Текст книги "Круги от камушка"

***

Из дневника Ёжки.

Август 2009.

Ланка.

Поразительная девчонка. Изумительная. Уникум.

Мы все меняемся, это нормально. Потом, может быть, перестанем, но пока что – меняемся все время. Кто-то меньше, как Ромка или Кива, кто-то больше, как Коська, например. Я его помню в девятом классе, когда про него учителя говорили: «зачем его учить, он же все равно сядет!» Увидели бы они сейчас, как он читает доклад на семинаре! Настоящий ученый!

А вот Ланка не меняется абсолютно. Как была в шестом наивной энтузиасткой, так и остается до сих пор. Другой бы какой-нибудь урока с Виолой хватило бы, чтобы всех возненавидеть, а Ланка не то что всех – она саму Вилку жалеет! Неисправимая. Говорит, весь май-июнь спала по три часа: то надо было одному с курсовой помочь, то другой чертеж сделать, то кому-то книжку отвезти, то к кому-то в больницу заехать… спать было некогда, короче. Я даже не стала спрашивать, нельзя ли было кому-нибудь отказать – Светка просто не поняла бы. Правда, перед этим она сначала свои курсовики сделала, это для нее святое. Тоже сидела до глубокой ночи, и Витюха с ней. Семейка сумасшедших.

А вместе с тем… более прагматичного и рационального человека я не встречала, пожалуй. Даже Ромка, и тот более подвержен эмоциям. Нет, Ланка не сухарь, ни в коем случае! Но у нее если дело – так дело, пусть с шутками, с весельем – но от и до. Наверное, поэтому и времени у нее хватает на все – потому что она не делает ничего до половины. Если видит, что не сделает – то даже и не начинает. А если делает – то как на той неделе, когда мы с ней и с Мартыном решили в лес поехать: убедилась, что там, куда мы едем, ничего не горит, причем лично обзвонила местные пожарки, потом раскладку сделала, проследила, чтобы все купили, и не в последний вечер, потом не поленилась распаковать палатку, нашла там сломанную молнию, починила… Вот Кива такая же, только зануда жуткая, а у Ланочки как-то выходит незаметно и весело. Не «вот так надо делать!», а «давай вот так сделаем?» И – добрая, добрая ко всем без исключения! Двадцать три года, со всем Барнаулом знакома, кажется – и ни одного недоброжелателя, не то что врага. Я ей завидую, честно и в открытую, и прямо ей об этом говорю. А она удивляется: «Чему завидовать, Ёжк? Я такая, ты другая, у всех свое…»

Книжная полка у нее над столом – у меня от одних названий голова болит. Сплошные теории того и сего, твердые тела, полупроводники, какая-то «опто-что-то-и-сбоку-бантик», талмуд в пять кило весом. Уж на что я Ромкой тренированная, но тут просто шизею. За ужином чего-то они с Витюхой вдруг стали обсуждать, какие-то переходные туннели (надо же, запомнила!) – так она прыг к этой полке, хвать какую-то книженцию, с ходу ее открывает и Витьке под нос сует – вот тебе график, давно пора наизусть знать, завтра проверю! Я чуть супом не подавилась. А они ржут, «извини», говорят, «больше не будем». Зато рядом в книжном шкафу – полное собрание Толстого, полное собрание Набокова, все Стругацкие, весь Пушкин, да просто перечислять нет смысла. И все это не для виду, оба цитируют наперегонки чуть не всю русско-советскую классику! Только по стихам я круче их, а насчет прозы даже не вякаю, чтобы не позориться. Сама-то «Войну и мир» с первого курса не перечитывала…

Кстати! Отличная идея. Хватит тут нетленку ваять. И Ланочке будет пока восхвалений.

3. «…и вся одета в смелых таких полутонах…»

Уже и не упомню, когда я последний раз ходила в мини-юбке: на третьем курсе? или на четвертом все-таки? Или… ой, мать моя женщина, как я могла забыть!..

– Ты чего прешься? – Анька смотрит, cклонив голову набок, как умная собачка. – Поделись улыбкою своей?

– А, вспомнила… из студенческих лет… – и я принимаюсь излагать ей историю нашего последипломного гуляния, начавшегося с укорачивания юбок прямо на полной народу набережной. Как мы договаривались с девчонками по телефону, и я на полном серьезе восприняла Ксанкино многократно повторенное «Юбка чтобы до пяток, слышала? До-пя-ток! И верх закрытый!» – как совершенно прозрачное предложение одеться в стиле «две тряпочки – вот и костюм». Они-то между собой договорились, что будут изображать дореволюционных гимназисток, прически сделали соответствующие – а меня не предупредили: знали, что я своих мускулистых ног стесняюсь, и уж от меня-то ничего, кроме длинной юбки, ждать не приходится. Ну, и получили подарочек…

– …И вот, представь: они стоят на набережной, такие строгие, аккуратные, все в очках, с зонтиками…

– С зонтиками?? – Анька аж взвизгивает.

– Ага. Почему-то они так гимназисток представляли, понимаешь? В длинной юбке и с зонтиком. Вот… и тут на них налетаю с радостным визгом – я! Накрашенная, в мини цвета «электрик», длиной двадцать сантиметров…

– Ойблин!..

– На каблуках сантиметров десять…

– Ааа!..

– И в топике обтягивающем, цвета… ну, не, кюрасао ты не пила… короче, небесно-голубого. И без лифчика, главное!

– Ммаааать!..

Сказать, что Анька счастлива – это все равно что ничего не сказать. Она в экстазе. Она в улете. Она тащится, как удав по стекловате.

– Во, они то же самое сказали! Хором!

(И еще много чего добавили, прибавляю мысленно. Нормальную гимназистку от таких выражений порвало бы, как хомячка от капли никотина).

– Ну, ну?! И чего дальше?? – подружка чуть не польку-бабочку танцует от нетерпения.

– А дальше что… – я сама начинаю безудержно хихикать, вспоминая. – Они ж не могли меня прогнать, я бы им обязательно какую-нибудь гадость устроила. И вообще, мы подруги, обиделась бы насмерть. А гулять с такой шлюхой – какие тут гимназистки!

– Даа уж…

– Ну. А потом они еще друг на друга посмотрели, увидели все эти воланы и зонтики, и их так вставило… Ксанка побежала, в общем, раздобыла ножик у какого-то парня, и давай девкам юбки обрезать!

– Пиздеец! – Аньке уже наплевать на приличия. – Прям посреди народа?! Охуеть!

– Ну да! Всем по очереди! А там одна девчонка была с нами, Сара ее звали. Ну, ты понимаешь, да?

– Не…

– Ну еврейка, блин! Только не как я, а религиозная, из строгой семьи. Ей вообще нельзя ноги мужикам показывать, тупо по религии, понимаешь? И тут к ней подбегает Оксана с ножиком, хватает подол – и давай его резать! Сарыч как заорет, да как звезданет ей ногой под дых! Мы на нее как накинемся! Бабы же! Завалили, впятером, обкорнали по самую задницу, Настька еще предлагала декольте до пупа вырезать… Сара визжит, свернулась чуть не в шар, матом нас кроет, как пьяный извозчик…

– Бля… я…а… аа… е… еба… ааххахаа… вы… вы че курили, блиин?!!

(Хрен их знает, что они там курили… у меня к моменту появления на набережной внутри такой конопляный паровоз проехался, что снаружи поддавать было бы просто смешно. После трех сезонов в любимой полосатой юбке до лодыжек – идти посреди толпы в топике, жесточайшем мини и полупрозрачных танга…)

Хохочу на всю улицу:

– Да ничего, нам своей дури хватало! А самое убойное знаешь что? Сара-то – не сбежала потом! Встала такая, еще поматерилась, потом все заколки из волос повыдергала, а у нее хайр был… да и есть, чего я… короче, я ей завидовала, прикинь?

– Йооо! – Анька ошарашенно таращится на мою огненную мантию. Вряд ли она читала Профессора, так что слово «балрог» ей в голову не придет. И слава Джа, как Ленка говорит: только-только подружились, неудобно вот так сразу ее с моста швырять…

– Да, вот так вот! Кудри черные, такие, знаешь, с рыжеватым отливом, дикие совершенно, и даже когда кольцами – ниже пояса. А если распрямить, то ниже колен вообще!

В Анечкин ротик сейчас можно класть пирожные «корзиночка», целиком, и вынимать их неповрежденными.

– Так не бываает…

Глядя ей в глаза, я демонстративно открываю свою собственную пасть, с лязгом делаю «Ам!». Она вслед за мной машинально щелкает зубами и, скривившись, хватается за челюсть:

– Овблин! Футьезыкнепьикусила! Ты поостововней!

– Это ты поофтововней, – издевательски кручу головой. – Дальше хочешь послушать?

– Конеееефно!

– В общем, Анечка, бывает еще и не так. Ты Сарочку не видела просто, – я сладко жмурюсь, охваченная воспоминаниями. – Мы тогда в момент врубились, почему ее предки заставляют так одеваться. Красивая – как из сказки. А еще поняли, чего она волосы распустила: они ей как раз прикрыли все, что торчит. Вместо плаща. И вот она встает, такая, и говорит… с усмешечкой так… ну, раз так, говорит, девки – тогда гуляем? Мы вокруг оглядываемся – а вся набережная стоит. Ты прикинь – вообще вся! Пешеходы, мотоциклисты, машины, те, кто на великах, менты конные – все стоят!

– …И у всех стоит…

Не, я от Аньки угорю просто когда-нибудь. Разогнувшись и вдохнув воздуха, так ей об этом и сообщаю. Она аж раздувается от удовольствия:

– Нелька, это я с тебя угорю! Чего я раньше с тобой не общалась?! Ты офигительная, ващеее!!

Давненько мне девочки в любви не признавались…

– Потому что всему свое время, Анечка, – внезапно приняв решение, я позволяю своим привычно сощуренным глазам распахнуться в полный размер. – Есть такая штука, называется – «Дао». Знаешь, что это?

– Нет… – судя по голосу, ни с какого моста ее швырять не надо: уже утонула.

– Дао – это путь, – поясняю я вкрадчиво. – Который приводит к счастью. Тебя, например, привел ко мне, а меня – к одной прелестной юной леди… с которой мы сейчас пойдем – куда?

– На острова, знакомиться с мальчиками, – Анечка почти шепчет, мордочка пылает от смущения. Не отпуская ее взгляда, я медленно и намекающе облизываюсь:

– В общем правильно… но я бы, например, и от девочки не отказалась. А ты?

У нее уже нет сил говорить. Да и не надо, в общем – грудь взлетает и падает так, что все понятно. Еще немного – и она меня прямо тут завалит.

Подхватываю свою малышку под руку, разворачивая в сторону метро:

– Тогда потерпи немножко… сейчас у нас в программе мальчики, а девочки – на десерт. Моя Нюточка… ничего, если я тебя так звать буду?

– Ничего, Нелюшка, – она вдруг решительно обнимает меня на ходу за талию. – Ты такая красивая… самая красивая, что я видела когда-нибудь. Честно-честно. Нелинька, Нелечка…

– Нютка, не хулигань, – строго прищуриваюсь, улыбаясь до ушей. – А то нас в метро не пустят. Хочешь, кстати, узнать, чем тогда все кончилось?

– Хочу! – она убирает руку, но идет все равно так близко, что меня обжигает сквозь одежду.

– В общем, как мы гуляли – это неинтересно… да честное слово, неинтересно! Один бар, другой бар… Ты слушай. В третьем баре… хотя может, это четвертый был… короче, Сарочка после очередного мартини стала со своим… ну, скажем так, ухажером… лапаться на виду у всех. Да-да-да, мы так же смотрели, как ты сейчас! И ей кто-то из наших говорит потихоньку: типа, Сарыч, вы найдите место потише, а?.. Ну, она своему что-то шепчет, а потом встает, с нами прощается, и под ручку с ним уходит. И куда, ты думаешь, она его повела?

– Ээммм… – долго она не раздумывает, – в первый же проходняк? Аа, это ж не Питер… Ну… в подъезд? Не? Ну… в туалет, прямо в баре? Ну?!!

– Неет, Нюточка, – я медленно и с наслаждением мотаю головой. – Не в подъезд. Не во двор. И не в туалет. Она его к себе домой отвела. В собственную комнату. Познакомив в прихожей с родителями. Вот так вот.

У девчонки полный взрыв мозга, она добита и раздавлена. Шагает молча, потом внезапно всхлипывает:

– Е… ее побили? Из дому выгнали? Д-да?

Боже, какое чудо мне попалось…

– Анька, проснись и пой! – плюнув на прохожих, я прижимаю к себе едва не рыдающую девчонку. – Они женаты уже четыре года, второго ребенка недавно родили! А теперь побежали, а то всех мальчиков разберут!

***

…И вот теперь запланированные мальчики грозили накрыться медным тазом. Вернее, даже не тазом, а лодкой: древней, дырявой, неуклюжей, с процарапанной по остаткам краски корявой надписью «2009 Сдесь была Аня».

– Криволапова, ну твою же мать! – Нелли еще раз безнадежно потыкала веслом в воду, пытаясь нащупать дно. В очередной раз ничего не нащупав, злобно уставилась на торчащий в паре метров от борта деревянный «перископ»: второе весло, чувствуя себя в полной недосягаемости, с интересом следило за развитием событий. Отражение колебалось в мелкой ряби, отчего казалось, что деревяшка мерзко хихикает.

Непосредственная виновница аварии ссутулилась на скамейке напротив, проклиная тот момент, когда упросила подругу дать погрести. «Предупреждать же надо, блин! Откуда я знала, что тут эти водоросли! Какого фига их не чистят, вообще?!»

Лопасть чавкнула, выдираясь из густой зеленой волосни. Грохнув ее к Анькиным ногам, Нелька взглянула недвусмысленно: «Чтоб блестело!» – и, убедившись, что рвать из-за пояса пистолет пока не требуется, уселась поудобнее и принялась обдумывать ситуацию.

Вводная не радовала, мягко говоря. До более-менее чистой воды – метра четыре: хорошо Аня разогналась, чтоб ее… Выгрести из таких джунглей непросто даже с двумя веслами – а уж с одним, похоже, полная безнадега. Оставим это на самый крайний случай. Хотя до него, кажется, недолго осталось.

Оттолкнуться? Не от чего. То ли шест короткий, то ли место удачное. До берега рукой подать – а поди ж ты…

Руками грести? Нелька скептически оглядела их лодку: деревянная пятиместная дура, плоскодонная и тупоносая, такую и на чистой воде руками разве что раскачать выйдет. «Не, не вариант.»

Анька тем временем закончила драить весло, и теперь преданно пожирала свою капитаншу глазами. Явно готовая искупать вину любыми способами.

«Искупать она готова… Искупать… хмм… а правда, почему бы не искупать?!»

– Так! – Рыжая смачно потерла руки. – Сейчас мы отсюда вылезем. Филимонов – рраздевайся!

Девчонка хлопнула глазками и приоткрыла ротик: не впитала с налету. Пришлось пояснять:

– Ну ты же в лифчике, я вижу? Ну. А я – без. Мы тут через пять минут весь пруд соберем. Так что давай, раздевайся – и в воду, за корму, будешь вторым веслом работать. Только – аа-ста-рож-но! Поняла? От борта – ни в коем случае! Запутаешься – ори сразу, я вытащу. В этой дряни запутаться – как нефиг делать.

– Неель…

– И нехрен тут ныть! Сама виновата! Скажи спасибо, что я тебя за веслом не посылаю!

Сглотнув возражения под каменным Нелькиным взглядом, Анечка понуро скинула босоножки и потянула через голову футболку. Сдернула, отбросила с глаз челку, жалобно уставилась на подругу – «может, не надо?..» – но встретила все тот же непреклонный взгляд. Обиженно отвернувшись, расстегнула и стянула юбчонку: все, дальше не протянешь, придется лезть.

«Вода, небось, ледяная… и водоросли эти… бррр…»

За спиной плеснуло. Только тут Анька обратила внимание, что Нелли смотрит не на нее, а куда-то мимо. Немедленно обернулась полюбопытствовать: парень с легкой пластиковой «двушки», остановившейся на границе водорослей, приветственно помахал ей рукой.

– Эй, на Папанине! Помощь нужна?

***

Подгребая к пристани на исходе прокатного часа, Нелька еще издали убедилась: их ждут. Оба пацана, белобрысый «спасатель» и его чернявый дружок, восседали сторожевыми сусликами на крайнем понтоне и напряженно сканировали снующие туда-сюда плавсредства. Лодку с девчонками они засекли почти одновременно, с потешной синхронностью пихнув друг друга локтями в бока; после некоторой неразберихи чернявый слегка отполз, а белобрысый принялся изображать в сторону подруг классическое «улыбаемся и машем».

– Чип и Дэйл, блин… – припечатала парочку Анька. – Нель, ты которого берешь?

И, не дожидаясь ответа, продолжила тем же слегка презрительным тоном:

– Лично я – блондинчика, он поприкольней. Второй какой-то ботанистый, и вообще как ворона. Вон, клюв какой!

Отсмеявшись, Рыжая снова налегла на весла. По правде говоря, у нее эти малолетки вообще никаких эмоций не вызвали: таких на любом углу – пучок за пятачок. Но никто и не обещал, что первая же охота будет удачной.

«В конце концов, Нютке в самый раз, пусть порадуется. Без веселой ночки мы сегодня всяко не останемся…» – с такими мыслями она подала руку «своему» мальчику, сходя с лодки на пристань. Повинуясь хулиганскому импульсу, представилась Катей: подружка опять чуть язык не прикусила, и в замешательстве почему-то отрекомендовалась вместо «Анюты» – «Криволаповой Анной». Пацаны, разумеется, одновременно взглянули на ее ноги – и ближайшие минут пятнадцать общение поддерживала одна «Катя», а ее спутница дулась и метала в сторону нахалов яростные взгляды. Но потом, конечно, истратила все электричество, приняла выкуп дорогущим фруктовым мороженым, расщебеталась, и в конце концов родила удачнейшую идею: взять в прокате ролики и погонять по острову. Каковая идея тут же была всеми поддержана и воплощена, практически не сходя с места.

***

– Блин, где учат так кататься?! – «мой» Олег завистливо провожает взглядом пролетающую мимо Нютку (спиной вперед, между прочим, пролетающую, не хухры-мухры!) Блондинистый Леха в центре площадки упорно пытается повторить разворот назад переступанием: пару раз у него уже получилось, еще полчаса усилий – и здравствуй, ушиб позвоночника, ибо научить новообретенного друга для начала ездить спиной вперед моей дурочке, понятно, и в голову не приходит…

Коротко потягиваюсь, закинув руки за голову; пацан осторожненько бросает взгляд в мою сторону и немедленно краснеет до ушей. Но мне все равно, я на этого шкета никаких планов не строю: на фоне сверстников он, надо признать, развит неплохо, но занудство и ботанство перевешивают все его плюсы. Хватит мне одного Ромы.

– Да здесь же и учат… – бросаю лениво. – Там дальше по этой дорожке народ из «Роллер-Питера» тусуется, там и тренеры есть. Я брала уроки одно время.

– А чего бросила?

– Да мне не нужно это… фигурное катание, – киваю на выписывающую кренделя вокруг Лехи Анечку. – Мне всего-то надо было – научиться поворачивать, тормозить и падать правильно. В общем, кататься по прямой и безопасно.

– И научилась?

– Ну ты ж видел.

– Ну да… – Олежка снова уставляется на Криволапову. Бедный мальчик, никогда он с таким друганом себе девчонку не найдет.

Впрочем, какое мне дело…

– Отдохнул? – я рывком поднимаюсь на ноги. – Пошли еще погоняем, чего сидеть.

– Не… – он машет головой, не поднимая глаз. – Я ногу натер, посижу уже. Извини.

– А, ну ладно, – мне даже не приходится изображать облегчение. – Нюткаа! Я прокачусь вокруг, пока вы тут, ага?

– Ага! А-ай!! – отвлекшись посреди какой-то хитрой комбинации, Анька мгновенно завязывает ноги в узел и начинает валиться набок – но Леха в броске успевает ее подхватить, в аккурат повыше талии. Верным путем идете, товарищи!

…Но мы все же пойдем другим. Кто следует классикам – тот никогда не ошибется!

***

from: [email protected]

to: [email protected]

subject: нет слов

Здравствуй, Неля!

Ну ты даешь, честно тебе скажу. Даже нечего возразить. Да и тебе не нужны мои возражения, кажется.

Но и согласиться с тобой не могу. Конечно, «кризис среднего возраста», уходящая молодость, попытки доказать всем, что ты еще ого-го… но путь, который ты выбрала – тупиковый, уж прости меня за наглость. Скоро ты сама это поймешь, только как бы не было поздно.

Светка пишет, что встречалась с Ёжкой, вроде все с ней нормально. Пока живет у родителей, насчет ее планов Светка ничего не знает. Будет продолжать присматривать за ней, по мере возможностей, и мне писать.

К нам приезжала Верба со своим молодым человеком, автостопом прямо из Москвы. Совершенно неузнаваемая стала! Какая-то в ней внутренняя сила появилась, уверенность и решительность. И мне она такая гораздо больше нравится, чем раньше. Если бы мы сейчас прыгали – я бы ей предложила, пожалуй.;) Будем теперь с ней переписываться.

На этом пока все.

Хорошего тебе августа!

Леська.

4. «…песен нету – и не надо их совсем!»

Верба стала приходить в себя только за Уралом, когда Мишка уже всерьез стал за нее бояться. Оставлять ее в таком состоянии – тогда и ввязываться не стоило; то есть надо искать хорошего психиатра, деньги где-то брать… это при том, что ему сейчас зависать в Москве надолго – верная смерть: счетчик уже тикает, несколько дней – и то риск. Опознают – убьют, чтобы другим было неповадно. Или, еще хуже, искалечат и выбросят. Единственный шанс – ехать как можно быстрее домой и идти на поклон к Салиму, просить отсрочки. Если будет в хорошем настроении – может и дать: даже хоть пару месяцев, главное – руки развязаны будут…

Однако обошлось. Когда уже под Пензой устраивались на ночевку – в лесополосе, на одной пенке, под выпрошенным у милосердного дальнобоя пледом – девчонка вдруг посмотрела на него осмысленно и спросила: «Тебя как зовут?» Впервые за всю дорогу он услышал ее голос: до того даже редкие «да» или «нет» в ответ на его вопросы она «произносила» только жестами.

Он ответил, она кивнула и в тот вечер больше ничего не сказала, снова впав в привычный ступор; но на следующее утро разбудила его сама, погладив ладонью по лбу, и улыбнулась, увидев, что он проснулся. С этого момента все стало возвращаться в норму стремительно, и через два дня в Москве она уже сама вела его к себе домой. Стала задавать вопросы, и он с облегчением понял: Вербина память, кажется, «закрыла» от хозяйки тот день, причем с хорошим запасом в обе стороны. Она помнила все отчетливо до момента, когда садилась в дизель, дальше начинались провалы, все чаще и шире – потом долгая чернота, и снова проблески света – где-то в районе Самары, судя по тому, что ей удалось описать.

В первую неделю он, если честно, смотреть на нее не мог без жалости и ужаса. С виду – человек, симпатичная девчонка, несмотря на побои… а на деле – кукла куклой: как посадишь, так и будет сидеть целый день, даже не почешется. Ладно еще, под себя не ходила, а то бы они вообще никуда не доехали. Кормить приходилось чуть ли не с ложки. Драйверам и контролерам в собаках он так и объяснял: подруга, мол, попала к… тут шли варианты – либо к ментам, либо к обкуренным бандюкам (только впоследствии он осознал эту забавную деталь – что бандитам для такого хотя бы обкуриться требовалось); видите, она полностью не в себе, даже не двигается; да, едем в столицу к ее родственникам, попытаемся что-нибудь сделать. Чуть сам в это не поверил в какой-то момент.

А потом обнаружил, что глядит на «подопечную», не отрываясь – и не потому что за нее опасается, а просто так. Потому что в кайф. Это когда у нее стали восстанавливаться жесты: сначала рефлекторные – поправить несуществующие очки, смахнуть челку со лба, потянуться после долгой неподвижности; потом – уже осознанные: отогнать муху, или проводить взглядом прохожего. Снова ожила мимика, сделав лицо из кукольного живым. Когда она однажды вдруг ни с того ни с сего улыбнулась и щелкнула пальцами – Мишку просто какой-то теплой волной прошибло. Пытался потом в этом разобраться, старательно обходя самое очевидное и простое объяснение: уж больно оно было… обязывающим. Легко и приятно влюбиться в нормальную девчонку; но принять на себя ответственность за такую – убогую, покалеченную – он был не готов. По крайней мере, ему так казалось.

Им еще повезло, что Люську очередной «кавалер-на-лето» высвистал аж куда-то на Черное море на весь август. Нетрудно представить ее реакцию, если бы соседку привел домой среди ночи незнакомый мужик: всю в следах побоев, без рюкзака, без вещей, без телефона, в одежде с чужого плеча – да еще и неспособную объяснить, что случилось. Вызовом милиции тут не обошлось бы – она бы родителей подняла на ноги, добившись в итоге ровно того же, от чего Верба бежала в свое одиночное и едва не ставшее трагическим плавание.