Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

Запоздалое предупреждение

В Парфии все пока ещё жили слухами о победе над римлянами и радовались этому невероятному событию. Сразу после отъезда из столицы Сурены и Абгара часть пленных отправили вслед за ними. Через несколько дней уехал из столицы и сын сатрапа Орода, Пакор. На рынке рабов продали всего несколько сот человек, принадлежавших предводителю катафрактариев Афрату и его воинам.

Когда Сурена разбил лагерь под Экбатаной, в голове у него постоянно крутились мысли о Сирии и оставшемся там римлянине Гае Кассие, который мог причинить им немало вреда. Армию парфяне собирали обычно только для больших походов и войн, которые объявлял сам сатрап. В остальных случаях было достаточно его личной охраны из полутора тысяч человек. Все парфянские воины во время перемирия превращались в обыкновенных крестьян и скотоводов, которые спешили вернуться на свою землю, а не воевать много месяцев вдали от дома. Сурена понимал, что после победы над Крассом у него не останется даже тысячи воинов. Ещё он хотел поговорить с Ородом об Армении и царе Артавазе, которому он никогда не верил и всегда опасался от него удара в спину. Но он опасался, что сатрап вряд ли захочет сейчас думать об этих проблемах…

Было позднее утро. Солнце уже припекало, но ещё не так сильно. По дороге им то и дело встречались водовозы и жители города, везущие свои товары в город на ослах или верблюдах. Воины Сурены не обращали на них внимание, а те, наоборот, провожали их внимательными взглядами. Здесь всадники Сурены были чужие. В раздумьях визирь незаметно доехал до первой, белой стены дворца. Слуги устало плелись сзади, охрана у ворот появилась не сразу – давало знать о себе летнее солнце. Стражники, обливаясь потом, быстро открыли скрипящие ворота и, радуясь, что их не наказали, снова спрятались в тень. За второй, чёрной стеной, тоже было тихо и спокойно. Они проехали голубую, тёмно-красную, розовую, серую и жёлтую стены. Охрана у последней стены медленно отворила большие ворота. Они заскрипели, как и год назад, когда он был здесь в последний раз. Вместе со слугами Сурена проехал к боковой части роскошного дворца. Ород приложил немало сил, чтобы стены и лестницы обрели свой прежний вид: колонны и входные стены заново были отделаны золотыми чеканными пластинами, крыша блестела, как будто её осыпали драгоценными камнями и даже на голубоватых мраморных ступенях были сделаны волны из золотых и серебряных полукругов.

В десяти шагах от лестницы его уже ждал угодливо склонившийся слуга. Схватив дрожащими руками поводья, он застыл в низком поклоне, ожидая, пока визирь пройдёт мимо и направится по ступенькам вверх. Тогда можно было выпрямиться и отвести коня под навес. Но Сурена вдруг задержался на нём взглядом и остановился. Сгорбленная фигура в старом халате показалась ему чем-то знакомой. Правое плечо было чуть ниже левого, голова всё время подёргивалась, как лист на ветру. Он взял конюха за плечо. Тот от неожиданности вздрогнул и выпрямился. И тут Сурена увидел, что перед ним стоит старый друг его отца, которого он помнил ещё с детства!

– Ворокат! – воскликнул он, сразу узнав его. – Как ты здесь оказался? Я думал, ты уже ушёл к праотцам. Сразу после битвы под Аглиполем.

– Хвала Ахуре Мазде, я остался жив. И ещё благодаря твоему отцу Сааху. Да, твой отец спас меня. Он накрыл меня своим щитом, а сам бросился дальше. Я только его лицо и запомнил. И всё, темнота. Потом очнулся от стука. Была уже ночь. Стервятники слетелись и стали клевать мёртвых. Меня щит спас. В щит клевали. Глаза хотели выклевать. Только вот правая рука перестала подниматься. Но я не жалуюсь. Вот дожил, тебя увидел.

– Вот так чудо! – казалось, Сурена совсем позабыл, зачем приехал сюда. Его настолько удивила встреча со старым другом своего отца, что он хотел поговорить с ним подольше. Но в этот момент второй придворный, в дорогом халате и обуви, стоявший чуть дальше и внимательно прислушивавшийся к их беседе, сделал нетерпеливое движение. Визирь заметил это и сурово посмотрел в его сторону. Он повидал на своём веку немало самых разных халатов. Его взгляда оказалось достаточно, чтобы обладатель шарообразного живота засуетился и отвернулся в другую сторону. Ворокат нахмурился.

– Господин… – начал он несмело тихим голосом, но, увидев краем глаза, что толстый придворный внимательно слушает, произнёс громко: – Да будет радостен твой день и сильна рука! – однако на его лице застыло совсем не радостное выражение. Сурена вздрогнул. Старик явно хотел ему что-то сказать.

– Спасибо, Ворокат! – широко улыбаясь, ответил он. Надо было бы отойти, поговорить с ним, но во дворце его уже давно ждал царь и опаздывать было нельзя. – Если у тебя будет время, посмотри на копыта моей лошади. Раньше ты умел помогать лошадям. Вот, там, левое совсем сточилось и, кажется, скоро треснет, – с этими словами он наклонился к левой ноге коня и поднял её копытом вверх. Получилось так, что они оба склонились над этим несчастным копытом, обсуждая его проблему. Сурена ничего не сказал, только вопросительно поднял брови. «Не ходи во дворец!» – одними губами прошептал Ворокат и выпрямился. Сурена тоже выпрямился, но на какую-то долю секунды задержался задумчивым взглядом на слуге. – Думаешь, бесполезно копыто лечить? – как-то уныло спросил он, и со стороны могло действительно показаться, что он действительно расстроен состоянием лошади.

– Думаю, да, – так же искренне, как будто жалел пропащую лошадь, ответил Ворокат.

К ним осторожно приблизился обладатель дорогого халата и шарообразного живота. Он низко поклонился и хотел что-то сказать, но в этот момент отворились ворота и во внутренний двор въехал Силлак. Сурена удивлённо поднял брови.

– Силлак? Ты разве не уехал в Гекатомпил? – Сурена не ожидал встретить его здесь.

– Мне передали приказ сатрапа приехать для личного разговора, – как-то робко ответил тот.

– А-а, наверное, по поводу Газиры? Прости! Я и забыл, что ты собираешься жениться. Получишь большое приданое! – пошутил он.

– Это дела других людей, ты же знаешь, – как-то устало произнёс Силлак. Сурена знал, что тот не может добиться согласия её отца уже больше года. Об этом все говорили, но теперь, похоже, Ород решил помочь предводителю лучников и строптивому отцу придётся смирится с этим решением.

Сурена прислушался к своему сердцу. Нет, не может быть, чтобы во дворце было что-то не так! Он был уверен, что всё складывается как нельзя лучше. А Ворокат, к сожалению, потерял силу в руке, но выжил и теперь страдает. Может, старый друг отца что-то напутал? Он повернулся к нему и положил руку на плечо.

– Спасибо тебе, верный друг! Надеюсь, ты сможешь помочь моему коню! Мы ещё встретимся. Ты сегодня не занят? Я найду тебя, – и он открыто улыбнулся, как бы давая понять тому, что не разделяет его опасений. В глазах конюха промелькнула глубокая боль. Он как-то грустно покачал головой, но сразу же поклонился, чтобы скрыть свои чувства от окружающих. И успел тихо сказать в конце:

– Во дворце много комнат…

– Что?.. – не расслышал Сурена из-за стука копыт, потому что к ним подъехали слуги Силлака.

Важный слуга, по-видимому, услышал эти слова и грубо процедил сквозь зубы:

– Пошёл! – сам же он ещё раз поклонился в и нежным голосом произнёс: – Сатрап Ород с нетерпением ждёт тебя, победитель римлян. Тебе приготовили достойный приём! Все хотят лицезреть великолепного Сурену, и я в том числе! – он поклонился не так низко, как Ворокат, но всё же достаточно подобострастно. Сурена хотел сказать ему, что с таким животом надо не кланяться, а падать сразу на колени, но только махнул рукой.

– Силлак, ты уже здесь! – вдруг раздался откуда-то сверху чей-то старческий голос. – О, и великолепный Сурена вместе с тобой?! – к ним навстречу спешил старый человек в дорогом халате и белоснежной чалме. Сурена сразу узнал в нём Мохука Зайретдина, отца Газиры.

– Да будут долгими твои годы, Мохук, – первым поприветствовал его Силлак и поморщился. Видно, последний разговор по поводу свадьбы закончился между ними не очень хорошо. Сурена хотел тоже что-то сказать, но не успел. Зайретдин затараторил:

– Идёмте, идёмте быстрее! Все только вас и ждут. Мне не хочется потерять голову из-за того, что мы долго приветствовали друг друга, вместо того, чтобы сразу идти к сатрапу.

Сурена пристально посмотрел ему в глаза. Мохук заметил это, с удивлением посмотрел на Силлака, потом перевёл взгляд на Сурену, как бы не понимая, почему они стоят и не идут. Его круглое лицо выражало некоторую растерянность, и в глазах не было ни капли тревоги или лукавства. Сурена задумался. Может, старый друг Ворокат хотел сказать что-то другое? Может, во дворце придумали какое-нибудь развлечение? Сурена всё ещё сомневался. Нет, Ворокат, наверное, устал от своей немощи. У него нет даже халата, чтобы встречать гостей. А ведь с отцом они были большие друзья. «Надо будет с ним обязательно потом встретиться», – подумал он, провожая задумчивым взглядом сутулую спину слуги.

Старый конюх медленно зашёл под навес и устало прислонился к деревянному столбу. Никогда ещё его сердце не билось так сильно, как сейчас. Но он боялся не за себя. Он видел, что Сурена понял его слова, но не поверил. Неожиданно у него за спиной раздался шорох. Ворокат вздрогнул и повернулся. Перед ним стоял старший привратник Залиб. Ворокат поклонился.

– Говорят, визирь попросил тебя посмотреть копыто коня?.. – вкрадчиво спросил он.

– Да, о, господин, – не разгибаясь, ответил старый конюх.

– Ну, хорошо, посмотри и сделай всё, что можешь для такого большого гостя, – пристально глядя ему в глаза, произнёс он. – Сурена скакал долго. Такого коня надо беречь. Покажи мне это копыто!

Залиб подошёл к коню, подождал, пока Ворокат показал ему копыта белого жеребца, потом поцокал языком и удручённо покачал головой. Ворокат не смел поднять глаза, чтобы старший привратник не прочитал его мысли. Он ещё постоял какое-то время, согнувшись в низком поклоне, но вокруг не было слышно ничего, кроме тишины. Тогда он осторожно поднял глаза. Залиба рядом не было. Ворокат вышел из-под навеса. Под палящим солнцем на внутреннем дворе его тоже не было видно. Сердце сжалось от неприятного предчувствия, и ему захотелось убежать и спрятаться, но внезапно страшная усталость и безразличие навалились на него, как раненая лошадь на всадника. Ворокат всё понял. Он тихо сел на землю и обречённо опустил руки на колени.

Я победил тебя, победитель римлян!

Сурена вздохнул, отгоняя от себя мрачные мысли, и улыбнулся полному, добродушному Мохуку:

– Ты, как всегда, прав, мудрый Зайретдин. Пойдём быстрее к царю, чтобы не навлечь на себя его гнев. Когда, наконец, ты перестанешь жадничать и отдашь свою красавицу Газиру за Силлака? – весело спросил он уже на ступенях.

– Ты всё шутишь, Сурена, – с притворной жалостью ответил Мохук. – Ты же знаешь моё положение. При дворе не всё так просто, как кажется. Это не так легко, как разбить римлян. Поверь мне! – эти слова вызвали дружный смех и у Сурены, и у Силлака, а Мохук, заметив, что его шутка удалась, расплылся в радостной улыбке. Так они все вместе вошли в распахнутые двери. У входа, возле небольшого фонтана их ждал придворный распорядитель Мутаббар. Увидев визиря, он шагнул ему навстречу и, щуря маленькие подслеповатые глазки, затараторил:

– Хвала богам, ты наконец-то появился, победитель римлян и гроза врагов нашего всесильного сатрапа Орода! – он поднял глаза к небу, собираясь продолжить, но Сурена оборвал его:

– Да, да, я немного задержался. Надеюсь, у царя это не вызовет раздражение. Сколько же вас тут! Полный дворец слуг! Надо было всех вас забрать в пустыню, помогали бы стрелы грузить, – его слова не вызвали радости ни у кого из окружающих. Каждый считал себя незаменимым и нужным именно здесь, поэтому намёк визиря на их праздное существование был оскорбительным.

– Э-э… Наверное, ты прав…. Но лучше поспешить. Сатрап ждёт, – произнёс сзади Мохук Зайретдин.

– Да, да, конечно! – засуетился Мутаббар, дёрнувшись сначала вправо, а потом, что-то вспомнив, влево. Великий визирь, сатрап Ород просит тебя зайти в его малахитовый зал, чтобы лично выслушать от тебя все подробности твоей победы над ужасными римлянами и обсудить его визит в Армению. В большом зале сейчас сидят послы армянского царя… – многозначительно добавил он, и Сурена сразу понял, что Ород хочет договориться о том, что надо и что не надо говорить при всех придворных и гостях.

– Ладно, пойдём. Скажи, много ли наложниц привёз Ород из Армении от Артаваза? А? – теперь он окончательно успокоился, услышав эти слова. Сурена хорошо знал Орода. Если бы тот что-то задумал, то не стал бы прятаться за спинами слуг и так долго тянуть время. Тем более, Ород всегда любил первым выслушивать его рассказы о битвах и победах, чтобы потом вставлять свои замечания во время пира, как будто он сам был участником этих событий. К тому же, именно в малахитовом зале Сурена когда-то держал над ним корону. Там Ород стал сатрапом Парфии.

– Сурена, ты, как всегда, шутишь! О-о!.. – многозначительно протянул старый распорядитель и закатил вверх глаза. – Как я тебе завидую! В твои годы я тоже думал о женщинах, а теперь только о тёплом халате и вкусной еде! – все дружно рассмеялись и разошлись в разные стороны.

В другом конце дворца, тем временем, Ород вынужден был покинуть гостей и выйти для срочного разговора с начальником стражи. Стоя в тени колонны, он слушал быстрый и сбивчивый доклад начальника стражи Керима. За ним в десяти шагах, упёршись лбом в пол, стоял на четвереньках старший привратник Залиб. Не дослушав до конца начальника стражи, сатрап перебил его и сразу обратился сразу к Залибу:

– Говоришь, он попросил его посмотреть коня?

– Только копыто, о, повелитель! Копыто коня. Но я посмотрел сам и не нашёл ничего страшного. Конь Сурены, как огонь. Он может проскакать всё твоё царство, и его копыта даже не сотрутся.

– Тогда зачем он попросил конюха посмотреть? – спросил Ород, и в его голосе прозвучала угроза.

– Я не смею даже думать… о, царь царей! Но мне кажется, что этот слуга что-то хотел сказать визирю. Что-то тайное!

– Тайное? – в голосе Орода промелькнула тревога. Ничтожный конюх не мог знать о его планах. Никто не мог знать… В это время скрипнула дверь, и в проёме появилась круглая фигура Мохука Зайретдина. В ответ на вопросительно приподнятые брови сатрапа он склонил голову в поклоне. Ород кивнул ему и повернулся к Залибу:

– Ну, что ещё?

– Этот конюх служил отцу Сурены. Его зовут Ворокат. В битве у греческого полиса Аглиполя он сражался вместе с ним. Отец Сурены погиб, а этот слуга – нет. Он выжил чудом и не раз рассказывал о подвигах отца Сурены. Вот… Твой отец Фраат после этого разрешил ему присматривать за лошадьми на конюшне.

– Да, отец был добрым… Я вижу, ты не любишь этого конюха? – внимательно наблюдая за слугой, произнёс царь.

– Э-э… я… – промямлил Залиб, не зная, как правильно ответить. – Мне показалось, что он замыслил что-то плохое… Иначе зачем ему было шептаться с Суреной? – последние слова привратник произнёс уже более уверенно, зацепившись за них, как за спасительную соломинку.

– И что же ещё сказал этот червь? – не поворачивая головы, процедил сквозь зубы Ород.

– Что во дворце много комнат, – сразу же выпалил Залиб, радуясь, что угадал настроение царя.

– Хм-м… Он прав, так и есть… – после непродолжительной паузы самодовольно произнёс тот. – Ведь так, Мохук? – голос сатрапа был полон злости и сарказма, и перепуганный царедворец, не решаясь ответить вслух, утвердительно закивал головой. Но Ороду этого показалось мало, и он добавил: – Где-то в одной из них сейчас твоя дочь осталась одна вместе с Силлаком. Так? – на этот раз в его голосе звучала нескрываемая издёвка.

– О, да, мой господин, как ты и приказал, – согнувшись в подобострастном поклоне, почти неслышно прошептал Мохук, с ужасом вспомнив разговор с ним накануне. Силлак должен был пробыть в этой комнате до тех пор, пока его не позовут. Ород явно был сейчас не в духе, и от него можно было ожидать чего угодно. Старый вельможа почти физически почувствовал, что надо согнуться в поклоне, и поспешил даже стать на колени, чтобы его почтение выглядело более искренним. Сатрап благосклонно усмехнулся.

Перепуганный привратник Залиб всё это время не осмеливался поднять голову и продолжал вжиматься телом в пыльные плиты, ожидая, когда о нём вспомнят. Наконец, этот момент настал.

– Ну, что ж, Залиб… ты заслужил право доказать свою преданность. Это твой конюх. И ты отвечаешь за него головой, – услышал он голос сатрапа и с ужасом почувствовал, как халат медленно прилипает к потной спине. Не услышав других слов, Залиб поднял голову. Ород смотрел ему прямо в глаза. Рядом всё так же неподвижно стоял начальник дворцовой стражи Керим. В руках у него был прямой кинжал, который он в поклоне протянул сатрапу. У Залиба всё оборвалось внутри. Неужели прямо здесь ему и придётся закончить свою жизнь? За что? Из-за этого конюха? Но почему он должен умереть из-за него? Залиб хотел сказать что-то в своё оправдание, но из горла вырвались невнятные звуки, и он, чуть не потеряв сознание, снова шлёпнулся щекой на холодный пол. Ород усмехнулся и посмотрел на Керима. Начальник стражи молчал, глядя вниз. На его лице не было ни подобострастной улыбки, ни какой-либо эмоции в ответ на его слова. Ород нахмурился и подумал, что надо будет его поменять. Слишком храбрый и решительный. Но это потом, не сейчас. Пока он был ему ещё нужен.

– Так вот, – продолжил он, – ты возьмёшь этот кинжал и убьёшь презренного конюха. А тело отдашь на съедение моим тиграм. Они ждут тебя в подземелье. Ты понял, несчастный? – Ород рассмеялся и добавил: – Надеюсь, ты ещё не забыл, где они находятся? Если забыл, то можешь сначала спуститься туда сам. Для храбрости. Если не убьёшь конюха, они съедят тебя! – и он опять рассмеялся хриплым смехом.

Залиб понимал слова сатрапа с трудом, но мысль, что его не убьют, придала ему силы. Он лихорадочно закивал головой, ударяясь лбом об пол. Ород брезгливо хмыкнул и махнул рукой. Керим, не дождавшись, когда сатрап примет у него кинжал, встал и подошёл к Залибу. Взяв его за рукав, он потащил привратника к выходу. Но, даже оказавшись за дверями этой страшной боковой ниши, тот всё ещё не мог прийти в себя от страха и смотрел полными ужаса глазами куда-то в пустоту. Керим отпустил его, и Залиб пошёл вдоль колонн вправо. Видимо, он плохо понимал, что ему надо сейчас сделать. Начальник стражи подошёл сзади и резко достал кинжал из ножен. Скрежет железа подействовал на того, как удар хлыста. Залиб подпрыгнул и развернулся на месте с необыкновенной скоростью. Керим не смог сдержать улыбку.

– На! – коротко сказал он и протянул кинжал, держа его за лезвие. Залиб взялся двумя руками за рукоятку и замер. Керим что-то прошептал одними губами, но по его лицу было видно, что это были далеко не самые добрые слова. Начальник стражи понял, что ему придётся проследить за этим рыхлым трусом самому.

Сурена зашёл в знакомый тёмно-зелёный зал. Здесь он ожидал Орода в день возведения на трон. Тогда всё тоже начиналось именно здесь. Ему было понятно, почему Ород любил эту комнату и решил встретиться с ним именно здесь – она напоминала ему о самом важном событии в его жизни. Сурена улыбнулся, вспоминая те дни. Да, ему было неприятно, что Ород убил своего отца. Но, с другой стороны, благодаря этому, он стал визирем и получил возможность командовать всей парфянской армией. При Фраате, отце Орода, это было невозможно. С тех пор он дал себе слово никогда не вмешиваться в придворные распри.

Сурена обвёл взглядом зелёные колонны. За несколько лет зал совсем не изменился. И те, кто отвечал за ковры и статуи, не сделали ничего нового. Всё так же одиноко ютились по углам треугольные подставки под светильники, и всё те же четыре больших ковра лежали в дальнем углу на небольшой площадке, слегка приподнятой над основным полом.

От мрамора веяло прохладой и свежестью. Сурена подошёл к невысокой колонне и приложил к ней ладони. Тёмно-зелёная поверхность была прохладной. Он подождал, пока ладони остынут, и приложил их к лицу. Одежда ещё дышала зноем и дорожной пылью, а здесь было так хорошо, что ему захотелось лечь на пол и, закрыв глаза, впитать в себя это блаженство всем телом. Справа раздался тихий шорох, и он увидел, как к нему медленно приближается девушка с подносом фруктов. За ней два толстых евнуха несли подставки для подносов и вина. Наложница была армянкой. Совсем юная, но уже достаточно стройная и необычно красивая, как ранняя роза, которая быстро расцветает и так же быстро вянет. Ород специально прислал её сюда. Он знал, что такая девушка ему понравится. Сурена сладострастно потянулся.

– Визирь, меня прислал к тебе царь Ород, – тонким голосом произнесла наложница.

– Я вижу, красавица, – с улыбкой ответил он. Рабыня опустила взгляд и ничего не ответила. – Ты не понимаешь мой язык? – спросил Сурена.

– Понимаю, но… я не смею, великий господин, – каким-то странным тоном произнесла она.

– Что не смеешь? – прищурившись, спросил он.

– Я принесла фрукты и вино. Это дар царя Орода великому победителю римлян. Я боюсь навлечь на себя гнев нашего господина, потому что не знаю, как их подают.

– Не бойся, – ласково произнёс он и положил ей руку на плечо. Кожа была нежной, как шёлк, и Сурена захотел сразу прижать её к себе, но потом передумал и сказал: – Я тебе всё покажу. Поставь поднос на пол. Сядь ко мне на колени. Сделай мне приятно. Я тебя отблагодарю. Я тебе обещаю.

Наложница подняла на него большие чёрные глаза, и Сурена увидел в них женское любопытство. «Наконец-то», – подумал он и широко улыбнулся. Оторвав от грозди винограда несколько ягод, он протянул их девушке. Та взяла их и покраснела. Сурена взял остальную гроздь в руку и съел несколько ягод сам. Она последовала его примеру. Сбоку вынырнул услужливый евнух и в его руках появились две чаши с тёмным вином. Сурена, не глядя, взял вино. Он приблизился к девушке, её тело дышало свежестью и розовым маслом, а длинные чёрные ресницы напоминали опахала.

– Выпьем вместе, чтобы ты потом смогла разделить мои чувства, – предложил он. Она покраснела ещё больше и взяла кубок. Ему нравилось, что эта наложница так краснеет от его слов. Скорей всего, она была в гареме совсем недавно и ещё не видела Лаодики, старшей жены Орода. Эта мысль, мелькнув, сразу же исчезла. Теперь судьба Лаодики уже была решена, и думать о ней не стоило. Сделав глоток, Сурена ещё раз окинул взглядом грудь и талию девушки, подумав, что она, пожалуй, выглядит немного щуплой, но всё равно очень соблазнительной. Ему очень нравились её чёрные глаза и бархатные губы. Вино ударило в голову, и Сурена нахмурил брови. Отдав пустую чашу евнуху, он провёл рукой по лбу. На ладони остались капли пота. Ему почему-то стало жарко. Сурена оглянулся, как бы удивляясь, что вино оказалось таким крепким, и опёрся спиной на колонну. Сделав ещё глоток, он почувствовал, что ему стало ещё жарче и в глазах всё поплыло. Комната начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. А ведь он сделал всего несколько глотков… Сурена заморгал. В глазах что-то мешало, как будто туда попали мелкие песчинки, они раздражали его всё больше и больше. Девушка почему-то легла на пол и положила голову ему на колени. Но её голова лежала как-то странно. Ей явно было неудобно: она подогнула ноги под себя и вывернула руку с виноградом в сторону. Сурена поднял глаза и увидел перед собой две больших тени. Это были два евнуха. Один присел прямо у ног, а другой – чуть сбоку. Они зачем-то обматывали его ноги волосяной верёвкой. Зачем? Ему казалось, что он вот-вот заснёт и евнухи вместе с ним. Они двигались очень медленно. «Зачем всё это?» – хотел спросить он. Закончив свою работу, две толстых фигуры отошли в сторону. Из-за колонны выплыла третья тень. Это был Ород. Наконец-то! Сурена поднял на него слипающиеся глаза и попытался что-то спросить. Тот покачал головой и отвернулся. До Сурены донёсся его голо, скрипучий и резкий, как двери в подземелье:

– Быстрее, Али!

Сурена уже ничего не видел и не слышал. Чьи-то липкие руки накинули ему на горло тонкую верёвку, резко дёрнули и через несколько мгновений его губы потемнели, кожа стала мертвенно бледной и тяжёлая голова бессильно склонилась на малахитовый пол. Ород подошёл и носком туфли упёрся в подбородок. Глаза Сурены были широко открыты, и в них застыло искреннее удивление. Как бы прочитав последний вопрос своего бывшего друга, он тихо произнёс:

– Вот и всё, ты победил римлян, я победил тебя… Нас не может быть двое… – до евнухов донеслось только злобное шипение, но они даже не прислушивались. Им было всё равно, что шепчет их господин. Они просто потели и боялись, что теперь он прикажет убить их. Поэтому, когда он молча вышел из малахитового зала, они с облегчением выпрямились и, кряхтя, потащили тела к боковому выходу, который вёл к заднему двору.

Так истинное величие стало жертвой посредственности.