Текст книги "В ожидании полета"

6. Снегопад[41]41
  Музыкальная тема данного эпизода песня группы The Damned – «Grimly Fiendish»


[Закрыть]

Тучи набухли над городом, словно предчувствие реакции на откровенно плохой фильм. Они уже не проливались дождем. Они залепляли мир снегом. Снег падал вниз и закручивался в небольшие вихри, подхватываемый ветерком. Люди сбивались поплотнее, в отчаянной попытке сохранить тепло собственных тел. Как холодно, как морозно. Уставший, грязно одетый, человек сползает по стене одного здания, садясь на корточки. Ему будет холоднее всех в этот мерзлый день. Но такова его ноша. А ношу нужно нести. Распахивая перед девушкой дверь подъезда, молодой человек целует ее в губы, снежинки тают, но им на смену приходят новые снежинки. Это вальс до победного конца. Теплу в нем уготована печальная роль проигравшего. Сотни картин в галереях, с искусственной, нарисованной зимой излучают тепло. Подготовимся с основательностью. Например:

1. «Первый снег»[42]42
  А. Пластов. «Первый снег» 1946 г. Тверская областная картинная галерея, Тверь.


[Закрыть]

2. «Атагосита улица Ябукодзи»[43]43
  Андо Хиросигэ «Атагосита улица Ябукодзи». Когда написана и где выставлена нами не найдено. Возможно плохо искали. Привыкайте.


[Закрыть]

3. «Зима. Ледокол»[44]44
  А. И. Мещерский. «Зима. Ледокол» 1878 г. Государственная Третьяковская галерея. Москва


[Закрыть]

4. «Зима»[45]45
  Л. ван Фалькенборх «Зима» 1595 г. Где хранится не найдено


[Закрыть]

5. «Анастасия»[46]46
  В. Иванов «Анастасия». Единственное что найдено это то, что художник родился в 1950 г.


[Закрыть]

6. «Соперницы»[47]47
  Н. А. Касаткин «Соперницы» 1890 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва. Действительно очень спорное название для картины.


[Закрыть]

7. «Ранний снег»[48]48
  В. Поленов «Ранний снег» 1891 г., Государственная Третьяковская галерея, Москва.


[Закрыть]

8. «Зимний лес»[49]49
  Карл Розен «Зимний Лес» 1931 г. Где хранится непонятно.


[Закрыть]

9. «Ледяные торосы»[50]50
  К. Фридрих «Ледяные торосы». Никаких сведений, словно этой картины почти что не существует. Как почти что не существует большинства картин, мимо которых вы в спешке пробегает по музеям от шедевра к шедевру, как не существует книг, которые не стали значимыми, как не существует жизней, незаметных, но так желающих быть замеченными, как не существует этих комментариев, бессмысленных, оплеванных, этой попытки нарисовать зиму в том, как она была нарисована. Как не существует, а много чего на самом деле не существует. Подойдите к зеркалу и попытайтесь убедить себя в своем собственном существовании. Сколь долго память о вас будет выносить мысли о вас на прибрежный песок, после того как вы потонете в пучине времени, после того как жизнь со своей неистребимой жестокостью примется и за вас, станете ли вы значить для мира больше чем комментарий, сообщавший, что такой-то, и такой-то написал такую-ту картину, что сделал он это в определенном году. А может и года уже не осталось для памяти. Как зарастают памятники на кладбище, за которыми больше некому ухаживать, как медленно стираются фотографии и даты жизни, все к чему свела жизнь миллионов и миллиардов людей. Он правит моей рукой даже здесь, но прав ли он? И был ли хоть когда-то прав кто-либо на этой земле, с начала веков и будет ли прав до того дня, когда не останется тех, кто о чем-то вообще сможет помнить.


[Закрыть]

10. «Замерзший берег моря»[51]51
  А. Ахенбах, альтернативное название «Берег замерзшего моря (зимний пейзаж)», Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург


[Закрыть]

11. «Зимний вид на реке»[52]52
  А. Ван дер Нер «Зимний вид на реке», ок. 1645 г. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург


[Закрыть]

12. «Закат солнца зимой»[53]53
  Ю. Ю. Клевер «Закат солнца зимой». 1891 г. Где ты?


[Закрыть]

13. «Лес зимой»[54]54
  К. Крыжницкий «Лес зимой», куда ехать, чтобы увидеть тебя, кто скажет, кто даст направление?


[Закрыть]

14. «Зимний вечер»[55]55
  Г. П. Контдратенко «Зимний вечер», Иркутский областной художественный музей им. В. П. Сукачева


[Закрыть]

15. «Местность Сусаки и Дзюманцубо в Фукагава»[56]56
  Андо Хиросигэ «Местность Сусаки и Дзюманцубо в Фукагава»


[Закрыть]

16. «Шутка»[57]57
  Н. А. Касаткин «Шутка», 1892 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва.


[Закрыть]

17. «Взятие снежного городка»[58]58
  В. Суриков «Взятие снежного городка», 1891 г., Государственный Русский музей, Санкт-Петербург


[Закрыть]

18. «Вид Троицкой лавры»[59]59
  К. Ф. Юон «Вид Троицкой лавры», 1916 г., Государственная Третьяковская галерея, Москва.


[Закрыть]

19. «Ручей в лесу»[60]60
  А. Н. Шильдер «Ручей в лесу», 1906 г.


[Закрыть]

20. «Всехсвятский каменный мост. Москва конца XVII века»[61]61
  А. Васнецов «Всехсвятский каменный мост. Москва конца XVII века», 1901 г. Ярославский художественный музей, Ярославль.


[Закрыть]

21. «Зимняя роза»[62]62
  С. Кендрик «Зимняя роза»


[Закрыть]

22. «Зимой в Копенгагене»[63]63
  П. Фишер «Зимой в Копенгагене»


[Закрыть]

23. «Охотники на снегу»[64]64
  Питер Брейгель старший «Охотники на снегу», 1565 г. Музей истории искусств, Вена.


[Закрыть]

24. «Солнце на лето – зима на мороз»[65]65
  И. С. Горюшкин-Сорокопудов, «Солнце – на лето, зима – на мороз», 1910-е гг.


[Закрыть]

25. «Замерзшая река с пешеходным мостом»[66]66
  А. Ван дер Нер «Замерзшая река с пешеходным мостом»


[Закрыть]

26. «Ледяные горы в Антарктиде»[67]67
  И. К. Айвазовский «Ледяные горы в Антарктиде», 1870 г. Феодосийская картинная галерея им И. К. Айвазовского, Феодосия. Как легко отыскать информацию, когда речь идет о тех избранных, что пробились наверх. Но что и до них…что знаем мы о них, лишь осколки, долетевшие через зимнюю вьюгу.


[Закрыть]

27. «Дворик. Зима»[68]68
  А. К. Саврасов «Дворик. Зима» 1870 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва.


[Закрыть]

28. «На севере диком»[69]69
  И. И. Шишкин «На севере диком», 1891 г. Национальный музей русского искусства, Киев.


[Закрыть]

29. «Святая Русь»[70]70
  М. В. Нестеров «Святая Русь», 1905 г., Государственный Русский музей, Санкт-Петербург


[Закрыть]

30. «Зимний пейзаж с конькобежцами»[71]71
  Х. Аверкамп «Зимний пейзаж с конькобежцами», 1609 г. Государственный музей, Амстердам.


[Закрыть]

Но все эти картины не схватывают главного – холода, мерзнущих, но все еще бьющихся сердец. Молодой человек помогает в прихожей девушке снять с нее пальто. Так галантно. Возьми конфетку. Пока еще можно. Он ее любит? Не замерзает ли любовь под этими сыплющими снег облаками? Наверное, нет. Встречи некоторых происходят и в это время. Они впервые соединяются в объятиях, впервые целуют друг друга. Но что касается массы тех, что расстаются навсегда? Они не так возвышены, не так поэтичны. А эти двое. Они замирают в комнате. Девушка поджимает под себя ноги, забравшись с ними на диван. Хватит ли им сил? Он обнимает ее, он гладит ее волосы. Но достаточно ли всего этого, чтобы преодолеть холодную декабрьскую стужу? Он хочет с ней о чем-то поговорить. Толпы врываются в кафе и бары, а им на встречу клубами пара валит теплый, согретый воздух. Снег сбивается к обочинам дорог, грязный, чумазый, как лесоруб из темной сказки, поведанной мистером Л. Когда-то придут более теплые дни и он, конечно, растает. Но до них еще так далеко. Многие могут просто не дожить до новой весны, до нового лета. Вы знали, что больше всего людей умирает в феврале? А что пик самоубийств приходится на праздничные дни? Скоро праздники. Кому-то есть с кем их разделить. А как на счет тех, чей стол пуст, тех, чьим единственным соседом является тишина? Сгорбленные, усталые, будут они одиноко сидеть за своим столом. А может быть вовсе и не будут. Может там, где правит бал одиночество не остается место праздникам. Они просто разоблачаются из своих унылых одеяний и поскорее засыпают. Может гром салютов не разбудит их. А может быть одинокий человек, потревоженный ими, распахнет свое окно, он же живет так высоко и сделает шаг, который заканчивает бессмыслицей всю бессмыслицу. Первые слова, последние слова. Так много надежд на них. А что если последних слов некому услышать? Что если они произнесены в гробовом молчании. И ты доходишь до той черты, когда понимаешь – сегодня или через сорок лет – нет никакой разницы. Дышите глубже. Праздники угнетающе действуют на всех, так, кажется, уверяют.

Город прихорашивается огоньками и гирляндами. Красный и синий и зеленый цвета выгодно оттеняются белизной, что расстилается под ногами. Смотрите внимательно под ноги. С другой стороны, канализационные люки, дымящиеся, расплавляющие снег, словно грязь невозможно прикрыть никакими силами. Люди все также снуют по этому городу. Но атмосфера меняется. Предчувствие праздника захватывает их. Как надежда. Что условное, мнимое, начало чего-либо откроет для них новую страницу жизни, словно теперь они станут другими, лучшими чем были, будут помогать нуждающимся, смотреть добрее, вдыхать глубже (главное не рядом с канализацией), надеяться сильнее, любить искреннее. Конечно, все это зависит от поворота календаря. А у кого-то даже нет времени или сил, или желания его переворачивать. Такие тоже бывают. Может мы найдем в себе милосердие к ним? А может милосердие просто выдумка, накрепко спрятанная под слоем снега. Может милосердие – это то, что бывает там, где нет зимы, где деревья всегда зеленые, а клубы пара изо ртов никогда не вырываются, как и ядовитые слова? Ядовитые слова, они остаются с нами при любой погоде, летом, осенью, зимой, весной, просто всегда. Может существуют и хорошие слова, но почему память нас подводит в том, что касается того, что мы их слышали или что сами их произносили? Снег валит нескончаемым потоком с небес, укрывая улицы и переулки, площади и парки, острова и нет, реку он укрыть не в состоянии, река плавит снежинки, так же как наши сердца плавят все драгоценное, что мы не замечаем в перерывах между тостами, в перерывах между днями, в перерывах между встречами, в перерывах между расставаниями. Зима пришла и торжествующе правит бал от земли до неба. Холод проникает всюду и от него не укрыться, хотя иногда его можно замаскировать искусственным отоплением. Как холодно сейчас там…далеко…бывает ли там вообще холод? Кто попадет туда, а кто навсегда останется здесь. Линии, убегающие в бесконечность. Неожиданные повороты и изгибы. Указатели направлений. Зачем им следовать? Может, лучше и не надо? Может просто дернуть стоп-кран и пусть этот поезд, на котором мы все едем застрянет посреди холодного, заснеженного поля и ждет пока придет весна. Но удары следуют один за другим, и я не могу их остановить. Они словно живут своей жизнью, а я в состоянии лишь любить тех, кому должен буду причинить боль. Но мне совсем этого не хочется. Влияю ли я хоть на что-то или мое дело воспроизводить удары. Еще, еще и так до бесконечности. Контуры становятся все отчетливее. Молодой человек в баре – он совсем один и он заказывает уже далеко не первый коктейль, крепкий коктейль. Разве может это ему хоть чем-то помочь? Удары, удары, следующие за ударами. Прекрасная девочка, решившая повзрослеть и перестать быть прекрасной. Что я могу, кроме того, как заплакать над всеми ними в этот хмурый вечер, когда снег падает с небес. Почему я не могу стать снежинкой и просто растаять на ладошке, которая бы подарила мне хоть немного тепла. Почему конструкции возводятся? Почему построили Пирамиды? Имела ли смысл Великая Китайская Стена? Имеет ли смысл эта зима? Что придаст ей смысл? Удары, удары, следующие за ударами и наши жизни, в промежутках между этими ударами, со всеми своими натяжками, сплетениями и историями. Пусть тот молодой человек уйдет из бара, пусть он уедет, пусть та девочка закутается в одеяло и никогда не повзрослеет, пусть другой молодой человек, сидящий на диване с красивой девушкой никогда не раскрывает рта, а если и раскроет его, то только для слов любви. Мелодия льется, но слова никому неизвестны. Почему мне так больно? Может ли снег причинять боль? Или боль причиняется просто потому что на ней зиждется наш мир?

7. Яна[72]72
  Музыкальная тема данного эпизода песня группы Fleetwood Mac – «Say You Will»


[Закрыть]

Яна переоделась. Без смущения, без стеснения. Она ведь решила верить этому человеку, решила быть с ним…ибо это не пустое для вас, но жизнь ваша. И раз уж решение принято, то необходимо ему следовать. С другой стороны, дверь за спиной всегда распахнута, она не готова была ставить все фишки в этой игре, это просто чертовски приятно, но что-то большее? Она не знала этого. Они встретились на остановке, она вышла прогуляться, устав ждать его дома. Теперь на ней была непомерно длинная, почти до колен белая футболка, эффектно ниспадавшая с левого плеча. Костя приехал, выпив пиво. Она не сердилась на него. Он сказал: «Я поговорил с ней». И Яна поняла, о чем идет речь. Наконец-то, давно пора. Она надеялась на хорошие новости. Ей почему-то очень жалко было Николая, и она хотела, чтобы он перестал мучиться, чтобы его подозрения оказались беспочвенными. Но в этой уютной, благодаря ей – уютной, комнате, где они сидели на диване, она, поджав под себя ноги, а он, гладя ее по оголившемуся плечу, все эти надежды рушились. Все оказалось таким…таким…неприятным…Яна становилась сильнее здесь, она обретала какую-то силу, находясь в отношениях с этим человеком, она увереннее смотрела вперед и ей хотелось, чтобы ничего не омрачало этого взгляда, она хотела быть с ним, теперь она была уверенна, почти уверенна, уверенна на столько, что могла заставить себя в это поверить:

– Как мерзко…как мерзко, – да, она могла повторять это сколько угодно, но что это меняло? – Встречаться с одним для виду, а за спиной спать со всеми подряд…как можно быть таким человеком? Я бы никогда такой не смогла быть! Никогда! – она гневно взглянула на Костю, смешивая во взгляде гнев с влюбленностью! – Когда ты встречаешься с кем-то ты несешь ответственность за этого человека, ты не должен изменять ему или ей. Ведь ты бы так тоже никогда не поступил?

Константин отвлекся от поглаживаний и игры с ее волосами, он встал и прошелся по комнате:

– Конечно бы я никогда так не поступил – я бы никогда не стал спать с кем-то у тебя за спиной. Это отвратительно. Мне самому неприятно, что я узнал все это. Но может все это неправда?

– Что ты хочешь сказать, думаешь она специально придумала все это, чтобы ты рассказал ему и это сделало ему еще больнее?

– Да нет, Катя была весьма убедительна, у меня нет причин чтобы ей не верить, но с другой стороны…

– Вот я и говорю – это ужасно. Почему же только тогда она покончила с собой?

– Вся эта история…она какая-то…неправильная, словно специально сочиненная… Но если так подумать…то, может она устала жить сама с собой…

– Может быть. Костя, это очень важный момент. Мы должны помочь Коле. Но вот только вопрос в том, как?

– Я вообще сомневаюсь в том, что нужно ему об этом рассказывать

– Как это – не рассказывать? Он же убивается из-за нее, а она оказывается была такой дрянью.

– Может нам не стоит делать поспешных выводов, все совсем не так кристально ясно, если все так, то почему она покончила с собой? Сразу после того как он решил с ней расстаться? Это кажется мне совсем не ясным. И мы строим все это здание лишь на словах Кати, которая, как ты сама подметила, могла рассказать это лишь с целью косвенно нанести удар по Коле. Я не уверен в том, что я должен рассказать ему.

– Ты должен быть уверен! Он убивается из-за такой твари, а на самом деле он не виноват! Так обели его совесть, это же доброе дело! И вообще, ты же сказал, что она была убедительна!

– Мало ли, что я сказал. Этого недостаточно для такого решения. Яна, я рассказал тебе, потому что мне эта новость тоже тяжело далась, я знал Марину, и она казалась доброй, влюбленной в Николая. Мне трудно переварить все это, трудно даже поверить в это.

– Но зачем Кате врать тебе, ты же не говорил, что это для Николая?

– Нет, напротив, я даже завернул, что мы с ним фактически не общаемся.

– Вот видишь, ей не зачем врать. Она не стала бы кончать с собой только из-за расставания с ним, она просто устала жить наедине с таким человеком, которым сама была.

– Яна, ты слишком категорична, да…я так предположил…но все это…хм.

– Но надо что-то делать, мы должны поставить точку в этом деле. Ведь Коле плохо, он начал выпивать, разве ты не наблюдал это по нему, последний раз, когда мы его видели?

– Он переживает, но возможно мысль о том, что его любили, а он виноват куда спасительнее, чем мысль о том, что ты не виновен, но жил среди грязи и лжи.

– И ты предлагаешь продолжить эту ложь новой, не говорить ему? Я думала ты сторонник Канта.

– Знаешь пункт о том, что лучше сказать правду, чем спасти человека всегда казался мне жестоким, в мире и так слишком много жестокости

– А не жестоко наблюдать за тем как страдает человек, мучается чувством вины?!

– Да пойми ты, обратное может быть куда как хуже!

– Нет, я этого не понимаю. Правда всегда лучше лжи.

– Поэтому ваша, девушек, то есть, любовь столь жестока.

– Ты хочешь со мной поругаться?

– Этого я хочу меньше всего на свете. Прости меня?

– За что?

– Неважно. Просто можешь простить если любишь меня…?

Если любишь меня. Яна задумалась. Во-первых, странна и внезапна эта просьба. Что он скрывает? Почему у него такой виноватый вид? Эта встреча с Катей…да конечно, он мог не только угостить ее пивом, а, например, и поцеловать, почему нет. Яна не рассердилась бы на это. Она верила, что он старается ради друга. Сама она не стала бы целоваться с кем-либо другим, но он…он же ветреный, любит сильно, но от того лишь легче отступает в сторону. Такой уж он. Но ей хорошо с ним. Он приютил ее. Он смотрит на нее таким взглядом, что иногда захватывает дух и из этого следует, во-вторых. «Если любишь меня». Могла ли она сказать, что любит его, он говорил ей это и она отвечала на это, но насколько серьезно это все было? И было ли вообще? Не означает ли то, что я могу простить ему того, что в действительности я не люблю его? Могу ли я быть с ним до конца открытой? Могу ли я разогнать тучи в его голове, взять его за руку и пойти вперед, невзирая на ветер, дождь и снег. И та ли она кто нужен ему? Она легко могла простить ему что-то. Пусть было что-то, она знала, что это что-то, не было чем-то серьезным, в этом она полностью доверяла ему и знала, что доверяет не напрасно. Он был добрым человеком, хорошим человеком и он умел смотреть ласково и влюбленно, но достаточно ли всего этого?

– Конечно я прощаю тебя, раз ты об этом просишь, – Яна улыбнулась. И эта улыбка разбивала ему сердце. Он винил себя и не хотел, чтобы его прощали, он хотел исповедоваться, потому что верил, что так правильно. Но ей, по-видимому, было все равно, она легко могла простить его, потому что все это было легко и невесомо, как ее футболка, сползающая с левого плеча.

– Спасибо, – прошептал он.

– Но я очень прошу тебя, сделай то, что нужно сделать. Поговори с Николаем. Раскрой ему глаза на обман, в котором он жил.

– Я…

– Я очень тебя об этом прошу, считай, что это в обмен на прощение, о котором ты меня попросил.

– Хорошо, я постараюсь поговорить с ним, но боюсь, что это разобьет ему сердце.

Яна холодновато посмотрела на него. Она была слишком уверена в своей правоте. Слишком легко относилась к нему, чтобы простить ему маленькую…да наверное…даже не измену. Слишком легко относилась к нему, чтобы испугаться просьбы о прощении, и он видел это. Ей становилось больно от этого. Ему становилось больно от этого. Может быть все было ради того, чтобы узнать, что это все – настоящее, но она легко прощала и непоколебимо требовала. Он потянулся к ней и поцеловал, захватив ее в объятия. Он прошептал:

– Пожалуйста, скажи, что ты будешь, скажи, что ты будешь…

Она была с ним, но она была далека. Красивая, добрая, милая, но не способная распахнуть свою душу и тем самым позволить ему вновь быть собой, вновь радоваться жизни. Она оставалась красивой картинкой, с которой приятно передвигаться по жизни, но которая не способна по-настоящему согреть в эти холодные декабрьские дни.

Позже они засыпали на разложенном диване, он был слишком в себе, чтобы любить спать в обнимку, но ему было обидно, что она этого и не просит, не желает. За окном падал снег, он с тоской посмотрел на него, затем обратил взор на Яну, красивую, но бесконечно чужую, даже в этот момент.

8. Полина[73]73
  Музыкальная тема данного эпизода песня группы The Damned – «Smash It Up»


[Закрыть]

Полине было откровенно скучно в этом баре, куда ее позвали друзья. Ей было не по себе в таких местах. Ей не нравилось смотреть как ее друзья пьют, а сама она не пила. Несмотря на это обстоятельство, услужливая официантка в красной футболке смотрела на Полину с какой-то странной симпатией. Я что-то сделала не так? Она не знала. Бар грохотал музыкой, словно предназначенной для какого-то буйного фестиваля. Напитки лились рекой. Но Полина ощущала себя здесь чужой. Зачем она пришла сюда? Она не могла бы толком дать ответа на этот вопрос. Потому что нужно поддерживать отношения с друзьями? Даже если эти друзья так от нее отличаются? Ей хотелось встать и пройтись по бару, осматривая диковинную роспись на его стенах, читать алкогольные анекдоты, столь неуместно размещенные в туалетах, смотреть на всех этих людей, сбившихся в вихре бурного или не очень бурного празднования, происходившего подальше от холодной погоды за стенами бара. Собственно, она не возражала бы против идеи встать и уйти отсюда, прогуляться под снегопадом на улице. Полина любила снег, как собственно любила и умела она находить плюсы в любой погоде. Это была ее хорошая отличительная черта. Музыка скакала вверх и вниз, переходя от пения к длинному гитарному запилу. Против музыки Полина не возражала. Но ей было скучно. Что ж, нужно смириться с этим. Возможно она даже готова была выпить бокал шампанского или вина, чтобы друзья, ох уж эти друзья, не стали коситься на нее слишком откровенно, как на человека, своим алкогольным постом, портящего праздник всей компании.

От барной стойки послышался оглушительный пьяный смех, она обернулась, молодой человек в небрежно распахнутом синем костюме и рубашке, по-летнему расстегнутой на верхние две пуговицы, громко смеялся над какой-то шуткой, которую ему видимо поведал бармен. Человек потянулся, схватил судорожно зеленую рюмку, видимо с каким-то крепким напитком, и выпил ее. Она с удивлением поймала себя на мысли, что знает этого человека. Не бармена в смысле. А пьяного молодого человека у стойки. Ну точно, так и есть, это друг Константина Евгеньевича, Николай Сергеевич, преподаватель…чего-то, о чем Полина к своему неудовольствию, не помнила. Он часто заходил к Константину Евгеньевичу. И в прошлом году, тот даже представил ее ему как «очень сообразительную студентку». Даже сейчас Полине стало неловко от этого давно минувшего представления, такого, в стиле Константина Евгеньевича, в стиле его хорошего настроения. В плохом бы он вряд ли о ней упомянул, а скорее мрачно взирал на все происходящее вокруг, словно вокруг разворачивался не иначе как последний день Помпеи.

Николай Сергеевич вновь потянулся за рюмкой. Он пьет слишком быстро и ведь видно, что он уже пьян. Как жаль. Она была знакома с ним совсем чуть-чуть, но представляла его человеком серьезным, вдумчивым. Ее мнение было столь ошибочным? Или что-то случилось, что-то, что толкнуло его напиваться в этот декабрьский вечер в этом баре, без оглядки на последствия, без оглядки на то, что сегодня, пятнадцатого декабря, была пятница и завтра у него рабочий день. Полине было одновременно неприятно, жалко и боязно за него. Что-то случилось.

Николай сам уже рассказывал какую-то видимо смешную историю, голос его был неприлично громким, но все же не долетал до столика Полины, во всяком случае, не долетал до тех пор, пока Николай Сергеевич не дошел, по-видимому, до кульминационного момента своего анекдота:

– И вот, она открывает дверь, и мы видим….

Николай со смехом размахнул руками в стороны, его высокий стул отреагировал на бурное движение всего корпуса Николая, пошатнулся и он, то есть и стул, и Николай, повалились назад, прямо на пол.

Полина ахнула, она хотела немедля подбежать к упавшему человеку, но словно что-то приковало ее к месту, ее друзья не обратили на отвратительную сцену никакого внимания, весело продолжая перебрасываться шутками и историями, в перерывах между потягиванием своих коктейлей.

Николай попытался встать, получилось у него это не сразу, он запнулся о стул, вновь упал, приложившись – должно быть больно – подумала Полина, о ножку высокого барного стула. Он наконец-то встал и вперив взгляд в бармена завопил:

– А теперь слезы змеи!

Бармен отрицательно покачал головой и также отрицательно развел руками. Николай стал что-то сбивчиво объяснять, явно настаивая, бармен вновь отрицательно развел руками, приправив это дежурной улыбкой. Николай дернулся по направлению к выходу, но вновь запнулся о так и не поднятый стул и снова упал. Полина наконец сорвалась с места. Ему нужно помочь, все равно я здесь лишняя. Ей было жалко этого, когда-то элегантного, а теперь такого пьяного человека. Она не сказала друзьям и слова. Она подбежала к нему и придерживая за руку помогла подняться, потом поставила стул на место, чтобы он больше не запинался об него. Бармен смотрел на разворачивающуюся картину безучастно. Однако произнес:

– Расплатитесь и довольно на вас сегодня.

Николай полез куда-то в пиджак, долго искал банковскую карту, а затем лишь со второй попытки – ох ну, слава Богу, ввел код карты, расплатившись с теми, кто помог дойти ему до такого состояния. Наконец он обратил мутный, пьяный взгляд на Полину. Она сказала:

– Я Полина, студентка Константина Евгеньевича, он нас представлял в прошлом году.

– Сс…студентка? – прошамкал Николай, – все вы его студентки. У меня тоже была студентка. Одна.

– Я хочу вам помочь, вы себя плохо чувствуете, – Полина явно лезла в неприятности, она так и ожидала, что Николай дернется и пошлет ее к дьяволу с ее такой-то помощью.

– Помочь…это….мне никто не поможет.

– Вы на ногах не стоите, вам нужно домой, где вы живете?

– Такси.

– Конечно на такси, но где вы живете?

Он промямлил адрес. Полина шустро соображала. Рядом с университетом, видимо преподавательское общежитие.

– Я вызову вам такси и помогу сесть, у вас есть чем расплатиться?

– Я…Я…

Полина решила, что это утвердительный ответ, она осторожно сопроводила Николая до стенки у лестницы, что вела к выходу на улицу и прислонила его к ней:

– Мне нужно на минутку отойти.

Она быстро вернулась к друзьям:

– Мне нужно уехать, вот, пятьсот рублей за меня, я съела на меньшее количество так что должно хватить, извините.

– Куда ты?

– Потом, потом.

Полина торопилась, она увидела, что Николай попытался отлепиться от стены и нелепо пританцовывая, на неспособных к ходьбе ногах, начал вновь заваливаться, она успела его подхватить. А вот лестница станет настоящим испытанием.

– Я вам помогу, – раздался голос, белокурая официантка возникла прямо рядом с ними и так они, держа Николая с двух сторон поднимали его по лестнице, – я же говорила ему, ну почему он меня не слушает, он должен уехать был.

– Сейчас уедет, я закажу такси.

– Да нет, уехать вообще отсюда, из этого города.

Полина решила не обращать внимания на странные речи официантки, счастье уже то, что она помогла. Не то, что этот бесчувственный бармен, неужели он не видел до какого состояния его доводит?

У вершины лестницы они вновь прислонили Николая к стене, Полина стала вызывать такси. Николай был откровенно плох. Официантка, сочувственно посмотрев на него, поспешила вниз, обратно в зал, к празднующим и гуляющим. Такси приехало быстро. Вывести Николая на улицу и спустить его по ступенькам оказалось делом нелегким. Точнее правильнее всего было бы именно сказать «спустить его» – ибо он падал почти при каждом шаге и совсем не мог держаться на ногах. Подходя к такси, Николай распахнул его дверь и этой самой дверью сбил себя с ног. Водитель недовольно завопил:

– Я его одного такого не повезу!

Полина решилась:

– Не переживайте, я поеду с вами.

Они залезли в такси, Николай сполз и уткнулся головой в бедра Полины, он плакал, сквозь пьяные слезы пробивалось:

– Марина, я, во всем виноват я, оставьте ее мне, пожалуйста, оставьте ее мне, не очерняйте, не отнимайте.

Полина гладила Николая по его темным, совсем не таким длинным, как у Константина, волосам. Николай затихал, она чувствовала его слезы, а также она чувствовала его боль. Словно дверь в чью-то душу оказалась распахнута и обнажила все страшное, что таилось за ней, как тело умершей девочки за дверью, как Новый Год, на который тебя никто не зовет и никто не дарит подарков. Она не знала в чем состоит трагедия Николая, но сочувствовала ему, не может так плакать человек, который по-настоящему не несчастен. Такси приехало по указанному адресу. Николая пришлось будить. Полина надеялась, что, поспав хотя бы десять минут он обретет контроль над своими ногами, но выйдя из такси (расплатилась сама Полина), он тут же поскользнулся и упал. Таксист крикнул:

– Пить надо меньше!

А затем уехал.

Полина поняла, что ей придется сопровождать Николая Сергеевича в преподавательское общежитие. Они с трудом дошли до дверей. Консьержка всплеснула руками:

– Что опять? Четвертый раз за последний месяц. А вы что, к нему?!

– Я только помогаю, я доведу его до комнаты и сразу уйду, не беспокойтесь.

– Вам здесь и находиться-то не положено, к тому же он, слышали про него, что было? – женщина приняла заговорщицкий вид.

– Не слышала и мне этого не надо, я уйду, как только доведу его до комнаты.

– Ну ладно-ладно, не мне же его тащить, завтра вообще суббота, как можно то так?

Перед лифтом Николай принялся ныть:

– Лифт, не хочу лифт, лифт – это плохо, белое – это плохо. За белыми дверями скрывается боль. За всем белым скрывается боль.

– Ну-ну, надо ехать, мы же быстро, – Полина успокаивающе погладила Николая. Тот с недовольным видом замолчал.

Лифт и впрямь быстро довез их до нужного, консьержка подсказала, этажа. Она же назвала и комнату. Полина попыталась добиться у Николая, где у того лежат ключи. Достала и отперла комнату. Холодная, темная и заброшенная, она была словно этот человек. Полина подвела Николая к кровати, стащила с него пальто и уложила его, накрыв одеялом, которое он даже не убирал. С ним что-то не так, но что тут могу сделать я. Полина взяла телефон Николая, набрала свой номер, внесла его в список контактов и сделала дозвон. Позже, уже уезжая на такси к себе домой, она отправила ему сообщение: «Здравствуйте, Николай Сергеевич. Это Полина, студентка Константина Евгеньевича. Я помогла вам в баре. Если вам потребуется поговорить, если вам нужна какая-то помощь, пожалуйста, не пейте, а обратитесь ко мне. Я не знаю, чем могу помочь, но я очень постараюсь. Надеюсь, у вас все будет хорошо».