Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

Неудачный побег

Лаций толкнул Атиллу в плечо и, схватив за руку, затащил под перекладину стойла. Они прижались к задней стене и замерли. Лошадь несколько раз недовольно фыркнула, подёргивая ушами и опустила голову вниз. Крики, которые раздались сразу после удара Икадиона, не оставили времени на раздумье. Лаций понимал, что надо было срочно бежать. Но для этого необходимо было избавиться от Азаты и входящих в конюшню стражников. А сделать это без оружия и тихо было невозможно. Оставалось затаиться и ждать.

Икадион тоже не хотел сдаваться, и Лаций слышал, как потребовал освободить ему дорогу, прикрываясь Азатой. Когда либертус вышел из конюшни, все парфяне последовали за ним. Ненадолго всё стихло, и Лаций решил приподняться. В щель под навесом он с трудом разглядел у стены около двух десятков воинов, а возле лошадей – голую фигуру Икадиона.

– Вылезай! – тихо приказал он Атилле. Тот с неожиданной прытью выскочил из стойла и поспешил к выходу. – Подожди! – прошипел ему в спину Лаций. Он быстро вернулся в комнату Икадиона. Нож оказался недалеко. Оставалось только сунуть его в сапог. Задержавшись на мгновение над телом Панджара, он подумал, стоит ли поджечь сухую траву и конюшню, но потом решил, что пока этого делать не стоит. Здесь были самые лучшие лошади, и они могли пригодиться ему самому. Что-то подсказывало ему, что скакать вслед за Икадионом пока не надо. Если бы он знал, как жестоко поступит с ним судьба, то поджёг бы не только конюшню, но и весь дворец, но Лаций ещё питал надежды на безопасный побег и верил, что у него всё получится.

В приоткрытую дверь было видно, что у ворот толпятся всадники. Там кто-то приехал: мелькали факелы, слышалась гортанная речь воинов и было видно, как несколько человек снимали кого-то с лошади. Икадион покинул дворец совсем недавно, поэтому его вряд ли могли поймать так быстро. К тому же поведение стражников было суетливо-растерянным. Они бегали от ворот к столбам, что-то друг другу кричали и пребывали в явной растерянности. Атилла вывел лошадей из стойла и подвёл к самому выходу.

– Я с тобой не поеду… Ты уж прости… Не могу, – вздохнул он. – Вот, три лошади. Надо только затянуть подпругу и уздечки, – добавил он.

– Похоже, что нам надо срочно отсюда уходить, – не слушая его, ответил Лаций, и Атилла понял, что ему сейчас не до его объяснений. – Отведи лошадей назад!

– Что там? – настороженно спросил он.

– Кто-то приехал. Не пойму, кто. Но, кажется, они поднимают всю стражу. Вон, идут ещё. У ворот много людей. Не проскочим. Ага, а эти куда-то уезжают. Наверное, за Икадионом. Человек двадцать.

– Слушай, давай лучше вернёмся к нам. Там всё-таки много людей, – прошептал Атилла. – Если застанут здесь, сразу убьют.

– Знаю. Помолчи. Всё, понял! – неожиданно повернулся к нему Лаций. – Это Надир вернулся. – Видишь, как руками машет! – он постоял немного, прислонившись спиной к дверям, и, приняв решение, резко выдохнул. – Пошли!

– Куда? – с надеждой в голосе спросил Атилла.

– Обратно к нам. Здесь ничего не получится. У Саэт нельзя оставаться… Быстрей! – Лаций дёрнул его за локоть и, пригнувшись, нырнул в приоткрытую дверь. Атилла увидел, что со стороны ворот к конюшне идут несколько человек с факелами. Но луна зашла за облака, и вокруг стало темно. Поэтому те, кто шёл с факелами, вряд ли видели что-то дальше двух—трёх шагов. Когда парфяне подошли к конюшне, Лаций с Атиллой, согнувшись, успели пробежать вдоль невысокой изгороди и нырнуть в старый ров под стеной. Теперь можно было выпрямиться и бежать, не оглядываясь, к новому дворцу.

Надир приехал в город через северные ворота. Здесь уже проехал Панджар, и стражники знали, что за ним должен прискакать старший распорядитель. Все были наготове, у ворот с обеих сторон стояли полные караулы по четыре человека, и он сразу это заметил. Значит, начальник стражи оценил его усердие.

Однако у ворот дворца его ждала совсем другая картина: сами ворота были раскрыты, а внутри метались несколько человек с факелами. Около десяти всадников сидели верхом, но никуда не двигались, как будто ждали чьей-то команды, а уже внутри, шагах в десяти от ворот сгрудились ещё десятка два воинов. Они стояли рядом с неподвижно лежавшим на земле телом.

Когда Надиру помогли спуститься, начальник караула рассказал, что конюх убил Панджара и хотел украсть его жену. Услышав это, Надир даже забыл про копьё, на которое опирался, и шагнул вперёд. Острая боль пронзила ногу и, как камнем, ударила в голову. Он вскрикнул и схватился за древко. Неловко ковыляя, ему удалось самому подойти к Азате. Старший ночной смены доложил ему, что её отбили у раба прямо у самых ворот, но Надир его не слушал. Азата лежала на земле, и он приказал, чтобы её переложили на плащ. Но у стражников ничего с собой не было. Тогда он скинул свою накидку из овечьей шкуры и отдал им. Потом выяснилось, что стражники выбежали за Икадионом из ворот и наткнулись на тело Азаты, которая лежала неподалёку без сознания. К его приезду они успели разрезать тонкие кожаные ремни у неё на руках и ногах. Надир сразу послал одного во дворец за служанками, носилками и водой. Вскоре Азата пришла в себя и смогла встать. Ему бросилось в глаза, что она была босиком, без обуви, руки и ноги были перепачканы в крови, хотя рубашка оставалась чистой. Сестра сатрапа вся дрожала и постоянно обнимала плечи руками. Надир ни о чём её не спрашивал, но она почему-то попросила его присесть и стала рассказывать, что с ней произошло. Он видел, что госпожа очень переживает и все её чувства казались ему искренними. На последних словах Азата не сдержалась и, задрожав всем телом, расплакалась. У неё началась истерика.

– …он ударил его, схватил меня и потащил за волосы! Он хотел меня убить! – она нервно засмеялась, потом зарыдала, громко всхлипывая и задыхаясь. Было видно, что она снова переживает всё произошедшее и не может успокоиться. Надир приказал служанкам позвать старую повитуху, чтобы та успокоила и отвлекла её от горестных мыслей.

Выйдя на ступени, он присел и стал давать указания слугам: пойти в конюшню, вынести тело Панджара, обойти весь двор, осмотреть все пристройки, госпожу Лорнимэ не будить, он сам это сделает, отправить всадников к новому дворцу и усилить охрану рабов. Утром на работы не выводить, пока он не скажет, никого не впускать и не выпускать. Ко всем городским воротам разослали дополнительную охрану. Двадцать всадников поскакали искать беглого конюха. После этого, отправив Азату со служанками и евнухами во дворец, он дождался, пока тело Панджара вынесли из конюшни и отнесли в дальний зал. Там его можно было оставить внутри до возвращения сатрапа.

– Раб ускакал совсем голый, – сообщил ему в конце один из стражников. – Как зверь какой-то.

– Голый? – переспросил он и посмотрел на воина. Тот кивнул головой. Это было странно, и эти слова всколыхнули у него другие подозрения, но стражник не дал ему сосредоточиться и понять, что было не так.

– Может, он там с лошадьми… того? – криво усмехнувшись, подёргал он руками взад-вперёд, показывая жестом, что мог делать конюх с лошадью, и добавил: – Женщины у него не было. Один жил. Мог и с лошадью, а? Что тут такого? – стражник пожал плечами, видя, что старший распорядитель смотрит на него с недоверием. Надир хотел вернуться к своим тревожным мыслям, которые прервал этот олух, но тут подошёл старший евнух Синам, который шепнул ему, что жена сатрапа срочно требует его в большой зал. Она хочет всё знать. Кривясь и постанывая, он отправился во дворец. Лорнимэ уже ждала его и, не перебивая, выслушала всё до самого конца. Она искренне поблагодарила его и, заметив, что у него болит нога, предложила пойти отдохнуть. Однако Надир, преисполнившись долга и чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы рабской признательности, гордо отказался. В этот момент слуга доложил, что у базарных ворот поймали беглого конюха. Его уже привезли во дворец и ждали дальнейших распоряжений. Надир, не подумав, приказал в присутствии Лорнимэ опустить его в старый колодец у конюшни и сказал, что лично убьёт всех, если этому рабу удастся оттуда сбежать. Заметив, как удивлённо поднялись вверх её брови, он замялся, но она согласно кивнула головой и подтвердила его слова слуге. Тот быстро исчез. Лорнимэ поспешила к Азате, чтобы успокоить её, а Надиру надо было ещё поговорить с охранниками тюрьмы. Не ложась спать, он добрался туда при помощи слуг и выяснил, что пленник находится внутри и никуда не убегал. Каково же было изумление стражников, когда они, спустившись вниз и открыв дверь, обнаружили за решёткой набитую сухой травой одежду юного грека. Упав на колени прямо в подвале, они стали клясться Надиру, что это злые духи обманули их, а тот, сидя на ступенях, жалел, что не может убить их прямо на месте. Приказав засунуть двух болванов на место юного грека, он собрался уже уходить, когда один из них расплакался и рассказал, как всё было. Так Надир узнал о двух служанках, одну из которых звали Родогуна. Ему сразу стало понятно, что этих двух глупцов обманули, как детей. Но кто мог это сделать? Это он решил выяснить уже утром. Голова просто разрывалась на части. Рухнув на кровать, он успел только сказать слугам, чтобы ему принесли воды и разбудили чуть позже восхода солнца.

Однако утром он уже не мог даже повернуться без помощи слуг, поэтому приказал им положить его на носилки и носить по дворцу, чтобы сделать всё, что наметил. А наметил Надир немало. Но ему удалось только посмотреть на беглого конюха, который молчал и не отвечал ни на один вопрос, и ещё раз допросить нерадивых охранников в тюрьме. Поговорив с Синамом, он узнал, что служанки по имени Родогуна во дворце уже давно нет. По приказу госпожи Азаты её давным-давно убрали, и теперь о ней никто даже не помнил. Это только укрепило уверенность Надира в том, что побег сына Куги До тщательно готовили. Он попросил Синама узнать, с кем дружила эта рабыня и был ли у неё мужчина.

Надир собирался ещё поехать на строительство нового дворца, но сил уже не было, и он приказал своим слугам самим съездить туда и узнать у стражников, не замечали ли они что-либо подозрительное, а также осмотреть всех рабов – вдруг что-то заметят. Хотя, что могли заметить эти глупые исполнители чужой воли? Надир был уверен, что они ничего не узнают.

К вечеру его состояние ухудшилось, и он понял, что надо что-то делать. Нога возле стопы распухла и стала чёрного цвета. Дворцовый лекарь после долгих уговоров сам схватил его за ногу и, когда Надир, потеряв сознание от боли, безвольно откинулся на носилки, сообщил слугам, что у того сломаны кости. Старшему распорядителю надо было лежать. Причём с самого начала…

После лекаря пришёл Синам. Он долго смотрел на большое деревянное ведро с холодной водой, в котором Надир держал опухшую ногу. Когда слуги вышли, евнух рассказал ему, что Родогуна была дружна только с Саэт, любимой служанкой госпожи Лорнимэ, и мужчины у неё не было. Она ни разу не беременела и не прислуживала придворным. Поговаривали, что она недолго встречалась с тем рабом-римлянином, который строит сейчас новый дворец, но это были только разговоры. Как он и говорил, все уже забыли об этой тихой и глупой рабыне из Сирии, а тех, кто её помнил, уже не было в живых. Но Надиру было достаточно и этого. Услышав ненавистное имя Лация, он сразу понял, что без этого римлянина здесь не обошлось. К тому же, Саэт жила с его другом, который строил стены. У них даже был ребёнок. Когда госпожа Лорнимэ была в Арейе, с ней были Саэт и Лаций, и обратно они привезли сына Куги До. Надир понимал, что находится совсем рядом с разгадкой страшной тайны, и ему надо только немного попытать этих подлых рабов огнём. Обычно после двух-трёх прижиганий даже самые неразговорчивые начинали рассказывать всё, что знали… и не знали. Но его попытка встать не увенчалась успехом – нога, покинув холодную воду, сразу превратилась в раскалённый шар, и в голову ударила волна жара. Все мысли перемешались, и подкатившая к горлу тошнота перехватила дыхание. Впервые в жизни Надир молил богов, чтобы Мурмилак быстрее вернулся во дворец…

Лаций с Атиллой успели вернуться в длинный сарай до прихода парфянской стражи. Когда послышался стук копыт и короткие отрывистые приказы начальника караула, они были уже внутри. Всех пленных закрыли снаружи и даже подпёрли двери палками. Никто, кроме них двоих, не знал, что происходит.

Проведя всю ночь и день взаперти вместе с другими римлянами, Лаций не отходил от плетёной двери, наблюдая за стражниками. Он ждал, что из дворца вот-вот прибудет старший распорядитель и их сразу схватят. Интуиция подсказывала ему, что самый страшный враг во дворце сейчас ищет тех, кто помог Александру сбежать. Но вместо бредившего весь день Надира приехали его слуги. Они долго обсуждали последние события, и Павел Домициан, добросовестно подслушивавший их разговоры, пересказывал их потом всем остальным. Узнав от него, что Александра убили, а Икадиона поймали у самых ворот, Лаций почувствовал, как сжалось от тревожного предчувствия сердце. Оказалось, что старший распорядитель не приехал, потому что лежит со сломанной ногой и не может встать. Ему было очень плохо, и его лечил кочевник хунну. Ещё он собирался пытать Икадиона, но не смог – стало плохо.

К вечеру Лаций настолько обессилел от внутренних переживаний и постоянных размышлений, что упал без сил у входа и заснул. Атилла разбудил его и перетащил на деревянный настил, чтобы не простудился. Ночи становились холоднее, и осень всё чаще напоминала, что скоро наступит неприятная, коварная зима. Сегодня впервые пошёл мелкий дождь, как будто Парки оплакивали судьбу Икадиона. Но во второй половине дня из-за туч ненадолго показалось солнце, и его скупые лучи лишь коснулись земли, не согрев и не высушив мокрой пыли.

Загадочное возвращение перстня

По приказу Лоримэ Надира не будили до самого полудня. Он метался в жару, несколько раз порывался вскакивать, но слуги поили его водой и укладывали обратно. Во второй половине дня старший распорядитель пришёл в себя и приказал подготовить конюха к пыткам. Он хотел ещё схватить любимую рабыню госпожи и строптивого римлянина, но не успел, снова провалившись в беспамятство. К этому времени во дворец, к огромной радости почти всех его обитателей, вернулся Мурмилак. Его далёкий гость уже в общих чертах знал о том, что произошло, и изъявил желание остаться на несколько дней, чтобы посмотреть на казнь, которая обязательно должна была последовать после таких событий.

Мурмилак первым делом встретился с женой, которая быстро рассказала ему всё, что узнала от Надира и слуг. Потом он пошёл к сестре и очень долго успокаивал её, выслушивая стенания и жалобы на судьбу. В одном из приступов отчаяния и даже неприсущей ей истерики Азата попросила его разрешить ей самой казнить этого подлого раба, пригретого во дворце… Чтобы успокоить сестру, Мурмилак согласился.

– Я убью его тем же ножом, которым он убил Пандажара! – воскликнула она с воодушевлением. – Моя месть будет жестокой. Я хочу этой мести! – она сцепила зубы, как будто уже убивала этого раба, и стала выкрикивать проклятия и угрозы, представляя, как будет наслаждаться его муками. Мурмилак только покачал головой.

– На улице дождь. Боги оплакивают твоего мужа, – со вздохом произнёс он. – Если завтра будет так же, ты можешь намокнуть и простудиться.

– Как ты можешь думать о простуде, когда у меня такое горе?

– Я должен думать обо всём, – пробормотал Мурмилак, понимая, что лучше согласиться с сестрой, чем взывать к разуму. Надо было начинать готовиться к похоронам. По обычаям, Акура Мазда должна принять тело умершего на следующий день после смерти. То есть, завтра…

В это время к ним подошла Лорнимэ, и он попросил её присмотреть за сестрой. Та поняла его и, обняв Азату за плечи, стала поддакивать и успокаивать, как могла, пока вдруг не заметила у неё на руке странный перстень. Разглядев его, Лорнимэ несколько мгновений не могла пошевелиться, но потом спохватилась и продолжила гладить Азату по спине, просизнося какие-то слова, которые обычно всегда говорят в такой ситуации, но сама она мыслями уже была совсем в другом месте.

Когда сестра мужа пришла в себя, Лорнимэ оставила её одну и, вернувшись к себе, сразу же позвала Синама. Старший евнух внимательно выслушал её просьбу и, поняв, что дело очень важное и никто об этом не должен знать, с поклоном вышел из покоев своей госпожи.

Зайдя к Азате, он завёл неспешную беседу о том, что той теперь придётся долго оплакивать мужа и он всегда будет рад помочь ей, если у госпожи будет какая-то просьба. Когда разговор зашёл о подлом конюхе, сестра сатрапа внезапно воодушевилась и поделилась с ним радостной новостью – брат разрешил ей самой убить этого раба и она придумает ему такую казнь, от которой все содрогнутся! Синам в душе порадовался, что казнить будут не его, и сказал, что рад за неё, потому что такой благодарной и заботливой госпожи не было ни у кого.

Он явно льстил ей, но Азате были приятны эти слова, особенно после того, как она узнала, что Икадиона поймали живым и невредимым. Теперь она вся жила ожиданием казни и в душе торопила это событие. Она очень боялась, что Надир сможет под пытками узнать у конюха правду, но и здесь её изощрённый ум уже придумал надёжное оправдание. Болтая с Синамом, Азата успокоилась и даже стала улыбаться, поэтому, когда тот задал новый вопрос, она с радостью стала на него отвечать.

– Можно взглянуть на эту ослепительную красоту? У моей госпожи такой красивый дорогой перстень! – вкрадчиво произнёс евнух. – Такой мог подарить только очень богатый человек. Я никогда не видел таких камней раньше, – в его глазах читались зависть и восхищение. Евнухи любили золото и драгоценные камни, поэтому поначалу для Азаты в этом вопросе не было ничего удивительного.

– О, да, это редкий перстень! Камень большой и красивый, – она вытянула руку вперёд, и он заиграл в лучах солнца. Азата вдруг замерла и нахмурилась. Она поняла, что допустила ошибку, и теперь ей срочно надо было объяснить этому проныре, откуда он у неё взялся, иначе по дворцу поползут слухи, которые она никак не сможет пресечь и остановить. Синам заметил эту перемену в настроении Азаты и горько вздохнул, подумав, что госпожа снова вспомнила о своём горе.

– Прости меня, в день гибели твоего мужа нельзя радоваться красоте камней, – опустив голову произнёс он, не успев заметить, как вспыхнули глаза Азаты от внезапной догадки.

– Ты прав, – покачала головой она, стараясь добавить в свой голос как можно больше печали. – Ведь его подарил мне Панджар, когда вернулся из Александрии. Это была его благодарность за тот день, когда на нас напал ужасный Куги До! – она страдальчески закатила глаза вверх, и по щеке скатилась одинокая слеза. – Теперь я буду всегда смотреть на него и видеть там его отражение. Он всегда будет со мной…

– Господин подарил такой перстень? – не смог скрыть своего изумления евнух, который обычно узнавал обо все подарках во дворце на следующий день.

– Да, это очень печальная история. Он подарил мне его после возвращения из Арейи. Он сказал, что этот перстень принадлежал Куги До. Когда Панджар убил его, то снял перстень у него с пальца…

– С пальца? – евнух поражался всё больше и больше.

– О, это долгая история! Мой отец хотел, чтобы Куги До стал моим мужем. Ты помнишь, что меня хотели отдать за него замуж? – скорбным тоном начала Азата, быстро придумав историю возникновения перстня и даже убедив себя в её правдивости.

– Да, я помню это. Тяжёлое было время, – пробормотал Синам, продолжая копаться в глубинах памяти и удивляясь, что до сих пор не знал о таком подарке.

– Так вот, Панджар говорил, что за него старый сатрап Фраат предлагал Куги До триста лошадей и двести наложниц, но тот отказался. Это было ещё до того, как он стал разбойником.

– Не может быть! – искренне воскликнул Синам.

– Да-да! Но прошло много лет, и боги решили восстановить справедливость, – продолжила она. – Вот видишь, как сильно он любил меня!

– Кто? Куги До? – неосторожно спросил главный евнух.

– Ты что! – воскликнула Азата и отдёрнула руку. Её глаза заблестели лихорадочным блеском, и на бледном лице появился яркий румянец.

– Прости, госпожа, но я подумал, что если Куги До носил его столько лет на руке, значит, он был ему дорог, – затараторил, оправдываясь, он.

– Конечно, дорог! – хмыкнула она. – Он стоит столько, что можно купить сто лошадей! Ты же видишь, какой он большой? – пояснила она уже более спокойно. – Но сейчас он стал мне ещё дороже, потому что его подарил мне мой муж, – она снова вспомнила, как ужасно испугалась, увидев Панджара в дверях конюшни и сколько ужасных мгновений пережила, находясь на волосок от смерти. Поэтому слёзы и испуганное выражение лица были настолько естественны, что в них трудно было сомневаться.

Азата плакала, вспоминая покойного мужа, и Синам не посмел дальше надоедать ей своими разговорами.

Лорнимэ ждала его с нервным нетерпением, перебирая в голове все варианты появления перстня у Азаты. Когда он вошёл, она набралась терпения и стала слушать. Однако то, что рассказал ей Синам, поразило её ещё больше, чем появление самого перстня. Старший евнух сообщил ей, что Панджар в страшной битве отрезал у Куги До палец и забрал этот перстень себе. А потом подарил его в знак любви своей жене.

В голове у Лорнимэ всё перепуталось. Она оказалась в тупике и не могла найти объяснение этим словам. «Как перстень мог оказаться у Панджара? Как? И почему он не сказал ей об этом ещё в Александрии? Неужели он так любил Азату, что не хотел, чтобы кто-то видел этот перстень? Нет, нет, это всё было очень странно. Здесь явно что-то было не так. Кто мог отдать ему перстень? Это мог знать только тот жрец, которому отдала его Саэт. Может, жрец от страха отдал перстень Куги До? Забрал у своего сына и отдал?.. Скорей всего так и было! По-другому он попасть к Куги До не мог. Он всё время кричал, что ему надо только золото. Золото… Там были жрецы. Он нашёл их и притащил к храму. Кажется, они тоже обещали ему золото… Значит, так и было! Саэт отдала перстень сыну жреца, тот – Куги До, а потом его забрал Панджар. Всё правильно. Но теперь оба мертвы. И её ребёнок не виноват в их смерти. Ведь она не касалась их крови. Значит, пророчество должно сбыться и ребёнок всё-таки родится. Но Саэт? Что делать с ней? Рано или поздно она увидит этот перстень. И может проболтаться Азате. Она слишком много знает. От неё надо избавиться. Не убивать, а просто избавиться… Но кто тогда поедет в Александрию, когда родится малыш? Неужели придётся делать это самой? Почему бы и нет? После рождения ребёнка можно будет съездить туда с богатыми дарами и поблагодарить пифию, а заодно расспросить этих жадных жрецов. Тем более, что они никогда не отказываются от золота».

Пока эти мысли одолевали Лорнимэ, она старалась найти выход, и постепенно в голове у неё созревал план. Через какое-то время волнение улеглось, и она ещё раз представила себе, что скажет мужу. Теперь всё было просто. Оставалось теперь только дождаться, когда он вернётся от Надира.