Текст книги "Среда обитания – Космос"

– Пока не знаю. Вроде неплохо ладим. Я дала ему имя. Он позволил.

– Ого! – восхитилась Пати. – Он разрешил дать тебе имя? Потрясающе!

– А что такое?

– Ты, милочка, теперь капитан.

– В смысле? Разве мхуурру нужны капитаны? Они сами по себе.

– Ничего подобного. Мне Карлин много рассказывал о них, пока мы были вместе. Он тащился от этих живчиков и мечтал еще раз побывать в брюхе одного из них. Жаль, что не дожил до этого момента… Эх… Так, о чем это я? Ах да… Короче говоря, кораблики прекрасно могут в одиночестве бороздить космос. До первого слияния с валиурцем. Если все проходит гладко, мхуурр принимает новое имя, становясь собственностью валиурца-капитана.

Не собственностью. Мы называем его друг-партнер, а не хозяин, – встрял негодующий Одиссей.

– Ой, ну простите, – фыркнула Рыжая. – Но подчиняетесь-то вы капитанам беспрекословно?

Нет. Мы уважаем друга-партнера, но не будем выполнять глупый или опасный приказ. Если не захотим.

– Вот видишь, – хмыкнула Сэм. – А ты заладила: капитан, капитан…

Но капитаны обычно о таком и не просят. Мы ценим друг друга. Я понимаю, что мы сейчас – беглецы, и нас будут искать. Моих навыков и знаний еще недостаточно, чтобы выжить, поэтому я буду слушаться тебя, Саманта. Ты теперь – мой друг-партнер. Я очень рад, что мы встретились. Ты особенная. В моей генетической памяти заложены встречи с другими валиурцами, но ты – другая. С тобой очень тепло. Мне нравится это ощущение. Я не хочу, чтобы ты покидала меня.

Эту проникновенно длинную речь корабль выдал лишь для Саманты. И если слова-мысли казались холодно-пафосными, то эмоции, которая она уловила, приятно поразили ее. Она действительно нравилась мхуурру.

Самое интересное, что и малыш нравился мне.

До побега я пообещала Одиссею, что всегда буду рядом и не дам в обиду. Обещания, данные детям, пусть они размером с половину приличного астероида, надо выполнять.

ГЛОССАРИЙ №35

Арболит (от фр. arbre «дерево») – лёгкий бетон на основе цементного вяжущего, органических заполнителей (до 80—90% объёма) и химических добавок. Также известен как древобетон.

Капитанский мостик – на борту живого корабля мостик также выполняет функции пилотной рубки. Мхуурру пилоты не нужны, а в случае нестандартной ситуации эту обязанность должен взять на себя капитан.

Видимая Вселенная (Метагалактика) – понятие в космологии Большого Взрыва, описывающее часть Вселенной, являющуюся абсолютным прошлым относительно наблюдателя. С точки зрения пространства, это область, из которой материя (в частности, излучение, и, следовательно, любые сигналы) успела бы за время существования Вселенной достичь нынешнего местоположения (в случае человечества – современной Земли), то есть быть наблюдаемыми. Границей наблюдаемой Вселенной является космологический горизонт, объекты на нём имеют бесконечное смещение. Число галактик оценивается более чем в 500 млрд.

36

Точка отсчета – побег. Тридцать девять дней вперед

Ты продолжаешь бежать,

Я продолжаю падать

Позволь всему этому исчезнуть

(пер. с англ.).

Armin Van Buuren ft. Sharon Den Adel

«In and out of love»

Кончики пальцев покалывает. Я замираю от восторга и испускаю еле слышный вздох. Миллиард миллиардов крошечных бриллиантовых крошек над головой, под ногами, впереди. Везде. Искры-бусинки, почти навечно застрявшие в вязком бархате тьмы. Они наперебой подмигивают мне, игриво, с едва заметной усмешкой. А вот одна из точек мигнув последний раз, исчезла. Погибшая миллионы лет назад звезда наконец упокоилась окончательно – мы больше не видим свет, оставленный ее агонизирующим телом.

Я чувствую эмоции Одиссея – он счастлив до безумия находиться здесь, в рукаве Персея. Мы давно колесим в районе Кассиопеи, наименее изученном людьми участке Млечного Пути. В этом рукаве практически нет планет, принадлежащих СПЕКТРу.

Мхуурр три дня назад в экстазе кружил на орбите упитанной оранжевой звезды, принимая без колебаний ласку огненных щупальцев. Он кормился. Плотная шкурка корабля не боялась ужасных температур и звездного излучения – изысканных деликатесов для Одди.

Напившись силой звезды под завязку, корабль ушел подальше от ее жара. Несмотря на прочность теплоизоляционного слоя обшивки, часть тепла она все же пропускала. Я позволила ему купаться в лучах светила, пока Милина не начала терять сознание. Он тут же сорвался с места, словно ждал моего приказа-просьбы. А сейчас мы отдыхали в рассеянном звездном скоплении Мессье-103. Я, уставшая от жары не меньше остальных ребят, каждый день выходила на прогулку наружу, включив терморежим скафандра на самый минимум, лишь бы кровь не замерзла.

Здесь, в антрацитовой* паутине невесомости все проблемы и сомнения кажутся нелепыми и уходят далеко-далеко, за видимый горизонт событий.

В такие моменты она забывала о том, что от паха до кончиков пальцев на ногах ее кожа приобрела синюшний оттенок, словно у трупа. И о серебряных радужках. Не сейчас, когда она парит в вакууме, впитывая зрачками слепящий свет звезд: и новорожденных, и умирающих.

На подкорках мозга тихонько шептал какую-то мантру Одиссей, находясь на одной волне с Самантой. Он радовался свободе, огромному непостижимому пространству и власти над вакуумом. Сейчас он был здесь хозяином. Космосу, звездам и самому себе. По ощущениям он напоминал Саманте щенка, которого впервые выпустили из тесной конуры и вывезли в парк. Да она сама порой чувствовала себя точно так же.

Хочешь, попробуем слияние во время телепортации?

Еще спрашиваешь!

Возвращаюсь на борт, стаскиваю с себя узкий неудобный скафандр, пахнущий сыростью – признак некачественного неопрена. Он так и остался валяться на полу шлюза – потом заберу. Несусь на мостик, на ходу подключаясь к коммуникатору:

– Экипаж, приготовиться к прыжку! – возбужденно кричу в браслет с передатчиком.

– Опять?! Да вы задрали! – завопила Пати. – Меня уже тошнит от ваших круговертей.

Максим обреченно вздохнул. Милина буркнула что-то нечленораздельное. Плевать. Вы, главное, успейте подготовиться, ребята, а то набьете шишек в невесомости…

И вот мы с мхуурром несемся вперед, навстречу неизведанным эмоциям и ощущениям. Наконец, я падаю в кресло пилота, наскоро обхватываю талию ремнем. Еще два диагональных, через каждое плечо.

– Готовы?

– Готовы, – раздраженно буркнули три голоса.

– Одди, обратный отсчет!

Такое мы проворачиваем в первый раз. Надеюсь, что не в последний.

Разум мхуурра робким пером коснулся меня, и тут же стремительно вошел в мое сознание. В голове вспыхнуло белоснежное пламя, уничтожая тени мыслей. Зрение поплыло, но усилием воли я заставила паззл собраться в единое целое, чтобы затем вновь рассыпать взгляд на все триста шестьдесят градусов – я только что стала кораблем. Звезды словно увеличились в размерах и придвинулись ближе. Мне казалось, что я ощущаю телом их разрушающий жар. Гигантским, но таким изящным телом, плывущем в пространстве.

Внутри сердечным пульсом бились жизни тех, кого я зову друзьями. На краткий миг я успела перехватить их чувства и эмоции по отношению ко мне. Теплая привязанность и симпатия высокой статной рыжей девушки. Неприязнь, страх и тонкие связующие нити благодарности источала девочка с розовыми волосами. И огромная горячая волна, исходящая от мужчины. Что в ней было больше? Желания, беспокойства, сомнений или любви?

Любовь? Что это такое? Разве это не лимфа, бегущая внутри моих переборок? Разве это не реликтовое излучение*, ласкающее мою обшивку? Разве это не запах ядерных реакций внутри звездных недр, сладким облаком обволакивающий меня?

Где-то внутри, глубоко во чреве зародилась крошечная точка – комочек небывалой энергии, распухающий с каждой долей секунды. Все тело пронзила приторно-сладкая дрожь, и энергетический шар взорвался, расплескавшись в моих жилах. Странное ощущение – я видела всем телом.

Мы вошли в изнанку пространства.

Я не физик. Но я знаю, что над проблемой телепортации ученые бились тысячелетия, и до сих пор не смогли подчинить себе кротовые норы*. Фотоны и ионы переносить на огромные расстояния – это пожалуйста. Но крупные объекты разрушались после попадания в искусственную кротовую нору.

Так было до тех пор, пока люди не нашли Гаапт с его волшебной рудой. Корабль, внутри которого течет бареллитовая жижа, «видел» проколы в пространстве – горловины червоточин. Более того, он и его пассажиры не разлетались на атомы, входя внутрь.

Проблема была в координатах. Каждый туннель вел в определенную точку галактики. И если ты внезапно нырнул в коридор, находящийся вне известной системы координат – пиши пропало. Обратно не вернуться – туннели были односторонними. Не факт, что ты в ближайшем будущем обнаружишь новый вход в изнанку. Конец.

А вот мхууррам не нужны координаты. Они сами создавали проколы. Полностью подчиняли себе пространственно-временной континуум.

Для нас, человеческих наблюдателей, путешествие внутри изнанки не представляло ничего знаменательного. Пару секунд густого тумана и все, ты уже вышел обратно в реальность. Но сейчас все выглядело иначе.

Я-мхуурр подчинила время и пространство. Я растянула секунды до вечности и смогла узреть. Меня обволакивала серая мгла, местами сияющая перламутром. Но чем дальше мы углублялись в туннель, тем ярче становился окружающий мир. Вспыхнули огненные стены. Гигантские всполохи, словно протуберанцы звезд, танцевали, ежесекундно меняясь, истончаясь до толщины волоса, сжимаясь в крошечную точку, чтобы вновь вспыхнуть цветком размером с галактику. Оттенки менялись непрерывно, радуя глаза разнообразием спектра. А вот справа, где бушевавшее пламя успокоилось, появились огромные причудливые колонны-статуи, прозрачно-белые, будто изо льда. Они висели в вакууме, распространяя вокруг серебристое сияние. Слева пронеслась стайка громадных синих шаров-пузырей. Увидев меня, они замерли, затем принялись метаться на месте, сталкиваясь друг с другом и оглушительно взрываясь при этом. Потом почетным караулом аккуратно обошли меня, щекоча кожу-обшивку, и упорхнули восвояси.

Внизу алой зарницей родился исполинский цветок с кроваво-оранжевыми лепестками. Жадно протянул ко мне голодные багровые щупальца, но раздумав, тут же отпрянул, словно признав наше родство.

Вокруг этого буйства то и дело мелькали прозрачные существа, похожие на скатов. Безумно прекрасные призраки, хоть и источающие ощущение опасности. Они были живыми, и существовали в мире изнанки. Это знание пришло ниоткуда, но оно было реальным, как и мое тело, плывущее в этой фантасмагории.

Сказочная вселенная, другая, чуждая человечеству, проносилась мимо, а я все плыла и плыла в невесомости, упиваясь доселе неведомыми мне чувствами. Эйфория текла внутри меня, в лимфатических жилах, переборках, клетках обшивки.

Возвращение в родное тело было болезненным. Я охнула и согнулась пополам, поддерживаемая эластичными ремнями. Одежда насквозь мокрая от пота. Конечности потряхивало, а зубы перестукивались друг с другом, словно отбивая азбуку Морзе…

Извини, я пока не умею мягко разрывать слияние.

Саманта кивнула, отстегиваясь от кресла и плавно сползая на пол. Главное, чтоб не стошнило. Перед глазами плясали багряно-фиолетовые пятна, и картинка снова расплылась на миллион фрагментов.

Ты не виноват. Мы все учимся. Ты-то как? Очень дискомфортно телепортироваться в моем теле?

Вовсе нет. Так легко. Я ничего не понял и не почувствовал. Секунда, и мы уже в другой точке.

После водных процедур Саманте стало легче. Силы постепенно возвращались, и тошнота ушла. Натянула чистую футболку и шорты, которые сохли тут после стирки.

Вывалилась в коридор, столкнувшись с Максимом.

– Как прошло? – хрипло спросила Саманта, откашлялась и вопросительно посмотрела на парня. Тот недоуменно уставился в ответ.

– Что именно?

– Телепортация. Сегодня я была «за рулем», – смущенно улыбнулась, вспомнив о том, что успела перехватить во время слияния. Максим стоял очень близко, нависая над ней. Пришлось вжаться в стенку и протиснуться мимо, пролезая под его рукой. И какого черта ей так хочется коснуться кончиками пальцев его щеки, медленно спускаясь к губам?..

Эмпатия, будь она неладна…

– Ничего нового, – брови Звонарева сиганули вверх, пока он наблюдал за перемещениями подруги. – Девчонки сразу же завалились спать. А я тебя искал, хотел спросить, как самочувствие.

– Все чудесно, – Саманта заспешила прочь, на ходу оглянувшись. – Потом расскажу.

Запершись в комнате, девушка прислонилась к двери, тяжело дыша.

И что это сейчас было? Так, спокойно. Это ничего. Пройдет. Я же не Пати. Черт…

Возбуждение спало лишь через пару часов. Острое желание раздеться и накинуться на первого встречного, желательно Макса, оставило ее в покое. Наверное, остаточное явление после телепортации в режиме слияния. Одиссей молчал, как убитый, хотя она и спрашивала его о причинах странных ощущений.

Окончательно Саманту отрезвил взгляд в зеркало.

Серебряные глаза. Серые полоски на коже с каждым днем становятся все шире. Как и темные прядки, проредившие полотно платиновых волос.

Надо выпить.

Девушка прошла в кухню-столовую и, пользуясь одиночеством, принялась шуршать в шкафчиках, ища припрятанную подругой бутылку «вина». Пока Сэм пребывала в неадеквате, ребята затарились крупами, сушеными фруктами и овощами, специями, солью, и конечно же, сахаром. Всем тем, что портится очень медленно. Вот Пати и сподобилась варить напиток из забродивших сухофруктов с добавлением спирта, коего благодаря деятельности мхуурра было предостаточно.

Девушка налила напиток в чашку и забралась с ногами на кухонный уголок.

Одди, выключи свет, пожалуйста.

Блаженный мрак растекся по помещению. В темноте комфортно. Сэм глубоко вдохнула, расслабляясь. Но ненадолго.

У шкафчиков зашуршало. Кто-то еще пришел на кухню. Чертыхаясь, этот некто напоролся на тумбочку и взвыл. Максим. Вот только его не хватало.

– Проклятье! Одди, вруби свет!

Меня зовут Одиссей.

– Да хоть кактус! Включи свет. Пожалуйста.

Темнота – привычное состояние космоса и…

Одди, включи. Не вредничай.

Корабль вздохнул, но пожелание капитана выполнил.

Макс вздрогнул, увидев, что не один.

– Черт. Ты меня напугала, – парень налил себе «вина» и сел рядом.

– Не помешаю?

– Нет.

Пару минут провели в тишине. Судя по сосредоточенному лицу Звонарева, он прилагал нехилые усилия, чтобы не думать ни о чем таком.

– Спасибо тебе. Я в долгу. Вечном, думаю. Ты столько раз меня выручал, а сейчас…

Я накрыла его ладонь своей. Почувствовала, как он задрожал. Я понимала, почему. Сама два часа назад тряслась, как в лихорадке. Но лучше отвлечь его от себя.

– Почему ты решил прихватить меня с собой?

– В смысле?

– Ты мог бы уйти один. Больше шансов.

– И бросить тебя? – возмутился он. – Ты издеваешься? За кого ты меня принимаешь?

– Ладно, проехали. Тогда другой вопрос. Почему ты не ушел раньше?

– Сначала искал родных. Нашел сестру. А потом… Есть еще ты. Настоящее стихийное бедствие. Постоянно влипаешь в неприятности.

Черт. Ты сейчас решишь, что я выделываюсь перед тобой, намекая, какой я герой и сколько всего сделал для тебя.

И не подумаю.

Мне ничего не нужно. Я просто рад, что ты рядом. И живая.

И тут в его мыслях промелькнуло нечто такое, что заставило девушку насторожиться. Даже не фразы, скорее образы. Обрывки воспоминаний. Разговор. Сердце екнуло, а в животе неприятно заворочалось нечто холодное.

– Макс. Почему Белина прилетела на Эсмодиус?

Парень осекся, с ужасом глядя девушке в глаза и убирая свою руку из-под ее пальцев.

– Я… не…

– Не надо. Не ври. Я все равно рано или поздно узнаю. Забуду наш уговор и залезу в твою башку, когда ты меньше всего будешь ожидать, – она не стала говорить, что уже это сделала.

– Я должен был что-то сделать. Спасти тебя.

– Таким путем?

– А что мне осталось делать? – взорвался парень, мгновенно переходя из оправдательной позиции в атаку. – Ты подняла лапки кверху и готовилась примерять на себя гроб. По-твоему, я мог спокойно на это смотреть?! Я должен был. Любой ценой.

– Даже такой?

– Да, черт возьми! Но зато ты живая. Ты дышишь! Я не мог, Сэмми. Не мог поступить иначе. Я люблю тебя, и ты это прекрасно знаешь.

– Это не оправдание.

– Конечно, – горько усмехнулся Максим. – Но на что бы ты пошла, чтобы спасти своего Ульфа?

– Надо же, ты запомнил его имя! – с сарказмом заметила Саманта.

– Еще бы. Вы с Пати постоянно его вспоминаете. Так что, ты бы стояла и смотрела, как он умирает? Зная, что есть шанс на спасение.

– Я…

– Ага, засомневалась? Так я отвечу за тебя. Не стала бы. Ты бы из кожи вон вылезла, чтобы не дать ему сдохнуть. А почему? Потому что его ты любишь. И будь он на моем месте, ты бы не смотрела сейчас зверем. Ему ты бы простила.

– Он бы на такое не пошел. Он бы отпустил, зная, что я так хочу.

– А я не смог, – Макс мрачно качнул головой, вставая. – Короче, делай, что хочешь. Скажи Одиссею, чтобы выкинул меня. Плевать. Я все равно считаю, что поступил правильно.

Звонарев ушел, оставив лингвистку в растрепанных чувствах. Сэм одним махом влила в себя содержимое чашки, поморщилась и с грохотом опустила ее на стол. Тело сотрясала мелкая дрожь. Тяжело, горько и невыносимо обидно. А ведь она тоже им дорожила.

Да даже сейчас… Проклятье! Я не могу на него злиться!

– Это моя пижама! – визгливый вопль вырвал Саманту из горького облака размышлений. Она недоуменно подняла взгляд и столкнулась с метавшими молнии глазами Милины. – Ты взяла мою пижаму!

Так вот чьи это были вещи!..

– Я верну.

– Не надо. Оставь себе. Я больше ее не надену, – презрительно дернув плечиком, буркнула девушка.

– Милина, давай-ка начистоту. Чего ты добиваешься? Ты достала всех, даже корабль. Ты что же, не рада, что тебя вытащили с Каллисто? Я должна была оставить тебя там?

– Нет, я… – она моргнула и поджала задрожавшие губы.

– Тогда в чем дело? Почему ты стремишься всеми силами сделать наше пребывание на корабле еще более невыносимым? Нам и так, поверь, не сладко. Всем нам. Не только тебе. Как и ты, я потеряла друзей, Гая. Пер погиб на наших глазах. Я вряд ли когда-нибудь увижу Линдквиста. А уж о моей семье не может быть и речи. Так какого рожна, Милина? Ты из кожи вон лезешь, чтобы доказать всем, какая ты несчастная, и как тебе плохо, и как ты меня презираешь. Но нам всем хреново, уж поверь.

С этими словами я покинула кухню, оставив ботаничку размышлять над моими словами.

 
                                                  * * *
 

Космос опасен. В безвоздушном пространстве, наполненном миллиардами рисков, так легко погибнуть. А главные в этом списке – скука и тоска, которые обгладывают тебя с каждым прожитым днем все сильнее.

Дни сменялись днями, не принося ничего нового в размеренную жизнь Одиссея и его экипажа. В космосе понятие суток само по себе странное. Здесь нет настраивающих на романтичный лад закатов и вселяющих надежду рассветов. Когда устал – тогда и в койку. Когда проголодался, тогда и прием пищи.

Пати уговорила Максима на покупку настольных игр, когда они в очередной раз отправились за припасами. И теперь «вечера» коротали за шахматами, военно-экономическими стратегиями или покером, расположившись в уютной кают-компании. Рыжей удалось вовлечь в посиделки даже вечно хмурую Милину.

Но не Саманту.

Меня бесило то, кем я становлюсь. Волосы темнели с каждым днем все сильнее, а серые пятна заполонили собой все тело. Я походила на заплесневелое дерево. До полного превращения остались считанные недели.

Еще меня бесил Макс.

Тяжело, когда проблемы в семье. Еще тяжелее, когда ты никуда не можешь от семьи деться. Я думала о Максиме, о нашем прошлом, обо всем, что нас связывало. Старалась понять, что я чувствую к нему и что думаю о его поступке.

Разве они тебе не рассказали? То, как это будет:

Ты просил Бога о женщине, но связался со мной.

Может, я полюблю тебя, а может, разорву на части.

Мы живем во тьме, и я втянула тебя в нее, мой друг.

Из этого ада, в который я тебя поместила, не вырваться.

Ты должен меня простить, но любить меня – это грех

(пер. с англ.).

Doro – «Love me in black»

Конечно, она злилась. И одновременно вся эта история всколыхнула былые чувства, которые Саманта запрятала десять лет назад очень и очень глубоко. С момента поступления в «Эриду» девушка не признавалась даже себе, как сильно ей нравился Макс. Как ранимую девичью душу трогали ежемесячные онлайн-беседы. Юная Сэм всматривалась в его симпатичную мордашку, постепенно мужавшую, и по ночам вспоминала каждую мелочь в беседе, заливаясь румянцем. Даже для парринга она выбрала мальчика, внешне похожего на Звонарева.

А потом я вернулась домой. К деду. К Герде. И к нему. Если бы не наш дражайший дедушка, я бы, наверное, умудрилась влюбиться в Максима. Но он, не давая опомниться, впихнул меня в экипаж «Бисмарка». А Макса убедил отправиться на заклание к Белине Айлин. Сколько у нас было? Два, три месяца? Зная, что у нас нет будущего, я пресекла все попытки Макса сблизиться. А ведь они были. Когда мы наконец столкнулись нос к носу после стольких лет виртуального общения, я поняла, что он-то, в отличие от меня, уже влюбился. Поэтому отпущенное нам время ознаменовалось попойками, драками в барах и танцами на столах. Потому что в отличие от Звонарева я знала, что мы никогда больше не увидимся. Да, мы продолжали общаться, я рассказывала Максиму обо всем. Только ему я могла доверить то, в чем боялась признаться самой себе. Он был моей моральной опорой долгие десять лет. Благодаря ему дед вытащил меня с Гаапта.

Теперь он рядом, а я злюсь, потому что он спас мне жизнь. Снова. Пусть и таким нестандартным способом. Я никогда не любила его так, как Оливье, или тем более, Ульфа. И уже не смогу. А если его любви хватит на нас двоих?..

В очередной раз девушка сидела на кухне, поглощая «нектар» Патиного производства. Пытаясь забыться. Пришла идея с кем-нибудь поделиться наболевшим. Милина не поймет, Максу лучше не знать, а вот Пати…

– А ты все бухаешь? – вышеупомянутая подруга сама явилась на молчаливый зов Саманты. – Что, сестренка, хреново?

– Хреново, – согласилась Сэм.

– Вот и мне тоже, – рыжик присела рядом и жахнула об стол пустой чашкой. – Наливай. Будем прятать голову в песок вместе.

– А можно мне тоже? – к ним присоединилась понурая Милина.

– Вы же, либерсиане, не увлекаетесь этим делом, – хмыкнула Пати. – Алкоголь – грех, и все такое…

– Уже неважно. С учетом всего, что со мной произошло…

Стукнули чашками в воздухе. Помолчали.

– Капитан, а что нас вообще ждет? – подала голос Милина, откашлявшись.

– А черт его знает, – пожала плечами лингвистка, задумчиво отпивая из чашки. – В конце-то концов умрем, наверное.

– Значит, все это, – девчонка обвела руками комнату, – было зря? Наш побег, похищение Одиссея…

– Почему это? – фыркнула Пати. – Зато сдохнем свободными. В лучших традициях героических эпосов. Врагу не дается наш гордый варяг.

– Не сдается, – машинально поправила ее Саманта. – Это русская поговорка.

– Знаю. Твой русский дружок и научил.

– И что, нам придется до конца жизни болтаться в неизученных районах Млечного Пути? – не сдавалась Милина.

– Конечно, нет. Пройдет время, и Одди доставит вас, куда захотите. Сдать вы меня Белине все равно не сможете – Одди скачет между войдами как блоха с синдромом рассеянного внимания.

Что такое блоха?

Потом объясню. Не подслушивай.

Очень надо.

– Возможно, дело не в этом, – задумалась Пати. – Ульф, например, вообще теперь не в курсах, где ты и что с тобой, но Белина очень настойчиво спрашивала нас обо всех, кто выжил после Гая.

– Ульф? – похолодела лингвистка. – Что конкретно Белина хотела узнать?

– Ну, нас спрашивали о том, где они: Линдквист и Вонн.

– И?..

– И мы сказали, – развела руками Пати. – А чего ты ждала? Сыворотку правды побороть невозможно. С капитаном, конечно, мы этой сволочной бабе помочь не смогли. К счастью.

– Проклятье!

– Ульф сам разберется с проблемами. Не маленький. Подозреваю, что он давным-давно свалил с… Господи, когда я наконец смогу вспомнить, как называется эта проклятая планета?

– Буурх, – подсказала Саманта, задумавшись.

– Точно! – обрадовалась Пати, подливая в чашки Милины и Сэм огненного пойла.

– Хочется в это верить. Очень хочется, – тихо-тихо проговорила лингвистка. – Я так рада, что его не было с нами на Эсмодиусе. Возможно, теперь у него будет шанс.

– Шанс на то, чтобы выжить? – уточнила Милина.

– И быть счастливым, – кивнула Саманта. – Он хотел семью. Детей. Он почти предложил мне выйти за него. У нас бы все равно ничего не получилось. Без меня ему будет лучше.

– Эх. Обидно это все… Интересно, как там поживает капитан…

– Все, забыли, – лингвистка тряхнула волосами, отгоняя депрессивные мысли. – Милина, куда бы ты хотела попасть, когда все успокоится? Домой?

– Если я вернусь на Либерсию, вряд ли меня удостоят хотя бы кивком. Даже родители. Мне полагалось выйти замуж в шестнадцать, родить десять детей и стать забитой домохозяйкой, боящейся поднять глаза на мужа и вообще любого мужчину в моем окружении. Даже отца. А Карлина готовили к роли настоятеля монастыря Христа Вернувшегося. *

– Так вот почему ты такая пришибленная, – ляпнула Пати и тут же хлопнула себя ладонью по губам. – Прости. Не обижайся.

– Да какие уж тут обиды? Вы ведь даже не знаете, что я до сих пор девственница.

Еще и трезвенница, раз две невинные кружки так раскрепостили ее язык.

– Да ты что?! – на Пати было страшно смотреть. – Это ужасно, милая! Мы вот-вот можем отдать твоему богу души, а ты даже не познала всех радостей жизни. Небось, и наркотиками не баловалась?

– Конечно, нет!

– Так, капитан. На первой же стоянке ищем Милинке какую-нибудь пыльцу и проститута.

– Пати! – ахнула Милина, ужаснувшись настолько, что храбро стукнула Рыжую по руке.

– А что? Максим у нас по уши втюренный в капитана, смысла на него рассчитывать я не вижу. А вкусить прелесть секса ты обязана.

– Зря я это сказала.

– Милли, – Саманта мягко улыбнулась. – Хрен с ним, с сексом. Не слушай Пати, это не смысл жизни. А как насчет любви? Ты влюблялась когда-нибудь?

– Да, – покраснев, кивнула девушка. – Конечно.

– Не смущайся. Мы же девушки, в конце концов. Хоть одна из нас и похожа на плешивую собаку, – хмыкнула лингвистка. Милина при этих словах робко улыбнулась. – Любовь – это нормально. Тебе, кажется, нравился Оливье?

– Да. Но он всегда относился ко мне, как к пустому месту. Словно я – невидимка. Он даже ни разу не улыбнулся мне. А вот Ульф был добр.

О, нет…

– Значит, тебе Линдквист тоже нравился? – поборов ревность, с милой улыбкой спросила Саманта.

– Ой, да он всем нравился, я вот тоже пыталась… Упс, – осеклась Пати, увидев, как сузились глаза лингвистки. – Ты не думай, у меня с ним ничего не было…

– Знаю, – сквозь зубы отчеканила Саманта.

– А че бесишься тогда?

– Просто… Девчонки, я так его люблю… – Патин «компот» развязал не только либерсианский язык. Сэм тоже потянуло на откровения. – Я ни с кем никогда такого родства душ не испытывала. Да, мы оба убийцы, может, поэтому сошлись характерами, но кроме того… Умный, веселый, умеет видеть красоту в обыденных, казалось, вещах. А еще он очень чуткий.

– Ага. И какое у него тело… – мечтательно закатила глаза Рыжая.

– Пати, заткнись.

– Молчу-молчу.

Посидев еще часик, мы разошлись по каютам, предварительно прибрав на кухне, чтобы наш единственный мужчина не наткнулся утром на последствия девичьих посиделок.

Славно провели время.

ГЛОССАРИЙ №36

Антрацит – самый древний из ископаемых углей, уголь наиболее высокой степени углефикации (метаморфизма). Лучший сорт каменного угля, отличающийся чёрным цветом, сильным блеском, большой теплотворной способностью.

Реликтовое излучение – космическое сверхвысокочастотное фоновое излучение, равномерно заполняющее Вселенную тепловое излучение, возникшее в эпоху первичной рекомбинации водорода. Обладает высокой степенью изотропности и спектром, свойственным для абсолютно чёрного тела с температурой 2,72548 ± 0,00057 К.

Кротовая нора, также «крото́ви́на» или «червото́чина» (последнее является дословным переводом англ. wormhole) – гипотетическая топологическая особенность пространства-времени, представляющая собой в каждый момент времени «туннель» в пространстве. Эти области могут быть как связаны и помимо кротовой норы, представляя собой области единого пространства, так и полностью разъединены, представляя собой отдельные пространства, связанные между собой только посредством кротовой норы.

Христос Вернувшийся – в Либерсии, да и в целом в Фиолетовом секторе царит суровое ответвление от протестантизма, не получившее нового наименования, но прилично изменившее основы.

Основная фигура поклонения – Христос Распятый, перед смертью учивший народ отнюдь не всепрощению и вселенской любви к ближним. Образно говоря, жители Либерсии переписали Евангелие и заявили, что так и было. Так же, как и остальные христиане, они ждут Второго пришествия, веря, что Мессия вернется и снова поведет за собой, вершить благие дела, порой огнем и мечем.