Текст книги "Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир"

Слово «automaton», которое употребляет Уотсон, конечно, наводит на мысль о знаменитых автоматах XVIII в. Статья «Automate»³⁵ авторства Ж.Л. Д'Аламбера в «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера, где объясняется этимология слова («самодвижущийся инструмент, машина, которая содержит в себе источник своего движения»), посвящена подробному описанию прославленных механизмов, созданных Жаком де Вокансоном в конце 1730-х годов. Среди них – Переваривающая, или Испражняющаяся, утка, Тамбурист и Флейтист. Флейтисту в «Энциклопедии» отводится своя отдельная статья под названием «Андроид»³⁶:

Андроид – автомат, наделенный человеческим обликом, который благодаря своему хитроумному устройству способен двигаться и совершать различные действия, внешне напоминающие действия человека. Это слово составлено из двух греческих слов: ἀνήρ, род. пад. ἀνδρός (человек) и εἶδος (образ).

Автоматы, с таким энтузиазмом описываемые энциклопедистами, в XVIII в. также представляли собой, по сути, «философские инструменты», которые должны были проиллюстрировать новейшие достижения науки: например, Флейтист, которого Жак Вокансон продемонстрировал в 1738 г. членам Парижской академии наук, был экспериментом в области акустики.

Американская исследовательница Джессика Рискин в своих работах объясняет, в чем состояла новизна изобретений Вокансона. Автоматы, хитроумные механизмы, существовали с древности, но автоматы Вокансона

стали философскими экспериментами, попыткой определить, какие свойства (и до какой степени) живых существ можно воспроизвести на механическом уровне и что такое воспроизведение позволяет понять о самих этих естественных прототипах. <…> Коммерческая и развлекательная ценность этих автоматов заключалась прежде всего в наглядной демонстрации философской проблемы, занимавшей умы <…>: являются ли естественные функции человека и животных по природе своей механическими?³⁷

Если в автоматах XVII-начала XVIII вв. принцип имитации распространялся только на внешний облик и поведение, но не на скрытый движущий механизм, который не имел ничего общего с внутренним устройством живого организма, то ближе к середине XVIII в. механики ставят перед собой куда более амбициозную задачу: добиться не только внешнего, но и внутреннего сходства механизма с организмом. Рискин связывает этот сдвиг с переменой философской парадигмы: на смену картезианскому дуализму «вещи мыслящей» и «вещи протяженной» приходит материализм, «растет основанная на непрерывном совершенствовании инструментов уверенность, что экспериментирование позволит выявить истинный замысел природы»³⁸.

Философ-материалист Жюльен Ламетри в трактате «Человек-машина» (1747), критикуя Декарта и картезианцев за то, что они «допустили в человеке существование двух раздельных субстанций»³⁹, тем не менее ставит Декарту в заслугу то, что тот «первый блестяще доказал, что животные являются простыми машинами»⁴⁰.

Человек – всего лишь машина, устроенная несколько сложнее прочих. И здесь Ламетри обращается к недавним опытам своего прославленного современника – Вокансона: как тому «потребовалось больше искусства для создания своего флейтиста, чем для своей утки», и «потребовалось бы еще больше для создания "говорящей машины,»⁴¹₅ так и природе понадобилось больше времени, искусства и техники, чтобы создать человеческую машину.

Часовщики и такие кудесники, как Вокансон, которого Вольтер называл «соперником Прометея», тем временем вступают с природой в состязание. Так, руки трех автоматов, созданных семейством швейцарских часовщиков Жаке-Дро в 1774 г., были разработаны с учетом строения костей человеческой руки⁴². Произошел сдвиг, в формулировке Д. Рискин, «от имитации к симуляции» (Рискин определяет четкие хронологические границы «периода симуляции» – 1730-е-1790-е годы), т. е. к попытке воссоздать не только движущие механизмы, предположительно лежащие в основе жизненных процессов, но и само вещество, материю жизни. Людовик XV заказал Вокансону изготовить аппарат, который демонстрировал бы работу системы кровообращения; чтобы сконструировать эластичные кровеносные сосуды, Вокансон планировал использовать экзотический новый материал – каучук⁴³.

Семья Жаке-Дро также использует материалы, фактура которых напоминает мягкость и эластичность органических тканей: кожа, пробка, папье-маше. Функции автоматов, их внешний вид и внутреннее устройство должны были «симулировать» устройство и функции живого организма; изобретатели постоянно проверяли на прочность границы между синтетическим и органическим⁴⁴. Вокансоновская утка призвана была демонстрировать процесс пищеварения, максимально приближенный к органической нестерильности⁴⁵. Вокансоновский Флейтист «дышал», чтобы играть на флейте; к тому же он был наделен подвижными губами, языком и гибкими пальцами из кожи⁴⁶. Дышали Рисовальщик и Музыкантша – автоматы, созданные представителями семьи Жаке-Дро: Музыкантша вздыхала в такт своей игре на клавесине и казалось эмоциональной, что производило неизгладимое впечатление на зрителей; Рисовальщик же время от времени сдувал угольную крошку с бумаги, чтобы рассмотреть свой рисунок⁴⁷.

Делались и попытки сконструировать «говорящую машину». Речь рассматривалась как физиологический процесс, обусловленный строением глотки и полости рта⁴⁸, которые по этой логике надлежало воспроизвести на механическом уровне. В 1771 г. Эразм Дарвин (дед Чарльза) создал «говорящую голову» с ротовой полостью из дерева, гортанью из шелка, губами из кожи и особым клапаном на месте ноздрей; голова умела произносить несколько простейших слов. В 1778 г. «говорящие головы» продемонстрировал Парижской академии наук аббат Микаль – созданный им речевой аппарат представлял собой искусственные голосовые связки различной формы из туго натянутых мембран, благодаря такой конструкции головы произносили несколько фраз⁴⁹.

Наконец, в 1791 г. венгерский изобретатель Вольфганг фон Кемпелен создал свою «говорящую мац]ину»⁵⁰. В ней не было ничего «андроидного», в отличие от куда более знаменитого кемпеленовского изобретения – Турка-шахматиста, которому суждена была долгая 84-летняя жизнь в руках различных владельцев на разных континентах (автомат был уничтожен пожаром в 1854 г. в Филадельфии).

30-е – 90-е годы XVIII в., пишет Рискин, это такой уникальный момент в истории «непрерывно разворачивающийся диалектики живого и механического, когда осмысление живых существ происходило через машины, а машин – через живые организмы»⁵¹. Животных уподобляли машинам, но и машины уподобляли живым существам, наделяя их свойствами живого организма⁵².

Если для Ламетри и изобретателей XVIII в. автоматы были воодушевляющими философскими экспериментами, обещавшими раскрытие тайн природы и устройства человека, то в сознании ранних романтиков механическое демонизируется, противопоставляется органическому как мертвое – живому. Автомат оказывается дьявольским, смертельно опасным двойником человека. Задолго до того как в 1970 г. японский профессор Масахиро Мори сформулировал гипотезу о «зловещей долине», или «впадине жуткого» (the uncanny valley),⁵⁴ Э.Т.А. Гофман неоднократно описывал этот феномен в своих новеллах. В «Песочном человеке» (1817 г.; 3. Фрейд посвятил этой новелле работу «Жуткое», 1919 г.) герой, Натанаэль, достигнув пика симпатии (страстной любви) к прекрасной Олимпии, обнаруживает, что она автомат, и обрушивается в «зловещую долину», теряя разум и жизнь.

В новелле «Автоматы» (сборник «Серапионовы братья», 1819–1821 гг.) описываются уже знакомые нам реально существовавшие автоматы: Флейтист Вокансона (назван автором впрямую; второй музыкант, мальчик с барабаном, – это, вероятно, тоже творение Вокансона, Тамбурист); клавесинистка (мастер не назван, но, по-видимому, это Музыкантша Жаке-Дро); и, наконец, Говорящий турок (под которым, по всей видимости, подразумевается Турок Кемпелена, хотя у Гофмана он не играет в шахматы, а дает ответы на вопросы посетителей).

У героев новеллы, Людвига и Фердинанда, игра механических музыкантов вызывает бурные чувства – отвращение и глубокий ужас перед «мертвыми фигурами», исполняющими «безбожную, гадкую» музыку⁵⁵ (для романтиков музыка никоим образом не может располагаться в плоскости механического, ведь ее наиболее совершенное воплощение и одновременно исток – это музыка сфер, звучание самой природы). Сходство андроида с человеком кажется им страшной, леденящей душу пародией. Но этим жуткое впечатление не ограничивается: автоматы далеко не безобидны. Так, Говорящий турок, над которым насмехается скептик Фердинанд, неожиданно дает ему роковой ответ, предопределяя дальнейшую судьбу юноши.

За «мертвой фигурой» автомата у Гофмана всегда вырисовывается таинственная и, как правило, зловещая фигура его создателя – не просто ученого, но мага. И если крестный Мари часовщик Дроссельмейер в «Щелкунчике» – маг доброжелательный, то Коппелиус в «Песочном человеке» – фигура поистине дьявольская, а бессмертные чародеи Левенгук и Сваммердам из «Повелителя блох» – персонажи гротескные и амбивалентные. В них отчетливо угадывается типаж «сумасшедшего ученого», который обретет одно из самых ярких своих воплощений в романе Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818 г.). Если Вольтер, а вслед за ним и Ламетри называют «новым Прометеем» Вокансона, в чьей личности и роде занятий не было ровным счетом ничего демонического, то Мэри Шелли наделяет этим именем героя фаустовского типа – чернокнижника, святотатственно вторгающегося в тайны природы и нарушающего все человеческие и божественные законы⁵⁶.

В новелле «Автоматы» за Говорящим турком стоит таинственный профессор X., специалист по химии и физике. Но Людвиг, друг Фердинанда, убежден, что поразительная способность Турка проникать в «сокровенные тайны» обусловлена духовными и психическими силами незримо управляющего машиной медиума (намек на глубоко интересовавший Гофмана магнетизм). Таким образом, и здесь ученые занятия переплетаются с магическими манипуляциями. Разделение субстанций, которое Ламетри ставил в упрек Декарту, похоже, здесь снова вступает в свои права: дух-медиум управляет машиной-телом.

В романе Огюста Вилье де Лиль-Адана «Будущая Ева» (опубликован в 1886 г.) андроидом/андреидой Гадали, созданной магом (именно так его неоднократно именуют в романе) Томасом Эдисоном по образу и подобию вульгарной возлюбленной лорда Эвальда, Алисии (Гадали сохранит божественную красоту прототипа⁵⁷, но будет обладать, в отличие от нее, возвышенной натурой), управляет ясновидящая Сована. При помощи магнетического транса она отделяется от своей бренной оболочки, погруженной в сон, и таинственным образом воплощается в механической кукле, наделяя ее жизнью и разумом. Не оживляемая духом Сованы, Гадали уподобляется трупу, который должен быть заключен в саркофаг и ждать своего часа, когда ее снова «включат» после перевозки за океан, из Америки в Англию⁵⁸, на родину ее будущего возлюбленного.

Но и Сована также уподобляется призраку, мертвецу: «Ее руки, сиротливые, как руки покойницы⁵⁹ (курсив мой. – А.А.), управляли каждым движением андреиды»⁶⁰. Магический подарок чародея Эдисона становится для юноши роковым: пароход, на котором путешествует лорд Эвальд со своим драгоценным грузом, терпит крушение, андреида гибнет, гибнет и ее прототип – Алисия. Тем временем Эдисон обнаруживает, что и Сована «навсегда покинула мир людей». Лорд Эвальд, одержимый любовью к призраку, мертвой машине, теперь уже навеки утраченной, совершает самоубийство. Дерзновение науки и ее адептов, возомнивших себя всемогущими, снова жестоко посрамлено.

Романтизм, приписавший автомату свойства мертвой материи, ходячего мертвеца, потусторонней зловещей силы, активизирует древний мотив неживого двойника, ожившей статуи (будь то Галатея или Командор). «Мне до глубины души противны механические фигуры, эти памятники то ли омертвевшей жизни, то ли ожившей смерти», – говорит Людвиг, герой новеллы «Автоматы». Автоматы напоминают ему восковые фигуры, в детстве напугавшие его своей жуткой неподвижностью, своим издевательским подражанием человеческому телу, из которого они, «словно вурдалаки», высосали все жизненные силы.

Именно с таким эффектом жуткого сталкиваются в рассказах А. Конан Дойля злодеи, которым Шерлок Холмс подсовывает свое восковое подобие. Дело тут вовсе не в досадной ошибке: Холмс и впрямь до известной степени, как Сована в Гадали, воплощается в восковом манекене и с помощью неживого двойника вершит возмездие, появляясь перед преступниками, как Командор – перед Дон Жуаном.

Двойник, воплощенный в точном подобии, статуе, андроиде или портрете, всегда опасен. Лорд Эвальд, герой «Будущей Евы», или Дориан Грей у Оскара Уайльда расплачиваются жизнью за нарушение табу, попрание границ между живым и мертвым. Герой готического романа М.Г. Льюиса «Монах» (1796), монах Амбросио, влюблен в изображение Мадонны, прототипом которого оказывается демоническая соблазнительница Матильда. Герой новеллы Т. Готье «Золотое руно» (1839), страстно влюбившийся в рубенсовскую Магдалину, двойника своей возлюбленной Гретхен, вовремя одумывается; счастливая развязка ожидает и героя «Градивы» (1903) В. Йенсена, одержимого страстью к барельефу: в результате он обретает живую возлюбленную, которую на время вытеснило из его сознания ее мраморное подобие⁶¹.

Двойник земной возлюбленной может быть благороднее и возвышеннее своего прототипа (Гадали и Алисия в «Будущей Еве», Ундина и Бертальда в «Ундине» Де Ла Мотт Фуке, Вероника и Серпентина в «Золотом горшке» Гофмана), но это не отменяет пограничной ситуации, в которой оказывается герой: встреча с волшебной девой грозит утратой разума или жизни. Так, Ундина – подменыш, дитя водяных духов, похитивших земную девочку и заменивших ее на нечеловеческое существо. Подменыш – хорошо известный фольклорный мотив, распространенный, в частности, на Британских островах (феи, эльфы похищают ребенка, взамен оставляя свое дитя или даже неживой предмет, например бревно, которое обманутые родители принимают за младенца).

Мотив подменыша, сопряженный с мотивом куклы, автомата, используется Гофманом в «Щелкунчике» (1816) и «Повелителе блох» (1822). В «Щелкунчике» в уродливую куклу-щелкунчика превращаются сначала прелестная принцесса Пирлипат, а затем красавец племянник Дроссельмейера, заколдованные мышиной королевой. Король, отец Пирлипат, велит Дроссельмейеру, придворному часовщику, узнать, как вылечить принцессу, и тот разбирает ее на части, как механизм, а потом снова собирает обратно. Щелкунчик, в которого поочередно превращаются принцесса и племянник, описывается как существо с огромной бесформенной головой, на тонких слабых ножках – характерные приметы ребенка-оборотня, подменыша в германской мифологии. Именно так Гофман изображает крошку Цахеса в повести «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер»; к тому же, как и положено подменышу, Цахес необычайно прожорлив. Благодаря чарам феи Розабельверде все принимают маленького уродца за прекрасного и одаренного юношу, который вскоре становится министром Циннобером.

Герой гофмановского «Повелителя блох», Перегринус Тис, поначалу описывается так, что читатель принимает его за ребенка, пока автор не спешит исправить это впечатление, подчеркнув, что перед нами вовсе не мальчик, а господин 36 лет отроду. Перегринус – закоренелый холостяк, который испытывает «странную идиосинкразию по отношению к женскому полу»⁶², а в раннем детстве он был весьма странным ребенком:

Казалось, ничто не производило на него ни малейшего впечатления, ни улыбки, ни желания поплакать не выражалось на его маленьком личике, точно принадлежало оно безжизненной кукле. Мать утверждала, что, будучи беременной, она загляделась на старого бухгалтера, двадцать лет безмолвно сидевшего с таким же безжизненным выражением лица над конторской книгой; много горячих слез пролила она над маленьким автоматом⁶³ (курсив мой. – А.А.).

В конце повести Перегринус оказывается королем волшебной страны, который вершит справедливый суд над магами-учеными Левенгуком и Сваммердамом, преступно дерзнувшими «вторгнуться в мастерскую» природы, «исследовать природу, не имея ни малейшего понятия о ее внутренней сущности».

Мотив похищенного/подмененного феями ребенка можно проследить, вероятно, вплоть до повестей Джеймса Барри о Питере Пэне или даже до Гарри Поттера, в младенчестве подброшенного своей тетке. В эпизоде «Ночные страхи» («Night Terrors», сериал «Doctor Who», 6:9) по сценарию Марка Гейтисса маленький мальчик Джордж, сын обычной английской пары, страдает от всевозможных фобий. Доктор приходит ему на помощь и вместе со своими спутниками и отцом мальчика, Алексом, переживает приключения в шкафу и кукольном домике. Мир внутри шкафа населен зловещими деревянными куклами в человеческий рост, которые превращают в свое деревянное подобие всякого, к кому прикоснутся (ср. «Щелкунчик», где от прикосновений мышиной королевы «деревенеют» принцесса Пирлипат и племянник придворного часовщика; в «Ночных страхах» в деревянную куклу превращается Эми, спутница Доктора).

Доктору не дает покоя загадка Джорджа: постепенно выясняется, что родители мальчика «забыли», что у жены Алекса не может быть детей («фильтр восприятия», поясняет Доктор). Поскольку они очень хотели ребенка, их желание притянуло к себе космического «кукушонка», существо из бездомного племени. Мотив подменыша/подкидыша и мотив неживого двойника, куклы, сплетаются в «Ночных страхах»: чтобы прекратить кошмар с куклами, отец Джорджа должен признать его своим сыном (как Мари расколдовывает Щелкунчика, полюбив его в нечеловеческом облике).

Под Говорящим турком, о котором идет речь в гофмановских «Автоматах», как уже было сказано, вероятно, подразумевается знаменитый Турок-шахматист фон Кемпелена, путешествовавший сначала по Европе, а затем, начиная с 1825 г., когда его новый владелец, создатель автоматов Иоганн Мельцель, навсегда покинул Старый Свет, и по Америке, где его и довелось увидеть Эдгару Аллану По, оставившему подробное описание своих впечатлений в рассказе «Шахматист Мельцеля», 1836 г.

Турок у Гофмана лишь отдаленно напоминает кемпеленовский автомат – например, тем, что в обоих случаях публике, интересующейся, не скрывается ли в недрах механической куклы управляющий ею человек, демонстрируется внутреннее устройство автомата в доказательство, что там не поместится даже карлик⁶⁴. Гофманов-ский Турок относится скорее к другому классу автоматов, такому как «предсказатели», «маги», изготовленные часовщиками Майар-дэ⁶⁵. Правда, размера они были небольшого и возможностями обладали вполне скромными: зритель выбирал вопрос из числа уже имеющихся, нанесенных на небольшие медальоны; медальон вкладывался в ящичек, который задвигался в корпус автомата; после некоторых «раздумий» маг в восточном одеянии взмахивал палочкой, и правильный ответ появлялся в окошечке у него над головой⁶⁶. Маг-прорицатель, под названием «Ап Old Necromancer»⁶⁷, упомянут, среди прочих автоматов, в объявлении в дублинской «The Freeman's Journal» от 21 ноября 1821 г., сообщающей об открытии в Дублине «Механического музея» господина Майардэ.

В поисках объяснения удивительных талантов Говорящего турка Гофман отходит все дальше от сферы рационального, углубляясь в область сверхъестественного. Дело не только в том, что безжизненным механизмом управляет чья-то незримая воля, а в том, что это невидимый кукловод сам наделен магическими, внушающими ужас способностями. Но таинственный медиум так и не найден, и за отсутствием его зловещая тень падает на саму машину, «ожившую смерть», «вурдалака».

По, напротив, ищет объяснений рациональных и намерен раскрыть тайну Турка с помощью логических умозаключений⁶⁸. Произведя тщательный анализ «несоответствий и противоречий», на основе своих наблюдений Э.А. По приходит к выводу, что машиной и впрямь управляет оператор, искусный шахматист, размещающийся внутри автомата. Действительно, на протяжении всей истории существования Турка им управляли сменявшие друг друга операторы (среди них – известные шахматисты); свою причастность все они держали в строжайшей тайне. Окончательно секрет Турка, сгоревшего в 1854 г., был разоблачен в 1857 г. сыном последнего владельца автомата.

Турок-шахматист фигурирует в одном из эпизодов «Доктора Кто» (7:12, «Nightmare in Silver», по сценарию Нила Геймана). Он, среди прочих диковинок, находится в коллекции космического Парка аттракционов на далекой планете, куда заносит Доктора и его спутников. Но, когда с Шахматиста сдергивают покрывало, оказывается, что вместо Турка приспособлен дезактивированный киберчеловек (один из самых жутких монстров во вселенной «Доктора Кто», с которыми Доктор неустанно сражается). Управляет машиной оператор – карлик-шахматист. По законам жанра механическое чудовище в какой-то момент оживает; киберлюди активизируются и начинают превращать в киборгов живых людей. Всеми ними управляет Киберпланировщик, который пытается «произвести апгрейд» (как это называется у киборгов) самого Доктора.

В результате Доктор расщепляется на самого себя и своего злого механического двойника (Кибер-, или Си-Доктора). Он вынужден играть сам с собой в шахматы, чтобы победить киберлюдей. Доктор играет со злым двойником, как Шерлок с Эвр⁶⁹, чтобы спасти детей, подопечных своей спутницы Клары. (Нечеловеческая природа Кибердоктора высвечивает нечеловеческую природу самого Доктора, который только выглядит как человек, о чем он не устает напоминать в этом эпизоде киборгам.) Кибердоктор, чистый разум, и есть механический Шахматист, только теперь он находится в голове у своего оппонента: гофмановский кошмар достигает своего апогея. Развеять его можно, только опрокинув правила навязанной игры.

В эссе Эдгара По «Шахматист Мельцеля» упоминается еще одна удивительная машина того времени – «вычислительная машина [the calculating machine] м-ра Бэббиджа»⁷⁰, разработанная английским математиком Чарльзом Бэббиджем в 1822 г. Доктор Уотсон, называя Холмса «вычислительной машиной» (a calculating machine), возможно, имеет в виду творение Бэббиджа, а также, например, разработанные на его основе куда более компактные модели Георга Шутца⁷¹ и Мартина Виберга, а еще, вероятно, арифмометры Шарля де Кольмара, калькуляторы Уильяма Бэрроуза⁷² или комптометры Дорра Фелта.