Текст книги "В ожидании полета"

– Николай он.

– И Николаи бывают, парень, и Николаи. Ты ему хоть сигарет-то дашь? А то пока поставим – столько времени еще пройдет, ох парень.

– Дам.

– Ну хорошо. А ты сам-то – может тоже к нам, что так, что эдак, ну?

– Нет уж, спасибо. И вообще, не могли бы вы помолчать, вы действуете на нервы своим бредом.

– Да я что? Так – бормотун. Была девка….

Полтора часа спустя я вышел из больницы. Николая оставили. Врач безапелляционно заявил – «Чистая шизофрения, голоса…». Похоже на то, бедный Николай. А что там с ним будет, если у них такие санитары – ужас. Мне казалось, что мы предали, кинули его. Что можно было изменить? Что можно было сделать иначе? Я не знал…чудовищно…но к этому все шло, словно злой рок. А теперь я еще и улетаю. Напоследок, когда Николай уже переоделся, я пожал ему руку. Равнодушное лицо, словно он смирился. Надеюсь, что Паша все же будет его навещать, а если нет, то кто? Попросить Полину – мелькнуло у меня в голове. Да, так и надо сделать. Я вызвал такси и с тоской посмотрел на здание. Николай был совершенно безжизненен. И лишь усмехнулся, когда двери лифта закрылись за нами и лифт отвез его наверх – в отделение.

3. Николай[219]219
  Музыкальная тема данного эпизода песня Paul Simon – «The Boy In The Bubble»


[Закрыть]

То были дни чудес и изумлений. Раскачивающийся на своей койке парень кричит:

– Аллилуйя!

Восславим Господа Бога и маленького Иисуса и Духа иже с ними прибывающе. Откуда есть пошла премудрость одуревших? Врач зовет! С утра пораньше, сразу после завтрака. Проснулся даже раньше той побудки, что в 6:00. Познакомился еще с одним неспящим в дурдоме. Евгений. Речет:

– Моя жена, сука, отправила меня сюда. Черт!

У него есть сигаретка. Вот это удача. За миллионеров, фармацевтов и детку! Курят в дальнем конце палат, сквозной проход. Подальше от медсестры, дежурящей в ночь.

– Медсестры злы как эламиты! – глаголит Евгений. Николай кивает.

Все кажется ему причудливым, словно оказавшись здесь он обретает покой. Прощай счастье, да здравствует одиночество. Прощай, любовь, прощай. И голос Марины на ухо нашептывает:

– Коля…беги…Коля…беги во чтобы то ни стало.

Но он отворачивается от нее, от предательницы разэтакой. И припадает к сигарете. Да-да, вот так, восславим, восславим Евгения и его премудрую заначку. Жмет ему руку:

– Ты пьешь таблетки?

– Меня только вечером привезли, тут уже все спали…

– А я не пью. Пошли они. Ты с них отрубаешься. Все время спать будешь. Не пей – оп, за щеку, а потом выплюнул.

Николай кивает, но он знает, что будет пить таблетки, он же хочет именно этого – сон, такой длинный, как только возможно. Мальчик в пузыре. Чудеса и изумления. Мама, посмотри на меня! Николай помахал лицу своей матери, проплывшему на потолке.

– Ты чего это? – спрашивает Евгений.

– Да так, – Николай глупо улыбается.

– Кроет тебя?

– Есть немного.

То были дни. И после завтрака, сытного, хоть, конечно и не изысканного, он отправился к врачу. Буравит его взглядом. Бэйджик. Ольга Николаевна. А он как раз Николай. Снова глупо улыбается. Все кажется таким нереальным. Дейл наклоняется к его уху и шепчет:

– Не трусь, и Чио-чио проклял Бонза.

Николай кивает. Ходил он с Мариной. Он бросает взгляд за плечо. Марина стоит у стены. Босая. В белом платье, волосы растрепаны. Шатенка. Волосы, которые он так любил нюхать. У нее печальное лицо. Видится, все видится. Врач обращается к нему:

– Все в порядке, Николай Сергеевич?

– Да-да…

– Что-то увидели?

– Нет.

Марина напевает:

– Когда мы смотрим на отдаленные созвездья, умирающие в уголке ночного неба…

Николай пытается сосредоточиться. Словно пали все плотины и все хлынуло в открытый ветрам разум.

– Хорошо. – вздохнула Ольга Николаевна. – Понимаете где находитесь?

– Да, в психиатрической больнице.

– А почему вы здесь находитесь?

– Ну…я… – Николай замялся и не найдя ничего лучше вытянул вперед перевязанную руку.

– Да, именно. Вы хотели покончить с собой?

– Я…нет… не знаю.

– Почему вы это сделали?

– Чтобы доказать, что я настоящий. – Николай понимал, как глупо это звучит, он снова кинул взгляд назад, Марина оторвалась от стены и подошла к нему сзади и положила руку на плечо. Он хотел бы скинуть ее, но это было так приятно.

– Вы понимаете, как это звучит? Кому вы пытались это доказать?

– Им… – сдавленно выдохнул Николай.

– Кому им?

– Двойникам, я сидел в баре и тут…все замерли, а они одни двигались, встали из-за стола и стали рассказывать, что все ненастоящие и что я не настоящий. И вот…

– То есть вы слышали голоса?

– Они были! Я не только их слышал. Я видел их!!

Ольга Николаевна бросила на него деловитый взгляд:

– Вы верите в это?

– Я видел их как вас!

– Все еще хотите им доказать, что вы настоящий?

– Конечно! – крайне бурно выдал он и слегка двинулся вперед всем телом.

– Спокойнее, Николай Сергеевич, спокойнее. Неприятно вам говорить, но это похоже на шизофрению.

– Нет…их звали Дейл и Люсинда. – Николай произнес это осознавая напрасность попыток объяснить что-либо. Марина ласково погладила его по голове.

– Ну хорошо, полежите, полечитесь. А теперь скажите, случалось у вас в последнее время что-то…ну знаете, какой-то стресс?

– Да. Девять месяцев назад моя девушка…она покончила жизнь самоубийством.

– Понятно. Ну для начала попьете таблетки и уколы будут вам назначены. Поговорим через пару дней.

Николай развернулся и пошел к выходу. Марина взяла его за руку. Он внимательно посмотрел на нее. Она грустно улыбнулась и произнесла:

– Так рушится стена.

Когда Николай вышел в общую залу, Марина исчезла. Зато посреди зала, в котором несимпатичная медсестра лет тридцати собирала пациентов на прием лекарств, он увидел Люсинду. Она радостно махала руками. Ее темные волосы падали на белоснежную рубашку. Она увидела его и состроила рожицу, Николай почему-то улыбнулся ей как старому другу. Она приставила растопыренную пятерню к носу большим пальцем и обернувшись к нему в профиль кукарекнула. Николай хихикнул. Теперь он увидел и Дейла. Тот стоял у стены и посмотрев на Николая серьезным тоном произнес:

– Это революция сознания.

Люсинда громко рассмеялась, Дейл показал Николаю язык и тоже захохотал. Он подошел к Люсинде, взял ее за руки, и они стали прыгать боком по всему залу.

Медсестра обратила внимание на Николая и подозвала его, пришла пора ему пить таблетки. Он подошел, ему высыпали на ладонь две таблетки и протянули стаканчик с водой.

Николай зашел в палату и огляделся, паренек сидел и раскачивался. Молодой человек лет тридцати с мужчиной за пятьдесят прохаживался в проходе и о чем-то беседовал. Николай присел на кровать. Хотелось курить. Но еще больше хотелось спать. Он сидел и тупо смотрел в пол. Тут рядом с ним кто-то сел. Он поднял глаза. Марина. Она ласково улыбалась ему. Он протянул руку и коснулся ее волос, как настоящие.

– Ты настоящая?

– Нет.

– А я настоящий?

Марина печально покачала головой.

– Но кровь текла…

– Это ничего не значит.

– Почему все так? Почему…ты меня не любила? Почему ты покончила с собой?

– Ответ один.

– Скажи мне!

Она покачала головой:

– Стена упала, и я увидела.

– Что ты увидела?

– Мир. И из этого мира жестокость коснулась меня и…все это случилось.

– Я не понимаю…ты не любила меня?

– Ах, Коля. Меня ведь нет, я лишь тень в твоем сознании. Я говорила тебе – не ищи, отпусти меня. А теперь ты здесь.

– Я здесь…

– Прости меня, если это еще может помочь.

Николай посмотрел на нее и понял, что он не злится больше. Это была встреча со старым другом, который уже ушел. Ушел даже если ты все еще его видишь. Он смотрел на нее, но видел лишь прошлое, которое угасло за поворотом дороги. Оно оставалось там, откуда он уже ушел. Он не чувствовал злости, как не чувствовал и любви. Но ему бы очень хотелось ее почувствовать, но…:

– Ты умерла…

– Да. В этом вся суть. Я умерла. Так просто и понятно. Я умерла и часы двинулись.

– Часы двинулись…

– Для тебя они почти остановились.

– Я еще могу что-то сделать?

– Всегда.

– Но что?

– Вцепись, разозлись, влюбись, толкни так сильно, как только можешь!

– Толкнуть? Что толкнуть?

– Этот мир.

– Я не понимаю.

– Часы останавливаются…

– Марина, я потерял любовь к тебе, как и злость.

– Да, и это грустно.

Она протянула руку и коснулась его щеки. Николаю захотелось заплакать, но он чувствовал, что слез больше нет. Марина внимательно посмотрела на него, потянулась и коснулась губами его лба:

– В первый и последний.

Она встала с кровати. Николаю захотелось поймать ее руку, подол ее платья, хоть он и не знал зачем, но ему захотелось чтобы она осталась. Она уходила, он пошел за ней, завернул за угол, но она уже исчезла. Звуки окружающего его мира рухнули на него, рванулись в его сознание со всех сторон, как гикающие кочевники на своих лошадях. Николай в ужасе оглянулся. Ни Марины, ни Дейла, ни Люсинда. Чужие лица, в которых было написано лишь одно – пустота. Он упал на колени посреди зала и закричал. Головы обернулись к нему, медсестра побежала. Кошмар одиночества и полной оторванности от всего, что составляло его жизнь навалились на него и прожгли ему сердце.

4. Кристина[220]220
  Музыкальная тема данного эпизода песня группы The Polyphonic Spree – «It's The Sun»


[Закрыть]

Развалившись на солнышке, Юля подставляет спину. О-ля-ля, подмигивает какой-то паренек, в длинных, нелепых шортах. Кристина бы могла сказать «вот извращенец», но ее-то планы? Как же они? Не след метить так и говорить об извращеньях. Нет, сэр! Да, сэр! Восклицает Анжелика Валерьевна когда какой-то господин вежливо предлагает принести им пива. Им, ей и Светлане, матери Юли. Вылазка на недельку на четверых на озеро. В этом поселке они отдыхают третий год. Да уж, да уж, кто куда. Кто далеко, кто близко. Тут есть дружок девочек, некто Стас, личность примитивненькая, коротенькая стрижка, понимаете, сельско-городской расклад. Семнадцать лет, через год закончит чудом школу, ну и в армию. На университет он вряд ли потянет. Нет, нет, никак нет. Солнце. Пеклоооо. Уф, липкий асфальт города променян на шипящий песочек озера. Соленое, ох, пот со лба. Стас дерзко зрит на девчачьи попки. Не для твоих глаз, матушка. Ну она уже нашла себе господина. Тот сидел поодаль и смотрел пристально, впрочем, его взгляд скорее приковывала к себе Кристина. Сошелся клином свет. Шашлычка бы? Ах провести рукой. По животу, поблескивающему на солнце. Поджимает пальцы ног.

– Юля….Юля….

– А?

– Жаааарко.

– Аааа…

Глуповато-наглая усмешка на лице у Стаса. Стасссс сссс, змеи шипят в кустах, так они чуют его имя. Ссссс. Светлана приподнимается на локте и принимает бутылочку пива, услужливо протянутую господином. Затем и Анжелика. Ухажер. Как к маленькой девочке. Таскал портфельчик в разнарядку, кажется звали его Вова. Все имена на свете смешные. Именааа. Глоточек пива. Кивает тот:

– Это ваши девочки?

– Ага…

– А какая чья?

– Моя черненькая, – отвечает Светлана

– Ооо

– Ууу, хахаха, – рассмеялась Анжелика, – а мое горе – теперь беленькая. Фу-ты, ну-ты. Покрасилась, да-с.

– А что? Ей идет! – восклицает господин с прищуром. Прищелкнул пальцами.

– Кукуруза, сочная кукуруза! – орет парнишка, таща за собой контейнер с кукурузой. Кристина морщится:

– Ненавижу кукурузу.

– Ааа… – вяло, согласно мычит Юля. Темненькая, волосы свесились, лениво приподняла левую ножку в воздух, как удочку на рыбку. Стас повелся, с интересом разглядывая маленькую лапку. Медленно опускает веко, пошлейшее подмигивание. Благо, в пустоту.

Чувствуешь ли ты себя удовлетворенной?

Пожалуй, все идет, все катится.

Писала ты ему?

Вот с днем рождения поздравляла, как неделя.

Что он ответил?

Спасибо, конечно.

Чувствуешь себя неловко?

Нееет, только жарко.

Что будешь делать с ним дальше?

Напишу еще, чтобы не забывал.

А потом?

А потом я его увижу, а он увидит меня.

И что тогда?

Мой.

Светлана смотрит на них:

– Ох, вы не представляете, эти детки. Напились на Кристинкин день рожденья!

– И не вспоминай.

– Ну что вы, сии миленькие нимфы?

– Еще чего не хватало!

– Сии дикарочки?

– Именно они. Того гляди застану в спальне парня.

– И не говори, я уж ей устрою, – безразлично молвила Анжелика, поглядывая на незнакомца.

Жаааарко. Ну мне же жарко. И ей жарко. Лениво сбрасывает левую лямочку и переворачивается на живот. Уф. Пф. Хрр. То Юля дунула в покрывало. Щечка затрепетала. Так воздух тяжко выдулся – фррр. Этот год, ну то ли еще. Ла-ла-ла. Надо было плеер брать. Но на нем экран перестал работать. Хнык. Хнык. Косички заплели. Чтобы не мешались. А то, бултых в воду. И как торпедка. Стас этот, смотрит, глазеет. Пусть глазеет на Юлю. Щечки чуть горят. Боженька мой, а я значит симпатяшка. Покручу чуть-чуть задком. Ну, смотрит? Смотрит. А вот уж нет. Не нужен мне он. Зачем кто-то, когда есть?

Фррр. Снова дую в покрывальце. Хорошо конечно с Кристиной, но мамашки? Какое с ними развлечение? Ну может Стас? А что, ну Кристине рано. Сестренка. Бокальчик шампанского, то официально. Официальная припивочка. Кристине рано в спальню. А я, ну почему нет, было-было. Мама смотрит, куда-нибудь бы они сгорели. Дело к вечеру идет, скоро уж жара спадет.

Хорошо Юле, она повыше меня будет, и волосы такие красивые и глаза голубые. Ох, что делать то тут еще неделю? Ну разве что…

Встает и бежит к озеру, обернулась:

– Юль, пошли плавать!

– Ой, ну ладно, Стас ты пойдешь?

– Не-а.

Идут и плещутся.

Господин:

– Милейшие леди, леди прекрасные, как вечерок желаете провести? Мы тут с друзьями устраиваем вечер.

– А где? – с интересом осведомляется Анжелика.

– А вот… – называет место.

– О, а мы рядом в доме живем.

– В шестом?

– Ага!

– И я там квартирую, – улыбается господин.

– Ну тогда мы с вами.

Девочки вышли, наплававшись из воды. Стас смотрит как они обтекают. Пялится, точнее.

– Пойдем вечером на дискотеку?

– Нет, Юль, я не хочу.

– Да ладно тебе. Подальше от них.

– Не хочется мне

– Ты какая скучная.

– Девочки, – в вечереющем небе над ними, лежащими все на покрывальце, возникают головы Анжелики и Светланы, – пора домой. Мы сегодня пойдем на праздник.

– А мы тогда пойдем на дискотеку.

– Идите, – говорит Светлана.

– Не пойдешь, – говорит Анжелика.

Кристина, не желающая вообще-то идти, уязвлена.

– Почему я не могу пойти?

– Ты еще мала, – с ехидством говорит ей Анжелика.

– Вы пойдете на праздник, Юля на дискотеку, а я значит никуда?

– Да, ты никуда, ты вообще под надзором за ту выходку.

– Под каким надзором? Ты же будешь где-то выпивать там…

– Я буду звонить. И что за слова?

– Честные слова.

– Честные? – передразнила мать девочку. – Пойдемте.

Стас встал и по-хозяйски оглядел девочек, подошел и что-то зашептал Юле.

– О, а, хм.

Кристина встряхивается и натягивает шорты с маечкой, розовой, косички забавно трясутся.

– Маааам, – затянула Юля. – Я тогда не пойду на дискотеку, раз Кристина не идет. Но вы звоните до того, как пойдете домой, у нас будут девчачьи посиделки!

Анжелика с подозрением смерила девочек взглядом. Пожала плечами.

– Ладно, позвоним, – ответила Светлана.

Господин помахал им рукой, они подошли. Он касается рукой плеча Анжелики, и щипнул за рыжеватые волосы, вполне еще молода она. Тридцать четыре – Кристина ранняя история. Так она ее порой зовет – «моя ранняя история». Странно это. Ей приятны эти внезапные ухаживания со стороны господина пляжника. А Кристина пусть сидит, нет уж, ходить ей по дискотекам. Тут она отдыхает, а Кристина пусть выдохнет, и так в городе делает что хочет. И будет делать. Растет потихоньку, так сяк ее. Анжелика вздохнула и улыбнулась господину. Они двинулись домой, переодеваться.

Кристина почувствовала себя таинственно одинокой, когда Анжелика и Светлана ушли. Юля конечно не просто так осталась. Пришел Стас, что-то принес. Но она даже не посмотрела, пусть их, уединятся. Она направилась в дальнюю спальню, там вообще родители спят, но сегодня они поздно вернутся, так что лягут в большой комнате. А пока там Юля и Стас. Не очень-то они ее и уговаривали остаться, предатели. Ну да пусть. «Я понимаю» – кивнула себе Кристина. В воображении всплыл Стас, так оценивающе ее оглядевший, Кристина вздрогнула. Растет. О, да. И пусть поздний вечер наползает на дом и тени становятся длинней. Она улеглась, устроившись за книгой. Так себе, ничего интересного, но все же. А за стеной был слышен смех. Юля совсем взрослая. Константин Евгеньевич возник перед ее взглядом, где-то внутри. Внутри. Где-то он сейчас? Уже в пути? Уже. А я тут. И Стас наверняка прихватит Юлю за грудь, Кристина положила руку на свою. Вот так, и с ней такое будет. Но не пошло. Нет, но будет. Когда вернется. Ее часы двинутся – но позже. Скоро. А пока что, пусть она одна. Пусть мама танцует и еще, Бог знает, что делает с этим господином, пусть Юля уединилась со Стасом. Раздался тихий стон. Ей-то что? Не того ей нужно, не встречи на один раз. Чего-то большего. Она лежала и читала, слушая стоны и всхлипы из-за двери. Часы на стене тикали к одиннадцати. Там где-то вечный праздник. И она на него попадет, но не одна. Попозже. Праздник, вечное шествие. В двенадцать часов пришла Юля, погасила свет и забралась к ней – под одеяло. Она улыбнулась ей и обняла. Кристина с улыбкой посмотрела на подругу. Такую близкую и в то же время, чертовски далекую кое в чем. Ночь пришла на озеро и ветерок подул, подгоняя редкие ночные облачка. Кристина закрыла глаза и приготовилась ждать. Ждать сна и ждать жизни.

5. Голоса[221]221
  Музыкальная тема данного эпизода песня Bruce Springsteen – «This Life»


[Закрыть]

Лающий ветер. Смеющийся пузан у ресторана. Проходящие дни. Выпущенные закрылки. Взлет, касание, приземление. Константин в Москве. Через четыре дня поезд отвезет его сначала в Брест, затем в Варшаву. На лице Даши улыбка. Она машет рукой. Случайная встреча. Медленно идет по проходу между стеной и койками. Кормят сытно, а лекарства вгоняют в сон. Невыразимое лицо, теперь укол. Экзамены подошли к концу. Она знает, что хорошо сдала, левой рукой она приглаживает волосы, красивые темно-золотистые завитушки. Блеск звездной ночи в ее глазах, тьма и лед, когда он вжимает ее в кровать, без ласки, механически. Часы в форме котика тикают двенадцать, с распахнутыми настежь руками, мечтающими об ответном объятии. Привет, Андрей, хлопнули друг друга по плечам. Не виделись два года, как он махнул в Москву. Женатый. Уходят друзья, уезжают, как паруса за горизонтом, означающие кубок с ядом. Яд расставаний, яд одиночества. Эта жизнь, а после будет иная. Он махнул ей рукой в ответ, ты же Даша? Отстраненный взгляд, эфемерное объятие, Катя в его руках такая теплая, но это тепло не согревает. Болтает с Сергеем после экзамена. Константин Евгеньевич тогда согласился, с ними Ника. Темнота уползающих вечеров, светлее времени нет на свете. Свет, который ложится скомканным отблеском через решетку на их лица. Звезды, которые она считала в детстве, когда ночь спускалась на долину и запах сена на дороге рядом с поселком. Привет, Рома. Игривая улыбочка. Все ссоришься с женой? Ох, Даша. Миллионы звезд, взрывающихся по воле рока, красота и небесные разводы – это небо еще никогда не было таким прекрасным. Он рад ее видеть? Верно говорил Костя, каждая из них обещает новый мир, особенно когда за спиной старая подружка, или, того хуже, жена. Пустота, которую ты чувствуешь кожей. И мяуканье кота, опускаешься к нему и чешешь за ушком. Он наклонился тогда, так близко. Так оно бывает? И его глаза светились. Мы бродим под звездами ночи напролет, но гравитация так сильна и эта одинокая планета еще никогда не была такой тесной. Выбирать место для свадьбы, счастливчик. Прощание с домом, который никогда им не был. Диана больше не будет над тобой смеяться, но ведь будут другие. И ты встаешь с постели, когда он провалился в сон и смотришь в небо, а внизу одинокий свет фонаря. Он как отец. Гуляешь тут, да, мне понравилось. И этой ночью мой телескоп показал мне другой мир. Просто его надо было настроить – неужели любовь все-таки пришла. Как будто подросла? Он вернется, он уже никуда от нее не денется. И вспышки далеких звезд, и туманность Ориона. Лукавый взгляд, ей так приятно, когда на нее так смотрят. Но он уходит к жене, словно боится найти в себе намек, страшно обнаружить, что в мире есть красота. Почему он не захотел меня поцеловать? Я этого так не оставлю. Эта пустота в душе, и ты блуждаешь по миру в поисках места, которое ты сможешь назвать домом.

Если повернутся этой стороной к зеркалу то я такая красивая за что все это произошло со мной я могла бы быть счастлива я могла бы нравиться меня бы могли полюбить но лишь одиночество грозит мне и этот день пройдет и следующий пройдет и чреда дней и лет поглотит меня и я изменюсь и лишь это останется неизменным и эти следы никогда никуда не уйдут и они будут смотреть на меня и никогда не увидят во мне обычного человека и эта кукла с которой я играла в детстве и дядя который иногда приезжал и смотрел на меня с чувством неловкости и день когда я поняла что носить мне нужно лишь рубашки с длинными рукавами и волосы зачесанные на лицо и смех который я слышала во сне и ты уродка отойди и боль которая пронзала мое сердце и звук их шагов исчезавших для меня на месяц и дежурная улыбка той женщины в которой я пыталась найти крупицу тепла и книжки которыми я окружала себя и сказочные истории любви которые тем сильнее отзывались в сердце чем лучше я понимала что мне это не грозит и люди приходившие за другими и взгляды в которых я отражалась и кривое зеркало жизни посмотрите на нее пожалуйста не смотрите а поймите и надежды которым не оправдаться и мечта которой не осуществиться

Веселье захватывающее как поток уносящий утлые суденышки по реке и ночи с кем-то кто прошепчет что любит тебя пусть это и не правда и зеркало в котором я такая красивая храни господенька нас всех и шампанское переливающееся через край бокала и жизнь от которой я беру все и ураганный поцелуй под мостом и его рука на моей груди и легкая вспышка боли в голове и утром мы словно чужие и почему бы и нет и когда начнется вновь и когда время двинется вновь я заставлю его пожелать меня потому что меня невозможно не желать и воспоминание о том как я влюбилась и как оказалось что красивой картинкой можно украшать галерею собственных побед а любовь никому и не нужна и как я сказала ну и ладно не один так другой а потом оказалось что логика неверна и того одного так и нет а есть лишь череда объятий и громких вздохов и я улетела и музыка заиграла и мне не нужен марш Мендельсона но может быть кто-то увидит во мне нечто большее и простит меня и тогда я прощу себя и не будет другого а будет тот один но я продолжаю улыбаться и открывать объятия не обещая второй раз и лишь изредка вспыхивает в уголке сознания я не такая и мне нужно больше но играя я научилась играть и все запуталось и я уже не вижу выхода

И я тянусь к нему потому что я так привыкла и есть во мне что-то такое что я называю темным и мне нравится вкус металлический на губах и тихая боль вот почему я всегда в футболочке и он не видит моего плеча а с другого она спадает сними ее говорит он но это мой последний бастион и когда он выходит в магазин я беру и боль говорит мне шшш милая и это так сладко и его дурацкие рыжевато-коричневые волосы совсем не такие как у того на коленях которого я хотела сидеть и не такие зеленые как лес в котором я играла и не такие как у того кто лег там со мной и я узнала еще один вид боли или то был первый но та боль ушла и я привыкла к новой и первый тот раз был совсем как другой первый раз что-то рвется и погружается и вот ты совсем иная и не думаешь к чему все это да просто мы встретились и я унеслась вслед за ним и это тоже вид боли когда другой делает больно тебе а ты напоминаешь себе что тебе это нравится и неважно что это ненормально я просто плюну на все это и буду молчаливо сидеть и думать о далеком доме и о долине и о лесе и о речке и о папе папа папочка ты любишь меня а ты любишь меня нет но а я я люблю себя как на счет этого

И он взял меня за руку тогда и я подумала пусть я не могу избавиться от тех чувств но он смотрит на меня так нежно и почему я должна проживать вновь и вновь то что бессмысленно и этот танец может стать первым а потом мы будем танцевать вновь и вновь и конечно все это пройдет нужно просто дать время зажить этому и пусть это останется светлым воспоминанием и пусть я конечно же люблю но это пройдет и что-то новое закружит меня и я буду улыбаться и радостно хлопать глазами и он не торопится совсем не торопится и это очень хорошо и возможно стоя около моей двери он наклонится ко мне и я отвечу на его поцелуй пусть пока что в моем сердце все еще тот другой но я хочу жить и двигаться вперед и пусть так будет пусть обязательно будет

И он вернется и я посмотрю ему в глаза и снова сделаю это и конечно же он не найдет в себе сил отказаться ведь я видела это в его глазах и как бы он не пытался обмануть себя и сказать она слишком маленькая это уже не изменить и я прижмусь к нему и заставлю его забыть о глупостях которые не имеют никакого значения и он будет просто любить меня а я буду просто любить его и никто никогда не узнает о нашей тайне и я буду хранить эту тайну от мамочкиных рыщущих глазниц и любопытных глаз дурочек и дур там это будет совсем не важно и я вытянусь вверх навстречу небу пусть оно распахнется передо мной я буду смотреть туда и все будет хорошо и я сама сотворю свое счастье а он будет рядом и будет смотреть на меня как тогда

Я говорю я устала устала и мне тоже нужно отдыхать эта покорность приведет меня к нервному срыву и Сергей хороший собеседник и я улыбаюсь ему но не улыбаюсь ей потому что она требует слишком многого а я ведь и так стараюсь я постоянно что-то делаю и я устала и Сергей теперь мой друг и это как-то печалит меня и радует одновременно может я была неправа может быть нужно было дать ему шанс но что теперь неужели я так боюсь отношений и почему эта коварная мыслишка все же мы будем видеться с ним пусть это будет клуб и Ника со смехом рассуждает об этом а я беру и открываю книгу Рабле и вновь уношусь туда и может это странно может я странная может я просто заперла себя и не хочу выходить за флером активности скрывается атрофия внутреннего о боже может ты подашь мне знак

Я смотрела на него и что-то шевельнулось во мне и я не знала идет это от меня или от него ведь я совсем не понимаю не понимаю но знаю что конец это асфальт и вопли толпы и тот камень зачем он бросил тот камень и тот молоденький в каске и с дубинкой зачем он протянул ту дубинку и тот удар и как понять людей что пишут страшное и как понять себя рисующую страшное неужели в мире столько зла и боли и лучше бы я не знала и может мне претвориться что я не понимаю может тогда я почувствую это как мои шаги и мои вздохи и мои взгляды толкают чужую руку а не эта рука толкает меня и скоро я затворю эту калитку ведь правила нужно соблюдать и никто не должен догадаться есть ли смысл отдаться этому намеку но разве я доверяю своим чувствам и разве они у меня есть нет их нет и мне ничего из этого не нужно

Каша и вилка тут дают вилку вилкой можно проткнуть горло интересно получится ли это и их глаза наблюдают за мной и мне сказали ты надолго и так хочется спать и тот паренек что шатался и едва мог стоять на ногах его уложили и иногда я вдыхаю табачный воздух дым заполняет пространство и не хочется больше никуда бежать и ничего видеть и ни на что надеяться все ушло ушло ушло и не осталось ничего и только эти ранние подъемы и унылое прохаживание по залу пока в палатах моют пол и он сказал а ты почему а я мой директор сука он хотел избавиться от меня я из интерната и теперь он сидит и раскачивается и на самом деле это довольно любопытно наблюдать но кто-то же смотрит за мной и мне хотелось бы не быть не здесь а вообще то есть не здесь пелена застилает мои глаза мои веки тяжелеют я снова погружаюсь в сон а во снах приходит она она смотрит на меня со слезами на глазах и говорит что ей жаль и что виновата не она а только он кто он мне все равно я засыпаю я цепенею Марина

Загадка она мистерия моя она такая беззащитная тогда и мне да хотелось да поцеловать ее но я боялся и быть может стоило но потом было бы только горче и я не стал и слышал ее дыхание и мне интересно что в ней притянуло меня но я не понимаю последний раз был так давно так значит это оно в самом деле оно но как же так я не хотел и вновь это со мной но в этом лишь одни разочарования и она сказала нет а нет значит нет я не смогу идти напролом я не такой а какой я я неуверенный о горе о плачь убогих старцев почеши кота у нее есть кот странно он спрятался от меня почему я не поглядел на ту картину когда она потому что я ее уважаю быть может в этом дело из ее холодности и серьезности родилось уважение а уважение перешло в в в любовь ох значит я должен сказать это по крайней мере себе самому Паша Паша услышь самого себя я люблю ее вот черт

Почему все так почему в тепле нет тепла почему мои губы изгибаются в усмешке когда я хочу совершенно иного вы тоже такой же потому что мне хочется чтобы мне сказали да ты хороший прости что было и заменить хоть кем-то для кого я буду не просто пойдем выпьем пойдем ко мне и все эти барахтанья на кровати а я просто не помню чтобы мне сказали да молодец и поцеловали в лоб и просто обняли лишь дым этих сигар а она вечно бежит и просто конверт с деньгами на неделю как пощечина как плевок в душу и вот я с остервенением и вечный отрыв такой чтобы не помнить день и ночь и час а просто двигаться вперед наощупь зная что это долгий долгий путь вниз но кто меня остановит если каждое мое слово каждый мой жест это не я я совсем не такой но я не могу остановиться и делаю то что мне противно и слушаю смех тех что мне не нужны и нет никого кому я нужен я редукция к руке глотке гениталиям и никому не нужно думать о моей душе сердце уме вот и сейчас она с радостью дает мне но почему просто потому что мы стремимся заполнить пустоту но заполняем ее иной пустотой пустота пустоты пустотные потные пока пора прохожу ухожу оставляя тебя в ночи в которую меня выбросили давным-давно

Я просто притворюсь и может она узнает меня и мне некуда спешить и некуда гнаться если всерьез то это значит всерьез и не бросать слова на ветер и маленькая ложь которая вовсе не ложь и да возможно умей я врать по-крупному мне бы жилось легче но когда ты врешь это рождает лишь иную ложь и мы барахтаемся в ней до скончания своего века а я так не хочу я хочу дышать полной грудью я хочу быть честным и справедливым и обязательно все будет хорошо ведь как бы не было трудно то что ты делаешь добро вернется добром и даже если жизнь попробует обмануть тебя ты лишь должен кивнуть ей и сказать я все равно тебя люблю я люблю жизнь и не держу зла потому что зло рождает лишь зло а его и так уже достаточно но я не буду с ними заодно и я так решил и я клянусь в этом и знаю Бог услышит меня