Текст книги "Автобиография"

ИРА не прекратят своих действий, пока не убедятся в невозможности загнать большинство жителей Северной Ирландии в республику против их воли. Именно поэтому наша политика никогда не должна создавать впечатление, что мы пытаемся вести юнионистов к единой Ирландии или против их желания, или тайно от них самих. Более того, недостаточно осуждать отдельные террористические акты, а затем отказываться от введения мер, необходимых для победы над ними. Это относится к американским ирландцам, которые предоставляют деньги Комитету помощи Северной Ирландии, чтобы убивать граждан Британии; к ирландским политикам, которые отказываются сотрудничать в обеспечивании безопасности на границе; к лейбористской партии, которая уже многие годы не поддерживает Акт о предотвращении терроризма, спасший бесчисленное количество жизней.

Иэн Гоу и я во многом расходились во мнениях, и прежде всего в отношении англо-ирландского соглашения, но за права тех, кто предан Соединенному Королевству, остаются его гражданами и пользуются его защитой, мы оба за ценой не постоим.

Глава 27
Постоянно идет дождь

Политические трудности середины срока 1985–1986 годов

Какие бы долгосрочные политические завоевания ни накопились у нас со времени успешного исхода забастовки шахтеров, начиная с весны 1985 года мы стояли перед лицом нарастающих политических трудностей. Сами по себе неважные дела, когда на них смотришь через гиперактивную и обманчиво интимную призму Вестминстера, приобретают огромную важность.

Обычно политическое нездоровье усиливается оттого, что лежащие в его основе экономические условия являются плохими или ухудшаются. Но в нашем случае дело было не в этом. Мне стало понятно, что в корне наших проблем было «лицо» нашего правительства, а значит, персонал. Нужна была перегруппировка кадров.

Первое обсуждение перестановки 1985 года состоялось у меня с Уилли Уайтлоу и Джоном Уэйкманом, теперешним «главным кнутом», за ужином в конце мая в квартире на Даунинг-стрит, 10.

Планировать перегруппировку невероятно сложно. Никогда не получится идеального результата. Необходимо принять правильные решения об основных крупных министерствах в государстве, и затем от них двигаться в стороны и по нисходящей.

Найджел Лоусон оказался действенным канцлером по налоговым реформам. Джеффри Хау представлялся компетентным министром иностранных дел (я еще в полной мере не осознала глубину наших разногласий). Леон Бриттан был явным кандидатом на смещение: как ни несправедливо, но он выступал неубедительно перед публикой.

Я попросила Леона приехать после обеда в воскресенье, 1 сентября в Чекерс, где Уилли, Джон и я обсуждали последние детали по принятым решениям. Уилли мне сказал, что первым вопросом Леона, когда он услышит новость, будет вопрос, сохранится ли за ним порядок старшинства в списке кабинета. К моему удивлению, он спросил именно об этом. Предупрежденная заранее, я смогла разуверить его. Я также могла сказать – совершенно искренне, – что с приближением рассмотрения сложных законопроектов по финансовым службам, чтобы увеличить масштаб работ по управлению городом, талант Леона будет отлично востребован в министерстве торговли и промышленности, в которое я его переводила.

Я заменила Леона в министерстве внутренних дел на Дугласа Хëрда, который больше подходил для этой должности, был весьма удобным для полиции и, хотя он не всегда выглядел естественно в присутствии средств массовой информации, все же внушал большую долю уверенности в парламентской партии. Вдобавок он знал министерство, так как до этого был заместителем Леона. В целом это было успешное назначение.

Мне нужно было заменить Леона, но правильно ли будет переводить его в МТП? Было очевидно, что он потрясен – друзья позднее даже говорили «деморализован» – и стремится сказать свое слово в политике. В результате он слишком ревностно относился к своей должности, когда разразился скандал по делу Уэстленда.

В предыдущем году я ввела в Кабинет Дэвида Янга как министра без портфеля, и теперь он заменил Тома Кинга, который перешел на должность Государственного секратеря Северной Ирландии. Поначалу у меня было неправильное отношение к Тому Кингу, которое я унаследовала от оппозиции. Я считала, что он человек детальный и что его стиль работы мог бы дополнять стиль работы масштабно мыслящего Майкла Хезелтайна, которого я в 1979 году назначила государственным министром по вопросам окружающей среды. Позднее я сделала неприятное открытие, что детальность на самом деле не была сильной стороной Тома. В министерстве по вопросам занятости он не показал себя лучшим образом. В министерстве по делам Северной Ирландии он впоследствии продемонстрировал другие стороны характера – твердость, мужественность, здравый смысл, – которые располагали к нему даже ожесточенных оппонентов, по крайней мере насколько это было возможно в Северной Ирландии.

Дэвид Янг не претендовал на знание политики, но он понимал, как добиваться цели. Он перестроил работу Комиссии по трудоустройству, а в Министерстве по вопросам занятости его программы по трудоустройству безработных сыграли важную роль в том, что мы победили на общих выборах 1987 года. Он разделял точку зрения Кита Джозефа и мою об экономике и создании рабочих мест не правительством, а предпринимателями. И как это бывает только у успешных бизнесменов, у него была твердая рука, позволяющая создавать нужные рынку практические проекты. Программа «Акция за работу» была самой эффективной экономической программой за время моего пребывания в правительстве. Как правило, я не допускала туда людей со стороны. Дэвид Янг был исключением, но смог доказать, что в высшей степени стоил этого.

Если мы хотели улучшить облик правительства, нужно было что-то сделать со штаб-квартирой партии Консерваторов. Джон Гаммер просто не имел политического веса или доверия, чтобы формировать войска. Пора было его заменить на лидера весомого и авторитетного. По многим причинам идеальным человеком для этого казался Норман Теббит. Норман – один из самых храбрых людей, которых я когда-либо знала. Он никогда не отойдет от своих принципов, и эти принципы известны даже самому нерадивому тори.

Поэтому я назначила его председателем партии; он оставался членом кабинета, как канцлер герцогства Ланкастер. По крайней мере на тот момент мораль в партии возросла.

Норману, как председателю партии, нужен был заместитель, который бы ездил по стране с визитами на места, чего сам Норман не мог делать по состоянию здороья. Успешно мог это делать только человек с уже заметной позицией, и я решила, что Джеффри Арчер будет правильным выбором. Он был экстравертом из экстравертов. У него была неиссякаемая энергия; он был и остается самым популярным спикером за все время существования нашей партии. К сожалению его политические суждения не всегда совпадали с его огромной энергией и способностью к сбору средств.

В правительство пришли два будущих министра Кабинета: Майкл Хауард – в министерство торговли и промышленности и Джон Мейджор, который перешел из администрации заместителя лидера фракции в министерство здравоохранения и социального обеспечения. Джон Мейджор, как известно, противоречил партии в начале своих дней в качестве члена парламента. Когда, будучи «кнутом», он посетил ежегодный обед на Даунинг-стрит, он не согласился со мной по вопросу о важности снижения налогов. Он доказывал, что платить меньше налогов необязательно будет предпочтительнее для населения, чем получать лучшее социальное обеспечение. Ни он сам, ни его аргументы не вызвали доброго отношения с моей стороны, а позднее до меня дошли слухи, что, по мнению некоторых людей, он тогда потерял все шансы на продвижение по службе. Но на самом деле мне нравилось спорить, и когда офис заместителя лидера фракции предложил его на пост младшего министра, я согласилась дать ему ту работу, которую когда-то делала сама и которая была связана со сложной областью пенсий и государственного страхования. Если это не испугало его в вопросе существующего социального обеспечения и зависимости от пособий, то ничто другое ему уже не страшно.

Даже сейчас существуют различающиеся взгляды на истинную причину Дела «Уэстленда». В разное время Майкл Хезелтайн заявлял, что речь шла о будущем Британии как технологически высокоразвитой страны, о роли правительства в промышленности, об отношениях Британии с Европой и Соединенными Штатами и о правомерности конституционного правительства. Конечно, все это – интересные темы для обсуждения. Но на самом деле «Уэстленд» не имел к ним отношения. Сама личность Майкла Хезелтайна как-то объясняет, что произошло.

Мои отношения с Майклом Хезелтайном никогда не были простыми, но когда Джон Нотт сказал мне, что не намеревается баллотироваться в следующий парламент, я решила дать Майклу большой шанс и назначила его в оборону. Там стали видны как его сильные, так и слабые стороны. Он с большим апломбом стоял на защите наших взглядов на ядерное оружие и нанес ряд поражений кампании за ядерное разоружение и левым лейбористам. Он перестроил министерство обороны, усовершенствовав его традиционную федеральную структуру. При моей поддержке, рискуя обструкцией министерства, он ввел Питера Ливина на роль управляющего оборонным снабжением по основным линиям бизнеса.

Это были важные достижения. Но приоритеты у Майкла имели серьезный перекос в сторону личных амбиций и политической одержимости. Из-за этого в то время, как Майкл Хезелтайн был все больше поглощен маленькой вертолетной компанией в Уэст-Кантри с оборотом чуть более каких-то 300 миллионов фунтов стерлингов, гораздо более важные вопросы были им упущены. Особенно это касается проекта по Авиационному комплексу радиообнаружения и наведения Нимрод, испытывавшего огромные трудности во время пребывания Майкла в министерстве обороны, закрыть который пришлось Джорджу Янгеру в декабре 1986 года, когда на него уже было потрачено 660 миллионов фунтов стерлингов. Дело о Нимроде представляло собой уникальный – и уникально дорогостоящий – урок о том, как не следует контролировать оборонное снабжение и управлять им. Министру следует не бояться вникать в детали, если он стремится принимать правильные решения, а этого Майкл никогда не хотел делать.

Было ясно, что явилось яблоком раздора в Деле «Уэстленда». Это был вопрос о том, могут ли директора и держатели акций частной фирмы, сильно, но не полностью зависящей от государственных заказов, сами решать ее судьбу, или это должно делать правительство. Для «Уэстленда» эта проблема была очень важной. Если правительство воздействует на покупательную способность компании, если оно произвольно меняет правила, влияющие на принятие ею финансовых решений, и если оно затем напрямую лоббирует конкретную торговую альтернативу – все это злоупотребление властью. Как только государство начинает небрежно относиться к экономической свободе, следующей пострадает свобода политическая.

Вертолетная компания «Уэстленд» по международным авиационным стандартам была небольшой, но единственной в Британии компанией по производству вертолетов. Лейбористская партия ее не национализировала, и до начала 1980 годов фирма была довольно прибыльной. Затем у нее начались финансовые неприятности. Мистер Алан Бристоу в апреле 1985 года предложил ее купить, и как раз в свете этого 30 апреля Майкл Хезелтайн сообщил мне и другим членам Комитета кабинета по иностранным делам и обороне, каковы взгляды министерства обороны на «Уэстленд». «Уэстленд» ждал от правительства Индии заказа на вертолеты, который частично финансировался из бюджета помощи зарубежным странам. Но они также надеялись на новые заказы от министерства обороны Британии: из отчета Майкла становилось ясно, что ждали они напрасно. На тот момент он не считал, что «Уэстленд» имеет стратегическое значение для Британии. Наоборот, он подчеркнул, что не хотел бы давать компании новые заказы, для которых не было оборонной необходимости. Он также добавил, что даже при очень большом желании было бы трудно ожидать, что единственная специализированная британская вертолетная фирма в перспективе выйдет на мировой рынок.

В середине июня мы узнали, что мистер Бристоу угрожал снять свое предложение, если правительство не даст гарантий на будущие заказы от министерства обороны и не откажется от права на выплату более 40 миллионов фунтов стерлингов из помощи, выделенной министерством торговли и промышленности на запуск последнего уэстлендского вертолета. Я провела ряд встреч с Майклом Хезелтайном, Норманом Теббитом, Найджелом Лоусоном и другими. На встрече в среду 19 июня Майкл предложил программу, по которой мы могли выделить в помощь компании 30 миллионов фунтов стерлингов, но объяснил, что важной для обороны была не существующая компания «Уэстленд», а способность Британии обслуживать существующие вертолеты и развивать проект по созданию большого вертолета EH 101. Несмотря на это, мы все согласились, что хотели бы избежать банкротства «Уэстленда», что могло случиться, если Бристоу снимет свое предложение о покупке. В конце концов мы решили, что как альтернатива банкротству Норман Теббит должен призвать Банк Англии собрать основных кредиторов с целью назначить новую администрацию и разработать стратегию по возрождению.

В результате мистер Бристоу снял предложение, и сэр Джон Какни со временем занял пост председателя. Вскоре после этого стало известно, что крупная частная американская компания рассматривала возможность покупки «Уэстленда». Новая администрация «Уэстленда» противостояла реализации этой возможности. Норман Теббит и Майкл Хезелтайн тоже были против. Но я ясно дала понять, что достоинства второго американского предложения будут рассматриваться отдельно.

Ситуация с «Уэстлендом» стала одной из первых трудных проблем, с которыми пришлось столкнуться Леон Бриттану, когда в сентября он стал во главе министерства торговли и промышленности. В пятницу 4 октября Леон прислал мне подробный анализ положения дел. Вопрос нужно было решать срочно. Компания скорее всего обанкротится, если решение не найдется до конца ноября. Леон призывал обсудить вопрос о предполагаемом индийском заказе на вертолеты с Радживом Ганди, когда тот будет с визитом в Британии в октябре. В связи с предполагаемой финансовой перестройкой компании правительство попросили поручиться за некоторые продажи вертолетов. Нам также пришлось решить, что делать с начальной помощью, которую вряд ли получится возместить. Самым же противоречивым аспектом пакета, предложенного сэром Джоном Какни, было введение нового крупного неконтрольного акционера, чтобы добыть новый капитал. Ни одна британская компания не была готова на такое владение акциями. Наиболее вероятным кандидатом была большая американская фирма «Сикорски». «Уэстленд» связался с коллегами в Европе, но перспективы европейского решения в перспективе выглядели неблагоприятно.

В записи о встрече между Леоном Бриттаном и Майклом Хезелтайном я впервые прочитала об озабоченности Майкла тем, что «Сикорски» просто превратит «Уэстленд» в «предприятие по ковке металла». Майкл не дошел бы до противостояния «Сикорски», который в любом случае получал 29,9 процента, но считал важным сделать все возможное, чтобы вместо него найти приемлемого европейского держателя акций. Страшнее было то, что он не считал сэра Джона Какни тем человеком, который должен вести переговоры с европейскими компаниями. Майкл доказывал, что подходить к этому нужно с политической точки зрения и этим должно заниматься министерство обороны.

Становилось понятно, что совет директоров «Уэстленда» будет склоняться в сторону «Сикорски», в то время как Майкл Хезелтайн имел совсем другие предпочтения. При всех остальных равных условиях мы бы все остановились на европейском решении. В 1978 году европейские правительства пришли к соглашению прилагать все усилия, чтобы закупать вертолеты европейского производства.

Я до сих пор не понимаю, почему позднее некоторые верили, будто уэстлендский совет директоров, Леон Бриттан и я были предвзято настроены против европейского варианта. Вообще-то правительство вылезало из кожи вон, чтобы предоставить этому варианту и Майклу Хезелтайну все возможности выдвинуть свои аргументы и интересы. И все же в последующем безумии нас обвиняли в изворотливости и манипулировании, с помощью которых мы якобы обеспечили «Сикорски» их неконтрольный пакет.

В конце ноября противостояние между взглядами совета директоров «Уэстленда» и Майклом Хезелтайном стало открытым. «Сикорски» вышел с предложением значительно увеличить свою долю в «Уэстленде», и это предложение совет директоров склонялся принять. Но Майкл по своей собственной инициативе теперь организовал встречу национальных директоров по вооружениям из Франции, Италии и Германии, а также Великобритании, чтобы составить документ, по которому соответствующие правительства не будут закупать никакие вертолеты, кроме тех, что сконструированы и построены в Европе. Это было серьезным отходом от политики правительства, которая была направлена на увеличение соревновательности, чтобы соблюсти баланс цены и качества; это также ставило «Уэстленд» в крайне тяжелое положение. Теперь существовал очевидный риск, что если сделка «Уэстленда» с «Сикорски» состоится, «Уэстленд» больше не будет соответствовать критериям национальных директоров по вооружениям и следовательно будет исключен из всех дальнейших заказов от четырех правительств, в том числе Великобритании. Я считала – и Леон Бриттан тоже, – что правительство не должно препятствовать ни одному варианту решения проблем в «Уэстленде» – это дело самой фирмы решить, что делать. Однако одним росчерком пера Майкл Хезелтайн фактически исключал предпочтительный для будущего фирмы вариант. Если бы «Уэстленд» был свободен принимать решения, правительству пришлось бы аннулировать решение национальных директоров по вооружениям. Это, конечно, означало, что нужно пересилить Майкла.

Хотя все это были дела, касающиеся самой компании, чем пристальнее мы рассматривали европейский вариант, тем менее состоятельным он нам казался. Все три европейские фирмы, которых касалось дело, – «Аэроспасьяль» (Франция), МББ (Германия) и «Агуста» (Италия) – сами испытывали давление со стороны своих собственных правительств, что было, конечно, известно Майклу. Все европейские фирмы страдали от недостатка заказов, и обещания дополнительных заказов из Европы для «Уэстленда», казалось, останутся обещаниями. С другой стороны, «Уэстленд» уже несколько десятилетий сотрудничал с «Сикорски» и производил ряд моделей по их лицензии. К тому же большинство существующих конструкций не только «Уэстленда», но и «Агусты» были американского происхождения. Майкл Хезелтайн доказывал, что если «Сикорски» завладеет даже неконтрольным пакетом акций «Уэйстленда», они будут использовать свое положение для оказания давления на министерство обороны, чтобы закупались сконструированные в Америке вертолеты «Блэк Хоук». Вообще были широко распространены слухи, что вооруженные силы хотели бы, чтобы министерство обороны именно так и делало. Мне, как и всякому другому осведомленному человеку, было хорошо известно, почему «Уэстленд» предпочитал американский вариант и как они вместе с «Сикорски» злились на интриги Майкла Хезелтайна.

Однако к тому времени «американский» вариант уже не был только американским. К «Сикорски» присоединилась компания «Фиат». Не желая уступать, Майкл Хезелтайн внезапно объявил, что в европейский консорциум готова войти компания» Бритиш Аэроспэйс», таким образом делая его менее «иностранным.» Существовало несколько версий о том, как все это случилось – у меня было свое собственное мнение.

В четверг 5 декабря и на следующий день я провела две встречи с Майклом Хезелтайном, Леоном Бриттаном, Уилли Уайтлоу, Джеффри Хау, Норманом Теббитом и Найджелом Лоусоном, чтобы обсудить «Уэстленд». (»Бритиш Аэроспэйс» появился в поле зрения между первой и второй встречами). Ко второму дню Майкл полностью изменил свою линию поведения, которой следовал в апреле. Вопрос вдруг встал о том, будет ли это правильно – позволить значительному британскому оборонному поставщику подпасть под контроль иностранцев. Но на самом деле вопрос состоял о том, следует ли правительству отказаться от рекомендации национальных директоров по вооружениям, таким образом позволяя «Уэстленду» на чисто коммерческой основе сделать выбор, принимать ли предложение «Сикорски» или предложение европейского консорциума. К концу второй встречи стало ясно, что для большинства из нас спор выиграл Леон Бриттан: решение национальных директоров по вооружениям нужно отставить в сторону. Но Джеффри, Норман и, конечно, Майкл были категорически не согласны, поэтому я сделала вывод, что для принятия решения необходимо провести официальное заседание комитета Кабинета. Комитет «E» (A), соответственно расширенный, должен был заседать в понедельник 9 декабря.

За выходные ускорился темп и произошли столкновения темпераментов. Майкл Хезелтайн задержал выпуск совместного документа министерства обороны и министерства торговли и промышленности по «Уэстленду». Содержание документа изменили, чтобы привлечь больше внимания к риску, связанному с предложением «Сикорски». Леон Бриттан был вне себя, но позволил предоставить документ на рассмотрение «E» (A). Это было ошибкой. Майкл сказал, что министр обороны Франции в выходные позвонил и предложил «Уэстленду» неопределенную субдоговорную работу по вертолету «Супер Пума» в том случае, если он не будет продан «Сикорски». В понедельник утренние газеты писали о баталиях между Майклом и Леоном.

Основной аргумент, выдвигаемый Майклом, заключался в том, что отношение европейцев к сделке с «Сикорски» подвергнет опасности будущее сотрудничество между «Уэстлендом» и европейскими оборонными фирмами. Но по-настоящему ловким трюком было заявление Майкла, что в результате рекомендаций национальных директоров по вооружениям два проектируемых европейских боевых вертолета – англо-итальянская и франко-немецкая модели – могут быть рационализированы, и тогда средства, сэкономленные на стоимости разработок, что для Британии может составить до 25 миллионов в течение последующих пяти лет, могут использоваться для дополнительной работы «Уэстленда». Это приведет к тому, что появятся новые вертолетные заказы от министерства обороны, которые смогут восполнить пробел в производстве.

Верил ли кто-либо, что можно сэкономить 25 миллионов или что их нужно было потратить именно так, было совершенно неважно. Оказалось, что для Майкла Хезелтайна не было проблемой соответствующим образом манипулировать закупочным бюджетом Министерства обороны и договорами с другими правительствами, чтобы обеспечить такое будущее этой скромной вертолетной компании, каким он сам предпочитал его видеть. Если Майкл раньше и обладал чувством меры, теперь оно бесследно исчезло.

На собрании «E» (A) 9 декабря сэр Джон Какни вернул нас с небес на землю: «Уэстленду» была необходима основательная реконструкция и улучшение производимой продукции, и совет директоров с ним во главе считал, что «Сикорски» для этого подходит больше всего. Чем дольше мы будем колебаться с решением, тем негативнее будет влияние на цену акций. Уэстлендский финансовый отчет должен быть опубликован 11 декабря, и у компании не будет уверенности в сбыте, если эта публикация будет отложена.

Большинство участников встречи были за то, чтобы отменить рекомендации национальных директоров по вооружениям, но вместо того, чтобы завершить обсуждение и на этой ноте подвести итог встрече, я дала Майклу Хезелтайну (и Леону Бриттану) разрешение в срочном порядке проанализировать возможность создания европейского пакета, который сможет наконец быть принят уэстлендским советом директоров. Если этого не произойдет и пакет, который мог бы быть рекомендован советом директоров, не будет составлен до 16 часов в пятницу 13 декабря, нам придется отвергнуть рекомендации национальных директоров по вооружениям.

На самом деле совет директоров «Уэстленда» не принял европейское предложение и дал рекомендацию в пользу «Сикорски» – «Фиат». Но теперь у Майкла появилась новая навязчивая идея, или, возможно, тактика. На встрече «E» (A) было признано, что у нас будет время до назначенного срока в пятницу провести еще одну встречу министров. Но решение созвать встречу, да и необходимости в ней, не было. Зачем? Члены совета директоров «Уэстленда» точно знали свои позиции: решать было им и держателям акций. Майкл попросил Джона Уэйкмана, чтобы я созвала еще одну встречу, сказав, что такова была конституционная необходимость при правлении кабинета. Так получилось, что сотрудники обзвонили участников, чтобы узнать, смогут ли они прийти на собрание, если оно состоится. Но это никоим образом не было созывом собрания, так как никакого собрания не было организовано. Однако это не возымело значения, так как с этого момента Майкл был убежден, что он стал жертвой интриги, в которой участвовало все больше и больше людей.

Новый поворот событий не заставил себя ждать. Без всякого предупреждения Майкл поднял вопрос об «Уэстленде» на заседании кабинета в четверг 12 декабря. Это спровоцировало короткое недружелюбное обсуждение, которое я прервала – ведь мы не могли продолжать обсуждение без документов (бумаг). Не было его и в повестке дня. То, что было там сказано, в полном виде не распространялось, но краткий отчет должен был быть разослан в протоколе. К сожалению, этого по недосмотру не случилось. Секретарь кабинета заметил ошибку сам и исправил ее без подсказки. Но Майкла Хезелтайна не устроила короткая запись – он жаловался, что его «протест «не был зафиксирован. В глазах Майкла ситуация накалялась.

Майкл лоббировал заднескамеечников. Он лоббировал прессу. Он лоббировал банкиров. Он лоббировал промышленников. «Дженерал Электрик», председателем которого был Джим Прайор, таинственным образом изъявил намерение войти в европейский консорциум. Сам консорциум вышел с новым твердым предложением. Каждое следующее событие приводилось как причина для пересмотра политики правительства. В прессе шли бои. Дело приобретало все более нелепый характер и выставляло правительство в глупом свете. Случился даже полностью надуманный «ливийский испуг». Майкл Хезелтайн указал, что долговременное участие ливийского правительства в «Фиате» ставило вопрос о безопасности предложения «Сикорски». В действительности «Фиат» обладал 14,9 процента «Уэстленда», а Ливия – 14 процентами «Фиата». «Фиат» уже поставлял многие важные детали для европейской военной аппаратуры. Американцы, которые были гораздо чувствительнее нас в вопросах безопасности и ливийских событиях, казались вполне удовлетворены тем, что «Фиат» был замешан в делах «Сикорски».

Я отвергла аргумент Майкла, что нам теперь нужно было опустить планку и повернуться в сторону европейского предложения. Но публичные перебранки между Майклом и Леоном продолжались все Рождество.

Совет директоров «Уэстленда» был все еще в высшей степени обеспокоен, сможет ли он ожидать в будущем заказы от британского и европейских правительств. В ответ Джону Какни, я написала, что «пока «Уэстленд» продолжает вести бизнес в Великобритании, правительство, конечно, будет считать компанию британской и, следовательно, европейской и будет поддерживать ее в защите британских интересов в Европе». Майкл хотел сделать мой ответ менее обнадеживающим, но я отказалась. Поэтому представьте себе мое восхищение, когда в начале следующего года торговый банк «Ллойдс» прислал ему письмо, позволяя ему высказаться в опубликованном ответе о том, что случится – по мнению Майкла, – если «Уэстленд» выберет «Сикорски», а не предложение европейского консорциума. А в ответ на письмо Майкла Патрик Мэйхью, заместитель министра юстиции, написал о «существенных неточностях». Это письмо, просочившись в прессу, усугубило уэстлендский кризис и в конце концов привело к уходу Леона Бриттана; но все это – в будущем.

Из поведения Майкла я сделала вывод, что если его не контролировать, то он не остановится ни перед чем, чтобы добиться своих целей в «Уэстленде». Это нужно было прекратить.

«Уэстленд» включили в повестку дня заседания Кабинета в четверг 9 января. На том заседании я начала с перечисления решений правительства. Затем я упомянула случившееся на Новый год неблагоприятное упоминание в прессе. Я сказала, что, если так будет продолжаться, к правительству не будет больше доверия. Я раньше никогда не видела более ясного примера ущерба, нанесенного последовательной деятельности и репутации правительства, когда игнорировался принцип коллективной ответственности. Леон Бриттан, а затем Майкл Хезелтайн изложили каждый свою точку зрения. После небольшого обсуждения я начала подводить итоги, указав, что приближалось время, когда фирма и ее банкиры на собрании акционеров должны были выбрать между двумя консорциумами. И с законодательной, и с политической точек зрения было важно, чтобы они приняли решение без дальнейшего вмешательства министров, и что при этом не должно быть ни лоббизма, ни инструктажа – ни напрямую, ни косвенно. Из-за риска неправильного толкования в период конфиденциальных коммерческих переговоров и решений все ответы на вопросы должны быть согласованы между отделами по всему отделам Кабинета, чтобы обеспечить, что все данные ответы полностью совпадают с политикой правительства.

Все приняли это. Но Майкл Хезелтайн сказал, что невозможно оговорить каждый ответ по всему Кабинету и что ему необходимо без задержки подтвердить все уже сделанные заявления и ответить на фактические вопросы по проблемам снабжения. Я подозреваю, что никто из присутствующих не видел в этом ничего, кроме хитрости. Никто не стал его сторонником. Он был совсем один. Я снова подвела итог, повторив мои предыдущие замечания и добавив, что нужно рассмотреть вопрос подготовки при покровительстве офиса Кабинета согласованной между различными отделами памятки, к которой можно обращаться за ответами на вопросы. Затем я подчеркнула важность соблюдения коллективной ответственности в этом и других делах. На этом Майкл Хезелтайн взорвался. Он заявил, что в обсуждении «Уэстленда» коллективной ответственности не было. Он намекнул на нарушение справедливости в обсуждениях Кабинета. Он не мог принять то решение, которое прозвучало в моем итоговом выступлении. Поэтому он должен выйти из Кабинета. Он собрал свои бумаги и покинул настроенный против него Кабинет.