Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

Горячие трубы для дворца

Узкобородый парфянин оказался важным придворным. Его звали Надир. Он жил во дворце не больше десяти лет, но знал его лучше, чем сам Мурмилак. Поэтому сатрап доверил ему начать строительство нового здания. Прошли две недели, но ничего не сдвинулось с места. В городе у многих пленных началась лихорадка, как и предупреждал Лаций. Он попросил Надира помочь больным и дать хотя бы чистой воды, чтобы промывать язвы, которые образовались от ожогов. Через несколько дней им могло стать хуже, и тогда пришлось бы отрезать кисти и руки. Свой нож в городе Лаций снова отдал на хранение Павлу Домициану. Здесь пока можно было обойтись и без него. К тому же у него очень часто возникало желание воткнуть его в живот старшему распорядителю. Особенно, когда приходилось вымаливать у него помощь больным.

– Ты должен работать, а не разговаривать, – всегда отвечал Надир. – Иди! – это был весь разговор. Эти слова не раз слышали Атилла и Павел Домициан. Но спустя две недели на место будущего дворца неожиданно приехал сам сатрап. Он быстро соскочил с коня и внимательно осмотрел место, а затем перевёл взгляд на старшего распорядителя. Тот согнулся в поклоне, предчувствуя недоброе.

– Ты уже начал строить мой дворец? – сразу спросил Мурмилак. – Мне не терпится узнать, когда он будет готов.

– Ты знаешь, что мы совсем недавно привели сюда рабов, – начал оправдываться Надир, но сатрап его перебил:

– Скажи, когда? Когда здесь будет жить моя жена?

– Э-э… – Надиру стало ясно, откуда дует ветер. Без подсказки Лорнимэ Мурмилак сюда бы ни за что не приехал. Он лихорадочно прикидывал, что ответить. – Римляне ещё не закончили чертёж, поэтому я не могу точно ответить…

– Римляне? – в чёрных, иронично усмехающихся глазах сатрапа проскользнуло удивление. – Ты же говорил, что чертёж уже готов и тебе нужны только те, кто умеет строить. Вот они! – Мурмилак показал на пленных. Надир понял, что от страха всё перепутал. Спасением мог быть только тот ненавистный римлянин, который требовал помочь больным.

– Да, я всё сделал, но тут один римлянин предложил сделать трубы под полом. Он сказал, что зимой по ним будет идти горячий воздух и во дворце будет тепло. Поэтому я не успел изменить чертежи.

– Интересно. Позови его сюда! – приказал он.

Когда привели Лация, Мурмилак скривился, как от зубной боли.

– Вот он, – показал на него Надир.

– Опять ты? – вздохнул сатрап. – Говорят, ты что-то придумал? Тёплые трубы?

– Да, – Лаций всё рассказал и даже начертил на земле расположение дворца, бассейна, пристроек и конюшен. Тут же выяснилось, что ничего этого на пергаменте ещё нет. Это очень сильно удивило и расстроило Мурмилака. Надир напрягался всё больше и больше. Сатрап общался с этим рабом, как с ним, а это было плохим знаком. Но когда наглый римлянин посмел заикнуться о больных, он не сдержался.

– В твоей стране рабы тоже смеют так говорить со своими хозяевами? Ты получишь десять палок, чтобы впредь держал язык за зубами! – узкая бородка Надира задрожала от возмущения, но Мурмилак поднял руку и тот в растерянности замолчал.

– Если совет раба помогает хозяину, то почему бы и нет? – не сдержался Лаций. – Я прошу спасти людей, чтобы они работали. Чем больше людей будет работать, тем быстрей мы построим этот дворец, – он случайно затронул тот вопрос, с которым сатрап сюда и приехал, поэтому Надир понял, что сейчас лучше промолчать.

– Дай ему всё, что он попросит! – приказал Мурмилак. – Когда покажешь рисунок? – повернулся он к Лацию, понимая, что делать чертёж будет он.

– Через неделю. Но это будет только рисунок. Надо всё точно посчитать и измерить. Если делать дворец, то надо сделать клоаки. Они бы помогли всему городу, – он набрался смелости и рассказал Мурмилаку, как надо было изменить большую часть города, чтобы расширить улицы и провести воду и стоки.

– Это невозможно, мой господин, – перебил его Надир. – Для постройки складов и новой площади надо будет снести стены.

– Их и так нет, – возразил Лаций. – Мы видели, что ворота с одной стороны сняли, там осталась одна решётка, а с другой – только ров, да и тот пустой. Стены низкие. Внутри – деревянные опоры. Снаружи обложены камнем. Просто обложены. Тут один удар тараном, и всё, любая банда разбойников ворвётся в город, – он неожиданно остановился, увидев, как изменилось лицо Мурмилака, и понял, что тот вспомнил о Куги До. Но останавливаться не было смысла. Такой случай мог больше и не представиться, и Лаций продолжил: – Да, я о разбойнике. В горах он решил поиграть с тобой. Он долго готовился. Те два камня он готовил не меньше недели. Но ему не повезло. Боги были на твоей стороне. А здесь, если подготовиться, то можно всё разрушить ещё быстрее.

– Как ты смеешь так говорить с сатрапом? – прошипел Надир, тоже заметив, как изменился в лице Мурмилак, и истолковал это по-своему.

– Молчи! – резко оборвал его тот. – Тебя там не было. Лаций, так тебя зовут?

– Да.

– У тебя есть человек, который сможет начать постройку стен? Ты же об этом сейчас говорил?

– Да, есть. Его зовут Атилла Кроний. Он сделает это лучше, чем в Риме, – Лаций не видел, как вытянулось у него за спиной лицо Атиллы. Но он помнил, как тот строил стены лагеря, и был в нём уверен.

– Ты слишком много знаешь, но… – задумчиво произнёс Мурмилак, поглаживая свою чёрную кучерявую бороду, и в его глазах промелькнуло недоверие. Лаций сразу это заметил и решил напомнить о его обещании. Это должно было убедить сатрапа в его честности.

– Да, ты прав. Я всё это знаю. Но для тебя я – раб. И я вижу, что ты не доверяешь мне. Но в горах я не пошёл за твоим врагом, хотя он обещал всем нам свободу, – Лаций заметил, как подскочили вверх брови Надира и открылся от удивления рот, обнажив нижний ряд жёлтых выщербленных зубов. Прекрасно понимая, что требовать свободу в присутствии слуг и Надира сейчас бесполезно, он решил поступить хитрее. – Я готов сделать для тебя самый лучший дворец. Мы возведём высокие двойные стены, прокопаем глубокие рвы и поставим ограждения. Твой город станет неприступным.

– Договаривай до конца, римлянин, – пристально глядя ему в глаза, сказал Мурмилак. – Я вижу, что ты что-то хочешь взамен.

– Когда мы всё сделаем, я прошу тебя выполнить своё обещание и дать нам свободу, – коротко закончил он. Надир сжал кулак и уже замахнулся для удара, но сатрап снова его остановил.

– Я обещал тебе подумать над этим, а не дать свободу. Многие птицы хорошо поют, но несут маленькие яйца. Построй дворец, и я попробую не забыть о нашем разговоре! – сказал он. Жидкая бородка распорядителя затряслась от возмущения, он понимал, что теперь Лация нельзя будет убить. Значит, срочно надо было что-то сказать, иначе этот римлянин откажется ему подчиняться.

– Но ведь он раб, мой господин, – осторожно произнёс Надир, с трудом сдерживая негодование.

– Да, ты прав, – усмехнулся Мурмилак, поняв обеспокоенность своего слуги. – И он будет выполнять все твои приказы. А если не будет, то дворец будут достраивать другие рабы, – перед ними стоял уже другой человек – властный и беспощадный, быстро усвоивший, что от него хотят все эти люди. Поэтому он принял решение, оставляющее его сатрапом, а их – рабами и слугами. – Так что, пусть строит! Можешь не связывать ему руки. Он не убежит. А остальные пусть все работают только с длинными верёвками на руках.

После отъезда сатрапа к Лацию подошёл Атилла.

– Тебя, что, Юпитер молнией поразил? Как я буду строить такие стены? – спросил он.

– Не бойся, их сначала разобрать надо. Потом сделать основание.

– Это я смогу.

– Ну, вот видишь! А дальше я подскажу. Нам бы туф для труб найти. Я тут кое-где в домах видел. Ты у своей пташки певчей не спросишь? Может, она подскажет?

Атилла, польщённый вниманием к его избраннице, сразу поспешил заверить Лация, что та всё подскажет и расскажет, потому что такого языка, как у неё, нет ни у одной женщины во дворце.

– Вот, я ей вчера рассказал, что ты с этим псом едким сцепился, с Надиром, и что он хочет извести тебя, как гидру морскую… это не мои слова, это Павел придумал, – сразу поспешил оправдаться он, заметив, как скривился Лаций при упоминании старшего дворцового распорядителя. – А она его такими словами стала обзывать, что я даже в Риме под мостом не слышал! И ещё пообещала отомстить!

– Как отомстить? – не поверил своим ушам Лаций.

– Да, в былые времена герои Энея не раз сражались… – начал, было, слепой певец очередную историю, но его перебили.

– Слушай, ты когда-нибудь замолчишь? – скривился Атилла. Павел Домициан улыбнулся кроткой улыбкой и замолчал. Кроний самозабвенно продолжил: – Так вот, я ей рассказываю, а она прямо переживает, как будто сама с ним спорит. Представляешь? Его во дворце никто не любит. Он ко всем пристаёт, всем недоволен, даже с евнухами ругается.

– Слушай, ты прямо, как эта твоя Саэт щебечешь. Раньше у тебя такой интонации не было, – с улыбкой ответил Лаций.

– В руках гончара глина превращается в амфору, – нравоучительно заметил Павел Домициан.

– Да, так скоро и на её языке заговоришь, – добавил Лаций.

– Она уже учит меня. Очень просто, вот послушай… – и Атилла стал рассказывать, чему научила его служанка Лорнимэ. Однако Лаций его не слушал. Он не собирался учить парфянский язык и оставаться здесь ради женщины. Он хотел вернуться в Рим как можно скорее, и его мысли теперь всегда и везде были заняты только чертежами дворца. Поэтому он даже не подумал, что между вчерашним разговором Атиллы с Саэт и сегодняшним приездом Мурмилака может быть какая-то связь. Ему и в голову прийти не могло, что женские сплетни способны превращаться в реальные поступки мужчин…

Вечером, лёжа спиной к Атилле и слушая его могучий храп, он никак не мог заснуть, мечтая о том, что закончит строительство через два—три года, и тогда даже если сатрап его не отпустит, он уже точно будет знать, как отсюда сбежать. Сначала в Армению, а потом – в Сирию. Икадион теперь работал на конюшне, и Лаций возлагал на него большие надежды.

Ночь была холодная, и все пленные жались друг к другу, стараясь согреться. Одному Лацию было жарко, он постоянно крутился и долго не мог заснуть. Когда сон всё-таки овладел им, ему приснилось, что он стоит посреди огромной площади, вокруг лежат камни и плиты, а рядом с ними разбросаны кирки и лопаты. Вдалеке виднелись низкие городские домики, а за ними – высокие горы. Вот, он поднимает одну плиту за другой, кладёт их друг на друга, затем складывает камни… и так поднимается всё выше и выше. Снизу ему что-то кричат люди, но он их не слышит. Ему надо карабкаться быстрее и выше. Пока не достигнет неба. Вот внизу начинают стрелять из луков, но стрелы не долетают даже до половины построенной им башни. Её стены уже выросли до вершин гор. И вот, наконец, он упирается головой в облака. Они плотные и мягкие, как ткань. Он видит, как ему улыбается Аврора.

– Лаций, посмотри, – говорит она и показывает куда-то вдаль. – Там твой город, – она нежно касается его плеча. Повернув голову, он видит вдалеке стены Рима, над которыми блестят купола и крыши храмов. Но тут вдруг из разрывов облаков появляется лицо Атиллы Крония, который что-то истошно кричит.

– Посмотри на меня, открой глаза! – доносится до него хриплый голос, и дымка облаков постепенно тает, а широкое небритое лицо с выпученными глазами, наоборот, становится всё ближе и ближе.

– Там… Рим… – одними губами улыбается ему Лаций.

– О, слава богам, ты очнулся, – Атилла почему-то раздувает щёки и откидывается назад.

– Атилла, я видел Рим, – повторяет он. – Я был наверху…

– Я думал, ты умер. Фу-ух, слава Сонму1717
  Сонм – бог сна (лат.)


[Закрыть]! Просыпайся быстрей. Все уже ушли. Сейчас за нами придут с палками. Не хочу синяков!

Начинался новый день, который утром показался Лацию многообещающим и обнадёживающим, но он даже не догадывался, что ждёт его впереди.

ОПАСНЫЙ ВРАГ

Когда к концу недели план был составлен, Надир снова показал свой характер и чуть всё не испортил. Ему не понравился порядок постройки зданий и клоаки.

– Мы всегда начинаем строить с центра, потому что так легче подвозить камни и увозить мусор, – устало стал объяснять Лаций. – Все дороги должны быть свободны, чтобы повозки не останавливались и не сталкивались. Поверь, мы уже не первый город строим…

– Ты говоришь плохо. Я тебя не понимаю. У тебя разве мало людей? – хмуро спросил Надир. Лаций вздохнул и начал объяснять, как он видит себе постройку города по римским законам. Время от времени старший распорядитель задавал вопросы и вносил изменения в свой рисунок. Потом Лаций стал объяснять расположение складов, торговых рядов, дорог и клоак.

– Это не надо, – прервал его Надир.

– Что не надо? – не понял он, думая о плане зданий.

– Дороги из камня и твои эти… колаки-калеаки.

– Клоаки не надо? – с удивлением переспросил он.

– Да. Если они будут течь по всему городу, то мы задохнёмся от вони.

– А где же они сейчас текут? – спросил Лаций.

– Каждый сам выносит свои отходы. Или их вывозят на лошадях.

– Нет, моча лошадей и ослов куда течёт? Всё течёт вдоль домов. Я сам видел! – возразил он.

– Тогда мы построим новый город. Или сделаем этот шире, – невозмутимо произнёс Надир.

– Э-э… – Лаций хотел резко возразить ему, но передумал. – Давай мы укажем эти сточные канавы вот здесь, – мягко предложил он и провёл на своей дощечке несколько линий. – Они будут находиться по краям дорог, и их не будет видно. Если твой царь скажет, что они не нужны, мы не будем их строить. Согласен? – он поднял взгляд и понял, что упрямый парфянин борется в душе с сомнениями. Его узкие губы были сжаты в полоску, как будто он улыбался, но колючий, острый взгляд выдавал внутреннее напряжение и настороженность.

– Но тогда надо будет переделывать весь план, – наконец произнёс он.

– Если ты скажешь, то я всё переделаю, – Лаций сразу понял, что тот не хочет делать это сам и улыбнулся. Надир ничего не ответил, только насупился и засопел.

Когда через день весь папирус был заполнен рисунками и надписями, Лаций, наконец, решился задать вопрос, который волновал его больше всего и ради которого он и старался вести себя так покладисто: – Скажи, а сколько лошадей будет на перевозке камней?

– Лошадей? – недоумённо поднял брови вверх Надир и даже немного опешил. Через несколько мгновений до него дошло, о чём его спрашивают, и узкобородый надсмотрщик весело рассмеялся. – У тебя несколько тысяч лошадей, – довольно произнёс он. – Таких, как ты. Будете всё возить на себе. Хотя, для плит есть старые повозки, – недовольно добавил он, поняв, что такой вес людям не поднять. – Но их надо исправить, – он покрутил в воздухе рукой, подыскивая нужное слово, – их надо сделать лучше. Они не ездят.

– Понятно, – кивнул головой Лаций, и на его лице застыла гримаса глубокого разочарования. Парфянину это понравилось, и он радостно добавил:

– Ничего, такие сильные лошади, как ты, могут много камней носить. Ты – сильный! – его сутулые плечи затряслись от смеха, и в глазах появилось злорадное удовольствие. Лаций опустил голову. Надир с планом ушёл, а Лация отвели за стену таскать камни, которые приносили из карьеров другие пленные. Вечером все упали на холодную землю без движения, и даже Атилла не мог ничего сказать, пока не принесли хлеб с сыром, как всегда, забыв про воду. Когда пленные, наконец, дождались воды и утолили жажду, он спросил Лация:

– Ну, и что у нас впереди? Дорога в царство Орка? – на этот раз в его голосе не было смеха и радости.

– Нет, но что-то очень похожее, – вздохнул Лаций и поёжился.

– Мы так долго не протянем. На вырубку камней надо лет пять. А потом уже никого в живых не останется, – прошептал он, и Лаций заметил, что когда он говорит, то изо рта у него вырываются маленькие белые облачка пара. Он улыбнулся. – Ты что? – не понял его Кроний. – Всё, уже собрался умирать?

– Нет, просто вспомнил сон. Ты там тоже был в облаках.

– Лучше бы на конюшне, как Икадион, – недовольно пробормотал тот. – Там хоть навоз тёплый. И спать в сухой траве теплее.

– Ты про навоз много знаешь. Если меня попросят найти конюха, я сразу покажу на тебя, – ответил ему, засыпая, он.

– Тогда я буду молить Вулкана выковать тебе крылья, чтобы ты больше не ходил по этой земле ногами, – ответил Атилла, но Лаций уже спал и не слышал его.

Между двух огней

Часто встречаясь с Икадионом, Лаций расспрашивал его о лошадях, и тот с удовольствием рассказывал ему о них. Где-то на востоке затаился Куги До, а на юге постоянно возникали мелкие шайки разбойников, которые грабили караванщиков. Поэтому и сам сатрап, и начальник стражи Панджар часто отсутствовали в городе. Вместе с ними отсутствовали и лошади. В такие дни к Атилле чаще приходила Саэт, иногда вместе с Лацием. Жизнь постепенно брала своё, и Надир стал меньше придираться к строителям. Их споры из-за коней и повозок закончились «победой» Лация. Надир встретился с сатрапом и пытался пожаловаться на него, но Мурмилак сам приехал к каменоломням, где выслушал нескольких строителей и самого Лация. Тот доказал ему, что люди не смогут притащить камни и плиты в город, даже если будут работать десять лет подряд.

– Сколько тебе надо, чтобы построить дворец? – спросил тот в конце разговора.

– Три года, если будут лошади. Если бы были слоны, то быстрее, – ответил Лаций. – Но нельзя менять план каждую неделю и добавлять новые комнаты или стены! – он посмотрел в сторону Надира, и тот сжал от ярости кулаки, что обещало очередные проблемы после отъезда сатрапа. – Ещё нам нужен туф для труб. Никто не знает, где его брать.

– Надир, ты разве не знаешь, где есть туф? – с удивлением спросил Мурмилак. Распорядитель попросил разрешения кое-что спросить у своих людей и исчез.

– Господин, – раздался осторожный голос Панджара, – мы можем пригнать слонов из Арейи. Это несложно.

– Если ты сделаешь всё, как обещал, то ты и твои люди смогут остаться здесь жить и служить в моём войске, как воины, а не рабы, – помолчав какое-то время, пообещал сатрап. – А если нет, то тебя закопают под ступеньками моего дворца, как самого большого лжеца во всей Парфии, – он прищурился, и было видно, что он так и сделает. – Панджар, помоги со слонами! За месяц они дойдут сюда… А ты, римлянин, помни мои слова. Всё, жди здесь Надира! И не зли его. Он может случайно тебя наказать, когда меня не будет рядом, – как-то странно добавил сатрап и повернулся к своему коню. Один из воинов сразу же подставил колено. Стражники поскакали за царём, и Лаций остался на площадке один, под присмотром двух слуг, которые, не зная, что делать дальше, опустились на землю. Он тоже присел на край большой плиты и прислонился спиной к камню, чтобы чуть-чуть отдохнуть. Глаза сами закрылись, и он не заметил, как заснул. Надир приехал уже ближе к вечеру, но до его приезда никто не решался трогать странного римлянина, которого приказал слушаться сам Мурмилак Вартишан.

Через месяц в каменоломнях появились лошади, а ещё через месяц – два десятка слонов, чему были рады все, кроме старшего распорядителя. Он чувствовал, что ещё больше ненавидит дерзкого римлянина, который вёл себя так, как будто знал ответы на все вопросы. Но скоро Мурмилак должен был снова уехать на север, где, по слухам, люди видели кочевников Куги До. На это могло уйти три-четыре месяца. А потом наступит время продажи лошадей, и во дворце опять никого не будет – все уедут на восток, к хунну, к их заносчивому вождю Чжи Чжи, чтобы продать как можно больше породистых лошадей ему и его брату. Этого времени будет достаточно, чтобы придумать, как избавиться от строптивого римского раба. Надир не верил, что тот сможет построить фундамент дворца и стен за год, и ждал этого срока, чтобы выставить Лация лжецом.

Помимо рабов, Надиру постоянно приходилось следить за настроением влиятельных людей при дворе сатрапа, некоторые из которых были намного опасней открытого и порывистого Мурмилака. Самой опасной была его жена Лорнимэ, а самой непредсказуемой и хитрой – сестра Азата, на которой был женат начальник стражи Панджар. Самое страшное было в том, что жена сатрапа нравилась ему, и Надир ничего не мог поделать с этим наваждением. Особенно после того, как она подстроила случайную встречу и добилась от него признания. Жена сатрапа не наказала его и даже разрешила остаться во дворце, правда, на одном условии… Ум и проницательность Лорнимэ превратили её для Надира в богиню. Однако беда пришла с другой стороны – однажды Азата предложила ему отвезти её к реке и цветущим травам во время отсутствия мужа, и только помощь Синама спасала тогда Надира от смерти. Старший евнух осторожно рассказал сестре Мурмилака, что старший распорядитель с детства страдает болезнью детородных органов и у него нет влечения к женщинам. Таким образом, Надир избежал смерти два раза, но остался между молотом и наковальней двух самых опасных женщин при дворе сатрапа Мурмилака. И с каждым годом вражда между ними усиливалась. А так как за порядок во дворце отвечал он, то и его положение становилось всё более сложным.