Текст книги "Римская сага. Том III. В парфянском плену"

Когда они нашли их сидящими у большого костра на широкой площадке, сатрап удивлённо поднял брови, но постарался сохранить на лице улыбку, сказав шаньюю, что ему надо переговорить с начальником стражи. Наверняка, тот нашёл ещё несколько горных козлов, на которых можно было бы поохотиться утром.

Панджар коротко рассказал ему всё, что узнал от Надира и ещё о том, что им удалось найти раненого беглеца. Юный грек выплыл из реки и остался жив.

– Он мне не нужен, – небрежно бросил Мурмилак. – Не тащить же его с собой обратно в Мерв, чтобы там снова убить!

– Я понял, – кивнул Панджар. – Думаю, надо срочно вернуться в город.

– Ты хочешь застать этого конюха врасплох?

– Да! Наверняка, рабы на стенах уже рассказали ему всё, что видели. Его нельзя упустить, – хмуро сказал он. Мурмилак покачал головой и вздохнул.

– Думаю, ты его не упустишь. Только сделай всё тихо. Чтобы не испортить нашего возвращения завтра вечером. И забери с собой Надира… или пусть его отвезут как-то вслед за тобой. У него ещё много работы во дворце.

– Всё сделаю!

– Тогда скачи. Только не упади в реку, как они, – пожелал ему на прощание Мурмилак и вернулся к разговору с Чжи Чжи. Ночь была прохладной, но тепло костра и толстые длинные накидки из овечьей шкуры приятно грели их во время неспешной беседы о том, как прекрасно видны звёзды в горах и сколько длинноногих лошадей сможет забрать с собой в этом году шаньюй хунну. Жизнь текла своим чередом, и водовороты судьбы, выбрасывавшие на берег или топившие в реке одних людей, щадили других, чтобы подвергнуть их потом более суровым испытаниям.

Заговор раскрыт и пощады не будет

Спускаясь с горы, Панджар решил не заезжать в лагерь у реки и приказал одному из стражников вернуться за старшим распорядителем.

– Не бери повозку, – добавил он. – Просто посади на лошадь и привяжи ноги. Да, и ещё… Отруби голову мальчишке, которого вытащили из реки, и привези в город. Всё понял? Ну, тогда скачи.

Далеко за полночь начальник стражи, наконец, добрался со своими всадниками до ворот Мерва и сразу же направился во дворец. Где-то далеко позади медленно ехали три всадника, одним из которых был Надир. Он трясся на лошади, держась за гриву, и тихо стонал. Нога посинела и ныла. Второй всадник скакал рядом, следя, чтобы он не упал. Третий двигался впереди, внимательно наблюдая за дорогой и нервно проверяя привязанный к подпруге мешок. Там лежала голова несчастного юноши, которую Панджар приказал ему доставить в Мерв.

Римляне в этот день вернулись со стены только после захода солнца. Когда до Лация дошли слухи о том, что произошло утром, он сразу же подошёл к Павлу Домициану и предупредил, что сегодня им придётся бежать. Тот, как ни странно, с радостью воспринял эту новость. Лаций поспешил найти Атиллу и Икадиона. Времени на раздумья не было. Бежать надо было немедленно. Судя по всему, скоро должен был вернуться Надир. И тогда он сразу направится на конюшню. Им надо будет успеть покинуть город до утра, пока тот под пытками не выведал у Икадиона всю правду. Лаций ещё не знал, что либертус отдал юноше старого коня из конюшни стражников, оставив перстень себе. Его также удивляло спокойствие слуг во дворце, которые, наверняка, уже знали, что у базарных ворот что-то произошло, что Надир за кем-то погнался, но в отсутствие Панджара и Мурмилака, по-видимому, никто об охране и безопасности серьёзно не думал. Лаций дождался, когда стражники обойдут все пристройки, и направился к старому дворцу.

Саэт радостно присела на лавку и обняла Атиллу. Тот осторожно посмотрел на неё, не зная, как реагировать на такое поведение, но, увидев улыбку, немного расслабился и спросил:

– У тебя есть чего-нибудь поесть? Так устал, что сил просто нет.

– Конечно, есть, – весело ответила она. – И не только поесть. Я хочу тебе кое-что рассказать, – ему на колени легли несколько лепёшек и жареные бобы.

– Да? – довольно хмыкнул он, не веря своему счастью и предвкушая, как пища будет двигаться по горлу вниз, к желудку. – Наверное, твои боги решили поделиться с тобой едой, пока сатрап уехал с этим узкоглазым императором на охоту.

– Нет, но ты должен быть им благодарен. И мне тоже, – как в добрые старые времена ответила она и положила голову ему на плечо.

– Я всегда говорил, что ты – лучшая из женщин. Хм-м… ты в последнее время даже не ругаешься. Что же такое произошло? – наконец, спросил Кроний, сделав глоток воды и с недоумением уставившись на Саэт.

– Ты готов? Твой живот не мешает твоим ушам? – с улыбкой проворковала она и потрепала его за ухо.

– Говори, не тяни. Потому что, если за это мне надо будет пойти и принести тебе кусок разноцветного мрамора из нового дворца сатрапа, я верну тебе всё, что съел.

– Нет, этого не надо. Но завтра я, может, ещё и подумаю, – лукаво произнесла Саэт.

– А-а… – догадался Атилла. – Ну, к этому я всегда готов. Могла бы и не готовиться так. Клянусь Дианой, ты очень красивая. Ты лучше всех!

– Ну, хорошо. Слушай! У нас скоро будет ещё один малыш, – со смехом прыснула она и толкнула его в плечо. Атилла замер и вытаращил глаза.

– Малыш?

– Ну, да. Сын или дочь. Ты не рад?

– Нет, ну почему? Очень рад. Но как-то неожиданно. Слушай, но как же мы будем жить? Тут же невозможно даже сидеть, – он развёл руки в стороны и озадаченно выпятил нижнюю губу.

– Я поговорю с госпожой. Она мне поможет. Главное, чтобы мы были вместе, – с какой-то странной грустью добавила она и опустила взгляд.

– Нет, ты не думай… – замялся Атилла, вспомнив разговор с Лацием. – Я тебя не брошу. И не уеду обратно в Рим. Я останусь с тобой, тут!

– Обратно? В Рим? – удивлённо спросила Саэт и отодвинулась от него. – Ты собирался в Рим?

– Э-э… Нет… Но я думал… Ты понимаешь… – он растерянно запустил руку в волосы и почесал затылок. В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Лаций. – Что случилось? – пробормотал Атилла, с первого взгляда поняв, что что-то произошло. На его лице застыло выражение тревоги и напряжения. Он даже не обратил внимания на Саэт, которая, увидев Лация, сразу покраснела и отвернулась.

– Надир заметил Александра у базарных ворот и погнался за ним. До сих пор никто не вернулся. Надо бежать. Срочно. Если до утра не уйдём, будет поздно.

– Бежать? – побелев, прошептала Саэт. – Я услышала слово бежать? Это правда? – она дёрнула мужа за локоть, и тот посмотрел на Лация взглядом побитой собаки.

– Тут, понимаешь, такое дело… Мы останемся… наверное. Потому что у Саэт будет ребёнок. Ну, вот видишь, она не сможет с нами скакать. И всё такое. Короче, я не смогу уйти с вами.

– Атилла, очнись! – настойчиво произнёс Лаций. – Тут не вопрос беременности, а вопрос жизни и смерти. Если вы останетесь здесь, а мы убежим, вас разрежут на куски.

– Ну почему? Я могу сказать, что ничего не видел и не знал. Я же строю стены, а ты – дворец. И ты со мной после возвращения не встречался.

Лаций опустился на пол и обнял голову руками. Какое-то время он сидел, думая о том, что ответить, но все его аргументы были для женатого друга бессмысленны. Поэтому он молчал. Потом решительно встал и сказал:

– Ладно, я могу только пообещать, что принесу жертву во имя твоего спасения… если вырвусь отсюда.

– Да, тут ты прав. Сначала надо вырваться. Как вы с Икадионом выведете лошадей? – согласился Кроний.

– Ещё не знаю. Не говорил с ним. Там были стражники. Они как раз привели лошадей. Сейчас пойду посмотрю.

– Я пойду с тобой. Если что, помогу, – Атилла объяснил всё Саэт, и та расплакалась. Своим женским сердцем она чувствовала, что на них надвигается беда, но не могла предвидеть, откуда ждать удара.

– Стойте! – остановила она их уже в дверях. – Я схожу во дворец за водой для Марка. И посмотрю, что там. Лучше подождать, пока все успокоятся.

Лаций согласился с ней, и они с Атиллой сели на лавку, в середине которой безмятежно спал его маленький сын. Кроний предложил другу остатки хлеба и бобов. Лаций с благодарностью согласился, но жевал с равнодушным выражением, постоянно прислушиваясь к звукам снаружи и с нетерпением ожидая возвращения Саэт.

Саэт вернулась нескоро. Она сказала, что госпожа долго не ложилась и поэтому евнухи тоже ходили по дворцу и даже по внутреннему двору. Ей приносили воду и угли в спальню. По ночам Лорнимэ стала мёрзнуть, и Синам каждый вечер ставил ей под кровать квадратный каменный кувшин с углями и железной решёткой сверху. Благодаря ему, жена сатрапа спала до утра в тепле…

Лаций не стал слушать дальше и шагнул в дверь. Атилла поспешил за ним.

Любовный треугольник

Икадион вздрогнул, услышав быстрые шаги, но повернуться не успел. Маленькие цепкие пальцы вцепились ему в горло и повалили на кожаную шкуру поверх большой кучи сена. Впрочем, хватка была не настолько сильной, чтобы лишить его жизни, и он сразу понял, что его настигло возмездие совсем за другие грехи.

– Я буду сегодня рвать тебя на части, – шептал в ухо знакомый голос. – Как ты посмел прожить столько дней без меня? Почему ты ещё не умер? – шёпот был горячим и возбуждающим.

– А что, должен? – приходя в себя и пытаясь улыбнуться, спросил Икадион. Он целый день ждал, что парфяне хватятся убежавшего грека и доберутся до него. Потом, когда до него дошли слухи о гибели двух стражников, он напрягся, но потом, как ни странно, во дворце все успокоились и никто никого не искал. Лаций много раз смеялся над этой небрежностью парфян, сокрушаясь по поводу поражения под Каррами, но теперь Икадион ещё раз убедился, что тот был прав.

– Да, ты должен умереть… от моей страсти! – прищурив глаза, горячо прошептала она.

– Что-то случилось во дворце?

– Нет. Что-то случилось в конюшне! Ты провинился и будешь наказан!

– Прости, – единственное, что смог он из себя выдавить, разжимая её руки. – Я умру вместе с тобой, – он попытался подстроиться под её тон, но звонкая пощёчина заставила его дёрнуться и снова схватить Азату за руки. – Что с тобой? – начиная злиться, спросил он.

– А ты не знаешь? – с негодованием ответила она вопросом на вопрос. Потом попыталась вырваться, но хватка конюха сильнее. Азата дёрнулась ещё раз, потом, стиснув зубы, рванулась изо всех сил… но он не дал ей даже сдвинуться с места. Какое-то время она ещё сопротивлялась, переворачиваясь с одного бока на другой, сжимая колени и не давая ему оказаться сверху, но, наконец, сдалась и, разведя ноги в стороны, с невероятной силой прижала к себе его бёдра.

Когда оба тела распластались рядом, переводя дыхание и стряхивая с лица мелкие сухие стебельки травы, он вдруг повернулся и сказал:

– Я хочу сделать тебе подарок.

– Ты? Мне?! – от удивления она даже перестала дышать и закашлялась. – Какой? Старое копыто или уздечку? – доброта была несвойственна Азате, и она не упускала случая поиздеваться над ним даже в такой ситуации.

– Уздечка будет потом, – прорычал Икадион, но сдержался. – И поверь, тебе она тоже понравится. А сейчас я хочу подарить тебе вот это! – он подошёл к двери и достал из щели небольшой кусок свёрнутой кожи. Затем поднял маленькую плошку с фитилём и вернулся к ней. – Смотри! Этот перстень достоин самой красивой женщины в мире!

Увидев на своём пальце великолепное кольцо с огромным камнем, Азата опешила и некоторое время не могла оторвать от него взгляд, поворачивая руку из стороны в сторону, чтобы получше рассмотреть его в тусклом свете ночного светильника.

– Откуда он у тебя? – тихо спросила она. – Это не простой перстень. Таких мало. Его могут позволить себе только очень богатые люди. За него ты мог бы купить себе свободу.

– Зачем мне свобода без тебя? Я люблю тебя. Безумно люблю. И не хочу терять. Даже если мне предложат променять тебя на всё золото мира.

– Ты – дурак!.. Но какие слова! – поцокала она языком и хмыкнула несколько раз. – Мне даже хочется в это верить.

– Я загрызу тебя за твою издёвку! – прошептал Икадион, наклонившись к ней. – Ты даже не поблагодарила меня!

– Для благодарности мне надо совсем другое, подлый изменник! – мечтательно простонала Азата и закинула руки за голову. Потом, видя, что он лежит и смотрит на неё, приказала: – Неси свою уздечку и плётку! И я отблагодарю тебя за всё. Или ты предпочитаешь слова?

– Всё уже здесь. Я накажу тебя сам, – ответил Икадион, и они снова слились в любовном экстазе, не замечая ничего вокруг.

Лаций внезапно остановился, как вкопанный, и Атилла ткнулся ему в спину.

– Что там? Мне уже страшно.

– Какие-то люди. Странно. Они стоят у ворот и не идут. Придётся зайти с другой стороны. Пошли, там есть проход мимо изгороди.

Атилла тяжело дышал, стараясь пригнуться к земле пониже, как и Лаций. Но изрядно увеличившийся живот мешал ему делать это так же легко, как и раньше. Они обошли конюшню с другой стороны и подошли к той части, где была пристройка для сена. Обычно Икадион спал там. Лаций не обращал раньше внимания на то, что все щели между брёвнами были забиты травой. Ночью она бросалась в глаза, потому что свет Луны превращал пучки в шевелюры диковинных зверей, а длинные тени пугали своими рваными краями, напоминая торчащие из передней шеренги копья и мечи. Он решил, что спросит об этом Икадиона потом, но в этот момент его внимание привлекли тихие шаги за изгородью. Кто-то крался, стараясь, чтобы его не услышали. Атилле пришлось распластаться прямо в пыли, рядом с Лацием, который в душе молил Нокса, чтобы их не заметили за мокрыми перевёрнутыми корытами для лошадей. Но неизвестный, видимо, был настолько поглощён своими мыслями, что даже не повернулся в их сторону. Лаций проследил за тёмной фигурой до самого главного входа. По сутулым плечам и покачивающейся походке он узнал в незнакомце начальника стражи!

– Это Панджар, – прошептал он, повернув голову к Атилле. Тот не расслышал его, потому что живот давил внутренности и мешал дышать. Перекатившись набок, Кроний переспросил:

– Что?

– Тише, это Панджар, – повторил Лаций.

– Панджар?.. Он же на охоте… – с ужасом прошептал Атилла, чувствуя, что начальник стражи тайно вернулся ночью не просто так.

– Он зашёл в ворота. Пошли! Надо успеть опередить его! – процедил Лаций сквозь зубы и схватил друга за локоть. Тот с трудом оторвался от земли и поковылял за ним, постоянно оглядываясь по сторонам. Но дверь, которая ещё месяц назад была хорошо видна посреди стены и которую можно было спокойно открыть, теперь была спрятана под густым слоем сухой травы и закрыта изнутри. Лаций прислонил ухо к еле заметной щели и услышал слабые стоны. Голос был женским.

– Он там со служанкой… – пробормотал он. – Надо срочно его спасать! – схватившись рукой за жердь, он уже хотел рвануть её на себя, но в этот момент изнутри раздался резкий женский крик и хриплый голос Панджара. – Быстрей! – приказал он Атилле. – Панджар уже там. Придётся бежать прямо отсюда.

– У ворот десятка два всадников, – пробормотал в ответ Атилла. – Наверное, они пришли вместе с ним.

– Там придумаем, – шепнул Лаций ему на ухо. – Молчи и иди за мной! Только тихо!

Впереди была видна узкая полоска слабого света. Он вырывался из небольшой комнатушки. Значит, Панджар уже был там. Они неслышно прокрались между стойлами. Лошади хлопали ушами и фыркали, мотая головами. Когда Лаций дошёл до конца и прижался грудью к стене, ему с трудом удавалось сдерживать своё дыхание. Стук сердца в ушах смешивался с голосом Панджара, который бросал слова, как копья, и Икадиону, видимо, приходилось туго. Но пододвинувшись ближе, он онемел от изумления и ужаса, потому что на полу, сжавшись в калачик, сидела Азата. Она была без одежды, как и стоявший рядом с ней Икадион. Сам Панджар отрывисто похлопывал плетью по колену, и было видно, что сейчас он пустит её в ход.

Когда они, наконец, подскакали к воротам, он приказал всадникам ждать у ворот и никого из дворца не выпускать. Даже если это будет жена сатрапа. Первым делом, надо было навестить конюха. Панджар был уверен, что во всём виноват именно он. Надо было обязательно застать его врасплох, чтобы никто ничего не услышал. Тогда подлый раб точно испугается и всё расскажет. Ему даже угрожать не придётся. Так, пару ударов плёткой. Рабы обычно сразу начинают плакать и молить о пощаде.

Так, размышляя, он дошёл до конюшни и прислушался. Снаружи не было слышно никаких звуков. Переложив плётку в левую руку, Панджар открыл плетёную дверь и шагнул в тёмный проход. В ноздри ударил знакомый запах тёплого конского навоза. Лошади тихо стояли в стойлах и изредка качали головами, как бы приветствуя его. Но Панджар их не замечал. Он дошёл до самого конца и упёрся в торчащую из стены траву. Она была повсюду – во всех щелях, вверху и внизу двери, как будто кто-то специально забил её между прутьями. Вдруг изнутри до него донёсся еле слышный стон и после этого – радостный женский голос. Такой неожиданно знакомый… Кровь сразу ударила в голову, и сердце застучало в груди, как молот!

Он рванул на себя прутья с такой силой, что чуть не вырвал всю дверь. В слабом свете небольшого светильника была видна большая старая шкура, на которой лицом вниз лежала тёмная мускулистая фигура конюха. И, о, ужас, спину этого раба обнимали две руки и ноги, которые совсем недавно точно также обнимали его…

– Азата!.. – хрипло прорычал Панджар и остановился, чтобы не задохнуться от захлестнувших его чувств. В глазах потемнело, и он почувствовал, каким горячим стало его дыхание – вырывавшийся из ноздрей воздух буквально обжигал верхнюю губу. Он шёл сюда, чтобы наказать конюха и узнать у него правду. Но оказалось, что конюх наказал его. И как наказал! О, как же не убить их сразу? Как заставить мучиться и страдать?

– Панджар! – взвизгнула Азата, увидев в дверях мужа. Её глаза округлились от ужаса и застыли, как будто кто-то пытался выдавить их из глазниц. Икадион быстро вскочил, дёрнулся в сторону, но увидев, как тот предупредительно поднял плеть, замер.

– Азата… Значит, Куги До был прав? – покачал головой он. Но его жена была настолько перепугана, что не могла произнести ни слова. Она поджала под себя ноги и, обхватив руками колени, дрожала всем телом. – Значит, прав, – хмуро заключил Панджар. – Ты клялась мне в любви! Я простил тебя после Куги До. А теперь!.. Тогда, за стеной, у камня… ты с ним тоже изменила мне? Почему у тебя был в руке нож, но ты не убила его? Потому что ты делаешь это со всеми. И с Куги До, и с конюхом, и со всеми рабами!

– Нет, нет, нет! – затряслась Азата, и из её глаз полились первые слёзы.

– Да! – он поднял плеть и изо всех сил опустил ей на спину. Но нервное напряжение помешало нанести сильный удар – рука слишком крепко сжимала рукоятку, поэтому плеть просвистела рядом с обнажённым плечом, задев только ногу. Азата вскрикнула от боли и завизжала:

– Он убьёт меня! Убьёт! Сделай что-нибудь! Нет, нет! Не надо! – она с невероятной скоростью отползла назад, как паук, и забилась в угол, закрывая голову руками. Её совсем не было видно, и если бы не яркий блеск обезумевших глаз, то можно было не заметить, что там кто-то есть. Панджар сделал шаг вперёд и склонился над ней.

– Он не понимает тебя, дочь змеи! Он – раб. И умрёт, как раб, проклиная тебя. А ты будешь ещё долго мучиться. Я сниму с тебя кожу и буду поливать солёной водой. Я вырву у тебя все зубы и ногти, чтобы ты страдала, как страдаю я! – он взмахнул плетью, но она ударила по стенам, не причинив Азате вреда. Панджар бил ещё раз и ещё… – Иди сюда, – прорычал он, злясь от того, что не попадает по ней, и схватил жену за волосы. Сбоку что-то звякнуло, но он даже не посмотрел в ту сторону. Вытащив Азату на середину комнаты, Панджар прижал её ногой к полу и занёс плеть над головой. Но нанести удар он уже не успел.

Лаций не мог оторвать глаз от хлещущего плёткой Панджара и взвизгивавшей в углу Азаты. Она закрывала голову руками, и у неё на пальцах то и дело вспыхивал ярким светом большой камень. Напротив стоял Атилла, который от переживаний опустился на одно колено и прижался щекой к траве. Когда Панджар вытащил жену из угла, Лаций заметил, что у неё действительно очень красивое тело с крепкими бёдрами и узкой талией, но эта мысль промелькнула быстрее молнии и вдруг с той стороны, где стоял Икадион, что-то тихо звякнуло. Взглянув туда, он успел увидеть у его ног чёрное лезвие. Это был нож! Его нож! Лаций быстро взглянул на Азату, которая, обезумев, лежала на животе и протягивала руки к двери, как бы стараясь вырваться из-под ноги мужа. Её пальцы были так близко, что если бы он протянул руку, то мог коснуться их. Но Лаций смотрел на её руки остолбеневшим взглядом и не мог пошевелиться – на пальце Азаты был перстень, который он дал Икадиону, чтобы купить лошадь! Значит, тот оставил его у себя, а Александру отдал свою, одну из этой конюшни. Вот почему Надир заметил юношу у ворот!..

Огромные тени плясали по маленькой пристройке, и крошечный светильник готов был вот-вот погаснуть, передвигаясь вслед за шкурой, которая подталкивала его каждый раз, когда Панджар наступал на неё или дёргал из стороны в сторону. Он придавил ногой к земле тело Азаты и занёс над ней плеть для страшного удара, затем набрал воздух и выпрямился… Но удара не последовало.

Икадион понимал, что всё рухнуло и его жизнь теперь никому не нужна. Но чувство к Азате от этого стало только сильнее. Оставшийся ещё со времён жизни на вилле Папирусов страх перед хозяином сначала парализовал его волю, но когда Панджар схватил Азату за волосы и стал вытаскивать из угла, он вдруг почувствовал невероятный прилив сил и отчаянной храбрости. Снаряжение Мурмилака и Панджара всегда хранилось в этой пристройке. И под одной из них сейчас лежало его спасение. Он сделал шаг в сторону и, не сводя глаз со спины обезумевшего начальника стражи, засунул руку под попону. Там, в мешке лежали два длинных чёрных ножа. Пальцы запутались в кожаном ремешке и никак не могли вытащить их оттуда. Вдруг один нож, выскользнув из мешка, с тихим звоном упал на твёрдую землю. Икадион рванул мешок на себя и успел вовремя схватить второе лезвие. Тупая часть без рукоятки была непривычно узкой, но он даже не подумал об этом. Просто сжал и разжал пальцы, а потом сделал шаг навстречу Панджару. Удар пришёлся под рёбра, в печень. Икадиона не надо было учить убивать. Лезвие вошло по самую рукоятку, и внезапная боль, пронзившая бок, сковала всё его тело, не дав нанести удар. Рука безвольно упала вниз, и из разжавшихся пальцев выскользнула волосяная плеть. Панджар ещё успел повернуть голову в его сторону и посмотрел на Икадиона с растерянностью и недоумением. Но через мгновение в его взгляде появилась боль, он опустился на колени и, потеряв сознание, рухнул лицом вперёд, на старую шкуру.

В этот момент снаружи послышались голоса стражников.

– Ты убил его! – закричала Азата и схватила свою одежду. – Ты убил его! – повторила она несколько раз, натягивая дрожащими руками длинную рубашку.

– Я спас тебя, – обречённо произнёс Икадион, глядя на неё с мольбой в глазах. Ему достаточно было услышать от неё хотя бы одно слово любви или благодарности, и после этого он сам готов был сдаться страже. Но Азата как будто не замечала этого.

– Ты убил его! – повторяла она, как сумасшедшая. Когда в дверях появился первый воин, она вытянула руку в сторону Икадиона и сказала:

– Схватите его! Он убил моего мужа!

Отчаяние охватило его вместе с болью предательства. Он готов был пойти ради неё на смерть и хотел, чтобы она знала это и оценила, но он не хотел быть жалким рабом, которого убьют просто так, и о котором она даже не вспомнит. Стражник оказался слишком медлительным. Икадион успел вытащить нож из тела Панджара и приставил его к горлу Азаты. Она часто с ужасом рассказывала, что так с ней поступил Куги До, поэтому он решил сделать точно так же.

– Отойди! – хмуро приказал он стражнику. Тот попятился назад. – Иди до конца! Иди!

Когда они вышли из конюшни, Икадион потребовал, чтобы все стражники отошли от лошадей. Когда те неохотно выполнили его требование, он отрезал у одной лошади уздечку и связал Азате ноги и руки. Потом быстро срезал уздечки у остальных лошадей, кроме двух самых выносливых. Теперь у него были две лошади. Он довёз Азату до ворот, а потом опустил на землю. Больше она ему была не нужна. Он не мог её убить, потому что любил. И в душе жалел, что этого не сделал Панджар. Дальше Икадион поскакал один. До южных ворот было недалеко. Но он не знал, что при въезде в город начальник стражи приказал всем караульным быть готовыми к нападению с любой стороны. У недостроенных южных ворот было всего четыре стражника. Раньше здесь легко можно было перескочить через сбитый из брёвен заслон и ускакать по ущелью в сторону гор и дальше, на юг, в сторону Арейи. Но четыре стражника услышали стук копыт ещё до того, как перед ними появилась его лошадь. Они схватили луки и стрелы. И в этот момент Икадион пожалел, что не взял с собой Азату! С такого расстояния все стрелы точно попали в его лошадь, и он оказался на земле, чувствуя, как от сильного удара сбилось дыхание. Он лежал на спине, а перед глазами было только чёрное небо, которое медленно кружилось вокруг одинокой яркой звезды.