Текст книги "Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи"

1939–1945. Разные лики войны

 
Наш век пройдёт. Откроются архивы,
И всё, что было скрыто до сих пор,
Все тайные истории извивы
Покажут миру славу и позор.
 
 
Богов иных тогда померкнут лики,
И обнажится всякая беда,
Но то, что было истинно великим,
Останется великим навсегда.
 

Николай Тихонов

Первая реакция руководящих кругов коммунистического движения на заключение пакта Молотова – Риббентропа оказалась вполне предсказуемой: они поддержали государственное соглашение между Германией и СССР, отвечающее интересам «Отечества трудящихся всех стран», но собирались продолжить традиционный антифашистский курс. В письме с обзором откликов компартий Франции, Великобритании, США, Италии и других стран на подписание германосоветского договора Димитров и Мануильский сообщили Сталину о полной солидарности партий с советской внешней политикой. В другом письме, посвящённом политике Французской компартии, они заявили, что ФКП «должна и впредь стоять на позиции сопротивления агрессии фашистской Германии», а также «поддерживать мероприятия по укреплению обороноспособности Франции». Но вскоре произошли неожиданные перемены.

«Этот лозунг снимается»

После нападения Германии на Польшу 1 сентября и объявления Великобританией и Францией войны Германии ИККИ решил выпустить тезисы, определяющие принципиальную линию компартий в новых условиях. В первоначальном варианте этого документа говорилось, что победа германского фашизма в войне несёт наибольшую опасность для международного рабочего движения, поэтому долг коммунистов всех стран, в том числе и стран, порабощённых Германией, – содействовать освободительной борьбе народов и победе над фашизмом. Но при формулировании конкретных задач компартий возникли неясности, и Димитров запросил через Жданова «помощь и совет товарища Сталина».

Спустя неделю последовало приглашение в Кремль. В кабинете Сталина присутствовали Молотов и Жданов, но лишь в роли слушателей вождя, который дал трактовку характера начавшейся войны. Сталин, согласно записи Димитрова, сказал следующее: «Война идёт между двумя группами капитал[истических] стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.). За передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.

Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему. <…> Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент – подталкивать другую сторону. Коммунисты капиталистических стран должны выступить решительно против своих правительств, против войны. До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно. Во время войны между империалистическими державами это уже неправильно. Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл. <…>

Стоять сегодня на позициях вчерашнего дня (единый нар[одный] фронт, единство нации) – значит скатываться на позиции буржуазии. Этот лозунг снимается». Опорные пункты новой ориентировки, по мнению Сталина, должны быть следующие: «Выступить решительно против войны и её виновников. Разоблачайте нейтралитет, буржуазный нейтралитет стран, которые, выступая за нейтралитет у себя, поддерживают войну в других странах с целью наживы».

Выслушав наставления вождя, Димитров, Мануильский и Куусинен принялись за подготовку проекта тезисов ИККИ. Но убедительно обосновать необходимость резкого изменения курса Коминтерна – по существу отказа от решений VII конгресса, оказалось не так просто. На пятый день трудов позвонил Жданов, упрекнул: «За это время товарищ Сталин написал бы целую книгу!»

В конце концов тезисы были согласованы, но публиковать их не стали. На основе тезисов Георгий Димитров написал статью «Война и рабочий класс капиталистических стран» для журнала «Коммунистический Интернационал», издававшегося на шести языках. В этой статье Димитров определил начавшуюся мировую войну так: «По своему характеру и сущности существующая война с обеих враждующих сторон является империалистической, несправедливой войной, несмотря на мошеннические лозунги, используемые правящими классами враждующих капиталистических государств». Война, так же как и в 1914 году, идёт за колонии, источники сырья и рынки сбыта, эксплуатацию народов.

Надо заметить, что в 1936 году он писал прямо противоположное, подчеркнув, что ситуация в мире не похожа на ту, что была в 1914 году. Его тогдашний анализ был точен: «Теперь имеются: 1) пролетарские государство, являющиеся величайшим оплотом мира; 2) определённые фашистские агрессоры (Германия, Италия, Япония); 3) ряд стран, стоящих под непосредственной угрозой нападения на них со стороны фашистских агрессоров и утери своей государственной и национальной независимости (Бельгия, Чехословакия, Австрия и т. д.); 4) другие капиталистические государства… которые в данный момент заинтересованы в сохранении мира»²²⁴.

Теперь Димитров вынужден заявить, что прежняя тактика единого фронта, временно замедлившая наступление на капитал и империалистическую реакцию, полностью приложима и сейчас в Китае, а также в колониальных и зависимых странах, ведущих борьбу за национальное освобождение. Однако она не может быть пригодна для других стран, поскольку социал-демократы и другие бывшие партнёры коммунистов перешли на позиции поддержки империалистической войны. Яростно обличая прежних союзников по антифашистской борьбе, Димитров вернул в пропагандистский обиход им же осуждённую ранее идею строительства единого пролетарского фронта «снизу», в ходе решительной борьбы против «предательства лидеров социал-демократических партий»²²⁵.

Так оформилась «новая» политическая линия Коминтерна. Коммунистические партии Европы прекратили антифашистские национальные акции, из их политической лексики исчезли такие определения, как «фашистские государства», «германский фашизм», «фашистские агрессоры». Сборник статей и речей Димитрова «В борьбе за единый фронт, против фашизма и войны», вышедший вторым изданием летом 1939 года, сразу же превратился в памятник минувшему периоду политической борьбы. На смену «ленинской концепции об СССР как инструменте мировой революции» пришла «сталинская концепция Коминтерна как инструмента советской внешней политики», по выражению одного американского аналитика²²⁶.

В свете новой ориентации Исполком Коминтерна оценил и поддержал ввод советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию, Эстонию, Латвию и Литву. Всякий раз компартиям рассылались указания о проведении «разъяснительной работы», «пропаганде миролюбивой внешней политики СССР» и т. п. Коминтерн поддержал также военные действия СССР против Финляндии, начатые 30 ноября 1939 года. В течение трёх дней было сформировано так называемое правительство Финляндии в Териоках во главе с Отто Куусиненом и установлены дипломатические отношения с ним, заключён и опубликован договор о взаимопомощи и дружбе между СССР и провозглашённой, но в действительности не существующей «Финляндской демократической республикой».

Компартиям был предписан единый образ действий, хотя война поставила их в разные условия. Попытки французских и английских коммунистов избрать тактику, исходящую из интересов своих народов и предполагающую борьбу против фашистских агрессоров, не получили поддержки в Москве. Так, в директивном письме ИККИ, направленном в ЦК Французской компартии, утверждалось: «После запрещения партии стало более ясным, что необходимо самым решительным образом порвать с политикой священного единения и разоблачать двуличие французской буржуазии о якобы антифашистской войне. Позиция национальной защиты не является правильной для французских коммунистов в этой войне».

Столь же иллюзорной, оторванной от реальности оказалась политическая платформа Компартии Германии, утверждённая Секретариатом ИККИ. В ней говорилось, что партия не поддерживает агрессивные действия германского империализма, но вместе с тем должна бороться против английского и французского империализма и за «уничтожение врагов германского народа, которые хотят в Германии сорвать советско-германский пакт дружбы».

Лишь весной 1940 года, когда произошло широкомасштабное вторжение Германии в Бельгию, Нидерланды, Люксембург и Францию, стали возрождаться к жизни пребывавшие под спудом здравые идеи. Морис Торез и его соратники, находившиеся в Москве, подготовили политическую декларацию ФКП. В ней говорилось, что французские коммунисты «выступают сторонниками самой решительной защиты против иноземного нашествия и обращаются к армии, рабочим, крестьянам, к народным массам с призывом напрячь все силы, чтобы отразить внешнее нашествие и обеспечить независимость и целостность страны». Декларация запоздала: она была утверждена 19 июня, когда немцы уже вошли в Париж, а маршал Петен готовил соглашение с Гитлером о полной капитуляции Франции.

«От Димитрова теперь требовалось согласиться с политикой, которая по существу подрывала то представление о народном фронте, с которым непосредственно ассоциировалось его имя, – пишет историк Мариэтта Станкова. – Спустя четыре года после вдохновляющего провозглашения политики народного фронта Сталин начал отказываться от неё как от временной меры, которая в новых условиях уже не обслуживала советские интересы. Если Седьмой конгресс Коминтерна был апогеем международной политической карьеры Димитрова, то крушение главного лозунга конгресса стало знаком её начинающегося заката»²²⁷. Хотя в биографии нашего героя ещё будут яркие страницы, нельзя не согласиться с тем, что в начальный период Второй мировой войны его деятельность не была отмечена новыми идеями или значительными событиями – как будто послушный функционер механически выполнял установленные обязанности.

В штате ИККИ состояло почти 600 человек. Структура аппарата устоялась, стабильно работали Секретариат ИККИ (в его состав были введены дополнительно Хосе Диас и Долорес Ибаррури), бюро Секретариата, отделы кадров, пропаганды, прессы и агитации, служба связи, редакция журнала «Коммунистический Интернационал», политическая референтура, архив, библиотека, Управление делами. Значительно выросли архивный и книжный фонды. В здании на Моховой стало тесно. Димитров не раз обращался в ЦК ВКП(б) с просьбами предоставить ИККИ более подходящее помещение, и в 1938 году это удалось осуществить.

На северной окраине Москвы, по соседству с Всесоюзной сельскохозяйственной выставкой (ВСХВ), строилось здание для Международной школы профсоюзного движения. Когда необходимость в профсоюзной школе отпала, сюда запланировали перевести Ленинскую школу, но и это учебное заведение было закрыто. Тогда Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение передать здание с окружающей его обширной территорией Исполкому Коминтерна. В феврале 1938 года ИККИ переехал на новое место, но полностью комплекс зданий был введён в эксплуатацию 1 мая 1940 года[81]81
  С 1960 по 1991 г. в этом комплексе зданий по улице Вильгельма Пика, 4, работал Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.


[Закрыть]. Кабинеты Георгия Димитрова и сотрудников его секретариата разместились на пятом этаже нового корпуса.

Территориальная удалённость ИККИ от Кремля и центральных партийных и государственных структур компенсировалась хорошими условиями для работы. Да и добраться из недавно образованного Ростокинского района в нужное место Москвы не составляло проблемы. Улицы ещё не были загружены автомобилями, общественный транспорт работал чётко. У входа на ВСХВ находились конечные станции трамваев, автобусов, одноэтажных и двухэтажных троллейбусов, маршрутных такси.

Получив в распоряжение большую территорию, Исполком Коминтерна стал быстро её обустраивать. Был выкопан пруд, посажена липовая аллея, построены общежитие, столовая, гараж для тридцати легковых автомобилей, девяти автобусов и семи грузовиков. Хотя забот у Димитрова прибавилось, он с удовольствием проводил производственные совещания, писал руководителям Моссовета и государственных организаций ходатайства о жилье и домах отдыха для сотрудников, о выделении земли для подсобного хозяйства, о предоставлении фондов на стройматериалы, оборудование и горючее. Словом, ИККИ превратился в солидное ведомство с прочной материальной базой, способной обеспечить бесперебойную деятельность вплоть до победы социализма в международном масштабе.

Немецкая оккупация ряда стран Европы и уход компартий в глубокое подполье потребовали пересмотра некоторых направлений работы ИККИ. Изменения коснулись в первую очередь службы связи. После череды арестов руководителей этого важнейшего звена Исполкома на вакантную должность был прислан К.П. Сухарев – сотрудник НКВД, слабо знающий специфические методы нелегальной деятельности Коминтерна. Зато с этой деятельностью был хорошо знаком его заместитель Г.З.Соркин, владевший тремя европейскими языками и совершавший нелегальные вояжи за границу. Поэтому Димитров предпочитал вызывать для обсуждения текущих и перспективных вопросов их двоих или же одного Соркина – а необходимость таких обсуждений в военные годы возникала часто.

Для обеспечения технических и производственных потребностей службы связи и её контактов с «внешним миром» была создана формально самостоятельная структура прикрытия – Институт № 301. Объекты «института», обнесённые высокими заборами с колючей проволокой, работали в условиях строгой секретности. Предприятие в Подлипках занималось изготовлением специальной бумаги, чернил и фальшивых паспортов для нелегалов и курьеров, в Ростокино находились другие секретные подразделения.

Несмотря на ряд провалов, продолжали функционировать пункты связи Коминтерна в Париже (после германской оккупации – на юге страны), Праге, Брюсселе, Загребе, Стамбуле, Шанхае и других городах. Они обеспечивали приём распоряжений и указаний из Москвы, передачу в Москву отчётов, переписку по вопросам передвижения людей, доставки пропагандистских материалов и т. д. В Югославии, Мексике, Чили были созданы новые пункты, а в Стокгольме – резервная точка радиосвязи на случай закрытия радиостанций в Голландии и во Франции. Ценные сведения военного и экономического характера, получаемые из-за рубежа, Димитров немедленно переправлял в соответствующие службы или непосредственно Сталину. Так, в сентябре 1939 года он послал Берии три вида шифров, которыми пользовалась японская армия.

Пункты связи Коминтерна использовали при необходимости «соседи» – Разведывательное управление Генштаба РККА и Разведывательный отдел Главного управления госбезопасности НКВД СССР (внешняя разведка). Чаще же бывало наоборот – секретная информация из-за рубежа поступала в ИККИ через эти службы. Особенно тесно сотрудничал Димитров с руководителем внешней разведки, старшим майором госбезопасности (впоследствии генерал-лейтенантом) Павлом Михайловичем Фитиным.

Разные источники сигнализировали в службу связи ИККИ о предполагаемых сроках нападения Германии на Советский Союз и о местах сосредоточения войск вторжения. Две шифровки прислал Вальтер. В одной говорилось: «В связи с подготовкой нападения на СССР немцы берут русских белогвардейцев в Югославии в армию как инструкторов и организуют из них отряды парашютистов и диверсантов», в другой: «По достоверным сведениям, шеф гестапо в Загребе Ф. Отто заявил друзьям, что Германия усиленно готовит нападение на СССР».

Бои на реке Халхин-Гол в Монголии и у озера Хасан на советской территории подтвердили важную роль национального фронта в Китае. В декабре 1939 года член Политбюро ЦК КПК Чжоу Эньлай представил в ИККИ обширный доклад, в котором было освещено внутреннее и внешнее положение Китая, проанализированы состояние единого антияпонского фронта, взаимоотношения между Гоминьданом и КПК и другие вопросы. Докладчик отметил, что партия организационно окрепла и стала важным политическим фактором в стране, её численность за два года увеличилась в семь раз, достигнув почти полумиллиона человек. Примерно в такой же пропорции выросли 8-я и 4-я армии, расширяется партизанское движение, создаются опорные базы, новые органы власти и массовые организации.

Доклад китайского представителя на заседании Президиума ИККИ и последующая дискуссия заняли несколько дней. Резюме доклада Чжоу Эньлая Димитров направил Сталину, Молотову и Ворошилову с пояснением, что ЦК Китайской компартии хотел бы получить советы по выдвинутым вопросам. Кроме того, Димитров попросил Сталина принять Чжоу Эньлая перед его отъездом на родину. Однако Сталин не смог ни прочесть присланные документы, ни принять китайского гостя по причине занятости. Возможно, однако, он просто не увидел надобности обращаться к теме, в которой не предвиделось никаких поворотов. «Решайте сами, – сообщил Сталин Димитрову по телефону 25 февраля 1940 года. – Помощь дадим». Имелась в виду сумма потребных на 1940 год партийных и военных расходов, которая составила, по расчётам Чжоу Эньлая, 350 тысяч американских долларов. Сталин распорядился выдать 300 тысяч.

По докладу Чжоу Эньлая Президиум ИККИ принял пять документов. Политическая линия партии по отношению к Гоминьдану осталась прежней: руководствуясь интересами антияпонской борьбы, стремиться к мирному урегулированию спорных вопросов. Документы не имели характера директивы, что видно из телеграммы, направленной Димитровым 17 марта 1940 года Мао Цзэдуну: «Чжоу Эньлай информирует вас лично обо всём, что мы обсуждали и согласовали по китайским делам. Нужно всё это серьезно рассмотреть и совершенно самостоятельно принять окончательные решения. В случае несогласия с нами по некоторым вопросам просьба срочно и мотивированно осведомить нас об этом»²²⁸.

Из Яньани приходили сообщения о действиях партии и вооружённых сил, просьбы проконсультировать по той или иной проблеме. Согласовывались сроки и маршруты поставки вооружения и материалов, вопросы связи, радиопропаганды, курьерской службы, подготовки кадров, передачи финансовых средств. Многие китайские шифровки содержали ценную военно-политическую информацию, полученную от непосредственных участников событий. По распоряжению Димитрова копии таких сообщений уходили в Кремль или Наркомат обороны. Одним словом, шла обычная интенсивная работа.

Но в конце года в радиограммах ЦК КПК снова появились тревожные сигналы. «Чан Кайши в последнее время инспирирует широкую антикоммунистическую кампанию, чтобы очистить путь для непосредственной капитуляции перед Японией», – резюмировал Мао Цзэдун многочисленные факты нападений правительственных войск на подразделения Красной армии. В ответ китайские товарищи намеревались предпринять контрнаступление, «чтобы разбить карательные войска и укреплённые зоны Чан Кайши».

Было очевидно, что подобная авантюра вызовет крах антияпонского фронта. Димитров встревожился. По его инициативе состоялось обсуждение положения в Китае на совещании у наркома обороны С.К. Тимошенко[82]82
  С.К. Тимошенко был назначен наркомом обороны СССР 7 мая 1940 г. Его предшественник, член Политбюро ЦК ВКП(б) К.Е. Ворошилов, получил пост заместителя председателя Совнаркома.


[Закрыть] с участием начальника Генерального штаба РККА К. А. Мерецкова и начальника Главного разведывательного управления РККА Ф.И. Голикова. На основе рекомендаций совещания и анализа полученной по различным каналам информации в ИККИ был подготовлен развёрнутый ответ на письмо Мао Цзэдуна. Димитров привёл в нем убедительные аргументы против поспешных действий. ЦК КПК было рекомендовано всячески маневрировать и торговаться с Чан Кайши, стараться выиграть как можно больше времени и ни в коем случае не начинать первыми военное наступление. Через неделю Мао Цзэдун сообщил Димитрову: «Ваша телеграмма получена». Конфликт пошел на спад.

И снова Балканы…

В документе о создании Тройственного (Берлинского) пакта – военного союза Германии, Италии и Японии – констатировалось признание за Германией и Италией руководящего положения в деле установления нового порядка в Европе, а за Японией – такая же роль в Азии. Хотя соглашения между Советским Союзом и Германией продолжали действовать, под их покровом каждая сторона вела свою игру и стремилась извлечь как можно больше выгод для себя перед будущей глобальной схваткой. Проницательный Уинстон Черчилль, выступая по радио после падения Польши, пояснил своим согражданам: «Я не могу вам предсказать, каковы будут действия России. Это такая загадка, которую чрезвычайно трудно разгадать, однако ключ к ней имеется. Этим ключом являются национальные интересы России. Учитывая соображения безопасности, Россия не может быть заинтересована в том, чтобы Германия обосновалась на берегах Чёрного моря или чтобы она оккупировала Балканские страны и покорила славянские народы Юго-Восточной Европы. Это противоречило бы исторически сложившимся жизненным интересам России»²²⁹.

После того как к Берлинскому пакту присоединились Венгрия, Румыния и Словакия, а Германия ввела войска в Финляндию, нетрудно было предугадать дальнейшие намерения Гитлера и Муссолини – овладеть Балканами.

Сталин ещё в начале 1940 года расспрашивал Димитрова о болгароюгославских отношениях. Советский руководитель надеялся найти на Балканах союзников в лице государств, исторически связанных с Россией. Балканы, Болгария, безопасность южного фланга Советского Союза стали центральной темой переговоров Молотова с Риббентропом и Гитлером во время его визита в Берлин в ноябре 1940 года. Однако переговоры не принесли успеха советской стороне. Гитлер не хотел пускать СССР в Юго-Восточную Европу и отказался признать советские интересы в Болгарии.

Двадцать пятого ноября Димитров отправился к Молотову с предложением предпринять спешные меры, чтобы Болгария не попала под исключительное влияние Германии и не стала послушным инструментом в руках Гитлера. «Мы уже действуем в этом направлении, – заверил его нарком. – Сегодня обсудим конкретные меры».

Едва Димитров возвратился к себе, как последовал вызов в Кремль. В кабинете Сталина уже находились В.М.Молотов и В.Г. Деканозов – заместитель наркома иностранных дел, недавно перешедший на эту должность из НКВД. Сталин сообщил, что Болгарии будет предложено заключить пакт о взаимной помощи с Советским Союзом. СССР готов поддержать болгарские притязания на земли в Восточной и Западной Фракии и оказать помощь пшеницей, хлопком и другими товарами. В ответ Советский Союз рассчитывает на безопасность своих черноморских границ и обеспечение интересов в зоне Босфора и Дарданелл. «Предложение сегодня передано болгарскому правительству, – сказал в заключение Сталин. – Необходимо, чтобы это предложение стало известно в широких болгарских кругах». Таким образом, нашего героя пригласили в Кремль не затем, чтобы выслушать его соображения по поводу судьбы его родины, а только затем, чтобы поручить проведение пропагандистской акции.

В последний год деятельность БРП была скована инструктивным документом Секретариата ИККИ «Империалистическая война и Балканы». В нём указывалось, что главную угрозу для стран региона представляют англо-французские поджигатели войны; партии предписывалось вести борьбу против империалистической войны и демонстрировать солидарность с СССР. Нелегальный пленум ЦК БРП, состоявшийся в Софии в феврале 1940 года (в его работе участвовал и направленный Димитровым в страну для укрепления партийного руководства Антон Иванов) принял решения, направленные на борьбу против вовлечения Болгарии в войну.

Сразу же после разговора со Сталиным Димитров отправил в ЦК БРП (для оформления своего легального статуса компартия по-прежнему использовала псевдоним «Рабочая») телеграмму с пространным пересказом советского предложения и указанием «развернуть самую энергичную кампанию по всей стране в пользу этого предложения», поскольку теперь «решаются на долгие годы судьбы болгарского народа».

В Софии указание встретили с энтузиазмом. Секретарь ЦК Трайчо Костов сообщил: «Приложим все силы и средства, чтобы довести его до сведения самых отдалённых селений, чтобы мобилизовать весь болгарский народ на осуществление предложения Советского правительства». К сожалению, болгарские коммунисты перестарались, обнародовав текст, не предназначенный для печати, и Димитрову пришлось спешно «выправлять линию» – разъяснять товарищам, что кампания не должна носить «партийный, антибуржуазный, антидинастический и антигерманский характер», её следует вести на общенациональной и государственной основе. Со всех концов страны в Совет министров и Народное собрание Болгарии поступили тысячи коллективных и индивидуальных посланий граждан, требующих заключения союза с СССР.

Прибывший 24 ноября в Софию генеральный секретарь Наркомата иностранных дел СССР А.А. Соболев был любезно принят председателем правительства Богданом Филовым и царём Борисом – и только. «Пояснения по поводу вручённых советских предложений они не пожелали выслушать», – поделился с Димитровым своим впечатлением дипломат, возвратившись в Москву. Его вывод был однозначен: Болгария всё больше уступает давлению Германии.

Как сказал Димитрову по телефону Молотов, болгарское правительство отклонило советское предложение, опасаясь вовлечения страны в войну. Царь Борис продолжал политику нейтралитета, хотя делать это ему становилось всё сложнее. Подобно своему венценосному отцу, он лавировал между Великобританией и Германией, взвешивая «за» и «против» союза с тем и другим блоком. Великобритания, стремившаяся закрепиться на Балканах, угрожала Болгарии разрывом отношений и бомбардировками в случае появления на её территории германских войск. Однако дипломатические усилия британского МИДа не увенчались успехом. Экономическая и военная привязанность к Германии неизбежно втягивала Болгарию в Тройственный союз, несмотря на её постоянные заявления о нейтралитете. В 1939 году 67 процентов болгарского экспорта и почти столько же импорта приходилось на Германию. Болгарская промышленность оснащалась немецким оборудованием, создавались новые производственные мощности, предприятия применяли немецкий организационный опыт. Перевооружение армии также происходило, в основном, за счёт немецких и итальянских поставок.

Как пишет американский исследователь Дитрих Орлов, суть балканской экономической политики Германии, в том числе и в Болгарии, заключалась в том, чтобы экономическими мерами установить в этом регионе благоприятный для рейха политический климат. Согласно разработанным в конце 1930-х годов германским Обществом Юго-Восточной Европы принципам «нового порядка», Болгарии вместе с Румынией и Словакией предстояло стать псевдонезависимыми автономными членами германского Grossraum («Большого пространства»). Для них предусматривалось два направления экономического развития: добыча и, возможно, переработка природных ресурсов; интенсификация и диверсификация сельского хозяйства и переработка сельскохозяйственной продукции. «Новая Европа» должна была принять рейхсмарку в качестве основной валюты и создать Банк Европы в качестве высшего финансового учреждения.

В Болгарии было открыто представительство абвера (германской военной разведки), развернулось строительство военных аэродромов, действовали немецкие пропагандистские службы. Антон Иванов сообщил Димитрову: «В Софии функционируют две германские радиостанции. В Северной Болгарии они создали свои продовольственные базы, то же самое в Бургасе из доставленного из СССР хлеба. Вокруг Варны поставлена дальнобойная артиллерия»²³⁰. Германские войска, сосредоточенные в Румынии, готовились к вторжению в Грецию через Болгарию и Югославию.

В подготовленном для ЦК БРП письме Димитров указал, что партия должна «развернуть массовое движение против установления оккупационного режима в стране и захвата её экономических и продовольственных ресурсов, старательно избегая необдуманных акций, провокационных действий и вооружённых столкновений»²³¹. Проект письма направил 13 января 1941 года в Кремль. Сталин отреагировал быстро: позвонил в 2 часа ночи. Письмо он одобрил и предупредил, что партия должна действовать не как помощник Советского Союза, а выступать от себя.

Стремление СССР обеспечить своё присутствие в Болгарии пришло в столкновение с британскими геополитическими интересами на Ближнем Востоке и на Балканах. На территорию Болгарии проникли агенты созданного в 1940 году британского Управления специальных операций (УСО). В задачу этого подразделения входило проведение всевозможных операций саботажа, тайная подрывная пропаганда, поощрение гражданского сопротивления на оккупированных территориях, разжигание мятежей и т. д. Второй секретарь посольства Великобритании Норман Дэвис и военный атташе подполковник Александр Росс установили контакт с деятелем Болгарского Земледельческого союза д-ром Г.М. Димитровым (его обычно называли «Гемето» во избежание путаницы с известным однофамильцем). Гемето взялся организовать государственный переворот, чтобы воспрепятствовать присоединению Болгарии к Тройственному пакту. Однако план операции был раскрыт Управлением государственной безопасности, и британским заказчикам пришлось спешно вывозить неудачника в Стамбул, спрятав его в грузовике с дипломатическим архивом. Позднее Гемето возглавил Комитет за свободную и независимую Болгарию, обосновавшийся на Ближнем Востоке под британским патронажем²³².

Финал противоборства за Болгарию известен: под нажимом Гитлера Румыния возвратила Болгарии отторгнутую после Первой мировой войны Южную Добруджу, и столь щедрый «подарок» не мог остаться без ответной благодарности. Первого марта 1941 года премьер-министр Богдан Филов подписал в Вене договор о присоединении страны к Берлинскому пакту. «Германские войска входят в Болгарию – 5 000 солдат в униформе в Варне», – записал в тот же день в дневнике Димитров. Родное Отечество нашего героя стало обретать черты потенциального противника его приобретённого Отечества. «Вместе с огромным большинством болгарского народа Рабочая партия решительно осуждает авантюристическую политику правительства царя Бориса и проф. Филова» – говорилось в декларации БРП. На самом деле коалиция с фашистской Германией и размещение на территории Болгарии германских войск не вызвали в стране активного протеста.

По-иному развивались события в соседней Югославии, премьер-министр которой Драгиша Цветкович 25 марта вслед за Болгарией также подписал в Вене протокол о присоединении страны к Берлинскому пакту. Известие об этом вызвало в стране волну возмущения и протеста. Силы, ориентированные на Англию, 27 марта совершили государственный переворот. Цветкович был отстранён, к власти пришло новое правительство во главе с генералом Душаном Симовичем. Однако это не остановило