Текст книги "Вопросоответы к Фалассию"

19. И ископа кладези многи — разумеется, [обретя] различные навыки в лучшем, могущие вместить по ведению даруемые Богом науки³¹.

20. Понеже имяше многи скоты в Сефиле и на поли, и делатели виноградов на горах и на Кармиле, бе бо земледелец. Кто законным образом сражается за истину, поражая врагов справа и слева, тот, [черпая] из различных навыков в добродетели и ведении, словно из выкопанных цистерн³², упражняет для выносливости скотов в Сефиле, то есть развиваемые и испытываемые через невольные искушения движения тела и души, и напояет смыслы терпения³³. Напояет он и [скоты] на поли, то есть движения души, благоденствующие на поле добродетелей благодаря правым [деяниям]; также напояет смыслы смирения и умеренности в страстях для того, чтобы не попасть [в руки врагов], которые слева, и быть неприступным для [врагов], которые справа.

21. И делатели виноградов на горах и на Кармиле. Делатели виноградов на горах суть благочестивые помыслы, пребывающие на высоте созерцания и устремленные к исступающему и неизреченному ведению³⁴. А [делатели виноградов] на Кармиле суть помыслы, возделывающие разум, добивающиеся его совершенного бесстрастия и удаляющие от него, словно крайнюю плоть на детородном члене души, всякие [чувственные ощущения], – они умозрительным образом производят обрезание ума, совершенно [освобождая его] от привязанности к материальным [вещам]. Ибо Кармил есть познание обрезания.

22. [Писание] гласит, что Озия есть земледелец, поскольку всякий ум, обладающий мощью Бога для созерцания, является и истинным земледельцем, усердно и прилежно оберегающим от плевел чистые и Божественные семена благ, имея до конца памятование о Боге, сохраняющее его. Ибо говорится: И бе взыскал. Господа во дни Захарии разумеющего в страсе Господни. Писание подразумевает, что [имя] Захария в переводе на греческий язык [означает] «памятование о Боге». Поэтому следует всегда просить Господа о том, чтобы было сохранено в нас памятование о Нем и чтобы достигнутые успехи не растлевали душу, вознесенную на высоту и, подобно Озии, стремящуюся посягнуть и на то, что превыше природы. [445]

Вопрос 49

1. Что означают слова в той же книге: И виде Езекия, яко прииде Сеннахирим, и лице его воевати на Иерусалим. И советова со старейшины своими, и с сильными, да заключат воды источников, иже беша вне града: и соизволиша ему. И собра много людей, и заключи воды источников, и поток текущий посреде града (2 Пар. 32:2–4)? Что желает обозначить [Священное Писание] этими [словами], согласно [духовному] созерцанию?

ОТВЕТ

2. Езекия есть ум, с помощью ведения усердно занимающийся деятельным любомудрием и окруженный для защиты от супротивной силы всей божественной способностью различения [448] в соответствии с именем своим, толкуемым как «Божественная мощь»; поэтому он и царствует над Иерусалимом, то есть над душой¹, и над видением мира, то есть над умозрительным созерцанием, отрешенным от страстей. Он, когда увидел супротивную силу, двигающуюся против него, надлежащим образом стал советоваться со старейшинами и сильными своими, чтобы заключить воды источников, бывшие вне града. А начальники ² такого ума суть слово веры, слово надежды и слово любви, которые по старшинству владычествуют над всеми Божественными умозрениями и помыслами в душе и дают мудрые советы уму, поэтому они и оказывают содействие в борьбе с супротивной силой, указывая способы уничтожения ее. Без веры, надежды и любви (см. 1 Кор. 13:13) не уничтожается полностью ни одно из зол и вообще не свершается никакое благое [деяние]. Ибо вера убеждает ум, вовлеченный в [духовную] брань, прибегнуть [за помощью] к Богу ³, и она становится для него утешением и твердым упованием [на прочность] нетелесной брони, приготовленной [для схватки]. Надежда обретает свое прочное бытие в уме от Божественного неложнейшего поручительства и помощи, обещающих уничтожение супротивных сил. Любовь подготавливает ум твердо зиждиться на Божественной любви, не отступая ни на шаг от нее [в пылу духовной] брани, и пригвождает всю силу его стремления к божественному влечению.

3. Этим словам соответствуют и имена начальников, подвергаемые [правильному] толкованию. Начальниками же у Езекии в это время были Елиаким, сын Хелкиев, строитель, и Сомнас, книгочий, и Исах, сын Асафов, дееписатель (см. 4 Цар. 18:18). «Елиаким» толкуется как «Воскресение Бога»⁴, а [имя] отца его, «Хелкий», – как «часть Божия». Стало быть, первый и единственный сын «Божией части», то есть истинного ведения, есть соответствующее вере учение о нашем Божественном воскресении, которое с помощью надлежащей по ведению стратегии⁵, или различения, успешно рассеивает [силы] взбунтовавшихся искушений, вольных или невольных. А имя Сомнаса, книжника, толкуется как «обращение»⁶, ясно указывая на обильнейшее слово Божественной надежды, без которого никому и никоим образом не свойственно обращаться к Богу, потому что свойством надежды является научение или наставление, она делает зримым будущее, словно настоящее, и убеждает тех, с которыми ведет брань супротивная сила, не отходить от прикрывающего их [449] [Своим] щитом Бога, ради Которого и из-за Которого и [ведется духовная] брань со святыми.

[Имя] Иоаха, дееписателя, толкуется как «братство Божие», а имя отца его, Асафа, – как «собрание»⁷. Поэтому от собирания воедино вокруг Божественных [предметов] и единения душевных сил, то есть силы разумной, желательной и яростной, и рождается любовь. Вследствие этой любви и запечатлевают в [своей] памяти красоту Божественной зрелости те, кто приобрел уже через благодать равенство чести с Богом, – ибо очевидно, что братство означает благодать равночестия, – и имеет во владычествующем начале дееписующей и запечатлевающей души неизбывный порыв к чистой красоте Божественной любви.

4. И поскольку так обстоит дело с этим, то из толкования имен разгадывается слово истины: всякий ум, который, наподобие Езекии, препоясан Божией силой, приобретает себе разумную силу, словно неких старейшин и начальников⁸; от нее присуще рождаться знающей вере, в соответствии с которой [ум] неизреченно научается относительно вечно присутствующего Бога и посредством надежды общается с будущим, словно с настоящим. [Ум стяжает себе также] и желательную силу, благодаря которой возникает Божественная любовь, – через эту любовь, добровольно пригвождаясь влечением к чистому Божеству, [ум] обладает нерасторжимым тяготением к Желанному. Наконец, [ум] приобретает себе еще и яростную силу, благодаря которой он крепко держится Божественного мира, усиливая [ею] движение желания к Божественной любви. И всякий ум обладает этими силами, содействующими ему в уничтожении порока, а также в образовании и сохранении добродетели; они подобны старейшинам, потому что являются первыми и основополагающими частями сущности души; подобны еще они и начальникам, ибо начальствуют над душевными движениями, берущими свой исток в них⁹, и благодаря волению движущего ума обладают властью над производимыми этими силами деяниями 10. Они же дают советы уму и укрепляют [его], подсказывая [ему], что следует заключить воды источников, то есть те воды, которые вне града. Ибо всегда то, что в плане истории является прошедшим, посредством [духовного] созерцания становится как бы присутствующим мистическим образом. Обладая этими здоровыми и не подверженными обману [силами, ум] собирает многий народ, то есть благочестивые и естественные побуждения и мысли, происшедшие от этих [сил]. Воды, которые вне града¹¹, то есть вне души, производящие поток, текущий посреди града, суть соответствующие естественному созерцанию умозрения: они посредством каждого из чувств препровождаются от [любой] чувственной [вещи] в это [созерцание] и втекают в душу. Из них и образуется проходящее, наподобие потока, через [всю] душу, словно через град, учение о знании чувственных [вещей], и до тех пор, пока душа имеет это учение, проходящее через нее, она не отвергает от себя образы и представления чувственных [вещей], посредством которых лукавой и пагубной силе присуще воздвигать брань на нее. [452] Поэтому Езекия и говорит: Да не придет царь Ассирийский, и обрящет вод много, и укрепится (2 Пар. 32:4); этими словами различающий ум словно обращается к своим силам во время восстания страстей: «Удержимся от естественного созерцания¹² и обратимся к одной только молитве и умерщвлению тела в соответствии с деятельным любомудрием (образом молитвы их служит восхождение царя в храм Божий, а образом телесного умерщвления является облачение [Езекии] во вретище)» (см. 4 Цар. 19:1), чтобы коварно притаившийся лукавый не примешал¹³ к умозрениям чувственных вещей образы и виды их, посредством которых обычно образовываются страсти¹⁴, [возникающие] окрест внешних ликов зримых [тварей], когда действие нашего разума обретает покой около умопостигаемых [вещей], перейдя [к ним] посредством чувства, и чтобы [этот лукавый], окрепнув, не опустошил град, то есть душу, и не увлек [ее с собой] в Вавилон, то есть в смешение страстей.

5. Стало быть, кто во время восстания страстей мужественно затворил свои чувства, полностью отвергнув мечтание и памятование о чувственных [вещах], и совершенно смирил естественные движения ума, [направленные] на исследование внешнего, тот, наподобие Езекии, затворил воды источников, бывшие вне града, пресек поток, текущий посреди града, и укрепился в этом граде вместе с названными силами и множеством собравшихся людей (я имею в виду благочестивые помыслы каждой силы). Тем самым он, одержав победу с помощью десницы Божией, посрамил восставшую на него лукавую и тираническую власть, по повелению Божию поразив, словно неким Ангелом, разумом, которому присуще губить страсти, сто восемьдесят пять тысяч (см. 4 Цар. 19:35), то есть производящий порочность навык, посредством чувств противоразумно сросшийся с тремя силами души¹⁵, а также действие чувств, осуществляющееся в этих [силах].

6. Итак, в то время, когда происходит приражение [к душе] злых бесов, нельзя предоставлять свободу естественному созерцанию, чтобы знающий ум мог избежать незримых сплетений¹⁶, и нельзя делать что-либо иное, но должно только молиться, укрощать тело трудами, со всем усердием умерщвлять перстное помышление и охранять стены града (я имею в виду добродетели, оберегающие души либо способы сохранения добродетелей¹⁷, то есть воздержание и терпение) посредством врожденных благих помыслов¹⁸ так, чтобы вообще ни один помысл не препирался с каким-либо из помыслов [наших] духовных врагов, приходящим извне ¹⁹, и чтобы ум, обманутый [недругами, стоящими] одесную²⁰, не отпал от Бога. [453] Иначе военачальник Ассирийского царя Сеннахирима Рапсак, говорящий по-иудейски (см. 4 Цар. 18:26) и напаяющий душу развращением мутным (Авв. 2:15), тайно похитив стремление [к Божественному], увлечет взыскующую прекрасного мысль к худшему, предложив ей [вместо подлинных благ] лжеблага. [Имя] «Рапсак» же толкуется как «напаяющий многих поцелуями» или «имеющий сильные поцелуи». Ибо лукавый бес, привыкший вести брань с умом посредством достигнутых успехов и «говорящий по-иудейски» посредством добродетели, принимаемой за таковую, но не являющейся ею, напаяет душу развращением мутным, выказывая ей обманчивую и пагубную дружбу, – а [, как известно,] раны, наносимые другом, лучше таковых ласк, ибо сказано: Достовернее суть язвы друга, нежели вольная лобзания врага (Притч. 27:6)²¹. [Имя] «Сеннахирим» толкуется как «искушение сухости» или «отточенные зубы»²²; он есть диавол, который, с помощью отточенных для зла помыслов (мне представляется, что они именно и есть «отточенные зубы») высушивая поток, истекающий из Божественных ключей ведения в нас, получает подобающее звучание имени по действию, производимому им в допускающих его. Ибо он подлинно есть и называется «искушением сухости», поскольку лишает попавших в его ловушки всякого раздаяния духовной и живительной [влаги].

7. Или возможно, что Сеннахирим, то есть диавол, называется «искушением сухости»²³, поскольку он беден, скуден и лишен всякого собственного могущества для восстания на нас и без чувственных [вещей], посредством которых он обычно ведет брань с душой, не может ничем повредить нам. Поэтому для замышляемой тирании над нами он и нуждается в источниках вне града, то есть в вещественных мыслях, вместе с которыми присуще вторгаться в душу зримым формам и видам чувственных [вещей]. Чувство, оформляемое ими благодаря своей естественной связи [с этими вещами], часто становится для диавола лукавым и губительным оружием, уничтожающим божественное благолепие души, и посредством лести наслаждения оно предает в руки врага всю силу Слова, Которое в нас²⁴.

8. Но тот, кто мужественно затворяет чувства посредством разумного воздержания²⁵ и с помощью душевных сил ограждает стеной ум свой от вторжения внешних форм чувственных [вещей], тот легко уничтожает лукавые осадные орудия диавола. С позором возвращает он диавола на путь, которым тот шел, – а этот путь 26, по которому шествовал диавол, суть материальные вещи, кажущимся образом служащие для образования тела²⁷, – [и заставляет его уйти] в свою землю (я имею в виду [вещественное и греховное] смешение)²⁸. Он убивает диавола с помощью лукавых помыслов, порожденных самим диаволом, перемещая их [в область], близкую с [духовным] покоем²⁹. Ибо кто смог одолеть диавола с помощью его же помыслов, используя их при созерцании для [достижения] лучшего, тот убивает Сеннахирима посредством его сыновей и изгоняет их в землю Армянскую³⁰, перемещая, конечно, в [область], близкую с [духовным] покоем, помыслы, приводящие в замешательство душу через чувство. Ибо «Армения» толкуется как «[область], близкая к [духовному] покою»³¹. А эта область есть осуществление³² божественных добродетелей; [456] ум, перемещая в нее помыслы, которые некогда увлекли его к бесчестным страстям чувства, убивает диавола, породившего данные помыслы на погибель человеческого естества.

9. Стало быть, Езекия поступил правильно, мудро и в соответствии с умопостигаемым смыслом Писания, затворив воды источников, которые были вне Иерусалима, в виду [нашествия] Сеннахирима, царя Ассирийского. Источники, бывшие вне града, то есть вне души, суть все чувственные [вещи]; воды этих источников суть мысли о чувственном; поток, текущий посреди града, есть собираемое при естественном созерцании³³ из мыслей о чувственном ведение, которое проходит посредине души и является границей между умом и чувством. Ведь ведение чувственных [вещей] не есть нечто полностью чуждое умной силе; хотя и не относится целиком к действию чувства, но оно представляет собой некое посредствующее звено, позволяющее соприкасаться уму с чувством и чувству с умом и производящее их сочетание друг с другом; по чувству и по [вещественному] образу³⁴ оно запечатлевается [внешними] формами чувственных [вещей], а по уму оно изменяет внешние образы [этих вещей] в смыслы форм³⁵. Поэтому такое ведение зримых вещей вполне справедливо называется потоком, текущим посреди града, поскольку оно является чем-то промежуточным между крайними пределами (я имею в виду между умом и чувством). Запирая это ведение во время докучания страстей, ввиду ущерба, причиняемого вторжением в ум форм материальных [вещей], тот, кто вместе с ведением расторгает и незримые сплетения лукавых бесов, убивает сто восемьдесят пять тысяч (я подразумеваю – убивает навык, производящий порочность и противоразумно сросшийся, как я сказал, посредством чувственных [вещей] с тремя силами души, а также действие чувств, осуществляющееся в этих [силах], то есть противоразумное действие естественных сил на чувства). Ибо шестеричное число ³⁶, составляемое либо из единиц, либо из десятков, либо из сотен, либо из какого-нибудь другого числа, обозначает навык, производящий или добродетель, или же порок, соразмерно умножению сочетания представляя сведущим в науке чисел душевное расположение, соответствующее тому или иному навыку. Число пять, сочетаемое, прибавляемое или слагаемое с шестеричным числом, обозначает чувства или силу, навык и действие этих чувств: данные сила, навык и действие либо сочетаемы, либо прилагаемы, либо слагаемы с естественными силами души ³7. Например, если число пять сочетается по единицам с шестью, как простое с простым, то оно представляет склонность, созидательно действующую на чувства посредством [естественной] силы³⁸; если же простое число пять, состоящее из единиц, прибавляется к сложному числу шесть, состоящему из многих [чисел], то оно обозначает навык, в соответствии с [естественной] силой действующий на чувства; а если сложное число пять, состоящее из многих [чисел], слагается также со сложным числом шесть, опять же состоящим из многих [чисел], то оно обозначает делание, осуществляющееся в чувствах соответственно силе, навыку и действию, или же оно обозначает завершение добродетели либо порока. Поэтому число может употребляться [457] и в похвальном, и в зазорном смысле – применительно к рассматриваемому или исследуемому месту Писания.

10. Шестеричное число, составляемое из десятков, производит [число] шестьдесят; а шестьдесят, утроенное по причине трех родовых сил души, и по присоединении [числа] пять, вследствие врожденных [нам] чувств, производит число сто восемьдесят пять. Оно обозначает применительно к данному месту Писания порочный навык естественных сил, действующий на чувства: этот навык убивается при помощи слова ведения, словно при помощи некоего ангела, умом, уповающим больше на молитву, чем на собственную мощь, и считающим причиной всякого успеха [в духовном преуспеянии] и всякой победы над бесами одного только Бога. Поэтому тот, кто во время восстания искушений воздерживается от естественного созерцания и лишь усиливается в молитве, собирая воедино свой ум и обращая его к Богу, – такой человек убивает порочный навык естественных сил, движущихся вопреки естеству и действующих на чувства, и с позором обращает в бегство диавола, отвергнув названный навык, вслед за которым уверенно и с присущей ему заносчивостью вошел в душу [лукавый], посредством высокомерных помыслов превозносящийся над истиной.

11. Вероятно, великий Давид, обладающий богатым опытом духовных браней, ведая об этом, испытывая и совершая это, говорит: Внегда востати грешному предо мною, онемех и смирихся, и умолчах от благ (Пс. 38:2–3). Вслед за ним и божественный Иеремия повелевает народу [своему] не исходить из града, понеже мечь вражий обитает окрест (Иер. 6:25). И если бы блаженный Авель соблюл это и не вышел вместе с Каином на поле³⁹, то есть не вышел до [достижения] бесстрастия на равнину естественного созерцания, то Каин, сущий и именуемый законом плоти, не восстал бы и не убил бы его (см. Быт. 4:8) с помощью обмана, выманив на [свершение] добрых дел в соответствии с созерцанием сущих до [обретения] совершенного навыка [в добродетелях]. Первый человек Адам, породивший закон греха, который не создавал для него Бог в раю, стяжал и первый плод преступления – соответственно смыслу имени «Каин», ибо это имя толкуется как «приобретение»⁴⁰. Равным образом и Дина, дочь великого Иакова, если бы не вышла вместе с дочерями туземцев, то есть с чувственными мечтаниями, то Сихем, сын Еммора, не напал бы на нее и не унизил бы ее (см. Быт. 34:1–2). [460] [Имя] «Сихем» толкуется как «спина», а [имя] «Еммор» – как «осел», то есть «тело». И спина, то есть Сихем, есть задний, а не передний закон Еммора, то есть тела; он следует [за телом], а не первичен [по отношению к нему]⁴¹. Ибо в начале или впереди, прежде чем произошло преступление Божественной заповеди, это человеческое тело, то есть Еммор, не имело закона греха, я подразумеваю Сихема, но впоследствии, вследствие преступления, данный закон греха прирос к телу. Истинное Слово⁴², прозрев этот закон, назвал его по причине позднейшего возникновения Сихемом, то есть спиной или задним, поскольку заднее, соответственно естественному порядку вещей, и означает спину. Стало быть, до [достижения] совершенного навыка [в добродетелях] не следует приступать к естественному созерцанию, чтобы мы, устремляясь от зримых тварей в поиске духовных смыслов, не собрали незаметно и страсти. Ибо у [людей], не достигших совершенства, скорее внешние формы зримых [вещей] господствуют над чувствами, чем смыслы тварей, сокрытые в этих формах, управляют душой. [466]