Текст книги "Сталин против Зиновьева"

Относительно типографии. Товарищи, вы знаете того заведующего, которого исключили из партии, о нем написали неправду. Во-первых, он член партии не с 1916 г., а с 1904 г., а во-вторых, партиец предан революции. Нужно быть чиновниками, стряпчими, чтобы не уяснить этого. Мы на таких «смычках» разъясняем, что должен делать всякий честный человек. Мы говорим об этом партии теми путями, которые остались. Какие ошибки мы имеем за два года?”

Здесь раздались голоса присутствующих: “Тов. Зиновьев, не надо собирать фракций”. Поднялся шум, крик, все сразу обратили внимание. Зиновьев отвечает: “Фракционного тут ничего нет”. Опять поднялся шум, крики “гоните их!”, а другие кричат: “Пусть слушают, дать им слово в прениях”.

Зиновьев продолжает: “На XIV партсъезде, как я уже сказал, Сталин победил, и нужно вам сказать, что весь состав ЦК является новым составом. Товарищи, если бы у вас была возможность послушать обе стороны, то вы бы видели, какой политический баланс имеется за эти два года. Какие поражения мы имеем? Во-первых, опасность войны нависла над нами еще больше по вине политики ЦК. Второе – признали царские долги. Третье – китайская революция потерпела поражение. [Во] всем мире буржуазные генералы расстреливают рабочих, а китайских генералов ЦК считал особенными генералами и доверил им руководство. Дело дошло до того, что наша братская компартия Франции не разобралась и послала Чан Кайши поздравительную телеграмму в тот момент, когда Чан Кайши расстреливал сотни рабочих, а его поздравляют как коммуниста и руководителя Китайской революции.

А мы в этом вопросе предупреждали. Вы помните, как на Московском активе выступил т. Радек и предупредил партию о неправильной политике ЦК в отношении Китайской революции. 5‐го он предупредил, а 6‐го сняли его с работы. Вот вам наглядная картина руководства ЦК. Дальше – Англо-русский комитет. Мы предлагали порвать с предателями, но нас не послушали и компания (Томский и другие) уже дело довела до того, что стала признавать долги. На заседании Политбюро, когда т. Раковский говорил об этом, т. Сталин приказал его речь и речь Бухарина, чтобы не было обидно, вычеркнуть из стенограмм. В газетах написали об этих долгах так, что я, зная иностранные языки, и то обратился за помощью к словарю. Где же здесь поймут рабочие? Разговор, конечно, идет о 52 годах, а вы возьмите эти слова в газетах – конечно, вы его (Сталина. – С.В.) тоже не поймете без словаря.

“Как мы можем откупиться от войны?” Только единством партии и поддержкой рабочего класса? Я вам приведу пример из одного журнала, который был написан во время Гражданской войны, примерно в [19] 18—[19] 19 гг. – там была нарисована карикатура Клемансо, причем Клемансо был нарисован большой, во весь журнал, а Ленин – маленький-маленький. За спиной Клемансо стояла громадная армия, у Ленина не было никого. Вот Клемансо и спрашивает Ленина: “Чем же ты будешь воевать против меня?” Ленин отвечает: “Твоими же солдатами”. Вот и мы так, товарищи, будем воевать с большинством ЦК его же солдатами. Троцкого называют пораженцем”. Тут со стороны крикнули: “Врешь, не надо собирать фракций”, “Я от имени Московского комитета предлагаю распустить фракции”. Начался крик, шум, этих товарищей подхватили и подбросили к дверям. Один из них кричит: “Я член партии, вы меня не выгоните”, другой кричит: “Бейте их, выгоняйте отсюда, зачем пришли провокаторы?”

Тут Зиновьев ответил на вопрос о Троцком, но мне не удалось уловить – что. Этих товарищей из комнаты, где происходило собрание, выгнали в другую комнату и не выпускают ни на улицу, ни сюда. Там собралась толпа человек 10, окружили их и чуть не [дошли] до того, что сейчас начнут колотить (лучше бы они занялись автором цитируемого документа. – С.В.).

Потом немножко успокоились, и Зиновьев опять начинает отвечать: “Очереди и кризисы объясняются микояновской политикой. Как мы это объясняем, я ниже расскажу. Микоян объясняет это тем, что рабочий класс стал больше потреблять, поэтому у нас стало не хватать продовольствия и создаются очереди. Мы это объясняем следующим – неправильной налоговой политикой, которую создал ЦК. Я вам приведу пример. В наших тезисах, которые мы представили в ЦК как контр-тезисы (мы их отпечатали), написано то, что мы подсчитали с карандашом в руках. У нас сейчас 16 млн десятин земли сдано в аренду, и вот арендаторы и являются руководителями нашей продовольственной политики, а вовсе не наши главные высоты”.

В это время в коридоре раздался крик: “Пустите меня”. Меня заинтересовало, что там делается, и я вышел в коридор. Оказалось, что это два товарища ломились в дверь, а их не пускали. Я считал, что их тут могут отколотить и что нужно было бы предупредить вовремя РК, и я стал просить, чтобы меня выпустили – под предлогом, что у меня болит голова. Тот, который нас проводил (Козиницкий), провел нас через другую дверь и пропустил. Мы оставили собрание. После этого я сейчас же пошел в РК и рассказал. Причем нужно сказать, что когда мы вышли из дверей, то нас выпустили, но за нами устроили слежку. Один из присутствующих, которого мы видели там на собрании, довел нас до самого вокзала. Потом он нас потерял из виду, и мы от него скрылись.

В разговоре с нами этот Козиницкий передал нам: “Приходите в четверг, здесь будет Троцкий в этом же помещении и в это же время”.

Мои впечатления. Прежде всего, рабочих взрослых там было человек 10. Были четыре женщины, причем очень молодые (видимо комсомолки, лет 18–19‐ти). Что же касается остальных, то вся остальная их масса была исключительно из учащихся: молодые ребята – видимо, рабфаковцы или вузовцы»[1159]1159
  ЦГА Москвы. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 426. Л. 36–41.


[Закрыть].

Виктор Серж рассказывал впоследствии, как он «…выступал под вымышленными именами в отдаленных кварталах. Один из моих кружков, полдюжины рабочих и работниц, собирался под низкими елями на заброшенном кладбище. Над могилами я комментировал секретные доклады ЦК, новости из Китая, статьи Мао Цзэдуна (будущий военачальник советского Китая был идейно весьма близок к нам, но держал нос по ветру, чтобы получать оружие и боеприпасы)»[1160]1160
  Серж В. Указ. соч. С. 267.


[Закрыть].

В Москве, по данным Виктора Сержа, троцкистско-зиновьевский блок насчитывал лишь несколько сотен активистов, а столичный пролетариат в целом выказывал абсолютное безразличие к дискуссиям.

«Люди хотели жить спокойно, я ясно чувствовал, что Старик (Троцкий. – С.В.) знает это не хуже меня, но всем приходилось выполнять свой революционный долг, – констатировал Серж. – Если поражение неизбежно, остается мужественно встретить его, как же иначе? Непоколебимо идти навстречу ему. Это послужит будущему. Лев Давыдович взмахнул рукой: “Мы всегда рискуем. Одного ждет участь Либкнехта, другого – Ленина”. Для меня все сводилось к простой мысли: если есть хоть один шанс из ста в пользу возрождения революции и рабочей демократии, необходимо использовать его любой ценой. Я никому не мог признаться в этом чувстве… Товарищам, которые под кладбищенскими елями, на песчаном пустыре возле больницы, в нищих жилищах ждали от меня гарантий победы, я отвечал, что борьба предстоит долгая и трудная. Когда я говорил таким образом с кем-то наедине, лица каменели и вытягивались; в многочисленной аудитории возникал холод… “Ты ведешь себя слишком по-интеллигентски!” – говорили мне друзья из Центра. Другие агитаторы расточали обещания победы, и я уверен, что они сами жили этой верой.

Мы решили неожиданно захватить зал Дворца труда и провести там открытую встречу с Зиновьевым. (Так делал в Москве Каменев и выступал при свечах, поскольку ЦК распорядился отключить электричество.) В последний момент Зиновьев уклонился, испугавшись ответственности, а Радек не согласился выступать в одиночку. Тогда мы, сотня человек, явились на собрание металлистов, проходившее в Мариинском театре, чтобы заявить о себе. Один из нас был избит.

Центр собрался у меня за чаем “на Радека”. Карл Бернгардович с очень усталыми глазами жевал полными губами трубку и как всегда демонстрировал свой умище, поначалу это отталкивало из-за избытка язвительности, но потом под внешностью саркастичного рассказчика анекдотов проявлялся человек веры. […] В полночь зазвонил телефон: “Расходитесь, ну! Вас всех сейчас заметут, Мессинг уже распорядился…” Расходились не торопясь. Радек раскуривал трубку. “Скоро такое начнется! Главное – не наделать глупостей…” ЦК велел “активистам” силой разгонять “нелегальные сборища”. В районах формировались, снабжались автомобилями команды крепких молодцов, готовых измордовать любого от имени ЦК. Сохраняя лицо, оппозиция отступила перед кулаками: собрания прекратились или стали исключительно подпольными»[1161]1161
  Там же. С. 267–269.


[Закрыть].

А это в свою очередь дало сторонникам сталинско-бухаринского ЦК основание говорить о «“партии Троцкого” с окружными и районными секретарями»[1162]1162
  Пятнадцатый съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стеногр. отчет. Ч. 1. С. 240.


[Закрыть]. В целом, при формировании «партии внутри партии» (как бы троцкисты и зиновьевцы от этого ни открещивались) Объединенная оппозиция ориентировалась, если по Троцкому – на молодежь как на «барометр партии». Это прекрасно понимали не только вожди сталинско-бухаринского ЦК, но и партийный актив, делавший заявления из серии: «Мы не позволим бывшим лидерам натравливать нашу подрастающую молодежь на ЦК»[1163]1163
  Там же. С. 176.


[Закрыть].

О нелегальном оппозиционном апогее написал в своих воспоминаниях Л.Д. Троцкий: «Несмотря на чудовищный террор, в партии пробудилось стремление услышать оппозицию. Этого нельзя было достигнуть иначе, как на нелегальном пути. В разных концах Москвы и Ленинграда происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200 человек, для того чтобы выслушать одного из представителей оппозиции. В течение дня я посещал два-три, иногда четыре таких собрания (с учетом средней продолжительности выступлений Троцкого можно предположить, что Лев Давидович перешел на привычный в годы Гражданской войны 17‐часовой рабочий день). Они происходили обычно на рабочих квартирах. Две маленькие комнаты бывали битком набиты, оратор стоял в дверях посредине. Иногда все сидели на полу, чаще, за недостатком места, приходилось беседовать стоя. Представители Контрольной комиссии являлись нередко на такого рода собрания с требованием разойтись. Им предлагали принять участие в прениях. Если они нарушали порядок, их выставляли за дверь. В общем, на этих собраниях в Москве и Ленинграде перебывало до 20 тыс. человек (из этого мемуарного свидетельства, которое отдает псевдонаучной фантастикой, Сталин мог сделать вывод о масштабах троцкистско-зиновьевской подпольной организации в 1927 году. – С.В.). Приток возрастал. Оппозиция очень искусно подготовила большое собрание в зале Высшего технического училища, который был захвачен изнутри. Набилось свыше двух тысяч человек. Большая толпа оставалась на улице. Попытки администрации мешать нам оказались бессильными. Я и Каменев говорили около двух часов. В конце концов Центральный Комитет выпустил воззвание к рабочим о необходимости разгонять собрания оппозиции силой. Это воззвание было только прикрытием для тщательно подготовленных нападений на оппозицию со стороны боевых дружин под руководством ГПУ. Сталин хотел кровавой развязки»[1164]1164
  Троцкий Л.Д. Моя жизнь С. 518, 519.


[Закрыть]. Во много раз преувеличив численность своих сторонников в Москве и Ленинграде, Троцкий, как видно, изрядно застращал своими заграничными мемуарами 1929 г. маниакально подозрительного генсека. Не потому ли в тридцать седьмом будут репрессированы не сотни, а многие тысячи людей, заподозренных в партийной «ереси»?

Глава 18
«Да здравствуют товарищи Смилга, Троцкий, Зиновьев!» Празднование десятилетия великого октября

В рамках подготовки вначале к демонстрации в честь 10‐й годовщины Октября, а затем и к XV съезду ВКП(б), оппозиция подготовила «письма счастья»[1165]1165
  В заключении указано: «Прочитав, передай другому члену партии» (РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 53. Л. 21).


[Закрыть], предназначенные «только для членов партии». О том, насколько широко оппозиционерам удалось распространить образец спама двадцатых годов ХХ в., сведений нет, однако любая листовка вкладывала козыри в рукава сталинского руководства. Именно поэтому оппозиция подчеркивала, что молчать она «не может», а ответом на запрет обсуждения проблем стали «“нелегальные собрания”, “подпольные типографии”», за которые оппозиционеров третировало большинство ЦК ВКП(б).

В листовке приводились слова, сказанные Г.Е. Зиновьевым на том самом Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором его и Л.Д. Троцкого исключили из членов высшего большевистского органа: «Вам придется либо дать нам говорить […] либо арестовать нас всех»[1166]1166
  РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 53. Л. 20.


[Закрыть] (заметим, зиновьевское предложение не было реализовано лишь в отношении Л.Д. Троцкого, которого, как известно, вначале отправили в ссылку, потом за границу, где в конце концов зарубили по приказу И.В. Сталина безо всякого ордера на арест). Главные лозунги листовки – в самом начале: «Повторим огонь направо – против кулака, нэпмана и бюрократа: против оппортунизма, против раскола, за единство ленинской партии! Выполним “Завещание” Ленина [снимем Сталина с поста генсека. – С.В.]. Да здравствуют вожди мировой революции – Троцкий и Зиновьев!»[1167]1167
  Там же.


[Закрыть]

7 ноября 1927 г. в Москве состоялось торжественное празднование 10‐летия Октябрьской революции. По язвительной иронии Л.Д. Троцкого, «…в качестве организаторов демонстрации, авторов юбилейных статей и ораторов выступали сплошь да рядом люди, которые во время Октябрьского переворота стояли по другую сторону баррикады (речь в данном случае не о Зиновьеве и не о Каменеве. – С.В.) или просто укрывались под семейной кровлей (речь о Сталине, который в это время наслаждался обществом Надежды Аллилуевой. – С.В.), пережидая, что выйдет, и примкнули к революции только после ее твердой победы. Скорее с юмором, чем с горечью, я читал статьи или слушал по радио речи, в которых эти прихлебатели обвиняли меня в измене Октябрьской революции. Когда понимаешь динамику исторического процесса и видишь, как твоего противника дергает за нитки неведомая ему самому рука, тогда самые отвратительные гнусности и вероломства теряют над тобою силу»[1168]1168
  Троцкий Л.Д. Моя жизнь. С. 520.


[Закрыть].

Демонстрации в день 10‐летия Октябрьской революции удались в столице Советского Союза на славу. Сталинские сторонники, среди которых был секретарь Бауманского РК ВКП(б) А.М. Цихон, не удержавшийся от личного участия в потасовке, с чувством глубокого морального удовлетворения сорвали с окон портреты оппозиционных вождей, взяли штурмом квартиру члена ЦК И.Т. Смилги (он имел смелость вывесить оппозиционные лозунги прямо под окнами собственной квартиры) и сорвали с окон развешенные на них плакаты. Точно так же сталинцы взяли штурмом и другие квартиры оппозиционеров, окна и балконы которых были украшены «не теми» лозунгами.

Организаторами драк и срывания оппозиционных плакатов, как сообщала оппозиция, «были обычно райкомовщики, а обязательными участниками – директоры, их заместители, секретари ячеек»[1169]1169
  РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 53. Л. 22.


[Закрыть]. В единичных случаях пошли в ход и ножи. Не обошлось и без помощи «углановским хулиганам»[1170]1170
  Там же.


[Закрыть] усиленных Рабоче-крестьянской милицией компетентных органов: многих оппозиционеров в день праздника арестовали. Без потасовок и других эксцессов не обошлась даже демонстрация после военного парада на Красной площади[1171]1171
  См. подр.: Там же. Л. 23.


[Закрыть]. Позволим себе завершить описание этого празднично-траурного мероприятия в столице следующей, вырванной из контекста, фразой листовки – вплоть до конца 1920‐х гг. «В стране Первой Пролетарской Революции иначе не могло и быть»[1172]1172
  Там же. Л. 23.


[Закрыть]. А также цитатой из другой листовки: «Милиция в роли Контрольной комиссии. На Каменном мосту арестовали во время демонстраций студентов […] Абатурова и Залкинда. По дороге милиционер, угрожая револьвером, пытался отобрать у Абатурова партбилет. Абатуров отказался отдать. В милиции партбилеты были, однако, у обоих отобраны»[1173]1173
  Там же. Л. 27.


[Закрыть]. Очевидно, милиционер состоял в активе Рабоче-крестьянской инспекции. Остается только удивляться, как на очередном съезде его не избрали в состав Центральной контрольной комиссии. Жандарм в ЦКК – что может выглядеть более естественно?

В «Моей жизни» Л.Д. Троцкий написал о том, что 7 ноября 1927 г. оппозиционные плакаты в столице Советского Союза «…вырывались из рук, рвались на части, а носители этих плакатов подвергались избиениям со стороны специальных дружин. Опыт ленинградской манифестации пошел официальным руководителям впрок. На этот раз они подготовились неизмеримо лучше. В массе чувствовалось недомогание. Она участвовала в демонстрации в состоянии глубокой тревоги. Над огромной растерянной и обеспокоенной массой возвышались две активные группы: оппозиция и аппарат. В качестве добровольцев по борьбе с “троцкистами” (о зиновьевцах Троцкий упомянуть позабыл. – С.В.) поднимались на помощь аппарату заведомо нереволюционные, отчасти прямо фашистские элементы московской улицы. Милицейский, под видом предупреждения, открыто стрелял по моему автомобилю. Кто-то водил его рукою. Пьяный чиновник пожарной команды вскочил с площадными ругательствами на подножку моего автомобиля и разбил стекло. Кто умеет глядеть, для того на улицах Москвы 7 ноября 27‐го года разыгрывалась репетиция термидора»[1174]1174
  Троцкий Л.Д. Моя жизнь. С. 520, 521.


[Закрыть].

Не обошлось без курьезов. Николай Иванович Муралов, занимавший в годы Гражданской войны пост командующего войсками Московского военного округа, длительное время удерживал при помощи швабры позиции Объединенной оппозиции на углу дома на Тверской и Охотного Ряда (в бывшей гостинице «Париж»), когда сторонники «генеральной линии партии», высунувшись из окон верхнего этажа, пытались поддеть крюком и утащить полотнище с портретами Зиновьева и Троцкого[1175]1175
  Матонин Е., Леонтьев Я. Красные. С. 445.


[Закрыть].

По горячим следам, находясь в разгромленной квартире И.Т. Смилги, Н.И. Муралов, Л.Б. Каменев и сам Смилга сочинили записку «в Политбюро ЦК ВКП(б)» и «в Президиум ЦКК ВКП(б)»[1176]1176
  Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 4. С. 250.


[Закрыть]:

«Прежде, чем постыдные действия бюрократических групп, прикрытых безнаказанностью, станут известны всему мировому пролетариату, считаем нужным в немногих словах закрепить происшедшее сейчас же.

Во время нашей поездки с т. Троцким по городу и наших приветствий по адресу рабочих колонн, небольшие, вернее сказать, ничтожные кучки специально для того подготовленных и вооруженных свистками дезорганизаторов пытались внести в шествие озлобление и довести дело до физических столкновений. Им помешал в этом только отпор рабочих, настроение которых было прямо противоположно настроению этих групп, поведение которых было совершенно достойно фашистов.

На Семеновской улице милиционеры и военные, на глазах у Буденного, Цихона и других, стреляли нам вслед (по-видимому, в воздух). Мы остановили автомобиль. Группа фашистов – человек пять – набросилась на автомобиль с площадными ругательствами, сломала рожок и разбила стекло фонаря. Милиционеры даже не подошли к автомобилю. Так и осталось невыясненным, зачем нам стреляли вслед.

После поездки мы прибыли на квартиру члена ЦК ВКП(б) т. Смилги. Над окнами квартиры вывешены были с утра плакат “Выполним завещание Ленина” и красное полотнище с портретами Ленина, Зиновьева и Троцкого. Жена т. Смилги, член партии, отказалась впустить в квартиру посторонних лиц, пытавшихся сорвать “преступные” полотнища с призывом выполнить завещание Ленина и с портретами Ленина, Зиновьева и Троцкого. Специально для того отряженные лица пытались с крыши крючками сорвать плакаты. Находившиеся в квартире женщины препятствовали этим героическим усилиям при помощи половой щетки. После нашего появления в квартире попытки сорвать плакаты продолжались еще более ожесточенно, собирая этим огромную массу демонстрантов на площади между Кремлем, гаражом и зданием Коминтерна. Точно так же, как и в уличных колоннах, подавляющее большинство демонстрантов было возмущено глупыми и наглыми попытками сорвать плакаты.

Настроение собравшихся демонстрантов ярче всего выражалось в бурных рукоплесканиях и приветственных криках по адресу товарищей, отбивавших покушение на ленинские плакаты. Это не останавливало обезумевших аппаратчиков, которых поддерживало ничтожное меньшинство свистунов. Дело закончилось тем, что человек 15–20 командиров Школы ЦК (видимо, курсантов Объединенной военной школы имени ВЦИК. – С.В.) и слушателей Военной академии [РККА им. М.В. Фрунзе] разбили дверь квартиры т. Смилги, обратив ее в щепы, и насильно ворвались в комнаты. Совершенно ясно, что их негодование имело строго организованный характер и что их бесчинства были рассчитаны не только на попустительство, но и на прямое поощрение властей. К этому моменту заброшенный сверху крючок захватил портрет Ленина и разорвал его на несколько частей. Сорван был также “преступный” плакат с упоминанием завещания Ленина. Ворвавшиеся военные унесли в качестве “трофея” полотнище с порванным портретом Ленина. На полу остались доски, щепы, крючья, битые стекла, разрушенный телефон и пр. в качестве свидетельства героических действий в честь Октябрьской революции. Огромная толпа на площади с затаенным дыханием следила за происходящим вокруг окон квартиры т. Смилги. Появление кого-либо из нас у окна встречалось десятками или, в иные минуты, сотнями свистков и тысячами приветственных криков и аплодисментов. Трудно придумать действия более постыдные для руководителей и организаторов борьбы с оппозицией, более безобразные под углом зрения юбилейного праздника, более глупые с точки зрения интересов господствующей фракции.

Мы сообщаем здесь одну сотую часть того, что происходило в разных районах, в частности, вокруг гостиницы “Париж”, с одного из балконов которой тт. Смилга, Преображенский и др. обменивались приветствиями с колоннами демонстрантов, после чего подверглись организованной фашистской атаке»[1177]1177
  Там же. С. 250, 251.


[Закрыть].

Данное описание событий Г.Е. Зиновьев признал «фотографически точным». Он был уверен, что «…все это безобразие принесет нашему делу большую пользу»[1178]1178
  Там же. С. 250.


[Закрыть]. Впрочем, то же самое (о «безобразии» и пользе оного) мог бы написать и товарищ Сталин.

Не менее ярко прошел праздник и в колыбели революции. Утром 7 ноября Г.Е. Зиновьев, К.Б. Радек, Е.Г. Евдокимов, И.П. Бакаев, А.А. Петерсон, К.С. Соловьев, П.А. Залуцкий поехали на Марсово поле к могилам Моисея Урицкого и Владимира Володарского, а затем на машине вернулись на площадь невинно убенного Урицкого и встали на улице Халтурина (Миллионной) неподалеку от главной трибуны. Во время праздничного шествия, когда мимо оппозиционной трибуны пошли первые колонны рабочих с «Красного выборжца», «Торпедо», фабрики им. Халтурина, начались взаимные приветствия. Тотчас на оппозиционеров и рабочих налетели «банды» и конная милиция – началась потасовка, «дело было на волосок от самосуда»[1179]1179
  Цит. по: Баринов Д.А. Демонстрация оппозиции в Ленинграде 7 ноября 1927 г. [электрон. ресурс] // Russia in the global world. № 20 (43). С. 67.


[Закрыть]. Позднее в своем письме рабочие Пролетарского завода написали о том, как Зиновьева и Евдокимова увели с трибуны, «как красный командир поднял шашку на рабочих, как стали арестовывать и бить рабочих, сочувствующих оппозиции, как в колонны рабочих были брошены сотни милиции и кавалерии, которые стали разгонять тысячные массы рабочих, как плакали женщины, прижатые к стене лошадьми»[1180]1180
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Группу оппозиционеров под конвоем доставили в соседнее здание общежития Военно-политического института им. Толмачева и заперли ее там. Рабочие, которые остановились перед общежитием, и праздничная колонна Герценовского института тщетно просили выдать им Радека и Зиновьева. Рабочих, пытавшихся отстоять оппозиционеров, арестовали и доставили в отделение ГПУ. Г.Е. Зиновьев и Г.Е. Евдокимов потребовали передать С.М. Кирову и А.И. Рыкову записки с требованием отпустить их на демонстрацию. Заместитель начальника политуправления Ленинградского военного округа ответил, что оппозиционеров как раз и задержали по распоряжению Ленинградского губкома ВКП(б) и лично Сергея Кирова. Зиновьева и других задержанных отпустили только вечером[1181]1181
  См. подр.: Там же. С. 67, 68; РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 53. Л. 24, 25.


[Закрыть].

По иронии оппозиции, «в руках официального аппарата было все: и официальная трибуна, и предсовнаркома Рыков, принимающий парад, и распределение всех билетов и мест, и партийный, и государственный, и хозяйственный аппараты, и пешая, и конная милиция, и все распорядители демонстрации, и определение маршрутов для любой колонны, и раздача плакатов, и назначение распорядителей в любой группе демонстрантов, и предварительная секретная подготовка. […] Один только фактор не находился в руках официального аппарата: это – рабочая масса, настроение партийных “низов” и рядовой беспартийной рабочей массы»[1182]1182
  К оценке демонстрации 7 ноября // РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 56. Л. 66.


[Закрыть].

Ознакомившись с освещением событий в сталинско-бухаринской прессе, И.Т. Смилга написал обращение «Десятилетие Октября», которое предназначалось для партийной массы. Смилга указал: «7 ноября внутрипартийная борьба между сталинцами и оппозицией была вынесена на улицу. За неделю до праздника Политбюро опубликовало ряд лозунгов, направленных против оппозиции. Этим самым оно взяло на себя инициативу привлечения беспартийных к решению внутрипартийного спора. Только бесчестные политические банкроты из сталинского ЦК после этого могут говорить о нарушении “дисциплины” со стороны оппозиции, только мрачные могильщики революции и “раскольники ленинской партии” после этого могут обманывать партию и рабочий класс относительно истинного характера их намерений. Оппозиция, не колеблясь ни на минуту, приняла вызов сталинцев…»[1183]1183
  РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 2. Д. 10. Л. 70.


[Закрыть]

Оппозиция с иронией вопрошала сталинско-бухаринское руководство: «Вы думаете, вам в самом деле кто-нибудь поверит, будто представителей оппозиции “смела” сама рабочая масса […]? Ведь рабочие будут только смеяться по поводу столь наглой лжи! Рабочие превосходно знают, что в банде громил были исключительно организованные вами группы свистунов и фашистов…»[1184]1184
  Там же. Ф. 324. Оп. 2. Д. 56. Л. 67.


[Закрыть]

В рамках мыслей вслух оппозиция задала риторический вопрос: «Поймут ли, наконец, Сталин, Бухарин и другие руководящие члены сталинской фракции, что означает такое отношение широкой рабочей массы? Поймут ли они, что означает, в частности, молчание рабочих в ответ на официальные приветствия официальных вождей – молчание, да еще в такой день, как десятилетие Октября? Не грех бы понять, товарищи официальные “вожди”, пора бы понять, уважаемые руководители аппарата»[1185]1185
  Там же. Л. 69.


[Закрыть].

Однако «уважаемые руководители аппарата» считали иначе. В частности, руководитель всего советско-хозяйственного аппарата СССР А.И. Рыков заявил о событиях 7 ноября: «…оппозиция недавно на улицах Москвы, Ленинграда и других городов выступала со знаменем – “Долой устряловщину”, “Долой термидор!” Что это значит? Оппозиция вышла на улицу к рабочему классу с обвинением ЦК в том, что он проводит устряловскую политику, что в стране начался Термидор, что ЦК Коммунистической партии предает революцию, предает рабочий класс. Вспомните, разве т. Шляпников [Александр Гаврилович] (один из вождей Рабочей оппозиции. – С.В.) что-либо подобное делал? Носил ли он знамена против партии по улицам Москвы или Ленинграда? Апеллировал ли он к беспартийным массам? Этого со стороны Рабочей оппозиции не было. А ведь Каменев со своими сотрудниками вышел на улицу собирать народ вокруг знамен с лозунгами свержения ЦК»[1186]1186
  Пятнадцатый съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стеногр. отчет. Ч. 1. С. 287.


[Закрыть]. Рыков обвинил Каменева в непонимании разницы между дискуссиями в ЦК и его Политбюро и «спорами на улицах и открытых собраниях»[1187]1187
  Там же. С. 290.


[Закрыть]. Кроме того, Рыков прокомментировал рассказ Зиновьева о ленинградских событиях следующим образом: «Если бы им действительно удалось увлечь тысяч десять из сотен тысяч и повести их за собой на демонстрацию – была бы борьба на улицах Москвы и Ленинграда или нет? Была бы обязательно, а это есть то, что обычно называется организацией гражданской войны»[1188]1188
  Там же. С. 294.


[Закрыть].

Что характерно, на XV съезде ВКП(б) делегат от завода «Красный путиловец» заявил: «По части настроений и взаимоотношений между рабочим классом и партией, на опыте работы партийной организации “Красного путиловца”, мы можем заявить, что именно теперь больше, чем когда-либо, спайка между рабочим классом и нашей партией закреплена. Это подтверждается хотя бы последними событиями, которые мы пережили всего только несколько дней назад. Я говорю о 10‐й годовщине Октябрьской революции. Мне кажется, что тот подъем, который был, и в частности в Ленинграде, в эти дни, сбил спесь у нашей оппозиции. Если еще 17 октября, во время демонстрации по поводу сессии ЦИКа, которая собралась в Ленинграде, оппозиция могла говорить, что эта демонстрация рабочих была не в честь заседания сессии в Ленинграде, а происходила якобы исключительно в честь “высокого” присутствия оппозиционных лидеров, то уже октябрьскую демонстрацию нужно было объяснить тем, что “аппаратчики оттерли оппозиционных лидеров от масс”»[1189]1189
  Там же. С. 173, 174.


[Закрыть].

Истина, как видно, была где-то посередине. В любом случае поле осталось за сталинцами и примкнувшими к ним правыми (вроде Н.А. Угланова с его «хулиганами»). Как признал Л.Д. Троцкий в своем эпохальном труде о генсеке: «Вспышки оппозиции следуют одна за другой: 1923–1924 гг., в 1926 г., в 1927 г. Как ни значительны по объему, не говоря уже о содержании, эти оппозиционные вспышки, они остаются по существу конвульсиями умирающей революции. Самой широкой и многозначительной была оппозиционная волна накануне юбилея революции в октябре – ноябре 1927 года. Тысячи, десятки тысяч рабочих прошли в Москве, в Ленинграде, отчасти в провинции через тайные и полутайные собрания, где выступали ораторы оппозиции. На этих собраниях еще жила атмосфера Октября. Однако более широкие массы не откликнулись. Эти собрания стали только прологом разгрома оппозиции»[1190]1190
  Троцкий Л.Д. Сталин. С. 509.


[Закрыть].

После праздника были задействованы не только партийные органы, но и органы государственной безопасности. Из ВКП(б) исключили несколько сотен рядовых рабочих партийцев[1191]1191
  Пятнадцатый съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стеногр. отчет. Ч. 1. С. 261.


[Закрыть], началась вакханалия обысков и арестов, описанная оппозиционерами в листовке от 24 ноября – «К итогам юбилейного праздника»[1192]1192
  См.: РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 53. Л. 35, 36.


[Закрыть].