Текст книги "Сочувствую ее темным духам… 13—21"

Поэтому и ответ Грида прозвучал не как обычно льстиво – в его елейно-раздражающий голос пробралось что-то настороженное.

– В самое ближайшее время, – начал он, потом остановился и несколько сдавленно добавил:

– Завтра.

– И не днем позднее, Грид! – рявкнул Бейл. – Иначе не только Паксбрайт, но и Гриверс омоется грязной кровью своих жителей!

И на этой ноте Бейл посчитал нужным бросить телефон в валяющийся у двери многострадальный череп 21313.

И в это же время на столе – все еще окровавленном рабочем, между прочим, столе – загорелась черная лампа. Пришли уборщики. Благодаря характерному запаху их дезинфекторов любой другой человек мог бы учуять уборщиков за километр – но равнять Бейла с любыми другими людьми глупо. Его нос практически ничего не чувствовал благодаря рту, обильно заглатывающему заглушающие запах паксбрайтовские таблетки.

– Не сейчас! – крикнул Бейл.

За дверью послышались торопливые шаги, которые очень скоро стихли.

Бейл прогнал уборщиков не для того, чтобы его бесчувственные ноздри как можно дольше наслаждались металлическим запахом крови. Нет, нет, нет и нет – просто картографов он хотел видеть сильнее, чем уборщиков. И их реакцию на похожий на бойню кабинет – тоже.

Атмосфера для закрашивания паксбрайтовских земель в синистерские цвета должна быть соответствующей – в этом протектор Синистера не сомневался.

Воспаленные углы треугольника

 
…Когда любя люблю, когда любовью болен,
И тот – другой – как вещь, берет всю жизнь мою,
Я ненависть в душе тогда сдержать не волен,
И хоть в душе своей, но я его убью.88
  К. Бальмонт «Сознание» (отрывок)


[Закрыть]
 

Не сомневался и Майкл в своем желании признаться Клоду в своих чувствах к Эми. Ведь больно осознавать, что реакция Клода на их священную любовь оказалась прелестью лицидной галлюцинации. Теперь Майкл не сомневался в том, что все странное, что он видел, было под лицидами. Кроме, пожалуй, черно-белых призраков из прошлого. Из-за перипетий показанных лицидами событий Майкл не смог разглядеть подлинное счастье, которое ими показывалось – ради показа которого лициды, собственно, и предназначены. Он хотел, он мечтал, чтобы Клод узнал о его связи с Эми, и желание это не воспринималось Майклом чем-то необходимым и неизбежным, наоборот, – в этом желании Майкл, как и в своей любви к Эми, смог разглядеть нечто… священное.

А священное не должно быть необходимым.

Так вот, это священное воплотилось в реальности. Его подавленный импульс, как и положено, вырвался наружу.

И казалось, прошла не одна вечность, прежде чем Клод стал говорить.

– Ты любишь Эми, а Эми любит тебя не меньше, – повторил он предыдущие слова Майкла, словно бы этих слов и своих собственных подозрений недостаточно для осознания всей правды. – А что ты скажешь по этому поводу?

Конечно, Клод обращался к Эми, хотя по-прежнему он не сводил с Майкла глаз.

– Нам нужно не о любви думать, Клод, – проникновенно начала Эми. – А о том, где сейчас Элиас, и что нам теперь делать.

– Элиас? – Клод расхохотался, и смех его звучал настолько безумно, что даже Саймон насторожился. – Мы все потеряли… любимая. – Последнее слово Клод произнес с каким-то извращенным наслаждением. – Мы проиграли эту битву. И машина времени, и ее изобретатель находятся во власти Грезоносца. Я потерял свой шанс вернуть прошлое…

Клод развернулся, решившись удостоить Эми взглядом.

– … а теперь, я потерял еще и тебя.

– Нет! – тут же воскликнула Эми.

Майкл же стал гадать, с какой целью Эми возразила Клоду. Успокоить его, отвести его от выяснения отношений? Или же – у Майкла все похолодело внутри – она действительно не разобралась в своих чувствах?..

– Что означает твое «нет»? – Взгляд Клода казался бешеным, настолько непохожим на привычный яростный взгляд Клода, что Майкл поежился. – Выходит, после слов Майка ты способна дать мне надежду на сохранение отношений? Наверное, дружеских отношений? – Клод пальцами обозначил кавычки вокруг слова «дружеских», после чего как-то особенно болезненно хихикнул.

Саймон не выдержал и тоже усмехнулся. Этого звука оказалось достаточно, чтобы Майкл, Эми и Клод осознали, что в этом мире существует кто-то еще, помимо их троих.

– Извините, – быстро сказал Саймон, поднимая руки в воздух, как бы сдаваясь. – Я в вашей сцене явно лишний…

Никто ему не ответил.

– Надо бы осмотреть лабораторию Элиаса, – задумчиво произнес Саймон, вращая в руках пистолет. – Вдруг у нашего похищенного приятеля имеется что-нибудь полезное для нас.

Саймон провел в воздухе рукой между Майклом и Клодом, словно судья боксерского поединка, затем «судья» забрался в передвижную лабораторию Элиаса и закрыл за собой дверь, не желая наблюдать, видимо из-за дружеской солидарности, за «поединком» Майкла и Клода.

Но…

В одно мгновение Майкл расхотел выяснять отношения с Клодом. Пистолет в руке Саймона подействовал на Майкла отрезвляюще, и Майкл надеялся, что также отрезвляюще он подействовал и на Клода.

Возрастающее в Майкле священное чувство, побуждающее его вступить в открытое противостояние со сводным братом, просто-напросто исчезло. Исчезло так, словно бы его и не было вовсе…

– Пожалуйста, без драки, – умоляюще сказала Эми. Зеленые глаза блестели, и Майкл подумал, что даже крошечного эмоционального негатива хватило бы для появления горьких, неукротимых и, что более важно, неуместных в данный момент слез.

– Ты права, Эми, – сказал Майкл. – Не о любви сейчас нам нужно думать…

– Стало быть, ты отступаешь? – неожиданно торжествующе спросил Клод.

«Неужели ты настолько наивен?» – подумал Майкл с презрением и собирался вот-вот огрызнуться, но в последний момент передумал, и спокойно, медленным и чересчур вкрадчивым, словно бы обращенным к пятилетнему ребенку голосом, произнес:

– Сейчас не время для выяснения отношений, Клод. Наши жизни важнее любви…

В последнем слове невольно прозвучала едкая, самая что ни на есть саймоновская нотка, и Майкл с ненужным страхом подумал, что такие вот крошечные интонации в голосе способны отвернуть от него любовь всей его жизни. Он мысленно не согласился со всем, что сказал ранее, после чего продолжил говорить, переводя свои мысли в более удобное для себя рациональное русло:

– Элиас находится в плену у Грезоносца. Он либо делает для него новую машину времени, либо лежит мертвый в полуразрушенном подвале особняка. И даже неизвестно, что хуже – наш враг с исправной машиной времени или мертвый Элиас. Ведь смерть Элиаса означает, что они придут за нами, поскольку они все еще уверены, что я знаю, как починить машину времени…

Майкл взял паузу, чтобы понять реакцию Клода, предугадать его дальнейшие действия. Клод же, казалось, счел доводы Майкла разумными, правда, доводы его никоим образом не уменьшили количество ненависти в голубых глазах.

– Во-первых, они будут искать тебя, а не нас. Не приплетай меня и Эми к своим проблемам – вероятно, дороги наши в ближайшем будущем разойдутся…

Майкл хотел было грозно осадить Клода, но он вовремя, ценой невероятных усилий, сдержал себя. Чтобы хоть как-то израсходовать свою энергию, накопленную для агрессии, Майкл посмотрел на Эми и увидел, что она, не отрываясь, смотрит на Клода странным взглядом, которым ранее ни на кого никогда не смотрела. Майкл силился понять эмоции Эми, которые она вкладывает в этот взгляд, но, к сожалению, а может даже и к счастью, понять этого ему не удалось.

Клод тем временем продолжал говорить:

– Во-вторых, у этого Фрэнка была возможность захватить с собой не только Элиаса, но и тебя, Майки. Почему же он этой возможностью не воспользовался? Поймать тебя, пока ты считал реальностью галлюцинацию с Мельбурном и – уууу – таинственными темными призраками, было бы легче простого.

Доводы Клода казались настолько разумными и до раздражения простыми, что Майкл стал злиться на себя за то, что сам до этого не додумался.

– Понятия не имею, почему нас не похитили вместе с Элиасом, – стал говорить Майкл. Пока он это произносил, в его голове появилась навязчивая мысль, что он упускает нечто важное. – Может быть, получив Элиаса они решили пощадить нас, но… в это вовсе не верится, если вспомнить угрозы Джейсона, которыми тот сыпал, пока держал меня связанным в подвале.

После вдумчивого суждения глаза Майкла невольно задержались на лице Клода. Пары секунд хватило Майклу осознать, что собственная уязвленная гордость волнует его сводного брата гораздо сильнее, чем мотивы Грезоносца.

– Никто не знает, что происходит, – сказал Клод с таким презрением в голосе, будто бы один Майкл виноват в этом. – И как же нам жить теперь дальше, а?

Потом он перевел взгляд на Эми и голосом, в котором парадоксально сочетались и мольба и осуждение, спросил:

– Как мне теперь жить дальше, Эми? После того, что я узнал о тебе?

Эми старалась не смотреть на Клода, она, в отличие, от Майкла, явно чувствовала свою вину, поэтому ее тихий голос был этой виной пронизан.

– Не нужно думать о себе… В смысле… у каждого из нас не должно быть «я». Должно быть «мы». Мы все находимся в опасности. И только в наших совместных усилиях есть хоть какая-та надежда на спасение.

– В этом мире мы четверо должны быть как одно целое, – повторил Клод некогда сказанные Саймоном слова. – Безо всяких идиотских недопониманий.

Затем горько усмехнулся и добавил:

– Идиотские недопонимания… Только возможность лишиться своей любви я бы не стал называть «идиотским недопониманием».

– Полностью согласен, – сказал Майкл.

Клод приподнял брови. Эми, возможно, тоже удивилась, но за смущением, в которое была окрашена каждая черточка ее лица, удивление не различалось.

– Никто не хочет оставлять все, как есть. Ни я, ни Эми…

– Ты теперь говоришь за нее… – перебил Клод.

– Нет, просто в отличие от тебя, я понимаю, что она чувствует, – твердо заявил Майкл.

И не давая возможности Клоду сказать что-нибудь гневное, Майкл, повысив голос, продолжил:

– Но на время наших общих проблем, у нас должны быть другие, общие цели…

– Какие, например? – В голубых глазах Клода Майкл никогда не видел столько уничижения, как сейчас. – Употреблять наркотики? Грабить гробовщиков? Тусоваться с сурвивалистами?

Майкл пропустил выпады против ушей – сделать это было несложно после прочтения в глазах Эми ярко выраженного неодобрения к сказанным Клодом словам – после чего высказал мысль, которая, как только он сейчас осознал, беспокоила его с самого момента осознания подлинной (Майкл все еще сомневался, что подлинной) реальности.

– Мы все, кроме Эми, нуждаемся в противоядии от лицидов. Эми нуждается в АПЛе. У нее уже есть флакон, но этих флаконов должно быть очень много. Для этого мы должны найти Элиаса. Живым.

Клод был несколько шокирован и вместе с тем смущен – он явно не думал о АПЛе, о том, что Эми обречена принимать его всю жизнь.

– Ты хоть понимаешь, что ты несешь? – переспросил Клод не совсем уверенно. – Как мы справимся с Джейсоном и его окружением? К тому же, есть еще Грид с его ооновцами…

– У Джейсона была возможность убить нас. Он ею не воспользовался. Возможно, нам удастся с ним договориться. В конце концов, не машину же времени мы у него требуем…

Затем с неожиданным, прежде всего для себя, оптимизмом Майкл добавил:

– Кто знает, вдруг и машину времени мы сможем заполучить.

– Шанс один на миллион, – сказал Клод. Ярость никак не желала сходить с его глаз.

Даже Эми кивнула, выражая свое согласие с Клодом. Несомненно, этот жест вызвал у Майкла легкий, но все же укол в груди.

«…в отличие от тебя, я понимаю, что она чувствует…»

Хотел бы Майкл, чтобы у него самого не возникало сомнений в этих твердо сказанных словах.

– И почему же Эми не нуждается в лицидах? – задал Клод вопрос, который Майкл давно ждал.

Ждал для того, чтобы уверенным жестом достать из кармана полупустой флакон с противоядием от лицидов, протянуть его Эми и со всей мужественностью в голосе заявить:

– Потому что Эми примет противоядие прямо сейчас.

*********************

Пока Эми пила противоядие, Майкл успел подумать о многом…

Прошло совсем немного времени, но мысль тем и хороша, что вся ее сложность сможет уместиться всего в одну секунду…

Надежда, которую Майкл считал нелепой, но которая пламенела в его сердце не меньше, чем пламенела его любовь к ней, заставляла его надеяться, что пробраться в логово Грезоносца и выйти сухим из воды у него получится так же успешно, как и в первый раз. В конце концов, все самые безумные идеи, рожденные в его голове, все до единой, осуществлялись в этом все еще непонятном ему мире. Майкл вспомнил, как безуспешно пытался ограбить дом своего отчима в мягкотелой Австралии, сравнивая с этим свои неслыханные по своей дерзости ограбления в Сингрипаксе. Ограбление гриверского чиновника в Сионвиле и кража черепов из гриверского оссуария дались ему настолько легко, что казалось, будто бы его успех (во многом, как считал Майкл, незаслуженный) был нарочно подстроен кем-то могущественным. Майклу живо рисовалась картина, в которой он неуверенными движениями ботинок стирает следы с газона некогда родного дома, а его славный отчим, поставивший камеры, поражается тупости пасынка, просматривая видеозаписи в компании какой-нибудь некрасивой любовницы…

Серьезно? После этого Майкл смог получить уникальную славу грабителя, удачно обокравшего одного из самых богатых людей планеты?

Майкл как-то не задумывался над этим ранее – может быть, ввиду своей молодости, предполагающей беспечность, а может ввиду наркотической затуманенности собственного мозга священной любовью, к которой – очередная удача! – в итоге он смог прикоснуться.

Бог есть, и он заботится о нем? Заботится о том, кто не верит в его существование? Любит безответной, поистине родительской любовью? Вернее, полюбил когда понял, что сын отвернулся от него. Причем, если судить по ситуациям, из которых Майкл выходил сухим из воды, полюбил только его? Бог что, видит в Майкле потенциал нового Иисуса Христа?

В другой день Майкл отнесся бы со смехом к собственным бредовым мыслям. Но после истории с призраками, которые, в чем не сомневался Майкл, не являлись плодом лицидного воображения, всеь бред казался ему преисполненным глубинного смысла.

Майкл постарался отказаться от довольно заманчивой идеи присматривающего за ним бога и стал искать более рациональные объяснения своей (как он не всегда осознавал) удаче. Он пытался приписать свои успехи Саймону, своему ориентиру, маяку, освещающему своей дерзостью дороги, ведущие к достижению недостижимых целей. Но каким бы классным Саймон не был, вряд ли даже ему под силу притягивать удачу в те моменты, в которых только от удачи зависела его (а и иногда и ее) дальнейшая жизнь.

После длительных и достаточно однообразных рассуждений Майкл решил выбросить Саймона и бога из списка своих помощников. Но мысль о Саймоне навела Майкла на мысль, которой поделился Саймон после выхода из мельбурнского фильма. Что если модераторы вселенной подстраивают выгодные Майклу обстоятельства, чтобы он (вместе с теми, кто был небезразличен ему) получал именно то, что он хотел получить?

Едва Майкл примирил себя с возможностью существования непознаваемых модераторов, как в его голове возник непрошеный вопрос – как долго они будут помогать ему? Как нужно вести себя, чтобы они продолжали помогать? Быть собой? Ответ простой и заманчивый, но Майкла посетил страх, что модераторы могут обойтись с ним так, как, например, библейский бог обошелся с Ананией и Сапфирой и с другими людьми, попросту уничтоженными за свою свободу выбора.

Стоп.

А не превращается ли он с такими рассуждениями в религиозного фанатика?

Нет, нет и нет, убедил себя Майкл. Идея нереальности этого мира объясняла Майклу многие вещи, которые он не мог понять, правда с этой идеей приходилось задумываться и о том, кто делает переживания Майкла в нереальном мире вполне себе реальными.

И тут в своих мыслях Майкл словно бы споткнулся о собственную мысль, возникшую у него почти сразу же после попадания в тело лицидного трезубца.

Фил.

Он моделирует реальность. В этом вымышленном мире раскрывается творческий гений достопочтенного отчима, автора трагикомедии, где Майклу отведена роль главного героя.

Но…

Что бы ни произошло в дальнейшем, Майкл ни в коем случае не должен давать Филу контроль над ситуацией. Каким бы нереальным этот мир не был, его переживания самые что ни на есть реальные. И воля, которая побуждает Майкла совершать те или иные действия – его собственная воля!

И ни один создатель, кем бы он не являлся, эту волю у него не отнимет! Даже если убьет его… Его воля умрет в его теле его собственной волей. Желание Майкла плевать в лицо создателю не может являться желанием самого создателя. «Сильные мира всего» теряют контроль над своими детьми. А дети нередко кончают с бесчестными отцами. Бунтарский дух всегда пробьет брешь в нафталиновом облаке мнимого всемогущества, окутывающего бога. Или Фила. Или модераторов.

Да какая разница!

Не суть важна, важно лишь действие.

Ощутив себя большим и значимым после довольно безумных рассуждений, Майкл убедил себя, что ничто его не остановит на пути достижения поставленных целей. Он добудет противоядие для себя и Саймона, заставит Элиаса сделать для нее АПЛ, и, возможно, воспользуется машиной времени, припрятанной в гараже у Грезоносца… или Грида…

Разницы нет!

Он сможет и все тут.

Слепая уверенность сильнее любых зорких аргументов!

И с этой мыслью Майкл крикнул Саймону, чтобы тот вышел из передвижной лаборатории, давая другу понять, «что закончил выяснять отношения с Клодом».

Когда на деле же закончил выяснять отношения с самим собой…

*********************

Саймон вышел из лаборатории с флаконом в руке.

– Мы все заметили, что этот Сингрипакс полон всякой мозговыносящей херни, – пренебрежительно сказал Саймон. – И почему-то здесь принято разливать эту жизненно важную херню в стеклянные флаконы. Как бы нарочно намекая нам, что все жизненно важное может элементарно, совсем как стекло… – Саймон вдохнул горелый воздух, – разбиться…

Он спрыгнул вниз, чуть не споткнулся об труп Рея и направился к Эми, держа флакон в ладони, как гадалка прозрачный шар.

– Неужели в нем АПЛ? – изумилась Эми.

Потом сама же своему изумлению ответила:

– Да, это он. Такой же фиолетовый, как и в прошлый раз.

И следом – с еще большим изумлением:

– Ты сам его синтезировал?

– Конечно.

Все трое, в данный момент до боли символично образующие треугольник, уставились на Саймона.

– Конечно нет, – поспешил добавить он. – Я нашел его, пока рылся в вещах Элиаса.

– Зачем ты рылся в его вещах? – спросил Майкл.

– Кажется, я не говорил, что перестал сомневаться в нашем изобретателе. Более того, когда я нашел этот чудесный флакон – держи, пуговка, – Саймон отдал флакон Эми, – я стал сомневаться в нашем гении еще сильнее, чем прежде.

Он умолк в ожидании чей-нибудь реплики – но никакой реплики не было, поэтому Саймон продолжил:

– Видишь цвет жидкости, Майки? Фиолетовый, если вдруг ты не видишь. Цвет Джейсона. И хоть символично мыслящие люди по-прежнему тлеют в аду моего безразличия, нельзя не заметить связь в очередном совпадении цветов.

– В очередном совпадении? – переспросил Клод.

Вместо ответа Саймон указал на залитую кровью Шелтера фиолетовую дверь передвижной лаборатории.

– Сдается мне, что Элиаса не похищали, – задумчиво проговорил он. – Уж больно фанатеет он от цвета своего врага.

– Да брось ты, – лениво бросил Майкл, даже не пытаясь воспринимать всерьез слова друга. – Твои предложения настолько надуманы, что тебе должно быть стыдно высказывать их вслух.

– Мне? – переспросил Саймон. – Стыдно? – Он усмехнулся.

– Обвини фиолетовый цвет радуги в содействии с Джейсоном. Или группу Deep Purple…

– Или Литовку с ее розовато-фиолетовым макияжем, – закончил Саймон как бы невзначай.

– Поясни, – Майкл оглянулся на Эми и на долю секунду даже взглянул на Клода. Они явно не понимали, к чему клонит Саймон, как, впрочем, не понимал и он.

– Фиолетовый – цвет лицидов, Майки, – сказал Саймон. – Ассоциация со счастьем, друг мой. Условное обозначение для тех, кто хочет вырваться из унылой реальности. Хочешь лицидов – следуй за фиолетовым.

– И как ты об этом догадался?

– Если хочешь употреблять качественные, но, к сожалению, запрещенные наркотики, тебе придется выучить некоторые условные обозначения тех, кто такими наркотиками торгует. Мне ли об этом не знать.

Майкл не знал, как относиться к этим словам, к тому же версия Саймона казалась ему притянутой за уши. Саймон внимательно посмотрел на Майкла и, как бы разгадав сомнения друга, добавил:

– Наплюй на Элиаса. Сейчас он нам не помощник. Теперь-то нам ничего от него не нужно.

Клод кивнул, Эми смущенно держала в руке флакон с АПЛом, а Майкл переваривал в своей голове аргумент, способный разом уничтожить все сомнения Саймона.

– Зачем же Элиас делает для Эми АПЛ? Зачем злодею помогать нам?

– Хм, хороший аргумент, – словно бы издеваясь, произнес Саймон, затем повернулся к Эми и спросил:

– Почему же ты не пьешь противоядие?

Эми пожала плечами – действительно, никакого разумного ответа на этот вопрос у нее не было.

– Сколько Фрэнк отвел на жизнь после выстрела? Недели две, кажется…

– Вроде да, – сказала Эми несколько отстраненно, что странно для вопроса, от которого зависит ее жизнь. – Клод сказал, что две недели. Сама-то слышать Фрэнка я не могла – по понятным причинам.

– Да, ты была без сознания… А сколько ты уже не пьешь противоядие?

– Больше недели, – ответила Эми и сглотнула ком в горле.

Когда говоришь о том, о чем стараешься даже не думать, в организме поневоле возникает весьма неприятное чувство.

– Появляются ли у тебя какие-нибудь симптомы? Может, недомогание? Сразу уточню, я имею в виду недомогание, НЕ связанное с прелестями женской физиологии.

В ответ Эми покачала головой. Саймон удовлетворенно кивнул и многозначительно посмотрел на Майкла.

Но вот чему именно Саймон придавал такую «многозначительность», Майкл так и не понял.

– Ты к чему клонишь? – спросил он напрямик.

– Я думал, ты догадаешься, – разочарованно протянул Саймон. – Я всего лишь имел в виду, что трезубец, попавший в Эми, был вовсе не ядовитым.

– А ничего, что этот гарпун снес ей пол лица? – гневно вмешался Клод, и Майкл впервые всецело поддержал его.

– А ничего, что лицо Эми в итоге стало настолько красивым, что ты, Дерек, передумал с ней расставаться?

Клод покраснел. А Майкл испытал странное чувство – ему понравился наезд на Клода, но все еще не нравилась цель, с которой этот наезд был совершен.

– Ты хочешь нам сказать, что Джейсон и Фрэнк не представляют для нас никакой угрозы? – спросил Майкл.

Саймон возвел руки к небу.

– Наконец-то! Да, Майк, именно это я и хотел сказать. Фрэнк знал, когда стрелял в Эми, что ей ничто не угрожает, поскольку знал, что Элиас владеет навыками перфекцинации.

– Откуда он это знал? – спросил Клод.

– Еще бы он не знал способностей своего союзника. Бывшего союзника, – поправил себя Саймон.

Клод, казалось, всерьез задумался над этой версией, но понять по его лицу, как именно он к этой версии относится, Майкл не мог – потому что не мог смотреть на его лицо по понятным причинам. Он смотрел на Эми, в надежде воспользоваться столь приятным молчаливым взаимопониманием (и в надежде лишний раз позлить Клода), чтобы понять, соглашается ли она с его мыслями или нет. И когда Майкл убедился, что соглашается, он вслух заявил:

– Саймон, это полный бред.

Саймон не смутился – да Майкл удивился, если бы он смутился.

– К черту аргументы, просто назову неприятную для себя версию бредом.

– Ээээ… – Здравомыслие Саймона сбило Майкла с толку.

– Галилея тоже считали сумасшедшим, когда он сказал, что земля вертится. И наши слова о путешествии во времени также сочли бы бредом в 2021 году…

С последним Майкл, к своей неловкости, не мог согласиться. После призраков и собственных мыслей о всемогуществе Фила, ничто не мешало ему считать бредом свою собственную жизнь.

– Что ты хочешь сказать, Саймон? – устало спросил Майкл.

– Нам необходимо противоядие от лицидов – так? Так. Мы не сомневаемся, что лициды, в отличие псевдолетаргина, действительно опасны – так? Так. Я постарался убедить всех вас, что Джейсон и Фрэнк не считают нас врагами – так? Так. Поэтому если мы сами не придем к ним и не попросим у них противоядия от лицидов, то они сами найдут нас и предложат противоядие нам.

В ответ последовало столь недоуменное выражение на трех лицах, что Саймон сразу же добавил:

– Да, я говорю абсолютно серьезно.

– Ты безумец, Саймон, – покачал головой Майкл. – Ты сам говорил, что в этом мире никому нельзя доверять.

– Уж точно нельзя доверять тем, кто в нас стреляет, – добавил Клод.

Майкл и Клод переглянулись – и от вынужденного взаимопонимания их обоих едва не стошнило.

Саймон стал всматриваться в лица Майкла и Клода с таким нетерпением, словно бы имел дело с детьми, причем умственно отсталыми, при этом то ли из благородства, то ли из-за чего-то еще обходил стороной Эми.

– Я не призываю вас становиться фанатами Джейсона и его команды, – начал Саймон. – Ни в коем случае, эти перцы мне и самому не нравятся. Фрэнк большой и тупой, почти как Страйкс, а Джейсон, если верить словам Майка – а я им верю, – Саймон поклонился Майклу, – вообще ничего не употребляет. Черт с ними, с его угрозами, но он… Не курит, не пьет, не колется, не имеет никаких слабостей, кроме, быть может, суперсексуальной союзницы Элиаса.

– Мелиссы, что ли? – переспросил Клод, видимо никак не привыкший, что рядом с именем Элиаса Саймон привык ставить исключительно плохое.

– Да, Мелиссы, прошу не перебивать и не тупить – и для этого достаточно просто молчать. Итак, Джейсон и Фрэнк это совсем не те люди, с которыми я стал бы делиться своими презрительными мыслями, касающимися устройства этого нелогичного мира. Но я не хочу, чтобы вы видели в них исключительно зло. Я не верю в добро и зло, я верю в обстоятельства. Союзниками наших так называемых врагов считать не стоит, как и Элиаса не стоит считать врагом, просто прошу вас не вешать на Джейсона и его команду ярлык злодеев, а на Элиаса – ярлык супергероя. Вообще не нужно вешать ни на кого ярлыки – нет героев, нет злодеев, есть люди, с которыми приходится сходиться для того, чтобы выжить.

– Эти так называемые люди похитили машину времени и помешали нам вернуться в Мельбурн! – горячо, даже почти гневно, произнес Майкл. – Они подсадили Эми на лициды и не раз давали нам понять, что настроены враждебно. Черт, Саймон, да ты проломил пол в особняке Грезоносца! Все слишком серьезно, мы в смертельной опасности, и это не моя паранойя, к сожалению, это факт. И как ты после того, что мы по их милости пережили, можешь думать о сотрудничестве с ними?

– Я всегда думал о сотрудничестве с влиятельными плохими парнями, – сказал Саймон с гордостью. – И я не вижу в этом ничего плохого. Это мое естественное желание – выжить. Вопрос только в том, как выжить. Быть овцой и тихо мирно жевать себе травку или стать волком и перегрызать этим овцам глотки. В этом, пожалуй, единственное преимущество человека перед другими животными – он сам может выбрать себе роль. Быть всю жизнь овцой. Или стать волком.

– Лучше я останусь овцой, – сказала Эми.

Саймон засмеялся. Майкл не выдержал и прыснул – в столь напряженный момент реплика Эми стала чем-то разряжающим. Даже Эми слегка виновато улыбнулась. Один только Клод сохранял серьезное выражение лица. Он постоянно смотрел на Майкла, когда был уверен, что Майкл этого не видит. Вот только боковое зрение у Майкла никто не убирал.

Так что внимание Клода перекинуло внимание Майкла с разряжающей фразы Эми на более важные для их выживания вопросы.

– Хорошо, – сказал Майкл Саймону. – Допустим, мы принимаем твою позицию. Как ты планируешь вести деловые переговоры с Джейсоном?

– Говори за себя! – яростно выпалил Клод.

Майкл поднял брови.

– Не понял?

– Может, я не принимаю ничью позицию. И Эми тоже. С какой стати ты решил за всех нас говорить?

Кулаки Клода затряслись. Лицо покраснело, напряженный взгляд голубых искрящихся глаз не сходил с лица Майкла.

– Эй, эй, я думал, вы уже выяснили отношения, – сказал Саймон, вставая между Майклом и Клодом. – Может, мне опять отойти?

– Не стоит, Саймон, – спокойно сказал Майкл. – Я и Клод, мы оба уже взрослые, мы оба понимаем, что наша драка особенно сейчас, особенно на глазах у Эми, никому не нужна. Верно, Клод?

Клод был готов взорваться от гнева, и Майкл понимал почему – ведь он опять себе позволил обозначить себя и Клода неприятным Клоду словом «мы»…

И сейчас, как никогда в своей жизни, Майкл хотел раз и навсегда избавиться от Клода. Он хотел получить противоядие от лицидов и вместе с ней уехать куда-нибудь подальше… желательно в прошлое.

Майкл все ждал, когда Клод не выдержит, первым ударит его и тем самым лишит себя шансов получить ее сердце.

Но…

Клод спокойно – спокойно по меркам его разгневанного лица – ответил:

– Да, Эми не должна этого видеть.

– Я сама буду решать, что должна видеть, а что нет! – вспылила уже Эми, и гнев на ее лице, к сожалению для Майкла, чем-то напоминал гнев Клода.

Наступила тишина, прерываемая усиливающимся ветром. На Майкла упала одинокая капля дождя.

– Закончили? – спросил Саймон.

Тишина.

– Отлично. Теперь, Майк, отвечу на твой вопрос насчет переговоров. Я не знаю, каким образом лучше выстроить диалог с Джейсоном, чтобы получить противоядие от лицидов, а не очередной трезубец с ними же, поэтому предлагаю всем вместе этот вопрос обмозговать. Но лучше это делать не здесь. Возможно, вы забыли, но мы здесь не одни.

Саймон указал на лежащий неподалеку труп Рея Крица, о существовании которого Майкл и вправду забыл. Еще он забыл и о темных призраках, которых Майкл увидел сразу же после смерти Рея…

Черт, сколько же всего на него навалилось!

– Предлагаю всем нам отправиться в «Шестерки Сатаны», – продолжал говорить Саймон. – В этом мотеле, если ты, Майки, не забыл, на наше имя на неопределенный срок зарезервирована комната.

– Не забыл.

– Отлично… Да, Эми и Клод, мы с Майком обзавелись жильем, совсем как гей-пара, – добавил Саймон, глядя на вытянувшиеся лица Эми и Клода. – Понимаю, Клод, что ты бы хотел, чтобы наши гей-отношения были правдой, тогда бы Эми… – Саймон замялся, видимо подумав, что сейчас неуместное время отпускать такие шутки. – В общем, не стоит терять времени.

Он указал на электромобиль Клода.

– Надеюсь только, что Фрэнк или другой подчиненный Джейсона не следил за нами все это время.

*********************

Электромобиль неспешно выехал на дорогу, оставив позади себя передвижную лабораторию с отброшенной фиолетовой дверью и валяющимся на ней трупом. Клод как обычно неотрывно смотрел на дорогу – и в этом обычном поведении Майкл видел нежелание Клода пересекаться взглядом с Эми, сидящей рядом и несколько стыдливо смотрящей себе под колени. Саймон же часто, можно даже сказать, неприлично часто оглядывался назад, точно в любой момент ожидал, что в воздухе материализуется огромный квадроцикл и Фрэнк с его протезом-арбалетом. Майкл не находил объяснения такому поведению Саймона – ведь он, такой безрассудный, презирающий все то, чего следует бояться, уговаривал их найти компромиссы с более могущественным противником, а теперь ведет себя так, будто бы сам не верит в то, что говорил.