Текст книги "Автобиография"

«Глэморган» обстреливал аргентинские позиции в Порт Стэнли и на холмах вблизи него перед грядущим наступлением. В него попала ракета «Экзоцет» наземного базирования, когда он покидал район.

Как же я была подавлена. В подобные моменты я почти что чувствовала вину за то, что нахожусь здесь, в комфорте и безопасности Номера 10, в то время, как в Южной Атлантике так опасно. В этот день было торжественное шествие в честь дня рождения Королевы. Единственный раз на моей памяти эту церемонию омрачил проливной дождь. Гвардейцам это доставляло неудобства, но с такими мрачными новостями и при такой тяжелой неясности, он казался к месту. Я была одета в черное, потому что понимала, что скорбеть следует о многом. Джон Нотт прибыл незадолго до того, как мне предстояло занять место на трибуне. У него не было новостей. Но он считал, что ему сообщат, если наступление не начнется. После, промокшие до нитки, гости, включая Рекса и миссис Хант, согревались и сохли перед каминами в Номере 10, как могли.

Незадолго до часа дня мы узнали, что все военные задачи были выполнены. Но бой был яростным. Ту Систерс, Маунт Хэрриэт и Маунт Лонгдон были захвачены. Дальше по плану в тот вечер следовал захват Маунт Тамблдаун, еще ближе к Порт Стэнли. Но солдаты очень устали, и требовалось дополнительное время на подвоз амуниции, поэтому было решено ждать. Днем я отправилась в Нортвуд, чтобы в деталях узнать, что происходит. Там мне сообщили хорошие новости о «Глэморган» – пожар был локализован, и корабль шел со скоростью 20 узлов.

Больше, чем когда-либо, исход операции теперь зависел от наших солдат на Фолклендах, а не от политиков. Как и все остальные в Британии, я приникла к радио, чтобы быть в курсе новостей – строго придерживаясь собственного правила не звонить по телефону, пока продолжается конфликт. На обратном пути из Чекерса в Номер 10 в воскресенье 13 июня, я заехала в Нортвуд, чтобы узнать все, что мне удастся. Битва, которая впоследствии окажется финальным наступлением, была тяжелой, особенно на Маунт Тамблдаун. Но Тамблдаун, Маунт Виллиам и Вайрлесс Ридж оказались под контролем наших войск, которые вскоре стояли на подходах к Стэнли.

Я посетила острова спустя семь месяцев и своими глазами увидела ландшафт, шагая по земле с первыми лучами солнца при шквальном ветре и дожде, огибая мрачные скалы, служившие естественными фортификациями для оборонявшихся аргентинцев. Нашим парням приходилось преодолевать расстояния и занимать позиции в полной темноте. С этим могли справиться только самые профессиональные и дисциплинированные бойцы.

Когда утром в понедельник собрался Военный Кабинет, мы знали лишь, что бой все еще продолжается. Нас всех поразила скорость, с которой наступила развязка. Аргентинцы были измождены, деморализованы и ими отвратительно командовали – чему тогда и позже было множество ярких примеров. Они бросали оружие, и было видно, что они отступают к Порт Стэнли через собственные минные поля.

В тот вечер я направилась в палату общин, чтобы объявить о победе. Я не смогла попасть в свою собственную комнату; она была заперта и ассистенту пришлось искать ключ. Потом я написала на листке бумаги, найденном в моем столе, заявление, с которым мне, в отсутствие других процедурных способов, предстояло озвучить регламент в Палате. В 10 вечера я поднялась на трибуну и сообщила им, что есть сообщение о белых флагах над Порт Стэнли. Война была окончена. Мы все чувствовали одно и то же, и радостные возгласы были тому подтверждением. Справедливость восторжествовала. И когда я очень поздно ночью легла спать, я осознала, каким огромным было бремя, свалившееся с моих плеч.

Глава 21
Генералы, комиссары и мандарины

Военно-политический вызов коммунизма с осени 1979 и до весны 1983 года

Еще задолго до того, как я оказалась на Даунинг-стрит, меня занимал вопрос равновесия военных сил между альянсом НАТО и Организацией Варшавского договора. НАТО была основана в 1949 году в ответ на растущую агрессию со стороны советской политики. Несмотря на то, что ведущей силой в НАТО являются США, в конечном счете, они могут только попытаться убедить, но не принудить. В подобных отношениях всегда присутствует опасность разногласий. Целью советского правительства, лишь слегка прикрытой, практически вплоть до тех пор, пока объединенная Германия оставалась в НАТО, было вбить клин между Америкой и ее европейскими союзниками. И ролью Великобритании, которую я всегда считала одной из важнейших, было создание условий для того, чтобы эта стратегия не увенчалась успехом. К моменту, когда мы встали во главе страны, советское руководство продолжало предпринимать решительные шаги, чтобы добиться военного превосходства. Советские военные расходы, доля которых, как полагали, в пять раз превышала публикуемые цифры, занимали в ВНП Советского Союза от 12 до 14 %.[46]46
   К концу 1970-х ВВП исчислялся, как правило, в 25–30 %.


[Закрыть] Организация Варшавского договора превосходила НАТО по количеству основных боевых танков и единиц артиллерии в соотношении три к одному и по составу тактической авиации – более чем два к одному. Вдобавок советское правительство стремительными темпами совершенствовало бронетехнику, подводные лодки, надводные корабли и самолеты. Восстановление советского флота позволило им расположить свои войска по всему миру. Модернизация советских средств противоракетной защиты угрожала эффективности ядерного сдерживания альянса – не в последнюю очередь, независимого сдерживания со стороны Великобритании, – и при этом Советский Союз почти приблизился к США по численности стратегических ракет.

* * *

Однако именно здесь, в отношении того, что на военном жаргоне называют ядерными средствами большой дальности театра военных действий (чаще называемыми ядерными средствами средней дальности, или ЯССД), требовалось принятие самых неотложных и трудных решений. Предыдущее лейбористское правительство приняло в целом так называемое «двойное решение» НАТО о модернизации ядерного оружия средней дальности, участвуя при этом в переговорах с Советским Союзом по ограничению вооружений; правда, я сомневаюсь, что они пришли бы к каким-то конкретным решениям. Это соглашение было необходимо для того, чтобы противостоять угрозе со стороны советского ядерного оружия. Советские баллистические ракеты на подвижной пусковой установке СС-20 и новый сверхзвуковой ракетоносец-бомбардировщик «Бэкфайр» были способны поражать цели в западной части Европы с территории Советского Союза. Но у американцев не было оружия подобного класса, размещенного на территории Европы. Единственное оружие НАТО, способное нанести удар по СССР из Европы, было установлено на устаревших английских бомбардировщиках «Вулкан» и бомбардировщиках F-111, размещенных в Великобритании. Обе силы не могли бы противостоять первому советскому удару. Разумеется, советская армия могла ожидать, что США в какой-то момент будут вынуждены прибегнуть к помощи собственных стратегических ядерных вооружений. Но суть сдерживания – в эффективности его средств. Теперь же, когда Советский Союз достиг общего равенства в стратегических ядерных вооружениях, некоторые решили, что вероятность того, что Соединенные Штаты пойдут на такие действия, снизилась. Как бы то ни было, многие в Европе считали, что США не станут рисковать и подвергать угрозе свои города ради защиты Европы. Зачем советским лидерам понадобилась эта новая возможность одержать победу в ядерной войне в Европе? Затем что они надеялись, что наконец-то смогут разобщить союзников. Стратегия НАТО была основана на наличии как обычного, так и ядерного оружия, чтобы у СССР не возникло решимости превзойти страны НАТО в численности вооружения одного уровня, провоцируя реагирование более высокого уровня интенсивности. Такая стратегия «гибкого реагирования» не могла быть эффективной, если бы на территории Европы не было ядерного оружия, выполняющего роль связки между обычным и стратегическим ядерным реагированием. Главы стран НАТО хорошо понимали, что силы Организации Варшавского договора не продержатся долго, если на них обрушится мощная атака в центре Европы. Вот почему НАТО неоднократно делала заявления о том, что, хотя они не станут первыми применять вооруженные силы, отказ от применения ядерного оружия первыми в случае нападения не должен играть на руку Советскому Союзу. Таким образом, подкрепить стратегию НАТО было возможно только путем модернизации ядерного оружия средней дальности в Европе.

Проявив незаурядную смелость перед лицом внутренней и советской оппозиции, министры НАТО приняли нужное решение в Брюсселе 12 декабря 1979 г. Были достигнуты соглашения о подготовке предложений по контролю над вооружениями, включая американское предложение вывести 1000 ядерных боеголовок с территории Европы. Самое главное, альянс договорился о размещении в Европе всех 572 новых американских ракет, которые были намечены к развертыванию. Бельгийцы согласились принять часть ракет с условием, что этот вопрос будет через полгода рассмотрен повторно в свете идущих переговоров о контроле над вооружениями. Правительство Дании приняло предложения в целом, но отложило принятие решения относительно части ракет, которая будет размещена в Голландии к концу 1981 года. Разумеется, на этом вопрос не был закрыт. В июне следующего года мы официально объявили о площадках для размещения крылатых ракет в Великобритании: «Гринем коммон» в Беркшире и «Моулсворт» в Кэмбриджшире. С того времени вокруг ситуации в Гринэме стала разворачиваться кампания участников движения за одностороннее разоружение, получившая широкую огласку.

Требовало принятия и еще одно предварительное решение, которое было связано с нашими независимыми ядерными средствами сдерживания. В распоряжении Великобритании находились четыре подводные лодки, оснащенные ядерными ракетами «Поларис». Предшествующие правительства консерваторов и лейбористов провели в жизнь программу модернизации наших ракет «Поларис». Эта программа под кодовым названием «Шевалин» финансировалась и управлялась Великобританией во взаимодействии с США. Модернизированная система «Поларис» должна была поддерживать наши стратегические средства сдерживания в состоянии готовности вплоть до 1990-х годов, хоть и обходилось это ценой, которая возрастала в опасной прогрессии по мере разработки. Однако по целому ряду технических и эксплуатационных причин, мы не могли ответственно спланировать поддержание этой системы и во второй половине 1990-х. Если Великобритания хотела сохранить собственные средства сдерживания, то решение относительно окончательной замены системы «Поларис» нужно было принимать в спешном порядке. Мы начали рассматривать возможности практически с первых дней пребывания у власти. Довольно быстро стало ясно, что такие возможности были значительно уже, чем на первый взгляд, хотя с учетом доступа к более полной информации, безусловно, открывалась более широкая перспектива. К концу сентября 1979 года мы отказались от вариантов создания последующей системы на основе крылатых ракет воздушного базирования, поскольку они были бы слишком уязвимыми в случае нападения. В силу технических причин была отвергнута возможность сотрудничества с Францией, у которой также сохранялись национальные средства сдерживания. Уже на первом этапе самым интересным вариантом выглядели американские ракеты «Трайдент».

Мы получили твердое заверение, что договор ОСВ-2, подписанный президентом Картером и генеральным секретарем Брежневым в июне 1979 года, никак не повлияет на ситуацию вокруг наших независимых средств сдерживания. Но нашей целью было, по возможности, заключение договора с американцами о покупке ракет «Трайдент» уже до конца этого года, чтобы этот вопрос не увяз в дебатах в рамках предполагаемой ратификации договора сенатом США. В ракете «Трайдент» были реализованы самые современные и важные технические решения, включая разделяющуюся головную часть индивидуального наведения (РГЧИН). Это была наиболее передовая и, следовательно, эффективная система (по сравнению с советским военным потенциалом противолодочных средств и средств противоракетной обороны), и при этом, получив поставку от американцев, мы могли рассчитывать на то, что нам удастся избежать весьма дорогостоящих программ модернизации, таких как «Шевалин». 6 декабря 1979 года соответствующие министры договорились о том, что на смену «Поларис» лучше всего подойдет система оружия, куда войдут баллистические ракеты для подводных лодок «Трайдент-1» (С4) с разделяющейся головной частью; в случае, если Великобритания приобретет эти ракеты у США, мы сможем сами обеспечить эту систему боеголовками и подлодками для ее развертывания. Позднее это решение также было утверждено кабинетом министров. Но теперь президент Картер, несмотря на его заверения в готовности обеспечить нам поставку всего, что необходимо, крайне переживал, что новость о его решении может создать политические трудности вокруг ситуации с договором ОСВ-2, возможность ратификации которого в сенате и без того была под сомнением. Американцев заботило и то, чтобы объявление о реализации программы «Трайдент» не было сделано раньше запланированного на 12 декабря заседания НАТО, на котором должно быть принято решение о размещении крылатых ракет и ракет «Першинг». Мне была понятна их обеспокоенность. Но учитывая те трудности, с которыми сталкивался договор ОСВ-2, меня стал волновать вопрос, не получится ли так, что принятие решения о закупках ракет «Трайдент» будет отложено на 1980 год. С вторжением Советского Союза в Афганистан в конце года перспектива ратификации договора ОСВ-2 значительно сузилась. Однако к этому моменту правительство США сообщило, что объявлять о решении относительно программы «Трайдент» весьма нежелательно, поскольку это может быть рассмотрено как чрезмерное реагирование на события в Афганистане. В равной степени американцев волновало отношение канцлера Шмидта к решению по реализации программы «Трайдент». С более прагматичной точки зрения, правительство Картера также изо всех сил старалось добиться как политических, так и финансовых результатов решения о поставке нам ракет «Трайдент». Они хотели, чтобы мы утвердили формулировку, которая обязывала бы нас развивать собственные усилия по укреплению обороны. Они также стремились к тому, чтобы развивать свои оборонные объекты на нашем острове Гарсиа в Индийском океане – инициатива, вызывавшая у меня глубокое чувство солидарности. Оставалась под вопросом значительная сумма, которую мы должны были внести по затратам на американские исследования и разработки, от которых они не были готовы отступить.

Во второй половине дня понедельника, 2 июня 1980 года, я завершила подготовку условий в ходе обсуждения с доктором Гарольдом Брауном, тогдашним министром обороны США, в резиденции на Даунинг-стрит. Я сказала, что Великобритания планирует приобрести баллистическую ракету для подводных лодок (БРПЛ) «Трайдент-1» на тех же условиях, которые были выработаны во время исследований и разработок по системе «Поларис», а именно выплатить 5 %-й сбор. Доктор Браун не мог согласиться с этим – однако он мог бы принять это, если бы стоимость укомплектования личным составом систем ПВО «Рапира», которые США намеревались использовать для оснащения своих баз в Великобритании, взяло на себя британское правительство. Я приняла это условие. Также я согласилась с правильностью задачи расширения и увеличения объема использования США базы в Диего-Гарсия, но, по сути, это условие было самоценным и никак не было связано с решением по БРПЛ «Трайдент». Господин Браун это одобрил. Наконец, было принято эффективное решение, и я официально направила президенту Картеру запрос на закупку БРПЛ «Трайдент», одновременно уведомив президента Жискара, канцлера Шмидта и итальянского премьер-министра Коссига. 15 июля Фрэнсис Пим официально объявил о решении палате общин, и, по предложению Фрэнсиса, оно было всесторонне изучено и одобрено 3 марта 1981 года. Летом 1980 года нам казалось, что мы приняли окончательное решение по вопросу независимых средств ядерного сдерживания. Но история внесла свои коррективы. В 1981 году пост президента США занял Рейган с программой модернизации национальных ядерных стратегических сил, включая программу «Трайдент». 24 августа вновь назначенный министр обороны США Каспар Вайнбергер направил мне письмо с подтверждением того, что президент Рейган теперь решил использовать на подводных лодках, на которых развернута система с БРПЛ «Трайдент», ракеты «Трайдент-2» (D5). Правительство США могло бы предоставить нам эту ракету, если мы пожелаем ее приобрести. 1 октября президент Рейган официально сообщил мне о своем решении. Я хорошо поняла и горячо поддержала решение президента Рейгана о том, чтобы усилить ядерный стратегический потенциал США. Однако теперь мы оказались в новой ситуации. Если бы мы взяли намеченный ранее курс и направили основное внимание на «Трайдент-1», мы рисковали бы потратить огромную сумму на систему, которая могла превратиться в морально устаревшую и создать проблемы с ее поддерживанием после перехода американцев на систему с использованием ракет «Трайдент-2». Но том в случае, если мы собирались принять благородное предложение Рональда Рейгана о поставке нам нового технологического решения, представленного БРПЛ «Трайдент-2», нам грозило удорожание любого нового проекта. Кроме того, возник ряд политических осложнений. В ноябре 1981 года группа министров собралась для того, чтобы обсудить наш план действий. Мы пришли к согласованным выводам по всем вопросам, а также рассмотрели все доводы, которые могут быть представлены за стенами кабинета министров, включая даже незначительные и маловероятные. В январе 1982 года у нас состоялось новое всестороннее обсуждение на основе доклада. Чем дальше мы углублялись в рассмотрение этого вопроса, тем более очевидным становилось, что мы действительно должны приобрести систему с БРПЛ «Трайдент-2». Но получить ее нужно было на самых выгодных условиях. В конце того же месяца вопрос был передан в кабинет министров, и 1 февраля я обратилась к президенту Рейгану с посланием, в котором говорилось, что для обсуждения условий в Вашингтон будут направлены официальные лица. Результатом нашей работы стало заключение соглашения о покупке «Трайдент-2» на более выгодных условиях по сравнению с «Трайдент-1». Стоимость ракеты должна была составить столько же, во сколько обошлись собственные требования ВМС США в соответствии с договором о поставке ядерных ракет «Поларис». Однако дополнительные издержки и сборы должны были стать ниже, чем в случае выполнения условий по соглашению 1980 года о покупке «Трайдент-1». В частности, сумма сбора за исследования и разработки в реальном исчислении должна была быть фиксированной, а также было предусмотрено полное освобождение от платы за объекты, оговаривавшейся в рамках соглашения о закупке «Трайдент-1». Эти условия полностью гарантировали нас от роста издержек на разработки. США должны были организовать в Лондоне отделение связи для консультирования предприятий британской промышленности с тем, чтобы они могли в целом на равных конкурировать с американскими предприятиями в выполнении работ по субподрядам в рамках программы «Трайдент-2», включая также американскую программу. Мы также решили усовершенствовать свои подводные лодки, предназначавшиеся для развертывания «Трайдент», увеличив их габариты, сделав их более эффективными и менее обнаруживаемыми. Также были предусмотрены более продолжительные периоды между этапами их переоборудования, чтобы обеспечить боевое патрулирование. Общая стоимость ракет «Трайдент-2» и других работ по модернизации системы на протяжении всего времени реализации проекта должна была составить 7,5 млрд фт. стерлингов: это чуть более 3 % от общего военного бюджета за тот же период. Изучив предлагаемые теперь условия, я осталась довольна и одобрила их утверждение.

Но какие бы эффективные усилия не предпринимала Великобритания по укреплению обороны, национальная безопасность, в конечном счете, зависела от того, насколько странам Североатлантического договора удастся достигнуть единодушия, мощи и эффективности. Важнейшим оставался вопрос, будет ли американское общественное мнение настроено поддержать интересы Западной Европы. Поэтому меня сильно волновали напряженность и разногласия, возникшие к этому моменту между членами альянса. Как мне представлялось, прежде всего, мы должны были поддержать американских лидеров: но это не означало, что американцы могли бы добиваться своих интересов независимо от мнения европейских союзников. 13 декабря 1981 года правительство под командованием генерала Ярузельского ввело в Польше военное положение, и нужно было принять решение о реагировании на ситуацию в этой стране – и это выдвигало на первый план проблемы, которые в течение всего следующего года только обострялись. Некоторые европейские страны, в первую очередь Германия, враждебно относились к экономической линии президента Рейгана и не доверяли его риторике в высказываниях по вопросам обороны и контроля над вооружениями. Такое отношение мне было чуждо, однако я стремилась к более жестким мерам по контролю за растущей дефицитностью бюджета США. У меня вызывало чувство раздражения то, как американцы своими действиями перекладывали большую часть забот со своей головы на головы союзников и, хотя и небезусловно, коммунистов в Польше и Советском Союзе. Первым из таких вопросов было принятие польским правительством жестких мер борьбы с профсоюзом «Солидарность». Военное положение в Польше было объявлено в ночь с 12 на 13 декабря 1981 года, тогда же был учрежден военный совет национального спасения, состоящий из военных лидеров во главе с премьер-министром генералом Ярузельским. Были перекрыты границы, перерезаны телеграфные и телефонные коммуникации, введен комендантский час и запрет на проведение забастовок и собраний, а система вещания жестко контролировалась властями. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что все это неприемлемо с моральной точки зрения, но, тем не менее, выбрать соответствующие меры реагирования было непросто. В итоге, чтобы сдержать введение советских войск, нам пришлось настойчиво заявлять о том, что полякам нужно предоставить свободу в принятии решений по внутренним делам у себя в стране. Стояло ли за этим закручиванием гаек само советское правительство, чтобы, воспользовавшись ситуацией, повернуть историю вспять – к махровому коммунизму и подчинению Москве? Или это действительно было временным решением, принятым ввиду необходимости навести в Польше порядок, как утверждало правительство Ярузельского, подразумевая под этим предотвращение захвата со стороны Советов? Но чем глубже мы вникали в то, что произошло, тем хуже выглядела ситуация. Президента Рейгана лично задело произошедшее: он полагал, что за этим стоял Советский Союз и собирался принять быстрые меры. 19 декабря я получила от него послание с подтверждением этих действий. Александр Хейг-младший направил параллельное послание Питеру Каррингтону, в котором было указано, что американцы не предлагают того, чтобы Запад теперь осуществлял рассчитанные на отдаленную перспективу меры по противостоянию советскому военному вмешательству, уже согласованные между членами НАТО. Они хотели принятия ряда безотлагательных политических и экономических мер и предусмотрели резервные меры на случай ухудшения ситуации. Вечером того же дня, без последующего уведомления, американцы должны были объявить санкции в отношении Советского Союза. Эти санкции, как мы с удовольствием отметили, вполне обосновано не включали прекращения переговоров о разоружении, проходящих в Женеве. Но они не предусматривали таких мер, как отмена права посадки самолетов «Аэрофлота», прекращение переговоров по новому долгосрочному соглашению по зерну и прекращение экспорта материалов для строительства запланированных трубопроводов для транспортировки природного газа, на котором уже велись работы. Последний пункт должен был вызвать огромное недовольство Великобритании и других европейских стран. Компании в Великобритании, Германии и Италии имели обязывающие договоры на предоставление оборудования для газопроводной магистрали из Западной Сибири, включая поставку компонентов, производимых США или по лицензии США. Если бы запрет распространился на существующие договоры, британские компании лишились бы сделок с Советским Союзом на сумму свыше 200 млн фт. стерлингов. Больше всех пострадал бы контракт компании «Джон Браун инжиниринг» на поставку насосного оборудования для проекта трубопровода, в котором было задействовано большое количество рабочих мест. Оказывая на американцев давление в этом вопросе в частности, я сделала все, чтобы в отношении генеральной линии, которую они хотели занять, мы оказали им по возможности самую активную поддержку как со стороны НАТО, так и со стороны Европейского сообщества. А это было отнюдь не просто. В самом начале, немцы неохотно соглашались с необходимостью принимать какие-либо меры в отношении польского правительства. Французы настаивали на продолжении реализации продовольственных товаров Советскому Союзу по особым субсидируемым ценам, установленным Европейским сообществом. Но я все же была уверена, что если бы нам удалось склонить американцев занять более разумную позицию в отношении проекта строительства газопровода, мы бы могли продемонстрировать довольно внушительное западное единство. Было плохо то, что члены американского правительства из числа противников проекта трубопровода имели весьма отдаленное отношение к событиям в Польше. Эти чиновники полагали, что в случае, если проект получит развитие, немцы и французы будут зависеть от поставок советских энергоресурсов, и это может иметь разрушительные стратегические последствия. В этом споре был ряд убедительных аргументов, но несмотря на то что Россия обеспечивала бы Германию чуть более четвертью объема газа, а Францию – почти третью, это все же составило бы не более 5 % от общего объема энергопотребления в этих странах. Как бы то ни было, ни немцы, ни французы не собирались присоединиться к американскому давлению. Соответственно, это давление оказалось бы неэффективным, и при этом оно никак не способствовало бы решению частной проблемы, с которой мы сталкивались в Польше. Вдобавок, американцы говорили о необходимости заставить Польшу объявить дефолт по внешней задолженности (что вызвало серьезную обеспокоенность Банка Англии), а это могло бы повлечь за собой тяжкие последствия для банков Европы. В пятницу, 29 января, Александр Хейг-младший присоединился ко мне во время позднего обеда в резиденции на Даунинг-стрит. Я сказала ему, что наиболее важной целью является сохранение единства западного альянса. Последнее совещание совета НАТО прошло успешно. Однако меры, которые в сложившейся ситуации предлагали США, вызывали озабоченность. Я сказала, что как бы американцы ни относились к этой проблеме, мы должны считаться с тем фактом, что французы и немцы не откажутся от контрактов, связанных со строительством сибирской газопроводной магистрали. Перейдя ближе к делу, я отметила, что американцы не предусмотрели введения запрета на продажу зерна, который нанес бы ущерб их собственному народу. И вообще, вряд ли большая часть мер, принятых США, оказала бы серьезное влияние на ситуацию внутри страны – но при этом они могут нанести удар по Европе. Мне было отчетливо видно, что господин Хейг согласен в целом с моим анализом ситуации. Но совершенно неожиданно 18 июня американцы объявили о том, что запрет на поставку в Советский Союз технологии для газонефтедобычи распространялся не только на компании США, но и на их международные дочерние предприятия и иностранные компании, производящие по лицензионным договорам компоненты, которые проектировали американцы. Это известие повергло меня в шок. Реакция европейцев в целом была еще более жесткой. Великобритания приняла законодательные меры в соответствии с законом о защите торговых интересов, чтобы предотвратить последствия такого расширения экстерриториальной власти США. Раздражение в Европе возросло еще сильнее после сообщений о том, что американцы намеревались возобновить продажу зерна в СССР, прикрываясь предлогом, что так из СССР будет выведена конвертируемая валюта – при этом было кристально ясно, что истинной причиной была защита интересов американских фермеров, которым нужно было продать свое зерно. Чтобы выпутаться из этой непростой ситуации, вопрос передали на контроль новому госсекретарю США, блестящему деятелю Джорджу Шульцу. В том же году он разрешил все трудности, дав зеленый свет существующим контрактам на строительство трубопровода. Впрочем, из всей этой ситуации можно было извлечь хороший урок о том, как следует вести дела с союзниками.

Летом 1982 года мы наблюдали за применением ряда полезных международных дипломатических практик. С 4 по 6 июня главы правительств стран «Большой семерки» проводили встречу в окружении пышного великолепия Версаля, и моим самым ярким воспоминанием о тех слушаниях стало то впечатление, которое произвел президент Рейган. В какой-то момент он говорил минут двадцать, не заглядывая в бумагу, и в своем выступлении в целом очертил экономические перспективы. Его негромкие, проникновенные слова дали тем, кто еще не был с ним знаком, представление о тех особых чертах, которые делали его выдающимся политическим лидером. Когда он закончил выступать, президент Миттеран признал, что никто не смог бы упрекнуть президента Рейгана в верности собственным убеждениям. Учитывая то, каких твердых социалистических правил придерживался президент Миттеран, это звучало почти как комплимент. Из Парижа президент Рейган прилетел в Лондон с официальным визитом, во время которого он выступил с речью перед обеими палатами парламента в королевской галерее Вестминстерского дворца. Речь сама по себе была выдающейся. Она ознаменовала решающий этап в идейной борьбе, которую мы с ним хотели повести против социализма – и, прежде всего, против социализма в Советском Союзе. Мы оба были убеждены в том, что надежно укрепленная оборона была необходимым, но недостаточным средством для успешного противостояния коммунистической угрозе. У нас не было стремления только лишь к сдерживанию коммунизма, но, напротив, мы хотели независимо перейти в наступление. В своей речи президент Рейган предлагал провести всемирную кампанию в поддержку демократии, чтобы оказать содействие «демократической революции, набирающей новую силу». Впрочем, если оценивать эту речь в ретроспективе, ее значимость была гораздо выше. Она обозначила новое направление борьбы Запада против коммунизма. Эта речь раскрывала рейгановскую доктрину, в соответствии с которой Запад не должен был отворачиваться от тех стран, в которых насаждался коммунизм.