Текст книги "Наследие Дракона"

– Лучше не делай этого.

– Хотите, чтобы я солгала? – В голосе девушки прозвучало возмущение.

– Конечно, нет. Но я надеюсь, что ты будешь держать язык за зубами.

Саския несколько мгновений обдумывала ее слова, а затем кивнула.

– Если я выведу наших врагов на чистую воду, вы сможете сожрать их сердца и мы будем спокойнее спать по ночам.

Хафса Азейна наклонила голову.

– Я так и поступлю. А когда все закончится, мы вернемся домой.

– Это хорошо. Эхуани, когда мы будем возвращаться, я смогу прихватить с собой парочку атуалонских мужчин. Может, чужеземцы и не подходят для гайатани, но… – Саския хищно улыбнулась. – Мне нравятся их килты. Я начинаю думать, что нашим мужчинам тоже не мешало бы обнажить ноги.

Эта девушка была неисправима. Хафса Азейна вспомнила, что Саския пришла к ней по делу.

– Пойду-ка я лучше посмотрю, о какой такой посетительнице идет речь. Как она выглядит?

Саския пожала плечами.

– Как чужеземка. Бледная и слабая.

Хафса Азейна потянулась мыслью к Курраану. Кот дремал в залитом солнцем углу кухонного двора.

Можешь ли ты встретить меня в атриуме?

Какая-то опасность?

Как всегда.

Уже иду.

Хафса вышла из своих комнат, и Саския последовала за ней своей самоуверенной походкой воительницы. Она открыто смотрела на драйиксовскую стражу, и, проходя мимо, мужчины провожали ее глазами. Хафса Азейна мрачно улыбнулась. Ей следовало раньше придумать эту уловку. Рядом с этой яркой девицей она превратится в невидимку.

Атриум королевы располагался в нижнем этаже башни и когда-то был любимым местом Хафсы Азейны. Он представлял собой очень женственный, очень дамский укромный уголок с высокими арками и рамами из прозрачного стекла, сконструированными с таким рассчетом, чтобы они пропускали солнечные лучи и воздух из отличавшегося обилием зелени и ярких цветов сада, дорожки которого были посыпаны розовой каменной крошкой. В самом центре весело пенился и журчал бассейн королевы, полный каменных черепах, причудливых рыб, птиц и фантастических зверей. Хафса Азейна узнала золотого кирина, выглядывавшего из гигантского мха. Она вспомнила тот день, когда Вивернус подарил его ей, и как она его поцеловала…

В центре бассейна, на гигантском листе лилии лежала скульптура Дракона Земли Сайани, изображенного в человеческом обличье. Сделана она была так искусно, что голубоватая алебастровая кожа светилась нежностью и теплотой. Казалось, что эта фигура может в любой момент проснуться с улыбкой на устах. Монеты из золота и серебра, драгоценные камни и украшения, жемчуга всех видов и даже кусочки олова усеивали лист кувшинки и блестели в воде вокруг спящей статуи. Это было настоящее драконье логово с мечтами о богатстве, здоровье и удаче. И, конечно, с пожеланиями потомства.

Как опрометчиво с нашей стороны поверять все свои надежды дракону, – подумала Хафса Азейна.

В атриуме королевы некогда кипела жизнь, словно в улье, полном медоносных пчел. Теперь все служанки королевы исчезли, а с ними исчезли и дети, а также толпы посетителей. Несколько садовников копались в земле. Приземистая женщина в халате главного садовника отчитывала драйиксовских стражников, опускавших корни молодого дерева в лунку. Она была похожа на ворона, обвиняющего драконов в высокомерии.

Теперь здесь царила тишина, но, несмотря на тепло и обещание сагаани и юности поздней весны, представлявшей саму сущность молодой красоты, тишина казалась пугающей разновидностью молчания, которая царит в больничном лазарете или накануне смертной казни, или за несколько часов до урагана.

Возле бассейна на скамье из белого камня сидела молодая женщина. Она была с головы до ног закутана в платье, сшитое в западном стиле и скрывавшее женские формы, оставляя при этом простор воображению. Ее блестящие волосы были убраны под сетку из паучьего шелка и драгоценных камней, ограненных в форме крошечных красных розочек, так похожих на настоящие, что в утреннем свете на миниатюрных листьях поблескивали капельки росы. Лицо женщины лучилось здоровьем, темные глаза горели хитростью, а на подушечках пальцев и ступнях босых ног блестела золотая пыль. Она представляла собой верх изящества и была похожа на куклу. Ее гладкое лицо, открытое солнцу, казалось таким же искусственным, как и маски ее брата.

Хафса Азейна остановилась возле женщины и услышала за спиной тихое дыхание Саскии.

– Маттейра.

Посетительница склонила голову.

– Доброе утро.

– Оно и вправду доброе, не так ли? – Очаровательная молодая женщина с утонченной грацией поднялась, вытянув руки вперед, и Хафсе Азейне не оставалось ничего иного, кроме как их пожать. Эти руки оказались неожиданно сильными, теплыми и мозолистыми.

– Я так давно не бывала в атриуме – чуть ли не с тех пор, как мама… Вижу, садовники хорошо заботятся о ее розах.

– Должна сказать, что и Атуалон неплохо заботится о своих розах, – заметила Хафса Азейна, когда Маттейра склонилась, чтобы по обычаю речного народа поцеловать кончики ее пальцев. – Ты и в детстве была прелестна, а теперь превратилась в очаровательную женщину – просто невиданную красотку. В молодости Башаба была моей хорошей подругой. Она бы гордилась тобой.

– Мне об этом говорили. Ох, Зейна, ну и соскучились же мы по тебе! Ты должна пообещать, что никогда, никогда больше не исчезнешь. Без тебя в Атуалоне так грустно. Только посмотри на себя… Ты одета как варварская королева-воительница, твоя кожа в пятнах, как у кошки. А твои волосы, твои прекрасные волосы! Ка Ату пришел в бешенство, увидев их?

– Ка Ату едва ли станет жаловаться на мою шевелюру, ведь он начисто лишился собственной. – Невольная улыбка приподняла краешек ее рта.

Маттейра действительно была красивым, чудесным ребенком…

– Я слышала, что теперь у тебя есть собственная шутовская труппа?

Посетительница махнула рукой.

– О да. Они нуждались в патронессе, а я нуждалась в чем-нибудь таком, на что можно было бы истратить денежки брата, которые я расходую в основном на одежду. Кстати, об одежде… Нам следует найти тебе хорошего портного. Ох, Зейна. Ох! – Глаза Маттейры расширились и округлились. – Охххх, он – красавец. Это твой? Я слышала, что варвары держат больших кошек в качестве домашних любимцев, но… Ах, Зейна! Не опасен ли он?

Домашних любимцев? – Курраан фыркнул, подходя и останавливаясь рядом с повелительницей снов.

– Не опасен? – рассмеялась Хафса. – Ну разумеется, он опасен. И его нельзя назвать домашним любимцем, Маттейра, тебе следует быть с ним осторожнее. Курраан в первую очередь – предводитель вашаев. Курраан, любимый мой, прости этого высоколобого детеныша. А если решишь прикончить ее за дерзость, прошу, пусть смерть ее будет чиста.

– Чистая смерть – это лучшее, что многие пожелали бы дочери Серпентуса.

Слова повисли между ними в воздухе, словно новоявленный злобный призрак.

– Так вот зачем ты сюда пришла, Маттейра? Тебе и твоему брату гарантировали жизнь. И, уж конечно, мое возвращение ничего не изменит. Разве что вы с Матту внезапно превратитесь в эховитов и пожелаете отобрать отцовский престол.

– Только не я, – с серьезным видом ответила Маттейра. А вот и женщина, которая скрывалась за маской. – И не Матту.

– В таком случае ты не представляешь угрозы ни для меня, ни для моих близких. Верно?

– Угрозы… нет. Выход – возможно. Я знаю, что у тебя нет ни малейшего желания оставаться в Атуалоне. Здесь не место ни тебе, ни твоей дочери.

Твоя кровь другого цвета, – так выразился Дару. Когда Маттейра начала рыться в сумочке, висевшей у нее на бедре, в затылке у Хафсы Азейны начало покалывать. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз недооценила своего врага.

– Не шевели руками! – прохрипела повелительница снов.

Курраан глухо зарычал, и Маттейра замерла.

– Это не… я не… это не то, о чем ты думаешь, – произнесла она.

Курраан подошел так близко, что его нос оказался на расстоянии призрачного вздоха от ключицы посетительницы. Маттейра застыла как статуя, точно ее и вовсе не существовало.

Она меня не боится, – подумал кот. – И тебя тоже.

Она дрожит как осиновый лист.

Как птичка, которая притворяется, будто сломала крыло. Но в ее запахе нет и тени страха. – Похоже, его это обстоятельство скорее развеселило. – Но и угрозой от нее не пахнет.

Хафса Азейна заглянула в глаза Маттейре и поняла, что ее собственные глаза приобрели холодное и жесткое выражение, став похожими на камни, брошенные в воду.

– Ну? Давай посмотрим.

Маттейра достала книгу – это был тонкий томик в переплете из темной кожи; корешок был усеян оттисками золотых листьев. Молодая женщина дрожащей рукой протянула книгу повелительнице снов, и та сделала шаг вперед, чтобы ее принять.

– Можешь не притворяться, будто боишься меня. Я слишком долго прожила среди варваров – ложь и игры попросту перестали доставлять мне удовольствие.

Маттейра расслабилась, сложила руки на груди и бросила обвиняющий взгляд на Курраана. Тот обнажил клыки в кошачьей усмешке и лег на землю между ними.

Скажи ей, чтобы почесала мне животик.

А ты обещаешь, что не выпустишь когти?

Нет.

Тогда не скажу.

Хафса бросила быстрый взгляд на книгу и только потом присмотрелась к ней повнимательнее: Путеводитель по травам Атуалона, их применению и легендам, том девятый. Повелительница снов перевернула тонкую красивую книгу. И ее руки задрожали без всякого притворства. Именно там, на последней странице обложки стоял оттиск с именем женщины, которая написала и проиллюстрировала эту книгу: Башаба. Хафса открыла том. Его корешок оказался плотным, страницы белыми и такими же хрустящими, как только что отполированные кости.

– Эти книги написала твоя мать. Ее почерк и художественный стиль ни с чем нельзя сравнить.

– Да, это так.

– Я думала, что в коллекции было всего шесть томов. Когда составили этот?

– Мама закончила работу к прошлому зимнему равноденствию, как раз к моим именинам.

Хафса Азейна опустилась на скамью. Казалось, что мир вокруг нее содрогнулся, точно она оказалась в Шеханнаме и Охотница затрубила в свой рог.

– Башаба жива?

– Да, жива и скрыта от мира. С тех пор как убили моего отца, ее держат в Салар Меррадже, пряча от атулфаха и используя как залог нашего с Матту послушания. Один раз в году мы обмениваемся письмами, но видеться мне с ней запрещено. – На последнем слове голос Маттейры дрогнул, и она замолчала.

– Я не знала об этом. – Хафса Азейна захлопнула ворота своего разума, чтобы Вивернус не почувствовал нарастающее внутри нее бешенство. – Мне сказали, что ее убили.

Маттейра присела на скамью рядом с повелительницей снов и взяла книгу из ее онемевших пальцев.

– Знаю. Это было одно из обещаний, которое нам пришлось дать – никогда никому не говорить о том, что мама жива. Если кто-нибудь об этом узнает, ее убьют.

– Вы были всего лишь детьми.

Из улыбки Маттейры исчезло тепло.

– Добро пожаловать в Атуалон.

Мысли Хафсы Азейны рассыпались, словно ворох паучат, и она безуспешно пыталась собрать их снова.

– Но что тебе от меня нужно на самом деле? Почему ты пришла ко мне именно сейчас? Почему после стольких лет молчания рискнула жизнью матери?

– Она устала находиться в заточении. И хочет обрести свободу.

– Едва ли я могу помочь твоей матери сбежать, учитывая то, что я и сама попала в клетку.

– Ты неверно меня поняла. – Маттейра спрятала книгу обратно в кожаный футляр. – Моя мать не хочет бежать. Она хочет вернуться в Атуалон… королевой.

– Это невозможно. Ее способности запечатаны.

– Если женщина чего-то хочет, возможно все. Моя мать полагает, что нашла способ разрушить печать. Она сможет вернуться в Атуалон и занять подобающее ей место в качестве Са Ату, управлять магией рука об руку с Ка Ату, как некогда мой отец. Возможно, со временем она родит еще одного ребенка, и он станет эховитом. Правящие семьи вновь объединятся под управлением двух великих властителей. Дракон будет мирно спать еще одно поколение. Я буду поддерживать свою мать. А ты… – Улыбка Маттейры стала шире, как у кошки, которая знает, что загнала жертву в ловушку. – А вы с дочерью сможете уехать.

У меня такое ощущение, будто я сыграла партию в «Змею и камень», – подумала Хафса Азейна, – и только потом узнала, что мои соперники все это время играли в «Двадцать лун». Но вслух она сказала следующее:

– Чего ты хочешь от меня?

– Мы с братом разослали гонцов – тайно, уверяю тебя, – старшинам тех семей, которые, по моему мнению, могут прислушаться к здравому смыслу. Несколько членов Первого Круга согласились встретиться с нами на нейтральной территории, в крепости семейства Мер. Стоит тебе всего лишь обратиться к ним вместе с нами, и мы, объединившись на пути к общей цели, сможем вместе прийти к Ка Ату и убедить его прислушаться к доводам рассудка.

– С таким же успехом мы могли бы прийти к Дракону Солнца Акари и убедить его не гореть так ярко. Вивернус никогда не согласится на это.

– Неужели? Если он нам откажет, у него останутся лишь растущая немощь и необученная девчонка. Если же согласится, получит истинную королеву и желанную помощь. Ты думаешь, что он отвергнет возможность удержать драконий трон ради новообретенной дочери?

– Все получат то, чего хотят, – задумчиво сказала Хафса Азейна. – Как часто в жизни случается подобное?

Там, где за дело берутся двуногие, никогда, – заметил Курраан. – Я видел, как вы играете в свои человеческие игры. И ни разу не видел, чтобы к концу игры среди ее участников остались одни охотники и не единой жертвы.

Я играла в игры опаснее, чем эта, с соперниками пострашнее. И никогда не была жертвой.

– Я встречусь с этими старшинами, – решила Хафса Азейна, – и выслушаю то, что они скажут.

Башаба была жива – Вивернус лгал ей, лгал все эти годы. Эта мысль острым шипом впилась в плоть повелительницы снов.

И тогда Хафсу посетила другая, не принадлежавшая ей мысль, соблазнительная и темная.

Если шип острый и зловещий, – произнес Белзалиль, – освободиться от него можно только при помощи зловещего ножа.

35

На пастбищах возле Атукоса Саския с другими свежеиспеченными джа’акари играла в аклаши.

Сулейма наблюдала за ними, сидя на балконе. Вместо овечьей головы был мяч. Мурия на своей маленькой серебристой кобылке сновала между стоявшими смирно игроками, размахивая локтями и ударяя по мячу, чтобы заработать очередное очко. Несмотря на всю свою прыткость, Мурия была на удивление неуклюжей наездницей. Она вцепилась в лошадь мертвой хваткой и правильно держала клюшку, но выглядела при этом, как взваленный на седло мешок, полный кошек. Саския перехватила мяч, и все снова сорвались с мест, бегая по пастбищу и вопя, как бинтши.

Сулейме было тяжело на это смотреть. Она хотела быть там, внизу со своими соплеменницами, смеяться и играть в аклаши под палящим солнцем. Девушка видела на дальнем пастбище Атеми – лошадь гарцевала на месте и ржала, высоко подняв голову и размахивая хвостом. Ей тоже хотелось играть. Сулейма хлопнула по бедру раскрытой ладонью. Она ненавидела слабость, которая удерживала ее в этом месте, непрекращающуюся лихорадку, мягкие подушки, подложенные под спину, и короткое платье, которое ее заставляли носить. Девушка откинулась на подушки и со вздохом закрыла глаза. Она понимала, что ведет себя, как ребенок, чувствовала себя несчастной и ничего не могла с собой поделать.

– Я – Джа’Акари, – пробормотала Сулейма. – Я – Джа’Акари.

Где-то в глубинах ее снов засмеялся Джинчуа.

– Ты – Джа’Акари, – согласился голос. – Так что перестань вести себя как ребенок.

Глаза Сулеймы резко распахнулись.

– Истаза Ани!

Старшая женщина сделала шаг вперед, выходя на солнце.

– Сулейма Джа’Акари.

– Как ты сюда попала?

– Прискакала на собственной лошади. Как еще, по-твоему, я могла сюда добраться? – нахмурилась Ани. – Ты очень бледна. Здесь едят слишком много хлеба с медом и недостаточно мяса. Я тебе кое-что принесла. – Ани ловким движением бросила Сулейме маленькую сумку.

Девушка не раздумывая схватила сумку и открыла ее, чтобы заглянуть внутрь.

Вяленое мясо львиной змеи. Сулейма нахмурилась, но тут же, к собственному удивлению, разразилась хохотом.

– Терпеть не могу львиных змей!

– Я прекрасно это знаю. Но ты прикончила эту проклятую тварь, так что будь добра ее съесть. Тебе не удастся от этого отделаться, даже изображая собственную смерть.

Сулейма поднесла ко рту сухую полоску и оторвала зубами небольшой кусок, морщась от неприятного вкуса.

– О чем ты только думала? – поинтересовалась Ани. – Охотиться на львиную змею таких размеров в одиночку – слишком глупая затея, даже для тебя.

– Я… – голос Сулеймы затих. – Я думала… что это небольшая змейка.

– Неужели? – спросила Ани, голос которой теперь звучал вкрадчиво и опасно. – И почему же ты так решила?

– Я… – Сулейма потерла ноющие виски. – Не помню.

Последовала продолжительная пауза. Наконец Ани прищелкнула языком.

– Полагаю, это не имеет значения. В любом случае шкура с перьями в целости и сохранности, и мы вручим ее Ханней Джа’Акари. Первую змею воительницы следует дарить ее сестре по оружию.

Сулейма бросила сумку с пеммиканом и выпрямила спину.

– Ханней пошла на поправку?

– Да, и выглядит гораздо лучше, чем ты.

– Фух! И… эх… – Сулейма начала играть с завязками на сумке с мясом. – А что насчет Таммаса Джа’Сайани?

Ани хмыкнула.

– Насколько я понимаю, ни один чужеземный мужчина не завладел твоим вниманием?

– Чужеземные мужчины мягкотелые и бледные, как рыбье брюхо. К тому же они боятся бросить взгляд в мою сторону. Мой отец – драконий король, а мать – варварская повелительница снов. Так я никогда не избавлюсь от этой чертовой невинности!

Ани прыснула от смеха.

– Насколько мне известно, еще ни одна девица не впилась когтями в хорошенького юного хранителя. – Ее лицо смягчилось. Она сделала шаг вперед и села на край каменной скамьи. – Он скорбит по матери. Они были близки.

– Хотелось бы мне отправиться к нему…

– Ты еще недостаточно окрепла, чтобы сидеть на лошади. – Ани внимательно всмотрелась в лицо Сулеймы. – Разве тебе здесь не нравится?

– О, здесь довольно мило. Все очень… – Она неопределенно махнула рукой. – Очень милое. И большое. Все так любезны…

– А как насчет твоего отца? – поинтересовалась Ани.

От Сулеймы не укрылось, что истаза навострила уши.

– Каково это: знать, что ты – дочь столь могущественного человека? Он ведь один из самых влиятельных людей в мире. Нравится ли тебе это?

Сулейма замешкалась в нерешительности.

Я – Джа’Акари, – напомнила она себе, – а мы не лжем, клянусь солнцем.

– Мне это по нраву, – прошептала она. – И слуги, и мягкие постели, и вино – пиво у них ужасное, но вино лучше, чем наше. Каждый день – новые одежды и… хм… – Она усмехнулась. – Повсюду снуют мужчины. Ты видела, во что они одеты? У них совсем нет стыда.

Ани хмыкнула.

– Мне это очень даже нравится, – продолжила Сулейма, на этот раз чуть медленнее, – но я не чувствую себя хорошо, эхуани. Ты помнишь тот день, когда мы с Ханней, еще совсем малышки, прокрались в кухню и слопали целую сковородку медовых пирожных и выпили бутыль меда? Сейчас я чувствую себя примерно так же. Все это сладко. Чересчур.

Ани улыбнулась.

– Ты мудрее, чем я думала, дитя.

– Я мудрее, чем все думают, – усмехнулась Сулейма. – Прошу тебя, не говори об этом матери.

Она откинулась назад и закрыла глаза.

– После исцеления мне стало гораздо лучше, но я все еще быстро утомляюсь. Как старуха.

Ани похлопала ее по коленке.

– Это пройдет. О, и кто-нибудь уже сказал тебе, что у змеи, которую ты прикончила, была кладка яиц?

Истаза пересказала Сулейме историю о том, как они с Ханней отправились на охоту за детенышами львиной змеи, и Сулейма смеялась, представляя, как Ани подбрасывает мелких тварей в воздух, чтобы вашай смог их подхватить.

– Никогда еще не слышала, чтобы дикий вашай говорил, как человек, – изумилась девушка. – Ты уверена, что вы не зееравашани?

– Абсолютно. Иннахиль уверяет меня, что мы ими не являемся. – Ани скорчила рожицу и потерла руку в том месте, где кот укусил ее сегодня утром. – Каждый день. – Она сменила тему: – А я никогда не слышала, чтобы кто-то столь же юный, как ты, ходил по Шеханнаму. – Она кивнула в сторону лисоголового посоха Сулеймы, который стоял в уже привычном углу. – Значит, твой кимаа – это фенек?

Сулейма улыбнулась.

– Ее зовут Джинчуа. Я не возвращалась в Шеханнам с тех пор, как отец меня излечил, хотя иногда чувствую, что приближаюсь к нему.

– И мать не хочет тебя учить?

– Она говорит, что это слишком опасно. Вернувшись в Эйш Калумм, я буду искать другого учителя. Я знаю, что в Утраке есть повелитель снов…

– Сулейма… – Ани подняла руку. – Прекрати. Ты сама знаешь, что не вернешься в Зееру.

Девушка открыла рот.

– Как это не вернусь? Отец обещал мне, что я смогу отправиться туда, если выберу этот путь. Он обещал! Я – Джа’Акари…

– Ты – Джа’Акари, – согласилась Ани, – и твое сердце останется с народом, это мне известно. Я знаю тебя. Но я также знаю свой народ и кое-что смыслю в политике и власти. Ты – дочь Ка Ату, Сулейма, и доказала, что не являешься сурдус, то есть не глуха к зову магии. А значит, можешь управлять атулфахом и занять место отца. Слышала, как тебя называют на улицах там, внизу?

– Са Ату.

– Са Ату, – подтвердила Ани. – Наследием дракона. И ты действительно считаешь, что они тебя отпустят? Пошевели мозгами, девочка. Ты больше не ребенок… Раскрой глаза.

– Нет, – прошептала Сулейма. Ее сердце билось так же громко, как танцевальные барабаны. – Нет, не отпустят. – Она отвернулась от Ани, от дворца, опустила взгляд на Мурию, которая скакала на своей кобыле по полю, держа над головой мяч и громким криком возвещая победу. Игра подошла к концу. – Так нечестно.

– Золотой ребенок, – тихо сказала Ани, – что тебе известно о таких понятиях, как честно и нечестно? Ты родилась в богатстве и достатке, выросла в мирные годы, за тобой денно и нощно присматривала самая могущественная женщина Зееры. Нечестно, когда на корню уничтожают целый народ, доводя людей до того, что им приходится продать последнюю девочку зееранийцам, чтобы сохранить ей жизнь. Нечестно, когда твоей матери приходится бежать от всего, что она знала, от всего, что она любила, и стать тем, что она ненавидит от всего сердца. Это нечестно… – Истаза покачала головой. – Прости меня, дитя, тут нет твоей вины. Но справедливость не имеет ничего общего с жизнью и смертью.

Сулейма уставилась на нее. Она никогда не слышала, чтобы верховная наставница произносила что-либо подобное.

– Моя мать говорит, что жизнь – это боль.

– «И только смерть приходит без труда». Значит, ты слушала ее.

– Слушала. И продолжаю слушать. Скажи мне, пожалуйста, что теперь будет?

– Я не повелительница снов, как твоя мать. Я не предводительница народов и даже не джа’акари. Но я слушаю песнь мира, Сулейма. И тебе тоже стоит к ней прислушаться. Ты можешь уловить ее в том, какими взглядами смотрят на своих партнеров вашаи, когда кажется, будто никто за ними не наблюдает. Можешь услышать ее в охотничьем кличе крупных хищников, которые с каждым годом все ближе подходят к племенам и уже вовсе не так пугливы, как раньше. Ты можешь услышать ее в шуме черных парусов кораблей, на которых плывут работорговцы, осмелевшие настолько, что не боятся красть детей с наших берегов. Но вернее всего ты можешь услышать ее здесь, в городе Спящего Дракона.

– Что именно я должна услышать? – прошептала Сулейма, заранее страшась ответа.

– Грохот барабанов войны, дитя. Этот город много лет пребывал в спячке, пока Ка Ату не состарился и не смирился с мыслью, что может умереть, не оставив потомков. Теперь же дитя Ка Ату вернулось, и оно способно управлять биением са и ка и унаследовать отцовский престол. Западные Выжженные Земли, которые так долго были привязаны к Атуалону и уже почти освободились, теперь могут столкнуться с новым циклом подчинения.

Император на востоке, который, должно быть, сам хотел забрать эти земли после смерти Ка Ату, теперь может решить, что лучше нанести удар прежде, чем новый правитель достаточно окрепнет и сможет ему противостоять. Знаешь ли ты, что случилось в этих землях, Сулейма, в последний раз, когда происходило нечто подобное?

Девушка с трудом процедила сквозь стиснутые зубы:

– Сандеринг.

– Сандеринг, – подтвердила Ани. – Прямо на подкорке нашей памяти, Сулейма, почти тысячу лет назад, верховное правительство Атуалона было ослаблено так же, как сейчас. Ка Ату был ранен или, возможно, отравлен и не оставил потомка. Того правителя не любили, но с помощью своего железного кулака и байидун дайелов он силой и жестокостью поддерживал мир между Тремя Силами своего времени: Кварабалой на западе, Синданом на востоке и Атуалоном между ними. Люди роптали. Ходили слухи о том, что Ка Ату злоупотребляет атулфахом, но никто не смел бросить ему вызов.

В мире сохранялось нешуточное напряжение, поскольку все ждали, успеет ли Ка Ату назначить себе наследника, и если да, то какого правителя изберет. Накануне своей смерти Ка Ату провозгласил своим преемником мальчика, который также наследовал престол Салар Мерраджа, крошечного независимого королевства соляных торговцев. Дело в том, что Ка Ату любил местную королеву, она отвечала ему взаимностью, и их любовь привела к рождению единственного сына. Его звали Каль не Мур. А, вижу, ты припоминаешь…

– Каль не Мур. Деймон.

– Каль не Мур был эховитом, и очень сильным, но с самого рождения его начали окружать мрачные слухи, которые распространились по всей земле. Говорят, что правящее семейство Салар Мерраджа ведет свое начало от имперской принцессы, которую выкрали из Кханбула. Более того, сама принцесса была рождена от дея. Была ли в этих слухах истина, или же они утопали во лжи? Известно лишь, что дети, которые появляются в непосредственной близости от Соленого озера, часто рождаются мертвыми или с дефектами. Каль не Мур был красивым молодым человеком, высоким и статным, но его прокляли уродством, которое не стерпел бы ни один народ, кроме саларианцев, – парой оленьих рогов, которые росли у него над бровью.

Атуалонцы отвернулись от своего нового предводителя и изгнали бы его, не вмешайся байидун дайелы. Каль не Мур использовал их для того, чтобы подчинить себе жителей Атуалона, хоть те и не любили его.

Никто не может сказать, как начался Сандеринг. Некоторые утверждают, что с кабацкой драки между ильмерами и атуалонцами. Другие говорят, что на жизнь Ка Ату покушались. Вину возлагали на кварабализцев, синданизцев, зееранимов. Поговаривали даже, что это вашаи сговорились с другими крупными хищниками, чтобы положить начало войне, которая стерла бы людей с лица земли. В конце концов, не имеет значения, кто произнес первые слова, нанес первый удар или пустил первую стрелу. Значение имеет только то, что случилось потом. А случилась война, Сулейма, война, какой еще не бывало. Кварабализские воины, вооруженные черными пиками и мощной магией, ворвались в Мин Йаариф с намерением дойти до Атуалона и по пути убивали, вырезали целые деревни зееранимов вниз и вверх по течению. Когда мирные жители попытались скрыться в Зеере, мы вместе с вашаями перешли границу, и тогда они объявили все прошлые соглашения недействительными. В час нужды наши дражайшие союзники развернули против нас свои орудия, и лишь горстке людей удалось выжить.

Хрупких д’зеерани, мой собственный народ, ожидала еще более страшная участь. Выжили всего две известные мне семьи. Отец продал меня в Зееру, и, несмотря на то что я искала его всю жизнь, мне так и не удалось найти его, а также какие-либо слухи о других выживших д’зееранийцах. Думаю, я последняя в роду, и при этом даже не могу рожать детей. Мой род умрет вместе со мной…

Синданизский император призвал союзников на востоке, собрал своих дейченских принцев с их дурной магией, и они направились к Великому Соляному Пути, намереваясь, как я полагаю, уничтожить нас всех, пока мы ссорились между собой: десятки тысяч военных и магов, каждый из которых с младых ногтей был обучен убивать и не знал другой любви, кроме любви к своему императору. Они были величайшей силой, когда-либо существовавшей в нашем мире, – гораздо большей, чем та, что мы видим сейчас.

Каль не Мур, ставший королем Атуалона и Салар Мерраджа, призвал к себе всех своих магов, послов и даже торговцев. Каждый гражданин Атуалона был вызван домой магическими средствами, и каждого поставили на стражу стен своего города. Каль не Мур собрал армию, чтобы защитить Атуалон и истребить его врагов… армию байидун дайелов. Прежде байидуны были министрами, законниками, хранителями мира и послами. Их было немного, и силы, которыми они могли управлять, были ограничены. Однако Каль не Муру удалось собрать сотни, если не тысячи байидунов. Похоже, никто не знает, откуда они пришли, а также куда исчезли, когда осела красная пыль.

Известно только то, что Ка Ату их создал, вооружил для войны и собственными руками повесил на лицо каждого золотую маску. Он говорил, это нужно для того, чтобы в них мир увидел славу Атуалона. И это удалось, хотя, наверное, не совсем так, как он предполагал.

Байидун дайелы создали щит вокруг города – безграничное море красного и золотого, так что казалось, будто город охвачен огненным кольцом. Каль не Мур взял самых могущественных байидунов с собой на верхушку Драконьей башни – да, в это самое место, – и на этом все рассказы обрываются. Вместе со своими чародеями он создал магию настолько темную и обширную, что ее не мог сдержать человеческий разум. Каждое обладающее магией существо, каждый чародей, повелитель снов и заклинатель теней закричал в агонии, а самых слабых и вовсе смело, когда в город волна за волной потекла магия, точно в гигантский рот, пожелавший осушить весь мир.

Великий свет начал расти в Атуалоне, и рос, и расширялся, и пульсировал, так, что любой, кто посмел посмотреть на него, мгновенно слеп. Многие были убиты. Городские стены бурлили и разбегались, и каждый мужчина, женщина и ребенок в городе онемели от боли и ужаса. Каль не Мур, Ка Ату, собрал всю силу мира в свой кулак.

А потом разжал его.

Земля содрогнулась и разверзлась, когда он направил на нее свою силу. Именно поэтому говорят, что Ка Ату попытался разбудить дракона, чтобы разбить мир, словно огромное яйцо, и выпустить на свободу все живое. Из каждых десяти атуалонцев выжили трое, и этому городу еще повезло как ни одному другому. Навеки исчезли целые племена со своими легендами и песнями. Многие из выживших, людей и животных, обезумели и разорвали друг друга на части.

Даже теперь, после стольких лет, живя, казалось бы, в мирное время, мы продолжаем танцевать на острие клинка. Наши женщины рождают мало детей, и далеко не все из них выживают. Некогда прочная, как пустынные кости, связь между зееравашани теперь превратилась в хрупкую несчастливую песнь. Кварабала, славившаяся прежде музыкой, живописью и танцами, была выжжена, и больше ни одно живое существо не могло в ней существовать. Даже теперь Выжженные Земли так раскалены и немилосердны, что лишь горстка людей может жить там, едва ли не в центре земных глубин. И даже они, возможно, уже исчезли. Этот Аасах со своей ученицей – единственные кварабализцы, которых я знаю. Император выжил, но отступил в Кханбул, его армия демонских отродий была уничтожена самым первым взрывом магии. Такова сила Ка Ату.