Текст книги "Сталин против Зиновьева"

Глава 20
«Вы, т. Троцкий, уже три часа над нами издеваетесь…» высылка опального вождя в Алма-Ату

1 января 1928 г. В.В. Осинский (Н. Оболенский) направил И.В. Сталину записку с протестом против высылки на север В.М. Смирнова: «В свое время Ленин выпроводил Мартова за границу со всеми удобствами… Все это потому, что Мартов когда-то был революционером. Высылаемые теперь бывшие наши товарищи по партии – люди, политически грубо ошибающиеся, но они не перестали быть революционерами – этого отрицать нельзя… Спрашивается поэтому, нужно ли загонять их на север и фактически вести линию на их духовное и физическое уничтожение? По-моему, нет… Высылки такого рода создают только лишнее озлобление среди людей, которых пропащими считать еще нельзя и к которым партия и в прошлом частенько была мачехой, а не матерью. Они усиливают шушуканья о сходстве нынешнего нашего режима и старой полицейщины, а также о том, что “те, кто делал революцию, в тюрьме и ссылке, а правят другие”…»[1305]1305
  Сталин И.В. Сочинения. Т. 17. С. 278. Коммент.


[Закрыть]

Здесь нужно пояснить, что Г.К. Орджоникидзе и А.А. Сольц, по свидетельству Серго, «возились с Владимиром Смирновым целую неделю, чтобы он отказался от того недопустимого заявления, которое он сделал на заседании ЦКК, и тем дал нам возможность отменить постановление МКК и оставить его в партии. Таким порядком мы восстановили почти 90 % всех исключенных, за что получали тогда упреки: “Что же, мы тут боремся с оппозиционерами, исключаем их из партии, а ЦКК всех их восстанавливает”. Так было с некоторыми районами, например с Закавказьем, когда исключенных было порядочное количество (и они безусловно были достойны исключения), а мы почти всех их восстановили»[1306]1306
  Пятнадцатый съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стеногр. отчет. Ч. 1. С. 434.


[Закрыть]. После того, как Орджоникидзе и Сольц, истратив на Смирнова неделю своего драгоценного времени, так и не уговорили Владимира Михайловича сложить оружие, что бы удивляться, что Сталин и слышать не желал о подобном «пострадальце»?

3 января генсек направил Осинскому злобный ответ: «Если подумаете, то поймете, должно быть, что Вы не имеете никакого основания, ни морального, ни какого-то ни было, хулить партию или брать на себя роль супера между партией и оппозицией. Письмо Ваше возвращаю Вам, как оскорбительное для партии. Что касается заботы о Смирнове и других оппозиционерах, то Вы не имеете оснований сомневаться в том, что партия сделает в этом отношении все возможное и необходимое»[1307]1307
  Сталин И.В. Сочинения. Т. 17. С. 278. Коммент.


[Закрыть].

На следующий день, прибегнув к язвительной иронии, Валериан Валерианович написал грубияну: «Товарищ Сталин, мне не нужно ни много, ни мало раздумывать над тем, могу ли я быть арбитром между партией и оппозицией или кем бы то ни было. Вы мою точку зрения и психологию понимаете в корне неверно… Моя психология состоит в том, что я считаю себя вправе иметь самостоятельное мнение по отдельным вопросам и это мнение высказывать (иногда – в самых острых случаях – только лично Вам, или Вам и Рыкову, как Вы помните, – во время съезда). За последнее время я получил по этой части два урока. Насчет хлебозаготовок Рыков сказал, что мне надо “залить горло свинцом”, Вы мне возвратили письмо. Ну что ж, если и этого нельзя, буду с этим считаться. А ведь чего проще: отпустите меня за границу поработать год над книжкой – и совсем от меня не будет докуки…»[1308]1308
  Там же. С. 278, 279. Коммент.


[Закрыть] Без последнего предложения Валериан Валерианович мог бы и обойтись. Он припомнил Сталину постановление Политбюро ЦК ВКП(б), принятое на заседании 30 ноября 1927 г. Политбюро тогда отклонило «…предложение американской комиссии о поездке в Америку Осинского в январе 1928 г.»[1309]1309
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 662. Л. 2.


[Закрыть]. Вообще-то Валериан Валерианович был человеком не обидчивым, не амбициозным и принципиальным – абсолютным антиподом Сталина. Однако здесь невольно вспоминается русская пословица о том, что «на обиженных воду возят».

В любом случае, в отличие от Ленина, Сталин не был готов тратить время и деньги на высылку бывших соратников за границу (популярный в стране и мире Троцкий станет исключением из правила). Осинский, правда, напомнил о своей несостоявшейся командировке, а не высылке, но Сталин ему не доверял, прекрасно понимая, что нет ничего более постоянного, чем нечто временное.

После «смирновской преамбулы» перейдем к высылке из столицы Л.Д. Троцкого. В научной литературе выдвинуто предположение о том, что решение Политбюро ЦК ВКП(б) по вопросу о высылке оппозиции в отдаленные регионы СССР и об удалении Троцкого из Москвы было принято 23 декабря 1927 г. – без занесения в протокол заседания[1310]1310
  Фельштинский Ю., Чернявский Г. Троцкий. Кн. 3. Оппозиционер. С. 307.


[Закрыть].

Л.Д. Троцкий поведал об имевших место переговорах с ним относительно высылки из Москвы в своей записке в ЦК ВКП(б) от 4 января 1928 г.: «Тов. Богомолов обратился ко мне по телефону – очевидно, от имени ЦК – с предложением ехать в Астрахань “на плановую работу”. На вопрос мой, есть ли это предложение или постановление – в духе постановлений об административной ссылке ряда товарищей, с которым я действовал рука об руку, – т. Богомолов ответил мне, что дело идет о предложении. В таком случае я вынужден отклонить его. Причины таковы: 1) если речь действительно идет о деловой работе, то наиболее подходящими пунктами считаю Москву и Ленинград (Троцкий прекрасно понимал, что с такими предложениями записку в ЦК писать не обязательно. – С.В.); 2) отправление меня в Астрахань на плановую работу есть по существу ссылка. Пусть же ссылка будет открытой, без маскировки (Троцкий в очередной раз мешал Сталину явить себя партийным бонзам “либералом” во внутренней политике. – С.В.); 3) даже как против места ссылки я возражаю, однако, против Астрахани, климат которой вреден для меня, а особенно для моей жены; 4) если мне предоставлено будет выбрать место ссылки, то я – по соображениям здоровья – выберу Гагры или Кисловодск»[1311]1311
  Политбюро и Лев Троцкий. 1922–1940 гг. Сб. док. / Сост. О.Б. Мозохин. М., 2017. С. 265.


[Закрыть].

Такое место «ссылки» с радостью выбрал бы почти любой советский гражданин, причем на пожизненный срок, однако данная записка еще более походила на очередную издевку (каковой в действительности и являлась) Л.Д. Троцкого над теперь уже бывшими товарищами по ЦК РКП(б) – ВКП(б) потому, что именно в Кисловодске в 1923 г. Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и другие цекисты, недовольные сосредоточением власти в руках И.В. Сталина, проводили свои печально знаменитые фракционные совещания, вошедшие в историю по месту их проведения – «пещерными». Однако Политбюро решило отнестись к попыткам Л.Д. Троцкого «поторговаться» совершенно серьезно: вместо Гагр и Кисловодска он получил даже не Астрахань, а Алма-Ату.

Л.Д. Троцкого проинформировали, что он будет депортирован на основании 10‐го пункта 58‐й статьи УК РСФСР, в соответствии с которым «за контрреволюционную агитацию и пропаганду» можно было получить даже высшую меру социальной защиты. Части оппозиционеров наказание оформили в виде ссылки, части – высылки с правом на выбор места жительства (тут самое время припомнить старую русскую пословицу о том, что один овощ не слаще другого). Меньшевистские эмигранты из «Социалистического вестника» окрестили происходящее «сухой гильотиной»[1312]1312
  Фельштинский Ю., Чернявский Г. Троцкий. Кн. 3. С. 312.


[Закрыть].

Высылку организовали через голову председателя ОГПУ. В.Р. Менжинский признался Л.П. Серебрякову: «…он, несмотря на то, что является руководителем ГПУ, не имеет ни малейшего влияния на весь ход кампании ни в смысле переговоров, ни в смысле как [высылать] и куда. Надо полагать, что он теперь уже скоро уйдет…»[1313]1313
  Политбюро и Лев Троцкий. 1922–1940 гг. С. 242.


[Закрыть] Прогноз оправдался лишь отчасти, поскольку Менжинский занимал пост руководителя органов государственной безопасности СССР до конца своих дней (он скончался в 1934 году. – С.В.), однако все ключевые решения принимались в последние годы жизни Вячеслава Рудольфовича Г.Г. Ягодой и его кадрами. Что характерно, единственный опубликованный документ о технической организации высылки – записка в ЦК ВКП(б), которую публикатор справедливо атрибутировал как подлинник (исходя из места хранения – он отложился в фонде Центрального Комитета партии), несмотря на отсутствие автографа В.Р. Менжинского. На документе лишь напечатано: «Председатель ОГПУ (Менжинский)»[1314]1314
  Там же. С. 267.


[Закрыть].

Именно Г.Г. Ягода направил 12 января членам Политбюро ЦК ВКП(б) следующую записку: «Сейчас ОГПУ предложило Троцкому явиться в ОГПУ для получения назначения в Алма-Ату, он заявил, что в ОГПУ не явлюсь, знаю, что Вы меня ссылаете на 3 года, обязуюсь уехать через 7 дней, то есть 19/I, в чем и дал расписку. Считаю, что при такой записке явка его к нам не обязательна, срок сократить до понедельника, то есть до 16/I – [19] 28 г.»[1315]1315
  Там же. С. 244.


[Закрыть]. Из данного заявления Льва Давидовича и партийное, и чекистское руководство не могло не сделать вывод о наличии в рядах органов государственной безопасности «агентов» Троцкого. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) первым указал на записке: «За предложение ОГПУ.И. Сталин». Далее члены ПБ расписались: «За. Ворошилов», «Согласен. Н. Бухарин», «Согласен. М. Томский, В. Куйбышев», «За. А.И. Рыков, Я. Рудзутак». Со своим особым мнением, как водится, выполз никаких ключевых решений не принимавший председатель ЦИК СССР и ВЦИК: «Предлагаю дать Троцкому право выехать 19/I. Калинин»[1316]1316
  Там же.


[Закрыть]. Как водится, «всесоюзного старосту» никто из товарищей по Политбюро ЦК ВКП(б) услышать не пожелал. Не исключено, что напрасно, поскольку Л.Д. Троцкий, получивший меньшую отсрочку, чем он запросил, устроил из своей высылки настоящий политический спектакль – с прологом, содержательной основной частью и мемуарным эпилогом. Впрочем, не исключено и иное: воспрянув духом в случае удовлетворения всех его требований, Троцкий мог стать еще менее сговорчивым.

По свидетельству Виктора Сержа, Троцкий жил на улице Грановского в квартире у Александра Георгиевича Белобородова – старого большевика из уральцев Свердлова, когда-то входившего в ЦК и его Оргбюро. Троцкисты «днем и ночью следили за улицей и домом, сами находясь под наблюдением у агентов ГПУ»[1317]1317
  Серж В. Указ. соч. С. 282.


[Закрыть]. Разговор вращался главным образом вокруг организации международной коммунистической оппозиции Сталину, деятельность которой «…нужно было любой ценой расширить и систематизировать»[1318]1318
  Там же. С. 283.


[Закрыть].

Дочь Ивара Смилги вспоминала в 2013 г., как накануне депортации «…Лев Давыдович позвонил маме и сказал:

– Надежда Васильевна, приведите девочек попрощаться»[1319]1319
  Смилга Т.И. Моя отец Ивар Смилга. М., 2013. С. 107, 108.


[Закрыть].

«Когда мы к нему пришли, в квартире было много народу, обстановка была очень тревожная и накаленная, – указала Татьяна Иваровна. – По квартире металась собака Льва Давыдовича Майка – охотничий пойнтер. Он, видимо, понимал, что прощается со всеми нами навсегда»[1320]1320
  Там же.


[Закрыть].

Опальный вождь, чьи мемуары и без того не отличаются точностью передачи фактов, не нашел ничего лучше, нежели сразу заявить: «О высылке в Центральную Азию приведу целиком рассказ жены»[1321]1321
  Троцкий Л.Д. Моя жизнь. С. 525.


[Закрыть]. В советское время такой источник информации называли «ОБС (Одна баба сказала)», или в более литературном варианте – «ОГГ (Одна гражданка говорила)». Собственно, любые вольности, а они, как мы увидим, найдутся в тексте «супруги», можно было списать на неточность передачи информации.

В дневнике Н.И. Седовой было, в передаче Л.Д. Троцкого, записано: «16 января 1928 г., с утра упаковка вещей. У меня повышена температура, кружится голова от жара и слабости – в хаосе только что перевезенных из Кремля вещей и вещей, которые укладываются для отправки с нами. Затор мебели, ящиков, белья, книг и бесконечных посетителей-друзей, приходивших проститься. Ф.А. Гетье, наш врач и друг, наивно советовал отсрочить отъезд ввиду моей простуды. Он себе неясно представлял, что означает наша поездка и что значит теперь отсрочка.

Мы надеялись, что в вагоне я скорей оправлюсь, так как дома, в условиях “последних дней” перед отъездом, скоро не выздороветь. В глазах мелькают все новые и новые лица, много таких, которых я вижу в первый раз. Обнимают, жмут руки, выражают сочувствие и пожелания… Хаос увеличивается приносимыми цветами, книгами, конфетками, теплой одеждой и пр. Последний день хлопот, напряжения, возбуждения подходит к концу. Вещи увезены на вокзал. Друзья отправились туда же. Сидим в столовой всей семьей, готовые к отъезду, ждем агентов ГПУ. Смотрим на часы… девять… девять с половиной… Никого нет. Десять. Это время отхода поезда. Что случилось? Отменили? Звонок телефона. Из ГПУ сообщают, что отъезд наш отложен, причин не объясняют. “Надолго?” – спрашивает Л[ев] Д[авидович]. “На два дня, – отвечают ему, – отъезд послезавтра”. Через полчаса прибегают вестники с вокзала, сперва молодежь, затем Раковский и другие. На вокзале была огромная демонстрация. Ждали. Кричали “Да здравствует Троцкий!”. Но Троцкого не видно. Где он? У вагона, назначенного для нас, бурная толпа. Молодые друзья выставили на крыше вагона большой портрет Л[ьва] Д[авидовича]. Его встретили восторженными “ура”. Поезд дрогнул. Один, другой толчок… подался вперед и внезапно остановился. Демонстранты забегали вперед паровоза, цеплялись за вагоны и остановили поезд, требуя Троцкого. В толпе прошел слух, будто агенты ГПУ провели Л[ьва] Д[авидовича] в вагон незаметно и препятствуют ему показаться провожающим. Волнение на вокзале было неописуемое. Пошли столкновения с милицией и агентами ГПУ, были пострадавшие с той и другой стороны, произведены были аресты (в документах органов государственной безопасности говорится об отдельных случаях задержаний и ни слова о каких-либо пострадавших чекистах. – С.В.). Поезд задержали часа на полтора. Через некоторое время с вокзала привезли обратно наш багаж. Долго еще раздавались телефонные звонки друзей, желавших убедиться, что мы дома, и сообщавших о событиях на вокзале.

Далеко за полночь мы отправились спать. После волнений последних дней проспали до 11 часов утра. Звонков не было. Все было тихо. Жена старшего сына ушла на службу: ведь еще два дня впереди. Но едва успели позавтракать, раздался звонок – пришла Ф.В. Белобородова… потом М.М. Иоффе. Еще звонок – и вся квартира заполнилась агентами ГПУ в штатском и в форме. Л[ьву] Д[авидовичу] вручили ордер об аресте и немедленной отправке под конвоем в [гор.] Алма-Ата. А два дня, о которых ГПУ сообщило накануне? Опять обман! Эта военная хитрость была применена, чтоб избежать новой демонстрации при отправке. Звонки по телефону непрерывны. Но у телефона стоит агент и с довольно добродушным видом мешает отвечать. Лишь благодаря случайности удалось передать Белобородову, что у нас засада и что нас увозят силой.

Позже нам сообщили, что “политическое руководство” отправкой Л[ьва] Д[авидовича] возложено было на Бухарина (данное утверждение сомнительно. – С.В.). Это вполне в духе сталинских махинаций… Агенты заметно волновались. Л[ев] Д[авидович] отказался добровольно ехать. Он воспользовался предлогом, чтоб внести в положение полную ясность. Дело в том, что Политбюро старалось придать ссылке по крайней мере наиболее видных оппозиционеров видимость добровольного соглашения. В этом духе ссылка изображалась перед рабочими. Надо было разбить эту легенду и показать то, что есть, притом в такой форме, чтоб нельзя было ни замолчать, ни исказить. Отсюда возникло решение Л[ьва] Д[авидовича] заставить противников открыто применить насилие (курсив наш. – С.В.).

Мы заперлись вместе с двумя нашими гостьями в одной комнате. С агентами ГПУ переговоры велись через запертую дверь. Они не знали, как быть, колебались, вступили в разговоры со своим начальством по телефону, затем получили инструкции и заявили, что будут ломать дверь, так как должны выполнить приказание. Л[ев] Д[авидович] тем временем диктовал инструкцию о дальнейшем поведении оппозиции. Мы не открывали. Раздался удар молотка, стекло двери превратилось в осколки, просунулась рука в форменном обшлаге. “Стреляйте [в] меня, т. Троцкий, стреляйте”, – суетливо-взволнованно повторял [Владимир Александрович] Кишкин, бывший офицер, не раз сопровождавший Л[ьва] Д[авидовича] в поездках по фронту. “Не говорите вздора, Кишкин, – отвечал ему спокойно Л[ев] Д[авидович], – никто в вас не собирается стрелять, делайте свое дело”. Дверь отперли и вошли, взволнованные и растерянные. Увидя, что Л[ев] Д[авидович] в комнатных туфлях, агенты разыскали его ботинки и стали надевать их ему на ноги. Отыскали шубу, шапку… надели. Л[ев] Д[авидович] отказался идти. Они его взяли на руки. Мы поспешили за ними. Я накинула шубу, боты… Дверь за мной сразу захлопнулась. За дверью шум. Криком останавливаю конвой, несший Л[ьва] Д[авидовича] по лестнице, и требую, чтоб пропустили сыновей: старший должен ехать с нами в ссылку. Дверь распахнулась, оттуда выскочили сыновья, а также обе наши гостьи, Белобородова и Иоффе. Все они прорвались силой. Сережа применил свои приемы спортсмена. Спускаясь с лестницы, Лева звонит во все двери и кричит: “Несут т. Троцкого”. Испуганные лица мелькают в дверях квартир и по лестнице. В этом доме живут только видные советские работники. Автомобиль набили битком. С трудом вошли ноги Сережи. С нами и Белобородова. Едем по улицам Москвы. Сильный мороз. Сережа без шапки, не успел в спешке захватить ее, все без галош, без перчаток, ни одного чемодана, нет даже ручной сумки, все совсем налегке. Везут нас не на Казанский вокзал, а куда-то в другом направлении, – оказывается, на Ярославский. Сережа делает попытку выскочить из автомобиля, чтоб забежать на службу к невестке и сообщить ей, что нас увозят. Агенты крепко схватили Сережу за руки и обратились к Л[ьву] Д[авидовичу] с просьбой уговорить его не выскакивать из автомобиля.

Прибыли на совершенно пустой вокзал. Агенты понесли Л[ьва] Д[авидовича], как и из квартиры, на руках. Лева кричит одиноким железнодорожным рабочим: “Товарищи, смотрите, как несут т. Троцкого”. Его схватил за воротник агент ГПУ, некогда сопровождавший Л[ьва] Д[авидовича] во время охотничьих поездок. “Ишь, шпингалет”, – воскликнул он нагло. Сережа ответил ему пощечиной опытного гимнаста»[1322]1322
  Там же. С. 525–528. Разбивка цитаты на абзацы произведена автором книги.


[Закрыть].

Все бы хорошо, только вот ни о какой пощечине не сказано ни в одном архивном документе, да и во время охотничьих поездок Л.Д. Троцкого сопровождали отнюдь не сотрудники органов государственной безопасности.

О прибытии на вокзал у Седовой – Троцкого далее рассказано: «Вещей нам не доставили. Паровоз с одним нашим вагоном двинулся. Было 2 часа дня. Оказалось, что окружным путем мы направлялись к маленькой глухой станции, где нас должны были прицепить к почтовому поезду, вышедшему из Москвы, с Казанского вокзала, на Ташкент. В 5 часов мы простились с Сережей и Белобородовой, которые должны были со встречным поездом вернуться в Москву. Мы продолжали путь. Меня лихорадило. Л[ев] Д[авидович] был настроен бодро, почти весело. Положение определилось. Общая атмосфера стала спокойней. Конвой предупредителен и вежлив. Нам было сообщено, что багаж наш идет со следующим поездом и что во Фрунзе (конец нашего железнодорожного пути) он нас нагонит – это значит на девятый день нашего путешествия. Едем без белья и без книг»[1323]1323
  Там же. С. 528.


[Закрыть].

Багажа у ссыльных действительно не было, однако в рассказе масса неточностей (действительно ли пересказан дневник супруги?) – как всегда у Л.Д. Троцкого.

Приведем архивные свидетельства из фонда Сокольнического РК ВКП(б) г. Москвы, без которых нарисовать более-менее точную картину технической организации высылки Троцкого затруднительно.

Первое из них все же наименее надежное, направленное одним коммунистом, который явно по своим взглядам не был интернационалистом и вполне разделял сталинскую установку на построение социализма в одной стране, секретарю Сокольнического райкома Борису Владимировичу Гиберу:

«Секретарю райкома

Настоящим сообщаю, что около 22 час. 16/I – [19] 28 г. у подъезда Казанского вокзала была толпа (человек 100—80), которая по слухам провожала Троцкого в гор. Грозный на высылку. Толпа была возбуждена, ядро ее составляли советские ассирийцы, бритые усы и небольшая борода, их окружали мальчишки лет по 17–18, которые кричали: “Да здравствует Лев Давидович Троцкий!”, “Да здравствует вождь мировой революции т. Троцкий!” Некоторые из толпы спорили и ругались с оппозиционерами, которых оказалось не более 25–30 человек. Большинство же окружающих их была публика, глазеющая на демонстрацию, на то, как кто-либо из оппозиционеров сначала пугливо оглядится по сторонам, а затем крикнет “ура”. Полагаю, что демонстранты были вузовцы или рабфаковцы. Затем они стали уговаривать друг друга расходиться и не поддаваться провоцировавшим их на что-либо активное благодаря спорам. К одному 18‐летнему подошли два приятеля с мешками под мышкой – вероятно, скупщики краденного барахла, которые ожидают товара от ермаковской шпаны у Южного моста на Каланчевской пл. Скупщики поздоровались с оппозиционером и спросили его, в чем дело. Он ответил грустно: “Троцкого высылают”. Одна еврейка лет 20, в серой кепке и кожаной тужурке, кривые ноги, низкого роста, с ней лет восемнадцати парень, еврей в кожаной тужурке, и один русский лет семнадцати в черном длинном пальто провозглашали “Да здравствует…” и “ура”, затем направились в Б. Козловский пер., д. 5, где остались»[1324]1324
  ЦГА Москвы. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 483. Л. 21–21 об.


[Закрыть].

Второе и третье документальные свидетельства, в отличие от первого, оставлены людьми, находившимися, что называется, внутри ситуации. Правда, авторы обоих документов – чекисты.

«А-С-3 Сов. Секретно

В[есьма] срочно

Информационная сводка о политнастроении в разрезе деятельности оппозиции в районе Московского узла М[осковско] – Каз[анской] ж.д. по состоянию на 17 января 1928 года

16 января с поездом № 4 Ташкент со ст. Москва-пасс[ажирская] М[осковско] – Каз[анской] ж.д. должен был отправиться т. Троцкий, но в 17 час. было получено сообщение, что поездка отложена.

Поставленные об этом каким-то образом в известность сторонники Троцкого (возможно, рассказ Троцкого, каким именно образом, соответствует действительности. – С.В.) стали с 7 час. вечера собираться в помещении вокзала, к 8 часам толпа “троцкистов”, достигнув количественно около 1500 чел., стала строиться в шеренгу лицом ко входу в вокзал. Через некоторое время кто-то пустил слух, что Троцкий в вагоне, вследствие чего вся толпа бросилась к выходам на перрон, где, собравшись около хвостового мягкого вагона № 4, толпа, окружив его с трех сторон с криками “Да здравствует организатор Красной армии т. Троцкий!” и т. п., пыталась утвердить на крыше вагона портрет Троцкого, чему воспротивились проводники ТЧ-Москва Кузнецов и Гольдман (б[ес] п[артийные]), эти же проводники кричали с крыши вагона “Долой Троцкого!”, “Да здравствует ленинизм!” Когда в 9 час. 20 мин. поезд тронулся, послышались крики из толпы не давать отправлять т. Троцкого и кто-то тормозом Вестингауза из вагона остановил поезд. После того, когда поезд тронулся вновь, слесарь вагонного отдела ТЧ-Москва (б[ывший] комсомолец, исключен как разложившийся элемент) вновь остановил поезд посредством крана[1325]1325
  В записке руководства ОГПУ СССР в ЦК ВКП(б) от 27 января 1928 г. сказано несколько иное: «Когда поезд тронулся – толпа двинулась вслед. В это время находившийся в толпе пьяный слесарь, бывший комсомолец, повернул тормозной кран последнего вагона. При вторичной попытке двинуть поезд внутри вагона вновь бы повернут тормозной кран. Произведший вторичную остановку оказался счетоводом участка службы тяги, член РЛКСМ с 1924 г., ушедшим самовольно с дежурства, Егоровым Андреем Михайловичем» (Политбюро и Лев Троцкий. 1922–1940 гг. С. 267).


[Закрыть]. Когда его задержали, послышались выкрики “Жандармы, насильники!”[1326]1326
  Что удивительно, в записке руководства ОГПУ СССР в ЦК ВКП(б) приведены и лозунги совсем-совсем иного содержания: «Долой фашистов» и «Бей жидов» (Там же). Причем, подобные свидетельства отложились в архивно-следственных делах, переданных при Н.С. Хрущеве в совр. ГАСБУ (см.: Фельштинский Ю., Чернявский Г. Троцкий. Кн. 3. С. 316).


[Закрыть], и толпа бросилась к дежурной ТО (Транспортного отдела. – С.В.) ОГПУ. Поезд же в это время тронулся вновь, тогда толпа бросилась вновь к поезду с криками “Ура, не пускать ленинского вождя в ссылку!” и т. д. Присутствовавший здесь п[омощник] машиниста ТЧ-1 Иванов (беспарт[ийный], морфинист), спрыгнув с платформы, догнал поезд и открыл коробку сзади хвостового вагона, отчего поезд вновь остановился. Пришлось выключать у половины состава тормозы, и только в четвертый раз поезд в сопровождении нач[альника] станции и пом[ощника] нач[альника] отдела службы движения ушел.

По отправлении поезда на путях были найдены вещи сына Троцкого. Владелец их заявил, что часть его вещей осталась в поезде.

Пока улаживался инцидент, толпа, собравшись у дежурной комнаты, подняла страшный шум, и только после того, как 10 чел. рабочих, заняв электрическую тележку, врезались в толпу, последняя вынуждена была отступить. После этого собравшиеся начали обсуждать, идти ли по городу организованной демонстрацией или разойтись по домам. По-видимому, верх одержала последняя точка зрения, ибо с Каланчевской пл. толпа рассеялась в разные стороны.

В подавляющем большинстве толпа собравшихся состояла из еврейской молодежи – интеллигенции.

В среде местных, “своих”, оппозиционеров означенный инцидент нашел восторженный отклик. Имелись случаи, когда некоторые из них агитировали среди служащих и рабочих, “чтобы последние шли провожать Троцкого”.

В настоящее время положение в области политического состояния обстоит удовлетворительно. О том, как реагируют на этот инцидент рабочие и служащие узла, будет сообщено дополнительно.

Уполномоченный ДТО (дорожно-транспортного отдела. – С.В.) ОГПУ МКЗ ж.д. (Московско-Казанской железной дороги. – С.В.) Новиков»[1327]1327
  ЦГА Москвы. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 483. Л. 22–22 об.


[Закрыть].

Третий документ содержит самые интересные подробности отправки Л.Д. Троцкого, поскольку его автор – один из технических организаторов высылки видных оппозиционных деятелей.

«Т[ранспортный] о[тдел] ОГПУ

В Секр[етариат] Сокольнического райкома ВКП(б), лично т. Гиберу

С 3 января с.г. и по настоящее время с Ярославского вокзала происходила отправка в направлении Архангельска и сибирских городов оппозиционеров, высылаемых из г. Москвы постановлением правительства. В их числе отправлены: Троцкий, [Т.В.] Сапронов, [И.Т.] Смилга, [К.Б.] Радек, В. Вуйович, [Л.С.] Сосновский, [А.С.] Ильченко и другие.

18 января по собственной путевке выехал Муралов.

Отъезд всех, кроме Радека, прошел сравнительно спокойно при среднем количестве провожающих 20–30 человек – преимущественно молодежи, не считая близких родственников. При отходе поезда провожающие махали шапками и кричали: “До скорого свидания в Москве!”

Проводы Радека 15 января с.г. прошли при очень повышенном настроении провожающих и при активном подогревании этого настроения с его стороны. Для проводов Радека на вокзал явилась группа (человек 100), также преимущественно интеллигентно одетой публики и, больше того, учащейся молодежи. Активность Радека выразилась в том, что он стоял в тамбуре вагона, разговаривал с толпой при помощи лозунгов: “Да здравствует Ленинизм и Коминтерн!”, толпа отвечала ему: “Ура, да здравствует Радек, даешь Радека!”. Пелись также “Интернационал” и “Варшавянка”. Кто-то из провожающих крикнул ему: “Приезжайте в Москву раньше срока!” Радек ответил: “Радеку срок назначает История!” При отходе поезда он бросил призыв к толпе: “До скорого свидания, через месяц в бою”. Эти слова также были покрыты криками “ура”.

Во избежание бурных демонстраций, проводы Троцкого были устроены в более конспиративной обстановке. Хотя он направлялся на Юго-Восток по МКЗ ж.д., но отправка была произведена с Сев[ерного] вокзала. В 13 час. 55 мин. 17/I – [19]28 г. к новой платформе отправления был подан мягкий вагон с паровозом и был открыт проход со двора отправления близь помещения дежурных паровозных бригад. Прибывшим вскоре на автомобиле сопровождающим Троцкого с женой и сыном было предложено [Троцкому] сесть в вагон. Однако он (Троцкий. – С.В.), спросив о прибытии своего багажа и не веря в его доставку ранее личного прибытия на вокзал, отказался войти в вагон: “Вы лжете, я без вещей не пойду”. Пом. нач. ТО ОГПУ Кишкин обратился к Троцкому с упреком: “Вы, т. Троцкий, уже три часа над нами издеваетесь. Мы Вас понесем опять”. Ввиду того что Троцкий продолжал стоять на месте, по распоряжению т. Кишкина он был взят сотрудниками ТО ОГПУ на руки и внесен в вагон. При этом, когда один из сотрудников, т. Кресан, подошел к нему с этой целью, Троцкий пытался обороняться палкой, но удар был отведен. Кроме сотрудников ОГПУ свидетелями эпизода были паровозники ТЧ-1 и некоторые административные лица Д[епо] и ТЧ-1 Сев[ерных] ж.д., связанные с формированием поезда, всего числом около 20 человек. Эта группа посмеивалась над способом посадки Троцкого в вагон. В момент, когда Троцкий был взят на руки, его сын обратился к паровозникам и крикнул: “Товарищи рабочие, смотрите, как несут Троцкого!” Ответа не последовало, но в толпе была слышна реплика: “Черт с ним, пусть отдохнет теперь”. Некоторые из этой рабочей группы все же продолжали сомневаться в отправке именно Троцкого даже после выкрика его сына. Шел спор: “Понесли какого-то лысого, а у Троцкого «ее» нет”. Тотчас после посадки поезд отправился для следования на МКЗ ж.д.

Паровозники ушли в депо, где начался обмен мнениями о виденной сцене, причем часть говорила “об отправке Троцкого”, а часть (даже очевидцев) спорила: “Троцкий ли это?”

Нарядчик паровозных бригад Таранов заметил, что не следовало бы так отправлять Троцкого, так как он много сделал для революции. Машинист Мочульский и некоторые другие ответили, что он сделал много хорошего, но еще больше плохого, иначе не стали бы отправлять.

Машинист Щербаков подметил, что поданный паровоз “С 80” есть та самая машина, которую рабочие ТЧ-1 года три тому назад оживили с кладбища и поднесли Коминтерну: “Ее принимал Троцкий, и теперь эта же машина отвозит его” (действительно очень символично, для полноты картины следовало бы все же поручить доставку “вождя Красной армии” не ТО ОГПУ, а какой-либо воинской части, лояльность которой не вызвала бы сомнения. – С.В.). Этот момент вызвал смех в дежурке. Отправка Троцкого отразилась на ТЧ-1 лишь по существу. Политического оживления не было. Были также сочувствия Троцкому со стороны отдельных машинистов, а также и мрачное предположение: “Отправляют Троцкого, урезывают программы, сокращают штаты”.

Что касается толков об отправке среди железнодорожников массы (так в документе. – С.В.) и пассажиров, нужно сказать, что слух об отправке Троцкого быстро распространился по участку, но в ж.-д. среде он мало разнился от действительности. ДСП (здесь – дежурный по станции. – С.В.) МКЗ ж.д. Подушко, проживающий в Мытищах, рассказывал, что Троцкого хотели отправить с Казанского вокзала, но трехтысячная толпа не позволила[1328]1328
  Данная цифра, кстати, закрепилась в литературе. И даже выросла до 3–4 тысяч (См., напр.: Фельштинский Ю., Чернявский Г. Троцкий. Кн. 3. С. 316).


[Закрыть]. Поезд на Полторацк три раза останавливался краном, и под конец “толпа оттащила от состава вагон, в котором сидел Троцкий”.

Диспетчеры ДН-1 Москалев и Ларионов рассказывали 17/I – [19]28 г. в своем кругу, что 16/I на Казанском вокзале толпа была более 3‐х тыс., что поезд останавливался пять раз, что Троцкого пришлось отправить с Сев[ерного] вокзала секретным путем и что “представителю ОГПУ с Лубянки он заехал в ухо, заставил взять на себя на руки и нести в вагон”. Эти же лица распространяют слух, что тт. Чичерина [Г.В.], Курского [Д.И.] и Брюханова [Н.П.] убирают с постов, а [Я.Э.] Рудзутак ссылается в Арх[ангельскую] губ[ернию] с заменой Постниковым. По их словам, в скором времени нужно ждать смены всего состава правительства.

Среди обывателей отправка оппозиционеров так же порождала толки с большими преувеличениями, но характерным моментом являлось то, что многие не верили в отправку Троцкого. Появившееся 19/I с.г. разъяснение в газетах положило конец сомнениям.