Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

Загадочное исчезновение одежды

– Может, давай обратно в реку и поплывём? – предложил Варгонт.

– Куда? На тот берег? В столицу парфян? – недовольно буркнул в ответ Лаций.

– А что делать?

– Пошли! – неожиданно сказал он.

– Куда? – только успел спросить друг, но быстро вскочил и поспешил за ним к концу торчавшей из воды ограды.

– Пролазь! – скомандовал он. – Быстрее!

– Лезу, лезу, – пропыхтел Варгонт, согнувшись пополам. Они прошли за ограждение. Парфянские стражники остались с другой стороны. Они всегда располагались между основным лагерем и пленными. Вокруг римлян охрану никто не выставлял. Кочевники, как всегда, были слишком небрежны в этом. – Куда мы идём? – тихо спросил Варгонт, когда они отошли от лагеря на довольно большое расстояние.

– Назад, – ответил Лаций. – К тому холму, – он кивнул вперёд, но в темноте ничего не было видно. Варгонт скорее догадался, чем увидел:

– Там же мёртвые… – он даже осёкся, но потом всё-таки спросил: – Точно туда?

– Да, – ответил Лаций. Объяснять ничего не хотелось. То, что он собирался сделать, было для римского легионера почти преступлением. Но умирать из-за такой глупости, как отсутствие верёвки, он не собирался.

– Что ты будешь делать? – с ужасом спросил Варгонт, когда они, наконец, добрались до небольшой возвышенности. Вокруг бегали небольшие животные, похожие на шакалов. Лаций обошёл срубленные кусты и опустился на взрыхленный песок. Потом достал нож и стал быстро им копать землю. Мягкий песок он разгребал руками. Варгонт молча стоял рядом и не шевелился. Когда показалась нога в сандалии, он сделал шаг назад, но ничего не сказал. Прошло довольно много времени, пока Лаций не закончил свою работу.

– Радуйся, – сказал он Варгонту. Его дыхание было прерывистым. – Две туники почти целые. Вот эта тебе точно подойдёт. Смотри, парфяне сандалии оставили. Значит, совсем уже надоело им всё. Не снимают даже. Бери, может, подойдут?

– Лаций… – робко пробормотал Варгонт, от которого трудно было ожидать такой нерешительности. – Я не могу. Это же одежда мёртвых. Они… Их добрые души всегда между нами… – Варгонт осёкся, не в силах договорить мысль до конца.

– Да, ты прав. Но я их не обижаю, – ответил он. – Поверь, им без туники не будет холодно. И ноги они уже не сотрут.

– Не говори так, – прошептал старый друг. – Они могут услышать и тогда за нами придут Фурии.

– Ты что? Сам говорил, что нас уже сто раз убивали…

– Это другое… – скривив лицо, ответил Варгонт.

– Другое, не другое, мне сейчас не до этого! Потом вернём всё, если выживем. Что, будет лучше, если твоя душа присоединится к ним? – раздражённо бросил Лаций. – Эх, жалко, резать нельзя, заметят… Лучше помоги развязать верёвку! У меня не получается, – он кивнул товарищу на скрюченные пальцы трупа, и Варгонт, с трудом пересилив себя, опустился рядом.

После восхода солнца парфяне стали убирать шатры и палатки. Вскоре дошло дело до пленных. Когда их стали связывать, Лация оттеснили от Варгонта, и рядом оказался Атилла. Невдалеке виднелась спина Икадиона. Варгонта нигде не было видно.

– Ну, что, в столицу? – с неизменным весёлым настроением спросил Атилла. Лаций пожал плечами. – Что-то ты не радуешься, – усмехнулся старый боевой товарищ. – Там много женщин! Так что не пропадём! Нас обязательно купят в какой-нибудь гарем к толстой купчихе. Вот повеселимся!

– У них не бывает мужских гаремов, – ответил Лаций, завидуя его постоянной жизнерадостности.

– Да? А я думал, бывают, – искренне расстроился Атилла. – Ну, тогда сами попросимся к богатой куртизанке.

– У них и куртизанок нет, – ещё мрачнее ответил Лаций.

– Что ж у них есть? – с досадой спросил тот.

– Много песка для таких болтунов, как ты, – послышался голос сзади. – Очень быстро в рот забивают. Навсегда.

Атилла обернулся и с недоумением посмотрел на говорившего.

– Тьфу, это ты, Лабиен! – он махнул рукой, как будто хотел отогнать назойливую муху. – А я думал, тебя уже стервятники склевали. Нет, живой. Жаль. Но ты не расстраивайся, тебя возьмут вино делать. От твоих слов виноград хорошо киснет, – заключил Атилла и снова повернулся к Лацию. – Слушай, что-то ты потолстел на парфянской еде, – прищурив глаза, сказал он. – Туника уже маловата стала.

– Заткнись, – прошипел он, потому что до самого восхода думал об исчезновении верёвок и одежды. Интуиция подсказывала ему, что всё это вскоре должно было обернуться большими неприятностями. Раз кто-то задумал зло, то он не остановится на этом. Беда была в том, что Лаций не знал, с какой стороны ждать следующего удара.

К полудню немногочисленная свита парфянских всадников и огромные толпы римских пленников постепенно двинулись в сторону города.

Визирь собирает старейшин родов

Прибыв в Ктесифон, Сурена разослал гонцов старейшинам, чтобы лично рассказать им в своём дворце о победе над римлянами. За день до встречи он приказал привести в город всех пленных, чтобы устроить для старейшин развлечение, а потом продать римлян в рабство.

С самого утра город шумел и волновался, пересказывая самые невероятные слухи. Широкие деревянные ворота были распахнуты, через них двигались бесконечные вереницы людей, повозок и верблюдов, и стражники, расположившись в тени арки, лениво следили за этим водоворотом, даже не проверяя неизвестных купцов, нищих и гетер, как они всегда делали это раньше. Базарная площадь, располагавшаяся с другой стороны царского дворца, была забита продавцами и покупателями, которые переходили с места на место, трогая фрукты и ткани, сбрую и пшено, но ничего не покупали, предпочитая обмениваться слухами. Причём, услышав что-то новое в соседнем ряду, они уже в следующем выдавали это за свою новость, гордо и самоуверенно выпячивая грудь вперёд, прикладывая ладонь к сердцу и закатывая глаза к небу. В основном, говорили только о победе Сурены и стоимости рабов. Именно на этой площади скоро должны были продавать ужасных римлян, которых визирь взял в плен в огромном количестве. Такого события здесь не было с момента основания города, поэтому старейшины всех родов, независимо от своего отношения к Сурене, прибыли сюда на встречу. Для этого события подготовили самый большой зал дворца: сотни слуг разостлали вдоль стен матрасы, разноцветные ковры и небольшие подушки, принесли кувшины со свежей водой и полотенца, полили водой все ступени и дорожки у входа, чтобы как можно дольше сохранить свежесть утренней прохлады. Возле окон стояли рабы с большими опахалами и плавными взмахами разгоняли воздух. Двери и окна были открыты, чтобы внутри было достаточно света и не надо было зажигать светильники.

Когда все прибывшие расселись по своим местам, Сурена встал и вытянул перед собой руки, повернув их ладонями вверх.

– От имени царя Орода приветствую всех вас, мудрые старейшины родов! – обратился он к ним и почтительно склонил голову. – Пусть ваши племена никогда не знают горя, земля всегда даёт много еды, а в реках никогда не иссякнет вода! – он поклонился, и все одобрительно закивали головами.

– Расскажи нам, что произошло с римлянами? Мы хотим услышать всё из первых уст, – попросил его ближайший из седовласых парфян.

– По приказу нашего сатрапа Орода, великого повелителя Парфии, я выманил жадного Красса в пустыню, потому что он думал, что со мной едет вся казна Парфии и гарем царя. В это время все города вокруг Ашшура днём и ночью делали стрелы и наконечники. Две тысячи верблюдов пригнал мой двоюродный брат, и мы погрузили все стрелы на этих верблюдов. Если бы мы привели их сюда, то им не хватило бы места в этом дворце и даже на базарной площади! – громко произнёс он. По залу прокатилась волна удивлённых голосов. – Потом мы специально показали римлянам пустые ящики, обитые золотом, и они поверили, что это казна сатрапа Орода. Они побежали за нами и дошли до реки Баллис, за которой начинается пустыня. Но их воины застряли в песчаных барханах. Тогда наши лучники стали стрелять по ним, не жалея стрел. Стрел было так много, что римлянам негде было укрыться. Каждая стрела попадала в цель. Наши воины стреляли весь день, и молодой сын Красса не выдержал, он напал на наших всадников. Они заманили его конницу за холмы и убили. После этого римляне испугались и убежали в Карры. Наши воины окружили город, но трусливые римляне не стали сражаться и решили уйти в Синнаки. Мы догнали их и предложили сдаться. Их жадный консул Красс не захотел нас слушать, и его убили, а голову и правую руку отправили нашему великому сатрапу Ороду вместе с известием об этой победе. Римляне разбежались, и наши воины ловили их по склонам, как зайцев, – с радостной улыбкой закончил Сурена.

– Сколько же их было?

– Их было пятьдесят или даже шестьдесят тысяч, а нас всего десять, – задумчиво ответил он, как бы подсчитывая в уме, сколько же точно было римских воинов. – Лучники устали натягивать луки, тетивы перетирались и рвались. С полудня до заката стреляли наши воины. Их стрелы закрывали солнце. На земле от них была тень, как от тысячи больших деревьев. Наши стрелы летели в три раза дальше, чем римские. Поэтому они не могли нас достать, – Сурена говорил медленно и важно. Он преувеличил количество римлян, чтобы усилить впечатление от своей победы. И старейшины действительно с удивлением покачивали головами, перешёптываясь друг с другом и с радостью слушая его слова. – Вы сами можете увидеть двадцать тысяч пленных, которых мы продадим здесь, на рынке. А погибло их там во много раз больше.

– Значит, не так страшны римляне, как говорят о них арабы и иудеи? – спросил кто-то вдалеке.

– Они разучились воевать, – надменно заявил Сурена, и многие заулыбались, однако кое-кто всё же нахмурил брови. – Как могут сражаться воины, которые даже в бою не могут жить без разврата и мыслей о гетерах? – Сурена обвёл взглядом старейшин и остался доволен произведённым впечатлением. Все замерли и повернули головы в его сторону. – Вот, – он достал из мешка, который подал ему слуга, пергаменты с надписями. – Это мои воины нашли в обозе старого ветерана Мария среди вещей их казначея Рустия после битвы под Синнаками, – он посмотрел на пергамент и продолжил: – Здесь собраны рассказы одного грека по имени Аристид. Называются они «Милетские рассказы». Вот, смотрите, что здесь написано о какой-то гетере из Эфеса: «Пришёл к ней мужчина, по имени Фибий, когда Луна стояла посреди неба, и стал упрашивать её выйти к нему. Она противилась. Но недолго. А когда вышла, они уединились под виноградом, где их не могли видеть слуги. Силён был Фибий, тяжело прижимал он гетеру к земле, а она боялась кричать, чтобы никто не услышал. Но когда бог страсти Эрос пронзил её тело последней стрелой желания, гетера сама подняла ноги выше своей головы. Потом она запрыгнула на Фибия и скакала на нём, как на молодом македонском жеребце, заставляя его, при этом, дёргать её за грудь и громко кричать», – Сурена с отвращением на лице просмотрел несколько пергаментов и продолжил: – А вот ещё, про таких же гетер: «Знала Мидия, что она нравится Александру, и решила украсить своё тело, чтобы удивить его. Легла она на белоснежное ложе. В волосы вплела виноградные лозы, грудь обложила половинками вишен, на впадине живота у неё покоился персик, а от него вниз вела дорожка из гранатовых зёрен, которая указывала Александру путь к сладкому источнику радости», – Сурена сделал паузу и многозначительно помолчал. – Видите? Как такая армия, которая даже на войне думает о женском теле, может победить? Воины должны знать, что только после боя они получат и гетер, и еды. Но для этого надо сначала победить и выжить. Так воевали наши воины и они победили! – он бросил свиток в мешок. Старейшины загудели от негодования и стали переговариваться, одобрительно кивая головами.

– Да, ты удивил нас, Сурена. Мы благодарим тебя за то, что защитил нашу землю от страшного врага. Честь и почёт тебе во все времена! – они ещё долго расспрашивали его обо всех подробностях и, в итоге, пришли к единому мнению, что тот сделал всё правильно и не опозорил Парфию и сатрапа Орода. Сам Сурена сидел во главе совета старейшин, в белой рубашке, расшитой золотыми цветами, широких штанах, стянутых красно-жёлтым поясом и мягких кожаных сапогах, с яркими узорами. На пальцах у него красовались золотые перстни с большими камнями, и, когда он поднимал или опускал руку, описывая какие-нибудь захватывавшие события, они вспыхивали всеми цветами радуги и невольно приковывали внимание окружающих. Слава Сурены стремительно росла, но он не обращал на это внимания. Как не обращал внимания и на представителей дальних племён в дальней части зала, почти у самых дверей. Они совсем не улыбались его речам и всё время о чём-то перешёптывались, в то время как остальные высказывали ему своё уважением.

– Мудрые и почётные предводители племён, – поднял руку Сурена, – приглашаю вас всех прийти завтра на базарную площадь, где мои воины готовят сейчас загоны для пленных. Для услады ваших глаз мы сделаем из них животных и порадуемся победе во славу великого правителя, сатрапа Орода!

Собравшиеся радостно загудели и выразили своё единодушное восхищение. Впереди их ждали развлечения и роскошный пир, от которых никто никогда не отказывался.

Накануне расправы

Ни людей, ни богов вокруг не было. Одни облака и сильный ветер. Лаций падал вниз с высокой скалы и не мог остановиться. Он смотрел на свои руки и плакал. Они были связаны, и он не мог дотянуться до ножа. Кисти затекли и страшно болели. Разум отчаянно сопротивлялся приближающейся смерти. Он падал вниз и должен был вот-вот разбиться. Мысли кричали в голове, как будто они были живыми и их пытали калёным железом. Ему казалось, что он чувствует костяшки пальцев у себя на горле. Это была рука смерти. Вот смерть уже пробралась в голову и стучит по черепу изнутри: тук-тук-тук. Пауза и снова: тук-тук-тук. Голова дёрнулась, и в открытые глаза хлынул яркий солнечный свет. А за ним – крик. Мёртвые звали его в царство Орка. Они старались унести его вместе с собой…

– Лаций! – донёсся откуда-то издалека голос Варгонта. – Ты что, притворяешься, что ли?

– О-о, – простонал он, чувствуя страшную тяжесть в затылке. Шея затекла и не поворачивалась. Он всю ночь проспал ухом на камне и теперь весь затылок онемел. – Болит… голова… – чужим голосом пробормотал он. – Болит.

– Болит? Ударил, что ли? – Варгонт с недоумением пожал плечами. – Дальше будет хуже. Есть сегодня, кажется, не дадут. Вон, только воду принесли. Иди, пей. Иначе даже воды не достанется, – он кивнул в сторону ограды, из-за которой парфяне разливали римлянам воду. Лаций послушался его совета и через некоторое время пришёл в себя. Затёкшая шея и затылок отошли, и он мог нормально двигаться. Сон был неприятным и странным, в нём было много непонятного. Но толкователей снов здесь не было.

– Вставай! Вставай! – раздались крики стражи, и римлян стали выгонять на улицу, которая вела к центру столицы.

Посреди большой базарной площади, прямо перед стеной дворца, стояли десятки воинов с мечами и копьям. Всё было готово для развлечения: большая круглая площадка огорожена забором, в нём в нескольких местах виднелись узкие проходы, а возле стены специально натянули большие навесы, под которыми на матрасах и подушках расположились старейшины парфянских родов и приближённые Сурены. Позади них теснились многочисленные слуги. В середине, на большом кресле, покрытом мягким ковром, сидел сам визирь. Рядом с ним расположились арабский царь Абгар и предводитель катафрактариев Афрат со старейшинами рода Гью. Чуть дальше сидели представители рода Карен, к которому принадлежал Силлак. Старейшины остальных родов располагались дальше. Все были окружены почётом и уважением. Многочисленные слуги держали кубки с водой и сладости.

– Пусть ведут! – кивнул Сурена. – Сейчас вы посмотрите на этих римлян, – он снисходительно улыбнулся и откинулся назад. Ему сразу же подали чашу с водой. Визирь сделал глоток и отдал её обратно. К нему подошёл начальник стражи Согадай и что-то спросил.

– Пусть ведут всех. Больных и здоровых – всех, без разбора! Давай, поживей! – приказал он.

За день до этого старый арабский царь Абгар встретился со своей дочерью и служанкой Хантрой. Визирь разрешил им на время остановиться отдельно в небольшом доме, который принадлежал одному арабскому купцу из Эдессы. Купец оказал Абгару соответствующий почёт и уважение, а его дочери выделили всю женскую половину дома, в которой они с Хантрой не знали, что делать. Сам купец отправил своих женщин в другой дом к брату, оставив только четырёх рабынь, чтобы выполнять приказы старой служанки.

Они сидели в большой комнате на полу, вокруг небольшого ковра, на котором стояли вода и различные угощения. Заира умоляла отца разрешить ей посмотреть на представление, которое на следующий день устраивал для старейшин Сурена. Но отец не хотел даже слушать, потому что ни одна женщина не допускалась в места, где собирались мужчины. Они могли наблюдать за праздниками, казнями, приёмами послов или какими-то развлечениями только из комнат соседних домов с длинными занавесками или из таких мест, откуда их не было видно.

– Отец, я так давно не была в городе. Эта столица такая большая. Здесь всего так много! Говорят, здесь остались жёны сатрапа Орода, а ещё они заказали много тканей из шёлка, – щебетала Заира, с трудом сдерживаясь и говоря шёпотом. – Но ты же видишь, что мне ничего не надо. К тому же я всё уже здесь узнала… и знаю, как спрятаться. Там, на площади есть много торговых домов. Ты мог бы договориться с одним из купцов, чтобы я посидела у него в комнате под крышей. Почему жёнам купцов и торговкам можно смотреть, а мне нет?

– Откуда ты успела всё это узнать? – с искренним удивлением спросил Абгар. Живость дочери радовала его, но и настораживала.

– Здесь столько слухов, Абгар, – проворчала старая Хантра. – А она только и делает, что слушает. Молодая ещё. С ума меня сведёт!

– Тебя с ума ничего не сведёт, – с улыбкой ответила ей Заира. – Ну, пожалуйста, отец! Ведь такого, может, больше никогда в жизни не произойдёт! Ты же сам так говорил, помнишь?

– Тише, дочь! Не говори такие слова! – нахмурился Абгар. Он действительно случайно обмолвился в разговоре с ней, что второй такой победы над римлянами им, наверное, больше не увидеть, и теперь жалел об этом

– А что сейчас будет, отец? Я слышала, что Сурена будет продавать римлян. Это будет прямо здесь?

– Не совсем так, – скривил лицо Абгар. – Сначала будет развлечение. Наверное, несколько человек убьют.

– Прямо здесь? – с ужасом воскликнула Заира, и Абгар увидел у неё в глазах неподдельный страх. Он сокрушёно покачал головой.

– Да, здесь. Ты ещё ребёнок, и тебе не стоит смотреть на такие вещи.

– Ты оберегаешь меня даже от песка в пустыне, но когда тебя не будет рядом, мне всё равно придётся с этим столкнуться!

– Не говори так с отцом, – недовольно проскрипела Хантра.

– Она права, – вздохнул Абгар. – Ладно, я попробую поговорить с купцами.

– Абгар, опасное дело ты затеваешь! Посидела бы в доме, ничего бы с ней не случилось. Ещё насмотрится в жизни и не такого.

– Ты тоже права, но римлян она, может, больше никогда и не увидит, – ответил он.

– Тётя, ты меня даже купаться в реке боишься отпустить, а потом орёшь на всю пустыню, увидев дохлого скорпиона. Так я могу превратиться в старуху ещё до того, как рожу сатрапу сына!

– Ох, Заира, – только и смогла ответить старая тётка.

– Ты не рад, отец? Что тебя печалит? – спросила девушка, и в её голосе прозвучала тревога.

– Я рад великой победе мудрейшего из воинов, – думая о чём-то своём, уклончиво ответил тот.

– Тогда почему ты не улыбаешься и не радуешься?

– В такой смерти, которая будет завтра, мало радости, дочка. Я привык убивать врага в бою. Быстро и сразу. Поэтому здесь мне не место, – он хотел добавить, что в случае победы римлян, всё могло быть наоборот. Но Заира была ещё слишком юной, чтобы понять это. – Ладно, приготовьтесь завтра и ждите носилки. Я пришлю за вами десять всадников, – Абгар встал и вышел из комнаты.

Кровавое развлечение на городской площади

Сурена заметил, что арабский царь сел немного позади остальных парфян и позвал его:

– Абгар, царь Осроены, подойди поближе. Твоя помощь в этой победе была велика. Я хочу, чтобы ты насладился унижением римлян вместе с нами. Сядь рядом.

– Да, визирь, – поклонился Абгар и встал с места. Лицо его выражало преданность и послушание, но глаза смотрели в землю. В это время показались первые пленные. Они представляли собой жалкую толпу оборванных и грязных людей, которые совсем не были похожи на непобедимую армию. Их стали выводить на площадь.

– Убирай лишних! – крикнул начальник стражи своим воинам. Те закричали и стали стучать палками по спинам римлян. Но быстро развести всех по клеткам было нелегко. Согадай привёл сюда несколько тысяч человек и хотел всех их загнать в круг, но это было невозможно. Потребовалось время, чтобы забить клетки до отказа, а лишних пленных отогнали обратно, в подвалы. В центре площади осталось около тридцати человек. Сурена встал и обратился к старейшинам:

– Воины великого сатрапа Орода сейчас покажут вам, как они вселяли страх в сердца этих жадных римлян! – он махнул рукой, и лучники Сурены натянули луки. Раздался лёгкий хлопок, и в воздух взметнулись несколько десятков стрел. Римляне от страха присели, и некоторые уже не смогли встать, потому что в них попали длинные стрелы парфян. Следующий выстрел уменьшил количество пленных наполовину. Оставшиеся бегали вдоль забора, а стражники под одобрительные крики толпы выталкивали их палками на середину. В конце концов, в живых остался только один, в которого чудом не попала ни одна стрела.

– Стой, – приказал Сурена. – Пусть повеселит нас! – сказал он и что-то негромко приказал начальнику стражи.

– Кто хочет получить свободу?! – громко прокричал глашатай, говоривший на римском языке. Все замерли. В клетках – с тревогой, а под навесами – в предвкушении представления. Парфянские рабы, тем временем, уносили тела убитых с арены. – Визирь Сурена подарит жизнь тому, кто убьёт этого пленника! – громко произнёс он. Но со стороны клеток не раздалось ни звука. Глашатай обернулся к начальнику стражи, а тот – к визирю. Сурена кивнул головой, и из клеток вытащили десять римлян. Их поставили на колени и спросили их ещё раз: – Кто хочет остаться в живых? Только один из вас останется в живых, если согласится убить этого пленного. Только один, спешите! Остальных убьют прямо здесь! – он наскакивал на несчастных и тряс в воздухе мечом, нагоняя истерию. Но римляне молчали, испуганно глядя вниз. Тогда Согадай махнул рукой и стражники наклонили к земле первого пленного. Удар, и тело без головы неуклюже завалилось на бок. Глашатай показал на него рукой и закричал: – Кто хочет умереть следующим? Кто хочет умереть? Один может спастись! Надо убить одного пленного!

Но оставшиеся девять человек как будто онемели. Так продолжалось до тех пор, пока из этих десяти тоже не остался в живых всего один человек. Когда стражник сделал в его сторону движение мечом, он с ужасом вскочил и хотел убежать, но споткнулся о тело убитого товарища и упал на спину. Несчастного охватил безумный страх, и он стал отталкиваться пятками от земли, стараясь отползти от приближающейся смерти. В этот момент Согадай окликнул глашатая, и тот, выхватив окровавленный меч у воина, протянул его обезумевшему римлянину.

– Убей его! Убей! Возьми меч и убей. Визирь подарит тебе жизнь, – широко улыбался он, показывая жёлтые редкие зубы. Пленного подняли с земли и освободили от верёвок. Потом всунули в руку меч и подвели к жертве. Худой и сутулый, он стоял, дрожа всем телом, и дико оглядываясь вокруг, не понимая, что от него хотят. Было видно, что его рассудок оказался не в силах выдержать такое напряжение. И тут второй римлянин, которого он должен был убить, сделал шаг навстречу, схватил лезвие руками и приставил его к животу.

– Давай, – одними губами прошептал он, глядя в полные ужаса глаза своего товарища. Он сделал движение вперёд, чтобы помочь ему, и острое лезвие мягко вошло в дрогнувший живот. С улыбкой на губах он упал на колени, а потом лицом прямо в пыль. Зрители неодобрительно зашумели. Им не понравился поступок жертвы.

– Выпускай! – махнул Сурена рукой начальнику стражи и откинулся в кресле. В воздухе повисла напряжённая тишина, и несколько сотен человек замерли, ожидая, что произойдёт дальше. Какое-то время ничего не было слышно, а потом раздался раздражённый рык дикого зверя. По арене пробежала волна удивлённого шёпота. Вслед за этим из проходов появились тигры из царского дворца. Зрители зашумели, радостно выражая восторг.

Одинокий римлянин со страхом прижался к деревянному ограждению, но стражники стали толкать его палками в спину и кричать, стараясь привлечь внимание тигров. Звери медленно вышли на площадь и остановились, наблюдая за борьбой у ограды. Они чувствовали запах крови, но не видели тел. Наконец, парфянам удалось с силой оттолкнуть пленника далеко вперёд, и тот, не удержавшись, упал в лужу крови. Один из тигров, наклонив голову, приблизился к нему и стал обнюхивать. Увидев перед собой страшного хищника, пленный громко закричал и, вскочив, побежал прочь. Зверь сначала испуганно дёрнулся назад, но, увидев, что человек побежал, опустил голову и сделал прыжок, другой… Третьим прыжком он настиг беглеца и сбил его с ног. На земле он вцепился ему в плечо, и до зрителей донёсся отчаянный крик. Но парфяне не дали животным разорвать мёртвое тело на части. Они отогнали тигров и быстро вытащили труп за ограду. Тигры должны были оставаться голодными. Сурена недовольно повернулся к начальнику стражи:

– Согадай, совсем плохо. Скучно. Ты, что, специально их покормил? – Сурена нахмурился. Начальник стражи отчаянно замотал головой. На его лице застыл испуг. – Ладно, иди, найди там храбрых воинов. У себя, в Риме, они любят устраивать такие развлечения. Так пусть теперь повеселят нас.

Начальник стражи передал приказ своим воинам, и те вытолкали за ограждение ещё одного несчастного. Хищники, разозлённые тем, что у них забрали добычу, сразу же накинулись на него и стали рвать на части. Двое дергали кричащего римлянина за руку и ногу, а ещё двое ходили кругами, дожидаясь своей очереди. Пятый стоял чуть дальше и бил себя хвостом по бокам. Когда звери добрались до горла, стражники снова отогнали их острыми копьями и, тем самым, опять лишили добычи. Третьего и четвёртого пленного постигла та же участь. Но зрелища не получилось. Сурена был мрачнее тучи. Он бросил в сторону начальника стражи косой взгляд, и тот сразу же оказался у ограждения.

– Эй, вы! – выкрикнул он, быстро добравшись до другой стороны арены и обводя римлян налитыми кровью глазами. – Великий Сурена желает увидеть настоящих героев. Кто не боится тигров? Выходите! – но все молчали. Пленные исподлобья смотрели на брызгавшего слюной парфянина, но никто не хотел стать кормом для голодных хищников. Тем временем стражникам удалось зацепить крюками тело последнего пленника и вырвать его из лап зверей. Обезображенный труп вытащили за ограду и бросили под ноги его товарищам.

– Эй! Герои! Где ваш Красс? Пусть выходит! Где он? Прячется в обозе с гетерами? – громко кричал Согадай. Зрители изредка посмеивались, им хотелось зрелища, но пока ничего не получалось.

– От этих гетер произошли все парфяне, – вдруг раздался такой мощный и сильный голос, что даже Сурена услышал его и недовольно нахмурился. Но потом он усмехнулся и пробурчал:

– Ну, что ж, хоть кто-то проснулся. И то хорошо.

Начальник стражи в этот момент уже был за забором и пытался найти смельчака.

– Кто это такой смелый?! – рычал он. – Кто это?! Кто сказал?! Кто?!

– Я сказал! – таким же громким и необычайно глубоким голосом ответил кто-то из глубины толпы. Лаций стоял у самого забора, но он сразу узнал смельчака по голосу. Это был брат ветерана Мария, слепой певец. Парфянин бросился расталкивать пленных, пока перед ним не показалась высокая и худая фигура Павла Домициана. Согадай нахмурился, увидев, что тот смотрит на него невидящим взглядом поражённых слепотой глаз. Он держался рукой за плечо товарища и не шевелился. Но начальника стражи это не волновало. Он был взбешён, и его душа жаждала крови. Не обращая внимания на то, что перед ним был слепой, он схватил его за руку и потащил к проходу.

– Иди сюда, сын шакала и кобры. Я вырву твой язык. Сам вырву. И тогда тебя сожрут тигры. Кто его поводырь? – схватив на ходу ещё одного человека, он толкнул его к Павлу Домициану: – Веди его! Пусть скажет это тиграм!

– Я не боюсь тигров, – специально громко произнёс слепой, и все с удивлением уставились на него.

– Зачем он так? – спросил Варгонт. Они стояли у самого края арены и видели практически всё, что там происходило. Поэтому старого римлянина они увидели только со спины, когда дрожащий от страха пленный вывел его на середину площади.

– Павел не боится смерти, как и его брат, хромой Марий, – тихо произнёс Лаций. – Он живёт песнями. Ты же знаешь.

– Да. Но он же ничего не сможет… – пробормотал Варгонт. Однако ответить Лаций не успел, потому что Павел Домициан, покрутив головой вокруг, ровным шагом направился к той части, где в окружении придворных сидел Сурена. За ним обречённо поплёлся «поводырь». Тигры рычали и ходили вокруг них кругами, но не прыгали.

– Ты кто? – спросил его Сурена, когда тот остановился в пяти-шести шагах перед оградой.

– Меня зовут Павел Домициан Цэкус! – гордо ответил он.

– Ты что, слепой? – удивился Сурена.

– Да. Но я тоже воин. Римский воин.

– Да, я вижу. Если бы римляне брали на войну зрячих, они бы лучше сражались, – усмехнулся он, и все придворные подхватили его шутку.

– Иногда слепые сильнее зрячих! – заявил Павел Домициан.

– Да? И когда же? Наверное, только в постели с гетерой! – рассмеялся Сурена. – Не ты ли возил у своего друга Рустия в обозе «Милетские рассказы»?

– Не я, – коротко ответил тот.

– Ну, да, – усмехнулся Сурена. – Куда же тебе. Ты же даже мужчину от женщины отличить не можешь. Только на ощупь, – он снова расхохотался и вместе с ним – его придворные.

– Зато я могу спеть, – ответил Павел. – Спеть о царском роде Аршакидов. Может, ты знаешь, что они родились от милетских и ионийских гетер. И это не мешает им царствовать над парфянами!

Сурена нахмурил брови и сжал кулаки. Старейшины онемели от такой наглости. Никто не шевелился, и все взгляды были прикованы к этому похожему на кипарис человеку, который вот-вот должен был расстаться с жизнью. Сурена собирался что-то сказать, но римлянин набрал в лёгкие воздух и запел. Все замерли. Визирь тоже на мгновение замолчал, поражённый неожиданной силой и красотой его голоса. Но длилось это недолго. Начальник стражи кинулся к своим воинам, те стали толкать тигров длинными, заострёнными на концах палками, и раздражённые звери закружились по арене, злобно рыча и скаля жёлтые клыки. Но их голоса были слышны только в те моменты, когда Павел Домициан останавливался, чтобы набрать в грудь воздух. Рядом с ним жался пленный-поводырь. Наконец, один из тигров несколько раз мотнул головой и присел на задние лапы. Было видно, что он собирается напасть на слепого сзади. И тут в толпе пленных произошло какое-то волнение. Варгонт, который до этого стоял и молча кусал губы, вцепившись в деревянные ограждения, вдруг не выдержал и рванулся вперёд. Вырвав у стоявшего неподалёку стражника палку, он перебросил её через ограду и сам прыгнул следом. Парфяне не успели даже опомниться. Зрители ахнули. Сурена с удивлением поднял брови. Его уже начинал раздражать этот дерзкий певец, но он не мог убить безоружного, хотя рука уже несколько раз поднималась, чтобы отдать приказ лучникам прервать его громкую песню. К счастью, почти никто не понимал того языка, на котором тот пел о милетских гетерах и парфянских царях. Появление невысокого коренастого человека в конце арены привлекло внимание Сурены, и он с любопытством стал наблюдать за его действиями. Как и все остальные.