Текст книги "В ожидании полета"

7. Я[201]201
  Музыкальная тема данного эпизода песня группы The Killers «This River Is Wild»


[Закрыть]

Так сказал Джа. Когда-то у меня был друг, с которым говорил Джа. А звезды сложно увидеть над нашим городом. Но Венера становится крошечным шариком, если как следует прицелиться. Между теорией и практикой всегда существует зазор. Бесцельно бродить, как потерянный бродяжка Твисти. Что? Жизнь и смерть как свет и день. Жизнь – это вспышка, смерть – это вечное сияние. Пришел май, снег весь давно растаял. И первые дожди заполонили небо, стекая на землю как чернила на бумагу. В эту субботу я думаю о смерти. Страшно. Очень. Теория гласит, что смерти не стоит бояться. Смерть не имеет отношения к жизни, но вот на деле все немного иначе. Кто обнаружит мой труп, когда придет время? Не хочу жениться, не хочу детей. Кто закроет мои глаза? Кто позаботится о погребении, ведь я буду совсем один. Как быть с этим? Как белое облако, плывущее свободно…хм. Свободный и соответственно обреченный. Свобода как тюрьма. Нетерпение сердца. Не позволяет мне сблизиться по-настоящему. У меня есть друзья. Все хорошие люди. Ну. А что это дает – дружба-дружбой, а смерть врозь. Завещать квартиру чужому человеку с условием, что он позаботится о моих похоронах. Это вариант, но я со всеми ругаюсь – кто протянет покуда я не протяну? Кто может придумать ответ на мои вопросы, которые я никогда не задавал. Бессмыслица, прямо как жизнь. Жизнь не имеет смысла. Ну кроме того, что мы сами ей приписываем. Вот я, например, расписываю. Не вазы. Ну, понимаете? О чем я думаю? Слишком много кофе с утра пораньше. Суббота, суббота, работа, работа. Стою на улице, покуриваю. В трех метрах от меня стоят они – четверка, в восемнадцать лет я не курил. Рано они, или это я поздно. Ну так вышло. Семинаришка не за горами. Пять минут. Пять докладов. Не охота. Бррр. Сегодня выступать унылому большинству. Мы их не знаем. В отличии от этих четверых. Хлопни дверью и убегай по всем четырем этажам. Жизнь и смерть. Пора возвращаться.

Вот кабинет. А вот я. А вот они. Даша, Геля, Алексей, Александр, Марина, Олег, Рита, Кристина, Андрей, Света, Маша, Юля, Оля, Владимир, Александра, Анастасия, Ксюша, Анна, Элина, Катя, Алина, Вика, Диана. Остальных четверых нет на месте. Прогульщики-халявщики. На зачете: Семен – пошел вон. Да, именно так.

– Что для вас жизнь?

– А? – удивленно отвечают они.

– Верите ли вы в боженьку?

– Что?

– Дурацкий семинар, хочу разбавить его дискуссией.

– О.

– Именно.

– Ну.

– Так вот.

– Что такое?

– Жизнь, смерть, Бог, вера.

– Что нам в этом?

– Да, именно – что вам в этом?

– К черту боженьку, – Даша.

– Ох, – Геля.

– Пф. – Алексей.

– У меня все есть, – Александр.

– Что у тебя есть?

– Так.

– Смысл жизни в детях.

– Так рано?

– Ой.

– Беременна?

– Константин Евгеньевич!

– Ну-ну.

– Я о смысле и не думаю.

– И правильно.

– А вы?

– Смысл мы сами создаем.

– И ваш?

– Я не создаю.

– Да ладно?

– Читать и слушать музыку.

– Уныло.

– А что же еще?

– Любовь и дети?

– Снова дети?

– Улучшить мир?

– Марксизмом запахло.

– Сейчас я вам покажу о жизни и о смерти.

Даша встает и подбегает к окну, открывает его и запрыгивает на подоконник. Я охаю. Даша поворачивается лицом ко мне и не держась ни за что наклоняется вперед, вытягивает сложенные руки вперед, а правую ногу выпрямляет в воздухе назад, она торчит прямо за окном. Меня трясет.

– Слезай!

– Ты что?

– Дура!

– Ха, а вам слабо?!

Спрыгивает. Так и хочется отвесить ей оплеуху.

– Жизнь ценна пока есть риск.

– Сумасшедшая.

– А если бы упала?!

– Еще раз такое сделаешь, не знаю, что с тобой будет.

– Да ладно вам.

– Даша, выйди за дверь и подумай о своем поведении.

Она выходит, я стараюсь успокоиться. Но меня трясет. Мне даже страшновато бывает по мосту ходить. Всегда думал, а вдруг я обезумлю и спрыгну. Все молчат. Впечатлены. Прошла всего минута, стук в дверь:

– Можно я войду?

– Входи, ненормальная, – гляжу на нее со злобой.

– У меня голова закружилась.

– А если бы это случилось, когда ты там стояла?!

– Простите.

Проходит. Садится. Подносит руки к голове и трет виски. Вот дьявол, могла меня под тюрьму подвести.

– Вы совсем ненормальные? Вот такое отношение к жизни…это же чистое безумие.

– Жизнь дар?

– Звучит религиозно.

– Нет.

– Да.

– Не дар в том смысле, но это не повод швырять ее в окно!

Приуныли.

– Как бы там ни было…жизнь надо ценить.

– Простите.

– Хватит. Завел, блин, разговор. Вернемся к семинару. Вот говори с вами об отвлеченных вещах.

Вздыхаю, заканчиваем со средними веками потихоньку. Последний месяц пошел. Осень средневековья.

Семинар протекает в тишине, словно все вокруг содрогается от произошедшего. Даже говорить не хочется. Просто слушаю их выступления. Смерть всегда рядом, тревожит она меня. Вот Даша, черт ее возьми. Выкинула номер. Бесноватая. Ничего святого. Ха. А у меня-то – что есть святого? Вопрос. Если считать жизнь святым чем-то, не говорит ли это о том, что я отношусь к ней религиозно? Можно ли использовать категорию святости, если ты далек от религии. Зазоры. Зазоры между убеждениями и практикой. По убеждениям не веришь, а на деле…Блин. Вот так бывает. Нет, определенно я не нигилист. Базар. Нет, я не такой. А что составляет, правда, для меня смысл жизни? Надо призадуматься. Что? Какой смысл я приписываю собственной жизни. Прочитать как можно больше книг, послушать как можно больше музыки, посетить как можно больше мест по всему миру. А что касается любви? Надеюсь для нее еще не слишком поздно. Вот тут-то и оно. Значит еще надеюсь. Но что за любовь? Возможна ли еще она? Яна, Кристина. Что, серьезно? Ты рассуждаешь о Кристине? Совсем с ума сошел. Ну а что? Может годик подождать? Да, и если она все еще будет ко мне подкатывать, то… Да за год она остынет. Но ведь раньше нельзя. Законы относительны. Но они определяют наше отношение к вещам. Даже если не схватят, то определенно совесть замучает. Ну. Слышишь ли ты то, что слышу я. Песня, песня летает меж деревьев. Дитя, дитя, дрожит в ночи. Мое сознание дрожит тоже. Уж лучше о таком не думать. Но она такая милашка. И пристает ко мне так искренне. Еще не испорченная. Может в этом можно найти спасение. Или лучше и думать забыть об этом? Да, пожалуй, лучше забыть. Но искушение так велико. Последнее искушение маленького Иисуса. Переключись на Дашу. Нет, ненормальная она. Кошмар же будет. Да и вообще, не кажется она мне романтичной. А мне хочется, чтобы все было романтично. Так что из того – закон попрать? Право имею или дрожу? Чта? Мысли мечутся как мячик. Преступить закон, это как гарцевать на подоконнике перед открытым окном. Я бы никогда так не сделал. Я всегда старался все делать правильно, но знаешь, я остался бы тут до конца ночи, чтобы посмотреть, как рухнут небеса. Адам. В поисках своей Евы, но всегда кроется тут змий. Зеленый или другой. Долгий, долгий, долгий путь вниз. Опасно даже рассуждать об этом. Подхватите меня пока поток не унес меня. Ты же приступал законы собственной совести, заставляя ее страдать. Видел ли ты лицо своего отца? Не держался ли ты за руку с другой, пока твоя девушка ехала домой? Каюсь, каюсь. И в поцелуях у входной двери. Но все это не то. Как и поцелуи на диванчике в пиццерии – тогда-то мы типа расстались. Господь подгоняет тебя, мальчик. Куда он меня гонит. В ловушку, в западню. Взбеги на холм, пока его не охватил огонь. А что там на холме, растут ли там белые цветы? Кристина перекрасилась в блондинку. Эта река неукротима. Что-то зацепило меня. Как можно рассуждать об этом. Она же маленькая-маленькая девочка. Ужас какой-то. Способен ли я на такое. Или лучше оглядеться по сторонам. Вот и Яна пишет мне, может плюнуть на все и вернуться в ее объятия. Окунуться в привычное, смириться. Я буду вести тихую жизнь. Создать семью. Я же понимаю, чего она пишет. Расстаются не навсегда, за расставанием следует примирение. Так у меня было. Пять лет опыта – продолжительные отношения. Десяток раз расставались и на один раз меньше сходились. Последний раз. Было стыдно, ведь было бы подлостью вернуться. Совесть гложет, так значит опасайся ее. Ох, грешник, куда ты бежишь? Смириться или броситься в водоворот. Яна. Кристина. Или третий путь – как евразийство. Псих. Ха-ха, вот так аналогии. Аналогии – это способ постичь реальность, в которой мы обитаем. Что за третий путь? Чистота и наивность так притягательны, но ведь это опасно. Очень опасно. Никогда я не приступал закон. Кроме воровства помидор. Хотя у меня в столе лежит спиленный череп, но меня просто попросили его подержать на время переезда. Почти десять лет. Бабушка его работала в медицинском университет. Вот и череп. Поговори с ним. Там когда-то жил бомж. Тела одиноких идут как иллюстрация в анатомический театр. Страшно умирать одному. Яна – когда мне будет сорок, ей будет тридцать три. Как Иисусу. Принести в жертву ее мечты, ведь не люблю, а просто готов смириться с тишиной жизни. Кристина. Когда мне будет сорок, ей будет двадцать семь. Как же соблазнительно. Вот бы было можно подождать год. О, да. Ода к радости. Глухой, но гениальный. Могу ли я быть глух к протестам совести. Гумберт Гумберт. Нет, я же не извращенец. Она еще ребенок, нельзя похитить остатки ее детства. Но она хочет оттолкнуться от земли и закружиться в полете жизни. Но я не готов согласиться. Мне страшно. Хотя она меня притягивает. Очень. Рано они взрослеют. Беги к Яне, защитись ею как щитом от соблазнов. Муки любви и муки совести. Крейслер. Майская ложь – врать себе, что можно вернуться к Яне и быть счастливым. Да и не будет ли это великой подлостью, быть с кем-то из простого страха одиночества, без любви. И не будет ли это подлостью по отношению к Николаю. Жизнь – сука, заставляющая меня молиться. Но я молчу. Господи. Я говорю. Господи, укажи мне верный путь. Истинный третий путь – отказаться от всего. Как Августин. Смири прошлые страсти и исповедуйся в том, пиши и читай, пиши и слушай, пиши и танцуй в одиночестве – танцуй в темноте. В темноте где ты будешь один. Нет, не могу я принять это – я же еще так молод. Быть одному – это как похоронить себя, но жизнь с кем-то – это вечное разочарование и боль. Так может вступить в это уже разочарованным. Яна. Это надежный путь. Она, в конце концов, красива. Но я же не люблю и никогда не любил. Подлость по отношению к ней, подлость по отношению к себе. Переждать бы годик. Мысли кружатся, возвращаясь к одному и тому же. Тут нет решенья, тут либо проявить волю, либо просто забиться в угол и отсидеться пока жизнь не закончится. Моральные вопросы. Федор. Познай душу свою и пойми, что уготовано тебе. Что я за человек? Зачем я живу? Какой смысл? Вопросы, вечные вопросы. Выдохни. И поставь точку. Рассуждения не ведут к жизни, жизнь там, где тебя захватывают события и тебя несет на встречу судьбе. Какой бы она не была. Занавес.

8. Парад[202]202
  Музыкальная тема данного эпизода песня группы Maximum the Hormone – «Koi no Megalover». «Парад» – это летучее действо. На его страницах представлены все двенадцать персонажей, вокруг которых центрируется история. Вновь, как во 2-м и 4-м эпизоде используется встраивание текущих мыслей в повествование. На ряду с авторскими, потусторонними мыслями, текут и мысли персонажей.


[Закрыть]

Улицы расцвечены флажками и взмахами рук. Уууу, детка-детка. Блистающие блики в окнах машин. Ревущий ребенок, раздражает всех вокруг, но мамочка радуется его воплям, словно словам Спасителя. Разрисуй двери своего подъезда в увеселительный триколор. Послушные толпе. Повязывают рюкзачки и машинки черно-желтыми ленточками. Вы их не заслужили, черт побери. Это же знак отличия, которым награждали людей, а вы ничего не сделали, чтобы его заслужить. Святотатцы, не осталось пророков. Есть лишь шляпа Бабы-Яги. Картинки с выставки. Чего беспокоиться, будет солнышко после дождя. Но Бог только знает, чтобы я делал без тебя. Кем бы ты ни была. Может ты в отдалении и пляшешь джигу, может пьешь грузинское вино или послушно продвигаешься от достопримечательности к достопримечательности финских городков. Обманывал ли ты свою мамочку? О милый весельчак, все делали это, все грешны. Невозможно быть святым, когда потрескивают поленья под костром собственной совести. Всем не угодишь, всех не полюбишь. Да полюби для начала самого себя. Все смешивается и народ выходит на улицы в этот парадный день. Возможно единственный праздник, который еще объединяет, хоть виновники торжества уже и скрылись за завесой смерти. Праздничные улицы – надави на свой глаз и вот ты словно смотришь на картину Писсарро. О, милый городок, о милая стиральная машина. Виват-виват! Идите в ад. Или в рай. Просто двигайтесь, красноперые. Люсьен тоже был художником. День поминовения. Вспомним всех павших и погибших, всех бежавших на восток, якобы потому что там было отлично, а не потому что там был дом. Куда еще им было бежать? Каким кретином нужно быть, чтобы выстраивать такие доказательства святости усатого. Пошевели усами, моя прелесть. Киномонтаж и шиномонтаж, все призваны скрывать, преобразовывать все в красивую, нарядную картинку. Не в том смысле, что нет заслуг. А в том, что нельзя оправдать все. Идолопоклонники – бегите отмечать день рождения цветами у стен Кремля. Циклопы. Солнышко крутится в небе как карусель. Все сплетается, все сталкивается. Центральные улицы городов перекрыты для машин и люди могут выйти и присоединиться к параду. Некоторые несут чьи-то портреты. Некоторые на следующий день окажутся на помойке. Почему? А кто эти люди, их просто раздали и сказали несите. Уникальная черта – все поставить на поток и превратить хорошую идею в идиотскую. Бла-бла-бла и Ла-Бамба. Умер паренек. А кто-то убивал нацистов корпусом гитары. В музыке как на войне, хотя в Нобилитет из-за песен это лихо. Куда мы все ползем. Все они вышли на улицы, все они смешиваются с толпой, все мнутся на дорогах и перекрестках. Их шаги – это портрет этого города. Ай-люли, а я просто останусь сидеть там. Обернись на дом мой, ангел. Модный пиджачок, хотелось бы китель, или одеяние католического патера с воротничком, именем нарекаю и кровь твою смываю. Ультра-волны, а там на гигантской могиле, собрались те, что. Кто-то не приехал. Горящая стена. Радамант. В горах ты утопишься в собственном кашле, но сейчас не болеют. Хвали его величество пробирку. Счастливые времена настают. Вчера летали самолеты, а ракеты, упавшие сверху породили ракеты, упавшие снизу. Затоплен подвал. И ты шлепаешь по лужам чистого ОНО. Сублимируй-сублимируй, будь непорочным мальчиком. Братья Маркс такие тройственно-фрейдистские, все в жиже. Раз. Два. Три. Четыре. Парад танцует в этом мире.

Площадь у мемориала победы, Полина глядит по сторонам. Жужжит что-то в воздухе. Чертов музей, какие суки там работали, или и сейчас работают. Арррр. Митинг, о чем митингуем? Почему праздник начинается с митинга? Полина не знает зачем она пришла сюда. Может потому что может. Нога уже не болит. Хотелось проверить себя. Как списанную в утиль лодку, вновь поднявшую паруса. Гребите, афиняне, уж близок Саламин. И знает только Бог один. Ведь Полина верит в Бога, так направил ли он ее стопы к этому митингу. Дудинская, дудинская, дурацкое, дурацкое. То есть, название улицы. Шарик вырвался из лапок малышки, протри свои манишки. Он взлетает в воздух. Зачем таскать с собой ребенка. Или его некому оставить? Ребенок – это как приговор собственной жизни. «Когда-нибудь и я стану мамочкой» – думает Полина. Строгая юбка и пиджачок. Серьезное отношение к. Все освящено глазами такими пристально. Культура – всерьез. Но куда потом? Кому нужны? Будущее неопределенно, как дорога в конце фильма. Течет и смешивается с иными, лишь четыре года теперь наивное укрытие. Страшно, но Бог да не оставит. Семьдесят третья годовщина, возложение цветов. Цветы блестят, ведь часть из них искусственна. Раньше Господь творил цветы, а затем люди сами стали это делать и выкинули боженьку в мусоропровод. Высокие дома раздавили пещеры. А в зороастризме сжигали мертвецов на вершине башен. Здесь же вечный огонь, горящий праведно как глаза дворника, убирающего наложенною кем-то кучу. Это не неуважение, это игра аналогий. Сказала старая, что она вечно правая. Полина тоже чувствует себя правой, хотя ее политические убеждения скорее левые. Завтра четверг – снова в университет. Сейчас десять часов, вчера был дождь, сегодня солнышко, прости, милая, но ты остаешься стоять здесь, а мы уносимся в места дальние, вершины горние.

Прыг-скок, вчера прыгнул на кости старушке Геле, Александр такой фуууу, ну просто фуууу….Тычь комком грязи в него, пометь его черной меткой, такой же темной как твои волосы, а глаза у тебя печальные и холодные, голубые как небо. Ты держишься за его руку, как провинившаяся маленькая деточка. Почему ты всегда чувствуешь себя виноватой, милочка? Поговори со мной, прошу тебя. Ридикюль, радикулит, у тебя спина болит. Раааано, раааано, твой час еще не пришел. Показ военной техники, не хотела ты идти. Десять часов. Все сбились в кучу как сардинки, а Петр уехал на Сардинию. Кто такой Петр? Еще один славный поросенок на заклание у жертвенника моей памяти. Лай-лай-лай, Дилайла. Нил поет, собака лает. Кто притащил на парад собаку, куда смотрела полиция? Вон там кашу раздают, Геля тебе бы не мешало поесть, а то скоро исчезнешь. На Маркса выкатывает броневик, ну да, это же площадь Революции, вон – дождевик. О чем только думала эта тетка, зачем она его напялила? Геля, Геля, мели Емеля. Александр обнимает ее, она вздрагивает. Вот так постоянно. Связанная, опутанная, душно, душно – как перед дождем, готова ли ты опустить освежающий дождь на свою жизнь? Летом 1939-го в восточной Европе горели леса. Геле совсем не интересно. Ее прадед там погиб, при взятии Кенигсберга. А теперь напротив острова Канта стоит уродливый дом и вечно идут дожди. Вот так номер. Геля просится домой, но ее слова не значат ничего для Александра. Она просто его украшение, он может перебирать ее как золоченную подвеску. Ему плевать. Ха. Сама виновата – послушная как собачка. Пудель? Нет же – темненькая такса, личико-то худенькое совсем. Попала из долины. Там, где речка течет через лес. Там бы хотелось быть, припасть и отдохнуть. Папочка, папочка! Идол и глухота. Сжимай руку. За зеркалом хранится, рывком и кровь смывающая боль, но чтобы он не видел, вешаю замок, мысли текут красной рекой, расслабиться, но как? Не выкинул бутылку, вот бы дернуть, но не всяк день понедельник. Уильям лежит рядом на диванчике. Спорим? Вгрызись во влажный полумесяц плюшки!

Даша с подружкой, пришла, что-то шепчет ей на ушко. Только для твоих глаз, Джимми. «Пробка» на Мира – вот куда она желает пристроить свой очаровательный задик, когда-то она ходила в садик. А выросла такой красивой девочкой, да и подружка тоже ничего такая – звать ее Аглая. На Дашеньке черные шортики и сиреневая рубашечка. Расстегнул бы ее одним пальчиком. Мечты, мечты, в мечтах моих ты. Кто ты? Вот бы узнать это, но перед моим взором ты такая красивая, аж дух захватывает. Они пришли так рано, неизвестно зачем. Но она же обещала, что появится и теперь даже понятно для чего. Пробка откупорится в одиннадцать часов, и через час они будут откупоривать там винишко. Даша – винишко-тян, хейя! Даша замечает в толпе Гелю и Александра – кричит им:

– Парочка из ада!

– Привет, Дашутка, это ты?

– О да, с Аглаей пить собрались мы.

– Ладно, ладно, мы тут постоим.

– Да ну вас к черту! – Смеется Даша. Отходит с подружкой подальше. Поговори с летом, ах, вы не знали? Солнечное лето начинается восьмого мая, три самых светлых месяца ииииии….запуск! Прямо к звездам. Пока Солнышко не раскалилось и не убило все живое на земле. Напевает латинские ритмы. Учили кажется. Ничего не помню. Как и отщепы. Того мужика кусал жирный клещ. То есть много. А в подвале правда был потоп – таскали. Зачем мне культурология? Плавное теченье жизни. Веселый клубный сэндвич. Нет, так я не опущусь. Бутерброд – фиии… хотя зуд нужно унимать. Не в беспринципье дело. Нет рыбы. Но приходят раки. Их и пользую. Аглаша, чмок.

Сергей от Маерчака идет до Робеспьера – славный паренек, сегодня он в бессмертный полк пристроится с фотографией прадеда. Погуляет до обеда. В его мыслях мешается овсянка и тина, он влюблен – его любовь Полина. Как ее добиться? Наверное, легче утопиться. Но ничего, он будет упорен как бык – но не упорот, как бешенный. Отличная черно-белая симфония. Одно знаю, был я слеп, а теперь вижу. Аминь, Господи, Амиииииинь! Падите на коленки псы-греховодники, вы все водопроводники. Что это вообще за слово такое? К чему оно здесь? Плевать, плевать, беги дальше, Форрест. Сергей. Сергей. Сергей. Он тоже важный человек, отправьте мне по почте чек. Он хороший, трудолюбивый, незлобливый, во всем положительный парень, одним словом. Или двумя. Словесная биполярочка, курочка – га-га-га. А-ха-ха. Этим летом Сергей поедет на поезде на море, о да, на море хорошо, купайся-загорай. Да, лето уже почти пришло. За этот год он не добился Полины, вот так вот. Но ничего – он не сдастся – он все решил. Ты нравишься мне, почему ты не хочешь дать мне шанс, я заслуживаю этого. Милая. Серьезный человек. Одна жизнь – одна любовь. Еще и в Бога верует, истинно. Во имя Овца и Пса и Додо ха-ха. Плевок, утритесь, я не специально. Я тоже когда-то говорил: «Я согрешил» и перечислял всякую пакость за неделю. Два дня не поешь и потом исповедуешься, и причастишься. Каштановой короной украшено твое чело. Я бить поклоны готов, но вместе воссядем однажды. Не маньяк, но верю в судьбу. Не вкусный хлеб. Я пил на пасху винцо прямо в храме. Мы были вхожи во внутренние помещения. А потом солнце вставало над рекой, и я брел домой, счастливый и слегка опьяненный. Мур-мур, помурлыкай своему прошлому, добрый человек. Будь добр и возможно ты найдешь путь. Возможно ты сожмешься как квадрат, что? Я не виноват. Вырываются и падают – звуки и слова. Шум и трепет. Метал и древо. Красный и шелковый. Уходим в отрыв. Первый человек – человек на луне – плохо оценили – серьезная штука – выглядит как тезисы – тезисы к статье. Когда-то и я писал статьи. А теперь у меня есть грамота от церкви, очень смешно если прикинуть. Растекись по набережной. Я надеюсь ты найдешь ту….

… Она проходит мимо Константина, задевает его своими светлыми волосами, он идет от БКЗ к центру града, она убегает от толпы на остров, пусть и не тот остров что нам по нраву. Зеленая юбочка и белая рубашечка. С длинными рукавами, прятки-котятки. Светлые прядки ее волос раздувает ветер. Бежать и прятаться – подальше ото всех. Кончается ее время в детском домике, задумайтесь о карточном домике – он рухнул под ветром педофилии. Кому интересно чем там все кончилось? Плевать. Она прячется, она скрывается. Ото всех. Запертая в темном уголке комнаты, оторванная от всего. Дядя и Тетя приютят ее на лето. Будет им мешать – она сожалеет. Но потом, надеется, что сможет убраться от них. В университет, она уже знает куда хочет поступить. Восьмого июля ей исполнится восемнадцать лет. Ее ни разу не приглашали в кино. Проклятые глаза-зеркала, они отражают все. Они определяют ее, как и всех – ее лицо определяет ее судьбу. Она бы была прекрасна – если бы не… Огонь, пожирающий комнату, поворот левой стороной. Дверь выломали слишком поздно. О бедное дитя, поблескивает и не заживает. Тише-тише, ее время еще не пришло, ее имя еще не произнесено. Светлая – светлая как солнце. И в душе такая же. Освещает темноту, в которой она ютится. Мамочка, мамочка! За что? Скажи за что? Нет ответа. Одна взывает к отцу, другая к матери. Смешивается все. Она идет по мостику, вдали колышутся деревья. Там она хотела бы быть – улететь вместе с ветром и никогда не возвращаться. «Пусть ветер заберет меня» – мы впервые слышим ее мысли. Однажды мы услышим и ее слова. По-настоящему, а не во сне. Найдется ли мне место? Или мрак завесит меня навечно, не виновата, что такая. Приют найти в объятиях, дано ли? Где ты? Но каждый день за мною запирает двери. А пока она покидает нас, славная, славная девчушка. Ах Господь Бог, скверная шутка, очень скверная. Но так бывает. Гроооооул! Господь Бог поет хрипящим басом.

Вдали от обезумевшей толпы, по набережной идет темноволосая девушка – Лизавеееета. Узнали? Отгадали? Дева в башне. Призрак-банши. Не она, просто так, в рифму. Хотя, в последний миг протягивает руку. Коснись ее, скорее. Я слышал часы, и я слышал века. Блуждание под знаком слова. Слова описывают все, слова складываются в строки. Строки в истории. Елизавета. Смотрящая на облака. Птица. Пицца. Не любит она пиццу. Она думает о Паше. Столкнулись на повороте сюжета. Берег ждет и солнечная дорожка над водой. Веди меня, веди меня моя муза. О чем думает она? Кто знает. Слева от нее несет свои воды река, справ несет свои камни город. Она шагает и размышляет. Куда приведет ее путь, что все это значит? Что дарует ей эта жизнь? Столько вопросов. Дома ждет котик. У Паши тоже есть котик. Что-то связывает их. Желание лучшего будущего. Но он верит, а она нет. Для нее Бог есть, она это принимает, конечно есть – пусть и не такой, как обычно представляют себе верующие люди. Приятно познакомиться. Понимаешь, крошка? Давным-давно ходила ты в других чертогах, замках, спустилась к нам и вот. Что вот? Не идет на парад. Он ее не интересует. Она такая какая есть. Но она хочет менять свой путь – тропинку, уплывающую из прошлого в будущее. Вот бы повлиять, думает она. Вот бы окунуться в жизнь не зная сути, за что решено так? Терзаться понапрасну. Не предотвратить. Жестоко так. Но видимо таков мир. О. Пусть не будет площадей, камней и палок. Пусть всегда будет этот день. Пусть рифмы и слова пронзят размеренные строки. Пусть слова родят любовь и любовь эта удивит их и раскрасит в цвета счастья. А я? Как же я? Быть может если я раскрашу улицы своей жизни счастливыми временами, то перестанет нависать эта гора? Хотелось бы в это верить, но вера моя подкошена.

Абсолютно начинающий – перед лицом абсолюта. Камин, диван, лестница, домик. Алексей шагает от остановки к оперному театру. Справа в здании располагаются кафе и ресторанчики. Там он будет. Сегодня выходной и встреча с друзьями. Подпали жизнь, выжжига – прожигатель. Воля вольному дана – родители не очень-то его любили, а теперь льют денежный поток на мельницу его потребностей – чтобы он отстал и свалил. Он платит им сполна, берет деньги и отчаливает. Гордо бросаются утлые суденышки на волны в попытках обрести день в землях Бла-бла-бла. Корявость и кочарговость. Нет такого слова! Но есть он! Прогуляется, посмеется цинично над праздником, потом встретится с друзьями и пропьет этот день как деньги в его кармашке. Он не брился сегодня. Скромная беленькая щетинка на подбородке и щеках. Серые джинсы и белая рубашка. Парам-пам-пам-пам-пам-пам-пам. Оттянутся зовет его сердце. Пф. Все глупцы, какое дело мне? Что важного вообще? Шум и ничто. Где музыка звучит, где будоражущее льется. На одну ночь и свободна. Не заходят в мою комнату, словно не существую. Вот бы что-то зацепило, дало смысл. Но лишь чреда. И нет просвета. Плевать, что мне? Аристиповость – не более. Мимо проходит господин в поношенном костюме, смотрит на Алексея. Бза! Пса! Упса! Модерновый модерн. Постмодерн и викарий Степа. Викарша Вика и дочь их – Глупость. Похвальная глупость. Роттердам. Ганзейская песнь. Любек-Новгород. Что за народ? Сииииича – сича танцует на площадях и собирает свою пьяненькую паству. Пьяненький-мармеладненький. Дважды преступил и дважды наказался – не понимаю эту книгу. Что она делает в школьной программе? Худшая из Лучших. Большие Буквы и Подскоки на Мысы. На Мыс вынесло корабль, все мечты погибли и разбросаны по берегу. Утонувшие или с легкими забитыми песком. Я спускаюсь в город-счастливчик. Брюс разъезжает на машине. Отдай всю свою любовь мне – это же все для вас. Игра в шарады, и гепарды.

Паша выходит из дома, надоело ему там находится – нужно развеется и проветрится. Николай остается там – у него же выходной. Неудачное перемирие. Мама – ууууу, я не хочу умирать, но порой желаю, чтобы я никогда не был рожден. Паша расстроен, он идет по Мира в направлении площади Революции. Он не знает, что в квартале позади вышагивает Константин, а оттуда – спереди, двигается Яна. Да он ее и видел-то всего один раз. Не теряй свою голову из-за гнева на проклятых ведьм, умей радоваться жизни в перерывах между бунтами. Спокойно, спокойно, не спеши как тот. Взвешенный ум, спокойно отбирает нужное. Не кидается на все наскоком. Умеренность. Хоть и веселинкою за пивом. Работа и отдохновение. Составит кто? Не знаю. Хочется, но страшно. Загадочная. Удивляет. Но так страшно. Пуанты и коньки. Яволь! Кекс. Пирожочек. Готовит Паша обычно сам. Бутерброд с колбасой, бутерброд с сыром, бутерброд с колбасой и сыром, бутерброд с сыром, колбасой и плавленым сыром, соленая рыбка – форель, икра красная, но не черная, черная – тьфу, пробовали! Кашу не ем. Суп не люблю. Мясо по-французски, бефстроганов – один раз со свининой, всегда почти с говядиной, вепрево колено, утиная ножка, холодец из гуся, пюре картофельное, салат «Цезарь», дуньки с луком, красный перец, свиные хвостики с чесночным соусом, творог с сосисками, котлеты-пельмени, рис порой, конечно, суши! Филадельфия! Спагетти с сливочным соусом, курочка в пакете с чесноком, шаурма домашняя, помидорки свежие, яичница надоела, жареная колбаска, опустоши холодильник, что там есть еще? Позже вспомню – фьу-фьу. Салат «Мимоза». Тортик, даже два. Ага.

Кристиночка-рыбочка, ловит на живца, через девять дней ей исполнится пятнадцать лет. Большие планы, большие надежды. Не оправдываются обычно они. Но все может быть. Дэвид Индус. Истинно девятнадцатый век. Что еще смотреть-то в новом десятилетии. Рассогласованность времени написания и времени в написании. Священное писание. Лука – лук, Марк – марка, Матвей – налей, Иоанн – банан. Ха. Мамочка тыркает Кристиночку, Кристиночка запрыгивает в автобус и мчится по проспекту на другой берег, там гулять она желает. Там, где щупловидная матушка до нее не доберется и присоской не присосется. Японская ведьма-осьминог. Пять измерений. Четыре стены. Четвертая падает:

– Привет, позвольте представить вам эту милую девочку, тссс…это все выдумка, такого не было, но девочка была, хоть ничего и не было, не преступай закона, тут не Япония, там с тринадцати лет, вот дают! Да, они дают! Но здесь так нельзя. Фишка в том, что в основе всего лежала Лолита – вот умора, кто бы мог подумать? Но потом все смешалось и вылепилось на свет как нечто странное, а подложка осталась одной из линий, уходящих за горизонт, и мы за ней туда последуем, всему свое время, вуаля!

Кристина трясется в автобусе. О-х-о-х-ох, грехи на-ши тяжки-е. Ееее! Беленькие кроссовочки и джинсы, темная рубашечка. Тепло на улочке. Везет тому кто везет вездеход и взвод курка пошел в расход вот-вот ты обормот забытый устаревший дедушка с бородавкой и масленой приправкой и добавкой супа что стоял на плите – готовила его старух поставил я тире что где когда зачем и почему однако не пойму бррр…джойси джойси джойси читал шесть раз вот зараза начало классное но что в конце бррр Пенелопа шестьдесят страниц вопрос века почему она менструирует бззззз потому что не беременна ха примитивнейший ответ но так уж кажется даже литературоведам кто-то пишет целые статьи на эту тему вот умора Садом и Гоморра начал так изволь до конца за лицами не видно главного лица он снимает с себя лицо а там под лицом яйцо что к чему это все восточные напевы одуванчик хватит хватит пожалуйста хватит остановите меня кто-нибудь как будто упоролся в край что за херня ла-ла-ла-ла уф все отпустило я буду жить жить полной жизнью он будет со мной ибо я так решила к черту тебя мегера не отравляй мне жизнь куда ушел ты отче с тобой было лучше но детские фантазии долой мы встретимся однажды если я отвернусь мне нужно только полной грудью вот бы подрасти и маловато под рубашкой зато гибкая проворная и я смогу конечно же смогу расставлены сети беги ко мне