Текст книги "Сочувствую ее темным духам… 13—21"

– Почему вы так решили, канцлер Итан? – невозмутимо спросил Шелтер.

– Не притворяйтесь! Вы сообщили мне факты, которые нельзя узнать без общения с Крицем!

– Возможно, – уклончиво ответил Шелтер.

– Ага! – довольно воскликнул Итан и остановился напротив консула. – Вы даже не отрицаете того факта, что общались с разыскиваемым преступником! Позвольте напомнить вам, что Элиас Криц нарушил положение сто первое Гриверского Пенитенциарного кодекса. Он усыпил моих пограничников и нелегально пересек границу. Вы скрываете преступника!

Шелтер сделал себе ингаляцию этанила, после чего спокойно произнес:

– Ваши границы стали в последнее время слишком уязвимы, канцлер Итан. Вспомнить хотя бы сурвивалистов, расстрелявших ва…

– Вас это не касается! – перебил Грид.

– Вообще-то касается, – повысил голос Шелтер. Он вскочил на ноги – макушка его лысеющей головы едва доставала до подбородка Грида. – Вы обвиняете меня в том, канцлер Итан, что я общаюсь с преступником? Так вот, канцлер, напоминаю вам, что вы общаетесь с преступником каждый день!

– Что за вздор?

– Ваша дочь, Мелисса, совершила покушение на убийство. И сдается мне, что это более серьезное правонарушение, чем попытка Элиаса попасть на свою родину.

Грид открыл рот, чтобы яростно что-то возразить, но Шелтер не дал этого сделать:

– Мы все должны работать в сотрудничестве, канцлер Итан. Мы не должны друг другу угрожать. У нас одна общая угроза, и имя ей – Сикстен Бейл.

– Бейл угрожает вам, Шелтер, а не мне, – брезгливо бросил Грид.

– Будьте уверены, канцлер, если Бейл завоюет Паксбрайт, то его следующей целью станет Гриверс.

Грид продолжал испепелять взглядом Шелтера.

– Зачем тогда вы заговорили про мою дочь, про машину времени, если вашей первостепенной задачей является недопущение войны?

– Эти задачи связаны друг с другом. Помочь избежать войны мне поможет только Элиас. Ваша дочь знает похитителей, и Элиас нужен ей живым, чтобы он смог починить машину времени. Без Элиаса похищение машины не имеет смысла. Ваша дочь и ее сообщники всячески дискредитируют Элиаса и отвлекают его от работы. Вам нужно помочь Элиасу довершить работу…

– Что за вздор! – вновь произнес Грид. – Этот ученый едва не убил меня! А если я позволю ему доработать машину времени, то он вовсе сможет не допустить моего появления на свет.

– Я понимаю ваши сложности с Элиасом и с этой историей, связанной с его отцом. У нас с вами тоже имеются проблемы – не в последнюю очередь из-за вышеназванных причин. Но все наши разногласия должны остаться в прошлом. У нас только одна угроза – Сикстен Бейл. Мы должны с ним разобраться – только в этом случае у Паксбрайта и у Гриверса будет надежда на будущее.

Грид молчал. Сложно было что-то еще прочитать в его серо-голубых глазах, кроме сомнения. Шелтер, понимая, что его слова не убедили канцлера, добавил:

– Смею вас заверить, я поговорю с Элиасом и у него больше не появится желания мстить вам. Так что у вас два выбора, канцлер. Первый – узнать намерения своей дочери, чтобы не допустить похищения Элиаса. Второй – позволить ооновцам или Мелиссе схватить Элиаса, то есть, уничтожить Паксбрайт и окружив Гриверс вооруженными синистерскими границами.

– Все это вздор! – парировал Грид, правда не так уверенно, как ему хотелось. Это внушило надежду Шелтеру, что ему удалось достучаться до канцлера. С некоторым воодушевлением он добавил:

– У вас сложное положение, канцлер. Выбор за вами.

Он поспешил к двери, оставив позади себя мрачно-задумчивого Грида.

У входа Шелтер обернулся.

– Неловко вас просить об услуге, канцлер Итан, особенно в такой сложный момент – но я должен попасть в Паксбрайт, а для этого нужно предупредить ваших пограничников, иначе меня спутают с безумным чайлдастом, пытающимся вырваться из Гриверса.

Грид коротко кивнул. Шелтер улыбнулся – этого ему оказалось достаточно.

– Спасибо. – Главный консул Паксбрайта покинул кабинет канцлера Гриверса и мэра Кенинг Хора, оставив после себя звенящую тишину.

*****************

Ночь.

Олдтаун погрузился в сырую ночь. Редкие звезды прорывались сквозь густые тучи. Погасшее искусственное солнце оказалось захороненным в пучине ночных облаков.

В томительном ожидании Итан Грид стоял у окна своего пышно украшенного кабинета. Роксанна, его верная фаворитка, смотрела на величественный силуэт своего мастера. Он не смел шелохнутся – и она, следуя его манере, тоже.

Итан Грид считал звезды на небе. Он надеялся, что хоть одно из этих светил упадет – или же просто моргнет в небе и исчезнет. Как говорила ему мать, великая Эльжасмина, не стоит верить в паксбрайтовские сказки о метеоритных дождях. С неба падают звезды, а не кометы. Звезды рождаются, звезды умирают – подобно всем живущим. Мертвую звезду следует считать предвестником беды, смертью человека, которого ты знаешь. И Грид верил матери – он надеялся увидеть смерть звезды на небе – чтобы увидеть смерть человека, которого он знает… и ненавидит.

Не думал Грид, что с его властью и богатством, в самых важных для него вопросах придется уповать на слова покойной матери – уповать на звезды в небе.

В входную дверь постучали. Грид облегченно вздохнул и повернулся спиной к окну:

– Да, Мелисса, заходи.

Роксанна открыла дверь, и в кабинет вошла Мелисса – высокие каблуки, короткое красное платье, неоновые клетчатые колготки в тон платью, яркий макияж, который, скорее, мешал, поскольку скрывал ее истинную неестественно-живую красоту. Ее можно было бы перепутать с одной из гевельдиек-охранниц Грида, если бы она была чуть менее притягательна. Мелисса широко улыбалась, она кивнула отцу и поцеловала в щеку Роксанну.

– Привет, Роксанна. – Мелисса прошла вглубь кабинета и остановилась возле морды черной пантеры. – Здравствуй, папа.

– Садись. – Грид указал на стул, на котором несколько часов назад сидел Йоханн Шелтер. На стуле покоилась красная бархатная подушка. Грид дождался, когда присядет дочь, после чего сел сам.

– Ты меня хотел видеть, папа? – невинным голосом спросила Мелисса, накручивая на палец темные локоны.

– Да. Причем хотел видеть еще пару часов назад.

Мелисса притворно вздохнула.

– Ой. Что же я такого натворила? – по-детски спросила она, словно речь шла о плохих оценках в школе.

– Роксанна, будь любезна, оставь нас ненадолго, – попросил Грид.

Охранница коротко кивнула, затем покинула кабинет.

– При мне ты не называешь Роксанну своей фавориткой, – заметила Мелисса. – Боишься, что я все расскажу мачехе?

– Если бы ты хотела, Мелисса, то давно бы ей все рассказала, – сказал Грид, наливая вино в бокал.

– Я не хочу ее расстраивать, ведь у нее и без меня хватает расстройств…

Грид ничего не ответил. Он молча опустошил бокал и вновь наполнил его.

– Ты мне не предложишь выпить? – спросила Мелисса.

– Нет.

Мелисса, продолжая играть со своими волосами, посмотрела себе под ноги и с приторным от наигранности ужасом воскликнула:

– Откуда здесь столько пыли?! Папочка, ты же тронутый на чистоте, как же…

– Ты задаешь свои вопросы, чтобы не отвечать на мои? – перебил Грид с улыбкой на лице.

Мелисса тоже улыбнулась, гораздо шире и лучезарнее, чем отец.

– Да, папочка, – с придыханием ответила она. – Вся в тебя.

– Как ни странно, но твой последний вопрос подвел нас к главной теме. Пыль под столом оставил Шелтер. Да, тот самый – Йоханн Шелтер, главный консул Паксбрайта.

Кокетство на лице Мелиссы слегка ослабло.

– Что ему нужно? – спросила она. – Просил твоей помощи в борьбе с Синистером?

– Не только это, – ответил Грид. – Шелтер говорил о покушении на убийство в его девственно чистой от любого криминала стране.

– А как же ограбление твоего любимчика Престона? Синистерские интервенты? Угроза войны? Я бы на месте Шелтера не волновалась о каком-то покушении, благо над криминальной девственностью Паксбрайта, увы, уже надругались.

– Знаешь, кого Шелтер обвинял в покушении? – спросил Грид.

Мелисса засмеялась.

– Не думаю, что Роксанну. Иначе она бы здесь сидела, а не я.

– Верно. – Грид придвинулся поближе к дочери. Он забыл, о чем хотел спросить – его отвлекли напоминающие о театрах обоняния духи с запахом лепестков роз и свадебного алтаря.

– Нравится запах? – улыбаясь, спросила Мелисса. – Обещали, что его действие будет длится двенадцать часов – хотя прошло уже восемнадцать. Выбирала специально для него.

Грид тут же напрягся – морщин воскресли под серо-голубыми глазами.

– Папочка, пожалуйста, ответь мне как мужчина с чувством вкуса – запах стоит того или нет?

Грид отодвинулся назад и ответил:

– Для меня ты прежде всего дочь, а не женщина. Я не могу так ответить.

Мелисса надула губки.

– Хм… Попрошу тогда… эээ… того симпатичного ооновца с такими страстными глазами. Он сейчас в твоем замке?

– Нет. Его еще не выписали из больницы.

– Жаль. – Мелисса стала разглядывать свои ногти на руках. Их цвет постоянно менялся – они становились то красными, то черными.

Тишина. Мелисса продолжала молча любоваться собой. Грид молча смотрел в стол. Ему явно не нравилась та непринужденность, с которой дочь сидела в его кабинете.

– Мелисса, нам нужно обсудить с тобой важ…

– Да-да, – словно опомнившись, перебила Мелисса.

Серо-голубые глаза перебегали с одного темного глаза на другой.

– Ты посещала Леклер под именем Лауры Блейк? – спросил он.

Мелисса ответила не сразу – и во время ответа спрятала лицо в ладони.

– Ты мог бы превратить наш Гриверс в более изящную страну, чем Паксбрайт. Но… в подобострастии гробовщиков и электромагнатов ты всегда нуждался сильнее.

– Ты была в Леклере или нет? – Грид повторил вопрос, но уже громче.

– Конечно, была, – с вызовом ответила Мелисса. – Я всегда мечтала посмотреть, как живут цивилизованные люди.

– Твоего комфорта тебе недостаточно?

– Пожалуй, предостаточно, – возмущенно ответила Мелисса. – Я хотела вырваться на свободу от твоих душных забот. Поэтому и сбежала в Леклер. Я бы не позволила себе прозябать в трущобах, папа, потому что ни к чему другому, кроме роскоши, ты меня не приучил.

– То есть, во твоем побеге виноват я?

– А кто же еще?

Возмущение Мелиссы было настолько показушным, что она и сама это поняла. Она слегка смутилась и замолчала.

Серо-голубые глаза перебегали с одного темного глаза на другой, готовясь поймать один из них на лжи.

– Что ты мне можешь рассказать про покушение?

– Покушение? – рассмеялась Мелисса. – Что я могу про него рассказать? Ничего. Я хоть и дочь наемной убийцы, но, увы, от матери я не унаследовала профессиональных талантов…

Грид тут же посуровел, взгляд стал холодным – канцлер всегда принимал такой вид, когда кто-нибудь, даже его дочь, упоминал о его первой жене. Мелисса поняла, что сказала лишнее, так что следующую реплику она произносила куда более серьезным тоном:

– Я могу лишь сказать, что Йоханн Шелтер, сам того не ведая, поклоняется Великому Лжецу… совсем, как и ты, папа.

– Как и ты, дочь… Хочешь сказать, что Шелтер все это выдумал?

Грид не отрывал от дочери холодных глаз, отчего Мелиссе все сложнее становилось улыбаться. Она часто заморгала и спросила:

– Ты кому веришь, папа, – мне или своему политическому сопернику?

Взгляд Грида несколько смягчился, он отвел глаза в сторону и сказал:

– Пожалуйста, без ультиматумов. Я хочу тебе верить, Мелисса, но ты не отвечаешь на мои вопросы, поэтому я вынужден искать ответы у людей, которых на дух не переношу.

– Какие ответы ты хочешь услышать?

– Помнишь, после того, как этот безумный изобретатель, чуть не убивший меня, убежал из замка, я спросил тебя – что ты задумала?

Мелисса задумчиво кивнула.

– Ты же тогда мне ничего не ответила, – продолжал Грид, постепенно повышая голос. – Ты посоветовала мне прийти в себя, успокоится, а сама куда-то ушла. В замке тебя не было. На звонки ты не отвечала. Сто пятнадцать звонков – а от тебя никакого ответа! Только сегодня я смог тебя увидеть – наряженную так, будто бы ты собралась в гевельдийскую школу убийц – или того хуже, на панель.

Мелисса, похоже, оскорбилась.

– Ты должен уважать мой выбор, даже если я захочу стать проституткой! – воскликнула она. – У меня должен быть свой выбор! Я твоя дочь, а не рабыня!

– Вот именно! – крикнул Грид, но добавить ничего более не смог – Мелисса продолжала кричать.

– Ты привык обращаться со мной как с охранницами, как со своими сенаторами-лизоблюдами, как с налогоплательщиками. Я этого не заслуживаю! Я хочу свободы, прежде всего от твоей заботы! Поэтому и уезжаю в Леклер, хожу на концерты запрещенных групп, сплю с мужчиной, которого ты бы давно убил, если бы не я… И делаю это не наперекор тебе, папа, а для себя, для своей свободы.

Мелисса умолкла, ожидая ответных криков отца, готовая вновь перейти в нападение, но Грид на удивление спокойно спросил:

– Именно поэтому ты связалась с Элиасом Крицем?

На мгновение взгляд Мелиссы стал недоуменным, но она тут же кивнула с некой злостью в глазах и произнесла:

– Да! Я хочу свободы!

– От Элиаса Крица ты узнала о существовании машины времени?

– Да.

– Как вы с ним познакомились?

Тишина.

– Он меня с ним познакомил, – медленно произнесла Мелисса.

И добавила:

– А как они познакомились, я не знаю.

– Машина времени у него? – тут же спросил Грид.

Вновь тишина.

– Мелисса! – поторопил Грид.

– Да.

– Ты украла мой пеленгатор?

– Что-что?

– В моих доспехах находился паксбрайтовский пеленгатор, позволяющий отслеживать любые радиосигналы на любом расстоянии. Где-то три недели назад он исчез. Ты его украла?

– Почему ты так решил? – язвительно переспросила Мелисса. – Из-за того, что я пряталась в доспехах и тем самым, между прочим, спасла тебе жизнь?

– ОТВЕТЬ НА ВОПРОС, МЕЛИССА!

Пауза.

– Да, да, я его украла, – призналась Мелисса. – Мой любимый и Элиас повздорили, и мой любимый хотел найти Элиаса, чтобы…

– Не называй этого оборванца «моим любимым»! – поежившись, перебил Грид.

– Он – мой любимый, и тебе придется мириться с этим! – яростно возразила Мелисса.

– Ненадолго.

– Что? – Мелисса задохнулась. – Что ты сказал?

– Ничего.

Мелисса тут же вскочила на ноги и помчалась к двери. Грид тоже встал на ноги и крикнул:

– Роксанна, не выпускай ее!

Замок щелкнул, едва изменяющие цвет ногти прикоснулись к дверной ручке. Мелисса стала дергать ее изо всех сил, но быстро поняла, что ее попытки уйти из кабинета окажутся тщетными. Дверь была заперта снаружи.

Мелисса тяжело вздохнула и облокотилась спиной на дверь. Грид оставил свой трон, подошел к дочери. Он был с ней одного роста, ее темные глаза, словно лазеры, пронзали серо-голубые глаза насквозь. Мелисса улыбнулась, и сквозь стиснутые зубы произнесла:

– Каковы твои дальнейшие действия, папочка? Прикажешь своим проституткам убить меня? Или посадишь на цепи, как мою мать?

Грид замахнулся для пощечины, лицо Мелиссы инстинктивно отвернулось – но ладонь Грида замерла в воздухе и стала медленно превращаться в кулак. Грид тут же одумался, он покраснел и стал подрагивать всем телом.

– Никогда, моя дорогая, – ответил Грид, тряся кулаком словно метрономом. – Я тебя люблю – а твоя мать не знала – и никогда не узнает – чего стоит моя любовь.

Он поправил сбившиеся локоны дочери, коснулся ее подбородка, тем самым заставив Мелиссу посмотреть на него. В темных глазах блестели яростные слезы.

– Прости меня, – прошептал Грид. – Я никогда не причиню тебе боль.

– Если ты причинишь ему боль – то причинишь боль и мне тоже…

Грид покачал головой.

– Во что он тебя превратил? Ты ввязываешься в опасные авантюры, решаешься на убийство…

– Я никого не планировала убить. – Мелисса шмыгнула носом. – Та история с девчонкой – всего лишь инсценировка. Мы… Мы ее задумали с Элиасом, чтобы пришельцы из прошлого возненавидели меня.

– Для чего? – удивился Грид.

Мелисса прислонилась затылком к двери и произнесла:

– Пообещай, что мой любимый не пострадает – тогда я скажу тебе зачем.

– Обещаю, – небрежно бросил Грид.

– Поклянись.

Грид пришел в недоумение, но увидев яростную настойчивость на лице дочери, сказал:

– Хорошо. Клянусь своим богатством, что этот оборванец не пострадает.

Блестящие глаза Мелиссы словно бы метнули в отца короткую молнию.

– Для чего тебе все это нужно? – прошептал Грид.

– Мы с любимым хотим, чтобы Элиас и пришельцы пришли к нам на Чертов Мост… – стала отвечать Мелисса и тут же замолчала. Грид аккуратно отвел ее за плечи подальше от двери, чтобы охранницы не услышали того, что знать им не положено.

– Так лучше, – сказал Грид. – Продолжай, Мелисса, но, пожалуйста, как можно тише.

– С помощью видеопленки мы убедили пришельцев, что Элиас влюблен в меня, и что мы с ним настроены против банды похитителей. У Элиаса есть некоторые тайны, которые он не говорит пришельцам, так что мой любимый призвал пришельцев стать союзниками, якобы для того, чтобы получить от Элиаса правду. Пришельцы должны привести Элиаса на Чертов Мост. Там будет засада, после которой в нашем плену окажутся и Элиас, и пришельцы. Мы, наконец, получим ученого, он починит машину времени, и у нас появится инструмент, способный подчинить абсолютно любой мир… любую эпоху.

Мелисса взяла паузу и, глядя в серо-голубые глаза, добавила:

– Если ты не будешь строить козни моему любимому, то ты тоже сможешь воспользоваться плодами нашего грандиозного – да, в некоторой степени, коварного – но все же грандиозного замысла. Ты тоже сможешь покорить время.

Грид взял дочь за руки и произнес:

– Шелтер поставил меня перед выбором. Либо я прекращаю преследовать Элиаса, либо оставляю свою страну на милость Синистера, бесспорного победителя в предстоящей войне с Паксбрайтом. Жаль, что ты раньше не рассказала мне о своих замыслах, Мелисса. Ведь у меня, оказывается, есть третий вариант.

Мелисса улыбнулась – улыбнулась по-настоящему счастливой улыбкой – такую Грид давно не видел у своей дочери. Он поцеловал ее в щеку, вытер слезы с глаз, после чего крикнул:

– Роксанна, открой дверь!

– Ты будешь с нами? – радостно спросила Мелисса.

Грид непривычно застенчиво кивнул и слегка улыбнулся.

– Я всегда знала, что в глубине души ты не такой, каким пытаешься казаться! – воскликнула Мелисса.

– Ради твоего благополучия можно поступиться своими интересами, – тихо сказал Грид и кашлянул в кулак.

– Я могу идти?

– Да. И скажи Роксанне, чтобы она не входила в мой кабинет. Когда она понадобится, я сам ее позову.

Мелисса кивнула, напоследок улыбнулась и покинула кабинет. Грид дождался, когда стихнут ее каблуки, после чего достал телефон, набрал номер и стал ждать ответа:

– Можешь не отдавать мне честь, Мартин. Считай это не приказом, а личной просьбой… Но для начала скажи, когда тебя выпишут?.. Послезавтра?.. Замечательно… Забудь на время о синдикате… Ничего страшного с твоей конспиративной квартирой не случится… Оставь свои догадки в стороне, Мартин, тем более, что ты не угадал… Да-да, не угадал… Это не имеет отношения к Элиасу Крицу. Я хочу заняться всерьез своим кровным врагом… Да, теперь ты угадал, молодец… Как только выпишешься, сразу же собери отряд лучших бойцов… Чем больше, тем лучше… Пора прекратить ложную охоту на Джейсона. Настало время начать реальную…

Искренней чем прежде

Если вы сказали, не подумав – значит, вы сказали то, что думаете.

Бернард Шоу

Пятнадцать часов.

В пятнадцать часов он решил осуществить то, что сильнее всего его парализовывало.

«У нас не должно быть разногласий» – звучали в ушах слова Саймона.

Майкл в страхе замер перед обшарпанной дверью с облупившейся краской. Он ни с того ни с него вспомнил, что такая же дверь была в берлоге Страйкса – но теперь это вход в пристанище Эми последних дней. Пристанище, которое он не хотел посещать. Стук в дверь вызывал у него больший страх, чем спуск в оссуарий или кража золотого пистолета. Все внутри противилось – даже не было намека на горячий импульс храбрости, который порою загорался в его груди…

Вчера он видел ее – мельком. Она прошмыгнула по коридору обратно к себе в каморку, явно надеясь, что останется незамеченной, и надежда ее оправдалась – она вошла в каморку, а Майкл испытал еще большее нежелание ее посещать – настолько бо́льшее, что даже попросил Саймона, чтобы все-таки он поговорил с Эми. Саймон в ответ как-то странно улыбнулся, но ничего не сказал, только покачал головой. Майкл понял, что переубеждать друга бесполезно. Он не испытывал потребности узнать то, что Элиас втайне сообщил Эми и Клоду, хотя какая-та часть его сознания – явно не та, что занята чужими мыслями – испытывала приглушенное любопытство. Майкл был уверен, что это любопытство было бы более отчетливым, если бы не необходимость посещать каморку Эми.

Минуты две стоял он у двери, переминаясь с ноги на ногу, опасаясь, что мимо пройдет Саймон или Клод, что кто-нибудь из них увидит его нерешительность. За Механика он не переживал – с каждым днем забывалось, что это электромастерская Механика, поскольку сам Механик целыми днями искал в гараже бога. Насколько Майкл мог судить по приглушенным крикам снизу, эти поиски проходили явно не так, как задумывались.

«Вас наполняет злоба и любовь. Злоба и любовь»

Он пытался ощутить в себе злость и готовность без стука ворваться в каморку, заставлял себя думать:

«Я готов быть животным, лицемером, эгоистом на пути к ней, то самой – когда-то священной любви…»

Он отвлекся от самонастройки. Под ногами он что-то почувствовал.

Он приподнял с пола совсем небольшой осколок, размером с ноготь, и стал в него всматриваться. От него исходил ни о чем не говорящий запах, на стекле проглядывались узоры, похожие на засохшие мыльные разводы. Он стал смотреть на пол, в надежде, что найдет другие осколки, но тщетно. Он стал гадать, от чего может быть этот осколок, и, к своему ужасу, догадался.

Это осколок от флакона с АПЛом.

Он засунул осколок в карман и стал громко стучать в дверь.

*****************

Эми вздрогнула. Запись в дневнике осталась незавершенной.

«Я усложняюсь настолько, что совсем перестаю себя понимать…

Это слишком искренне, даже для дневника – но я не понимаю, что испытываю к М. или К., но, правда, всеми силами стараюсь избавиться от своих чувств. И надеюсь, надобность в этом отпадет после…»

Эми встала с дивана, подошла к двери, прижалась к ней и слабым голосом спросила:

– Клод, это ты?

– Нет, это Майкл. Нам надо поговорить.

Ее сердце застучало, но губы прошептали:

– Я не хочу с тобой разговаривать.

– Зато я хочу. Открой дверь. Вопрос очень серьезный…

Эми в задумчивости отошла от двери…

…Майкл, чувствуя, как медленно тает его решительность, перестал облокачиваться на дверь. Ломтья краски падали на пол, рукав кожаной куртки оказался испачканным – но разве сейчас это так важно?

Дверь открылась – показалась Эми. Пожелтевшая кожа, неровные разноцветные волосы, осунувшийся взгляд. Майкл тихо охнул. От неё не осталось ничего, кроме печальных зеленых глаз, на которые больно было смотреть.

– Заходи, – тихо буркнула Эми.

Майкл, входя в комнату Эми, почувствовал атмосферный запах – запах мандарина и хвои. Возле рулонов лежали мандарины, что не удивительно, и свежесорванные цветы – видимо, сорванные Клодом на лужайке возле недвижимой церкви пандетерминистов. Майкл невольно улыбнулся – запахи комнаты напомнили ему Паксбрайт, самые светлые дни его жизни. Стараясь не предаваться грустной радости, он закрыл за собой дверь. Эми метнулась к дневнику, закрыла его, дабы Майкл не успел ничего увидеть, прижала дневник к груди и села на кровать, одаривая Майкла взглядом исподлобья.

– Что тебе нужно?

Майкл замялся.

– Как дела? – спросил он первое, что пришло в голову, мысленно ругая себя за банальность.

Эми горько усмехнулась и стала смотреть в пол.

– Паршиво, – тихо ответила она.

«Правдой вряд ли утешишь» – подумал Майкл и сказал:

– Важно не то, что происходит вокруг, а то, что ты думаешь об этом…

Эми приподняла брови.

– Серьезно?

– Да, – ответил Майкл, бросая взгляды на свежесорванные цветы. – Ведь люди закупорены в собственном сознании, они вынужденно копаются в собственных мыслях, и порой сталкиваются с тем, что не способны чувствовать радость.

Майкл почувствовал на себе внимательный взгляд зеленых глаз, но продолжал смотреть на цветы, впитывать ноздрями вкусный запах. «Как Эми могла думать о комфорте, находясь в таком состоянии?» – вопрошал он про себя.

– Ты слишком много думаешь, поэтому ты такой несчастный, – тихо сказала Эми.

– Возможно. Но прежняя Эми сказала бы совсем по-другому…

Он почувствовал, как зеленые глаза вновь стали смотреть вниз и поэтому нашел в себе смелость посмотреть прямо на нее.

– Как ты думаешь, – начал Майкл, – кто действительно волнуется о тебе?

Небольшая пауза. Эми подняла глаза.

– Никто, – ответила она.

– Верно, – сказал Майкл, не сводя глаз с лица Эми, на котором читалось смущение и недоверие. – Никого не волнует твоя жизнь. Если спрашивают как твои дела, то делают это лишь от пустого любопытства. Если ты видишь у них что-то похожее на сочувствие, когда говоришь им о своих невзгодах – это не сочувствие. Они лишь на мгновение представляют себя на твоем месте. А потом радуются, что не они переживают невзгоды, либо же просто злорадствуют тебе. Люди могут думать о чем угодно, поэтому волнение по поводу их мнения – вещь бессмысленная. От чьего бы то не было мнения не должно зависеть твое желание.

Она, похоже, пропустила часть его слов, поскольку произнесла:

– Никто никогда не станет мне злорадствовать. Будет только жалость к моей грусти, а это унизительнее любого зла.

– А почему ты грустишь? – спросил Майкл, опять мысленно ругая себя – вопрос показался ему глупым.

– Наверное, организм ищет повод погрустить, – пожала плечами Эми. – Для экономии эндорфина.

Майкл кивнул, не в состоянии придумать тему для разговора. Он хотел уйти как можно скорее. Рядом с унылой Эми он и сам становился унылее.

– Так что ты хотел спросить? – Взгляд Эми стал несколько другим, более внимательным и в то же время вдумчивым.

Майкл чуть не забыл истинную причину своего визита, но задать вопрос по поводу секрета Элиаса он не решался. Вдруг ответ ввергнет ее в еще большее уныние? Она и так разбила флакон с АПЛом…

Тут же рука Майкла машинально потянулась к карману и достала маленький осколок. Затем как бы между прочим спросил:

– Вот, я проходил по коридору и случайно наступил на это. Как ты думаешь, от чего он может быть?

Эми посмотрела на осколок так, будто бы Майкл хотел им ее зарезать.

– Я не знаю, – тихо ответила она.

И добавила:

– Почему ты спрашиваешь меня?

Вопрос поставил Майкла в тупик. Он не сразу понял, что можно соврать, и когда до него это дошло, он произнес:

– Я всех уже спрашивал. Никто не знает, от чего он.

К его изумлению, Эми расхохоталась. Хохотала она громко и заливисто, очень живо, глаза ее не сходили с глаз Майкла.

Он совсем смутился и положил осколок в карман. Потом подумал, что глупо носить осколки в кармане, поэтому достал его, подошел к маленькой прорези над кроватью Эми (которое по-прежнему стыдно называть окном) и выкинул осколок наружу.

Эми, все это время не сводившая с Майкла глаз, произнесла:

– Садись рядом. – Она указала на свободное место на своей кровати.

Майкл сделал вид, будто бы ему оказана великая честь, и сел, почувствовав, как кровать провисла под его весом. Он вспомнил свой мельбурнский диван, который умудрился разломать перед попаданием в будущее – и сам удивился, что второй раз за сегодня вспомнил свою прежнюю жизнь. От прорези в стене веяло сырым ветром, с некоторым удовольствием он обнаружил, что плечо Эми покрылось мурашками и невольно касается рукава его куртки. Он обернулся на Эми и увидел, что она не сводит с него глаз и улыбается. Майкл сглотнул ком в горле – с неким страхом он обнаружил, что чувства, которые он так старательно закапывал в своем сердце, собираются восстать из мертвых.

– Помнишь, как ты сказала в Леклере, когда мы были на заднем дворе, что мы, странные люди, храним в себе некую недосказанность? – спросил Майкл.

Эми кивнула и отвела от него взгляд. Майкл же решил заставить ее посмотреть на него и спросил:

– Помнишь розового зайца, которого Клод тебе подарил?

Как он и хотел, зеленые глаза повернулись к нему, правда в их взгляде читалась неуютная подозрительность. Она тихо произнесла:

– Я знаю, что ты сказал Клоду подарить его.

– Клод тебе такое сказал? – переспросил Майкл, притворяясь, что возмущен.

– Нет, – ответила Эми. – Я сама догадалась…

Ее лицо становилось все грустнее и грустнее. Видя это, его воскресшие чувства стали отдаваться исступленной болью в животе.

«Спроси ее о записке от Клода. Спроси ее» – настаивал его мозг – вернее, та его часть, что ближе всего находилась к инструкции по сборке машины времени. Пользуясь молчанием Майкла, Эми тихо произнесла:

– Мне стыдно.

– За что? – спросил Майкл, ожидая услышать в ответ объяснение такого странного поведения.

– Я ведь так не поблагодарила тебя за то, что ты пытался спасти меня от арбалета Фрэнка…

Майкл слегка застопорился.

– Ты не должна благодарить, в конце концов, – он вспомнил об осколке от АПЛа, – в конце концов, у меня ничего не вышло.

– Но ты пытался! – живо возразила Эми. – Это было безрассудно с твоей стороны – и в то же время, очень мужественно.

– Спасибо, – нехотя сказал Майкл.

Ее худое лицо продолжало мрачнеть прямо на глазах. Майкл гадал, с чем это связано – с ломкой от лицидов, с его присутствием или с упоминанием Клода и розового яйца. В любом случае он решил больше не гадать.

– Что такое?

– Что ты имеешь в виду? – переспросила Эми с недовольными нотками в голосе.

«Спроси ее о записке от Клода»

Майкл не стал слушать самую адекватную часть его сознания и сказал напрямик:

– Все волнуются из-за того, что ты днями торчишь в этой каморке. Ты пропустила столько всего. Элиас приезжал, Шелтер, даже ооновцы, но сурвивалисты, которым мы платим за охрану, отбили их атаку…

– Да, я слышала эти грубые крики, – перебила Эми. – И выстрел. К тому же Клод успел мне обо всем рассказать. И он тоже хотел, чтобы я перестала торчать здесь, в заточении. Он даже разрешил мне попробовать лициды, которые Алексис прислал мне…

– ЧТО?

– …но вряд ли они спасут меня от мучений.

– Алексис прислал тебе лициды? – недоуменно переспросил Майкл. – Но… но как он тебя нашел?

– Я не знаю. Клод сказал, что за мной следят.

Майкл вспомнил о том, как Клод говорил Саймону о бармене Алексисе. Про то, что бармен окажется в городе М послезавтра. То есть, уже завтра…

Он ощутил пробудившуюся в нем решительность – давно она не навещала его худое тело. Да, он решил окончательно. Завтра он возьмет с собой сурвивалистов и навестит «БлейкЭндБлисс», чтобы выбить из этого Алексиса всю дурь…

Стоп… БлейкЭндБлисс… Лаура Блейк… Неужели Мелисса, дочь канцлера Гриверса, имеет ко всему этому отношение?

– О чем ты задумался? – спросила Эми.