Текст книги "Среда обитания – Космос"

30

Семь дней назад

И я продолжаю бежать,

Потому что с глазу на глаз

Я чувствую твое влияние,

И я боюсь, что могу умереть

(пер. с англ.).

Doro –

«Creep into my brain»

Пати носилась по квартире, словно очумелый иглоплюв. В руках – ворох одежды, на лице – обалдевшая улыбка. Вертелась перед Самантой, пытаясь вызвать одобрение. Но лингвистка из принципа смотрела мимо подруги.

– Ты только посмотри, что я нарыла в шкафах! Моднявое шмотье, последний хрип моды.

– Собираешься надеть платье капитанских любовниц? – чтоб хоть что-то сказать, поинтересовалась Саманта. Патин энтузиазм обычно заражал других, но не в этот раз. После отъезда Ульфа лингвистке хотелось заснуть и больше никогда не просыпаться.

– Да какая мне разница. Вонн разрешил, и это главное. Ну-ка, вставай. Будем примерять.

Как ты задрала…

– А я тут причем? Я вообще идти не хочу. И не пойду.

– Я тебе не пойду! Хандру отставить! Подумаешь, мужик улетел. Галактика круглая, встретитесь еще.

– Спиральная…

– Один хрен! Контракт заключишь, и полетишь к нему в гости.

– Ну-ну.

Пати сдаваться не привыкла. Подскочив к дивану, схватила Сэм за руки и заставила-таки встать.

– Посмотри на себя! Лохматая, опухшая, в какой-то рванине… Как будто не просыхаешь неделю. И это лингвист? Ты порочишь свою профессию!

– Так. Руки. Убрала. – Сквозь зубы процедила девушка, сбрасывая ладони Рыжей со своих предплечий. – Не тебе вякать по этому поводу. В гробу я видела этот аукцион. Мне. Это. Не. Нужно.

– Остынь. Извини. Че сразу заводишься? Словно я тебя послала, куда не ходят. Просто хотела привести тебя в чувство.

– Не надо.

– Как знаешь. Но ведь мы подруги, разве нет? Я переживаю за тебя.

– Хреново мне, – призналась Саманта. – Тошнит. Желудок ноет. Травит нас капитан чем-то, что ли…

– А ты часом не залетела?

– Нет, это невозможно. Я стерильна.

– О… Это печально. Наверное… Слушай, а как тебе это платье? Не слишком закрытое?

– Пати, твоя грудь из него практически вывалилась.

– Когда есть, чем гордиться – надо гордиться.

– Ясно.

Сэм, глядя на подругу, почувствовала, как в ее раковину заглядывают солнечные лучи. К вечеру лингвистка уже смирилась с участью компаньонки мисс Сун. Приняла душ, накрасилась, позволила Пати поколдовать с прической и безропотно надела выбранный подругой наряд, чуждый ее обычному стилю. Длинное черное платье, с расшитым золотистыми нитями лифом, струилось, облегая силуэт и создавая элегантный образ. Радовало лишь, что под длинным подолом – ножны со стилетами, а на ногах – берцы. В зеркале отражалась незнакомая женщина, бесспорно, красивая, но совершенно чужая.

Бывший экипаж Гая направился на аукцион в полном составе, не считая десантника. Вонн одобрительно кивнул, разглядывая лингвистку с головы до ног. Улыбнулся Пати и подмигнул Милине. Капитан, видимо, в хорошем расположении духа. Неужто подготовил почву для удачной сделки?

Торги проходили в доме наместника Эсмодиуса. Снаружи каменное здание выглядело неказистым, зато внутри обстановка поражала роскошью. Высокие стены. Расписные потолки. Зеркала, лепнина, картины в полный рост, живые цветы. Шикарно и очень безвкусно. Ощущение, словно покопались в загажнике, достали все самое лучшее сразу и выставили на обозрение. От обилия красок у Сэм в глазах рябило, и начала потихоньку подкрадываться мигрень.

Неискушенная роскошью Милина восторженно ахала, глядя по сторонам. Пати же интерьер мало волновал. Хищно прищурившись, она изучала представителей сильного пола. Хмурилась, улыбалась, хмыкала. Причем в этот звук она умудрялась вложить разные эмоции: одобрение, презрение или восхищение.

Вдоль стен располагались столы с закуской и напитками. Стараясь отвлечься от головной боли, лингвистка подошла к еде. Вино – кислятина. Канапе – обветренные. Мясо пробовать Сэм не рискнула.

– Нет, каши здесь не сваришь с местным народом, – тихо произнесла Пати, вставая рядом. – Но поймать контракт, чтобы улететь с этой дыры, можно. Я тут уже договорилась с двумя капитанами.

– Что они забыли на этом куске дерьма? – скривилась Саманта.

– Милочка, на Эсмодиусе тусуются капитаны, промышляющие нелегальными услугами и контрабандой. Здесь и экипажи ищут под стать себе. Тех, кто за цилон убьет родную мать, а потом тут же продаст на органы.

– А мы не из таких, да?

– Я, конечно, убивать никого не собираюсь, но годовой контракт на контрабандном судне возьму. А потом уже можно и получше работенку подыскать.

– Думаешь, тебя возьмут на хороший корабль с таким резюме?

– На военный крейсер я больше не претендую, – пожала плечами Пати. – А на мелкую пассажирскую яхту или грузовой балкер возьмут за милую душу.

– О, я рад, что вы решили посетить наш скромный аукцион, милые дамы, – к девушкам подскочил взъерошенный Клаус, расточая сочащиеся патокой улыбки. – О, сегодня вообще чудесный день. У нас замечательный гость. Все так удивятся. Как представлю… Восторг!

Хромой, покривлявшись еще пару секунд, скрылся в толпе.

– Господи, еще какой-нибудь расфуфыренный страйфлай пожалует, – вздохнула Рыжая.

– А меня больше напрягает этот Клаус. Темная личность. Как бы чего не вышло, – задумчиво произнесла Сэм.

Робкая Милина, так и не рискнувшая заговорить с капитанами, подошла к ним. Вслед за ней приплелся довольный Пер.

– А я нашел контракт. Завтра улетаем.

– Поздравлю, – кисло скривилась Пати. – Чтоб тебе пусто было…

– Пати! – одернула подругу Сэм. – Мы рады за тебя. Удачи с новым экипажем. Надеюсь, капитан окажется не таким козлом, как наш Ли Вонн.

– А сейчас, дамы и господа, поприветствуем эту необыкновенную женщину, осчастливившую нас своим лучезарным присутствием… – вещал хозяин дома.

– Батюшки. Сколько лести для очередной кредитки с сиськами, – буркнула Пати.

– Вряд ли дело в этом, – напряглась Саманта, выпрямляясь по струнке.

Ее нервоз передался и остальным, и все четверо принялись шерстить настороженными взглядами поверх толпы.

Ожидание рано или поздно вознаграждается. Гостья прибыла. Саманта вдруг услышала удары собственного сердца. Медленный, тягучий, оглушающе громкий звук.

Глаза отказывались верить в то, что видят. Эту женщину знают все в СПЕКТРе.

Девушка кожей чувствовала, как над головами присутствующих набухал кокон смешанных чувств и эмоций: восхищение, страх, отвращение, уважение, ненависть.

Как, черт возьми, это возможно? Что это – проклятое совпадение? Мы же на краю галактики. Что она здесь забыла?!

Но увидев человека, сопровождающего даму, Саманта поняла все. Платиновую блондинку с непроницаемым лицом девушка не знала. Короткая стрижка, очки как элемент серьезного образа, строго-нарядное платье – идеальное дополнение госпожи.

А вот парня с каштановыми волосами и взглядом побитой собаки я спутать ни с кем не могла.

– Госпожа Президент, добро пожаловать в нашу скромную обитель… Господин Первый секретарь, госпожа Первый помощник, рады приветствовать вас…

Брюнетка, упакованная в ультрамодное, мало что скрывающее платье, с зачесанными наверх волосами, открывающими великолепные скулы, знала, что выглядит сногсшибательно. Она упивалась сим фактом. И плевать ей, что власть имущие не должны так одеваться. Женщина раздвинула пухлые губы в обжигающе-алой улыбке, поправила волосы и посмотрела прямо в глаза Сэм.

Попалась.

– Задержать всех членов экипажа «Гай Музоний Руф», находящихся в этом здании, – кивок головой крепким ребятам, снующим по залу.

Ли Вонн, стоявший к их компании ближе всех, моментально побелел. Но, честь ему и слава, даже не покосился в сторону своей команды.

– Разве это в ее компетенции? – тихо, но с истеричными завываниями в голосе, спросила Пати. – Полицаи подчиняются Каховски.

– Тебя только это сейчас волнует? – зашипел на нее Пер. – Надо уходить.

– Это не полиция, – заметила Саманта. – Это ее агенты. Они подчиняются только ей, и к Красному департаменту не имеют никакого отношения.

– Тут есть запасной выход? – мяукнула Милина.

– Есть. Но к нему не пробиться, – покачала головой Саманта. – Сами не видите? Если только в окна сигать. Или попробовать обойти Белину по стеночке…

– Почему? Что случилось? За что? Разве мы нарушили закон? – не успокаивалась ботаничка.

– Под началом Вонна – немало. А уж чем каждый занимался до Гая, вам виднее…

Черт, черт, черт. Что же делать? Мы отвернулись от Белины, продолжая шушукаться на тему «как стать невидимыми или срочно научиться телепорту». Никогда в жизни я не испытывала подобного ужаса. Даже на Андрисе и Пандоре.

Я – солдат. Лингвист. Я не ведаю страха. Но установка больше не помогала. Дрожа, я ковырялась в мыслях друзей, пытаясь найти там дельную идею. Но они были напуганы похлеще моего. И думали лишь о том, что вся надежда на храбрую лингвистку, которая найдет выход из любой ситуации. Ага.

Единственное, что мы сделали – попытались затеряться в толпе, пряча лица за спинами друг друга и стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Но такое поведение вызывает подозрения. И даже те, кто не в курсе, скоро догадаются, кого хочет поймать госпожа Белина.

Медленно, тихой сапой мы двигали к выходу. Казалось, что Белина уже потеряла нас из виду, и тут сердце замерло – она, по-прежнему улыбаясь, показала своим агентам на нашу зашуганную группку.

Все. Приплыли.

– Не бойтесь. После допроса вас всех отпустят, – глядя мне в глаза, произнесла она. – Не нужно сопротивляться.

Если эта сука думает, что я сдамся без боя, мне придется ее сильно разочаровать. К счастью, на предмет оружия нас никто не проверял на входе. Мой ненавязчивый стриптиз был замечен моментально и понят правильно.

– Бросить оружие! – рявкнул один из качков.

Да как скажешь, любезный.

Я и бросила. Точнехонько в левый глаз. Мужик взвыл, упал навзничь, дернулся пару раз и затих. Реакция толпы оказалась неоднозначной. Кто-то охнул, где-то завизжали, слева произнесли: «Круто!», а за спиной даже раздались жиденькие аплодисменты. Стражей порядка никто не любит.

– Держитесь за моей спиной! – рявкнула я девчонкам и Перу. – Попробуем прорваться.

– А как же капитан? – пискнула Милина.

– Он сам по себе. Слишком далеко от нас.

Я кинулась напролом, расталкивая ошеломленных людей. Трое крепышей бросились наперерез, размахивая кто кулаками, а кто – полицейскими парализаторами. Трех зарядов из такого оружия хватит, чтобы вырубить человека на несколько часов. И делать с ним после этого можно все, что душенька пожелает.

Режим «пандорианского иглоплюва» успешно включился без малейших усилий с моей стороны, отодвинув на задний план робкого чувствительного валиурца, живущего в мозгу. Паника и отчаяние сменились остро-сладкой жаждой крови.

Позади тонко завизжала Милина, но оборачиваться не было времени. Одному из нападающих я вскрыла горло стилетом, второму ребром ладони вогнала в мозг переносицу, а третий поперхнулся от удара по гортани. Выход маячил совсем близко.

Надежда робкой бабочкой впорхнула в сердце. Разум ее правда тут же осадил – на этой планете прятаться особо негде, а свалить с нее теперь не получится при всем желании. Охрана космопорта под руководством Белины станет весьма деятельной. Но об этом можно подумать позже.

До дверей, ведущих в коридор, оставалось метра два, как вдруг рядом с ними очутился Макс. С парализатором в руках.

– Стреляй, – произнес спокойный голос брюнетки.

Мой друг вздрогнул, поднял ствол, и посмотрел в мои глаза. Во взгляде – тонна боли и выражение затравленного зверя. Я видела, как дрожала его рука, сжимающая оружие. Его мысли разбегались, как потревоженные пауки.

Прости… я не хочу… нет… не смогу… я не буду это делать… пусть она меня убьет… нет… я должен… помощь…

Я почти достигла двери, а он так и не решился. Но коварный заряд меня все-таки достиг. Я совсем забыла про Первую помощницу.

Левая рука выронила стилет и повисла плетью. Но Сэм упрямо двигалась дальше. Тогда пришла очередь правого бедра. Девушка упала на колени, по инерции продолжая ползти, опираясь на действующие пока предплечье и ногу. И тогда блондинка хладнокровно выпустила третий заряд прямо в подставленную спину. Саманта замерла, почувствовав, как все мышцы деревенеют, наполняясь ватой и киселем. Через несколько секунд тело окончательно подвело лингвистку, и она рухнула пластом на пол.

Сознание ускользало со скоростью света, и последнее, что Сэм услышала – холодный голос блондинки:

– Испугалась, что Звонарев промахнется, госпожа. Опыта у мальчика маловато…

31

Пять дней назад

Все замерло, и я удовлетворен,

Никаких разочарований, пока я не проснусь.

Не хочу просыпаться (пер. с англ.).

Dishwalla –

«Until I wake up»

Вот оно. Случилось.

Саманта очнулась на холодном полу, в темноте. Сначала испугалась, что заряды парализатора оказались слишком мощными и лишили ее зрения. Но приподняв голову, различила очертания собственного тела, валяющегося на бетоне пластом.

Платье сменилось светлой хламидой пациента. Голые ступни заледенели, а кожа покрылась батальоном уверенных в себе мурашек.

Раз. Два. Три…

Собравшись с духом и силами, Сэм села на корточки и сжалась в комочек, попытавшись подобрать под себя одеревеневшие ноги. В комнате вспыхнул свет, как только она пошевелилась. Девушка огляделась. Ее поместили в каморку пять на пять метров. В правом углу расположился унитаз. В левом – раковина. Между ними – матрас с аккуратно сложенным поверх линялым пледом. Стены, пол и потолок – бетонные. Железная крепкая дверь. Сосчитав до десяти, лингвистка осторожно поднялась на ноги и двинулась к ней.

Саманта прикоснулась к ручке. Тут же с коротким воплем отскочила – электрический разряд пронзил кисть и пробежался по всем нервным окончаниям. Девушка скорчилась под дверью, баюкая поврежденную руку. Сэм не знала, ни где находится, ни сколько времени прошло с того аукциона. Что случилось с остальными? Живы ли они? Зачем нужно было их арестовывать? Ли Вонн – понятно. Он за спиной Белины немало темных дел провернул. А экипаж что же, за компанию поймали?

Что теперь будет со мной?

Неизвестность Саманта не любила больше всего. Когда не знаешь, чего ожидать, это пугает.

За дверью зашуршало. Девушка насторожилась и подползла ближе. Невидимая прежде заслонка отошла в сторону, и в образовавшееся окошко пихнули поднос с пластиковой посудой.

Саманта не успела даже шевельнуться, как заслонку моментально вернули на место.

– Жрите сами свою отраву, – огрызнулась Сэм, показывая двери средний палец. На всякий случай.

Желудок предательски заурчал. Саманта злобно покосилась на живот, и вздохнула. Подошла к подносу с едой. Села рядом.

Ничего особенного. Миска с какой-то кашей и стакан воды. Я долго всматривалась и внюхивалась в предложенную трапезу, пытаясь совладать с острым желанием. Зачерпнула. Попробовала на кончике ложки. Задумчиво пожевала. Опустошила стакан, пытаясь заглушить голод. Желудок выразил протест, рявкнув на полную мощность. И я сдалась, за несколько секунд умяв все, что было в миске.

Каша из темных злаков с кусочками пряного острого мяса оказалась вполне съедобной. Кажется, иглоплюв.

Забавно.

А вот теперь, на сытый желудок, полезли неприятные мысли. Закутавшись в плед, Саманта устроилась на матрасе и застыла, стараясь очистить голову и не думать ни о чем. Вообще.

Не получалось.

Принялась считать воображаемых иглоплювов, скачущих по радуге. Тут же скривилась от абсурдности видения. Лучше считать котиков. Все любят котиков. Даже, наверное, Белина. Ага. Любит их разделывать в часы досуга. Такой картинке стоит только просочиться в мозг, и вуаля – перед глазами Сэм во всей красе раскинулась пьеска, в которой злодейка в испачканном кровью фартуке огромным мясницким ножом снимает с котов скальпы.

– Да иглоплюв вам в глотку, – устало вздохнула лингвистка, не уточняя, впрочем, кому это – вам. Белине или котикам…

Морфей настиг внезапно, когда не ждали. И время, и место для сна самые не подходящие, но сознанию не прикажешь.

Я узрела себя серокожей девчушкой, сидящей на облюбованном мною ваалранском холме. Со всех сторон меня окружали пушистые мурчатели. Коты. Бесчисленное множество. После столкновения с иглоплювами все плюшевое вызывало неосознанное опасение, но не в этот раз. Коты мурлыкали, терлись шерстяными боками о ноги, тыркались влажными носами в ладони, забирались на колени и искали мой взгляд. В их странных ярких глазах я видела космическую мудрость.

– Ты сссппррравишься, – шептали они проникновенно. – Ты выдеррржжжишшь, Сссиенна…

Удивительно, но это имя больше не раздражало. Наоборот, оно казалось уместным.

– Ты – моя дочь, – рядом на корточках сидит мама и гладит по волосам, с печальной улыбкой. – И ничто на свете это не изменит. Мы сильные.

– Что бы ни случилось, помни – мы любим тебя. И всегда любили, – с другой стороны присаживается отец и целует в лоб.

– Ты – моя путеводная звезда, – на холм поднимается темноволосый мальчик лет четырнадцати с глазами цвета мокрой травы.

– И моя, – его догоняет другой мальчуган, совсем еще кроха, русоголовый, сероглазый и бледнокожий. – Моя, моя, моя…

Парнишка постарше смеется и отрицательно мотает головой, а малыш заливается слезами.

А мне так легко!.. Как в детстве, когда я порхала вокруг цветов Андрисе, словно местная бабочка. Наконец-то я счастлива и спокойна. Я ведь здесь навсегда, правда? Никто не заберет меня отсюда?..

Мираж померк, разорванный пополам преисполненным боли и отчаяния воплем. Девушка вздрогнула, приходя в себя. Все те же бетонные стены, ледяной пол и матрас. Лишь в ее зрачках все еще отражалась та серокожая девочка, окруженная пушистыми клубками и теми, кого она любила.

Всего лишь сон.

До боли закусив губу, чтоб не разреветься, Саманта попыталась отвлечься. И вспомнила о крике, вырвавшем ее из сна. Это была часть видения, или кричал кто-то из соседей?

От подозрительных, и возможно, воображаемых воплей отвлек лязг открываемой двери. Кто-то вошел.

Девушка напряглась и затаила дыхание.

– Тук-тук, есть кто дома? – раздался елейный грудной голос, вязким туманом проникая под кожу.

Белина.

Саманте очень хотелось съязвить, но вовремя прикусила язык, понимая, что она сейчас не в том положении. Кивану лучше лишний раз не дразнить.

Осторожно выпуталась из мягких объятий пледа и посмотрела на гостью. На гостей, если точнее. Госпожа посетила ее скромную обитель в компании эскорта. Позади маячила та самая меткая блондинка. Рядом с женщинами стоял понурый Максим. А за их спинами нетерпеливо переминались с ноги на ногу двое охранников.

Лингвистка вовремя спохватилась и натянула на лицо равнодушно-непроницаемую маску.

– Доброго времени суток. Увы, не знаю точно, который сейчас час, – спокойно произнесла она, глядя на брюнетку.

– Милая, прошу простить за столь негостеприимные покои, – без всякого сарказма сказала Белина. Оглядела каморку и повернулась к Бриенне.

– Дорогуша, извольте объяснить. Что это за карцер? Почему она здесь?

– Покои для самых опасных… образцов.

– Она же через сутки замерзнет насмерть в этой дыре. Матрас и унитаз? И все? Серьезно?

– Госпожа…

– Хватит! Об этом недоразумении мы поговорим наедине.

Бриенна с ненавистью зыркнула на меня. Так тебе и надо, сучка.

– Итак, Саманта Корф. Добро пожаловать на Каллисто. Ты ведь помнишь своего друга детства? Приятно, когда в незнакомом месте тебя окружают близкие люди, не так ли?

Максим сровнялся цветом кожи с бетонным окружением.

– Расслабься, малыш, – снисходительно улыбнулась Айлин. – Ты оказал мне неоценимую услугу, став моим секретарем.

Подойдя вплотную к Саманте, госпожа присела рядом, требовательно взяла девушку за подбородок и заглянула в глаза.

– Ах, какая хорошенькая мордашка, – нежно проводя пальцами по щеке, тихо произнесла она. – Как жаль… Не волнуйся, черты лица мы оставим, конечно. Но чудесный цвет твоя кожа потеряет. И цвет глаз… Роговицу придется заменить. Что за гневный взгляд? Я хочу спасти тебя.

– Ага, – дернулась Саманта, отшатываясь от Госпожи. – Чтобы я стала вашей личной лабораторной мышью?

– Нет, милая. Ты мне очень нужна. И я докажу тебе. Как ты смотришь на появление у тебя собственного корабля? Хочешь звание капитана? Или даже майора?

Я от неожиданности пропустила пару вдохов.

– Весь твой скептицизм на лице написан, детка. О службе мы поговорим после реабилитации.

– Да иди ты к черту, – выдержка Саманте изменила, и злость в сочетании с ужасом от предстоящего вылилась наружу. – Сука…

– Может и так. Но я дарую тебе новую жизнь. И ты оценишь это, когда придешь в себя.

 
                                                  * * *
 

Два дня назад

Дверь камеры вновь скрипнула. На полу стоял поднос с буро-серой кашей, разлитой по трем мискам. Огненно-красная шевелюра колыхнулась, показывая легкий интерес хозяйки.

– Кто-то проголодался? – равнодушно спросила она в пустоту.

Из угла, куда давеча забилась девушка с розовыми волосами, неопределенно хмыкнули. Бледный, изможденного вида мужчина, лежащий рядом, слабо мотнул головой, отказываясь от предложения.

– А я, пожалуй, перекушу, – определилась Рыжая, подползая к миске. Ходить никто из них не мог после перенесенных процедур.

Пять дней назад, когда Пер, Пати и Милина очнулись в камере, они не могли дышать и думать от иссушающего вены страха. Сутки их никто не трогал, и инженер периодически одерживала верх над ужасом, загоняя его глубоко внутрь.

Но спустя день начался кошмар. Их начали таскать на допросы, по одному, и тогда Пати поняла, что паниковала она не зря. Следователей интересовали: Ли Вонн, их бесславно почивший корабль и все члены экипажа. Ключевое здесь – все. Живые и мертвые.

Капитан не посвящал ее в детали своей нелегальной деятельности. Нет, она была в курсе происходящего, но лишь поверхностно. Из оставшихся в живых на все вопросы могли ответить лишь Вонн и Линдквист. И если, судя по всему, капитан умудрился проскочить мимо лап Белины, то ничего не подозревающего Ульфа могли навестить в любой момент.

К нему Рыжая относилась более чем хорошо. В начале их совместной службы она даже пыталась перевести их отношения в более близкое русло, но то ли Пати не в его вкусе, то ли он не хотел усложнять жизнь на корабле, поэтому предпочитал снимать напряжение во время остановок на планетах. Позже она стала считать его своим хорошим другом. Весь экипаж Гая стал для нее семьей. Даже невзрачный Пер и никчемная Милина.

Пати не хотелось сдавать Ульфа, но к ее большому облегчению, она в упор не помнила название его родной планеты. Вылетело из головы с концами.

Обыватели напрасно считают Белину и ее приспешников хладнокровными садистами. Физические методы допроса, по-простому – пытки, давно признаны неэффективными. Ни к чему тратить усилия на лишнюю работу руками и инструментами, если есть наука. Психотропная «сыворотка правды» куда лучше дыбы.

Накачали их за эти несколько дней знатно.

Когда отупение временно отпускало, Пати тормошила товарищей по несчастью и пыталась вместе с ними строить планы побега. Но моменты просветления длились недолго, особенно у геолога и ботанички, обладающих слабым метаболизмом.

Как-то раз Милина, опомнившись, заговорила о Президенте.

– Почему эта женщина организовала задержание? Она ведь не имеет отношения к Красному департаменту. Если бы до господина Президента дошли новости о том, как и что она творит за его спиной…

– Я тебя умоляю, – брезгливо отмахнулась Рыжая. – Каховски – абсолютный нуль. Ну знаешь, как в физике.

– Как ты можешь?! – пришла в ужас ботаничка.

– Как есть, так и могу. Эта беломордая тварь скоро захватит весь СПЕКТР, а он даже не пикнет.

Иногда инженер Сун очухивалась настолько, что начинала вспоминать. Например, о друге Саманты. Который вдруг оказался Первым секретарем.

– А не этот ли гаденыш нас сдал? – задавалась Пати вопросом в такие минуты. И сейчас, медленно пережевывая предложенную кашу, она думала об этом.

– Почему они до сих пор нас не отпустили? – хныкала из своего угла Милина. – Мы ведь рассказали все, что знали. Вообще все…

– Мечтай, ага. Отпустят они, – фыркнула Пати. – Меня другое заботит – почему мы еще живы, если они выяснили все, что хотели.

И ведь действительно. Их содержание – неразумная трата средств. Или они ей еще нужны. Вот только варианты их будущего использования нравились Пати еще меньше, чем смерть.

 
                                                  * * *
 

Сейчас

Но в этом сердце тьмы

Наша надежда лежит,

Потерянная и поруганная (пер. с англ.).

Apocalyptica ft. M.Sayer – «Hope vol.2»

Яркий свет резко ударил по векам, и Саманта вздрогнула, просыпаясь. Она умудрилась заснуть, когда, устав ждать хоть малейшего движения, выключился свет. Сон улетучился моментально, когда девушка увидела гостей своего нового каземата, в который ее перевели вскоре после знаменательного визита Белины.

Это была все такая же бетонная коробка, но с кондиционером, гнавшим теплый воздух. Санузел располагался в маленьком закрытом закутке и мог похвастать даже душевой кабиной. Койка с мягким матрасом и чистым бельем, металлический стол и два стула, прикрученных к полу. Планшет с подбором электронных книг. Как будто Саманта могла здесь настолько расслабиться, чтобы удариться в чтение.

Сейчас в каморке появились изменения в виде двоих крепких ребят в халатах, с хирургическими масками на лицах.

За мной. Пришли.

– Не советуем брыкаться, – прогундосил один из них.

Я кивнула, завороженно глядя на темный провал двери за их спинами. Скорей всего меня перехватят в лабиринте коридоров. А вдруг поймаю удачу за хвост? Медленно встав с кровати, я расслабилась, накинув на лицо смиренный вид. Ноги на ширине плеч, руки висят плетьми. Как только ребята поравнялись со мной и протянули руки, я резко откинулась назад, одновременно хватая их за головы и сталкивая лбами. Жовонем проскользнув между их стремительно сдвигающими матерящимися тушками, рванула вперед, к спасительной темноте. Я выбежала в коридор и наткнулась еще на двоих удалых парней. Бедняги с перепугу почти разрядили в меня весь заряд парализатора. Сначала я поняла, что левая нога не слушается. Через секунд пять в несознанку ушла вся левая часть туловища.

Да твою ж мать…

А я губу раскатала, что их всего двое. Дура.

В следующий раз я очухалась под светом хирургической лампы, знакомой мне еще с детства. Судя по покалываниям в ногах, чувствительность начала возвращаться. Дернувшись, поняла, что крепко привязана кожаными ремнями к столу. И лишь голова пока обладала некоторой свободой. Скосив глаза, встретилась с безумным взглядом своего донора. Им оказался молодой валиурец. Как он оказался в застенках Белины, я не знала. Но сочувствовала ему от всей души. Как и себе.

Мне жаль.

Он не ответил. То ли не посчитал нужным, то ли был лишен всеобщего дара валиурцев. Саманта попыталась улыбнуться ему, с целью приободрить. Но услышав шаги, замерла, забыв дышать.

– Не двигайся, – произнес мужчина с настолько ледяным голосом, что ее пронзил сноп мурашек. – Мне нужно закрепить твою голову.

– Как у нас тут дела? – в операционную зашла Белина. Девушку при звуках ее голоса затошнило.

– Пациенты готовы к пересадкам, – ответил помощник госпожи, остающийся пока вне поля зрения Саманты.

– Хорошо. Приступайте к переливанию крови. Доктор Шлоссер пока займется поджелудочной. Важно вырезать ее до того, как донор умрет от обескровливания. Вероника, ты ассистируешь мне. Валиурец не так важен.

– Что насчет болевого шока? – уточнил нежный женский голосок.

– Выдержат. Валиурцы – сильная раса. А лингвистов обучали сопротивляться болевому синдрому.

ЧТО?! Без наркоза? Да как… Что? Какого…

Саманту охватил настолько примитивный, леденящий ужас, что она не смогла вымолвить ни слова. Но Белина все поняла, едва взглянув на ее перекошенное лицо.

– Организм валиурцев реагирует на наркоз или обезболивание одним единственным способом – убивает собственные клетки. Прости, милая. Я не могу так рисковать. Мне совершенно не доставляет удовольствия мучить тебя.

– Нет, нет, нет. Зачем? Не трогайте меня!

– Клетки внутренних органов этой расы начинают распадаться сразу же после смерти, – пояснил помощник. – Как и кровь. Даже если мы уложимся с пересадкой в одну минуту, что вряд ли, процесс распада будет запущен, и реципиент* начнет разлагаться изнутри, будучи еще живым. У нас нет выбора.

Саманта почувствовала короткий укус в ложбинке локтевого сгиба, и скосив глаза, увидела воткнутую в правую руку трубку для переливания. В левой руке уже торчала трубка-отсос для забора ее собственной, пока что человеческой крови. Сердце оглушающе ухнуло и мелко-мелко задрожало.

– Аритмия у реципиента, – пискнула помощница, кинув взгляд на мониторы.

– Допустимо, – отрезала Белина. – Что с донором?

– Пока стабилен.

– Вероника, где капа? Не хочу, чтобы она осталась без языка.

В рот Сэм засунули пахнущее лекарствами пластиковое нечто, и теперь на все происходящее она реагировала мычанием.

– Скальпель! – приказала брюнетка. Саманта не успела опомнится, как левый бок, под ребрами, пронзила острая боль. Тело мелко затряслось в приступе болевого шока, дыхание сперло, и крик так и не вырвался из глотки.

– Расширитель Коллина! Скальпель! Зажим Кохера! Пинцет! – холодные выдержанные реплики Белины – единственное, что держало Саманту в этой реальности.

А потом начал кричать донор.

Когда-то давно, во время учебы, я развлекалась, занимаясь классификацией боли. Я научилась видеть ее цвета. В «Эриде» это ощущение стало таким привычным. Так вот, все, что я когда-либо испытывала – ничтожно по сравнению с сегодняшним днем.

Эта боль была ярко-голубой. Режущая, острая, пронзительная, она заставляла сердце скакать по всей грудной клетке. Она никуда не уходила. Даже не думала. В зажмуренном состоянии становилось еще хуже, поэтому я таращилась на лампу, которая грозилась ослепить меня. Я молила всех известных мне богов о смерти. Моментальной. Плевать, что я не верю в загробный мир, пусть дальше ждет пустота, пусть я просто перестану существовать. Пожалуйста!

Вопли валиурца только усиливали ощущения. И лишь голос той, кого я ненавидела сильнее иглоплювов, слегка ослаблял чувствительность, действуя как лед, прикладываемый к ушибу. Я, как манны небесной, ждала каждое ее слово, цепляясь за него уплывающим в бездну безумия сознанием.

– Доктор Айлин, донор крайне нестабилен. Прогнозирую остановку перикарда* через две минуты.

– Начинайте снимать кожу. Желательно в районе бедра. Там наименьшая чувствительность. Что с поджелудочной?

– Удалена. На очереди роговица.

– Вероника, готовь ее к пересадке. Я приступаю к удалению. Давай! Шлоссер, просто возьмите образец стекловидного тела. Оно приживется у реципиента. Это даст донору несколько дополнительных минут жизни. Иначе мы потеряем обоих. Не сейчас, когда я почти у цели.