Текст книги "Круги от камушка"

***

– …Ччерт… правда дурак, так просто же. А если она поймет?

– Да она и так все понимает.

– Да?

– Конечно. Просто боится. Не хочет рисковать. Сейчас у нее какое-никакое равновесие, семья… будущее вроде даже… В конце концов, она его правда любит.

– Ну да. Или думает, что любит.

– А это одно и то же. Если не дергаться… аккуратно строить… то у них вполне получится. Проживут не хуже других.

– Но и не лучше.

– Не лучше. Но рисковать вообще всем… Я ее понимаю, знаешь.

– Мда. Я тоже. А что нам делать-то?

– Коот… – Нелька сонно потерлась щекой о мужнино плечо. – Ничего не надо делать. Если судьба – так она будет с нами, если нет – ты ничего не сделаешь. Дао твое любимое.

– Точно. Делать, не делая…

– Ну вот. Просто люби ее, и все. Делай, как сердце подсказывает. И меня не забывай.

– Ууу…

– Да, а кто сказал, что это легко? Ну все, кот, я уже… вырубаюсь просто… спокойной ночи…

– Спокойного утра… Лисенок… Я тебя люблю.

– Мммурр…

***

from: [email protected]

to: [email protected]

subject: Re: Про наш приезд и не только

Привет, Магвайка! :)

Как я рад, что ты снова взбодрилась! Серьезно, очень грустно было читать твои весенние письма. Невозможно привыкнуть к мысли, что у тебя может быть депресняк. Держись, не унывай! =)

Много писать не буду, надеюсь уже, что при встрече все друг другу расскажем. Да и трудно писать о том, что у нас происходит… сложно все, запутанно, сами до конца не понимаем, кажется. Я тут с Лиской едва не поссорился, причем по глупости совершенной… она мне объясняла, объясняла – а я понял все по-своему, и ляпнул такое! Ну, в общем, помирились в итоге, когда разобрались, но все равно же осадочек остается от каждой ссоры. Это только говорят, что «милые бранятся – только тешатся», а на деле – сама знаешь, наверняка. Не бывает ссор без последствий.

Пару слов еще насчет твоего вопроса об нас. Не могу не ответить, хотя бы коротко.

Я тут книжку недавно прочел, Алексея Иванова. Называется «Блуда и МУДО». Есть такое выражение – «лыко в строку», так вот тот самый случай. Если не читала – найди, не пожалеешь, она помимо всего прочего обалденно смешная. А у меня после нее такой поток сознания пошел… он там как раз размышляет о «новом типе семьи», хотя, конечно, это абсолютно не про наш случай – но зато мои собственные размышления получили мощный пинок под зад, sorry for my French. =) Что мы строим с Лиской и Ёжкой, что у нас за отношения, стоит ли оно вообще того, и не угробим ли мы вообще себе и друг другу жизнь такими экспериментами? Вслепую же все, наугад, как ночью в горах без карты. И не идти нельзя при этом, невозможно «зафиксировать» отношения на каком-то моменте. Честно говоря, у меня есть нехорошее ощущение, что какой-то перевал мы прошли, и теперь спускаемся… но что там дальше – новый подъем или пропасть – неизвестно. Остается идти и быть готовым ко всему. И Лис, кажется, чувствует то же самое, а Ленка – та мне об этом прямо сказала. Тревожно, короче. Хотя если со стороны смотреть – нам по-прежнему можно позавидовать. Верба тут была в гостях недавно, так она просто восхищалась тем, как мы живем.

В общем, я так чувствую, спать тебе у нас не придется… днем будем гулять, а по ночам мы к тебе будем приходить исповедоваться. По очереди. И твое счастье еще, что мы непьющие. %)

Любопытно, кстати, что тебе Ленка и Лиска пишут…;))) нет, я не намекаю! просто говорю, что любопытно!

А еще мне страшно хочется к вам туда съездить, ты так аппетитно обо всем рассказываешь. =) В том году надо спланировать. Вообще, такая романтика – избушка в лесу, медведи в огороде, кедры до неба… я тебе в чем-то искренне завидую. Хотя понимаю, что сам бы так жить не смог. Ну, каждому свое, правильно?

Ладно, буду закругляться. Наши планы пока прежние, если у вас что-то изменится – сообщайте сразу. А вообще, ждем вас, как родных! =)

Счастливо!

Гремлин.

***

http://verba-pushinka.livejournal.com

Вербочка (verba-pushinka) wrote,

2007—07—13 09:16:49

Current music: Секрет – Домой

Current mood: happy

Это было здорово. Это было незабываемо. Это было неописуемо.

Ёжик, Ушастик, Лиска – вы самые лучшие! Я вас люблю!!!

А все остальные – немедленно поздравляйте меня с первым автостопом! =))) И не каким-нибудь там «80 км до Коломны и электричкой обратно» – а полторы тысячи километров, огромный круг из Москвы через Карелию, Питер, Вологду, Череповец и Ярославль. И я уже знаю, что это только начало, потому что мне страшно понравилось. Да, вообразите: вашей тихой девочке-Вербочке нравится обедать черствым хлебом с кильками и тянуть сгущенку через дырочку в банке, мыться в ручьях и на вокзалах, ночевать на коврике в кустах и замирать от ужаса, глядя на стрелку спидометра (ах, вы бы знали, что это за ощущение, когда «козлик» несется со скоростью 140 по ночной дороге, а водитель тем временем досасывает вторую бутылку пива!)

Может быть, я просто устала от «правильной» жизни. Тогда это со временем пройдет, оставив прекрасные воспоминания.

А может быть, я действительно открыла в себе нового человека. Тогда нам с ней придется налаживать отношения и жить вместе. Я только надеюсь, что она меня не выгонит из дому насовсем.; -)

Потому что возвращаться домой – это прекрасно, оказывается! И вовсе не потому, что дома есть душ (в нем все равно нет горячей воды). А потому что это – дом, который тебя дождется из любых странствий и передряг, примет, укроет и согреет. Но чтобы это понять – нужно его однажды покинуть.

(Нет, я пока еще не пишу стихов – но если так дальше пойдет…)

***

Из дневника Ёжки

31 августа 2007.

Вот и еще одно лето кончилось. «Как незаметно, день за днем, год пролетает…»

Настроение депрессивное. Понимаю, что во многом виной тому физиология, но сильно легче не становится. Не только ведь она. Август нас всех вымотал и подкосил, даже державшийся до последнего Коськин сдался: ни с кем не хочет общаться, сидит у себя и играет на гитаре что-то грустное. Нелечка по выходным уходит гулять одна на несколько часов, специально попросила за ней не ходить. Но зато потом приносит замечательные фотографии, из парков, с улиц, с крыш… Что касается меня, то я снова окунулась с головой в стихи, читаю километрами, учу новое. В общем, каждый лечится, как умеет.

Хорошо, что Леська с мужем приехали, пока нас еще не накрыло усталостью. Хоть с ними успели по-человечески пообщаться и погулять. Отличные они ребята, что и говорить. Страшно интересно было наконец познакомиться с таинственным Мараткой, впервые за столько лет мы его увидели. Классный мужик. Серьезный, с одной стороны, двумя ногами на земле стоит, как говорится, а с другой стороны – весельчак, приколист и баечник, каких поискать. И Леську на руках носит, любит ее безумно, с первого взгляда видно.

Сама Леська меня тоже порадовала своей взрослостью и основательностью. Знает, чего хочет в жизни, в отличие от нас. Сейчас это редкость. Немного замкнутая, конечно, но на фоне какой-нибудь Катьки – просто брызжет эмоциями. А уж как начнет что-нибудь рассказывать, так мы просто все сидим, развесив уши. В телевизоре такого не покажут, что она успела повидать.

В общем, я прямо всплакнула, когда они уезжали. Будет возможность на будущее лето – поедем к ним в гости, по горам лазить и медведей смотреть. Леська намекала, что может сложиться на предмет поездки на Курильские острова – но это было бы настолько фантастично, что даже загадывать не буду.

А вот про родителей писать не хочу, чтобы окончательно не испортить настроение. Когда они наконец все разъехались, я перед всеми нашими дала торжественную клятву: никогда не лезть с советами к собственным детям, после того как им исполнится двенадцать. Лучше рот себе зашью толстой иглой. Совершенно непереносимо, когда тебя в двадцать держат за семилетку и командуют, во что одеться для поездки за город! И Коськины тоже хороши: додумались – Нельку учить, как ей жить с их сыном. Как она выдержала, я вообще не представляю. То-то ей сейчас хочется быть одной…

Вообще, у нас кризис в отношениях, надо честно признать. Как-то внезапно он развился, в начале лета ведь так хорошо было. Наверное, это естественно: мы устали быть постоянно на виду друг у друга, несмотря на все попытки создать «личное пространство». Не получается никакого «личного», все равно все проблемы общие, и даже если я скрываю свое плохое настроение – они его видят и мучаются, что не могут меня поддержать. И еще мы не понимаем, куда дальше двигаться, и нас сейчас просто несет течением – конечно, это не добавляет комфорта.

Вот отдохнем, успокоимся, наберемся душевных сил – и тогда сядем и поговорим втроем всерьез. Я знаю, чего хочет Рыжик, и понимаю ее желание, но сама его не разделяю. Пока, во всяком случае. Придется мне их разочаровать: пусть Ромка – давно не мужчина моей мечты, но я его все равно люблю и бросать не собираюсь. Так что максимум, на что я сейчас готова – «взять курс на объединение», медленно и постепенно, с постоянным анализом ситуации. Будем растить нашу будущую девочку вместе, как одна большая семья, и смотреть, что из этого выходит. Если за год-два не проявится ничего плохого, если не будет ревности и конфликтов, если Ромка сумеет привыкнуть – тогда уже можно думать о следующем шаге. Хотя всех последствий все равно не учтешь: как, например, она потом будет создавать свою собственную семью, если вырастет в ситуации «две мамы, два папы»? Будет ли это аналогично стандартному положению «папа-мама-бабушка-дедушка», или окажется слишком сильным отклонением и вызовет потом кучу психологических проблем? Никто ведь не скажет. Вот, кстати, подумалось сейчась: а напишу-ка я Таньке, спрошу совета. Может, она подскажет что-нибудь.

Все, основные мысли и сомнения изложила, в голове блаженная пустота, впервые за много дней. Пойду займусь ужином, скоро Рыжик с прогулки вернется. Все равно они с Коськой самые лучшие, что бы у нас ни случалось. И все равно я счастливая, а депрессия пройдет.

Часть третья: «Окончен школьный роман»

1. «А что глаза твои вдруг стали печальны…»

По вечернему Вознесенскому проспекту шагает в сторону Садовой молодая рыжеволосая женщина – кто-то даже сказал бы «девушка» – и выражение ее лица настолько задумчиво и странно, что встречные мужики, раз взглянув, торопливо отводят взгляды. Настоящий мужик, понятное дело, не боится смотреть в лицо проблемам – но предпочитает иметь дело с прирученными, или хотя бы дрессированными. А тут явно какие-то дикие, только что с гор спустились…

Впрочем, женщина (дробь девушка) не обращает ни малейшего внимания на прохожих. Она напряженно прислушивается к себе, пытаясь понять: в чем дело? Все же замечательно! Откуда опять это чувство, что за изгибом кулуара по снегу прошла трещина, оставляя полминуты на спасение? И в какую щель забиться на этот раз?

Да и с какой стати, скажите на милость?? Ведь основная цель всей затеи – отмазать мужа от надвигающейся армии – уже достигнута, и никто ничего не узнает! Очень скоро безобидные шумы в сердце («…я у каждого третьего такое слышу, всё тонзиллиты, с нашим-то климатом…») – будут переквалифицированы военкоматовским врачом в какой-нибудь грозный синдром имени Известного Немца. Или неизвестного еврея, на худой конец. Хотя у кого из них худой – это еще надо разобраться…

Стоп, Нелька, не о том думаешь!

Хотя почему, собственно, не о том? Вот забавно ведь: у бравого подполковника медслужбы этот самый конец оказался гораздо мельче и… худее?.. хужее?.. нет, точно не хужее, но однозначно худее, чем у той же службы капитана. И короче, вдобавок. Налицо нарушение субординации. С другой стороны, умения и опыта у «подпола» оказалось закономерно больше. С третьей – капитан компенсировал недостаток умения молодой жеребячестью. Короче, даже и непонятно, с кем было приятнее. С обоими, видимо. Поза такая есть: «оба сверху».

Однако же, при всей приятности, опытности и лихости этих бойцов призывного фронта – чего-то у обоих все-таки не хватало. И не в том дело, что шутки тупые и фантазия убогая: уж к этому она была готова стопроцентно… во многом за тем и шла, если уж начистоту. Стосковалась по грубости. «После крем-брюле донельзя хороша краюха», как сказал один неглупый поэт – а от мужа, кроме этого самого крем-брюле, разве чего дождешься? И от нормальных любовников тоже: облизывают, как мороженку… Нет, конечно, есть и такие, кто и краюхой оделит, и плюхи не пожалеет – только замужней даме синяки на интересных местах решительно ни к чему. И без того пару раз так прокалывалась…

Вот и у этих, сегодняшних, грубость была, безусловно – но почти исключительно словесная. Ну, за волосы подергали, пощипали слегка… приятно, но несерьезно. Как в том мультике: «хошь-не-хошь, а маловато!» И еще осталось вязкое послевкусие чего-то такого… дубового. Офицерского. Как будто он тебя трахает – а сам внутри сомневается: «Может, правильней ее заставить отжиматься?»

Между прочим – именно офицерского, а не солдатского: вы мне тут солдатиков не обижайте! На заре туманной юности всякое бывало: забегали в гостеприимную ист-фил-общагу «сапоги-самоходы» из недальней вэче (благо, половой перекос в той общаге был виден за три квартала без телескопа), и Нелькину с Таськой «пятнадцать-первую» они не миновали, чего уж там. Но это ж каждый раз праздник был, недаром эти ночные марафоны у них иначе как «приходами» не звались! Так и говорили: «В двенадцатьдесятой приход был – Чумичка, дура, значок получила.» Значок, если без уточнений – это банальнейший хламидиоз, на который вся общага проверялась добровольно и ежемесячно, и так же поголовно и беспрерывно лечилась. Еще среди популярных наград значились: орден св. Сифона, почетное звание «Мать-Гонория», медаль «За освобождение» с перекрещенными гинекологическими инструментами, и прочие прелести. Первокурсниц традиционно награждали медалями «За взятие» трех степеней – каждую осень целые комнаты талантливых художниц над ними трудились, такой был спрос. У Таськи над столом висел полный комплект (заработанный, по легенде, в одну ночь, еще на абитуре); ввиду этого она до самого выпуска бессменно возглавляла наградной комитет, и раз в году, в «Ночь Великого Прорыва» (по другой версии – «Ночь совершенноблядия») ходила по этажам, принимая подношения и раздавая новенькие медали. Нелька ей втайне страшно завидовала: комиссарш уважали, поили щедро и бесплатно, к ним вели лучших парней – но попасть в комитет без как минимум «серебра» нечего было и думать… а сама Рыжая парадоксальным образом не удостоилась даже «бронзы», насовершав подвигов задолго до прибытия на передовую. Хотя репутацией пользовалась – почище иных комитетских.

Если вдуматься, то их с Таськой оттянутые «от звонка до звонка» пять лет представлялись редким чудом. Большинству вокруг учиться было некогда: вечером – в койку, утром – в каведе или консультацию, а там и снова вечер… для многих и многих эта гонка заканчивалась в кювете после первой же сессии. Но ведь все равно почти не бывало, чтобы после «прихода» девки остались недовольны! Даже в нечастых случаях получения высших орденов: их же не на следующее утро вручали… Единственное, что требовалось для праздника – не дать гостям ужраться до полного нестояния; если получалось – так солдатики за выпитое расплачивались втрое и вдесятеро, некоторые себе постоянную девчонку выбирали и не подпускали к ней больше никого, были случаи – даже женились после дембеля…

А эти…

Вот оно! Поняла, кажется.

Нет у них ни малейшего слияния с женщиной. Не чувствуют они ее. Все эти хитрые позы и пыхтение – одна демонстрация: а я еще вот так могу! и вот так! смотрите все! какой я! Как подросток, снявший взрослую шлюху, чтобы самоутвердиться перед корефанами. Этот капитан… как его… Андрей… он, наверное, и водку пьет так же – «с линзой», залпом, не закусывая, чтоб вокруг говорили уважительно: «Мужыык, бля!»

А женщине такое стерпеть труднее, чем даже равнодушие. Женщина под мужиком сама обязательно самоутверждается – хотя бы тем, что он на ней лежит, а не на жене своей или на Лерке-с-пуделем с соседнего дома. Без всяких там высоких чувств – а все равно на ней: выбрал ведь, нашел что-то, на прыщик на лбу внимания не обратил; глядишь, завтра и влюбится, и замуж предложит. Пусть Лерка пуделя удавит с досады. А не предложит – так хоть поцелует на прощание, усами уколет…

Но чтобы вот так, гимнастической перекладиной, резиновой куклой одноразовой – это уже ни в какие ворота, извините!

Короче говоря, бредущая из райвоенкомата Нелли чувствовала себя хорошо оттраханной, гнусно обманутой и насмерть обиженной бабой. И муж в лесу сидит, дома никого, хоть башкой об стенку бейся…

…Стоп еще раз.

Как это – «никого»??

***

Нажав «отбой», Леночка медленно развернулась лицом к стволу, обняла его, раскинув руки, и замерла, закрыв глаза и дыша глубоко и неровно, на грани всхлипываний. Такой ее и обнаружил минут через двадцать забеспокоившийся Костик.

– Вот ты где, – он хотел погладить ее по плечу, но почему-то отвел руку.

– Что случилось? Шу? Кто звонил? Лиска?

Она не ответила, только задышала еще резче и глубже. Напряженные пальцы вцепились в кору.

– Да что такое, солнц? Все нормально? Ты чего?

И тут Ленку наконец прорвало. Шок от разговора с Рыжей, идиотизм ситуации, накопившееся напряжение всех этих лет – с постоянным, как вдруг выяснилось, подспудным ожиданием именно такого финала – вся эта смесь рванула теперь переполненным селитряным складом, ушла в небо невообразимыми раскатами хохота: конского, свинского, с визгом, с всхрюкиваньем, с яростными ударами голыми кулаками по шершавой коре, нечувствительно срывающими кожу, с подгибающимися коленями и зажмуренными – до лилового свечения! – глазами…

В общем, как принято говорить в таких случаях, «Леночка рассмеялась в ответ чарующим хрустальным смехом».

Костик сначала растерялся. Вроде смеется, не плачет – значит, все нормально… но как-то не по-человечески смеется. Ржет, прямо скажем. На истерике. Что-то не то, вообще.

Попытался тоже посмеяться «за компанию» – но тут же передумал. Накал не тот.

Только после этого пришел испуг. Он уже дернулся позвать кого-нибудь – явно же она с ума сходит, сейчас пеной начнет плеваться. Но тут раскаты стали стихать, и на него посыпались искореженные слова, как обломки снесенной взрывом крыши:

– Охохохо! Коськ! Аахахаха! Коось! Аахаха! Нельк… Нехлхль! Ойхохохо! Нелька… а… Ухухху! Ооойй! Нельк… Ромк… Ром… Ухуху! Ромк… куу… у… у… ухухуу… Роомку… ии.. ии… охохохохой… изна… ооохохо… охой… изна… си… силова… вахахаху! Елька! Омку! изнасиловалаааа! Коооськааа! Аааахахааааайуйуйууу! Я не мааагуу! у! ху! хуу!

***

– …что, так и сказал? Что ее любит?

– Да. Открытым текстом.

– Открытым…

– Угу.

– Любит. И тебя отпускает. Со мной. Любит ее…

– Представь?

– …А сам, значит, с ней. И с Элечкой, да?

– Да.

– И она сомневается.

– Сомневается…

– Ты что-нибудь понимаешь?

Ленка только мелко потрясла плечами.

– Ну как это, а?..

Судорожный вздох в ответ.

– И что нам делать теперь?

– Не знаю…

Помолчав, Костик вдруг тихо засмеялся, неожиданно для самого себя:

– Вот блин. Даже возвращаться некуда. У тебя сколько денег с собой?

– Не знаю… тысяч пять… на карточке… – видно было, что Леночка говорит «на автомате», не думая. Взглядом она по-прежнему была где-то не здесь.

– У меня даже меньше… Да ладно! – он решительно махнул рукой. Тоже, проблема! Впишемся к кому-нибудь, а там посмотрим. Пробьемся.

– Кось…

– А?

– Я не буду.

– Что?

– Я не буду ни к кому вписываться, – Леночка по-прежнему смотрела в одну точку. – Я утром поеду к Ромке. Поговорю. Я все равно не смогу без него.

– Без него? Или без Эльки? – Костику уже было не до сантиментов. – Слушай, не майся дурью. Если без Эльки, так мы ее заберем. Пусть попробуют не отдать…

– Не надо. Ты не понимаешь.

– Шу…

– А?

– Посмотри на меня.

Костик хотел сказать ей многое. О том, что это их шанс, самый последний. О том, что она сама столько лет об этом мечтала. О том, что у них есть и время, и силы начать с нуля…

Она медленно повернула голову – и он не сказал ни слова.

***

Зная, что супруга примчится первой электричкой, Ромка все утро не сомкнул глаз. Всю ночь он их не смыкал по другой причине (каковая причина и теперь дрыхла в его постели, решительно отказавшись уйти к себе) – и теперь его колотило вдвойне: от нервов и от недосыпа. Бродил по квартире, пил кофе, чашку за чашкой – и думал, думал, думал…

Нет, он совершенно не жалел о сделанном. И слова эти у него были где-то приготовлены давным-давно, ждали только случая, чтобы вырваться. Все ведь к этому шло, вся эта дурацкая коммуналка ничем другим кончиться не могла: с первого дня же было видно, насколько умница Нелечка не пара этому шизику Косте, и кого на самом деле любит Ленка. Дура, неужто она и вправду думала, что он не видит? Зря тянули столько времени, могли бы гораздо раньше все решить. И зачем он согласился на ребенка… дурость, сплошная дурость! Ладно, ничего страшного: Рыжик Элечку любит почти как родную, а эти двое себе настрогают буратин, за ними не заржавеет. Ни в коем случае только Элю не отдавать, упереться рогом, давить на то, что они ее уморят – им самим жрать будет нечего, какой еще ребенок…

Леночка вошла в кухню, когда солнце уже лупило прямо в выходящее на юго-восток окно. Молча кивнув, присела к столу, подперла подбородок рукой, прошептала: «Чаю нальешь? Голос потеряла, видишь…»

Доставая трясущейся рукой кружку, Ромка попытался съязвить:

– Петь надо меньше.

– Плакать надо меньше, – тем же спокойным шепотом отозвалась Леночка. – Как маленькая?

– Нормально. Я… мы ее покормили, сейчас спит.

– Схожу посмотрю. – она поднялась. – И руки помою. Налей пока, ладно?

– Ага. Она… у Нели в комнате. Мы кроватку перекатили. Но я заглядываю постоянно, – Ромка почувствовал, что оправдывается, но голос жены звучал абсолютно безучастно:

– Хорошо. Я сейчас.