Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

– Смотри, – кивнула она Мурмилаку, – кажется, ты ему не понравился, – Лорнимэ хотела вызвать у него улыбку, но тот посмотрел в сторону римлянина и только нахмурился. Зато пленный у них за спиной произнёс что-то явно плохое. Его слова прозвучали довольно громко и весело, и все остальные пленные опустили головы, пряча улыбки. Лорнимэ это задело. – Что они говорят? – спросила она обиженным голосом, махнув рукой в сторону наклонённых шлемов. Многочисленные кольца с драгоценными камнями блеснули на солнце, и многие придворные обратили на это внимание.

– Я не знаю их языка, – тихо ответил Мурмилак, потому что они уже приближались к ступенькам, на которых их ждал Пакор. Лорнимэ обернулась и посмотрела на ненавистного римлянина. В её сузившихся глазах промелькнули ненависть и злоба. Лаций не видел этого взгляда, но Икадион и Атилла, которые продолжали смотреть ей вслед, заметили.

– Лаций, кажется, ты нажил себе ещё одного врага, – пробормотал Икадион.

– Какого? Этого черныша, что ли? – он презрительно кивнул в сторону Мурмилака.

– Нет, пострашней. Его жену, – ответил он.

– Я с женщинами не сражаюсь, – вздохнул Лаций. – Тем более, с такими, как эта. Она рыжая, как лиса.

– Рыженькие, говорят, самые горячие, – хихикнул Атилла, который стоял почти напротив.

– Ненавижу рыжих, – пробормотал Лаций.

– А зря. У них такая нежная кожа! – мечтательно закатил глаза тот. – Вот, у меня была одна… – он не закончил свою мысль, потому что сзади подбежали стражники и стали бить его палками по спине. Оказалось, что кто-то впереди устал стоять на коленях и сел на пятки. Парфяне быстро заметили это и стали наказывать все подряд. – О, всемогущий Марс, – простонал Атилла, – за что же так больно? И прямо в спину!

– Стой ровно, – всё, что мог посоветовать ему Икадион. Лаций вообще молчал, стараясь не обращать внимания на боль. Но последний удар пришёлся как раз между шеей и плечом. В глазах потемнело, дыхание перехватило, и он чуть не упал лицом вперёд. – Странно, что никого ещё не убили, – услышал он сбоку шёпот либертуса.

– Да, – Лаций опустил голову на грудь. – Наверное, это потом будет.

Икадион молчал. Атилла с другой стороны кривился от боли и постанывал. Они уже давно договорились о том, как себя вести, когда их отобрали в числе тех, кто должен был погибнуть на красочном представлении в честь царя Орода. Как и говорила Заира, отобрали всего пятьсот человек, и теперь они жили только ожиданием той расправы, которую приготовил им принц Пакор. Спасение римлян было только в дисциплине, от которой многие уже отвыкли. Но другого Лаций и Атилла предложить своим товарищам не могли. Поэтому в ту ночь, когда всё стало ясно, они разделились на пять центурий и попробовали вспомнить перестроения в шеренгах. Парфяне их не охраняли, потому что эту кучку пленных держали между первой стеной, рядом с пропастью, и убежать оттуда они не могли. В первую ночь у римлян ничего не получилось. Во вторую, с кряхтением и стонами получилось перестроиться три раза. В третью ночь они сделали всё правильно десять раз, и последние два раза понравились даже Лацию. С восходом солнца их, на удивление, хорошо покормили и отвели к первой стене, где одели в одинаковые туники и раздали щиты и шлемы. Для Лация самым сложным оказалось спрятать нож, который слепой Павел Домициан в последнюю минуту успел ему протянуть в рукаве своей рваной парфянской рубахи. Второй он попросил слепого певца оставить пока у себя. Так они и расстались, не надеясь на скорую встречу.

Прибывавшие новые гости царя Орода проходили мимо них в своих причудливых одеждах, то и дело тыча в пленных пальцем. Кто-то плюнул Атилле в лицо, и до Лация донеслось его громогласное проклятье. Потом раздался звук ударов, и голос силача замолк. Прошло довольно много времени, пока их не подняли и не вывели на площадь, где стали перевязывать руки спереди, чтобы они могли держать щиты. Лаций попробовал приподнять свой щит. Было неудобно. Он сделал шаг назад и, изогнувшись, вытащил из-за пояса привязанный к тряпке нож. Разрезав верёвки, он обмотал их вокруг кистей, чтобы со стороны ничего не было видно.

– Передай по шеренге! – он протянул нож Атилле Кронию. – Скажи, чтобы не снимали верёвки. Пусть завяжут на кистях.

– Откуда он у тебя? – с удивлением спросил тот.

– Неважно. Давай, шевелись!

– Ты был прав. Нас снова будут избивать, как свиней на рынке, – пробормотал Икадион, увидев показавшихся из ворот крепости парфянских катафрактариев.

– Да, – коротко ответил Лаций и больше ничего не добавил. Пленные вокруг стали тихо перешёптываться. Когда нож вернулся к нему, Лаций снова привязал его к тряпке и повесил на пояс, как и раньше. Солнце уже прошло зенит и стало клониться к закату, многие римляне не могли стоять и без сознания падали на землю. Им разрешили присесть, и Керим, начальник стражи, выставил двух воинов на ступеньках и ещё двух – в начале площади, чтобы те быстро передали команду, когда царь с гостями пожелает выйти и увидеть представление.

Неудачное представление

Все гости собрались в большом зале дворца и ждали появления сатрапа. Ород вышел к ним чуть позже. Он был одет в длинный красный халат, расшитый золотом на спине и груди. В конце рукавов широкими полосами блестели пришитые драгоценные камни. Многие гости заметили, что теперь его корона выглядела больше и тяжелее, чем раньше. На ней появились новые камни. Особенно ярко блестел один, размером с яйцо ястреба. Он был почти прозрачным, и лучи солнца, попадая на него, разлетались во все стороны яркими слепящими бликами.

Сатрап сел, и за ним сели все гости. Глашатаи стали выкрикивать их имена, а слуги в это время вносили подарки и клали их посреди зала. Золотые украшения высыпали сначала в щиты, а потом – в огромную греческую вазу с широким горлышком, которую подарили старейшины семейства Шурмай с юга Парфии. Когда объявили Мурмилака и Лорнимэ, два десятка слуг медленно внесли в зал двух больших драконов в человеческий рост, разукрашенных голубыми и красными красками. Из пасти чудовищ вылетали сделанные из золота языки пламени, в глазах горели огромные рубины, клыки были покрыты точёным жемчугом, а когти – перламутром. Когда гости увидели их, то удивлённо зашептались, а Ород встал и подошёл ближе, желая рассмотреть это чудо поближе. Страшных драконов подарил Мурмилаку китайский шаньюнь Чжи Чжи.

– Мурмилак, ты удивил меня, – покачал царь головой. – Мне понравились эти ужасные звери. Жаль, что ты не привёз нам живых, – добавил он, и придворные подобострастно засмеялись, поддерживая его шутку.

– Если я найду живых, ты будешь первым, кто их увидит! – склонил голову Мурмилак, радуясь, что подарок его восточного соседа Чжи Чжи так понравился сатрапу.

– Неужели я, а не твоя жена? – хитро спросил Ород, и гости настороженно повернули головы в сторону Мурмилака, ожидая его ответа.

– Я живу в тени твоего света, великий победитель римлян, – сумел найти правильные слова Мурмилак. – И всё, чем я владею, принадлежит тебе. Моя душа, моё тело, мои рабы и моя жена – всё существует благодаря тебе, – чуть громче добавил он и ещё раз склонил голову в поклоне. Ород довольно кивнул головой и смерил взглядом Лорнимэ, которая тайком следила за ним из-под надвинутого до носа платка. Она сразу же поняла его взгляд, и ей стало страшно и неуютно.

После даров сатрапу объявили о выходе невесты. Хотя ей заранее говорили, что надо смотреть вниз, на край своего платья, Заира даже подумать не могла, что это будет так трудно и она не сможет поднять взгляд. Но когда она сделала первый шаг, ей показалось, что веки придавили два тяжёлых камня, а на голове лежит третий – в два раза тяжелее первых двух. Она с трудом дошла до трона и опустилась на колени. Поцеловав руку и край халата Орода, Заира обошла его и села рядом. Её лицо скрывала полупрозрачная накидка, и все гости щурили глаза, стараясь уловить под ним хоть какие-то недостатки. Но даже самые злые языки были вынуждены признать, что молодость и красота Заиры были безупречны. Только Лорнимэ недовольно сжала губы, заметив, что муж тоже не сводит глаз с этой молодой и очаровательной девушки. Ород поднял руку и объявил, что сегодня пир будет длиться всю ночь, а на следующий день их ждёт охота за городом. Все гости радостно зашумели. В дальнем углу заиграли музыканты, и со всех сторон стали появляться рабы с большими подносами, на которых лежали мясные блюда. Они проносили их мимо гостей и останавливались, заметив приподнятую руку или услышав окрик, после чего снимали с подноса понравившийся гостю кусок и клали его на отдельный поднос. Другой раб разносил вино, следом за ним следовал другой с водой. Жареное мясо сменялось копчёными окороками, за ними несли бараньи рёбра, холки горных баранов, целых антилоп, много птицы и рыбы, которые сразу же поглощались присутствующими. Когда все гости насытились, Пакор подошёл к отцу и что-то сказал. Начальнику стражи в это время быстро передали команду поднять и построить пленных римлян для представления. Ород похлопал сына по плечу, с радостью кивнул головой и поднял руку. Все сразу перестали есть и замолчали.

– Мой сын приготовил прекрасный подарок. Он просит нас выйти на площадь и посмотреть, как парфянские воины победили римлян, – сатрап с трудом встал, вытер руки о спину одного из придворных и повернулся к Заире. – Ты можешь пройти со мной, – он старался быть вежливым, но слова застревали у него в горле, потому что огромное количество пищи сделало его ленивым и вялым. Заира без слов проследовала за ним. Позади плелась разбитая Хантра. За последнюю неделю она вымоталась и еле держалась на ногах.

Гости выходили и удобно рассаживались в заранее расставленных креслах. Перед ними стояли прямоугольники пленных римлян.

– Это что? Они будут сражаться? – спросила Лорнимэ у мужа. Они сидели совсем недалеко от Орода и Заиры. Принц Пакор повернулся к ним и с улыбкой ответил:

– Так римляне строятся перед боем. Это их знаменитые легионы. Посмотрим, как они будут сражаться здесь, перед нами.

– Разве у них есть оружие? – с испугом спросила рыжеволосая красавица.

– Нет, нет, – рассмеялся Пакор. – У них только щиты. И даже руки связаны. Эй, Эксатр, передай, пусть слепой начинает петь!

Лорнимэ больше не задавала вопросов, а Мурмилак помрачнел. Он не любил предаваться таким развлечениям. Ему всегда доставляло удовольствие сражаться с врагом лицом к лицу, а не играться, как тигр со сломавшей ногу антилопой. В это время откуда-то сбоку послышался негромкий, но очень чистый и ровный голос. Он тянул одну ноту, постепенно поднимаясь всё выше и выше, и вместе с ним замирало дыхание у тех, кто его слышал – настолько красивым и захватывающим был этот звук. Голос затих, и через мгновение полилась песня. Торжественная и величественная, как высокие горы и далёкие облака, она была на непонятном парфянам языке. Но язык музыки не требовал перевода, и все с замиранием сердца следили за грустной мелодией. И только Лаций в правом ряду взволнованно оглядывался на ровные ряды своих товарищей, боясь, что песня неожиданно появившегося Павла Домициана может отвлечь их внимание и парфяне застанут их врасплох.

– Афрат, пора! – махнул рукой принц Пакор, и огромный бородатый всадник выехал перед гостями на закованном в металлические пластины коне.

– Катафрактарии благодарят тебя, сатрап, за эту честь! – прокричал он громко, но в его голосе не было бодрости и радости. Жирная еда и большое количество вина сделали своё дело – Афрат был сыт и ленив. Отдав команду воинам, он сам остался позади. Железные всадники рысью поскакали в сторону римлян, но те неожиданно сомкнули ряды и до зрителей донеслись отрывистые крики. Ород с удивлением посмотрел на сына. Тот нахмурил брови, но пока ничего не говорил и продолжал смотреть на всадников Афрата. Катафрактарии не обратили внимания на движение римлян и их команды. Пакору было хорошо видно, как передняя шеренга пленных вдруг присела и закрылась пусть маленькими, но всё же щитами. Вторая шеренга подошла вплотную к первой и накрыла её щитами сверху. Третья шеренга накрыла вторую, и так – до пятой, последней шеренги, в которой пленные остались с неприкрытыми головами. Но дотянуться до них копьями уже было нельзя. Тем не менее, катафрактарии ударили мощно и сразу. Щиты первых двух шеренг стали разлетаться в щепки, некоторые повисли на копьях, как дырявые корзины, но криков раненых слышно не было. Всадники развернулись, а римляне успели в это время поменяться местами – теперь впереди были те, кто раньше стоял сзади. И они снова накрылись щитами, как панцирем. Пакор понял, что кто-то разгадал его планы и теперь командовал там, за спинами пленных, но, судя по крикам, это был не один человек, а сразу несколько. Он вскочил и хотел сам броситься вперёд, но отец остановил его:

– Не спеши! Афрат – опытный воин. Он победил вооружённых римлян. Неужели он не сможет победить их без оружия? – Ород махнул Афрату, а Пакор, сжав кулаки, остался стоять на месте.

– Кажется, я вижу, кто там командует, – прищурив глаза, произнесла Лорнимэ. – Смотри, – она взяла мужа за руку и показала вправо, – видишь, там большой такой стоит? Он поворачивает голову и всё время смотрит вокруг.

– Да, вижу, – кивнул Мурмилак.

– Он – главный. От него идут все команды.

– Афрат, – наиграно весёлым голосом окликнул начальника катафрактариев Ород, – неужели ты не кормил своих воинов перед боем? Или, наоборот, слишком перекормил? – он хрипло рассмеялся, но его смех никто не подхватил. Афрат, помня свой позор перед Суреной, почувствовал, как на спине выступил холодный пот. Он рванулся вперёд и стал кричать на своих всадников. Те зашевелились и стали более резво разворачиваться. Они увеличили скорость перед ударом. Но и теперь у них мало что получалось. Кони влетали в толпу пленных, скользили копытами по щитам, упирались боками в человеческие тела и останавливались. Несколько лошадей упали. В строю пленных образовались бреши, и парфяне стали налетать туда, протыкая беззащитных римлян своими длинными копьями. Их резкие крики тонули в шуме толпы и голосе слепого певца, который продолжал петь всё ту же песню.

– Ну, вот теперь я вижу, что ты не боишься римлян, – с издёвкой в голосе произнёс Ород, и побелевший от страха Афрат спрыгнул с лошади и стал перед ним на одно колено. Сатрап махнул рукой: – Ладно, хватит, уже скучно. Голова Красса пила раскалённое золото гораздо лучше, не так ли, Артаваз? – он повернулся армянскому царю и вопросительно поднял брови вверх. Тот кивком головы подтвердил его слова и сказал:

– Твоя победа должна быть воспета в такой же трагедии, как «Вакханки», великий победитель римлян.

– Ну, вот ты и попробуй сделать это, когда вернёшься в Армению, – простодушно ответил Ород и снова рассмеялся. – У тебя там есть много прекрасных актёров… и женщин для вдохновения, – он многозначительно улыбнулся, намекая на жену бывшего начальника охраны. Артаваз промолчал. Стоявший рядом Пакор всё ещё хмурился, глядя, как парфяне оттаскивают тела римлян к забору. Их было слишком мало. Не больше десятка. В это время оставшиеся в живых стояли плечом к плечу и ждали следующей атаки.

Лаций поддерживал Икадиона, которому копьё зацепило бок, и старался прикрыть его своим телом, чтобы парфяне не заметили на нём кровь. Раненых они добивали на месте, чтобы не возиться.

– Лаций, – прошептал кто-то совсем рядом. Он повернул голову и увидел Атиллу Крония. Это было невероятно, но тот улыбался!

– Что?

– Слушай, а что это за роскошная матрона сидит там рядом со старым придурком на троне? – спросил старый друг.

– Какая матрона? Ты что? – опешил он, но всё-таки повернул голову в ту сторону, куда указывал Атилла. Рядом с сатрапом действительно сидела девушка в накидке персикового цвета, но её лицо закрывало лёгкое покрывало. Неожиданно лёгкий порыв ветра на короткое мгновение приподнял край ткани, и он увидел её лицо. Сначала Лацию показалось, что это просто наваждение. Он несколько раз моргнул глазами и даже покачал головой. Но лицо снова спряталось под тканью, зато рядом с девушкой появилась знакомая фигура сутулой служанки, которая всегда сопровождала одну из наложниц Сурены.

– Лейла, – прошептал Лаций.

– Ну, что? – усмехнулся Атилла. – Тебе не кажется, что это как раз та наложница, которая была в лагере Сурены? Очень на неё похожа.

– Не знаю… Трудно сказать, – придя в себя, ответил Лаций. Он нахмурился. – Лицо закрыто. Не вижу. А что? Хочешь принести себя в жертву?

– Спаси меня Марс, не хочу! – испуганно прошептал Атилла. – Да, лица не видно, но я пару раз так заметил… и мне показалось…

– Когда ты успеваешь всё замечать? Прикрой лучше Икадиона! – резко приказал Лаций, не понимая, что вызвало у него такое раздражение. Атилла от неожиданности округлил глаза и посмотрел на друга. Он впервые видел его таким злым и недовольным. – Ты даже перед смертью будешь думать о женщинах! – Лаций попытался сказать это уже спокойней, чтобы не вызвать у Атиллы подозрений. Он никак не мог поверить, что это была именно та девушка… Ведь они были вместе… И почему она оказалась сейчас рядом с сатрапом Парфии?

– Я люблю женщин, ты же знаешь! Почему бы и не присмотреться к этой? – улыбнулся Атилла, но вдруг сменил интонацию: – Слушай, что с Икадионом? Он падает! – в его голосе прозвучала тревога.

– Копьё зацепило бок и ногу. Не сильно, но кровь идёт. Подставь плечо! – попросил Лаций. – Надо спрятать его от стражников.

Мурмилак хочет купить римлян

Сатрап встал, и все гости последовали за ним.

– Продолжим пир. Здесь холодно и скучно, – он махнул рукой и потянул за собой Заиру. Холодные тонкие пальцы впились ей в руку, и она поспешила встать. За Ородом проследовали Артаваз с женой, которая о чём-то оживлённо разговаривала с дочерью и рыжеволосой красавицей Лорнимэ. Пакор с Мурмилаком остались ненадолго одни, и царевич, покачав головой, с сожалением произнёс:

– Эти римляне слишком строптивые! Надо было лучников привести!

– А что ты хочешь с ними сделать? – угрюмо спросил его Мурмилак. Они выглядели со стороны, как две противоположности: Пакор был невысокого роста, стройный, с прямыми волосами на голове и бороде, с вытянутым лицом, гладкой кожей, и цепким взглядом. Его движения были порывистые и резкие. Сатрап из Мерва, наоборот, отличался высоким ростом, широкими плечами, открытым взглядом, широким лицом, крупным носом и кучерявыми волосами, которые делали его больше похожим на грека, чем на парфянина.

– Теперь не знаю… – пожал плечами Пакор. – Хотел всех здесь убить. Отец предлагал их продать, но мне это скучно. К тому же, их слишком много, – недовольно закончил он.

– Слушай, продай их мне! – неожиданно предложил Мурмилак.

– Продать? Тебе? – удивился тот. – Зачем они тебе?

– Надо достроить город. А у меня нет хороших строителей. В Мерве только купцы. Но мне даже не строители нужны. Камни есть кому таскать. А вот план города сделать и дома начертить никто не может. С водой трудно, – в его голосе было столько порыва и искренности, что Пакор сазу поверил.

– А греки твои как же? – спросил он.

– Какие греки? Они только говорить по-гречески могут, а делать уже ничего не умеют. Только торгуют, да обманывают, – Мурмилак с досадой махнул рукой.

– Ну, бери, – неожиданно согласился молодой наследник престола, чувствуя, что с радостью готов расстаться с этими странными пленниками и просьба Мурмилака избавляет его от многих хлопот. – Что мне тут с ними делать? Отец собирается вернуться после свадьбы в столицу. Будет жить в Ктесифоне. Я там начну собирать новое войско. Так что мне некогда с ними возиться.

– Новое войско? С кем воевать? – спросил Мурмилак.

– С римлянами в Сирии. Там остался один наместник. Надо его достать. К тому же у меня теперь есть один перебежчик. Бывший легат. Один из них. Согласился помочь нам воевать против римлян.

– Это римлянин? Не слышал, чтобы кто-то из них был предателем.

– Он странный какой-то. Хочет воевать со своими. Хочет доказать им, что он лучше их. Но меня это не волнует. Главное, чтобы помогал. А потом мы всегда успеем избавиться от него.

– Как зовут?

– Квинт Лабиен. Короткое имя.

– Нет, не слышал, – отрицательно покачал головой Мурмилак. – Ну, так что? Сколько ты просишь за пленных? И сколько готов отдать?

– Давай утром поговорим? Их тут тысяч пять. Талантов десять золотом, – предложил Пакор. – Как, устроит? Слушай, пошли к отцу, а то он обидится, – он положил руку Мурмилаку на плечо, и они не спеша направились в зал. Позади них слуги убирали с площади мусор и немногочисленные трупы, а стражники заново связывали оставшихся в живых и выталкивали их в задние ворота по десять человек в связке. Лаций не верил своим глазам. Он даже не успел спрятать нож на пояс, и тот болтался у него на груди, грозя то и дело вывалиться наружу. Но на них никто даже не смотрел – просто вязали, как баранов, и толкали вперёд. Парфяне спешили отвести их в лагерь и вернуться на праздник во дворец. Никто не хотел пропускать такой случай повеселиться, все хотели наесться и напиться вдоволь, чтобы потом до конца жизни вспоминать эту свадьбу и рассказывать о ней своим друзьям и родственникам. Лаций в очередной раз удивился, насколько неорганизованными и небрежными были парфяне. Ведь никто из них даже не подумал о том, почему римляне оказались с развязанными руками, никто не забил тревогу, не стал искать нож или меч, которым они могли разрезать верёвки…

Несколько дней теперь пленным ничего не угрожало. Хотя, иногда им забывали принести еду. Однако это уже было не так страшно, как бойня на базарной площади перед белой стеной крепости.