Текст книги "Сочувствую ее темным духам… 13—21"

ПОЛИТИКА ПРАВДЫ

Ошибка модераторов Вселенной

Тьма прекратилась.

В следующее мгновение Майкл оказался на заднем сидении какого-то автомобиля. Ему потребовалась одна секунда, продолжающаяся бесконечно долго, чтобы осознать, что это Ауди Клода. Рядом сидел Саймон. Он обернулся на Майкла, подмигнул ему и еле слышно произнес:

– Поросят больше нет, извини.

– Не понял? – переспросил Майкл, чувствуя себя полнейшим кретином.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, ожидая увидеть растерянного Клода, но увидел его сосредоточенное лицо. Голубые глаза встретили его взгляд с неприязнью. Майкл пытался понять, чем же эта неприязнь вызвана – нескрываемой ненавистью Майкла к его отцу или пока скрываемой Майклом любовью к его девушке – но в одном Майкл с сожалением успел убедиться – как и в случае с Саймоном, никакой растерянности в глазах сводного брата не было. Майкл хотел привлечь к себе внимание Эми, он хотел знать, как она выглядит, но очень боялся, что увидит ее неизмененную внешность. Он не уподоблялся Саймону и Клоду – он вовсе не считал ее неперфекцированную внешность плохой – просто ее уже-почти-забытая внешность означала, что все тепло, которым он делился с ней в холодном Инверно, находилось в его голове и никуда из головы не выходило. В стремлении сохранить остатки былой иллюзии, Майкл дал себе обещание ни в коем случае не встречаться глазами с Эми, но следующая мысль заставила его почувствовать себя сумасшедшим.

Все, что Майкл видел – картины от Великого Лжеца.

Даже фигура Великого Лжеца является ложью в благоустроенном и пока не уничтоженным Серым Ураганом Мельбурне.

И да, никакого Сингрипакса с его Инверно, Леклером и Лоудауном просто-напросто не существовало. Одна такая мысль хуже любых смертей. Ведь не может же лучшее, что есть в этой жизни, быть всего лишь выдумкой. Только чудом Майкл не вцепился зубами в спинку кресла. Нечеловеческими усилиями он натянул на свое лицо маску спокойствия и повернулся к Саймону.

– Неужели ты ничего не видел, Саймон? – спросил Майкл. – Темные призраки… Тайгер… твоя любимая Лилия… Неужели все это прошло мимо тебя?

– Кое-что я видел, – сказал Саймон, доставая пачку сигарет. – Мы все видели. Но даже не знаю, стоит ли об этом говорить. Но… в любом случае это бомба.

– Что за бомба? – переспросил Клод. – Саймон, не… а, ладно…

Саймон закурил, понимая, что сейчас не та ситуация, когда Клод станет что-то говорить про курение в его пахнущем кожей и хвойным ароматизатором автомобиле.

– Не буду оригинален, просто скажу, что весь наш мир – иллюзия. Задумка извращенца, программирующего Вселенную.

Клод неуверенно кивнул Саймону, продолжая, тем не менее, метать гневные взгляды на Майкла.

А Майкл хотел знать, что видела она, в то время как он, судя по всему, сходил с ума. Едва он собрался задать ей вопрос – громким, даже вызывающим тоном, давая понять Клоду, что в его отношении к Эми кроется нечто большее, чем просто дружеская забота, как Эми, словно бы уже услышав вопрос Майкла, стала отвечать:

– Я тоже видела призраков. Но говорить об этом я не хотела – боялась показаться глупой.

Все в машине непонимающе переглянулись.

– Мне кажется, я потеряла сознание, – сказала Эми. – Этот Сингрипакс… Новые надежды… – она старалась не смотреть на Майкла, – неужели все это ложь?

Она не хотела в это верить, как, впрочем, не хотел в это верить и Майкл. Он внимательно посмотрел на Саймона и Клода, стараясь понять, что они чувствуют по этому поводу – просто спросить он не мог, что-то внутри его сдерживало. Саймон курил, выглядел непривычно взволнованным, вертел в руках серебряную зажигалку, но понять, что он чувствует, было, как всегда, невозможно. Зато в голубых глазах Клода Майкл прочитал облегчение, чему он, собственно, не удивился. Майкл понял, что Клод догадался о тайной связи Майкла и Эми в вымышленном мире. И пусть мир вымышленный, Майкл знал – и он уверен, что знала и она – что их любовь реальнее всего остального.

Но…

Дикое отчаяние пробило Майкла изнутри, он не мог смириться с тем, что они, такие живые и влюбленные – не более чем марионетки программиста Вселенной. Программист дергает их за ниточки, наполняет сокровенными желаниями. Даже их спонтанное действие планирует заранее. Их воля – бонус от программиста… или не замеченный им баг…

Майкл надеялся, что у программиста хватит ума вернуть ему его 2221 год.

А может, и нет никакого программиста? Может, все это действительно происходит в голове Фила? Любой вариант означал, что в существовании Майкла может произойти абсолютно все что угодно.

«КАК ЗДЕСЬ НЕ СОЙТИ С УМА?!!» – проорал про себя Майкл и прижал ладонь ко рту, чтобы не проорать эту фразу вслух. Свои мысли нужно держать в своей голове! Хоть сделать это практически невозможно…

Гипотеза Саймона о безумном модераторе медленно отходила на задний план… Теперь Майкл был уверен, что превратился в главного героя новой книги отчима. Изощренной и запутанной, как и все, что с отчимом связано.

И теперь остается мечтать, чтобы его вывели из сюжета как можно более безболезненно.

Все теперь стало на свои места. Все эти сбои с именами. Майкл – Оуэн, Эми – Виктория, Клод – Дерек, Саймон – Сайрус… Вдруг он, реальный Майкл Бернс – не более чем литературный персонаж, который засел в голове у отчима? Фил ассоциирует Оуэна, злодея из своей другой книги с Майклом, своим злодеем из реальной жизни. Их условные имена являются не их собственной выдумкой, а условными обозначениями Фила…

Или же они сами – не более чем условные обозначения для персонажей книги Фила? То есть он, Майкл Бернс, – не более чем мысль Фила, которая почему-то обрела сознание?

Майкл не знал, что хуже – симуляция или художественный вымысел человека, которого он ненавидит. Он сам, его неглупые мысли, его священные желания – всего лишь одна миллионная разума Фила, которого и выдающимся писателем назвать-то трудно. И это огорчает Майкла сильнее всего остального… Если бы он был отдельно взятым импульсом нейрона другого человека, например, Стивена Хокинга, он чувствовал бы себя гораздо лучше. Майкл даже пытался найти аргументы в пользу того, что его личность как-то связана с импульсами нейронов выдающегося физика, но тут же остановился, поскольку одними своими рассуждениями можно сделать эту чудовищную картину еще более чудовищной. И без этого идея, что он – лишь несуществующий персонаж, перенесенный в несуществующий мир, который, быть может, даже не найдет отображения на бумаге, а так и останется в голове Фила, причиняет огромную боль.

А может, и нет никакой идеи. Может, все дело в экстази, которое ему дал Саймон? Да, когда-то он думал об этом варианте, но тогда он его отбросил. Так может, это было не экстази, а таблетка какого-то особенного вселенского познания?

Черт! Почему он в трезвом уме скатился до такого безумия?

«Оуэн, Виктория, Саймон и Дерек попадают в будущее, где оказываются в водовороте странных событий, где каждый из встреченных ими героев имеет какую-то тайну…»

Он, Майкл Бернс, или Оуэн Хиллфилд, или пока безымянный персонаж, прямо таки видел аннотацию книги Фила, в которой является главным героем (он надеялся, что главным, на меньшую роль его внутреннее «я» не хотело соглашаться).

Он понял, как сможет отомстить Филу. Если вырвется из головы Фила, не станет персонажем его сраной книги, испортит Филу его гениальную задумку, и вместе со своими друзьями вернется в Сингрипакс, в Лоудаун и там же, не теряя времени, прямо возле трупа Рея, признается ей в любви… Это кажется невозможным, но это единственный вариант…

А может… Майкл чуть не взвыл от этой мысли… Может кто-то, кто моделирует эту Вселенную вырвал Ауди, на которой они мчались к Филу, и поместил эту Ауди в воображаемый мир Фила?

Он считал себя и своих друзей безнадежными.

Но…

Если есть способность подозревать модераторов вселенной в ИХ существовании, значит, не все потеряно со своим собственным.

– Я – герой книги Фила, – сказал Майкл. – Я – всего лишь персонаж.

– Майкл, не верь в это, – сказал Саймон. – Ты не герой книги. Обстоятельства заставили тебя так думать, чтобы ты не думал о моделировании вселенной. Нами кто-то управляет…

– А кто-то, кажется, совсем недавно, не верил в Бога, – презрительно процедил Клод. – Измывался над побитым проповедником в Леклере…

– Тот, кто все это придумал – гораздо больше, чем бог, – так же презрительно парировал Саймон. – Бог – лишь отвлечение от реального создателя. Как и дурацкие мысли Майкла про то, что он герой книги твоего папаши, которого он едва не укокошил. Как и твои слова про этого Моллиса. В реальности всего этого никогда не существовало.

– Может, ради этого все и затеивалось? – спросил с озарением в голосе Клод. – Может, высшая сила таким… странным, мягко говоря, способом, не дала Майклу убить моего отца?

– Почему Майклу? – вмешалась Эми. Оборачиваться назад, как Клод, она не стала, к великому облегчению Майкла. – Я не написала в дневнике имени убийцы. Может, это был Саймон… Или убийцы вообще не было, – деликатно закончила она.

Саймон хмыкнул и после этого по-дружески толкнул Майкла плечом и произнес:

– Один ты из всех нас выглядишь потерянным, Майки! Не волнуйся ты так! Все кончено. Ты сможешь осуществить свои мечты и в нашей сраной реальности. Никто не станет тебе мешать.

Судя по чересчур понимающему взгляду Саймона, его фраза означала, что внешность Эми была такой же, какой она была до их «мнимого переноса» в Сингрипакс.

А сам Майкл ничего возразить не мог…

Вернее, не успел…

Фиолетовая рябь появилась перед глазами…

В следующее мгновение Майкл обнаружил себя вновь стоящим на коленях возле кемпера Элиаса. Эми, Саймон и Клод тоже были здесь, в той же позе, что и он. Вновь валялся труп Рея в синистерской форме. Все было тем же, кроме новой боли в его правом боку. Карие глаза пробежались по торчащим из его друзей оранжевым гарпунам – теперь, мрачно подумал Майкл, ему не стоит гадать, что же ему эту новую боль причиняет.

– Надеюсь, противоядия от лицидов хватит на всех четверых, – первым делом сказал Саймон, особо не волнуясь, что в его груди торчит трезубец.

– Ага, – только и мог ответить Майкл, не желавший верить, что все, что он только что видел, сопоставимо со встречей с богом после приема наркотической брусники.

– Кто-нибудь из вас чувствует облегчение? – спросил Саймон с легкой усмешкой.

– Нужно теперь разобраться, что реально, а что – нет, – сказал Клод, почему-то подозрительно уставившись на Эми.

– Надеюсь то, что шизоидный брат Элиаса мертв, ни у кого из вас не вызывает сомнений? – спросил Саймон, еле сдерживая смех.

«Может, он сошел с ума?» – первым делом подумал Майкл.

– Как и не вызывает сомнений то, что самого Элиаса похитили, – сказала Эми. Ее испуганные глаза никак не могли оторваться от трупа Рея.

– Как и не вызывает сомнений то, что призраки, которых мы видели, также реальны, – сказал Майкл.

Все, даже она, посмотрели на него с недоверием.

«А может, сошел с ума я?» – подумал Майкл.

*********************

– В смысле – реальны? – переспросил Саймон. – Неужели галлюцинации от лицидов ты считаешь – ха-ха-ха – реальностью?

– Мы их видели до того, как в нас попали эти трезубцы, – возразил Майкл и со стоном вытащил из своего бедра оранжевый гарпун. Иронично, что оранжевый трезубец попал в то же бедро, что и в прошлый раз, когда Майкл пытался пробраться в особняк Грезоносца.

– Это были не совсем лициды, – вмешалась Эми. Она держалась за торчащий из ее плеча гарпун, видимо, боялась его вытащить.– Лициды же приносят счастье.

– Ну конечно, Эмочка, ты-то у нас эксперт по лицидам! – рассмеялся Саймон и вытащил из своей груди трезубец, не показав при этом ни малейшего признака боли.

– Объясните же мне кто-нибудь, что здесь происходит! – буквально взмолился Клод – взмолился то ли от нежелания вновь находиться в мире под названием Сингрипакс, то ли от невозможности вытащить трезубец, угодивший ему в голень.

Саймон вытащил гарпун из его ноги и под его болезненный вздох попытался объяснить:

– Дружище Клод, все нелогичное, что ты видел – призраки, возвращение в 2021 год – все это – не более чем воздействие лицидов. Фрэнк – скорее всего, Фрэнк, ибо только он на моей памяти стреляет в людей трезубцами – выстрелил в нас трезубцами, пропитанными лицидами, – очевидно, Эми, лициды могут показывать не только счастье, но и то, что угодно Грезоносцу… Итак, о чем это я… Ах да… Фрэнк накачал нас лицидами, чтобы беспрепятственно утащить нашего приятеля Элиаса в логово Грезоносца, пока мы охеревали от происходящего.

И добавил:

– Вот же дурак, мог бы просто нас убить.

Задумавшись, добавил вновь:

– Дважды дурак, ведь все это время исправленная машина времени находилась у него перед носом.

– ОНА НАХОДИТСЯ У НАС ПЕРЕД НОСОМ! – воскликнул с потрясением Клод, указав ладонью на передвижную лабораторию Элиаса. – А среди нас есть тот, кто держит в своей голове все, что необходимо знать для путешествий во времени…

Он посмотрел прямо в глаза Майклу – без неприязни, столь привычной в последние дни. Майкл не сдержался и даже как-то зло улыбнулся. «Приятно, что твой персональный оппонент зависит от тебя настолько, что готов променять свои принципы всего лишь на банальную возможность выжить» – не без удовольствия подумал Майкл. Он даже успел нарисовать в своей голове картину, в которой он и она оставляют мешающего им Клода в этом вонючем Лоудауне и путешествуют сквозь эпохи в машине времени Элиаса и становятся кем-то бо́льшим, чем просто людьми…

Но…

К сожалению, это невозможно.

И от необходимости объяснять это Клоду Майкла избавил Саймон.

– Майк не может создать машину времени, – сказал он. – Майкл… эээ… забыл, как это делается…

Он повернулся к Майклу и переспросил:

– И кстати, ты мне, вернее нам, так и не объяснил, почему ты не можешь воспользоваться дарованными тебе знаниями.

– Элиас не блефовал, когда говорил, что в случае разглашения сведений о машине времени, все знания о ней кодируются. Я разгласил сведения Джейсону.

И быстро добавил:

– Совсем немного. Джейсон до сих пор ничего не знает о технологии ее создания. Но этого «немного» хватило, чтобы я обо всем забыл…

И вновь добавил, тихим и извиняющимся голосом:

– Простите.

Саймон неопределенно мотнул головой в сторону – это могло означать, что угодно – зато Клод буквально взорвался от ярости.

– Простить? Ты проебал единственный шанс выжить, козел!

В поисках поддержки Клод обратился глазами к Саймону, но тот, то ли из солидарности к Майклу, то ли от пребывания в шоке, ничего не сказал, зато во взгляде Эми Клод не увидел никаких признаков шока, о чем тут же решил у нее спросить.

– Ты понимаешь, дорогая, что мой так называемый брат, – Последнее слово прямо-таки сочилось презрением, – уничтожил все наши надежды выбраться из этого мира?

Потом он замер – какая-та информация, которую Клод, очевидно, подзабыл, стала до него доходить.

– Почему вы держались за руки? – внезапно спросил он.

Эми покраснела, повернулась к Клоду, но к удивлению Майкла, да и вообще, к удивлению всех остальных, спокойно ответила:

– Майкл хотел меня успокоить.

– Правда? – саркастически переспросил Клод. – А почему ты не хочешь успокоить меня? Человека, утратившего последнюю надежду выбраться отсюда? Почему ты не хочешь успокоить того, кто любил тебя даже во время твоих лицидных бзиков?

Потом издевательским тоном, словно бы это было необходимо, добавил:

– Убей меня, убей меня, убей меня…

Эми проигнорировала этот выпад и так же спокойно произнесла:

– Я не знаю, как тебя успокоить.

– И почему ты такая спокойная? Тебя что, не волнует, что мы навсегда застряли в этом ужасном времени?

– Волнует, – просто ответила Эми. – Просто я уже давно знаю, что Майкл забыл все знания Элиаса.

Саймон удивился услышанному, но Клод удивился – и обозлился – сильнее.

– Правда? – переспросил он вновь. – А почему он рассказал обо всем тебе, словно бы не Саймон, а ты являешься его лучшим другом?

– Потому что Эми для меня больше, чем просто друг, – вмешался Майкл.

Клод развернулся к Майклу.

– Я знаю, что ты меня давно подозревал… – продолжил Майкл. – Что ж… поздравляю. Твои подозрения оказались не напрасными. Я люблю Эми. Очень сильно.

И отгоняя подступающую горечь к горлу, добавил:

– И она меня любит не меньше…

Корпоративное зло

День 1. (04. 12. 121 г. э С.)

Великолепный день.

Около трехсот паксбрайтовских жизней унесли с собой доблестные солдаты его великого государства. Бейл ликовал так, как не ликовал уже очень давно. С момента предательства Разрушителя и известий об это ужасной машине времени радость, казалось, навсегда покинула кабинет протектора.

Но…

Сегодня она вновь к нему вернулась!

Смерти с мониторов вызывали у него эрекцию, схожую с эрекцией, возникающей при поедании сырого человеческого мяса. Вместе с доблестным надзирателем из Винкулл под номером 21313, Бейл, растянувшись на своем стуле, незаслуженно именуемого им «трон», продолжал смотреть на молчаливые старания интервентов уничтожить паксбрайтовскую нацию. Всякий раз человечина застревала в горле, когда Бейл думал о беспечной жизни розовощеких – и порой генномодифицированных – юношей и девушек. Что-то горькое жгло ему сердце – если оно вообще у него было. Теперь, с наслаждением думал Бейл, все его небольшие страдания справедливо окупились крахом государственного строя Шелтера.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – спросил Бейл у надзирателя, показывая на монитор, где было выведено костями «Терфертиль».

21313 поднял глаза на экран как раз, чтобы увидеть, как безликий интервент бьет прикладом автомата молоденькую белокурую барышню – на глазах, судя по крикам, ее матери.

– Очень нравится, мой повелитель! – восторженно ответил 21313.

Бейла передернуло от отвращения – на лице надзирателя он смог различить плохо скрываемый ужас.

– Ну-ну, – сказал Бейл и улыбнулся сразу же после того, как в глазах 21313 появился страх – в свое бесстрастное «ну-ну» он вложил слишком много угрозы. Реакция 21313, несомненно, обрадовала протектора – приятно видеть, что даже небольшие усилия не остаются незамеченными.

– Сегодня я видел, по меньшей мере, пять изнасилований со стороны моих доблестных солдатов, – пропел Бейл тоном бухгалтера, ведущего отчетность.

21313 не повел и бровью – уж этим его не удивить.

– Я не давал солдатам распоряжения насиловать паксбрайтовских красавиц, – продолжал Бейл, приподнимаясь с трона. – Но… подобного рода инициативы всегда мною приветствуются.

С экрана с надписью «Терфертиль» послышались стоны. Бейл бросил на него беглый взгляд и добавил:

– Шесть.

После чего навис над 21313, с чьего и так бледного лица сошла последняя краска.

– Знаешь, почему ты здесь оказался? – тихо спросил Бейл.

21313 нервно качнул головой, потом испугался, что ответом в виде жеста вызовет ярость со стороны протектора и добавил:

– Нет, повелитель, не знаю.

– Знаешь, что все, кого я вызывал в этот кабинет угрозами, все, кого приводили сюда пытками, все они оказались в моем желудке?

– Да, – ответил 21313, вдыхая воздух с запахом последних мук.

Бейл закивал головой и достал из шкафчика возле стола прозрачную бутыль с выведенным на ней искусной резьбой лицом протектора Синистера. В бутыли мерно покачивалась темно-красная жидкость.

– Знаешь, что в ней? – спросил Бейл.

– Кровь? – предположил 21313.

– Верно. – Бейл открыл бутыль и втянул ноздрями резкий металлический запах. – С каждой своей жертвы я брал по капле крови. Еще теплой, алой, свежей и такой вкусной крови. Так часто она здесь проливалась! Но ни одной своей жертве я не выказал честь целиком наполнить этот сосуд. Одно съеденное тело – одна капля крови…

Прозрачная, внушительного размера бутыль была наполнена почти до самого горла…

– Вряд ли Шелтер пришлет мне новую, – задумчиво произнес Бейл, убирая бутыль обратно в шкафчик, – если учесть, что я сделал с его государством.

Он сел обратно на трон и устало, словно бы изнуренный физическим трудом, взглянул на 21313.

– Как ты думаешь, почему я развязал войну против Паксбрайта?

– Шелтер сделал что-то не так, – предположил 21313 и поспешно добавил:

– Повелитель.

– Да, Шелтер не захотел отдать мне Энтребьен и Ориенфорт, официальная причина войны именно такая, но дело вовсе не в этом. Просто… в этом кабинете находился один особый человек – единственный приговоренный к смерти, которого я не съел…

Ожидаемо – 21313 удивился услышанным словам, и в глазах его, как показалось Бейлу, затеплилась надежда…

– Я поручил ему уничтожить Йоханна Шелтера. Несмотря на все мои угрозы, несмотря на оружие, с помощью которого я его поработил, этот человек… посмел ослушаться меня.

Никогда в своей жизни Сикстен Бейл не звучал так сентиментально.

– Он искал единственное в мире оружие, способное уничтожить мой мир. Оружие, о существовании которого я до недавних пор не подозревал…

21313 оживился – даже в такой напряженный момент ничто не мешало проснуться его естественному любопытству.

– Ты был верным надзирателем, 21313, и как бы я не хотел отпустить тебя на волю… – Бейл тяжело вздохнул. – Я не имею права допустить ту же ошибку.

Надежда исчезла из глаз 21313, но это не помешало ему спокойным голосом сказать:

– Мой повелитель, я ничего не знаю об оружии, представляющим для вас угрозу. Даже знать не хочу, клянусь жизнью своих детей. По правде говоря, повелитель, я так и не понял, чем же именно я перед вами провинился…

Бейл приподнял брови. 21313 поспешил добавить:

– Просто… повелитель… – Голос его задрожал еще сильнее, – я был… как вы сами мне сказали, хорошим надзирателем… я считаю, что у меня есть право, по крайней мере, знать, за что я умираю…

Бейл нахмурился. Он уже слышал душевные речи Рея, отбившие у него аппетит, и больше не хотел их слышать вновь. Недовольное урчание донеслось у него из желудка, довольно громкое, его услышал 21313. Еще бы – уродливое лицо надзирателя дрожало сильнее, чем прежде. Бейл хлопнул в ладони два раза – дверь кабинета открылась, что-то блеснуло в воздухе – и через мгновение в кабинете оказался мясник. Толстый, вонючий, в кровавом фартуке с блестящим тесаком в огромных, как туловище 21313, руках – хотя, надо заметить, 21313 был далеко не маленьким.

– Хочешь узнать, почему именно ты? – тихо спросил Бейл, ощущающий наряду с урчанием в желудке нарастающую эйфорию. – Я не знаю. Просто я был уверен, что твоя профессия, твои навыки, твоя безошибочность в выполнении моих приказов убедили тебя в собственной безопасности, а мне… – Бейл вспомнил Рея, оказавшегося в распоряжении Грида, вспомнил про машину времени, угрожающую его существованию, и животная агрессия органично вклинилась в его возросшую эйфорию, – мне очень хочется сломать чьи-то убеждения…

21313 по-новому взглянул на Бейла, словно до этой минуты и не подозревал, на какое чудовище он работает.

– Надеюсь, я очень болен, – сказал надзиратель, собирая в кулак свою последнюю решимость. – Хочется, чтобы этот обед был последним в вашей жизни, пове…

Он осекся, поборол рефлексы подчинения, выпрямился во весь рост и, не отрывая глаз от блестящего тесака в руке мясника, замер в ожидании.

– У меня огромный запас дезинфицирующих паксбрайтовских таблеток, 21313! – торжествующе заявил Бейл. – Так что даже не надейся…

Он махнул рукой мяснику и сказал:

– Начинай.

И 71355, как обычно сидевшая возле двери кабинета Бейла, услышала обычный крик и обычный звук вонзающегося в тело тесака, и в очередной раз ее как обычно передернуло.

День 2. (05. 12. 121 г. э С.)

Ужасный день.

Крови одного из самых преданных бойцов, увы, не хватило верховному протектору для поднятия настроения. Наоборот – козырь в виде неожиданного для себя убийства оказался израсходованным, так что с поеданием 21313 во всем Сингрипаксе не осталось не единого человека, которого бы шокировало желание Бейла съесть его.

Разве что 71355…

Но эта пугливая дура в любое время дня и ночи смиренно ожидает, можно сказать, ждет, даже можно сказать, надеется на внезапное желание своего повелителя разрубить ее на части, выпить ее кровь и переварить ее старческую плоть.

– Лишать ее мучений, – вслух сказал Бейл, поигрывая с головой 21313, – значит лишать себя удовольствия…

Правда, Бейл не получал от страха 71355 какой-то особой эйфории. Он просто понял, что если расправится с ней, то ощутит некую пустоту от того, что чей-то длительный страх прекратился. В коридоре возле его кабинета станет тихо – Бейл был убежден, что обладает способностью не только чуять чьи-то страхи, но и слышать их.

Тяжело вздохнув, Бейл отбросил голову 21313 в сторону и принялся набирать номер уборщиков. В кабинете воняло мертвечиной, а Бейл, считавший себя деловым политиком, считал чистоплотность важнейшим из своих достоинств. Редко когда он позволял чьему-то телу, чьей-то медленно подсыхающей крови находится в его покоях более двадцати четырех часов… Странное чувство посетило Бейла. Он подумал было отправить квантовое письмо Шелтеру с просьбой связать его с самым лучшим канцерским психологом, но вовремя вспомнил, что его доблестные солдаты, скорее всего, насилуют рептилеподобных жен этих психологов, ровно как и насилуют чьих бы то ни было других жен – а что еще делать на войне?

Замерев с телефоном в руках, Бейл стал думать, что ему делать дальше, как вдруг телефон зазвонил. Бейл посмотрел на дисплей.

Звонил Грид.

Еще один чистоплотный политик, не пачкавшийся ничем, кроме, пожалуй, крупных коррупционных сделок.

– Я слушаю.

– Протектор Сикстен, я вас не отвлек? – спросил Грид.

В голосе канцлера, очевидно, звучал страх, что не могло не понравиться Бейлу.

– Нет, канцлер Итан, что вам нужно?

Он словно почувствовал, как Грид открывает рот, чтобы произнести одно из своих бессмысленных оправданий, как тут же добавил:

– Может быть, вы хотите рассказать мне про машину времени?

Грид впустую выпустил из легких заготовленный для оправдания воздух. Бейл засмеялся, наплевав (впрочем, как и всегда) на дипломатичность переговоров.

– Я… эээ…

Грид, такой лживый, ухоженный и самоуверенный, не мог совладать с волнением. Ему требовалось где-то пять секунд, чтобы четко изложить свою мысль – неприличный срок по меркам канцлера Гриверса и мэра Кенинг Хора.

– Машина времени скоро окажется у вас, протектор Сикстен, – сказал он.

И добавил:

– Собственно поэтому я вам и звоню.

Бейл решил поюлить.

– С какой это стати, Грид, вы должны отдавать ее мне? – спросил он. – Я к ней никакого отношения не имею…

И умолк, наслаждаясь лживостью своих слов.

К немалому удивлению Бейла, Грид пошел напрямую.

– Я не хочу повторить судьбу Йоханна Шелтера.

– Вот как? – переспросил Бейл.

Грид – чистоплотный политик, не пачкавшийся ничем, кроме, пожалуй, лизоблюдства перед силой, более опасной, чем он…

Грид хотел что-то сказать, но Бейл его опередил:

– Насколько я знаю, в вашем ведении находится мой солдат, которому было поручено, так сказать, распоряжение, связанное с Йоханном Шелтером.

– На этот счет у меня есть новости, которые… эээ… возможно вас обрадуют…

Было слышно, что Грид несколько замялся, но вот как к этому относиться Бейл пока не знал.

А чувства, отличные от осознания собственной силы или выслушивания чьего бы то ни было угодничества, всегда приводили протектора в бешенство.

– Что значит – возможно? – переспросил он на удивление для себя спокойным тоном. – Хочу слышать что-то более однозначное…

Но удивление тут же пропало.

– ЧТО, БЛЯТЬ, ЗА НОВОСТИ? – зарычал Бейл в трубку. – КАКАЯ К ЧЕРТУ РАДОСТЬ?

И следом – более агрессивное и совсем несвязное:

– ГДЕ МОЙ СОЛДАТ?

И затем – с потоком слюней из кровавого рта:

– КОГДА Я ПОЛУЧУ МАШИНУ ВРЕМЕНИ?

Грид запаниковал – даже несмотря на то, что ему, очевидно, было что ответить.

И он ответил – правда, не сразу.

– Сперва я хочу сообщить вам, протектор Сикстен, – затараторил Грид, – что человек, чьей смерти вы так давно хотели, в данный момент… ээээ… мертв.

– Шелтер? – с сомнением переспросил Бейл.

– Ну конечно! – подтвердил Грид неуместно бодрым голосом.

Потом он, видимо, посчитал свое высказывание неприемлемым, поскольку извиняющимся тоном добавил:

– Когда я говорил «мертв в данный момент», я имел в виду, что после получения машины времени вы сможете сколько угодно раз оживлять Шелтера… и съедать, если вам это угодно…

Бейл задумался – насколько слово «задумался» было применимо по отношению к Бейлу. Конечно, мертвый Шелтер к его обеденному столу звучит заманчиво, но само это известие привело не к ликованию Бейла, на что, очевидно, рассчитывал Грид, а к очередному всплеску ярости. Ведь смерть Шелтера не могла – не могла! – быть срежиссерована кем-то другим, кроме него самого.

– КТО ЕГО УБИЛ? – проревел Бейл.

– Его убил Рей Криц, как вы и планировали, протектор Сикстен, – осторожно ответил Грид, на свое счастье установивший причину нового недовольства Бейла.

– И где сейчас Разрушитель?

Грид не сразу понял, кого имеет в виду Бейл, но в контексте разговора нетрудно было догадаться.

– К сожалению, Рей Криц покончил жизнь самоубийством, – ответил он.

Бейл вновь задумался. По сути, сделку с Разрушителем можно считать успешной – Разрушитель выполнил то, чего хотел Бейл, после чего получил то, чего хотел сам.

Но…

Слово сделка нельзя считать применимым по отношению к Бейлу…

НО…

В словах Грида о мертвом Шелтера было то, что не могло не вызвать у Бейла заинтересованности и, быть может, возбуждения, и этот лживый высокопарный хрен знал об этом. Он заправил свою лесть именно тем соусом, который просто не оставлял Бейлу никакого выбора. И самое главное – не оставлял выбора даже после того, как Бейл с яростью осознал, как именно манипулировал его слабостями Грид.

Но…

Грид боится его. Боится, несмотря на свою власть и свою потрясающую способность угодить Бейлу даже тогда, когда это кажется невозможным. Поэтому Бейл, чей мозг был девственно чист от длинных мыслительных цепочек, просто вновь спросил – правда, более тихим и менее рычащим голосом:

– Когда я получу машину времени?

– К сожалению, машина времени неисправна, ей необходим ремонт… – быстро начал Грид.

Он остановился, видимо, осознав, что такое начало лишь усилит злость и без того озлобленного собеседника, поэтому заговорил еще быстрее:

– Но мы сможем вам отправить ремонтника вместе с машиной времени.

Бейл держал телефон в руке словно гранату, он трясся от ярости. Своими животными глазами он пробежал по кабинету в поисках чего-нибудь сырого и съедобного, но наткнулся он только на череп 21313 с высосанными глазницами. Опустив телефон вниз, чтобы не слышал Грид, Бейл взвыл несколько жалостливо – насколько слово жалость было применимо к нему.

– КОГДА?? – проревел Бейл непривычным криком – какая-та боль впервые просочилась в этот привычный ушам Грида крик, сделав его непривычным.