Текст книги "Круги от камушка"

***

Второй заход на завтрак Рыжая-бесстыжая совершала уже при полном параде – разве что краситься не стала. Усаживаясь за стол, прислушалась к возне за холодильником, и озабоченно поинтересовалась:

– Слушай, его покормить надо, нет?

– Покормил уже, – ворчливо отозвался Тик. – Почти целое яйцо сожрал, прикинь? Оставил без завтрака, сволочь мелкая…

– Так те и надо, – беззаботно бросила Нелька, берясь за свою порцию. – Уу, а что они – холодные? Бе! Дай разогрею, что ли?

Но муж всем телом преградил ей путь к микроволновке:

– Ят-те разогрею!! Сама будешь отшкрябывать! Сказано: яйца – не-мо-ги пихать!

– Так они ж вареные! – возмутилась голодная Нелька. – Чищенные! Что случится?!

– Хочешь посмотреть? – ехидно ухмыляясь, Тик вдруг отступил в сторону. – Вперед! Только одно положи, добрый совет. Меньше мыть будет.

…Любопытство и упрямство смешались, как водород с кислородом в школьном опыте. Рывком распахнув дверцу, Рыжая шлепнула яйцо прямо на стеклянное блюдо, захлопнула и ткнула «старт».

– Блин, слушай, а почему оно так? – обалдело вопрошала она через пять минут, отмывая тряпку от очередной порции липких желтых крошек. – Ну я понимаю, целое… но этому-то что не нравится?! Скорлупы-то нет!

Тик дернул плечами:

– А я ему доктор? Наверное, желток вскипает. Но красиво, скажи?

– Офигительно красиво, – пробурчала Нелька, возвращаясь к микроволновке. – Меня чуть удар не хватил! Лежало-лежало, а потом – как!.. Блин, еще и не отмывается ни фига. Дай «фэйри».

– Лови. Чего тебе сделать теперь? Всмысле завтрака? Яйца кончились.

Она раздраженно засопела:

– Что за утро, а… Хлопья остались? А молоко? Блин, а кефир?? Ну залей кефиром, короче. Не могу уже, жрать охота.

– А я предупреждал.

– Знаю! Давай делай, раз начал! Как раз отмою.

– Бу-бу-бу! Это вместо спасибо мне. Вот брошу все – и уеду в город Львов! Поняла? Вернее, в пригород его. Или лучше в город Раков?

– Хватит паясничать! Клоун!

– Сама-то! Попрыгунья-стриптиза!

Скомкав в развороте липкое полотенце, Рыжая бешено запустила им… разумеется, прямо в открытое окно. Тик, проводив взглядом исчезающий в солнечном сиянии желтый метеорит, молча шагнул и достал из ящика новое. Так же молча протянул. Поджав губы, Нелька вытянула руку, на мгновение щекотно коснувшись чужих теплых пальцев.

«Не злись…»

Отвернулась, не ответив, и с удвоенной злостью принялась выскребать из «микры» результаты эксперимента. Будут тут всякие!.. в душу лезть!!.. да что ж оно такое!!!

Но всяким мучениям приходит конец, и через четверть часа в кухне установился относительный порядок: Она за столом поглощает завтрак, Он сидит на подоконнике, стуча пятками по батарее, Оно под столом бодается с тапком. Так посмотришь – чем не семья?

Вот и Тику так показалось. Поболтал еще ногами, а потом взял да и спросил без долгих преамбул:

– Лис? А давай, что ли, дитенка заведем?

По всем законам жанра, женщине в этом месте полагается поперхнуться и закашляться, а потом просипеть что-нибудь в духе «Ты пошутил, я надеюсь?!». Но пять лет жизни в дурдоме еще ни для кого даром не проходили. Так что Нелька всего лишь с интересом поизучала ложку, прожевывая очередную порцию, и поинтересовалась невозмутимо:

– Слушай, а ты когда-нибудь встречал человека с фамилией Помидоров?

– Ыы? – Тик едва удержал лыбу. – Не-а. А при чем тут?..

– А какой вопрос, такой ответ, – дружелюбно пояснила Нелька, снова запуская ложку в миску.

– Хы. Ну ладно, – спрыгнув с подоконника, Тик присел и подхватил рванувшегося к нему Первомяу. – Отак, зверь! Обломали нас. Чего орешь, тупень? Пойду щас куплю тебе хавки, чтоб меня не обжирал. О! Лис, посмотришь, как у нас ветеринарки работают ближайшие? Надо его стаскать будет, помойного жителя. Слышь, помойный житель? Будем тя колоть и мееерссскими порошками кормить.

– МИА!

– Мииеерсскими, моя прелессть! Давай, чеши отсель. Лис, поглядишь, ага?

– Умгу, – прочавкала та. – Лоток ему не забудь купить.

– Дык!

Однако же найти приличный «детский» корм в субботнем Питере оказалось совсем не просто: посылаемый из магазина в магазин, новоиспеченный котовод добрался аж до Светлановской площади, только там обретя наконец искомый «Хиллс-для-котят». Побив в процессе личный рекорд упертости, выставив с десяток галочек на будущие покупки – и дав «недосупруге» время… нет, не успокоить разошедшийся в башке ураган, но чуточку в нем освоиться. Хотя бы настолько, чтобы не пытаться мыть полы, жарить картошку и болтать по телефону одновременно: мобильник от купания в ведре ей еще удалось кое-как спасти, а вот обед от трагического аутодафе – увы, нет. Поздно учуяла. Треть сковородки сожгла, хаззяюшка…

Впрочем, муж на это и внимания не обратил: ввалился, что называется, «с языком на плече», умял чуть ли не на бегу половину оставшегося, смачно хрустя угольками, потом запихнул придремавшего в углу питомца в сумку, и умчался снова – на этот раз в клинику. Нелли только головой покачала: лентяй-лентяй, а попадет шило в задницу – цепью не удержишь! Котяра и есть.

«Что же мне с ним делать, а?..»

***

Два месяца тому назад, грызя карамельку в идущем на посадку самолете, она мысленно готовилась к бурной встрече: с объятиями, скупыми слезами, прощением друг другу всех грехов и немедленным началом новой жизни. Чуть ли не первой прибежала на погранконтроль, выплясывала от нетерпения возле чемоданного транспортера, выпорхнула в зал прилета…

…и получила вместо цветов и объятий рассеянное: «Привет. Все нормально? Давай чемодан. И сумку давай. Пошли?» Еще бы чуть-чуть – и правда послала бы…

Тик привез ее вот в эту самую квартиру – две комнаты в «сталинке» на улице Ленина. Водил, показывал: «тут газовая колонка, осторожно, кипяток термоядерный… окна пластиковые, но дешевка, так что сильно ручку не дергай…» Она послушно ходила за ним, кивала, задавала вопросы – а в голове крутилось: «Одной здесь жить? Одной? Без него?»

А Тик, дообъясняв, действительно подхватил рюкзак и распрощался. Суховато, но без всякой демонстративности: просто у него свой дом и свои дела, а она вроде оклемалась, сама дальше справится. Иначе что ж теперь, до конца жизни за ней бегать?

«Оклемавшаяся» же Нелька, закрыв за ним дверь, совершенно потерялась. Бродила по квартире, бессмысленно перебирала собственные вещи в шкафу, в меньшей из комнат, которую неведомая рука предназначила ей под спальню; посидела во второй комнате на диване, зачем-то включила телевизор; зажгла и погасила газ на кухне; вскипятила чай, но тут же про него забыла… в общем, пребывала в полной прострации. Все замечательно, жизнь продолжается – только что с ней теперь делать?

На исходе второго часа, рассмотрев ситуацию со всех сторон, Нелькины мозги внесли деловое предложение: «А не выпить ли нам? Для ясности?» С интересом выслушав сей конструктив, хозяйка согласно кивнула – и изо всех сил врезала самой себе кулаком по лбу. Поинтересовавшись после у качающегося между ушами звона: «Еще налить?» Оттуда промолчали; тогда она взяла телефон и набрала Тика.

Ответил напряженный быстрый шепот:

– Ало я щас занят перезвоню через час ладно?..

Не давая ему отключиться, Нелька перебила:

– Не надо, просто приходи вечером? Пожалуйста?

– Аэ… окей во сколько?

– Во сколько хочешь. Хоть ночью.

– Хы. Ладно, часов в восемь, все, бай.

Она уже приготовилась считать минуты и слушать шаги на лестнице – но едва успела заново вскипятить чай, как в дверь позвонили, и продолжали звонить до самого вечера: Вика, Нютка с Лехой, Олька, Наташка и Кирюха, друзья-скалолазы… потом вдруг еще одна Наташка, только недавно ставшая из Бесфамильной – Герасимовой, и с ней непосредственный виновник перемены, занявший собой сразу четверть кухни и за это изгнанный девчонками в комнату (четырежды); а ближе к вечеру, финальным «та-да-да-таммм!», в дверях нарисовалась дочерна загорелая маленькая цыганка, в безумных юбках, килограммовых монистах и с самым натуральным медведем на поводке. Медведя, впрочем, тут же разоблачили, содрали шкуру и принялись в ней по очереди фотографироваться, а цыганку Нелька едва не задушила на радостях.

В общем, к восьми веселье было в таком разгаре, что объявившегося без звонка Тика хозяйка вечеринки лишь торопливо чмокнула в щечку, пробегая с тарелками через прихожую. Он, впрочем, и не думал обижаться, немедленно умотав на кухню и затеяв там яростный спор с Викушей о чем-то салатно-кулинарном. Так и держался весь вечер в отдалении, почти ни словом с супругой не обменявшись.

Но разговор у них все-таки случился: глубокой ночью, когда, доведенные «крокодилом» до головокружения, оба выползли отдышаться в пустую кухню. Вышел тот разговор коротким и невеселым.

– Я без тебя не смогу. По крайней мере, пока. Сам видишь.

– Вижу. Так и знал, блин.

– Ну вот. Переезжай сюда, а? Я тебе обещаю не мешать, можешь со мной вообще не разговаривать… просто чтоб ты был рядом. Пока я не успокоюсь.

– Да хрен ты успокоишься. Ладно, потерплю, что мне… На квартире заодно сэкономлю.

– Ты меня совсем не любишь?

– Не-а. Извини.

– Да ничего. Сама виновата. Ну я к тебе не буду лезть, честно. Постараюсь даже на глаза не попадаться. Год, или два – и отпущу, обещаю. Ты жениться пока не собираешься?

– Я вообще не собираюсь.

– ??

– Да, что уставилась? Меня от вас тошнит уже. Дуры – одна хуже другой.

– Ни фига себе… Не, ну дуры, конечно… но не все же. Ладно, это не мое дело, не хочешь – не надо…

– Не твое. И не лезь. Тебе есть на что жить, нет?

– Да работу-то найду… За квартиру на сколько уплачено?

– Месяц. Ладно, за следующий я заплачу, отдашь потом. Короче, договорились, завтра перетащусь. – Тик поднялся. – Пойду с народом попрощаюсь.

– Уходишь?

– Ага. Еще б посидел, но спать охота, сил нет. День был дикий… меня ж на работу взяли, я не говорил еще? В «Фонтанку», в отдел писем. Дуррацкое занятие, но атмосфера прикольная. Такие психи работают – любо-дорого! Потом расскажу как-нибудь.

Так и получилось, что в распоряжении Нелли осталась маленькая комнатка-спальня, а «сокамерник», как он себя стал называть, занял бывшую гостиную. Оккупировав попутно телевизор, балкон, большой стол и здоровенный книжный шкаф – впрочем, все равно забитый доверху творчеством классиков марксизма-ленинизма и отчетами о партсъездах. У хозяев квартиры вообще были своеобразные отношения с литературой: в туалете, например, на отдельной почетной полочке красовался высоконаучный труд «Инопланетные цивилизации Атлантиды», и не один неосторожный гость выбрался наружу скрюченным от смеха и напрочь забывшим о цели посещения…

В первые недели Нелька утешала себя мыслью, что это ненадолго, просто Тику надо к ней заново привыкнуть. Но месяц спустя обнаружила, что взамен начинает сама привыкать: к его заботливому равнодушию, к звучащей не для нее гитаре за стенкой, к вынужденному монашеству… и одновременно – к свободе уходить и возвращаться, когда вздумается, зарабатывать и тратить, рассчитывая только на себя. А еще – к необъяснимому чувству дома и прикрытой спины: тому чувству, которого, как выяснилось, она и не знала до сих пор. «Мы теперь вроде поодиночке, но друг без друга очень много потеряем», – писала она Леське, – «и это получается крепче и надежнее, чем „семья по любви“. Такой вот парадокс…»

Тика подобная жизнь, кажется, вообще не напрягала. По праву первооткрывателя он взял на себя все квартирные дела, включая общение с хозяевами; когда было время – готовил на двоих; без разговоров пылесосил и мыл полы по всей квартире – иногда и не в свою очередь. К «сокамернице» относился дружески-шутливо, называл ее то «женой без портфеля», то «неразведенной Нелькоголью»; иногда специально дожидался ее, чтобы вместе дойти до метро, а в другой раз садился ужинать, не подождав, пока она выйдет из душа. На «Cвинге белой ночи» Нелька с Викой столкнулись с ним в толпе нос к носу – так жену он едва кивком удостоил, а Вику немедленно танцевать пригласил. Вот откуда ему знать, что она танцы обожает? По виду-то – нипочем не скажешь… Впрочем, Нелька еще в первый день догадалась, кто готовил квартиру к ее приезду: уж больно непринужденно Торичка и Нютка ориентировались в незнакомой обстановке. Как-то он их нашел – или они его… или «она»… заметно было, что с без малого ровесницей Анечкой Тик держится снисходительно, а вот десятиклашки Викуши – робеет, хоть и старается это скрыть.

Нельку все время мучил вопрос, знаком ли он с остальной Торькиной родней, но спросить напрямую она не решалась. Что-то такое мелькало в разговорах с Надей, что-то вроде «…твой-то серьезный, не то что мои раздолбаи…» С другой стороны – чтобы Торичка, с ее гиперактивностью, не притащила нового приятеля домой? Станиславский, ваш выход!

Вопрос, между тем, был отнюдь не праздный, ибо семья Сазоновых вовсе не собиралась избавляться от новообретенной родственницы. Если Игорь молчал и скрывался, честно выжидая назначенный год, то Викушу иногда приходилось силком выпихивать домой, приговаривая: «…у тебя жених есть, вот и иди к нему, а то забудешь, как он выглядит, еще до свадьбы…» Куда чаще, впрочем, Младшая Рыжая проводила вечера у плиты, или валялась с книжкой или ноутом на любимой медвежьей шкуре, пока Старшая не вставала из-за стола со словами «…ыы… тяжело в лечении, легко в гробу… ну что, почайпьем – и в койку?» Надя шутливо грозилась: «Ох, дщери, вымочу когда-нибудь розги!» – но на деле только радовалась, что Торичка не ночует дома: пусть лучше спит с названной сестрой, чем с родным братом.

С самой Надей получилось и вовсе смешно. Наутро после той самой вечеринки сопевших в обнимку сестренок разбудил телефонный звонок, и после искренних поздравлений для старшей и неискреннего нагоняя для младшей, позвонившая мама перешла к делу:

– Люшка, диспетчером по перевозкам в нашу фирму – пойдешь? Зарплата поначалу не очень – но есть вечерние смены, ночные, квартальные премии… Да справишься, о чем ты! Работа нервная бывает, но когда втянешься – пойдет, как по маслу… Попробуем? Отлично, тогда завтра я тебя жду в… девять тридцать утра. Зеркальный проезд десять, ближе всего от метро Александра Невского. Торька объяснит тебе, как добраться. Будет собеседование со мной, потом с нашей кадровичкой… Да не бойся, дочур! Считай, что тебя уже взяли! Ну давай, до завтра. Жду! И там, эту нахалку не забудь домой выгнать, а то она тебя без еды оставит!

Дав отбой, Нелька проснулась окончательно, и под радостный визг все слышавшей Торьки принялась бояться, последовательно: собеседования, кадровички, незнакомой работы, мамы-начальницы и голодной смерти. Боялась целые сутки, потом все утро, потом всю первую неделю… потом бояться стало нечего, потому что подрабатывавшая официанткой сестренка притаскивала гораздо больше еды, чем сама могла съесть, и приходилось даже звать друзей, чтобы излишки не пропадали. Мама, со своей стороны, оказалась начальницей строгой, кумовства не терпящей, но зато и справедливой: сама прошла и диспетчерскую, и «аварийку», выезжала в поле разбираться с заказчиками, с ментами, с бандитами – короче говоря, понимала, где диспетчер ситуацию спустил на тормозах, а где из собственной шкуры вылез, разруливая. Ругала за промахи, за успехи – хвалила, щедро делилась опытом; коллеги, оценив, что новенькая Нафане не подлизывает и в любимицы не лезет, устроили ей «вечер на веселой волне» и стали приглашать на уик-энды; водилы быстро усекли, что Джинджер – девчонка свойская и на язык острая, кое-кто уже намекал на «подвезти домой со смены»… В общем, после второй зарплаты на мамин вопрос «Ну, как тебе у нас? Остаешься?» – она только молча выкинула большой палец.

Так что жизнь и вправду продолжалась. Только вот с личной был пока что – полный привет…

До этого сумасшедшего утра.

***

На то, чтобы успокоиться и принять решение, у Нельки ушло два дня. На обдумывание плана, вылавливание нужной знакомой и разведку на местности – еще столько же. То есть времени прошло достаточно, а тут еще и Мяус, и работа… короче говоря, к вечеру среды Тик успел подзабыть о своем субботнем ляпе, и сильно удивился, узрев на проходной знакомую носатую физиономию. Еще же, как назло, не один вышел – с Танечкой из рекламного, девочкой глупенькой и потому очень симпатичной. Не то чтобы что-то там, просто до метро проводить… ну, для начала. Надо ж как-то устраиваться, раз официальная супружница такие гарбузы выкатывает!

Официальная, не будь дурой, фишку просекла и скандалить не стала. Просто подцепила муженька под ручку прямо за турникетом, сделав глазки не успевшей даже удивиться Танечке, и уволокла вдаль со скоростью «Метеора» с линии Кронштадт-Санкт-Петербург – кстати, где этот Санкт, что за город-призрак такой? Пятнадцать лет в расписаниях маячит, и ни один поезд в нем не остановился, ни один катер не зашел! Бедные санктцы, небось, уже извелись с тоски!

– Не, это вряд ли. Они ж заняты. Через них вся телефонная связь с Питером проходит. Одних кабелей – прикинь, сколько!

– Да, не подумала. Так тем более бедные! Во, наверное, мечтают, чтоб Питер опять переименовали!

– Ага, и чтобы их в покое оставили. Слушай, а куда мы идем?

– Тебе все скажи. Придем – увидишь. Да недалеко уже, Дворцовый перейдем – и там.

– Гы. Я поведу тебя в музей, сказала мне жена. В какой хоть?

– Сказала – увидишь.

«…Блин, нашла время для экскурсий. Жрать охота, мозги вареные… Так куда? Налево? Не Биржа, значит. Зоо? Не, мимо. Что, Кунст… э, а куда она?»

– Чего ты встал?

– А… мы к статуям, да?

– Ну.

– Так тут же ворота! Вход – с линии, вон оттуда.

– Ты забыл, с кем идешь? Буду я тебе еще по подворотням бегать. Заходи. Был тут когда-нибудь?

– Был, конечно. Только давно. Прикольный дворик. Уу, какие морды! Суровые.

– «Кааменные боги любви… на повороте судьбы… стоят стеноой нерушии.. моой…» То есть, легенды можно не рассказывать?

– Можно. Я тебе их сам могу рассказать. Ты хоть в курсе, что это копии?

– Ну конечно же, нет! Какое разочарование!.. Давай, в общем, кто первый – ты или я?

– Ты чего? Сс… дурела?

– Давно. Да не бойся ты, можешь просто палец уколоть. Я от тебя не требую вены резать. Если тебе принципиально, у меня спирт есть.

– Слушай, что за бред? Ты серьезно?!

– Я-то серьезно. А вот кое-кто тут забыл, что за базар надо отвечать. Или это шутка была? А? Если шутка – тогда свободен. Нет? Тогда ты первый. Который у нас тут… за лубофф?

– Хм. Я помню, что ли. А вообще, какая разница?

– Ну как это «какая»…

– А вот так. Я тебе еще когда говорил: не люблю я тебя. Не-лю-блю! Ты меня бесишь, вообще!! Давай сюда.

– Ты меня тоже. Держи. Не размахивайся сильно.

– Постараюсь. Пиздец какой-то, взрослые люди… ффф… блядь… Что говорить-то?

– Ммм… м-мм-ммм… Да можешь ничего не говорить, услышит и так. Мажь давай!

– Давненько тебя не кормили, хыхы… Ваша очередь, сударыня. Есть чего-нибудь залепить?

– Держи. И отвернись. Сейчас будет неприятно.

– Э, ну ты это самое… не переэтосамь… Лис, бля, ты че… ты совсем уже?! Ты че делаешь, бля?! Ебанулась?!!

– Не ори. Все ужшше. Уйй. Давай заматывай. Да вату сначала! Успокойся! Все! Все уже.

– Нихуяссе шшуточки блин… у, льет как! Может, перетянуть руку?

– Не надо! Мотай потуже.

– Нуттыбля… Как топором, вообще. Шрам останется, и нехуевый.

– Затем и делала.

– Бляя. Слушай, ты когда-нибудь повзрослеешь?

– Не знаю. Не уверена. Ну извини, ну мне надо было. Можешь ты понять?

– Я уже все могу, столько лет с тобой тут. Специально под кольцом, да?

– Ну да. Дура я у тебя. Не обижайся.

– Дура – это не то слово. Придержи… ага. Тоже, бля, «смертною виной виноват не окропивший алтарь»… гыгы… Все, сойдет, дома перемотаем по-нормальному. Пошли, а то на нас смотрят, как на этих. Еще охрану вызовут.

– Пошли. Может, пешком дойдем?

– Пешком? Ху. Ну, давай. Давно не гуляли. Дай лапу, что ль? Да не эту! Дудочка ты, в годову данетая! Уй, Нелька…

14. «…нужно о добром, о главном, вечном – я же о ерунде…»

from: [email protected]

to: [email protected]

subject: прощальное

Здравствуй, Лена.

Видимо, это письмо будет последним, можешь даже на него не отвечать. Мне надоело извиняться в пустоту.

Ты наверняка в курсе про нас с Тиком, так что расписывать не буду. Скажу только, что все неплохо. Живем семьей, дружно и весело, я жду ребенка, работа и деньги есть, в будущее смотрим с оптимизмом. Как видишь, обошлись мы и без тебя, и дальше обойдемся.

Если захочешь когда-нибудь снова общаться – не стесняйся, пиши, приезжай. Все-таки мы были подругами, нам есть что вспомнить. :)

Удачи и счастья вам всем.

Пока.

Н.