Текст книги "Автобиография"

Глава 20
Фолкленды: победа

Битва за Фолклендские острова в мае и июне 1982 года

С начала мая по середину июня, когда Фолкленды были освобождены, военные размышления все больше поглощали меня. Но это не означало, что требования переговоров ослабли – вовсе нет. Я находилась почти под невыносимым давлением темы переговоров ради переговоров, поскольку очень многие политики отчаянно требовали избегания применения силы – как если Аргентина ее не применила первой, вторгнувшись на острова. И все это время в воздухе витал постоянный, назойливый страх неизвестного. Окажется ли достаточно имеющейся воздушной поддержки? Где были аргентинские подводные лодки? Сможем ли достичь военной или дипломатической позиции, подходящей для успешной высадки в короткие сроки, установленные приближением невыносимой зимней погоды в Южной Атлантике?

За завтраком в Милтон Холле, в округе Южный Гастингс, я ответила на телефонный звонок, в котором сообщалось, что наши «Вулканы» разбомбили взлетную полосу в аэропорту Порт Стэнли. Наша морская ударная группировка также наносила удары по аргентинским позициям в других местах Фолклендских островов. Пока не было потерь со стороны Британии, но предстояло ждать еще много часов, прежде чем «Вулканы» – после затяжного полета с дозаправкой в воздухе – вернутся на остров Восхождения.

В тот день аргентинские ВВС запустили крупную атаку на наши корабли. Положение аргентинцев позволяло им отправлять фотоснимки во внешний мир, а у нас такой возможности не было. Они утверждали, что множество наших самолетов сбито, но известный репортер Брайан Хэнраган, великолепный корреспондент BBC, прямо сообщил: «Я пересчитал их на вылете, пересчитал на прилете – все на месте». Это было огромное облегчение.

Следующий день, воскресенье, которое я провела в Чекерсе, имел огромное – хотя и не всегда верно трактуемое – значение для исхода Фолклендской войны. Члены военного кабинета, начальники штабов и служащие прибыли в Чекерс на ленч и дискуссию. В этот раз вопрос был особый и требовал срочного решения.

Я созвала Вилли Уитлоу, Джона Нотта, Сесила Паркинсона, Майкла Гаверса, Терри Левина, адмирала Филдхауза и сэра Энтони Акланда. (Френсис Пим был в Америке). Адмирал Филдхауз сообщил, что одна из наших подлодок, «Конкерор», наблюдает за аргентинским крейсером «Генерал Белграно». «Белграно» сопровождали два эсминца. Сам крейсер обладал значительной огневой мощью шести орудий с дальностью в 13 миль и ракетами море-воздух. Нам сообщили, что он может также нести противолодочные ракеты «Экзоцет», а на двух эсминцах эскорта они точно установлены. Вся группировка направлялась к границе ОЗП. За день до этого имели место продолжительные авианалеты на наши корабли, и у адмирала Вудварда были все основания считать, что идет подготовка полномасштабного наступления. Аргентинский авианосец «Вентисинко де Майо» был замечен незадолго до этого, и мы решили изменить правила ведения боя для устранения угрозы, которую он представлял. Однако наша подлодка потеряла авианосец из виду, и сохранялась вероятность, что «Конкерор» тоже потеряет группу «Белграно». На основании имеющейся информации адмирал Вудвард заключил, что авианосец и группа «Белграно» выполняют классический маневр «клещи» против нашей группировки. Мне было ясно, что наши войска нужно защитить. Поэтому мы решили, что должны авторизовать атаку на крейсер на тех же основаниях, на которых прежде планировалось нападение на авианосец.

Необходимый приказ, обозначающий изменение правил ведения боя, был отправлен из Нортвуда на «Конкерор» в 1:30 дня, но только а 5 часов «Конкерор» сообщил о его получении. «Белграно» был торпедирован и затонул незадолго до 8 вечера. Наша подлодка ушла из зоны как можно скорее. Ошибочно посчитав, что будут новые цели, сопровождение «Белграно» начало осуществлять меры против подлодок, вместо того, чтобы спасать его экипаж, потери которого составили 321 человек погибшими. Плохое состояние и подготовка корабля значительно увеличили потери. Мы в Лондоне сразу узнали о попадании в «Белграно», но о том, что он пошел ко дну, нам стало известно лишь спустя несколько часов.

Множество зловредных и ошибочных глупостей прозвучало вокруг причины уничтожения «Белграно». Но все заявления оказались голословными.

Решение топить «Белграно» было принято исключительно из военных, а не из политических соображений: утверждение, что старались сорвать многообещающую мирную инициативу со стороны Перу, не выдерживало никакой критики. Те из нас, кто принимал решение в Чекерсе, в то время ничего не знали о предложениях Перу, которые, в любом случае, очень напоминали план Хейга, отвергнутый аргентинцами несколькими днями ранее. Существовала отчетливая военная угроза, и мы были обязаны на нее ответить. Более того, последующие события более, чем оправдали то, что мы сделали. В результате катастрофической потери «Белграно» аргентинский флот – и, главное, авианосец, вернулись в порт и остались там. Уничтожение «Белграно» оказалось одним из решающих шагов этой войны.

Военное и дипломатическое давление теперь возросло. Во вторник 4 мая в эсминец «Шеффилд» попала аргентинская ракета «Экзоцет», и эффект был разрушительным. Это была ужасающая демонстрация риска, с которым сталкивались наши войска. «Шеффилд» был достаточно старым кораблем с устаревшим радаром: он передавал в Лондон сообщение через спутник за мгновение до попадания ракеты, что помешало ему заранее зафиксировать нападение и выбросить ловушку. К тому же перегородки были открыты, и, как мы поняли из масштабов пожара, в конструкции было слишком много алюминия. Сперва мне сообщили о 20 погибших, затем – о 40.

Было трудно понять, как сообщить такую новость. Нам бы следовало сперва сообщить близким родственникам, и мы так и решили поступить. Но в это время аргентинцы выступали с заявлениями – некоторые были правдивы, некоторые – нет, но все с одним намерением – прежде, чем нам стали известны реальные факты. В результате жены и семьи прожили несколько мучительных дней и ночей. В тот день мы также потеряли один из наших «Хэрриеров».

К этому моменту Френсис Пим вернулся из США. Нам не понравились американо-перуанские предложения, которые он привез, но Эл Хейг не стал принимать внесенные нами изменения или передавать их перуанской стороне, поскольку считал, что Аргентина отклонит их, не задумываясь. Я получила сообщение от президента Рейгана с просьбой пойти на дальнейший компромисс.

Утром в понедельник 5 мая я впервые созвала военный кабинет и полный Кабинет для рассмотрения американо-перуанского предложения. Меня они совершенно не устраивали, как и Кабинет. Но нам нужно было дать какой-то ответ. Я хотела удостовериться, что промежуточное управление будет действовать в согласии с островитянами, и что их желания должны быть учтены в долговременном соглашении.

Я также хотела, чтобы Южная Джорджия и прочие Фолклендские подконтрольные территории оставались вне рамок предложения. Кабинет был тверд в этих задачах. Мы решили стремиться к изменениям, чтобы сойтись с ними, и в этом мы преуспели.

Тони Парсонс отстаивал позицию Британии в ООН блестяще и с огромной силой. Аргентинцы явно намеревались максимально использовать пропагандистские преимущества в дискуссиях, поддерживаемых генеральным секретарем ООН, но я не готова была останавливать военный прогресс ради переговоров. Мы приближались к критическому этапу. Если мы собирались высаживаться и освобождать острова, нам нужно было сделать это между 16 и 30 мая. Мы не могли отложить это из-за погоды. Это означало, что переговоры с ООН нужно завершить в течение 10 дней, или около того. Если они увенчаются успехом, и наши принципы и минимальные требования будут соблюдены – хорошо. Если они возьмутся за старое, тогда – если начальники штабов порекомендуют – мы продолжим войну.

По ходу переговоров с Аргентиной в Вашингтоне, становилось все очевиднее, что они не были готовы идти на уступки, которых мы требовали. Был необходим ультиматум.

Теперь нам предстояло твердо противостоять попыткам заставить нас пойти на неприемлемые компромиссы, избегая создания образа непреклонности. Тони Парсонс получил особые инструкции касательно нашей позиции по дистанциям вывода войск, промежуточной администрации, вопросу иммиграции и приобретения имущества в ходе промежуточного периода; важно было гарантировать, что Аргентине не удастся заранее решить в свою пользу вопрос суверенитета. Велись подробные дискуссии по поводу конституционного положения об управлении ООН на островах. С нашей точки зрения, представитель ООН мог только следить за соблюдением законов, но не менять их. Мы также продолжали требовать от США гарантий военной безопасности островов – но с ограниченными успехами. Генеральный секретарь ООН был в некотором роде ошеломлен твердостью нашей позиции. Но Тони Парсонс разъяснил ему основные факты спора. Не мы совершили акт агрессии; ни одно соглашение, подразумевающее хоть какое-то одобрение аргентинской агрессии, в Британии не будет принято.

Эл Хейг был в Европе, и это дало возможность работникам администрации, сочувствовавшим Аргентине, возможность убедить президента Рейгана, что именно мы не проявляем должную гибкость. Президент Рейган позвонил мне в 6:40 вечера. У него сложилось впечатление, что у нас и Аргентины теперь много общего в наших позициях. Мне пришлось сказать ему, что это, к несчастью, не так. Сохранялись значительные препятствия. Президент Рейган также был обеспокоен тем, что противостояние изображается как битва Давида с Голиафом, и Соединенное Королевство в данном случае – Голиаф. Я ответила, что это вряд ли выглядит правдиво, с учетом расстояния в 8000 миль. Я напомнила президенту, что его бы не устроило, если бы его люди жили в условиях режима, подобного хунте, а также о времени, которое островитяне уже прожили на этих островах, и о стратегическом значении Фолклендских островов в случае, к примеру, закрытия Панамского канала. Я закончила попыткой убедить его – мне кажется, успешной – в том, что его дезинформировали касательно предполагаемых уступок со стороны Аргентины. Это был трудный разговор, но полезный с точки зрения равновесия. Сам факт, что даже наш ближайший союзник так смотрел на вещи, свидетельствовал о глубине трудностей, с которыми мы столкнулись.

Воскресенье в Чекерсе в основном прошло за подготовкой наших окончательных предложений для представления аргентинской стороне генеральным секретарем ООН. Основной задачей было довести переговоры до конца – в идеале, до высадки – но так, чтобы не выглядеть бескомпромиссными. Стало ясно, что нам нужно сделать очень разумное предложение. Я приняла это, поскольку была убеждена, что Аргентина его отклонит, и только по принципу бери-или-уходи: аргентинцы должны принять предложение целиком, или не принимать его вовсе, и в последнем случае оно будет отозвано. Мы намеревались установить ограничение по времени на ответ.

Тем временем в Британии Тони Парсонс и Нико Хендерсон были плотно заняты подготовкой текста. Мы детально проработали каждый пункт, переделывая текст, строчка за строчкой. Под рукой были объемные справочные материалы по ООН и закон, касающийся управления Фолклендскими островами. Мы ужесточили наши требования касательно промежуточной администрации, чтобы ее формат гарантировал некое подобие самоуправления для жителей островов без всякого участия правительства Аргентины. Мы полностью исключили Южную Джорджию и прочие зависимые территории из текста предложения. Мы сделали отсылку к статье 73 Хартии ООН, которая подразумевает самоуправление, чтобы дать понять, что пожелания островитян остаются ключевой ценностью в долгосрочных переговорах. От аргентинского правительства требовалось ответить в течение 48 часов, переговоры по условиям предусмотрены не были. Этот опыт также позволил мне впоследствии разъяснить каждую формулировку в палате общин, дабы умерить их понятные опасения касательно нашей готовности уступить слишком многое.

Утром во вторник 18 мая военные кабинет встретился со всеми начальниками штабов. Пожалуй, это был решающий момент. Нам предстояло решить, начинать ли высадку на Фолклендских островах; я попросила каждого из начальников высказать свое мнение. Сложности были ясны: мы будем уязвимы при высадке и, что принципиально, были сомнения в достаточности поддержки с воздуха. Нам не удалось вывести из строя столько аргентинских самолетов или кораблей, сколько хотелось бы, в недели, предшествующие высадке. И всегда оставался тот факт, что мы не могли обнаружить их подводные лодки.

Но также было ясно, что чем дольше задержка, тем больше риск потерь, и тем хуже погодные условия, в которых нашим солдатам предстояло сражаться. Солдаты не могли оставаться на борту корабля до бесконечности. Вывод заключался в том, что преимущества высадки перевешивали риск, связанный с ее задержкой. Правила ведения боя уже были согласованы. Нападение должно было начаться уже вечером.

Никто из нас не сомневался в том, что нужно сделать. Мы дали разрешение на высадку на основании плана командующего силами, в соответствии с окончательным одобрением со стороны Кабинета. Процесс можно было остановить в любой момент до позднего вечера четверга, что позволило бы тщательно рассмотреть любой ответ аргентинцев на наши предложения. Более того, время было рассчитано для командующего войсками лично.

В действительности, на следующий день, в среду, мы получили ответ аргентинской стороны, который фактически содержал подробный отказ от наших предложений. До этого мы решили – по предложению Френсиса Пима – публиковать последующие отказы Аргентины, и 20 мая мы так и сделали. В первый раз за все время этих дипломатических маневров, реальная позиция стороны в них была обнародована, что создало хорошее международное впечатление.

Генеральный секретарь предпринял попытку в последний момент наладить связь со мной и Гальтиери, чтобы выдвинуть свои предложения. В вторник 20 мая военный кабинет собрался перед Кабинетом. Френсис снова призывал к компромиссу. Он заметил, что «памятная записка» генерального секретаря была во многом сходна с нашими предложениями, и что продолжение военных действий может быть неверно растолковано. Но факт был в том, что предложения синьора де Куеллара были поспешными и неясными; принять их означало бы вернуться в самое начало. Я жестко все подытожила. Не может быть и речи о задержках в военном расписании. Это может оказаться смертельным для наших войск. Военный кабинет, а позднее – и полный Кабинет согласились.

Генеральный секретарь не получил от аргентинцев ответа на свою «памятную записку» – по которой мы, несмотря на нашу сдержанность, сделали несколько серьезных комментариев. Он признал провал своей попытки в Совете Безопасности. Мы обнародовали наши предложения, и я отстаивала их на следующий день в палате общин. Дебаты прошли хорошо и создали благоприятный фон для того, что должно было произойти.

Мне предстоял день, полный дел в своем округе 21 мая в пятницу, и я понимала, насколько важно продолжать заниматься своими делами, как обычно.

Позднее в тот вечер, когда я была на приеме в Вудхаус Скул, все еще в округе, по телевидению сообщили новость. Британский флаг реял над Сан Карлос: мы вернули Фолкленды.

Но мне отчаянно не давал покоя вопрос потерь.

Ближе к ночи я вернулась в Номер 10 и Джон Нотт представил мне полный отчет. Сама высадка прошла без единой потери. Но теперь был день и начались яростные авианалеты. Фрегат «Ардент» был уничтожен. Еще один фрегат – «Аргонаут» – и эсминец «Бриллиэнт» получили тяжелые повреждения.

Основные десантные силы продвинулись в сторону Сан Карлос Уотер, укрытые облачным небом и плохой видимостью, в то время как в других районах Восточных Фолклендов проходили диверсионные операции. Под прикрытием огня из корабельных орудий, наши войска были доставлены на берег на десантном судне, пока вертолеты перебрасывали экипировку и припасы. Пять тысяч человек успешно высадились, но мы потеряли два вертолета вместе с экипажами. Береговой плацдарм был обеспечен, однако для полного его захвата требовалось еще несколько дней.

На заседании Совета Безопасности Тони Парсонс отстаивал нашу позицию перед лицом неизбежных словесных нападок союзников Аргентины. В конце дебатов ирландцы выдвинули совершенно неприемлемую резолюцию. Только африканцы скорректировали резолюцию до состояния, в котором мы могли ее принять. Она стала UNSCR 505, единогласно принятой 26 мая, давая генеральному секретарю распоряжение искать способы для прекращения военных действий и полного применения UNSCR 502.

В субботу во второй половине дня я посетила Нортвуд перед тем, как отправиться в Чекерс, и провела некоторое время в оперативном зале за брифингом. Я всячески старалась сохранять уверенность, но когда мы с адмиралом Филдхаузом вышли и нас никто не смог бы услышать, я не удержалась и спросила его: «Сколько еще нам это терпеть?» Он был не меньше обеспокоен. Но у него была способность великолепного командующего – видеть противоположную сторону вещей. И какими бы ужасными ни были наши потери, тот факт заключался в том, что мы успешно высадили свои войска, а ВВС Аргентины понесли серьезные потери.

Я должна отметить, что на руку нам играли три важных слабых места в наступательном потенциале аргентинских ВВС, хотя в некоторой степени это была наша заслуга. Во-первых, аргентинцы сосредоточили свои налеты – за трагическим исключением Блафф Коув немного позднее – на кораблях сопровождения, нежели на десантных судах или авианосцах. Разумеется, частично это была заслуга сопровождения, успешно оборонявшего эти суда. Во-вторых, аргентинские самолеты были вынуждены летать на небольшой высоте, избегая наших ракет, в результате чего бомбы, снаряженные на большую высоту, зачастую не взрывались. (К сожалению, бомба, застрявшая в корпусе корабля «Энтелоуп» взорвалась, отправив корабль на дно, когда отважный сапер попытался ее обезвредить). В-третьих, у аргентинцев был ограничен запас французских ракет «Экзоцет». Они предпринимали отчаянные попытки увеличить свой арсенал. Были свидетельства того, что вооружение из Ливии и Израиля обходными путями, через южноамериканские страны, попадает к ним. Мы, в свою очередь, предпринимали отчаянные попытки пресечь эти поставки. Позднее, 29 мая, мне предстоял телефонный разговор с президентом Миттераном, который сообщил, что у Франции был контракт на поставки «Экзоцет» в Перу, который уже был выполнен, и мы с ним боялись, что они попадут в Аргентину. Как всегда бывало во время конфликтов, он был предельно сдержан.

Американцы, какими бы раздражающими и непредсказуемыми ни были их публичные высказывания по проблеме, предоставляли такую бесценную помощь, как 150000 квадратных ярдов покрытия для создания временной взлетно-посадочной полосы. 3 мая Каспар Вайнбергер даже предложил отправить авианосец «Эйзенхауэр» в качестве передвижного аэродрома для нас – предложение, скорее вдохновляющее, чем практичное.

Вечером во вторник 25 мая я работала в своем кабинете в палате общин, когда пришел Джон Нотт и сообщил, что эсминец «Кавентри» подвергся затяжному налету аргентинской авиации и тонет. Он был одним из двух военных кораблей, «закрывавших» внешнюю часть Фолкленд Саунд, предоставляя раннее оповещение о воздушных налетах и щит ПВО для кораблей снабжения, разгружавшихся в Сан Карлос Уотер. Позднее он перевернулся и затонул. 19 членов экипажа погибли. Джону предстояло выступить по телевидению в течение получаса. Часть того, что произошло, уже была известна публике, но не название корабля. Лучше было не раскрывать его до получения подробностей о судьбе экипажа. Было ли это правильное решение я не уверена до сих пор: из-за того, что название не обнародовали, все семьи служивших на флоте были преисполнены волнения.

Позже в тот вечер мне предстояли еще плохие новости. Я посетила личный кабинет, чтобы узнать последние новости о «Кавентри», но вместо этого дежурный по Номеру 10 сообщил мне, что в 18000-тонный контейнер компании «Кунард» «Этлентик Конвейор» попала ракета «Экзоцет»; корабль горел и поступил приказ покинуть его. «Этлентик Конвейор» вез необходимые припасы для наших войск на Фолклендах. Четверо находившихся на борту погибли, а капитан утонул, хотя позже мне сказали, что он пережил взрыв и пожар, и его видели живым в воде. К счастью, большинство выжили и были спасены.

Я знала, что «Этлентик Конвейор» вез еще 19 «Хэрриеров», критически необходимых в качестве подкрепления. Были ли они все еще на борту?

Если да, то как мы продержимся? Корабль также вез вертолеты, жизненно важные для переброски войск и припасов в наземной кампании. Только один удалось спасти. Вдобавок к нашему ужасу, также пришла новость, что было попадание по «Инвинсибл», и он поврежден. А где-то к югу от Фолклендов был лайнер «Королева Элизабет-2», везущий 3000 пехотинцев. Для меня это была одна из худших ночей той войны.

Рано утром я узнала, что новости не настолько мрачные. Мне сообщили о выдающейся операции по спасению большинства членов экипажей «Кавентри» и «Этлентик Конвейор». 19 «Хэрриеров» еще раньше были перевезены на «Хермес» и «Инвинсибл». У меня отлегло от сердца: мы вовсе не были смертельно ранены. Более того, новость о попадании по «Инвинсибл» была полностью ошибочной.

Разгрузка припасов все еще продолжалась в Сан Карлосе. Некоторые десантные и грузовые суда подверглись нападениям и получили попадания; были неразорвавшиеся бомбы, большую часть которых удалось обезвредить. Наш центр по оказанию медицинской помощи также получил попадания, но врачи продолжили работать.

К разочарованию генерального секретаря ООН Эла Хейга, мы ясно дали понять, что после высадки мы не готовы вести переговоры. Вашингтон оказывал на нас давление, стремясь предотвратить окончательное военное унижение Аргентины, которое теперь казалось американской стороне неизбежным. Мне бы их уверенность. Я, в отличие от них, представляла себе все опасности, с которыми нам все еще предстояло столкнуться, чтобы вернуть острова.

Это наглядно продемонстрировало сражение за Дарвин и Гуз Грин. Аргентинцы были хорошо подготовлены и окопались на сильных оборонительных позициях, к которым нашим войскам пришлось приближаться по открытой местности через узкий перешеек. Они столкнулись с плотным вражеским огнем. Как хорошо известно, полковник «Эйч» Джонс, командир 2-й воздушно-десантной, погиб, расчищая путь к наступлению для своих бойцов. Его заместитель взял командование на себя и позже принял капитуляцию противника. В какой-то момент из вражеских окопов показался белый флаг, но когда двое наших солдат приблизились к ним, их застрелили. В конце концов наш командир отправил туда двух аргентинских военнопленных, чтобы те передали приказ сдаться, где также говорилось, что они могут провести парад, если захотят, но им придется сложить оружие. Это оказалось приемлемым решением. Аргентинские офицеры разглагольствовали на тему правого дела, но они все равно сдались. Жители Гуз Грин, которых держали в заключении внутри городского центра в течение трех недель, были освобождены. Знаменитое сражение было выиграно. Сегодня рядом с Гуз Грин есть мемориал, посвященный десантникам, и еще один – лично памяти «Эйч».

Пресса сообщила, что наши войска собираются взять Гуз Грин за день до самого наступления. Я пришла в бешенство, когда узнала об этом – думаю, «Эйч» тоже. Лишние разговоры выдавали аргентинцам наши намерения, хотя вина лежала не только на самой прессе, но и на работе с ней в Министерстве обороны.

К несчастью американцы теперь снова стремились воскресить дипломатические переговоры. Я знала, что мы не можем позволить себе игнорировать США, особенно на этом этапе. Поддерживали контакт с мистером Хейгом по вопросам обеспечения и возвращения на родину аргентинских пленных, а также по более общей теме наших планов о будущем островов в долгосрочной перспективе.

Что было бы не совсем уместно, так это выхватить дипломатическое поражение из зубов военной победы – как мне пришлось сказать президенту Рейгану, когда он позвонил мне поздно вечером в понедельник 31 мая. Для нас обоих был не слишком полезен тот факт, что я была заранее осведомлена о том, что он скорее всего скажет, и, как следствие, настроена скорее твердо, чем дружелюбно. Мне предстояла возможно коротко переговорить с президентом Рейганом в ходе грядущего саммита G7 в Версале.

Тем временем нам предстояло деликатно разобраться с состоявшим из пяти пунктов планом мирного урегулирования, предложенным генеральным секретарем ООН. Требование прекращения огня, поддерживаемое генеральным секретарем ООН, довлело над нами все сильнее. В среду 2 июня, после того, как генеральный секретарь объявил, что прекращает свои попытки, Испания и Панама, от имени Аргентины, попытались выдвинуть на голосование внешне безобидный текст резолюции о прекращении огня, который привел бы ровно к тем результатам, которых мы стремились избежать. До последнего момента было неясно, получится ли у Испании даже сейчас получить необходимые девять голосов, что вынудит нас наложить вето на резолюцию. Мы оказывали максимально возможное давление. Голосование было отложено до пятницы.

В полдень того же дня я полетела в Париж на саммит G7. Моя первая и самая важная встреча была с президентом Рейганом, который остановился в посольстве США. Мы разговаривали наедине. Я поблагодарила его за помощь, которую нам оказали Соединенные Штаты. Я спросила, чем американская сторона может помочь в вопросе репатриации аргентинских военнопленных. Я также попросила, чтобы США проголосовали в нашу пользу в Совете Безопасности.

Настроение в Версале внешне крайне отличалось от того, которое теперь превалировало в ООН в Нью-Йорке. Главы правительств остановились в Малом Трианоне. После ужина у нас состоялась продолжительная дискуссия о Фолклендских островах, и отклики были преисполнены сочувствия и поддержки. Позднее британская делегация и я переместились в гостиную, которою нам выделили. Мы беседовали в течение 15 минут, когда пришло сообщение от Министерства иностранных дел и Тони Парсонса о том, что сейчас состоится голосование в Совете Безопасности, и что японцы голосуют против нас. Поскольку это был девятый голос, необходимый для того, чтобы резолюция прошла, ситуация особенно раздражала. Я всячески старалась связаться с мистером Сузуки, премьер-министром Японии, чтобы убедить его хотя бы воздержаться, но мне сообщили, что добраться до него невозможно.

В действительности, внимание от наших проблем отвлекло экстраординарное поведение посла США в ООН миссис Киркпатрик. Заявив о своем вето вместе с нами, она всего через несколько минут объявила, что если голосование состоится вновь, то она, согласно только что полученным инструкциям, воздержится. По иронии, это заявление нам скорее сыграло на руку, поскольку отвлекло внимание прессы от нашего вето. Однако так не было запланировано. Очевидно, поддавшись давлению со стороны латиноамериканских стран, Эл Хейг позвонил ей из Версаля, велев отозвать свой голос в нашу поддержку, но она не получила это сообщение вовремя. Для США это событие имело еще одно неловкое продолжение. Перед ленчем в Версальском дворце телевизионщикам позволили войти, и американский журналист спросил президента Рейгана, что стояло за замешательством США в ООН накануне вечером. К моему удивлению, он сказал, что ничего об этом не знает. Тогда журналист обратился ко мне. Я не намеревалась сыпать соль на раны моего друга, поэтому сказала, что не даю интервью за ленчем.

В то же утро премьер-министр Японии дал мне предельно невнятные объяснения голоса Японии в пользу резолюции, утверждая, что считал, что это привело бы к отступлению Аргентины. Однако итоговый отчет президента Миттерана на пресс-конференции после завершения G7 был великолепен и благоприятен для нас.

Ни Тони Парсонс, ни я не были удивлены тем, что нам, наконец, пришлось воспользоваться правом вето. Оглядываясь назад, становится ясно, что нам очень повезло – и в этом также заслуга Тони Парсонса – что нам не пришлось накладывать вето на подобную резолюция гораздо раньше.

Теперь мои мысли были вновь сосредоточены на том, что происходило на Фолклендах. Десантные корабли, «Сэр Тристрам» и «Сэр Галахейд», полные людей, экипировки и амуниции, были отправлены в обход острова в сторону Блафф Коув и Фитцрой в рамках подготовки к финальному наступлению на Порт Стэнли. Облака разошлись, когда корабли все еще разгружали ракеты «Рэпиэр», которые должны были защитить их от атаки с воздуха, когда аргентинцы нанесли успешные удары по обоим. «Сэр Галахейд» еще не высадил войска, из-за чего было множество погибших, а многие выжившие получили тяжелые ожоги. Уэльским гвардейцам сильно досталось. Как всегда бывает в таких случаях, естественной реакцией было «если бы только» – в конце концов, если бы людей высадили, и они бы рассредоточились сразу по прибытии, таких потерь можно было бы избежать. Но потери были бы гораздо страшнее, если бы не героизм пилотов вертолетов. Они зависали вблизи горящих пятен масла вокруг корабля, используя тягу своих несущих винтов, чтобы отогнать спасательные плоты, полные выживших, от огненного ада, в который их затягивало.

Вновь возникла почти неразрешимая проблема – как сообщить новость о потерях. Аргентинцы распускали слухи об огромных цифрах потерь. Семьи были отчаянно взволнованы. Но мы решили не разглашать подробности о количестве потерь – хотя, разумеется (как и всегда) родственникам все сообщили в индивидуальном порядке. Из разведданных нам было известно, что аргентинцы считают, что наши потери в несколько раз больше, чем это было на самом деле, и думают, что это задержит наше наступление на Порт Стэнли. Наступление на Маунт Лонгдон, Ту Систерс и Вайрлесс Ридж должно было начаться вечером в пятницу. Внезапность была жизненно необходима.

Я отчаянно надеялась, что наши худшие потери уже позади. Но рано утром в субботу 12 июня дежурный работник Номера 10 пришел в квартиру с запиской. Я почти что выхватила ее у него, ожидая прочитать, что началось наступление на Порт Стэнли. Но новость была другой. Я сохранила записку, в которой говорилось: в корабль «Глэморган» попала ракета, предположительно «Экзоцет». Координаты корабля – 51/58, юг. Крупный пожар вблизи ангара, в топливной турбине и машинном отделении. Энергоснабжение все еще есть. Корабль движется на юг. Министерство обороны пока не располагает данными о потерях, и их не ожидается в течение нескольких часов. Они будут держать нас в курсе.