Текст книги "Сочувствую ее темным духам… 13—21"

Клод истерически хмыкнул. Но Саймон все еще сохранял на своем лице несвойственную для него серьезность. В нем читалось некое озарение, правда, Эми и Клод не могли понять, какое именно.

– По-моему, я знаю, куда отправился наш байкер, – задумчиво произнес Саймон.

И замолчал.

Пауза.

– Ну и куда же? – переспросил Клод, недовольный драматизмом Саймона.

Саймон, который, видимо, и ждал вмешательства, произнес:

– Он отправился звонить Элиасу.

Эми и Клод переглянулись, причем в очередной раз – похоже, им нравилось так бессознательно переглядываться друг с другом.

– Так это же… замечательно, – медленно проговорил Клод. Его голос звучал так, словно бы он сам себя осуждал за то, что только что сказал.

– Вы же договаривались, что на вышку должны идти минимум двое, разве нет? – вмешалась Эми.

– Да, – подтвердил Саймон. – Но Майк у нас крутой бунтарь – он грабил Престона в одиночку, виделся с самим Грезоносцем один на один, добыл противоядие от лицидов в неравной схватке.

Клод отвернулся от Саймона с таким выражением лица, будто бы сказанные Саймоном слова были оскорблением его достоинства. Заметив это, Саймон посмотрел на Эми и добавил:

– Майк – тихий мрачный тип, раздираемый мощными желаниями. Так что пойти на вышку в лютый мороз – это вполне в его стиле. Когда импульсы в нем сильны, Майк не давит их, он следует им – именно поэтому мы с ним сдружились.

– Очень интересно, – протянул Клод. – Я-то думал, вы сдружились из-за вашего общего пристрастия к наркотикам.

– Не только поэтому, – спокойно сказал Саймон. – Страйкс, чьим именем ты по неосторожности представлялся, был тем еще наркоманом, но общаться с ним, знаешь, как-то не хотелось, по причине его умственной неполноценности.

При упоминании Страйкса Клод мгновенно изменился в лице. Красное от холода, оно вдруг побагровело, стало ощутимо горячим. Эми, следившая за лицами Саймона и Клода как за партией в теннис, отодвинулась от Клода так, словно бы обожглась. И едва это произошло, Клод выкрикнул:

– Просто бесит, что ты расхваливаешь Майкла, приписываешь ему какие-то подвиги в то время, как он просто вышел поссать!

– Это он так сказал. Я же объяснял, по каким причинам такой человек, как Майкл, может задерживаться.

– Правда? – издевательски переспросил Клод. Эми хотела его успокоить, положила руку на его плечо, но он отпихнул ее в сторону. Он поднялся на ноги, полупустая банка с консервами свалилась на пол. Саймон спокойно смотрел на разгневанного Клода, хотя серые глаза на спокойном лице все же напряглись.

– Ты правда считаешь, что Майкл такой хороший? Этакий благородный преступник? Паршивый образ, в котором вы двое хотите самоутвердиться? Ты убежден, что Майкл лучится сиянием, словно ангел, и ради своих друзей, ради нас, сделает то, что ради него делал ты?

– Да, именно так я и думаю, – тут же ответил Саймон. – В этом я не сомневаюсь ни на мгновение.

Клод довольно закивал головой.

– Я был уверен, что ты ответишь что-нибудь в подобном духе, – сказал он. – Но хочешь я расскажу тебе одну маленькую тайну о Майкле?

– Клод, не надо, – умоляюще произнесла Эми. – Не нужно этого говорить. Мы все в одной лодке, здесь это ни к чему.

Клод словно бы осекся от услышанных слов, но Саймон в то же время оживился. Он поднялся на ноги и тихо прошептал Клоду на ухо:

– Скажи тихо, чтобы не расстраивать любимую.

– Я все слышу! – воскликнула Эми и стала дергать Клода за штатину. – Клод, прошу тебя, не надо!

Клод виновато посмотрел на Эми, затем перевел взгляд обратно на Саймона, набрал воздуха в грудь и… прошептал:

– Если бы не перенос во времени, то Майкл убил бы моего отца на глазах у Эми.

Он отошел от Саймона, сел возле Эми и стал смотреть в огонь. Эми же смотрела на Саймона, ожидая от него какой-либо реакции, но лицо Саймона оставалось непроницаемым. Он походил по комнате некоторое время, после чего сказал:

– Скажи об этом самому Майклу.

– Зачем? – встрепенулся Клод.

– Это будет честно по отношению к нему. Эми права, мы все сейчас в одной лодке – поэтому нет смысла утаивать что-либо друг от друга.

Некоторое время Клод сурово дышал, затем оглянулся на Эми в поисках некой поддержки, и только после ее неуверенного кивка и прикосновения руки ответил:

– Я расскажу ему, когда он вернется.

– Нет, нам нужно его отыскать, – возразил Саймон. – Он же мог реально… эээ… превратиться в Джека Николсона из Сияния, мы ведь этого не хотим правда?

– Правда, – тут же ответила Эми.

Клод неопределенно мотнул плечами.

– Если ты пойдешь со мной на поиски Майкла, – медленно начал Саймон, – то я открою тебе нашу общую с Майклом тайну.

– Что за тайна? – тут же спросил Клод.

Саймон педантично покачал головой.

– Ты слышал условия, после выполнения которых я буду готов ее озвучить.

Клод поднялся на ноги. За голубыми глазами, казалось, идет не то, что борьба, а какое-то смирение, или, быть может, осознание. Он оглянулся на Эми, коротко кивнул ей, поднял с пола пару фуфаек, натянул их на две фуфайки, уже натянутые на тело, после чего, тяжело дыша, произнес:

– Хорошо. Идем искать Майкла.

*******************

Прошло полчаса с момента ухода Саймона и Клода. Эми осталась в хижине одна. Она почистила зубы после синтетического обеда и совсем как в старые мельбурнские, полные одиночества дни, достала свой дневник и принялась изрисовывать его помадой. Именно помадой – во-первых, шариковая ручка не работала при столь вымораживающим внутренности холоде, во вторых, помада очень долго (формально двести лет) лежала в сумке бесхозной – Эми пользовалась ей лишь раз, и то в беспамятстве, во время знакомства с лицидами.

– Как же хорошо, что все это в прошлом, – тихо прошептала она.

И в дневнике появилась красная надпись, заполонившая собою почти всю страницу:

«Как же хорошо, что все это в прошлом…»

Эми знала, что Эми из будущего, которая посмотрит в этот дневник, поймет, что под всем этим подразумевались кошмары, происходящие с ней в периоде между первым приемом лицидов и приемом противоядия от лицидов. Но даже без лицидной зависимости нельзя было сказать, что сейчас она чувствует себя отлично.

Чувство защищенности в доме от напастей окружающего мира всегда здесь присутствовало, пока в этой хижине присутствовал кто-то еще, кроме нее. Ощущение преследования снаружи и иллюзия уюта внутри в совокупности вызывали у Эми страх. Страх за друзей. Страх за себя. Нелогичный внезапный и всегда такой сильный. Но не такой сильный, как местный холод. К этому холоду совершенно невозможно адаптироваться.

Чтобы спастись от холода, она пила мгновенно остывающий чай, по вкусу напоминающий подслащенную воду из-под крана. В стремлении почувствовать хоть какие-то крохи тепла, она была готова днями и ночами выпивать этот невкусный чай, но страх выйти темной ночью по нужде на улицу мешал ей так поступать.

Эми хотела было подняться, навести себе чаю, но вспомнила о слабеньком огне из жестяной бочки, который даже невозможно было развести – по той причине, что Саймон утащил с собой свою серебряную зажигалку.

– Обойдусь без чая, – сказала Эми в пустоту, представляя на ее месте…

Дверь в хижину стала шататься. Тугой ледяной засов заскрипел. Эми мгновенно вскочила на ноги. Дневник упал с коленей на пол обложкой вниз.

Затем в дверь принялись стучать. Эми подбежала к двери, с трудом открыла засов и впустила в хижину Клода… или Саймона… или, быть может, Майкла, по скоплению фуфаек на теле и по спрятанному в ладонях лицу сложно было узнать вошедшего. Эми закрыла дверь на засов. Ее зеленые глаза стали придирчивее осматривать вошедшего, и только по длинным волосам, проглядывающим из-под шапки снега, она догадалась, что это Майкл…

…Майкл, дрожа с головы до ног, поднял голову и с благодарностью закивал Эми. Часть снега падала на открытые страницы дневника, лежащего прямо перед ним. Он тут же перевел взгляд на большие красные буквы в дневнике, разобрать которые он пока не мог. Зная, что смотреть личные записи нехорошо, Майкл отошел от дневника, поближе к ней – к своему личному наркотику.

– Что случилось? – первым делом спросила Эми. – Где Клод и Саймон?

– Разве они не должны быть здесь? – удивленно переспросил Майкл, стараясь, чтобы удивление его звучало убедительно.

– Они пошли искать тебя, – сказала Эми. – Ты куда пропал?

– Я соскучился по своему байку, – тут же ответил Майкл. – Грелся возле включенного двигателя.

– Грелся возле двигателя? – переспросила Эми.

– Ну да, – хмыкнул Майкл.

И добавил:

– Я чокнутый.

Взгляд ее зеленых глаз стал менее напряженным, но в голосе все так же звучало волнение.

– Ты не видел Клода? Или Саймона?

Майкл покачал головой. Взгляд Эми стал более вдумчивым, он поспешил добавить:

– Там сильная метель, так что на мое зрение не стоит всерьез рассчитывать. Я бы спокойно проглядел верблюда, если бы он шел в метре от меня…

И добавил:

– А вдруг он и правда… шел… мимо меня?

И тут же пожалел, что добавил – он почувствовал себя редкостным идиотом. Но Эми, напротив, еле заметно улыбнулась, подошла к дневнику, подняла его с пола, положила в сумку, взяла с пола фуфайку и протянула ее Майклу.

– Держи.

– Спасибо, – сказал Майкл, внезапно вообразивший себя Каем, а Эми – Гердой. Он вспомнил, что Герда приходилась Каю всего лишь сестрой, поэтому откинул от себя это сравнение, ведь оно оскорбляло его священные чувства, готовые вот-вот расцвести в этой забытой летом провинции. Он взял фуфайку у Эми и ненароком задел ее пальцы. Они были ледяными – даже холоднее, чем у него.

– Возьми лучше ты, – он вернул фуфайку Эми.

Эми, видимо, замерзла очень сильно, раз надела на себя фуфайку без свойственных ей вежливых и, можно сказать, благородных возражений. Майкл несколько огорчился от того, что его заранее заготовленная фраза «меня согреет и мысль о том, что тебе тепло» осталась неиспользованной.

– Спасибо, – тихо сказала Эми, усаживаясь возле слабо дымящей бочки.

Она обняла бочку, но даже это не помогло – она все еще дрожала от холода. Майкл оглянулся на лежащие под окном замерзшие двора, он хотел их использовать для дополнительного обогрева…

Но…

С маниакальным восторгом Майкл уставился на мешок с деньгами, стоящий возле запасов с пропитанием. Мешок с деньгами – вернее сказать, с сухой бумагой.

Он тут же подскочил к пустой бочке, схватил ее и поставил возле Эми. После подбежал к мешку с деньгами, развернул его и под ошарашенные взгляды Эми высыпал в бочку минимум половину его содержимого. Затем сквозь кучу фуфаек добрался до кармана штанов, достал зажигалку и… стал поджигать деньги. Огонь переходил с одной купюры на другую, пламя постепенно разрасталось, дым медленно поднимался к потолку. В хижине стало совсем светло. Сквозь дым и огонь Майкл увидел лицо Эми но не мог понять, что оно выражает.

Он сел рядом с ней, но все равно не мог понять, о чем Эми думает. Неужели, она сожалеет, что бесхозные на крайнем севере сквеллары тлеют и дают ощутимое тепло?

«Неужели деньги так уж важны?» – думал Майкл, все явственнее ощущая себя душевнобольным романтиком. – «Ведь сами деньги не греют. Греет их растрата…»

Или, в данном случае, их поджог.

– Тебе стало теплее? – спросил Майкл у мерцающих сквозь огонь зеленых глаз.

– Чуть-чуть, – ответила Эми. – Но в этом морозильнике и это чуть-чуть уже что-то.

И молчание. Они молчали под горение и треск украденных денег. Под тяжелеющий от дыма холодный воздух, который если и стал теплее, то на самую малость.

Саймона и, что более важно, Клода все еще не было. Но перед осуществлением желаний Майкл ощутил внезапный страх. Какое же странное существо – человек. Страх исполнения желания. Организм противится переменам к лучшему, стремясь сохранить привычное худшее.

– Давай о чем-нибудь поговорим? – предложила Эми.

«Вот оно. Наконец-то» – довольно подумал Майкл и сказал:

– Долгое время я думал, почему мои интересы не сходятся с интересами большинства. И, казалось бы, я знал ответ на этот вопрос, но не принимал его, так как считал его слишком простым. Но он на самом деле верный. И все лишь потому, что я – «не большинство». Слишком пафосно, да? И да, я уверен, что почти каждый думает, что он особый… Но… я не нахожусь среди этих особых, потому что я действительно от них отличаюсь…

– И чем же? – задиристо переспросила Эми.

Ее задиристость была изюминкой, той маленькой деталью, что в дальнейшем будет вспоминаться с особенным теплом. Интимное воспоминание, о котором никто никогда не узнает…

Майкл улыбнулся и ПРЯМО СЕЙЧАС хотел высказаться о своих чувствах, но его внимание привлекли тонкие красные пальцы Эми, продолжающие подрагивать, несмотря на все фуфайки и все те деньги, что сейчас горели в бочке.

– Ты все еще мерзнешь? – спросил Майкл.

– А ты разве нет?

– Конечно, но не так… ощутимо.

Эми буквально дрожала.

– Может, обнимемся? – предложил Майкл.

– Чтобы стало теплее?

– Да.

Они обнялись. Руки Эми не могли сомкнуться на спине Майкла из-за количества натянутых на эту спину фуфаек. Пальцы Майкла тоже с трудом могли достать друг до друга. Он чувствовал ее волосы в районе своей шеи, но этого было недостаточно. Он хотел чувствовать ее всю.

Он стал медленно поглаживать ее по спине. Она подняла на него глаза. Майкл обрадовался, стало быть, Эми способна чувствовать прикосновения даже под пятью одеждами. Глаза, зеленые, как трава с утренней росой, столкнулись с его глазами, и он, теряя контроль над происходящим, поцеловал ее в лоб.

И следом подумал:

«Ну почему же не в губы, дурак?!»

И тут же оглянулся на дверь, уверенный, что Саймон или, того хуже, Клод вот-вот постучится.

Он вновь посмотрел на Эми. На ее лице было недоумение или что-то другое – в общем, то, что на лице Эми никогда не появлялось…

Он не успел как следует об этом подумать. Да и думать не было никакой надобности…

Потому что она поцеловала его прямо в губы…

И Майкл ответил на ее поцелуй. Вкус зубной пасты оказался на его языке. Эми… Ее волосы щекотали лицо. Ее скользящие губы – странно, он никогда не замечал, насколько они чувственные. Возможно, его счастливое нутро преувеличивало – но разве это так важно? Ведь самое желанное, что было на этом свете, недостижимое, и в то же время неподдельно ощущаемое – находилось в его руках. И его желание, казалось, никогда не перестанет осуществляться.

Никогда не перестанет осуществляться…

Если бы счастье могло убивать, то он был бы четырежды мертв. А то и пя…

Но…

…когда твое сокровенное желание осуществилось – разве это так важно?

И смерть во время исполнения желания – наилучший конец для любого существования. Высокая нота длинной лебединой песни под названием жизнь…

Он все глубже погружался в этот поцелуй. Он знал, что это станет самым ярким воспоминанием, независимо от событий дальнейшей жизни, от возможных путешествий, от Клода, который, кстати, может в любой момент прийти…

Легкий укол совести тонул в гамме чувств, вернее сказать, чувства, одного только чувства под названием эйфория. Которая будет длиться вечно. А может, и не вечно.

Но…

…разве это так важно?

Даже в холодные дни есть место теплу…

Поприще женщины – возбуждать в мужчине энергию души, пыл благородных страстей, поддерживать чувство долга и стремление к высокому и великому – вот ее назначение, и оно велико и священно.

В. Белинский

На какое-то мгновение тот постоянно вмешивающийся невротик, что в часы бодрствования пытается взять управление в свои руки, слава Богу, не стоял на пути…

И у него получилось…

Он обладал ею. Он искренне считал ее самой красивой на свете. Красивее всех других женщин вместе взятых.

Одной ее красоты достаточно, чтобы отдать ей все на свете. Это не агрессивная, «навязываемая» красота Лауры-Мелиссы, нет – это что-то непостижимое, что нужно возводить в культ… постигать, но не постичь – лучше просто наслаждаться каждым мигом, проведенным с ней.

Кражи, наркотики, заговоры, войны, возвращения в прошлое – все это ерунда. То, о чем он сильнее всего мечтал, он уже получил. С головы до ног его окутала приятная до невозможности дрожь. Особенно на макушке – что-то нереальное давило на нее, вызывая божественное в своем происхождении волнение…

Майкл непроизвольно улыбался, когда целовался с Эми. Его улыбка, как он считал, заслуживала презрительной насмешки, такую, например, мог подарить Саймон, если бы тот сейчас находился рядом. Майкл видел в ее пронзительных зеленых глазах отражение огня… он все видел, все слышал, но все это уходило на задний план. Ничего, кроме вкуса ее губ, он не чувствовал…

«Это уж точно лучше, чем лициды…» – думал он уверенно.

В его голове звучал голос, очень похожий на голос Саймона, говорящий: «Ты просто сентиментальный дурак…»

Но другой голос, близкий по звучанию к его собственному, отвечал: «Да плевать…» Отвечал уверенно, резко, мужественно. Не оставлял ни единого шанса тем зачаткам сомнения, что появлялись в его воспаленной от эмоций голове.

Спустя бесконечность они перестали целоваться. Майкл не мог от нее оторваться. Раньше, из-за глупой неловкости, ему требовались усилия, чтобы не сводить с нее глаз – но сейчас, казалось, он мог смотреть на нее вечно. Ее лицо. Его никак нельзя назвать искусственным. Абсолютно живое, теплое, полное чувственности…

В этот миг он как никогда радовался жизни. Быть живым – это самое важное. Он готов был разделить свою радость со всеми, всему живому он желал того же, что испытывал сам.

Вселенная огромна, человечество на ее фоне микроскопично, живое тепло внутри человечества являет собой само человечество на фоне вселенной.

Тепла так мало.

Они взглянули друг другу в глаза и одновременно произнесли:

– Я люблю тебя…

Сквозь любое счастье проносится грустная, но не всегда отчетливая мысль, что все это рано или поздно пройдет. Ведь жизнь не задумывалась для счастья. «Значит, мы счастливы вопреки самой сути жизни» – думал Майкл. И это здорово. Жить вопреки… Борьба, преодоление – вот что находится в основании пирамиды, на вершине которой находится счастье.

– Невозможно быть счастливей, чем сейчас, – сказал Майкл.

Счастье – химическая реакция, имеющая предел, но ни он, ни она этот предел не чувствовали.

– Что именно ты чувствуешь? – спросила Эми. Она, казалось, удивляется тому, что с ней сейчас происходит.

Майкл подумал и ответил:

– Чувства не поддаются логике, поэтому их нельзя объяснить логично.

– Думаю, что можно заставить другого человека их прочувствовать, – сказала Эми.

– Я слышал о любовных лицидах, позволяющих каким-то образом видеть ту иллюзию, которую бы видел твой возлюбленный, но это не для нас…

– Если что, у меня осталось немного противоядия от лицидов, – сказала Эми и смутилась.

– Нет, – решительно заявил Майкл. – Нам будет хорошо и без наркотиков.

Они молча смотрели друг на друга. Пьянящие глаза, тепло ее поцелуя, близость и частота ее дыхания. Он был уверен, что сквозь шум ветра слышит ее пульс. Сквозь окружающий холод чувствует ее душу. Новый голосок, все также похожий на голос Саймона, сказал: «Ты сошел с ума». Но Майкл знал, что лучше быть счастливым безумцем, чем несчастным мудрецом.

– Я не хочу никаких наркотиков, – сказал Майкл. – Но я наркоман, ведь я зависим от счастья и от любви. Если ни того ни другого не будет, я буду страдать. За наши лучшие ощущения отвечают химические реакции, как из-за действия наркотиков тоже. Мне незачем торчать от травы, брусники, когда мне доводится торчать от того, от чего хотят торчать все.

Эми улыбнулась. На ее лице появились долгожданные ямочки, взгляд зеленых глаз стал одновременно и игривым, и оценивающим, и пылающим, и вопрошающим…

– Мне нравится, КАК ты это говоришь… – сказала Эми.

Майкл, уверенный, что постиг всевозможные пределы счастья, был рад обнаружить, что жестоко ошибался по этому поводу. У его счастья не было пределов. Оно сносило все его тревоги, заботы, привычную логику мыслей.

Просто огонь, сжигающий мертвые листья.

Ее слова были лучшей музыкой, которую он когда-либо слышал, но внезапно очнувшийся в нем меланхоличный скептик посчитал нужным выпалить:

– Я подвергаюсь негативным влияниям. Для тебя я слишком мрачный…

– Ты мой любимый мрак.

И снова маховик счастья раскручивался и раскручивался… Майкл перестал удивляться отсутствию пределов – он наслаждался их отсутствием.

Время потеряло всякий смысл. Окружающая вселенная – тоже. Он в полной мере почувствовал себя так, как чувствовал во время короткого лицидного фильма, после попадания в тело оранжевого трезубца. Об этих наблюдениях Майкл вслух рассказал Эми, добавив:

– Какой же смысл в машине времени, если само время для нас остановилось?

Эми ничего не ответила, но никакого ответа и не требовалось. Не сговариваясь, он и она знали – чтобы получать друг от друга удовольствие, не обязательно разговаривать. Достаточно просто рядом молчать. Важность совместных разговоров. Важность совместного молчания. Важность приятных глупостей – ведь в любовном порыве так приятно совершать глупости. Так или иначе, все важно в любви. Все становится важным. Погружаешься с неистовым теплом в то, над чем ты раньше пролетал, правда, пролетал, замерзая от холода свободы.

Спустя некоторое время Эми задумчиво произнесла:

– Аура Саймона скрывала от меня твое горячее сердце, твою настоящесть.

Майкл, безумно радостный от вновь пришедшей в голосу мысли об имеющейся у него и Эми небесной связи, снисходительно заметил:

– Ты слегка предвзята к Саймону. Я просто делаю то, что хочу делать, вот и все.

– Наверное… Может и предвзята. Просто мне кажется, что мои чувства к тебе всегда были во мне, просто сейчас они вышли на первый план.

– Ты любила меня даже тогда? – переспросил Майкл.

Он не пояснил, что имел в виду под «тогда» – он знал, что она и так поймет его.

– Что-то определенно вспыхнуло во мне. Но Клод, скачок во времени, все эти перипетии с Элиасом и Мелиссой – не позволили мне как следует прочувствовать этот огонь, хотя, к счастью, его не погасили.

Слова Эми побудили Майкла задать вопрос, который он вовсе не хотел задавать.

– А как же Клод?

Что-то появилось в ее взгляде. Это не было неприязнью, неприятием или чем-то другим, столь же негативным по отношению к прозвучавшему имени. Нет, это было чем-то неразгаданным – в первый раз она смотрела на Майкла такими глазами.

– Ты хочешь рассказать обо всем Клоду? – спросила она.

– Не знаю, – честно ответил Майкл. – Я об этом как-то не задумывался…

– Нам придется задуматься – какая же любовь будет между нами, если Клод уверен, что я люблю его?

– А ты уверена, что он ничего о нас не знает? Ведь он изменился после того, как увидел нас в каморке Механика…

– Во всем, что связано с ним, я ничего не могу утверждать… Я не уверена в его словах, в его отношении ко мне, лишь в одном я уверена точно – он будет стараться удержать меня как можно дольше.

– То есть, ты уверена, что он тебя любит?

– Можно сказать, да… – смущенно ответила Эми.

– А ты уверена в том, что я люблю тебя?

Эми кивнула.

Но…

Майклу показалось этого недостаточно, он спросил:

– А его ты любишь?

Эми тяжело вздохнула, затем решительно, словно переступая через себя, заявила:

– Я не хочу начинать что-то новое со лжи, Майкл, но я и вправду не могу сказать, люблю я Клода или нет. Самым честным ответом на этот вопрос будет – «я не знаю».

– А меня ты любишь? – Похоже, меланхоличный скептик опять взял штурвал в свои руки.

– Да, – сразу же ответила Эми. – Ведь тебя я видела в своих лицидных фильмах.

Майкл благодарно закивал и взял Эми за руку. Ее замерзшие пальцы казались такими горячими…

– Честно, я боялась лицидов, боялась любви к тебе, пыталась от нее избавиться, но… – Эми улыбнулась, смотря, как рука Майкла еще крепче сжимает ее руку. – Я потерпела поражение.

– Я тоже проиграл, – признался Майкл, – и несказанно этому рад.

– Да, в борьбе со своими чувствами мы проиграли.

Они улыбнулись друг другу.

Сквозь залепленное снегом окно проглядывалось пустое небо с легким гранатовым оттенком. Скоро должно стемнеть. Но Саймона и Клода так и не было. Но Майкл, чувствуя себя немного засранцем, не испытывал по этому поводу никакого сожаления. Радость, что его почти похороненные чувства вырвались наружу, не собиралась исчезать, просто в данный момент она отошла чуть в сторону. К Майклу медленно, но верно возвращался рассудок.

– Как мы будем жить дальше? – спросил он.

– Я не знаю, – сказала Эми.

– Ведь ты понимаешь, что Клод обо всем должен узнать?

– Конечно. – Эми шмыгнула носом. – Но не прямо сейчас.

– А когда? – спросил Майкл почти требовательным тоном.

– Когда… – Эми вновь шмыгнула носом, – когда мы сможем выбрать для себя новое будущее.

– То есть, когда Элиас починит машину времени и позволит нам ею воспользоваться?

– А разве ты не можешь ее создать?

Пауза.

– Нет, – в полном смущении ответил Майкл.– Я рассказал о ней Джейсону. Сразу же после этого я забыл все, что знал о ее устройстве.

Заметив, что лицо Эми изменилось, Майкл поспешно добавил:

– Не волнуйся, я рассказал совсем чуть-чуть. Он не сможет починить машину времени.

– А зачем ты о ней рассказал? – спросила Эми, но тут же к своему вопросу добавила:

– В его подвале было все настолько жутко, тебе пришлось выдать тайну, да?

– Не совсем. Я хотел стать для Джейсона бесполезным. Я хотел, чтобы он меня убил.

Помолчав немного, он добавил:

– Я не хотел видеть твоих мучений. Я не хотел видеть, как Джейсон воплощает свои угрозы в жизнь. Он – только не смейся, ладно? – он умеет читать чужие мысли, он узнал, что я люблю тебя, и угрожал тебе расправой. Я был бессилен, я понял, что смерти мне не избежать, поэтому решил избавить себя от мучений.

И добавил:

– Но я ошибался. Саймон спас мне жизнь, Джейсона посадили за решетку, а я…я потерял доверенные Элиасом мысли, но вовсе от этого не расстроился, потому что в том же подвале я приобрел то, что избавило тебя от антифильмов…

– Противоядие от лицидов?

– Да.

– Какой же ты безумный романтик, – прошептала Эми и обняла Майкла.

Но…

В тот же момент дверь затряслась от громкого стука…

Эми вздрогнула в его руках, но Майкл не собирался разжимать объятия. Он стал медленно шептать ей на ухо:

– Есть приятные мысли, которые лучше не выпускать из головы. У тебя наверняка такие есть. Подумай о них…

Прямо сейчас…

Подумай…