Текст книги "Сталин против Зиновьева"

Однако Хозяину этого было мало. 7 августа 1936 г. газета «Правда» настроила читателей на нужный ему лад передовицей «Уметь распознавать врага», в которой констатировала тот факт, «Сталинский Центральный Комитет партии, наш великий вождь товарищ Сталин дают образцы большевистской бдительности»[1585]1585
  Троцкисты и зиновьевцы – враги народа. Сб. матер. «Правды». 2-е, доп. изд. Л., 1936. Цит. по: С. 6.


[Закрыть]. Центральный орган ВКП(б) поучал партийную массу: «…враг маскируются очень тонко, и неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага партии»[1586]1586
  Там же. С. 4.


[Закрыть]. В статье был приведен ряд фактов утраты политической бдительности несознательными товарищами: «В Выборгском районе гор. Ленинграда исключенным из ВКП(б) троцкистам и зиновьевцам удалось благодаря гнилым райкомовским либералам восстановиться в партии. Им удалось обмануть партию только потому, что в партийных организациях есть еще шляпы, есть еще дураки, которых можно водить за нос, есть, наконец, прямые пособники этой сволочи»[1587]1587
  Там же.


[Закрыть].

15 августа «Правда» опубликовала сообщение Прокуратуры СССР о передаче на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР «дела Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Смирнова И.Н., Бакаева, Мрачковского, Тер-Ваганяна, Гольцмана, Рейнгольда, Пикеля и других по обвинению в организации ряда террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского государства»[1588]1588
  Там же. С. 22.


[Закрыть].

Примечательно, что на процесс, по справедливому замечанию тогдашнего чекиста, а позднее невозвращенца Александра Михайловича Орлова, вывели Ивана Никитича Смирнова, который с начала 1933 г. находился в тюрьме. Комментируя данный факт, Орлов написал:

«Упрямство Сталина и его желание во что бы то ни стало обвинить Смирнова, невзирая на его абсолютное алиби, поставило Вышинского на суде в очень трудное положение. Чтобы придать сталинской фальсификации хоть минимальную убедительность, в своей судебной речи Вышинский заявил:

– Смирнов может сказать: я ничего не делал. Я был в тюрьме. Наивная отговорка! Смирнов действительно находился в тюрьме начиная с 1 января 1933 г., но мы знаем, что, находясь в тюрьме, он организовал контакты с троцкистами, и был обнаружен шифр, с помощью которого Смирнов, сидя в тюрьме, переписывался со своими друзьями на воле.

Однако Вышинский, разумеется, не смог продемонстрировать суду этот шифр. Не было представлено ни единого письма из тех, что Смирнов будто бы писал в тюрьме, не названо ни одного лица, с которым он якобы вел тайную переписку. Вышинский не смог даже сказать, кто из тюремной охраны помогал Смирнову, передавая на волю его шифрованные послания. Наконец, ни один из подсудимых не сознался в получении каких бы то ни было писем от Смирнова.

Разве что за границей могли найтись люди, способные поверить, будто политические заключенные, находящиеся в сталинских тюрьмах, могли переписываться со своими товарищами на свободе. Советские граждане знали, что это совершенно невозможно. Им было известно, что семьи политзаключенных годами не могли даже узнать, в какой из тюрем содержатся их близкие, и вообще, живы ли они.

Да и какие, собственно, советы мог слать из тюрьмы Смирнов, отрезанный от мира, Мрачковскому или Зиновьеву? Быть может, он должен был писать им: “Цельтесь Сталину не в живот, а в голову”? Да и кому неясно, что настоящие заговорщики никогда не стали бы вести переписку о своих террористических планах с человеком, сидящим в тюрьме под надзором энкаведистских охранников.

Несмотря на все это, Сталин не постеснялся отдать Ягоде приказание “подготовить” Смирнова к судебному процессу и выставить его одним из главных руководителей заговора»[1589]1589
  Орлов А.М. Тайная история сталинских преступлений. СПб., 1991.


[Закрыть].

Здесь следует сделать пояснение источниковедческого характера. В новейшей научной литературе ставится под сомнение достоверность воспоминаний Александра Орлова как исторического источника. Безусловно, любой перебежчик не может не расцениваться иначе, как предатель. И проверять по возможности следует каждую запятую. Однако отрицать ценность воспоминаний Орлова как таковых нельзя. Особенно начинать подобное отрицание с того «аргумента», что Орлов представился за рубежом как «генерал», в то время как он был майором государственной безопасности. Спецзвание «майор госбезопасности» соответствовало воинскому званию «комбриг» – это был генеральский чин. Михаил Иванович Журавлев руководил обороной страны и Москвы осенью 1941 г. вместе со Сталиным, Александром Сергеевичем Щербаковым и Александром Михайловичем Василевским. Какое у него было звание? Старший майор госбезопасности (спецзвание на одну ступень выше того, что было у Орлова). Кроме того, сталинский НКВД обладал огромным массивом информации, причем даже в середине тридцатых годов его сотрудники не были связаны исключительно уставными, служебными отношениями. Не стоит забывать, что многие из них все еще смотрели друг на друга как на товарищей по мировому коммунистическому движению. Это стоит учитывать тем более, когда речь идет о деятелях Коминтерна и внешней разведки (к последним и относился Александр Михайлович). Там помимо субординационных отношений зачастую были и дружеские. И рассказы «по душам» о происходящем были вполне в порядке вещей. Серьезнейшим образом ситуация изменилась именно по итогам «ежовских» чисток, от которых, собственно, и бежал с семьей Александр Орлов. И многое из того, что он утверждал в книге «Тайная история сталинских преступлений», – правда.

«Судебный» процесс в отношении Зиновьева, Каменева и ряда других старых большевиков – бывших деятелей Объединенной оппозиции – открылся 19 августа 1936 г. В тот же день Л.М. Каганович и председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Н.И. Ежов направили И.В. Сталину «первую информацию [о] процессе»:

«1. Суд открылся [в] 12 часов дня формальным опросом обвиняемых о вручении им обвинительного заключения. На вопрос председателя суда, знакомы ли обвиняемые с материалами обвинения и обвинительным заключением, все ответили утвердительно. Никаких заявлений по этому поводу нет.

2. На вопрос председателя суда, имеют ли подсудимые какие-либо отводы составу суда, все подсудимые ответили, что отводов нет.

3. На вопрос подсудимым, имеются ли какие-либо заявления, поступил ответ Зиновьева и Каменева. Зиновьев и Каменев подали следующие заявления: а) Зиновьев заявил, что он целиком подтверждает показания Бакаева о том, что последний докладывал Зиновьеву о подготовке террористического акта над Кировым и, в частности, о непосредственном исполнителе Николаеве. Кроме того, дополнительно, Зиновьев сообщил, что в день убийства Кирова член Ленинградского центра Мандельштам выехал лично к Зиновьеву для доклада. Мандельштам доложил Зиновьеву все обстоятельства убийства Кирова; б) Каменев просит допросить свидетеля Яковлева, только после его, Каменева, опроса.

4. Зачитано обвинительное заключение. После оглашения обвинительного заключения все подсудимые опрошены, признают ли себя виновными; все ответили: “Да признаем”.

Оговорки сделали трое: а) Смирнов заявил: входил в состав Объединенного центра; знал о том, что Центр организован с террористическими целями; получил лично директиву от Троцкого о переходе к террору. Однако, сам лично в подготовке террористических актов участия не принимал; б) Гольцман заявил, что признает себя виновным. Подтвердил получение письменной директивы от Троцкого о переходе к террору и о том, что эту директиву передал Центру и, в частности, Смирнову. В то же время оговаривает, что лично участия в подготовке террористических актов не принимал; в) Тер-Ваганян признал себя виновным только в пределах данных им показаний (входил в состав террористического Центра и др., согласно его показаниям в протоколе).

5. На иностранных корреспондентов признание всех подсудимых в своей виновности произвело ошеломляющее впечатление.

6. После перерыва начался допрос Мрачковского. Держится спокойно. Все показания подтвердил и уточнил. Совершенно угробил [Ивана Никитича] Смирнова. Смирнов вынужден под давлением показаний и прокурора подтвердить в основном показания Мрачковского. Даже хорошо, что он немного фрондирует. Попал благодаря этому [в] глупое положение. Все подсудимые набрасываются на Смирнова»[1590]1590
  Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936. М., 2001. С. 634, 635.


[Закрыть].

Зиновьев уже давно находился в прострации, Лев Борисович Каменев держался достойно – как всегда. Он проявит большевистскую стойкость и в самые последние минуты своей жизни. На следующий день Каганович с Ежовым телеграфировали Сталину:

«1. В утреннем и вечернем заседаниях допрошены: Мрачковский, Евдокимов, Дрейцер, Рейнгольд, Бакаев и Пикель.

2. Наиболее характерным из их допросов является следующее: а) Мрачковский целиком подтвердил всю фактическую сторону своих показаний, [данных] на предварительном следствии, и уточнил эти показания. Особенно убедительны показания в отношении роли Троцкого и [И.Н.] Смирнова. Это наиболее важное в показаниях Мрачковского; б) Евдокимов полностью подтвердил показания на предварительном следствии и дополнил рядом важных деталей. Наиболее убедительны в его показаниях подробности убийства Кирова по прямому поручению Троцкого, Зиновьева, Каменева, его – Евдокимова и других; в) Дрейцер подтвердил все показания на предварительном следствии. Особо остановился на роли Троцкого, Смирнова и Мрачковского. В отношении их дал подробнейшие показания. Особенно нападал на Смирнова за попытку последнего замазать свою роль в организации террора; г) Рейнгольд целиком подтвердил данные на предварительном следствии показания и уточнил их в ряде мест. Наиболее характерным в его показаниях является: подробное изложение двух вариантов плана захвата власти (двурушничество, террор, военный заговор); подробное сообщение о связи с Правыми и о существовании у Правых террористических групп (Слепков, Эйсмонт), о которых знали Рыков, Томский и Бухарин; сообщение о существовании запасного Центра в составе Радека, Сокольникова, Серебрякова и Пятакова; сообщение о плане уничтожения следов преступления путем истребления как чекистов, знающих что-либо о преступлении, так и своих террористов; сообщение о воровстве государственных средств на нужды организации при помощи Аркуса и Туманова; д) Бакаев целиком подтвердил показания на предварительном следствии. Очень подробно и убедительно рассказал об убийстве Кирова и о подготовке убийства Сталина в Москве. Особо настаивал на прямой причастности к этому делу Троцкого, Зиновьева, Каменева, Евдокимова. Немного преуменьшая свою роль, [Бакаев] обижался, что они раньше ему не все говорили; е) Пикель целиком подтвердил показания, [данные] на предварительном следствии. В основном повторял показания Рейнгольда. Особое внимание уделил самоубийству Богдана, заявив, что фактически они убили Богдана, что покончил самоубийством по настоянию Бакаева. Накануне самоубийства Богдана Бакаев просидел у него всю ночь и заявил ему, что надо либо утром покончить самоубийством самому, либо они его уничтожат сами. Богдан избрал первое предложение Бакаева.

3. Особо отмечаем на процессе поведение следующих подсудимых: а) Смирнов занял линию будто бы он, являясь членом троцкистско-зиновьевского центра и зная о террористических установках, сам не участвовал в практической деятельности организации, не участвовал в подготовке террористических актов и не разделял установок Троцкого – Седова. Перекрестными допросами всех подсудимых Смирнов тут же неоднократно уличается во лжи. Под давлением показаний других подсудимых, Смирнов на вечернем заседании вынужден был признать ряд уличающих его фактов и стал менее активен; б) Зиновьев при передопросах прокурора о правильности фактов, излагаемых подсудимыми, подавляющее большинство наиболее важных из них признает. Оспаривает мелочи, вроде того, присутствовали точно те лица или другие при разговорах о планах террора, и т. п. Держится более подавленно, чем все остальные; в) Каменев при передопросах прокурора о правильности сообщаемых подсудимыми фактов подавляющее большинство их подтверждает. В сравнении с Зиновьевым держится более вызывающе. Пытается рисоваться, <изображая из себя вождя>.

4. Некоторые подсудимые, и в особенности Рейнгольд, подробно говорили о связи с Правыми, называя фамилии Рыкова, Томского, Бухарина, Угланова. Рейнгольд, в частности, показал, что Рыков, Томский, Бухарин знали о существовании террористических групп Правых.

Это произвело особое впечатление на инкоров. Все инкоры в своих телеграммах специально на этом останавливались, называя это особенно сенсационным показанием.

Мы полагаем, что в наших газетах при опубликовании отчета о показаниях Рейнгольда [не следует] вычеркивать имена Правых.

5. Многие подсудимые называли Запасной центр в составе Радека, Сокольникова, Пятакова, Серебрякова, называя их убежденными сторонниками троцкистско-зиновьевского блока. Все инкоры в своих телеграммах набросились на эти показания, как на сенсацию, и передают в свою печать. Мы полагаем, что при публикации отчета в нашей печати эти имена также не вычеркивать»[1591]1591
  Там же. С. 636–638.


[Закрыть].

Так был перекинут очередной мостик к будущим процессам, «делам» и расстрелам. Вечером 21 августа М.П. Томский поделился со своей супругой впечатлениями от огульной критики в свой адрес на партсобрании в Главном управлении ОГИЗ:

– Если бы ты знала, как все эти дни (дни процесса. – С.В.) и вчера меня пинали, смешивая с грязью, и кто пинал? Это грязные рублехвататели, никогда не болеющие за партию, я их знаю, как облупленных. Я всегда урезывал их корыстные аппетиты к советскому рублю. Я бы и это вытерпел до конца, если бы знал, что физически вынесу, но мозг мой горит, и я чувствую, что не выдержу. Пойми, после того нервного заболевания, которое я перенес, второе будет еще хуже. Меня разобьет паралич – отнимется язык, кому я буду нужен? Я сам себе не нужен! [1592]1592
  Декабрьский Пленум ЦК ВКП(б) 1936 года. С. 108. Коммент.


[Закрыть]

Видимо, еще весной к Бухарину в редакцию «Известий» пришел бывший секретарь Томского Н.И. Воинов. Рассказал Николаю Ивановичу, что Михаил Павлович «…в полном одиночестве, в мрачной депрессии, что к нему никто не заходит, что его нужно ободрить»[1593]1593
  Там же. С. 225.


[Закрыть]. Воинов попросил Бухарина навестить Томского, но Николай Иванович, по его признанию, «не выполнил этой простой человеческой просьбы…»[1594]1594
  Там же.


[Закрыть]

Утром 22 августа Томский застрелился. Михаил Павлович оставил письмо на имя И.В. Сталина, в котором доказывал свою невиновность. По свидетельству А.И. Рыкова, когда он узнал о самоубийстве Томского, то «…был более склонен думать, что это в результате его болезненного состояния, потому что он в период заболеваний неоднократно думал о самоубийстве»[1595]1595
  Там же. С. 64.


[Закрыть]. Надо признать, что у самоубийства было две причины. Первая – политическая, которая была очевидна: кольцо вокруг Томского стремительно сжималось. Вторая – медицинская: у Михаила Павловича давно были серьезные проблемы со здоровьем. В своем письме от 27 августа членам Политбюро ЦК ВКП(б) Бухарин фактически признал, что с его стороны отказ о посещении Томского был ошибкой, поскольку «…и пессимистические политические настроения нередко вырастают на неполитической почве, которая в свою очередь может быть производной от политики»[1596]1596
  Там же. С. 225.


[Закрыть]. Но сталинцы, а потом и их Хозяин, читая предсмертное послание Томского, сразу же вспоминали полумедицинскую-полуполитическую подоплеку предсмертного письма Иоффе. И для них не имело никакого значения, что самоубийство Адольфа Абрамовича было актом борьбы, а Томского – жестом отчаяния. Позднее, 4 декабря, Сталин скажет на Пленуме ЦК ВКП(б): «…если я чист, я – мужчина, человек, а не тряпка, я уж не говорю, что я коммунист, то я буду на весь свет кричать, что я прав. Чтобы я убился – никогда!»[1597]1597
  Там же. С. 59.


[Закрыть] Хозяин признал самоубийство одним «…из самых острых и самых легких средств, которым перед смертью, уходя из этого мира, можно последний раз плюнуть в партию, обмануть партию»[1598]1598
  Там же.


[Закрыть]. Сталин заявил: «Мы хотим добиться правды объективно, честно, мужественно (уже давно не хотел. – С.В.). И нельзя нас запугать ни слезливостью, ни самоубийством (а вот это абсолютная правда. – С.В.)»[1599]1599
  Там же. С. 60.


[Закрыть].

В тот же день Л.М. Каганович, Н.И. Ежов и Г.К. Орджоникидзе телеграфировали И.В. Сталину: «Вчера […] на собрании ОГИЗа в своей речи Томский признал ряд встреч с Зиновьевым и Каменевым, свое недовольство и свое брюзжание. У нас нет никаких сомнений, что Томский, так же как и Ломинадзе (покончил жизнь самоубийством в январе 1935 г. – С.В.), зная, что теперь уже не скрыть своей связи с зиновьевско-троцкистской бандой, решил спрятать концы в воду путем самоубийства»[1600]1600
  Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936. С. 639, 640.


[Закрыть]. От осуждения троцкистов и зиновьевцев можно было сразу перейти к бывшим деятелям Правой оппозиции и «право-левой» группировки в ВКП(б). На вечернем заседании судилища выступил государственный обвинитель А.Я. Вышинский, потребовавший расстрелять «взбесившихся собак» – «всех до одного!»[1601]1601
  Вышинский А.Я. Обвинительная речь на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра. С. 63.


[Закрыть] После этой мерзкой речи, которая мало характеризует Зиновьева и Каменева, но зато очень много говорит о Вышинском, «все подсудимые отказались от защитительных речей». «Сейчас на суде произносятся последние слова подсудимых, – доложили Сталину в Сочи Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Чубарь и Ежов. – Процесс окончится завтра. Передаем Вам шифром текст приговора, опустив формальную часть – перечисление фамилий. Просим сообщить Ваши указания»[1602]1602
  Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936. С. 641.


[Закрыть]. Каменев от последнего слова отказался. Он смертельно устал от сталинского фарса «судебного» процесса.

23 августа Сталин ответил одному Кагановичу: «…нужно упомянуть в приговоре в отдельном абзаце, что Троцкий и Седов подлежат привлечению к суду или находятся под судом или что-либо другое в этом роде. Это имеет большое значение для Европы, как для буржуа, так и для рабочих. Умолчать о Троцком и Седове в приговоре никак нельзя, ибо такое умолчание будет понято таким образом, что прокурор хочет привлечь этих господ, а суд будто бы не согласен с прокурором. […] Надо бы вычеркнуть заключительные слова: “приговор окончательный и обжалованию не подлежит”. Эти слова лишние и производят плохое впечатление. Допускать обжалование не следует, но писать об этом в приговоре неумно»[1603]1603
  Там же. С. 642.


[Закрыть].

Свое нутро Сталин раскрыл в следующем приказании Кагановичу: «…Каменев через свою жену Глебову зондировал французского посла Альфана на счет возможного отношения [французского правительства к] будущему “правительству” троцкистско-зиновьевского блока. Я думаю, что Каменев зондировал также английского, германского и американского послов. Это значит, что Каменев должен был раскрыть этим иностранцам планы заговора и убийств вождей ВКП. Это значит также, что Каменев уже раскрыл им эти планы, ибо иначе иностранцы не стали бы разговаривать с ним о будущем зиновьевско-троцкистском “правительстве”. Это – попытка Каменева и его друзей заключить прямой блок с буржуазными правительствами против [советского правительства]. […] Очевидно, Глебова хорошо осведомлена во всей этой грязной области. Нужно привести Глебову в Москву и подвергнуть ее ряду тщательных допросов. Она может открыть много интересного»[1604]1604
  Там же. С. 642, 643.


[Закрыть]. Мог ли Зиновьев предвидеть это в далеком девятнадцатом, когда цитировал военным специалистам на собрании пословицу о том, что когда «лес рубят, щепки летят»?

24 августа 1936 г. все фигуранты «дела» были приговорены к расстрелу. В опубликованных источниках и литературе, в том числе и научной, считается, что Зиновьев и Каменев согласились дать признательные показания в обмен на гарантию, что будут удовлетворены их ходатайства о помиловании[1605]1605
  См., напр.: Некрасов В.Ф. Указ. соч. С. 180.


[Закрыть]. Поскольку Сталин сделал свое замечание одному Кагановичу, да и то только после того, как подсудимые отказались себя защищать, данное предположение выглядит вполне убедительным. Ходатайства о помиловании формально подлежали рассмотрению Президиума ЦИК СССР, однако на практике решение принимало Политбюро с последующим проведением его в Президиуме ЦИК «в советском порядке»[1606]1606
  Войтиков С.С. За фасадом Сталинской Конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко. М.: Вече, 2021.


[Закрыть]. Л.М. Каганович, Г.К. Орджоникидзе, К.Е. Ворошилов и Н.И. Ежов направили в Сочи шифротелеграмму: «Политбюро предложило отклонить ходатайства и приговор привести в исполнение сегодня ночью»[1607]1607
  Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936. С. 645.


[Закрыть].

Троцкий, размышляя о кровавом «судебном» фарсе 1936 года и его итоге, написал в книге о Сталине: «Общий замысел и инсценировки, мнимые планы заговорщиков, разделение ролей между ними – все это грубо, низменно даже под углом зрения судебного подлога. Сталин пришел к мысли о добровольных признаниях. Здесь не было заранее задуманного плана. Постепенно подбирались элементы человеческого унижения и самоотречения. Постепенно усиливалось давление. Так противоестественная механика добровольных показаний почти естественно выросла из роста силы давления тоталитарного режима. Посвященное лицо объяснило [советскому разведчику и дипломату, позднее невозвращенцу Александру Григорьевичу] Бармину, что ГПУ формально обещало сохранить жизнь [обвиненным] по процессу Зиновьева, если они сделают требовавшиеся от них признания, жертвуя, таким образом, своей честью, чтобы доказать верность партии и борясь с троцкизмом. Чтобы их убедить, им сообщили декрет о праве обращения о помиловании, декрет, провозглашенный за пять дней перед процессом. Каменев, наиболее расчетливый и вдумчивый из обвиняемых, питал, видимо, наибольшие сомнения насчет исхода неравной сделки. Но и он должен был сотни раз повторять себе: неужели Сталин решится? Сталин решился»[1608]1608
  Троцкий Л.Д. Сталин. С. 556.


[Закрыть].

Приговор привели в исполнение 25 августа 1936 г. Впоследствии (1988) он будет отменен за отсутствием состава преступления. В конце 1936 г. передопросы Бухарина в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б) показали, что обвинения его в общем руководстве Правой оппозицией и поддержке им террористической деятельности либо строились на фактах оппозиционной деятельности конца 1920‐х – начала 1930‐х гг., после которых Николай Иванович уже прошел партийную «чистку» с неизбежным процессом политического «разоружения», либо были недоказуемы вследствие отсутствия надежных свидетелей и реальных действий с его стороны. Безрезультатность очных ставок вынужденно признал и Сталин, который поставил на последнем заседании Декабрьского 1936 г. Пленума ЦК ВКП(б) под сомнения показания свидетелей и заявил: «Ни в одном из показаний… нет указания на то, что Рыков или Бухарин были связаны с какой-то террористической группой»[1609]1609
  Декабрьский Пленум ЦК ВКП(б) 1936 года. С. 12. Предисловие В.Н. Колодежного.


[Закрыть]. Однако, как известно, даже это признание не спасло ни Рыкова, ни Бухарина, тем более что на первом заседании Декабрьского Пленума генсек сделал тонкий намек, прекрасно понятый Ежовым и его подельниками: «…после очной ставки Бухарина с Сокольниковым у нас создалось мнение такое, что для привлечения к суду [Рыкова] и Бухарина нет оснований. Но сомнение партийного характера у нас осталось. Нам казалось, что и [Рыков], и Томский, безусловно, может быть, и Бухарин не могли не знать, что эти сволочи какое-то черное дело готовят, но нам не сказали»[1610]1610
  Там же. С. 62.


[Закрыть].

15 декабря 1936 г. в газете «Правда» вышла редакционная статья «Правые отщепенцы – защитники реставрации капитализма», в которой говорилось о том, что «…троцкистско-зиновьевские шпионы, убийцы, диверсанты и агенты Гестапо работали рука об руку с правыми реставраторами капитализма, с их лидерами»[1611]1611
  Цит. по: Там же. С. 296.


[Закрыть]. Главный редактор «Правды» Мехлис, всецело преданный Сталину, явно перестарался. Бухарин направил Сталину и другим членам Политбюро ЦК ВКП(б) записку с протестом против огульных обвинений в адрес «бывших лидеров Правой оппозиции»[1612]1612
  Там же.


[Закрыть]. Генсек напомнил Мехлису о том, что «вопрос о бывших Правых (Рыков, Бухарин) отложен до следующего Пленума ЦК»[1613]1613
  Там же. С. 299.


[Закрыть]. Тем самым Хозяин намекнул Льву Захаровичу, что ему следует обождать. Следующим стал печально известный в отечественной истории Февральско-мартовский 1937 г. Пленум ЦК ВКП(б), вследствие которого сталинские политические репрессии приобретут новый масштаб. Поскольку репрессии в целом выходят за рамки нашей книги, расскажем вкратце о семьях рассрелянных в 1936 г. в Москве Зиновьева и Каменева, а также убитого по прямому приказу Сталина в 1940 г. в Койоакане Троцкого.

Первая жена Зиновьева, Сарра Равич, арестовывалась в 1934, 1937, 1946 и 1951 гг. Сарру Наумовну освободили в 1954‐м. Вторая жена Зиновьева, Злата Лилина (по характеру, судя по всему, главный мужчина в этой семье), к счастью, успела умереть своей смертью в 1929 г. Их с Григорием Евсеевичем сына, Стефана Григорьевича Радомысльского, арестовали и расстреляли в тридцать седьмом. Его жену, Берту Самойловну Джафарову (Левину), арестовывали дважды, она находилась в заключении и в ссылке. Третья жена Зиновьева, Евгения Яковлевна, находилась в ссылках и тюрьмах с 1936 по 1954 г.

В 1935 г. арестовали и в 1938 г. расстреляли старшего сына Каменева, тридцатитрехлетнего инженера Александра Львовича. Младший сын – школьник Юрий – был приговорен в свои 16 лет к высшей мере, приведенной в исполнение. Их маму Ольгу Давидовну (сестру Троцкого) расстреляли при приближении гитлеровских войск в сентябре 1941 г. в Медведевском лесу под Орлом. Погибли младший брат Каменева – Николай с женой, а также Татьяна Ивановна Глебова. Сын Александра Виталий, почти не знавший деда, едва окончив школу, оказался в 1951 г. в тюрьме, а затем в ссылке, которая неизвестно, чем бы для него закончилась, когда бы не весна пятьдесят третьего.

10 января 1937 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила к расстрелу за «участие в троцкистской контрреволюционной террористической организации» И.Т. Смилгу. Приговор привели в исполнение в тот же день. Супруга Смилги, Надежда Васильевна Полуян, член РСДРП с 1915 г., была арестована вслед за мужем и расстреляна в Карелии в ноябре 1937 г. вместе с группой других большевиков. Все ее родственники, за редким исключением, также стали жертвами сталинского террора или погибли в годы Великой Отечественной войны. Их дочь, 20‐летнюю Татьяну Иваровну Смилгу-Полуян, в 1939 г. вместе с четырьмя ее одноклассницами осудили за «контрреволюционную агитацию». В тюрьмах, лагерях и ссылке Татьяна Смилга провела 14 лет. Ее освободили из ссылки после смерти Сталина. Татьяна Иваровна добилась в 1956 г. частичной реабилитации, однако ей разрешили вернуться в Москву только в 1958‐м. В ссылке она встретила своего будущего мужа, и у них родилась дочь Оксана. В качестве дочери Ивара Смилги Татьяне не позволили работать по той профессии, как она хотела, и она преподавала в школе[1614]1614
  Вайс К. Татьяна Иваровна Смилга-Полуян: 22 мая 1919 г. – 27 сентября 2014 г. [электрон. ресурс] // https://www.wsws.org/ru/articles/2014/10/30/smil-o30.html
  Биографию Смилги см.: Лазарев С.Е. Смилга Ивар Тенисович // Россия в Гражданской войне. 1918–1922: Энциклопедия. Т. 3. М., 2021. С. 232, 233.


[Закрыть].

Добавим к этому, что не уцелел почти никто из членов семьи Троцкого. Александра Соколовская, на которой Лев Давидович был женат всего несколько лет (до 1902 г.), была расстреляна в 1938‐м. Старшая дочь Троцкого, Зинаида Бронштейн (в замужестве Волкова) покончила с собой в 1933 г. после полученного требования правительства нацистской Германии немедленно покинуть страну; ее мужа Платона Волкова приговорила к расстрелу Военная коллегия Верховного суда в 1936‐м. Младшая дочь Троцкого от первого брака Нина Бронштейн (Невельсон) умерла от туберкулеза в 1928‐м; ее сына расстреляли в 1941 г., а дочь бесследно исчезла. Лев Седов, старший сын Троцкого от второго брака, соратник отца, вместе с ним уехавший из СССР, умер в 1938‐м в Париже после аппендэктомии (Троцкий винил в гибели сына сталинские спецслужбы); в том же году в Москве расстреляли его жену Анну Рябухину (Седову). Младший сын Сергей, отказавшийся покинуть Родину вместе с отцом, был расстрелян в 1937‐м. Лишь вдова Троцкого Наталья Седова, с которой они прожили вместе почти 40 лет, умерла своей смертью в 1962 г. в 80‐летнем возрасте[1615]1615
  См. подр.: Шелестов Д. Указ. соч. С. 232, 233; Назаров О.Г. Изгнание Троцкого [офиц. сайт «Историк»] // https://историк. рф/journal/37/izgnanie-trotskogo-f8.html


[Закрыть].

Естественно, все репрессированные, включая вождей, были реабилитированы – кто-то раньше, в годы «оттепели», кто-то позднее, в годы перестройки и в начале девяностых.