Текст книги "Среда обитания – Космос"

37

Буурх. Точка отсчета – побег. Двадцать пять дней вперед

Кажется таким простым, но ничто не может быть тяжелее,

Чем пытаться угадать судьбу: какой выпадет следующая карта?

Я намерен сбросить эти карты,

Мне совершенно не нравится расклад (пер. с англ.).

Flaw – «Only the strong»

– До завтра, херр Линдквист, до свидания! – стайка ребятишек пронеслась мимо мужчины, чудом не сбив его с ног. Школьники спешили на улицу, и их совсем не смущал трехчасовой тропический ливень. Дороги превратились в болото. Ульф представил, как долго он будет добираться до дома, борясь с разъезжающимися ногами, и помрачнел еще больше. Надо бы арендовать жилье поближе к работе, но деньги лишними не бывают.

Пока он живет у старика Фромма, за символическую плату получая кров и компанию. Хозяин устроил его на работу, порекомендовав директору школы. Ульфа взяли преподавателем спортивной секции, и несмотря вечную усталость из-за проклятой влажности, он неплохо справлялся. Заниматься с детьми ему нравилось – они отвлекали от мрачных мыслей.

Землю, на которой когда-то стоял его дом, он продал. Подобные сделки здесь совершались очень быстро. Несмотря на низкий уровень жизни, население росло.

Школа не могла похвастаться высокими зарплатами, поэтому за билет до Соммера требовалось пахать по меньшей мере год и переходить на трехразовое питание – три раза в месяц. Но других вариантов не предвиделось. Капитаны, желающие обновить свой экипаж, сюда не заглядывали. Да и вряд ли они соблазнились бы наемником-инвалидом средних лет. Это даже не второсортный товар, а забраковка, которую бесплатно никто не возьмет.

Ульф пытался связаться с Ли Вонном, чтобы вернуться обратно под его крыло, но тот как в воду канул. Ни один из позывных не отвечал. Саманта тоже пропала без вести. Меся ботинками вязкую жижу, Ульф медленно плелся под крыло гостеприимного Фромма.

Старик был рад приютить соседа – ему одиноко в пустом доме. Все его общение заключалось лишь в вечных склоках с фру Ульссон. Работать на рудниках он уже не мог – больные ноги. А к его ничтожной пенсии даже те цилоны, которые платил ему Ульф, являлись хорошей прибавкой. Хассе Фромм даже не ленился готовить для нового жильца. Линдквисту лишь поручалась покупка продуктов.

Вот и сейчас пожилой мужчина с улыбкой, осветившей его морщинистое лицо, приветствовал Ульфа. В камине гостиной весело трещал огонь, изгоняя из помещения промозглую сырость, из кухни доносился аромат свежего хлеба и овощного рагу.

– Садись-ка к камельку поближе. На улице потоп?

– Не то слово. Воду-то дали? Мне бы в душ.

– Да где ж это видано, чтобы тут водопровод меньше, чем за неделю чинили? Что с колодца наносил, то и есть. А хочешь душ – милости просим снова на крыльцо.

– Угу. Спасибо.

– Смени-ка лучше одежонку, да повесим тут у камелька. У нас тут простудиться – дело плевое. Сам знаешь.

Переодевшись в сухое, Линдквист вернулся в гостиную.

– На-ка, поешь, – с этими словами старик сунул в руки толком не успевшего сесть Линдквиста миску с тушеными овощами и ломоть хлеба. – Мясо закончилось, так что пока посидим на диете.

– Посидим…

– Пойду чаю заварю.

Спокойно поесть им не дали. Настойчивый стук в дверь заставил Ульфа отложить ложку.

– Да не торопись, сынок. Это Матильда небось яйца принесла. Мои-то куры вообще отказываются нестись последние дни. Только эта старая корова может так ломиться. И я ей сказал, чтоб раньше завтрева не несла – денег-то все равно нет. Ну так этой дурынде что влетит в уши, то и вылетит через другое место. Эх…

Под аккомпанемент ворчания Хассе десантник открыл дверь и обомлел – перед ним стоял сам Ли Вонн. В одежде, видавшей и лучшие времена, заросший бородой, местами поседевший и бледный как рудокоп, но это был он.

– Капитан? Что ты…

– Все плохо, дружище. Еле тебя нашел, – с подозрением оглядев улицу, кореец зашел в дом и щелкнул задвижкой. – Нас вычислили.

– Где Сэм?

– У Белины. Как и остальные, но как я понимаю, тебя волнует только блондинка, – язвительно заметил Вонн.

– Проклятье! – Ульф не обратил на сарказм внимания, сосредоточившись на новости. – А ты-то как ушел?

– Как-как. Жовонем пришлось под ногами ползти, но ушел, как видишь. Я…

– Драсьте, – из кухни выглянул удивленный херр Фромм. – Ты кто будешь?

– Это мой друг, – представил капитана Линдквист, изо всех сил стараясь успокоиться. – И бывший босс. Ли Вонн – Хассе Фромм.

– Понятно. Ужинать будешь?

– Не откажусь, – вежливо кивнул Ли. – Только чуть позже, если можно. Нам нужно поговорить.

– Да ради Бога! – старик ретировался на кухню, а Вонн потянул растерянного Ульфа в угол гостиной.

Линдквист рухнул в кресло, чувствуя, как дрожат ноги.

– Привел за собой хвост? – избегая мыслей о Саманте, Ульф переключился на капитана.

– Еще чего. Ты меня плохо знаешь, что ли? Поэтому и добирался месяц до тебя. Пятьсот пересадок, а иногда – в качестве груза. Приятного мало. Как родители?

– Никак. Не дождались.

– Соболезную.

– Зачем? Зачем ты прилетел? – помолчав, спросил Ульф, глядя капитану прямо в глаза.

– Ты – единственный, кому я могу доверять, и положиться больше не на кого. Серж со своей командой пропал без вести.

– А что же Клаус?

– Так эта тварь нас, скорее всего, и сдала. Если найду, кастрирую и засуну ему в глотку достоинство. Короче, надо искать добровольцев. Вдвоем нам базу не взять.

– Решился на штурм Каллисто? Серьезно?

– Я своих людей не бросаю.

– И к тому же, им есть что рассказать о тебе. Особенно Пати. Твоя любимица.

– Думаю, Белина уже выскребла их память до дна.

– Так значит… – Ульф даже не смог закончить предложения, чувствуя, как онемели пальцы на здоровой руке.

– Нет, убивать она не станет без особой нужды. Любая жизнь может пригодиться. Например, для пересадки органов. Можем успеть.

– Нам нужно время. С бухты-барахты туда не сунешься. Подобьют на подступах.

– Время, деньги и связи. И я знаю, к кому мы можем за всем этим обратиться. Денег до Соммера у меня хватит. Сегодня как раз отходит пассажирский корабль в ту сторону. Так что ноги в руки, и в космопорт.

– Ребятки, не хочу вас отвлекать от вашей чувственной беседы, но у нас гости, – раздался встревоженный голос Фромма.

Ульф, вскочив, выглянул в окно, обозрел пустые окрестности и с недоумением обернулся к хозяину.

– В смысле?

– Иди-ка сюда, дружок, – Хассе поманил соседа пальцем в свою спальню, открыл дверь во встроенный платяной шкаф и отодвинулся. Капитан последовал за ними.

– Ого, – протянул Ли Вонн. – А вы тут, на Буурхе, весело живете.

Вместо вешалок с рубашками и сложенными брюками, пространство шкафа было утыкано мониторами, на которых просматривалась вся улица. Между мониторами, на металлических креплениях, висели любовно отполированные стволы времен Вековой Войны. С ними мирно соседствовала парочка новых образцов. Ульф не мог заснуть без двух лучевиков под подушкой даже на болотно-спокойном Буурхе, давно воспринимая оружие как часть самого себя, но эта коллекция заставила его восторженно присвистнуть.

А потом он заметил четверку подтянутых парней. Двое заходят со стороны соседки. Один у парадного входа мнется. Последний посвистывает через дорогу. Одеты по местной моде, то есть, как оборванцы, но чужаков выдавали одинаковые стрижки «ежик» и настороженные взгляды, которыми они шуровали по окрестностям.

Прервав мрачное молчание, старик проскрипел:

– Явно не сантехники. Твой приятель привел? Держи, – Фромм всучил Ульфу старенькую довоенную модель спецназовского ножа, «Усмиритель». – Линдквист, ты вроде в десанте служил? Уметь должен приласкать голубу. Не рекомендую привлекать внимание. Уверен, подкрепление не за горами, если мальчики не справятся.

– Да не было за мной никакого хвоста! – в который раз рявкнул Вонн, принимая из рук старика новую Химеру. – Я понятия не имею, кто это, и за каким хреном сюда приперлись. Может за тобой, дед. Недаром у тебя тут такой схрон.

– Я давно уже считаюсь самым законопослушным гражданином этого сектора. Так что «сантехня» пришла по ваши души. Сынок, – старик повернулся к Ульфу, – ты этому пингвину доверяешь?

– Да.

– Тогда пошли. Выведу вас. Судя по всему, оставаться здесь мне не резон.

– Вроде не полиция. И не маршалы, – заметил Ли Вонн.

– Судя по выправке, бывшие космопехи, – подхватил Ульф.

– Ребята, кончайте языками трепать. На кухню, живо. Они конечно не бегут, как раненные в зад иглоплювы, но и не ползают на четвереньках. Скоро будут здесь. Старайтесь не касаться стен. Я активировал кое-какую защиту. На пару минут это их задержит. Они думают, что их здесь ждут инвалид да старикашка в памперсах. Вишь, мало народу отправили. Тихой сапой взять хотят. Ну-ну.

Кухня Хассе всегда казалась Линдквисту темной и слишком маленькой. Три на три метра, одно крохотное окошко, почти не пропускающее свет в помещение. И шершавые грубые доски на полу, босиком по таким не походишь.

– Есть тут у меня кое-что полезное, – пояснил Фромм, кивая Ульфу на дверь в коридор. – На тебе эта позиция, китаец займется окном.

– Я кореец! – рявкнул Ли Вонн, не любивший, когда им командуют.

– Один хрен.

Старик принес с собой лишь одну вещь – ящик с инструментами. Ульф недоумевал, на кой черт он ему сдался. Фромм опустился на колени рядом с кухонным столом, изумив Вонна.

– Поздно молиться, старик. Это нас вряд ли спасет.

Хассе хотел было огрызнуться в ответ, но не успел.

Дом вздрогнул, раздалось зловещее шипение, сменившееся криками боли и стонами агонии. В кухню сразу же потянуло запахом горелого мяса.

– Один готов. А ты говорил, – перехватывая поудобнее гвоздодер, буркнул корейцу Фромм. – Иногда молитва весьма полезна.

– Что за хрень?

– Стены под напряжением. Я еще ни разу не пробовал этот трюк. Активная наружная защита, радиус поражения – до трех метров.

– Это называется «не привлекать внимание»?! – шепотом рявкнул Линдквист. – Рехнулся, дед?

– Зато проверил эффективность.

В коридоре рядом с кухней скрипнула половица, прервав спор. Ульф неслышной тенью скользнул туда. «Кошачья Лапа» Линдквист, как звали его ребята в десантном отряде в прошлой жизни, снова воспользовался своими способностями.

Ничего не подозревающий наемник как раз набрел на спальню Фромма, когда Ульф шагнул за его спину, левой рукой зажал рот, а правой легонько чиркнул по трахее от уха до уха. Парень дернулся, всхрапнул и обмяк.

Минус двое.

Третьего снял Вонн, когда тот допустил секундную неосторожность, выйдя на просматриваемую из окна кухни площадку.

– Как-то слишком просто, – хмыкнул кореец. – У Белины кончились профессионалы?

– Думаешь, она – организатор?

– А кому еще это надо? Либо подчищает за собой хвосты, либо ищет рычаги давления на пленницу.

– Если это госпожа Айлин, то нам еще повезло, – покачал головой Фромм. – После того, что случилось с ее любимой базой, она по-хорошему должна была озвереть и вырезать тут вообще половину планеты.

– Вы про Каллисто? – нахмурился Ульф.

– А то. Вы не слыхали, что ли? Уничтожена она, подчистую.

– Это уже интересно, – произнес Вонн, не отвлекаясь от созерцания улицы.

– Поговаривают, что плененный «мух» ей там все разнес.

– Если Айлин успела с операцией, корабль вполне мог признать Саманту валиурийкой и взять на борт перед этим. Тогда у Белины еще одна причина докопаться до тебя. И меня, за компанию. К кому обратится за помощью беглянка?

– К деду. К бывшему капитану, – пожал плечами Линдквист.

– Или любовнику. Все верно. Белина уже знает, кто есть кто для ее бесценного образца. Пати и без наркотиков не затыкается.

– Верю, – ответил Ульф, прислушиваясь к происходящему за дверью. Делать это было непросто – Фромм наконец-то дал понять, зачем ему инструменты, и скрип от вырывающихся из деревянной плоти гвоздей стоял жуткий. Старик сосредоточенно вытаскивал гвозди по только ему понятной схеме.

Ульф и Ли, переглянувшись, пожали плечами. И так ясно, что Фромм – не простой рудокоп.

– Хочешь выкопать ход? – истерично хохотнул Вонн.

– Под досками люк. И ход прорублен двадцать лет назад. Если повезет, успеем дойти до челнока.

– Хассе, кто ты? – Ульф окинул хозяина дома изумленным взглядом и снова уставился в окно.

– Всего лишь предприниматель, не желающий, чтобы его грабило правительство.

– Контрабандист, значит, – хмыкнул Вонн.

За окном раздался шорох.

– Молодые люди, чем это вы тут занимаетесь? – голосом фру Ульссон произнесли на улице.

– Проклятье, – зашипел старик. – Старая дура, кто тебя просил вылезать из дома?! Вонн, видишь кого-нибудь?

Соседка издала булькающий звук и затихла. Вокруг дома царила тишина, даже птицы заткнулись.

– Нет. Видимо, они за углом. Женщина сказала «люди»? Похоже, мы кого-то пропустили.

– Или пришло подкрепление.

– Чувствуете запах? – вдруг повел носом Фромм. – Дымом тянет. Выкурить нас пытаются, падлы.

Об этом сигнализировал не только запах. Клубы дыма ввалились в кухню, разъедая не только легкие, но и глаза.

В дверном проеме показался силуэт. Вонн спустил курок, силуэт свалился с дыркой в черепе, выронив из рук парализатор.

– Живыми хотят взять, – прокашлял кореец. – Или…

– Или представить все как несчастный случай, – кивнул Ульф. – Мол, сгорели вместе с домом. Неосторожное обращение с камином.

– Надо уходить. Старик, торопись! Еще пять минут, и мы отключимся от этой дымовухи.

И тут в кухню ввалились трое. С респираторами на лицах, с парализаторами наперевес. Старик согнулся под столом, стараясь спрятаться за ящиком с инструментами. Перед тем как рухнуть от заряда, Вонн умудрился подстрелить одного наемника. Несмотря на раздирающий бронхи кашель, Ульф успел метнуть нож в горло второго, чтобы рыбкой нырнуть к третьему и выбить ствол из его рук. Но парень оказался крепче собратьев, и хоть выронил парализатор, в долгу не остался и кинулся в рукопашную.

Дышать становилось все труднее. Пару ударов, в челюсть и голень, Ульф пропустил. Парировал хук, грозивший вырубить его, но промахнулся с его возвратом. А спустя пару секунд наемник свалился кулем с дымящейся дырочкой вместо левого глаза.

Все забыли про Фромма. Старик завладел лучевиком Вонна и разрешил ситуацию.

– Сваливаем, сынки.

Перед взором почти ослепшего Линдквиста предстал раздолбанный пол, в центре которого приятно радовал глаз металлический люк с электронным замком. Старик быстро набрал одному ему известный код. Крышка уехала в сторону.

Воодушевленный таким оптимистичным поворотом, Линдквист повернулся к Вонну. Тот валялся у двери, скорчившись в позе эмбриона.

– Проклятье, – прошипел десантник, бросаясь к нему.

– Может, оставим слабака здесь? – хмыкнул Фромм. – Никакой пользы от этого пингвина.

– Мы никогда не бросали своих. И я начинать не собираюсь. Эй, капитан, держись, – руки подхватили безвольное тело корейца. – Авось сегодня не сдохнем…

38

Борт Одиссея. Точка отсчета – побег.

Восемьдесят девять дней вперед

У меня были сражения с дьяволом,

И они оставили шрам или два.

Почему же я забываю о своих проблемах,

Когда я с тобой?

Да, я встретила тебя в темнейший день,

Когда мой мир покрывался льдом.

Ты прикурил мне сигарету

И забрал меня оттуда,

И я словно попала в рай (пер. с англ.).

Doro – «Like an angel»

– Что ты видишь, Одди? – глядя в иллюминатор, задумчиво вопрошала Саманта. Этот диалог уже стал ритуальным завершением каждого дня.

Звезды. Свет. Жизнь.

– Нет. Неправильный ответ.

А что видишь ты?

– Отчаяние. Одиночество. Смерть.

Поэтому хочешь умереть от алкогольной интоксикации?

– Пытаюсь.

Валиурские регенерация и метаболизм тебе в этом не помощники, – она словно слышит, как гаденыш хихикает.

– То есть, если мне оторвет руку, она вырастет обратно через два дня?

Ну, не через два. Но клетки восстанавливаются быстро. Именно поэтому вы можете победить большинство человеческих вирусов и бактериальных болезней.

О да. Именно так мы с моей матерью и победили Цирцею.

Интересно, сопьюсь ли я рано или поздно?

Заснуть я теперь могла, лишь будучи подшофе. Я не знала, чем себя занять. Чтиво валилось из рук, детские игры не радовали, а посиделки с подругами на кухне давно утратили прелесть новизны, и казались перемалыванием одних и тех же фраз. Я и представить не могла, что сломаюсь так быстро.

В моей внешности не осталось ничего человеческого. Смугло-серая кожа, блестящие серебром радужки без малейшего намека на зрачок. Свинцово-грифельный цвет волос. Я вся состояла из серых оттенков. Словно взяли детскую картинку, написанную акварелью, да и сунули под гааптянский ливень. Бесцветная. И характер менялся не в лучшую сторону. Я становилась угрюмой и ворчливой, словно мне стукнуло сто лет.

А как же я? Тебя не радует, что ты нашла меня? Я вот очень счастлив.

Поздравляю.

Ты – моя семья. Я кому-то стал нужен.

Откуда ты знаешь, что я нуждаюсь в тебе?

Чувствую. Я тоже эмпат. Ты же знаешь.

Однажды я уже полюбила такого, как ты. Ну, почти такого. А он предал меня. Убил моих друзей и себя. Я боюсь привязаться к тебе. Боюсь, что однажды ты сделаешь мне больно. Точно так же, как Гай. Я никому так и не сказала, как много он значил для меня.

А я знаю. Видел в твоих воспоминаниях. Ощущал всплески эмоций. Ты часто думаешь о нем. Сравниваешь нас. Тот корабль был другим. Неполноценным. Не могу понять, что в нем было не так, не вижу полной картины. Но ощущаю это. Он был болен. А вы не поняли. Рано или поздно его болезнь дала бы о себе знать.

То, что делает та женщина… Она идет против нашей природы. Забирает наши души и пытается втиснуть их в тесные металлические коробки. Но клетки истинного мхуурра разрушаются в других оболочках. Мы сходим с ума. То же случилось и с твоим другом. Он узрел Истинных Богов. И не выдержал влияния этой силы.

Я не знала, что валиурцы могут так действовать на вас.

Мы их почитаем. Как и тех, кто отправил нас в ваш мир.

Стоп. «Наш» мир?

Саманте тотчас полегчало – стало интересно жить. О каком-таком мире вещает Одди?

Ты о другой галактике?

Я расскажу, когда будешь готова. И возможно, покажу.

Вот уж дудки.

Я не стану заставлять. Только если сама захочешь.

На этом диалог закончился. Но этот разговор встряхнул Саманту, заставив задуматься о том, что неплохо бы ценить то, что у нее сейчас есть. Например, это странное живое существо, говорящее загадками. Одди и ему подобные – настоящее чудо, рожденное наперекор всем известным физическим законам. И раз уж ей суждено с таким подружиться, нужно гордиться хотя бы этим.

Позже, перед сном, корабль снова попытался вытащить девушку из состояния глубокой апатии, правда тему выбрал неудачную. Но, надо признать, апатия тут же испарилась.

Ты скучаешь по своему самцу?

Саманта чуть не свалилась с лежанки.

– Какому еще самцу?! – рявкнула она, уставившись в потолок.

Мужчина, которого ты потеряла перед пленением.

– Откуда ты о нем знаешь?! Опять копался в моей голове?

Когда ты и твои девушки поглощали спирт, разбавленный забродившим соком из плодов…

– Поняла. Достаточно. Тебя мама с папой не учили, что подслушивать – нехорошо?

У нас нет тайн от самок и детенышей. От всего генетического рода, в общем.

– С чем вас и поздравляю. А у нас есть. И мне не хочется обсуждать это с тобой.

Но ведь у нас на корабле есть мужчина. Почему ты не хочешь сделать его своим самцом? Он же еще не выбрал себе самку.

Саманта поперхнулась нервным смешком.

– Прекрати их так называть! Что касается Ульфа, то он – любимый. Возлюбленный. Бойфренд. Как угодно, только не самец. А Максим – друг.

И что, друг не может стать самц… Прости, любимым?

– Оставь меня в покое!

 
                                                  * * *
 

Тем же вечером Одиссей докопался до Максима, улучив момент, когда мужчина остался один: Милина и Пати цеплялись за него целыми днями, вовлекая в разговоры, покер или совместную готовку шедевров из весьма скромного набора продуктов. То ли считали его тамадой-аниматором, то ли хотелось мужского внимания.

Но побыть в одиночестве не удалось. В голове всплыл настойчивый голос мхуурра. Вот от него-то точно не спрячешься.

Мы должны что-то сделать с Самантой.

– Что? Предлагаешь ее убить? – устало пошутил Максим, про себя чертыхаясь – он только собрался немного поспать.

Очень смешно. Ха-ха. Прям обхохотаться.

– Чувствую плодотворное влияние Пати на твой словарный запас.

Я серьезно! Девушки волнуются, и я тоже. Она… как это… умирает душой.

– Что ты мелешь? – Максим устало потер глаза, пытаясь прогнать остатки сна.

Пожалуйста. Помоги ей. Я не хочу ее потерять. Боюсь. Я… мы – однолюбы. Нет, не так. Конечно, она – не моя самка, но… Друг-партнер. Да. Мы не принимаем других друг-партнеров после гибели первых. За очень редким исключением.

– Но ведь вы живете очень долго. Ни один валиурец не протянет столько лет, – Максим, покопавшись в памяти, вспомнил, что генетически серокожие очень близки к людям. Конечно, срок их жизни не чета нашему, но и два века для них – уже предел.

Соединяясь с мхуурром, друг-партнер может жить долго. Мы питаем их.

– Ого, значит, Сэмми теперь долгожитель?

Если она продолжит умирать, то я не смогу уследить, когда она выйдет из шлюза в одной пижаме. Подглядел ее мысли. В отличие от нас, люди и валиурцы не могут жить в вакууме.

– Просто на нее слишком многое свалилось, и все это – за короткий срок. Это пройдет.

А если нет?

– Ты, наверное, уже знаешь, что я сделал. Я не могу вот так запросто ввалиться в ее каюту, хлопнуть по плечу и заорать: «Хей, все будет офигенно! Не куксись!» Я предал ее – она так считает. И вряд ли хочет меня видеть.

Захочет. Ты – единственный, к кому она прислушается. Кроме того, разве ты не хочешь стать ее самцом? Сейчас самое время.

Звонарев поперхнулся приготовленным ответом.

– Какого черта?..

Извини. Я хочу, чтобы она была довольна жизнью. Пришлось пробежаться в ваших головах. Попробуй.

– Ты пытаешься нас сосватать? – фыркнул Максим.

Что это значит?

– А, не важно. Если она узнает, что ты мне об этом сказал, тебе не поздоровится.

Но ведь ты не расскажешь?

– Естественно, нет! – усмехнулся парень. – Я еще хочу пожить.

Иди к ней. Побудь рядом. Я не предлагаю тебе оплодотворять ее, лишь бы она успокоилась и пришла в себя. Просто помоги эмоционально. Возьми на себя часть ее боли. Как друг-партнер.

– Господи, ты же общаешься с Пати! Откуда ты берешь слова-то эти: самцы, оплодотворение? Секс. Это называется секс. Я попрошу ее провести ликбез с тобой на эту тему.

А я знаю, что за шутками ты пытаешься скрыть свое беспокойство за нее. Не переживай. Я не буду мешать вам. Или подслушивать. Разбужу Пати. Она забавная.

– И она очень забавно пошлет тебя подальше. Все равно ты от меня не отвяжешься?

Нет.

– Ладно, – Максим вздохнул, вставая.

Слова Одиссея о том, что Саманта готова стать его «самкой» он всерьез, конечно же, не воспринял. Хитрый гаденыш просто пытался любым способом заставить его вывести капитана на разговор. Макс видел, что Сэм в последние дни сама не своя. Замкнулась в себе, на любые попытки растормошить беззлобно (а иногда и не очень) скалилась и удалялась в свою нору. Пати из сил выбивалась, заставляя ее появиться на кухне хотя бы раз в сутки. А Звонарев даже не пытался лезть в душу, полагая, что она все еще считает его предателем.

И сейчас корабль настаивает, чтобы он попытался встряхнуть девушку. Против воли. Видимо, еще плохо знает своего друга-партнера. Она упряма даже в своем желании лечь на пол и умереть в бездействии. Назло всем. И мало кто может повлиять на нее. Может, будь здесь этот не к ночи помянутый Ульф… Но его нет, и судя по всему, вряд ли когда-нибудь он появится на горизонте. А значит, Звонареву придется заменить его. Хотя бы в моральном плане.

Одди подготовился – дверь в ее каюту не заперта. Но постучать все же нужно.

– Уходи, – вяло буркнули из комнаты.

– Ты меня не прогонишь. Силенок не хватит, – улыбнулся Максим, входя внутрь. Девушка сидела на полу, прислонившись к кушетке. Окинула гостя равнодушным взглядом и вновь закрыла глаза.

– Чего тебе?

– Хватит упиваться своими печалями. Ты же капитан. И ответственна за нас всех.

– Да пошел ты, – огрызнулась лингвистка. – Я не хочу отвечать за всех и вся.

– Посмотри на мир под другим углом. Мы живы. Белина далеко, – парень присел рядом. Их плечи соприкоснулись, и он вздрогнул. Саманта вновь открыла глаза и уже более осознанно посмотрела на него.

– А перспективы, Макс? Ты их видишь? Если да, то просвети меня, пожалуйста. Почему мне не дали шанса сдохнуть где-нибудь на окраине в зубах иглоплюва? Или тихо-молча уйти на Эсмодиусе? Почему ты не позволил мне?

– Я уже говорил.

– Это эгоизм. Ты ради себя старался. Чтобы я осталась рядом.

– Рядом? Сколько времени мы провели вместе, не считая побега и всего, что было после? Так я тебе скажу. Полгода. Три месяца до твоего поступления в «Эриду», и три – после выпуска. Так о каком-таком «рядом» ты толкуешь? Я прекрасно знал, что мы снова расстанемся, как только покинем Каллисто. И не моя вина, что пока приходится торчать тут.

– Ладно. В твоих словах есть доля правды, – она робко улыбнулась, потом снова погрустнела. – Просто я не могу жить без цели.

– И в чем же она заключалась, пока ты работала на «Бисмарке»?

– Убить как можно больше злобных тварей.

– Спорно. Но принимается. А Гаапт?

– Конечной целью стало желание выжить. Несмотря ни на что.

– Отлично. Прекрасная цель, – серьезно кивнул Макс. – Так почему ты не можешь ею задаться сейчас?

– Потому что в тот раз меня грела мысль, что когда-нибудь я найду Оливье и заставлю его заплатить за все.

– Оливье уже расплатился сполна. А ты поменяй Оливье на Белину. Из-за перестановки слагаемых сумма не меняется. Месть, конечно – дрянная цель, но на безрыбье…

– Ты считаешь, я могу с ней тягаться?

– Пока нет. Но в жизни всякое случается.

– Спасибо, утешил.

– А еще есть дед. Герда. Почему ты опускаешь руки? Почему нельзя сделать смыслом жизни возможность еще раз увидеть своих близких? Защитить их? В конце концов, ты еще можешь встретить своего Ульфа.

– Конечно, – вдруг всхлипнула она. – Могу. И стану для него одной из тех тварей, от которых он зачищал планеты. Десантники, даже бывшие, любят чужих не больше нашего. Посмотри на меня. Как я могу бороться за что-то, ставить какие-то цели перед собой, если я больше не человек? Да я, по всей видимости, никогда им и не была.

Вялое безразличие вдруг поменяло полярность, превратившись в слезы. Максим опешил, не зная, как себя вести – он никогда еще не видел Саманту в таком состоянии. Она рыдала тихо и жалобно, словно ребенок. Вот об этом и болтал Одиссей – ей нужно выговориться. Ее характер никогда не годился для лингвиста. Он это понимал. Дед это понимал. Но все равно запихнул ее в эту проклятую школу. Каким теплым, светлым человечком она была когда-то. Конечно, сильная воля уже тогда проявляла себя – Гроссман признался, как она шантажом вынудила забрать Звонарева с погибающей планеты. Десятилетняя девочка уже тогда обладала завидным упрямством.

Но этого мало для того, чтобы стать полноценным лингвистом. Учитывая, кто живет внутри нее.

Тихий всхлип Саманты вернул его из воспоминаний, куда он отлучился на пару секунд. Снова сердце сжалось от боли – он ничего не может сделать, чтобы облегчить ее жизнь.

– Малыш, успокойся, – зашептал он, прижимая девушку к себе. Та с благодарностью уткнулась в плечо. – Я же с тобой. Я всегда буду рядом. Что бы ни случилось, куда бы нас не занесло, я буду с тобой. Мы справимся.

– Обещаешь? – сквозь слезы спросила она, поднимая заплаканные глаза, блестевшие в свете красных фонариков влажным серебром.

– Клянусь. И что бы ты о себе ни думала, для меня ты – человек, – Максим наклонился к ее лицу, чтобы поцеловать в висок, но Сэм подняла голову, и неловкий поцелуй пришелся на губы.

Оба вздрогнули, как от разряда электричества. Слезы кончились. Она вопросительно моргнула, глядя на растерявшегося Максима. Тот не ожидал ничего хорошего от этой скомканной случайности.

Küss mich*.

Тот факт, что Сэм сама постучалась в его голову, да еще проигнорировав галакто, дал понять Максу – она серьезно. Ей это нужно. Скорлупа суровой и жесткой лингвистки спала, обнажив испуганную неизвестностью женщину. Женщину, нуждающуюся в утешении. Женщину, которая хочет понять, желанна ли она.

Для меня – всегда.

И он поцеловал ее. А она… она ответила. Губы с жадностью сливались в единое целое, рождая в крови огненную бурю.

Странно, что его не трясло, когда он освобождал ее от одежды. Когда покрывал поцелуями лицо, шею, ямочку между ключицами. Особенно ее. Почему-то она всегда представлялась ему самой соблазнительной частью Сэм. Другие, весьма аппетитные формы, не шли ни в какое сравнение. Он часто воображал – как это: легонько прикоснуться губами, провести языком по коже, вдыхая ее естественный аромат.

Он так давно мечтал об этом моменте, грезил о ней, когда любил других женщин. Видел во сне, просыпаясь под руку с болезненным чувством острого разочарования. А сейчас это она. Рядом. Обнаженная. Трепещущая. И от страха, и от смущения – не так-то просто переступить через себя и перестать видеть в мужчине друга. Максим понимал. Как никто другой. И возможно, не будь она сейчас так ранима, ни за что бы не зашел за эту черту. Но сердце бешено колотилось, причиняя грудной клетке боль, и назад дороги больше не было.

Это неправильно. Глупо. Это разрушит наши отношения. Но я… мне это нужно. Это утешение, которое мы дарим друг другу – оно нам обоим жизненно необходимо. И как только моя кожа попала в сладкую паутину его мягких, безумно мягких губ, ощущение ошибки куда-то испарилось. Подушечки пальцев порхали по груди и животу, замирая там, где нужно, всего лишь на пару секунд, но и этого хватало для моих удивленных вскриков, обозначающих лишь одно – хорошо. Мне хорошо. Какой бы неожиданностью это ни казалось.

И эти нежные ласки побуждали ответить. Как только его футболка улетела в угол, я вцепилась в Макса с отчаянием утопающей. Гладила пальцами пресс и ключицы, царапала спину, целовала плечи и покусывала мочки ушей. Я не знаю, что это – пародия на любовь или жгучая благодарность за все, что он для меня сделал. Плевать. Я искала его губы, боясь разлепить веки и посмотреть на него. Я боялась, что это лишь сон, видение, и, если открою глаза, все исчезнет.

Я здесь. Я никуда не уйду.

Он понял. Космос Великий, он понял. И тогда я распахнула взгляд ему навстречу. Глаза в глаза. Даже когда он оказался внутри меня, и я задохнулась от ощущения блаженства – не зажмурилась. Продолжала смотреть, пока наслаждение горячими волнами, одна за другой, не обрушилось на меня, грозя утопить в своей сладостной коме.

Наконец, обессиленные, они оторвались друг от друга, задумавшись о том, что теперь будет. Смущенно улыбаясь, каждый кое-как оделся и посеменил в душ. И пока Макс смывал с себя ее запах, Саманта, стоя рядом, смотрела на себя в зеркало, пытаясь найти на лице следы раскаяния. Напрасно.