Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

Трудная ночь

Заира вышла из купальной залы и остановилась у поворота в длинный коридор. В комнатах евнухов царила тишина. Из комнат рабынь и прислуги доносились негромкие звуки, но всё казалось спокойно. Она не спеша прошла мимо занавески дежурного евнуха. Тот по-прежнему спал, откинув голову назад и раскинув руки в стороны, как и тогда, когда она уходила. Чашка, из которой он пил, стояла за кувшином. Следующая комната была отхожей, и Заира опасалась только одного – что там может оказаться кто-нибудь из рабынь. Отодвинув тяжёлую занавеску из старого ковра, она неслышно проскользнула внутрь. Судя по горшкам и запаху, за время её отсутствия здесь кто-то побывал. Но сейчас она была здесь одна. Заира быстро отряхнула пыль с накидки, протёрла ноги и сандалии.

Приведя себя в порядок, она выглянула в коридор и, убедившись, что там всё тихо, на цыпочках дошла до своей комнаты. Тётушка Хантра спала так же безмятежно, как и две рабыни в соседней комнате. Заира ещё раз поблагодарила в душе старую гадалку из Ктесифона за сонную траву – перед тем, как спуститься вниз, она напоила их всех этой настойкой и теперь могла спокойно уделить время себе. Но как только Заира полностью разделась, в глазах у неё потемнело, потому что на двух нижних рубашках она увидела тёмные пятна. Проведя по ним пальцами, она опустилась на пол, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди. Пальцы были красными. В дальнем конце коридора раздались громкие голоса евнухов. Не успев быстро найти новую одежду, она скомкала испачканные рубашки и засунула их под узлы, которые оставил на хранение отец. Когда несколько рабынь из других комнат забежали, чтобы поделиться новостями, она испуганно закрылась старым покрывалом тётки, и девушки удивлённо остановились у входа.

– Тебе помочь, госпожа? – осторожно спросила одна из них. Не найдя взглядом двух других служанок, она спросила: – А где Гира и Айя?

– Они спят, устали, наверное, – ответила Заира. – Подождите там, я сама… я сейчас одену что-нибудь и подойду к вам.

Девушкам не терпелось ей что-то рассказать, и они быстро выпорхнули в коридор, где снова послышались голоса евнухов, какой-то шум и вслед на этим – радостные повизгивания и смех рабынь. Позже Заира узнала, что это толстый Рахман получил двух новых помощников, чем вызвал небывалый интерес у рабынь. Для тех это было целое событие. Египтяне Рахмана умерли ещё в прошлом месяце, и теперь им на смену привели стонущих от боли римлян. Когда несчастных тащили по коридору к небольшой пустой комнате, девушки наблюдали за ними из-за занавесок. Их удивляли бритые лица без волос и светлая кожа. Несколько рабынь стали переходить из комнаты в комнату, потому что им было что рассказать остальным подругам. Ведь они первыми увидели этих редких людей со светлой кожей и голыми лицами, которые лишились части своих детородных органов и теперь должны были провести остаток дней в гареме царя, выполняя приказы толстого Рахмана. Разве это было не весело?

Заира кивала головой и улыбалась, слушая, как служанки наперебой описывали ей пленных, а сама была мыслями внизу, вместе с тем римлянином, которого ей чудом удалось спасти. От мысли, что сейчас на месте этих двух несчастных мог быть он, ей стало плохо. Тётушка продолжала спать. Её две помощницы – тоже. Евнухи к этому времени тоже перестали кричать. Значит, их не удивило, что один из них у входа тоже не просыпается. Видимо, они так увлеклись обсуждением, что не обратили на него внимания. Солнце уже село, и скоро всё во дворце должно было успокоиться. Ночью в гареме спали и не беспокоили евнухов.

Вскоре шаги и шорохи затихли. Вместе с ними перестали смеяться евнухи и стражники у входа. Заира думала о том, что ей надо срочно избавиться от грязных нижних накидок… Она молила богов только об одном – чтобы утром все проснулись с хорошим настроением и ничего не вспомнили… Хотя заподозрить неладное могла только старая Хантра. Остальные служанки были слишком глупы. Как жаль, что здесь не было окон! Мысли прыгали от одного предмета к другому, и сердце никак не успокаивалось.

Заира волновалась и ждала полной тишины. Ей казалось, что кто-то ещё не спит и может её увидеть. Она не знала, что после её ухода двери пристройки открылись и пленные стали сдавать вёдра. Не знала Заира и того, что рабыни под присмотром евнухов пришли убирать комнату для купания и одна из них сказала им отнести в сарай большое ведро, которое ей мешало наливать воду. Но тот, не желая обходить столько комнат, засунул его под ту самую лавку, под которой был лаз в пристройку.

После её ухода Лаций долго сидел, прижавшись спиной к стене и вытянув ноги между двумя рядами вёдер. Один из пленных, расставлявших вёдра внутри помещения, споткнулся и упал на них, завалив все остальные. Вёдра с шумом покатились по полу. Парфяне стали кричать и бить римлян палками. Затем привели ещё несколько человек, чтобы быстро расставить всё по местам и навести порядок. Лаций, который, затаившись, сидел в дальнем углу, понял, что надо воспользоваться этим моментом. С трудом разогнув колени, он встал и стал собирать вёдра вместе с остальными.

– Быстрее! Что так медленно?! – услышал он над ухом крик стражника, и на спину ему со всего размаха опустилась длинная палка. Он охнул и упал на колени. Парфянин довольно рассмеялся и пошёл дальше. Когда всё было закончено, пленные, устало опустив головы, потянулись к воротам. Никто не обратил внимания, что из пристройки вышло больше людей, чем зашло. В общем лагере, куда они добрались с первыми звёздами, Икадион и Атилла сразу же набросились на него с расспросами. Они каким-то образом уже знали что произошло с двумя товарищами из легиона Октавия и боялись, что Лаций оказался одним из них. Но он так устал, что только махнул рукой и рухнул на землю, как подкошенный. Напряжение спало, и вместе с ним тело покинули последние силы. Говорить не хотелось. Приподняв голову, Лаций с трудом засунул под себя рваные тряпки и спросил:

– Хлеба нет?

По растерянным лицам друзей и неловкой тишине ему стало понятно, что он задал этот вопрос зря. Но он и не жаловался, думая, что сегодня променял свой хлеб на жизнь. Хотя, даже не он, а эта странная девушка.

– Завтра утром поговорим. Сейчас не могу. Голова болит. Хочу пить.

Когда Атилла принёс воды, Лаций сделал всего один глоток и закрыл глаза. Его головы коснулась рука Павла Домициана.

– Что с ножом? – тихо спросил слепой. – Не потерял?

– Спрячь пока у себя, – так же тихо прошептал в ответ он и добавил: – Правда, теперь их два. Пусть у тебя побудут.

Слепой певец вздрогнул, нащупав два лезвия, и напряжённо прислушался. Всё было тихо. Он точно чувствовал в руках второй нож и слышал, что Лаций просил его спрятать два ножа, но ведь утром у него был всего один. Не сдержавшись, Павел спросил:

– Откуда ты их берёшь? Тебе их, что, Меркурий куёт? – но услышав в ответ лишь тихое дыхание спящего Лация, слепой певец вздохнул и пробормотал: – Да хранят тебя боги. Они любят сильных. Как и женщины. Спи!

Лишь глубоко за полночь Заира решилась привстать и выпрямить затёкшие ноги. Не вставая, она добралась на четвереньках до выхода и только там встала, держась за стену. На ночь евнухи садились напротив друг друга и привязывали к ногам верёвку. Поэтому ей понадобилось всё её мужество, чтобы медленно дойти до их тел и перешагнуть через эту хитрую преграду, не зацепив её даже краем накидки. Два стражника внизу спали, сидя на ступеньках и обняв щиты. И только вдалеке, на стене, виднелись фигуры медленно расхаживавших караульных.

Заира оглянулась. Коней у входа не было, но корзины для сбора навоза не убрали. Они стояли рядом с корытами, куда лошадям обычно насыпали зерно. Она осторожно развязала платок и бросила его в ближайшую корзину. Перед тем, как спрятать в него свои рубахи, она испачкала их с одного края в отхожем месте, чтобы от них шёл естественный запах и никто не заглянул в корзину до того, как она доверху наполнится лошадиным навозом. Вернувшись к себе в комнату, она вдруг почувствовала невероятную слабость и легла на кровать. Перед тем, как раздеться, Заире хотелось немного полежать, чтобы сердце успокоилось и в тело вернулась бодрость. Ей казалось, что так можно было устать, только целый день стирая одежду или срезая тонкие ветки на берегу для рыбных корзин. После этой мысли силы покинули её, и через мгновение Заира уже спала крепким сном. В эту ночь ей впервые за долгие годы приснилась мать.

Свадьба сатрапа

Утром Лаций рассказал друзьям о том, что у сатрапа будет свадьба и там устроят кровавое развлечение. Что делать, он пока не знал. Лошади, за которыми он наблюдал уже несколько недель, находились только в одной конюшне у самого дворца, поэтому украсть их оттуда было невозможно. Уйти ночью пешком по горной дороге они тоже не могли. Их поймали бы на следующий день.

– Послушай совета слепого певца, – неожиданно обратился к ним Павел, когда они сидели под первой стеной, ожидая парфянских надсмотрщиков. – Если не знаешь, что делать, лучше остановись и ничего не делай. Куда ты спешишь? Подожди! Если ты сейчас расскажешь это всем вокруг, тебя сразу схватят. Я не знаю, откуда ты всё это знаешь про базар и про бойню. Ты почему-то нам не доверяешь и не говоришь, кто тебе это сказал…

– Я не могу сказать… – скривил лицо Лаций.

– Вот именно. Значит, это важный человек во дворце. Тогда надо молчать всем нам. Ты уверен, что все наши товарищи смогут промолчать? Боюсь, Лабиен забрал отсюда не всех своих друзей. Если найдут тебя, найдут и твоего человека. А ты этого не хочешь. Так что давайте подождём. Кому боги выберут эту судьбу, тот это и узнает.

– Он правильно говорит, – наклонился вперёд Икадион. – Бежать мы не можем. Остаётся смириться. Людей будут отбирать за день, за два до свадьбы. Тогда и можно будет им всё рассказать. Так больше будет похоже на правду. Сейчас нельзя. Лучше скажи, что делать, если мы туда попадём.

– Похоже, ничего, раз нас хотят всех порубить, – пробасил Атилла. Он уже пришёл в себя и выглядел намного лучше, чем во время перехода. В этом городе ему стали давать больше еды. Кроний почему-то понравился парфянину, который отбирал рабов для сбора еды у горожан и каждый раз забирал его с собой. Атилла всегда возвращался сытый и приносил еду друзьям. И только вчера у него ничего не получилось. Он до сих пор чувствовал себя виноватым за то, что ничего не оставил Лацию, поэтому сегодня во время разговора предпочитал молчать.

– Давай подождём. Я выхода пока не вижу. По крайней мере, броситься вниз со скалы мы всегда сможем, – ответил Лаций и положил руку на плечо Павлу Домициану, но тот сделал вид, что слушает ветер и смотрит слепыми глазами в небо. Солнце уже поднялось наполовину, и к пленным стали подходить надсмотрщики. Однако ожидание длилось недолго. Через три дня всё стало ясно.

Рано утром к Заире пришёл отец и сказал, что гости прибыли и через три дня должна состояться свадьба. Весь дворец уже две недели готовился к этому событию, и теперь дело оставалось только за удачной охотой принца Пакора, который должен был за эти три дня привезти во дворец много свежего мяса.

Старая Хантра всё время держалась за голову и жаловалась, что у неё там два дня дует холодный ветер гор. Служанки тоже плохо себя чувствовали, но молчали. Заира постепенно успокоилась, так как её состоянием вообще никто не интересовался. А на следующий день начались приготовления и поиск нарядов, от чего у неё просто кругом пошла голова. И все эти старые служанки, рабыни и какие-то советчицы так долго спорили между собой, что она решила просто молчать, чтобы всё побыстрее кончилось. Сатрап Ород уже давно не посещал её мысли, поэтому, когда молодые служанки спросил её, нравится ли ей царь и что она о нём думает, Заира только улыбнулась и ответила, что ей просто повезло. Так научила её старая Хантра. Все согласно кивали головами и сразу начинали задавать другие вопросы. Спорить с этим было трудно.

За день до свадьбы ей так долго выбирали свадебные накидки и головные платки, что она добралась до кровати только к рассвету. Их разбудили так рано, что они даже не успели понять, спали или нет. Полусонную Заиру отвели в большую холодную залу без окон, в которой горело несколько десятков масляных светильников и сильно пахло жжёными травами. Она сразу узнала эту комнату, но окончательно пришла в себя только когда её засунули в большую мраморную чашу с горячей водой и стали поливать из кувшинов. Потом ей натёрли кожу жирной глиной и снова посадили в ванную, чтобы всё смыть. Натирание нежным розовым маслом длилось намного дольше, и Заира даже умудрилась заснуть, пока служанки нежно втирали его в кожу. Когда нежные поглаживания закончились, её обернули в чистую простыню, надели сверху плотную длинную рубашку и отвели в другую комнату. Там она села у окна, и две рабыни стали красить ей щёки, брови, веки, ресницы и губы. Сюда же принесли остальную одежду. Заира смотрела на них сонным, задумчивым взглядом и делала вид, что слушает старшую распорядительницу. Тётушка Хантра, не стесняясь, спала сначала в купальне, а потом – в комнате для одевания, удобно устроившись в углу на старом ковре. Старшая служанка и евнух постоянно находились рядом с невестой, поэтому тётка могла себе это позволить. Она знала, что силы понадобятся ей ближе к вечеру, когда придётся всё время стоять позади невесты и помогать ей есть, пить и общаться с сатрапом и гостями. Поэтому она не видела, как Заира во время одевания достала из-под старой одежды маленький, завязанный узелком платок и спрятала его под руку. К узелку была привязана тонкая, но крепкая петля, чтобы надевать мешочек на плечо и прятать его подмышкой.

Невеста уже была почти одета, и служанки с разными вещами следовали за ней повсюду. У одной из них был большой высокий горшок, который всегда носили за жёнами богатых людей, чтобы вовремя подставить его, когда тем вдруг захочется справить нужду. На свадьбах подобный горшок превращался в самый необходимый предмет. Дождавшись, когда все одежды, кроме головного платка, были надеты и служанки царя, наконец-то, занялись другими делами, Заира подозвала рабыню с горшком, и после недовольного бурчания Хантры – «нашла время… вот ещё, надумала когда…» – их сразу же отвели в соседнюю комнату, чтобы не портить воздух в большой зале с одеждами.

– Отвернись, – попросила Заира, когда рабыня аккуратно приподняла край платья и подставила горшок. Та послушно повернулась к ней боком и отвернула голову. Заире пришлось неудобно наклониться, чтобы служанка ничего не видела, но при этом думала, что она сидит на горшке. Она быстро достала вспотевший мешочек из подмышки и перекинула тонкую верёвку через плечо. Подёргав несколько раз за нитку, она убедилась, что сделала всё прочно. Всё это время ей приходилось двигаться и сопеть, поглядывая краем глаза в сторону рабыни. Но та стояла и покорно ждала её приказа. Наконец, всё было закончено, и Заира сказала:

– Всё, давай, убирай это!

Девушка послушно убрала горшок и вытерла ей тело куском мягкой ткани. Заира вернулась в зал. Ей казалось, что все сразу обратят внимание на её раскрасневшееся от волнения лицо, но подошедшая с платками служанка развеяла её напрасные опасения:

– Ах, госпожа, как жаль скрывать такую красоту под накидкой! У тебя такие красивые длинные брови и большие глаза, что даже женщины могут в тебя влюбиться, – она мило улыбнулась и стала закреплять платок сзади. Заира только улыбнулась в ответ, чувствуя, что не может говорить от волнения.

Когда ко дворцу пришли десять слонов с праздничными коврами и украшениями на спинах, она немного испугалась. Один из слуг стукнул первого слона по ногам длинной палкой, и тот медленно опустился на колени. К нему сразу приставили лестницу, и служанки помогли Заире подняться на спину животного, где высились большие носилки, прикреплённые к телу слона широкими кожаными ремнями. Следом за ней, кряхтя и что-то ворча, забралась Хантра.

– Я боюсь, тётя, – испуганно прошептала Заира.

– Дура, лучше один раз испугаться, но потом всю жизнь быть женой сатрапа. Сиди спокойно. Держись вот за это, – она кивнула на плетёные стенки большой корзины, к которым были привязаны длинные ленты из белого шёлка. Они все были расшиты цветами и узорами, а внизу ещё оторочены золотом. Над головами ярко блестела покрытая золотом крыша в виде купола. Заира выглянула из-за занавески и увидела прямо перед собой сухое сморщенное веко слона с длинными ресницами. Рядом свисало большое серое ухо, похожее на огромную хлебную лепёшку, вывалянную в пыли. К нему были привязаны красные ленты, а со лба, вниз по хоботу, спускались золотые кисточки, которые во время движения болтались из стороны в сторону и ярко блестели. – Сядь назад! – одёрнула её тётка. – Лучше вообще сиди и не шевелись, а то ещё выпадешь, – она продолжала что-то говорить, но Заира не слушала. Слон медленно поднялся и в сопровождении всадников охраны двинулся по улицам города. Народу было столько, что у Заиры даже перехватило дыхание. Все хотели посмотреть на такое событие, ведь свадьбы сатрапов обычно проходили в столице, и многие жители Экбатаны никогда такого не видели. Под ноги слонам бросали цветы, зёрна пшеницы и бобы. На главной площади к хоботам слонов даже прикрепили огромные венки из лилий. Всю дорогу рядом шли чёрнокожие рабы с бубнами и литаврами, где-то позади ревели трубы, и этот шум не смолкал полдня, пока они ходили по всем улицам города.

– А теперь послушай меня… пока никого рядом нет, – наклонилось к ней Хантра. – От первой ночи много зависит. Если не понравишься сатрапу, он может и отказаться. Или ещё хуже…

– Как это? – вырвалось у Заиры, но воображение сразу нарисовало ей картину неблагоприятного исхода.

– Так это. Всё в твоих руках. Слушай меня. Ород ещё не старый. Но он может выпить много вина. Тогда до кровати может и не дойти. Его принесут. Но тебе от этого не легче. В первую ночь всякое бывает.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивлённо спросила она.

– Ты думаешь, я позже тебя родилась? Смотри, если он придёт сам, то сделай так… – и старая служанка стала подробно объяснять ей каждое движение и ласки в таких подробностях, что Заира поначалу даже опешила. – А если его принесут или сам заснёт, не сделав ничего, тогда ты сама возьми и … – когда Хантра, нахмурившись, замолчала, стараясь припомнить, всё ли она успела рассказать, Заира спросила:

– А что будет потом?

– Потом ты будешь ждать до утра, пока он не проснётся. Тогда за твоей простынёй придёт старшая распорядительница. Вместе с евнухом, – и тётушка принялась снова рассказывать, как себя вести и что делать, если захочется встать раньше, чем проснётся сатрап, где будет сидеть старший евнух, что он будет делать и в каких случаях можно звать старшую служанку.

К концу дороги Заира, наполовину оглохшая и уставшая, с пересохшими от жажды губами, повернулась к тётке и попросила воды. Та сразу же крикнула ближайшему всаднику, и им быстро передали кожаный мешок с водой. Она сделала несколько глотков, после чего к мешку припала Хантра и, как двугорбый верблюд, не отрывалась от отверстия, пока тот не опустел наполовину.

В конце концов, праздничное шествие закончилось, и они прибыли к главному входу. Заиру со служанками провели внутрь дворца. Позже за ними должны были прибыть посланцы сатрапа, чтобы сопроводить в тронный зал. А пока все вынуждены были сидеть на женской половине и ждать. В это время к главному входу стали прибывать носилки с гостями. Первым приехал армянский царь Артаваз с женой. Их встречали прибывший накануне принц Пакор, отец невесты, арабский царь Абгар и новый командующий парфянской армией Силлак. Пакор придумал весёлое развлечение, которое должно было несказанно удивить и порадовать всех гостей и особенно его отца. Он хотел, чтобы, что в этот день праздновали не только появление новой жены в гареме Орода, но и победу парфян над римлянами.

Когда Артаваз вышел из носилок и повернулся к входу, лицо его замерло и несколько секунд он не шевелился. Перед ним до самых ступеней лежал длинный ковёр, по обе стороны которого в туниках и шлемах стояли на коленях римские легионеры. На земле лежали щиты. Присмотревшись, он увидел, что все пленные стоят плечом к плечу, потому что их связали между собой локтями. Когда к нему подошла жена со слугами, он вздохнул и попытался улыбнуться.

– Хорошо, что здесь стоят римляне, а не армяне, – тихо произнесла Разгира. – Пойдём? – она взяла его за локоть. – Улыбнись. Вон, на ступеньках стоит Пакор. Я расспрошу его о дочери. Это поможет. Постарайся улыбаться, ну же! Что с тобой? – она легонько сжала его за локоть и потянула вперёд.

– Постараюсь, – одними губами ответил Артаваз и сделал первый шаг. Когда они дошли почти до конца, он вдруг остановился и нахмурил брови. Справа стоял тот самый римлянин, который вместе с Гаем Кассием просил его не бросать Марка Красса в пустыне. Артаваз даже вспомнил его имя. – Ты – Лаций Корнелий? – спросил он. Жена и слуги остановились. Все замолчали. Парфяне на ступеньках продолжали радостно улыбаться. Они не слышали, о чём говорил армянский царь, но со стороны всё выглядело так, как обещал Пакор – гости будут поражены и станут рассматривать пленных, как рабов на рынке, может быть, даже убьют кого-то для удовольствия. Для этого уже были готовы длинные острые ножи. Остановившийся армянский царь вёл себя как раз так, как и говорил парфянский принц, а, значит, праздник удался. Один из слуг подошёл и с поклоном протянул Артавазу нож, но тот жестом показал, что он ему не нужен. – Ты – Лаций? – повторил он свой вопрос.

– Да, меня зовут Лаций Корнелий Сципион Фиделий, – ответил пленный и поднял на него взгляд, полный спокойствия, гордости и внутреннего достоинства. Всех римлян накануне побрили и обрезали волосы, чтобы они напоминали тех легионеров, которых Артаваз видел несколько месяцев назад под Каррами.

– Я помню тебя. Да, это ты, легат Лаций Корнелий, – покачал головой Артаваз. – Ты неплохой человек, я тебя помню.

– Я тоже тебя помню, – сказал Лаций. – Но ты – плохой человек! И скоро парфяне предадут тебя так же, как ты предал Красса.

– Хм-м… Ты слишком смелый. Странно, что ты ещё жив, – спокойно произнёс армянский царь, с сожалением поджав губы. Что мог знать этот несчастный пленник о жизни его народа? Поэтому отвечать на его слова было бессмысленно.

– Ты только не забудь, что Гай Кассий остался жив. Он тебя достанет! – раздался вдруг сзади чей-то хриплый голос, и Артаваз, услышав это имя, вздрогнул. Он обернулся и увидел Атиллу, который нагло улыбался ему в лицо. Но и на эти слова армянский царь отвечать не стал. В подобной ситуации любой другой пленник уже давно бы лишился головы, но Артаваз в последнее время стал больше слушать, чем отвечать, поэтому напоминание о выжившем талантливом римлянине заставило его задуматься о других проблемах, грозивших его народу. Разгира снова коснулась его локтя и Артаваз, нахмурив брови, перевёл взгляд на неё. Но он её не видел. На ступенях их ждал принц Пакор. Надо было что-то сделать, иначе бы его неправильно поняли. Он повернулся к дерзкому римлянину, поддел носком сапога пыль у края ковра и кинул ему в лицо. Тот заморгал и стал чихать и плеваться, чем вызвал у стоявших на ступеньках парфян приступ смеха.

– Я же говорил, что гости будут рады! – радостно улыбнулся Пакор, обращаясь к Абгару и Силлаку, когда армянский царь с женой и слугами стал подниматься по ступенькам. После приветствий завязалась беседа на родственные темы, и гостей проводили в огромный зал для приёмов, где жена Артаваза, наконец-то, смогла встретиться с дочерью.

Гостей было действительно много. Они всё прибывали и прибывали, но никто пока не воспылал желанием украсить свой путь по ковру кровью пленных. Их пинали, толкали, стучали по шлемам и плевали, но не убивали. Это было единственное, в чём Пакор ошибся. Зато почти все обращались к нему с просьбой продать этих рабов, чтобы показать их в своих городах, где все только и говорили, что об этой победе и хотели увидеть побеждённых римлян собственными глазами. Когда у входа остановились носилки Мурмилака из Мерва и его жены Лорнимэ, все присутствующие повернули головы и с любопытством стали ждать их появления. Сатрап Мурмилак Вартишан был сыном старого друга царя Фраата. После загадочной смерти Фраата молодой Мурмилак послушался отца и остался верен Ороду. Их семья жила в Мерве, и здесь у него было около трёх-четырёх тысяч всадников. Они постоянно воевали с многочисленными племенами на северо-востоке и могли выступить в поход в любой момент. Личная охрана у Мурмилака тоже была большой, но не из-за опасности покушения, а, опять же, из-за постоянных войн, куда он бросался всегда сам и где ему нужны были самые верные и опытные воины. Собирать крестьян и скотоводов по отдалённым районам, как это обычно происходило в Парфии в случае войны, он отказался и стал первым платить своим воинам за службу. В результате, его маленькое, но боеспособное войско было самым опасным из всех существующих в подчинённых сатрапиях Парфии. И в битве с римлянами оно могло бы оказать Сурене огромную помощь. Но именно этой весной со стороны реки Жаксарт1212
  Сырдарья


[Закрыть], обойдя Мелкое море1313
  Аральское море


[Закрыть], на Мерв напали многочисленные кочевые племена. Об их приближении Мурмилак узнал заранее. Ему сообщил об этом один из его союзников – предводитель племён хунну, шаньюнь Чжи Чжи, который каждый год осенью покупал у него длинноногих лошадей. Также воинам Мурмилака пришлось этим летом сражаться с разбойниками знаменитого бандита Куги До, которому чудом удалось уйти от них живым.

Эти события были самыми любимыми слухами в столицах всех остальных родов, и сатрап Ород опасался этого молодого и горячего воина. Но тот никогда не давал повода усомниться в своей верности, поэтому, узнав об этих победах, он поблагодарил Мурмилака и пригласил его на праздник в Экбатану вместе с женой и начальником стражи в знак уважения и признания заслуг. Без Мурмилака Ород не смог бы один сражаться с кочевниками на севере, разбойниками на востоке и римлянами на западе. Сурена смог бы, а он – нет. И Ород это понимал. Он решил приблизить к себе несколько талантливых воинов, чтобы они заменили Сурену, и одним из таких воинов был Мурмилак.

Его жена, красавица Лорнимэ, роскошная женщина с пышными огненно-рыжими волосами и нежно-белой кожей, была дальней родственницей армянского царя Артаваза. Мурмилак влюбился в неё ещё в юности, когда ей было всего тринадцать, а ему – восемнадцать. С тех пор он потерял голову и даже чуть не погиб в боях с северными сарматами и даванями за реками Окс и Жаксарт, куда отправлялся, чтобы хоть на время забыть о своей любви к юной красавице. Но судьба улыбнулась ему: он вырос красивым и сильным воином, а среди тех, кто сватался за Лорнимэ, не было ни молодых, ни сильных – одни старые и толстые придворные и старейшины родов, чьи животы напоминали перезревшие тыквы, а слащавые улыбки вызывали отвращение и брезгливость. Все мысли юной Лорнимэ были связаны с Мурмилаком, который представлялся ей сказочным героем из длинных рассказов старых служанок. Но он долго об этом не знал.

Их свадьба была, пожалуй, одной из самых весёлых и радостных свадеб в Парфии, и торжества для всего народа длились целый месяц. Но счастье никогда не бывает полным. И красавицу Лорнимэ вместе с любящим мужем уже целых четыре года преследовала одна беда – у них не было детей. Постепенно в окружении Мурмилака это стало единственной темой для разговоров. Злые языки приписывали Лорнимэ все самые тяжкие грехи, но Мурмилак так любил свою жену, что не обращал на эти сплетни никакого внимания. Единственный человек, который вызывал у него тревогу, была его младшая сестра Азата. Она уже несколько раз намекала ему на «плохую породу» Лорнимэ и необходимость подумать о наследнике. Она была замужем за Надиром, начальником его стражи. У них тоже не было детей. Если бы у Азаты родился сын, то он бы мог претендовать на трон после Мурмилака. Об этом самому Мурмилаку тоже не раз говорили его приближённые. Все, кроме Лорнимэ. У той хватало мудрости не касаться этой темы и просто окружать мужа любовью и заботой, что, в итоге, перевешивало всё остальное.

Когда она вышла из носилок, даже пленные повернули головы в её сторону. Стройная, жизнерадостная красавица с открытой улыбкой и копной пышных огненно-красных волос не сразу сумела накинуть на голову полупрозрачное покрывало и несколько мгновений её лицо оставалось открытым. Оно сразу привлекало к себе внимание: нежная, не тронутая загаром белая кожа не несла на себе бремени морщин и усталости возраста; на фоне ярких волос эта белизна казалась ещё более поразительной, и тонкие, подведённые брови сразу бросались в глаза, напоминая крылья ночной птицы; тонкий нос с небольшой горбинкой был нетипичен для женщин Парфии, поэтому он тоже был предметом их зависти и ненависти одновременно. Можно было сказать, что чуть вздёрнутые, трепещущие ноздри портили её лицо и придавали ему хищный вид, но открытая, жизнерадостная улыбка скрашивала этот недостаток и покоряла своей искренностью даже врагов. Те, кто видел глаза Лорнимэ, утверждали, что ночью они сверкали, как изумруды, а днём были тёмно-зелёного цвета, как у змеи.

В этот день она надела длинную накидку из жёлтого шёлка, которая была подпоясана под грудью цветками настоящих лилий, а на голове красовалась лёгкая тонкая накидка, которая почти не скрывала лица и под которой всем были видны её густые длинные волосы. Жгучие, зеленовато-карие глаза, смотрели гордо и вызывающе. Она была уверена в своей красоте, и очаровательная улыбка только усиливала это впечатление.

– Смотри, это настоящие римляне? – спросила она Мурмилака, увидев пленных.

– Похоже, что да, – ответил тот, внимательно присматриваясь к угрюмым и взлохмаченным людям, которые то и дело бросали на его жену откровенные взгляды. – Пошли, а то у меня возникает желание выколоть им глаза, – со злостью процедил он сквозь зубы.

– Когда-нибудь ты так и сделаешь, – проворковала она, коснувшись его руки. – Ты победишь много-много воинов и всем им вырвешь глаза. И бросишь их у моих ног. У-у-у! Никто ещё так не делал, – в её голосе послышались нотки животного удовольствия, и Мурмилак с удивлением посмотрел на жену.

– Если они будут так на тебя смотреть, то я сделаю это прямо сейчас, – с раздражением ответил он, но его злило не то, что пленные смотрели на его жену. Ему казалось, что ей это нравится. Они прошли до самого конца ковра, и тут Лорнимэ бросилось в глаза, что один пленный отвернул лицо и смотрит в сторону, брезгливо скривив губы.