще это показать. Ты ж тогда был… не то, что сейчас…

– Ой, да. – Костик вздохнул. – Только-только это дело замяли, меня девки боялись просто.

– Кстати, – Нелька вдруг понизила голос. – А расскажи мне, раз уж я тебе рассказываю… что там было? Я только по слухам знаю, а ты ж тогда чуть не загремел? За что ты Витьку так?

– Да что было, – он сделал кислую рожу. – Мы с ним кореша, давно еще. Я когда в банде был, он с нами несколько раз ходил… потом соскочил, правда, не его это. Но мы все равно корешами остались. А тут летом сидели бухали с пацанами, и он чего-то взял и ляпнул про мою мать. В шутку, типа. У него вечно язык под бухлом не в ту сторону болтался. Если б мы одни были – ну, врезал бы, и хрен с ним. А тут пацаны смотрят, а за мать вообще-то и глаз можно выколоть, по понятиям. По-любому пописать надо, иначе запомоишься, авторитет вообще потеряешь.

– Что, серьезно? – Нелька глядела испуганно.

– Реально. И я писал, и меня писали… ну, не сильно, понятно, просто по коже. Типа ритуал такой. Даже если сильно порежут – возникать западло, сходишь в травму, там зашивают без вопросов, лишь бы не огнестрел. Ты у меня шрамы на руках видела, на ногах? Думала, с велика падал, да? Ага, щас. Я пока научился базар фильтровать, столько раз попадал… Слушай, Лис, может, я не буду рассказывать? Нафиг тебе это надо? Вон, аж дрожишь…

Девушка потрясла головой:

– Не, ты расскажи. Страшно, но… как в фильме, знаешь? Хочется досмотреть.

– Ну, смотри… мазохистка. Короче, Тохина по понятиям надо было пописать серьезно, мать – это святое…

(Оба непроизвольно хрюкнули: картинка эта висела в доме чуть ли не у каждого Тикова одноклассника. У самой Нельки, правда, стену украшал второй вариант – который про отца).

– Ну серьезно, слушай. За «еб твою мать» и почки отбить могут, вообще-то. Короче, пацаны смотрят… я перо достал, он весь побледнел, но не убежал. Убежишь – точно чмырем станешь. Ну, и я его порезал. Думал по щеке крест-накрест, но боялся в глаз попасть – и на шею сорвался. Он уже тогда как медведь был, а я еще мелкий совсем. Короче, воткнул ему в шею, кровища как хлынет! Он раз – и с копыт. Бля. Пацаны орут: ты ему сонную вену порвал! сдохнет щас! Я в ауте, вообще. Стою с пером, как маньяк, трусит всего. Короче, какой-то тряпкой ему шею замотали, потащили к дому, позвонили в ноль три. Они приехали, посмотрели – ножевое, давай ментам звонить. А я перо-то выкинул, а сам весь в крови. У всех только руки, а я забрызганный, как этот. Короче, туда-сюда, его в больничку, нас в отделение. Пацанов допрашивали, кто-то раскололся, крыса какая-то… уголовку стали шить. Если бы сам Тохин не заявил, что ничего не было, что он сам себя на спор порезал – меня бы точно закрыли. А так – он уперся, я ни в чем не признался, свидетелей совершеннолетних нет, да и вообще – не убил же. Не покалечил даже, только шрамы остались. Перевели на административку, родаки мои штраф заплатили нехилый, машину пришлось продать. Я с тех пор на учете, из банды ушел, потом вообще как-то меняться начал. Как раз тогда стал думать насчет идти учиться. До того я таким гопом был… что ты…

Тик замолк, глядя в окно и время от времени задумчиво хмыкая: вспоминал. Нелька сидела тихо, посматривая на него со смесью испуга и смущенной гордости: вот, мол, какой у меня мужчина, аж сама боюсь!

– Вот, короче, так, – «мужчина» очнулся от воспоминаний и крепче притянул к себе свою женщину. Ласково ткнулся за ухо:

– Расскажи теперь, что у вас дальше было?

– Ну… Не щекочи только. В общем, Леночка мне это рассказала, про тебя… она даже не столько боялась, просто не знала, как к тебе подход найти. А я ей что могла сказать? Я тебя только с Катькиных слов знала. Говорю – «не бойся и не торопись, присмотрись к нему». Она хотела на новогоднем вечере с тобой заговорить, но ты как раз в Леську втрескался, никого другого не видел. А Ленку вдруг Ромка танцевать позвал, и она от обиды с ним пошла. И закрутилась. Мы с ней потом про это говорили… и знаешь что решили в итоге? Что ему досталось то, что вообще-то должно было – тебе. Ты ведь тоже как раз искал, в кого влюбиться. Собралась бы Ленка с духом на пару недель раньше – ты бы с ней оказался, еще до всякого Ромки. А он бы как раз с Леськой пошел, представь?.. Ой, слушай, как нарочно получается… – Нелли замерла с приоткрытым ртом. – Ленка-то от Ромки хочет невозможного – ей чувства нужны, сильные, а он не из таких… А Леське это как раз не надо, она просто гордилась бы, что он такой… умный, серьезный – и с ней. Вот черт. То-то Ленка мне говорила, что как будто не с тем живет…

Тик, сдерживая смех, погладил ее по щеке:

– Солнышко, тебе бы романы писать. Или свахой работать, – он все-таки не выдержал, засмеялся, Нелька присоединилась через пару секунд.

– Ну а все-таки? – когда оба притихли. – А вдруг, кот? Получилась такая ошибка, и вы оба оказались не с теми?

– Ну Лис, ну что значит – не с теми? – Тик с притворной обидой слегка толкнул ее плечом. – Что ж, мы с тобой – не те? Да и Шу Ромика любит всерьез, сама мне недавно говорила, что жить без него не может. Хотя есть у них проблемы, конечно. Но любит же все равно!

– Любит-то любит… – задумчиво протянула Рыжая. – Влюбиться – дело нехитрое… вопрос только, в кого… Ладно, слушай, правда – бред это все. Фантазия разыгралась. В конце концов, все как-то устаканилось, да? Мы с тобой, она с ним, Леська… а с кем нынче Леська, кстати, ты в курсе? И почему она провожать не пришла?

– Да, говорят, с каким-то мужиком взрослым. – Тик поморщился. – Хотя это еще осенью было, сейчас – черт знает. Она как-то… отделилась уже давно, почти с нами не общается. С классом, всмысле. И со мной тоже, только здоровается. Какие-то у нее там свои знакомства, она ж на экологию собирается, вот и тусуется с ними. Все выходные, девки говорят, в лесу сидит. На биостанции, или где там. Зайцев считает. Кондукторша, блин. – Костик ухмыльнулся. – И сейчас тоже уехала, наверное, потому и не пришла. Хотя они с Шу, вообще-то, дружат… может, заранее попрощались… А что ты так смотришь?

– Эх, дети… – Нелли грустно покачала головой. – Ты с ней полгода встречался, сейчас всю неделю в одном классе проводишь – и не знаешь? И никто из ваших не знает? Вот ведь тихушка, а…

– Что знать-то?! Что там такое?

– А ты спроси у нее сам. Вот прямо в понедельник подойди после школы, и спроси: мол, Леська, как выходные прошли? Как там лес? Она тебе расскажет… про зайцев… у них как раз сезон начался…

Тик слегка закусил губу:

– Ну, заинтриговала прямо. Подойду. А она расскажет?

– Смотря как спросишь. Выбери так, чтобы рядом никого не было. Не пожалеешь, обещаю.

(…безлюдье вечерней улицы, фонари, идущая рядом Лапиньш: ждала на крыльце весь вечер, чтобы поговорить. Как же я в ней ошиблась, аж щеки горят!

«Лесь, а не страшно?» – «Страшно, конечно. Особенно если ветер. Но я ж не одна, я с ребятами – страх один, а нас много.» – «Я бы все равно не смогла – впятером на такое…» – «А я бы не смогла, как ты – в одиночку на целый класс…» Смеемся в унисон: две взрослые женщины, неважно, что одной семнадцать, а другой двадцать четыре.

И финальным аккордом, безнадежно-горько: «Никому мы не нужны тут. Все это без толку. Нель, что нам делать, а?»)

Нелька вынырнула из воспоминаний первой, когда взгляд Костика еще не приобрел осмысленности. Воспользовавшись случаем, вгляделась в ставшую уже родной физиономию.

Смешной он все-таки. Узколицый, высоколобый, губастый, лохматый, с упрямо торчащим острым подбородком… так и просился бы в кинокартину про героических десантников или полярных исследователей, если бы не одна деталь. Нет, две.

Ну, вторая – уши типоразмера «запаска от трактора Беларусь» – это ладно, посмеяться и привыкнуть. А вот первая…

Небесный шутник-фотошоппер умудрился всобачить в это сугубо мужское лицо глаза девочки-подростка: вечно распахнутые, изумленные, ожидающие чуда. Не женские, туповато-коровьи, не сурово-стальные мужские, не прозрачно-наглые «пацанские», а именно девчоночьи: те, что непрерывно ищут – чем бы еще таким восхититься? Или, для данного конкретного экземпляра, скорее «кем бы». А узрев эту самую «кем бы», зажигаются зенитным прожектором, безнадежно и без промаха ослепляя попавшую в луч птичку. Восхищение-то каждый раз – абсолютно искреннее, какая девчонка против такого устоит?

– Ты чего так смотришь? – Тик уже пришел в себя и теперь разглядывал ее сам, щурясь каким-то свом мыслям.

– Размышляю, кем бы ты был, если бы родился девчонкой.

– Кхххх! Ну и кем? Чего надумала?

– Не знаю, – Нелька помотала головой и кокетливо сузила глаза. – Но я бы в тебя все равно влюбилась. За взгляд.

– Даа? – такой же игривый прищур в ответ.

– Даа. – мягкие руки вдруг обвились вокруг шеи, мягкая грудь прижалась к груди… мягкие губы, секунду помедлив, коснулись губ. Отпрянули на мгновение:

– Не бойся, никто не смотрит.

Тихое чмоканье, сопение, сдержанно-резкие вдохи и выдохи. Шепот:

– Тебе уже не больно так?

– Если осторожно, то нет.

Одна ладонь Тика накрыла Нелечкино ушко, пальцы принялись его гладить. Вторая, после небольшой паузы, легла сзади на шею… и немедленно скользнула вниз, на спину. В ответ ее зубки властно прижали забравшийся нерасчетливо глубоко Тиков язык, а ее собственный принялся играться с «пленным». Поотбивавшись, тот внезапным маневром сбежал на свою территорию, Лискин рванулся следом – и история повторилась с обратным знаком: проникновение, захват, сладкая борьба за свободу…

– Лис… а ты без лифчика, да? – еле слышный шепот будто прогремел раскатами на полвагона.

– А откуда ты знаа… аа..ешь? – от «пробежек» по позвонкам Нелечку встряхивало не слабее, чем Катьку.

– А я чувствую, какие они у тебя теплые.

– Кто это – «они»? – язычок медленно облизнул пунцовую верхнюю губку.

– Твои грудки. И соски в меня упираются, прямо через платье. Ты моя лиска-ласка, мягенькая…

– Да, я твоя ласочка. Буду тебя целовать и ласкаться… вот так… оп!

Сидевшая до того боком девушка вдруг развернулась, поджимая и разводя ножки – и в секунду оказалась полусидящей-полустоящей на коленях на сиденье, лицом к парню. Замерла, глядя в глаза – и неторопливо опустилась бедрами ему на ноги. Ровно так, чтобы ощутить стремительно вырастающий под джинсами холм:

– Прижиматься вот так, и тереться…

– Лиисочка, я ведь сейчас не выдержу…

– А и не надо выдерживать. Ахх. Никто не видит, до станции далеко…

– Ты хочешь, чтоб я тебя… прямо здесь??

– И пррямо сейчас! – маленькие клыки предупреждающе прикусили ухо. – А то съем. Я же… хааахх…

– Ты без трусиков… бесстыжая… так и шла по городу, да?

– Даа, шла и чувствовала, как мне там прохладненько. И оччень хотела согреться… чем-нибудь теплым…

– А у меня как раз кое-что теплое есть. Даже горячее. Если не боишься.

– Не боюсь…

– Тогда ты знаешь, где оно.

– Знаю…

Одна рука Нелечки исчезла под раскинутым подолом, тихонько там чем-то вжикнула. Секунду спустя ее неровное дыхание сменилось тихим горловым рыком:

– Хороший. Теплый. Большой. Вот так моими губками… вот так по нему. Согрею их, чтоб были горячие… мокренькие… вот так…

– Тише, Лисенок… тише… мы же не хотим, чтоб нас… на самом интересном месте… тише…

– А я, может быть, хочу. Вон как ребята в том углу смотрят. Девочка с мальчиком. Все видят… все понимают…

– Ах ты извращенка. Педофилка. Хочешь, чтобы они увидели, как я тебя?..

– Нет. Хочу, чтобы только лицо видели. Как мне хорошо. А об остальном… пусть… дога… догада… ются… милый… какой ты… нежный… большой…

– А ты у меня такая маленькая. Такая узкая. Такая девочка. Вот так – медленно, до концаааа… до маточки твоей… поцеловать маточку… таак… таак…

– Целуй, малыш. Целуй, Тик. Подрожи там немножко? Ойойойой… уойуойуооаай. Ойй. А теперь – выыыыпущу тебя… и назааад. Ииии… иииии… ааааххх… айййх… аййййхх… Хочу твою головку, мой сладкий. Подразнишь меня головкой?

– В колечко, да?

– В колечко, да! Да! Дааахх… нравится тебе так?

– Лискин, у тебя самая… вкусная… девочка на свете. Как же она может… не нравиться?

– Ну а вдруг ты предпочитаешь… других девочек? Молоденьких? Свеженьких? Вот как та… в углууу…

– Нет уж. Я предпочитаю твою вкусняшку. Она самая-самая. Знаешь, почему?

– Нет… Не знаю… Почему?..

– Потому что она так меня люююбит… и встречааает… и проводит внууутрь… и там целует-целует-целует-целует…

– А! А! А!

– …массирует, сжимает, выдаивает… чтобы я в нее…

– Даааааахххаа!

Ласковый шепот в раскрасневшееся ушко:

– Ты любишь, когда я в тебя кончаю?

И торопливое неземное бормотание в ответ:

– Обожаю… Мой хороший… я просто взрываюсь, когда чувствую. Ни с кем, никогда такого не было. Только с тобой. Любимый. Мой любимый.

– Нелечка, лапушка… что ты со мной делаешь, а?

– Это ты что со мной делаешь… маньяк гиперсексуальный…

– Я… наверное, пытаюсь тебя еще раз. А ты хочешь?

– Спрашиваешь! Сам двигаешься, а сам спрашиваешь! Мог бы и… не спрашивать…

– Уже не спрашиваю. А как там наш мальчик?

– В полном… офигении. И девочка… тоже. Слуушай!

– Ы?

– Пойдем в тамбур, а? Я хочу стоя! Я уже могу!

– Пошли!

– Только застегнуться не забудь! Хихи!

…Мотнуть головой ребятам, закатывая тамбурную дверь – дело секунды. Кажется, заметили. Точно: переглядываются.

– Тик, слушай…

Пацан с девчонкой ситуацию поняли правильно, и знакомиться не полезли. Так и разошлись с ними по разным вагонам, минут через пятнадцать, когда трансляция объявила неразборчиво промежуточную станцию.

Зато эту четверть часа ребята точно запомнят на всю жизнь:

Как парень, не сильно старше их, принялся мять и лапать рыжую красотку…

Как отсвечивала ее грудь в пролетающих фонарях…

Как она присела на корточки, жадно дернув молнию ширинки…

Как выпустила головку изо рта, кивнула девочке в сторону мальчика и облизнулась…

Как нервно разъехалась вторая молния под неопытными пальцами…

Как парень нагнул девушку у двери, закинув ей подол на спину…

Как пробегали волны по нежным ягодичкам от ритмичных шлепков…

Как подвывал мальчик, щупая через платье грудку робко сосущей девочки…

Как рыжая подтащила кавалера к юной парочке и принялась давать молчаливый урок…

Как глотала, урча и чмокая…

Как снимала пальцами обильные белые брызги с нежных щек…

Как мягко клала их в покорный девичий ротик…