Текст книги "Вопросоответы к Фалассию"

Вопрос 65

1. Во Второй книге Царств написано: И бысть глад на земли во дни Давидовы три лета, лето по лету. И рече Господь: над Саулом и над домом его обида в смерти кровей его, понеже умертви Гаваониты. И призва царь Давид Гаваониты, ирече к ним… что сотворю вам? и чим умолю, да благословите достояние Господне?..И реша к царю: мужа, иже соверши над нами и погна ны, иже умысли потребити ны, потребим его, не будет во всех пределах Исраилевых. Дадите нам седмь мужей от сынов его и повесим их на солнце Господеви на горе Саула. Ивзя царь два сына Ресфы дщере Аиа, подложницы Саули. и пять сынов Меровы, дщере Саули, ихже роди Есдриилу… и даде их в руки Гаваонитом. И повесища я на солнце на горе пред Господем. И падоша тамо сии седмь вкупе: тии же умроша во днех жатвы первых, в начале жатвы ячмени. И взя Ресфа дщи Аина вретище, и потче е себе при камене, дондеже снидоша на них воды Божия с небесе… И сотвориша вся елика заповеда царь. Ипослуша Бог земли по сих (2 Цар. 21:1-14) ¹. Почему после смерти Саула, когда глад охватил землю, с Давида было взыскано возмездие и он даже выдал Гаваонитам на смерть семь мужей от семени Саула? Каков смысл этих словес и как духовным образом мы можем рассмотреть их? [737]

ОТВЕТ

2. Точное ведение словес Духа обычно открывается только достойным Духа, которые, очистив [свой] ум от сажи страстей многим радением о добродетелях² и [соделав его] подобным чистому и прозрачному зеркалу, воспринимают ведение Божественных [вещей], и оно уже при первом прикосновении [к нему] овладевает ими и запечатлевает на них как бы [свой] лик. Однако для [людей,] подобных мне, жизнь которых запятнала их страстями, вряд ли возможно даже хотя бы из неких правдоподобных соображений представлять доказательства [своего] ведения Божественных [вещей], а тем более самонадеянно думать и говорить, что можно точно выразить подобное ведение. И верно знаю, честный отче, что ты сам, более изведав Божественное, ведаешь о нем и опытным путем обрел точное знание этих [вещей] в отличие от меня, только говорящего о знании, но не могущего изречь [что-либо] о Божественных [вещах] исходя из [самого] опыта [их] 3. Однако я не могу отвергнуть то, что по моим силам, а тем более отказать вам в ваших требованиях, хотя вы и возложили на меня тяжкий труд говорить о том, что превышает мои силы.

3. Итак, Саул в этом месте Писания есть царствующий посредством буквы и по смыслу плотской заповеди над плотскими иудеями закон, или же телесный образ [жития] и телесное мышление, царствующие над тем, кто руководствуется одной только буквой Закона⁴. Ведь, согласно одному толкованию, [имя] «Саул» понимается как «просимый ад»; народ же иудейский, предпочтя жизни, проводимой в Духе Божием и соответственно добродетели, жизнь сластолюбивую, востребовал, чтобы [над ним] царствовало неведение вместо ведения. Ибо всякий, отпавший от Божественной любви, имеет царем над собой через наслаждение плотской закон, поскольку он не может или не желает соблюдать никакой Божией заповеди.

4. Согласно другому способу толкования, [имя] «Саул» изъясняется как «отданный в долг под проценты» или «ссуда». Ведь писаный закон не был дан тем, кто его принял, в [полное] владение для [их] обогащения, но он был дарован для воспитания в ожидаемом обетовании. Поэтому Бог, даровав царство Саулу, не обещал в Своем завете с ним, что оно будет вечным. Ибо всякая ссуда не является для взявшего ее владением для обогащения, но [дается] как залог тяжкого труда и усилия для собирания [будущего] обилия.

5. А [имя] наложницы Саула Ресфы⁵ толкуется как «поприще уст». Поприще же уст есть научение, [заключающееся] в одном только произнесении слов закона; его незаконно поселяет [у себя] тот, [740] кто лелеет одно только телесное служение Закону, а [из такого служения] не рождается ничего благочестивого или боголюбезного. Ибо тот, кто подвизается в одном только телесном изучении Закона, [уповая на внешнее] звучание слова [его], не имеет законного сожития с [этим] словом, или научением, Закона⁶. А потому низменными и презренными стали порождения его. Ведь от Ресфы рождены были Саулу через незаконное соитие [два сына] – Ермоний и Мемфивосфей (см. 2 Цар. 21:8), что означает «анафема их» и «позор уст их». Ведь «Ермоний», согласно одному толкованию, изъясняется как «анафема их», а «Мемфивосфей» – как «позор уст их». И «анафема их» есть пагуба, [навлекаемая] действием страстей через греховные уста. А «Мемфивосфей» есть противоестественное движение к пороку или же мысль в уме, замышляющая дурное, – она есть и называется позором ума⁷.

6. Или еще: «анафема их» есть место наказания, имеющего ныне власть над естеством, то есть мир сей, ставший вследствие греха областью смерти и тления⁸. В эту область и ниспал из рая первый человек после преступления Божией заповеди. И тому, кто в уме [своем] не переходит к божественной благовидности, [скрывающейся] внутри буквы Закона, присуще порождать из научения, [состоящего] в одном только произнесении [слов] Закона, этот мир, соответствующий любострастной привязанности [к плоти], или же порождать мирское пристрастие⁹. А «позор уст их» есть постоянное рачение ума о помыслах, страстно привязанных к миру и телу¹⁰. В этом рачении [о плотском]¹¹, соответствующем сознательной привязанности [к нему] 12, и присуще рождаться из внешне зримого и телесного оформления Закона миру или душевному расположению, любящему¹³ мир; естественно, что вместе с таким расположением рождается и постоянное рачение ума о помыслах, страстно привязанных к миру и телу.

7. Или «анафема их» есть грубо вещественное, лишенное красоты и бесформенное движение страстей; «позор уст» же есть движение ума, придающее образ страстям и образующее красоту в наслаждении сообразно чувству 14. Ведь страсть не может быть приведена в действие и обрести вид без воображающей способности ума¹⁵.

8. Следовательно, тот, кто ограничивает силу Божественного обетования одной только буквой Закона, обладает научением этого Закона как наложницей, а не как законной женой. Вследствие чего такое научение порождает анафему и позор не само по себе, а по причине воспринимающего его телесным образом или сроднившегося [с подобным телесным восприятием человека]. Ибо тот, кто верует, что Бог установил жертвы и праздники, субботы и новомесячия [741] ради телесной неги и [плотского] успокоения, становится одержимым действием страстей, оскверняясь позором и нечистотами постыдных помыслов. Он [всегда] будет в подчинении [этого] тленного мира и помыслами пребывать в телолюбивом размышлении 16, [всегда будет в подчинении] у вещества и у [различного] вида страстей и [не иметь сил на то, чтобы] считать за нечто ценное выходящее за пределы тленных [вещей]. И может быть, поэтому [Саул] неправедным образом породил Мерову, которая, в свою очередь, родила пять сыновей Есдриэлю 17. «Мерова» толкуется как «пресыщение горла», что есть чревоугодие. Ибо именно это чревоугодие, преисполнившись на иудейский лад безнаказанности и [осуществляясь] вопреки заповеди, породило способы злоупотребления [пятью] чувствами для Есдриэля, то есть для созерцательной части души. Ведь «Есдриэль» толкуется как «сила Божественная», «сильный заступник» или «мощное видение»; а это и есть созданный по образу Божию ум, который был убежден сожительствовать с чревоугодием – порождением закона по заповеди плоти, то есть [закона] буквы. Ведь ум был убежден в том, что постановление Божественной заповеди есть, согласно закону буквы, плотская нега, и [ум] не приемлет иной сожительницы помимо нее¹⁸; а поэтому, считая эту негу Божественной и порождением царствующего закона, он образовал из нее и способы [низменного жития], соответствующие злоупотреблению чувствами. Ведь когда созерцательное начало души, руководствуясь законом буквы, словно Божественной заповедью, с любовью принимает в сожительницы [плотскую] негу, оно начинает использовать чувства вопреки природе, не позволяя проявляться никакому осуществлению естественного употребления их.

9. Стало быть, тот, кто упражняется в телесном научении Закона, имеет познание Божественных [вещей] как наложницу, а не как законную жену¹⁹, от нее анафему деятельного осуществления страстей и позор отвратительных помыслов, связанных с этими страстями. И от Меровы, дочери Саула, то есть от чревоугодия, обретает он отпрысков – способы [осуществления] чувств, [возникшие] вследствие злоупотребления [этими чувствами], которым свойственно убивать, словно гаваниотян, смыслы и помыслы, соответствующие естеству и находящиеся в сущих. «Гаваонитяне» толкуются как «горные» или «высоко возносящиеся», а потому обозначают наиболее возвышенные смыслы, [обретаемые] в естественном созерцании, или же они обозначают помыслы, соответствующие естеству, которые в нас, – их и умертвил Саул 20. И если ныне кто-нибудь предстанет как некий другой Саул по своему внутреннему расположению, то он, ложно придерживаясь буквы Закона, не откажется прогнать от себя прочь и извратить смыслы, соответствующие естеству. [744] Ведь никто [из тех], кто придерживается телесного служения закону, вообще не может воспринимать естественный смысл или помысл, поскольку символы совсем не тождественны естеству²¹. Если же символы не тождественны естеству, то тот, кто прилепился к символам Закона будто к первообразам, уже не может ясно видеть естественное происхождение сущих, а поэтому он неразумно отвергает смыслы [этих сущих], соответствующие естеству 22. И он не рассуждает о том, что должны быть сбережены спасенные Иисусом [Навином], ради которых вел он против восставших на них пяти царей столь страшную войну; в этой войне само небо камнями града сражалось вместе с Иисусом против восставших на гаваонитов²³, которых воплотившееся Слово сделало древосечцами и водоносцами (см. Нав. 9:27) 24 Божией скинии, то есть Святой Церкви, предызображаемой этой скинией. Оно, это Слово, и есть Иисус [Навин]; именно Оно и убивает страстные и чувственные способы [искушений], а также помыслы, восстающие на гаваонитов. Ибо Иисус, Слово Божие, всегда сберегает смыслы, соответствующие естественному созерцанию, заранее сделав их дровосечцами и водоносцами Божией скинии Своих таинств как подателей²⁵ вещества, воспламеняющего сияние Божественного ведения, а также очищения, освобождающего нас от страстей, и закладывающих основание раздаяния жизненной [энергии] в духе. Ибо без естественного созерцания силе таинств совсем и никоим образом не присуще сохраняться в ком-либо.

10. И если гаваониты являют собой удел язычников, приближающийся к тому, кто получил в наследие Божественные обетования Иисуса, [а потому и] спасаемый, то [подобное объяснение также] не представляет собою чего-то необычного и чуждого благочестию. [Ибо этот народ] был научен носить дрова и воду, то есть деятельно носить повсюду на плечах добродетелей таинственное и спасительное учение о Кресте и Божественном возрождении через воду, а также доставлять Божественному ковчегу благочестивой веры посредством [духовного] делания умерщвление земных членов, а посредством созерцания – поток ведения в Духе, который подобен воде.

11. Итак, гаваониты прообразуют либо смыслы, соответствующие естественному созерцанию, либо удел язычников, спасаемый через веру; врагом и неприятелем [этого] спасаемого [удела] является тот, кто избирает жизнь по иудейскому [обычаю] в соответствии с Законом, [ограничивающимся] одной только буквой²⁶. Ведь тот, кто считает чрево [свое] богом (см. Флп. 3:19) и кто чванится, словно некой славой, [собственным] позором, – тот одни только страсти бесчестия признает за [нечто] Божественное. А поэтому им ценится одно только временное, то есть материя и вид, а также [весьма почитается] злоупотребление пятеричным действием чувств²⁷. Первые [, то есть материя и вид,] являются как бы подобными чадам Ресфы, а вторые [, то есть пять действий чувств, когда ими злоупотребляют,] подобны отпрыскам Меровы – дочери бесчестия²⁸. Ибо чувство, сочетавшись и смешавшись с материей и видом, производит страсть, [вследствие чего ему в таком качестве] [745] присуще убивать и истреблять помыслы, соответствующие естеству. А смыслу естества вообще не присуще обнаруживаться вместе со страстью, так же как и страсть не может рождаться и происходить вместе с естеством²⁹.

12. Стало быть, тот, кто, наподобие Саула, придерживается одной только буквы Писания, отвергая смыслы, соответствующие естеству, не принимает также и таинственным образом провозглашенное призвание язычников, он, как [глупый] ротозей, [привязан] к плотскому удовольствию, которое, по его мнению, соответствует Закону. И когда это телесное расположение [души], созвучное Закону, полностью господствует над теми, кто живет одной только чувственной жизнью, то у них нельзя обнаружить какого-либо голода, [алчущего] Божественного ведения в духе³⁰. Ведь [такой] голод есть поистине [ощущение] недостатка благ, познаваемых на самом опыте, а также нехватка и полная нужда в духовной пище, которой поддерживается бытие души³¹. Ибо разве кто-нибудь может счесть за голод или [почувствовать] ущербность [в чем-либо], когда отсутствие этого ими вовсе не понимается? Вследствие чего при жизни Саула и не случается голода, потому что, пока буква закона живет и царствует над погруженными в материю иудеями, [среди них] не присуще появляться нужде в духовном ведении. Когда же после смерти Саула, то есть после кончины буквы, просияла заря Евангельской благодати и царство над мыслью [людей] духовных принял всехвальный Давид, то есть духовный закон (ибо [имя] «Давид» толкуется как «презрение» и как «сильный зрением»: одно предполагает преобладание буквы над духом, как это было у иудеев, а другое, высказываемое в отношении христиан, означает победу духа над буквой)³², тогда и познается голод по духовному ведению как вообще во всём верующем народе, так и в душе каждого отдельного [верующего]. И [это происходит] всякий раз, когда внешняя проявленность буквы предпочитается таинственному созерцанию в духе, то есть душа Писания считается чем-то менее ценным, чем его тело³³.

13. Ибо поистине испытывает голод народ, [состоящий из людей] верующих и познавших [эту] истину, а также душа каждого [верующего], когда они, покинув духовное и благодатное созерцание, становятся рабами прообразов буквы, не напитывая ум величавыми умозрениями, но [лишь] наполняя чувство страстными мечтаниями вместе с телесными отпечатлениями символов Писания. Поэтому и бысть глад по Божественному ведению три лета, лето по лету. Ведь всякий, кто не притекает к духовному созерцанию Божественного Писания, отвергает тем самым, наподобие иудеев, и естественный закон, а также не ведает закона благодати, которым даруется обожение [всем] руководствующимся этим законом³⁴.

14. Итак, трехлетний голод [, о котором речь идет в данном месте Писания,] обнаруживает тот голод, который проявляется у не радеющих о своем [духовном] восхождении при созерцании [Писания]: он делается явным в трех законах – естественном, писаном и благодатном соразмерно нужде в ведении, присущей каждому 35. Ведь радеть о познании Писания совсем не может тот, кто отвергает естественные смыслы сущих, [доступные нам] в [духовном] созерцании, и кто, упорно придерживаясь одних только материальных символов, не постигает духовного величия, [содержащегося] в них. Ибо когда [над умом] владычествует [748] одно только историческое повествование Писаний, тогда не исчезает и довлеющая над мыслями сила преходящих и временных [вещей]³⁶. [И таким образом,] еще остаются в живых чада и потомки умершего Саула числом семь, то есть остается телесное и преходящее служение закона, от которого по приведенной выше причине обычно рождается у людей, любящих тело, страстное расположение [души], которое имеет [своим] помощником [в приумножении] лжи порядок, обнаруживающийся в символах³⁷. По этой причине, как я думаю, не было голода во дни Саула, то есть во время законнического служения по плоти нельзя было обнаружить [в иудеях] нужды в духовном ведении. Однако во время Евангельской благодати, когда владычество буквы уже прошло, а мы тем не менее не воспринимаем всё Писание духовно, то тогда, разумеется, испытываем голод, не вкушая подобающего христианам таинственного служения по духу. И как только мы, чувствуя [бытие], наподобие Давида, взыскуем лице Господа³⁸, то [сразу же] ясно научаемся, что поскольку мы не воспринимаем соответствующие естеству смыслы [вещей] для того, чтобы взойти к таинственному созерцанию в духе, но еще придерживаемся телесных помыслов буквального закона, постольку благодать ведения отнимается [у нас].

15. [Писание] гласит: И вопроси³⁹Давид лица Господня. И рече Господь: над Саулом и над домом его обида в смерти кровей его, понеже умертви Гаваониты (2 Цар. 21:1). Давид есть всякий ум, обладающий ясным духовным видением по Христу⁴⁰, который всегда взыскует лица Господа. А лицом Господа является истинное созерцание и ведение Божественных [вещей, обретаемые] в соответствии с добродетелью; взыскующий этого созерцания научается и относительно причины, вследствие которой [ощущается] недостаток и нужда в ведении. И повелевается [царю] предать смерти двух сыновей Саула от наложницы Ресфы и пятерых сыновей Меровы, его дочери. Саул же есть, как я сказал, «востребованный ад», или «вожделенное неведение». Очевидно, что вожделенным является неведение, [то есть вожделенной является] законническая буква или телесная сила служения в Законе, которая есть телесное [начало] Закона, или ум, чувством телесно держащийся только за вещество буквы⁴¹. «Ресфа», согласно толкованию ее [имени], есть «поприще уст», или же научение Закону, сводящееся к одному только [внешнему] произнесению слов его. И тот, кто чужд духовному созерцанию Закона, обладает одним только «поприщем уст», [будучи непричастен движению] мысли. У Ресфы имеется два сына – Ермоний и Мемфивосфей. Ермоний есть «анафема их», то есть пагуба страстей, осуществляемая во грехе через тело; или же [это имя означает] место, то есть мир, где и ниспослано было [человеку] наказание за преступление [заповеди], то есть сластолюбивая внутренняя привязанность к миру или, возможно, приверженное к материи, безобразное и бесформенное движение страстей⁴². «Мемфивосфей» есть «позор уст их», что означает противоестественное движение ума окрест порока⁴³, или мысленное представление о страстях, а возможно, [страстно привязанное] к миру и телу рачение помыслов⁴⁴. Или [имя «Мемфивосфей» подразумевает] движение ума, которое придает образ страстям, а также движение, образующее красоту для чувственного наслаждения. Таковых детей от научения Закону, сводящегося

[749] к одному только [внешнему] произнесению слов его, и присуще рождать писаному закону и смыслу этого Закона, прилепляющемуся к одной только букве. Мерова же, дочь Саула, есть, согласно толкованию ее [имени], «пресыщение горла», то есть страсть чревоугодия. Ибо буквальный Закон, замыкая [в своих] символах тех, кто служит соответственно ему, знает только одно: порождать телесную негу и такое душевное расположение, которое склонно наслаждаться только материальными [вещами]; а ум, вследствие страстно привязанной к плоти жизни, ограничивает [себя одними] образами писаного закона. Пять сыновей Меровы, дочери Саула, суть пять страстных способов злоупотребления пятью чувствами: эти способы обычно и рождают Есдриилю, то есть [нашей] созерцательной части, душевное расположение, которое, вследствие [плотской] неги, соответствующей закону, радеет об одном только теле.

16. Этих двух сыновей Саула, то есть материю и форму⁴⁵, и пять внуков его, то есть пять способов злоупотребления чувствами касательно материи и формы (я имею в виду страстную и противоестественную связь чувств с чувственными [вещами], находящимися во власти времени и изменения)⁴⁶, – их после смерти Саула (то есть после перехода через телесное служение Закону по букве и через неведение) и предал по Божию решению чудный Давид на смерть гаваонитам; то есть духовный закон, или ум, [передал] возвышенным смыслам и мыслям, соответствующим естественному созерцанию, для истребления и умерщвления [проявляющуюся] в символах саму всеобщую связь того, что находится под властью времени, вместе с чувством и телом. Имеются в виду те смыслы и мысли, которые находятся на холме Саула, то есть на холме закона духовного созерцания. Ибо если кто-нибудь, не рассмотрев естественным образом и прежде всего несхожесть символов с Божественными и умопостигаемыми [вещами], возжелает прийти в уме к благолепию умопостигаемого, совершенно оставив чувства вне Божественного святилища, то он не сможет сразу же уничтожить телесное разнообразие, [обнаруживающееся] в отпечатлениях⁴⁷. [Пребывая] в этом разнообразии⁴⁸ и долгое время упорно придерживаясь буквы [Писания, человек], естественно, не избегал нужды, [проистекающей] из голода [и потребности в духовном] ведении. [Тем самым] он осудил себя, подобно змию-лжецу, на то, чтобы есть землю Писания⁴⁹, то есть он питался телом [этого Писания], но не вкушал смысл Христов, или дух и душу Писания, – тот небесный и ангельский хлеб (я имею в виду духовное во Христе

созерцание и ведение Писаний), который в изобилии дарует и доставляет Бог любящим Его согласно написанному: Хлеб небесный даде им. Хлеб ангельский яде человек (Пс. 77:24–25).

17. Таким образом, следует нам, если мы стремимся насытиться Божией благодатью, уничтожить посредством естественного созерцания (и как бы находясь на горе духовного толкования Божественных глаголов) чувственное и телесное восприятие Писания, поскольку оно порождает [душевное] расположение, тесно связанное с временными и преходящими [вещами], а также истребить страстное действие чувств, направленное на чувственные [предметы], – уничтожить так, как [были умерщвлены] дети и потомки Саула. Ибо если, согласно Божественному изречению, относительно Саула и дома его [сказано, что он поступил] неправедно, [752] не умертвив гаваонитов, то ясно, сколь неправедно по отношению к Истине поступает тот, кто мыслит закон только соответственно букве. [Здесь следует понимать] народ иудейский или [всякого человека], мысленно подражающего этому народу (такого Писание подразумевает под домом Саула) и ограничивающего смысл закона одной только буквой. [Такой человек] не воспринимает естественное созерцание, находящееся посредине между прообразами и истиной, [и не желает] сделать явным таинственно сокрытое в букве ведение, [тогда как оно] преуспевающих уводит от этих прообразов и возводит к истине. Наоборот, [ограничивающий смысл Закона одной только буквой] полностью отрицает это [созерцание] и делает его внешним по отношению к тайноводству в Божественное. Тем же, кто радеет о Божественных тайнозрениях, следует, как бы [взойдя] на гору возвышенного ведения, предать смерти посредством естественного созерцания это телесное и преходящее понимание Закона, поскольку оно подвластно времени и является текучим.

18. [Писание] гласит: И призва Давид Гаваониты, ирече к ним: что сотворю вам? и чим умолю, да благословите достояние Господне? И реша царю: мужа, иже соверши над нами и погна ны, иже умысли потребити ны, потребим его, да не будет во всех пределах Исраилевых. Дадите нам седмь мужей от сынов его, и умилостивим ими Господа на холме Давида. И взя царь два сына от Ресфы дщере Аиа, подложници Саули, Ермониа, и Мемфивосфеа, и пять сынов Меровы, дщере Саули их же роди Есдриилу. И даде их в руки гаваонитом, тии же умроша во днех жатвы, в начале жатвы ячменя (2 Цар. 21:2–9)⁵⁰. Где в буквальном повествовании найдем мы [описание того], что гаваониты истребили [племя] Саула так, чтобы оно [совсем] не обреталось во всех пределах Израилевых? Ибо Мариваал, сын Ионафана, который был сыном Саула 51, спасся у царя Давида, а также спаслись многие другие сродники Саула, как это приводится в Книге Паралипоменон (см. 1 Пар. 12:2). [753] Как [гаваониты], взяв семь мужей от семени Саула, [могли сказать]: «Потребим его, да не будет во всех пределах Исраилевых», когда он сам умер задолго до этого времени? Впрочем, как кажется, к буквальному смыслу повествования примешалось нечто противное разуму, [и это случилось для того,] чтобы мы постарались найти истинный смысл написанного.

19. Поэтому, [стремясь постигнуть его, мы можем сказать, что] полностью истребляет из всех пределов Израиля телесный смысл Писания (то есть Саула) тот, кто [духовным] деланием и посредством естественного созерцания (словно посредством неких гаваонитов) уничтожает рожденную от писаного закона сластолюбивую и прилепившуюся к телу связь души с непостоянной и [вечно] текущей материей. А [свое] низменное представление о Законе, словно чад и отпрысков Саула, [такой человек] предает посредством естественного созерцания закланию и, [пребывая] на высоте ведения, словно на горе, открывает пред лицем Господа через исповедание [свое] прежнее телесное восприятие Закона. Так [людям] пытливым можно понимать [слова]: повесища пред Господем, что означает тех, которые выводят на свет [Божий] (выводят, разумеется, посредством ведения) [свое прежнее] ошибочное представление о Законе, соответствующее букве [его]⁵². Ибо всякий убивающий телесную мысль Закона убивает и уничтожает, как это очевидно, букву Закона, дабы не быть ей во всех пределах Исраилевых, то есть не быть во всяком таинственном образе и смысле духовного созерцания⁵³. Ведь если «Израиль» толкуется как «ум, зрящий Бога»⁵⁴, то ясно, что для тех, кто предпочитает дух букве, телесное [начало] Закона совсем и никоим образом не может быть основанием духовного созерцания, поскольку написано: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Ин. 4:24); но не [сказано, что поклоняться Ему должно] в букве, потому что буква убивает, а дух животворит (2 Кор. 3:6). А поэтому тому, что по природе своей убивает, следует самому быть умерщвленным животворящим Духом. Ибо совершенно невозможно сосуществовать друг с другом в том же самом, действенно и одновременно, телесному [началу] закона и [началу] Божественному, то есть духу и букве, потому что невозможно находиться в созвучии [друг с другом] тому, что по естеству своему обычно дарует жизнь, и тому, что эту жизнь отрицает⁵⁵. [756]

20. Стало быть, рассматривая это место буквально, мы не обретем истины Писания. Ибо каким образом гаваониты изгладили Саула из всякого предела Израилева, когда мы находим множество потомков его в народе [иудейском]? Однако, мысля согласно [духовному] созерцанию, мы находим, что на высоте ведения совсем исчезает, благодаря естественному созерцанию, письменный закон или же телесное установление, [проявляющееся] в символах [иудейского] культа. Где обрезание плоти, когда закон понимается духовно? Где субботы и новомесячия? Где всенародные торжественные празднества? Где предание о жертвах, об отдыхе земли и [всё] остальное, связанное с телесным служением Закона? Мы, рассматривая вещи в их естественном состоянии, знаем, что изъятие чего-либо из безупречной [целостности], соответствующей природе, дарованной Богом, не ведет к совершенству⁵⁶. Ибо природа, подвергшаяся искусственным образом усекновению, не производит совершенства, а, наоборот, лишает себя по [какому-то пустому] измышлению того, что даровано ей Богом и подобает ей соответственно смыслу творения. [Это следует твердо знать,] дабы не вводить нам [некоего] искусства более могущественного, чем Бог, и [не предназначенного] к укреплению правды Его, а также чтобы не восполнять нам [некий] вымышленный недостаток естества, созданного в правде [Божией]. Наоборот, прообразовательно воспринимая установление об усекновении крайней плоти⁵⁷, мы научены объяснять его духовным образом – как обрезание страстного расположения души⁵⁸; в соответствии с этим [наша] воля приходит в созвучие с естеством и совпадает с ним, исправляя страстный закон, имеющий более позднее происхождение. Ибо обрезание, [понимаемое] таинственным образом, есть совершенное удаление страстного расположения [нашего] ума, которое произошло [и вторглось в нас] извне. Суббота же есть совершенное бездействие страстей и всецелое прекращение движения ума окрест тварных [вещей] и полный переход его к Богу⁵⁹. В Нем, Которого мы достигаем посредством добродетели и ведения (насколько это доступно [человеку]), нельзя помыслить никакого вещества, воспламеняющего страсти; также в Нем нельзя обнаружить и никаких смыслов естества⁶⁰, чтобы [нам], наподобие эллинов, не догматствовать о Боге как об услаждающемся страстями или как об измеряемом пределами естества. Ведь Его провозглашало совершенное молчание и Его представляет всецелое и всевозвышенное неведение⁶¹.

21. Что же касается новомесячий, то они, по нашему мнению, суть различные озарения, [получаемые] нами на ристалище дней добродетели и ведения; и, быстро шествуя в этих озарениях по всем векам, мы достигаем благоприятного года Господня, будучи украшаемы венцом благости (см. Пс. 64:12). Венец благости же есть чистая вера, украшаемая, словно драгоценными камнями, возвышенными догматами, а также духовными словами и умозрениями; эта вера тесно охватывает, словно главу, боголюбивый ум. Или же иначе: венец благости есть Само Слово Божие, которое многообразием способов, соответствующих Промыслу и Суду [Божию], или воздержанием от добровольных и терпением невольных страстей ограничивает ум, словно главу, а благодаря причастию благодати обожения делает этот ум прекраснее самого себя⁶². [757]

Из праздников же первый есть символ деятельного любомудрия, которое переправляет от греха (словно [выводя людей] из Египта) к добродетели тех, кто следует этим [путем добра]. Второй [праздник] представляет собой образ естественного созерцания в духе, которое приносит Богу, словно начатки урожая, благочестивое мнение о сущих. Наконец, третий [праздник] есть таинство богословия, умозрительный навык относительно всех духовных смыслов, которые [находятся] в сотворенных [вещах], и совершенная безгрешность, [обретаемая] через благодать по Домостроительству воплотившегося Слова; эта безгрешность, следующая за такими праздниками, объемлет во благом [человеке еще и] совершенную и бессмертную непреложность как творящую трубные гласы, умилостивление и праздник Кущей.

22. Таково, согласно одному рассмотрению, предположение относительно чести, воздаваемой дням. Ведь Бог повелел чтить субботу, новомесячия и праздники не потому, что Он хотел, чтобы дни почитались людьми. Тогда бы Он заповедью закона научил служить твари паче Творца (Рим. 1:25)63 тех, которые считали, что дни по природе своей являются священными, потому им и следует поклоняться 64. Наоборот, [Бог] символически явил [им] посредством дней, что следует чтить [только] Его Самого. Он есть Суббота как отдохновение от тяжких усилий души, [понесенных ею] во плоти, и как прекращение трудов ради правды [Божией]⁶⁵. [Бог] есть Пасха как освободитель от тягостного рабства находящихся под властью греха⁶⁶. [Он есть] Пятидесятница как Начало и Конец сущих, а также как Слово, благодаря Которому всё возникло по естеству⁶⁷. Ибо если Пятидесятница сама в себе есть то, что следует за период семи седьмиц, то столь же ясно, что она есть десятерица, умноженная на пять.