Текст книги "Автобиография"

Глава 39
Не время финтить

Реагирование на вторжение Ирака в Кувейт в 1990 году

В первой половине дня в среду, 1 августа 1990 года, самолет VC10, на борту которого находились я и сопровождавшие меня лица, вылетел из аэропорта «Хитроу», взяв курс на Аспен, Колорадо. Президент США должен был открыть конференцию Аспенского института в четверг, а в воскресенье я должна была ее закрывать. Когда я поднималась вверх по трапу, то уже была в курсе, что иракские лидеры начали стягивать войска к югу, к границе с Кувейтом. Переговоры между Ираком и Кувейтом, которые проходили в Джидде, были сорваны в тот день, но мы понимали, что они должны будут продолжиться. Поэтому представлялось, что военные действия иракцев – это просто бряцание оружием. Но вскоре стало ясно, что мы ошибались. В 2.00 по кувейтскому времени в четверг, 2 августа, Ирак осуществил полномасштабное военное вторжение – хотя заявлял о том, что это были внутренние разборки, – и установил полный контроль. Часом позже – ранним вечером в среду, по времени штата Колорадо – Чарльз Пауэлл вызвал меня по телефону, чтобы сообщить известия, и я сразу же решила отдать распоряжение об отправке в Персидский залив двух судов в Пинанге и Момбасе, оба на расстоянии приблизительно недельного плавания на период, пока развивалась ситуация. В заливе уже находился один корабль британского патрулирования «Армилья» – судно ВМС «Йорк» в Дубае. На следующее утро я сразу же узнала из записки Чарльза информацию относительно текущей ситуации. Все свидетельствовало о том, что остальные арабские правительства начинали терять устойчивость. На встрече Арабской лиги министров иностранных дел в Каире не удалось достичь согласия по заявлению. Король Хусейн пытался оправдать действия Ирака тем, что кувейтцы создавали необоснованные затруднения. Среди правящих династий в районе залива ощущалась тревога. При решительном содействии Великобритании Совет Безопасности ООН принял резолюцию, осуждавшую действия Ирака и призвавшую к полному выводу сил и незамедлительному началу переговоров. В Лондоне Дуглас Хёрд – поистине компетентный профессионал – издал указ о замораживании кувейтских активов в Великобритании; иракцы, к сожалению, имели перед нами только задолженности. Теперь сразу вставал вопрос о том, готов ли Саддам Хусейн пересечь границу и захватить нефтяные месторождения в Саудовской Аравии. Все то время, пока разворачивались эти события, я гостила на ранчо американского консула Генри Катто. Я прочла записку от принца Чарльза, послушала новости и затем прошлась на свежем воздухе, чтобы все хорошенько обдумать. Когда я вернулась с прогулки, меня уже ждали принц Чарльз и сэр Энтони Акланд, наш консул. Нас уведомили из Белого дома, что президент Буш уже находится на пути в Аспен и прибудет в первой половине дня. По своему обычаю я углубилась с ними в обсуждение вопроса во всех его аспектах и под конец дискуссии определила два основных момента. К началу нашей с президентом встречи в основном загородном ранчо мне было совершенно ясно, что нам необходимо сделать. К счастью, президент начал беседу, спросив моего мнения по этому вопросу. Я сообщила о своих выводах в самых недвусмысленных выражениях. Во-первых, нельзя мириться с агрессорами. Во-вторых, если Саддам Хусейн собирается пересечь границу Саудовской Аравии, он может отправиться в южную часть залива в ближайшие несколько дней. Тогда он будет контролировать 65 процентов мировых запасов нефти, и мы все можем подвергнуться шантажу с его стороны. Следовательно, мы должны двигаться с тем, чтобы не только прекратить агрессию, но и сделать это быстро. Приводя эти два довода, я была убеждена в том, что опыт и инстинкт позволяли мне доверять моим суждениям. Безусловно, в них сказывался и невероятно ценный опыт премьерства на протяжении Фолклендской войны. Также мои визиты в страны Персидского залива позволили мне установить доверительные отношения с множеством правителей этих государств. Я понимала их трудности и была способна оценить их реакцию. Тут нашу беседу прервали, сообщив президенту Бушу о том, что с ним хочет побеседовать по телефону президент Йемена. Перед тем как президент вышел, чтобы принять звонок, я напомнила ему о том, что Йемен, временный член совета, не голосовал по резолюции, требовавшей вывода иракских сил из Кувейта. Оказалось, что президенту Йемена также требовалось время на то, чтобы предложить арабское решение. Президент Буш сказал ему о необходимости предусмотреть в подобном «решении» вывод иракских сил и возвращение надлежащего правительства Кувейта, если предполагалось утвердить это решение. Затем президент Йемена, очевидно, дал сравнение ситуации в Кувейте с вторжением США на Гренаду, по поводу чего Джордж Буш правомерно выразил свое негодование. Когда президент Буш смог вернуться к нашей беседе, мы с ним согласились в том, что все это выглядело не слишком обнадеживающе. После обсуждения мы отправились на пресс-конференцию. Президенту задали вопрос, не исключает ли он применение силы. Он ответил, что не исключает – утверждение, которое газеты восприняли как укрепление его позиции против Саддама Хусейна. Но мне с самого начала не виделось в ней какой-либо слабины. Вполне понятно, что теперь я только вполсилы могла следить за программой мероприятий с моим участием. Тем не менее увиденное вызвало у меня восхищение. Пятница была днем докладов и обсуждений по проблемам науки, окружающей среды и обороны – вперебивку поступали новости о происходящих в кризисе событиях, к которым теперь было приковано внимание международного сообщества. Когда я выступала перед молодыми учеными – работниками государственного испытательного объекта в рамках СОИ в Фэлконе, меня пригласили к телефону для беседы с президентом Бушем. Он сообщил мне хорошее известие о том, что президент Турции Озал выразил готовность предпринять меры для перекрытия поставок иракской нефти, идущей по турецкому участку трубопровода. Будучи светским, но преимущественно мусульманским государством, обращенным в западном направлении к Европе, располагающим многочисленной армией, но при этом расположенным на внешней границе Ближнего Востока, Турция могла бы стать важным оплотом борьбы против агрессивно настроенного исламского фундаментализма или революционного арабского национализма иных мастей, наподобие того, приверженцем которого являлся Саддам Хусейн. После обеда меня доставили на вертолете в центр контроля над стратегическими ПВО в подземном комплексе горы Шайенн, где вели наблюдения за каждым запущенным спутником. Я вновь была поражена высоким уровнем научно-технического прогресса США. Из искусственной пещеры в недрах этой горы Соединенные Штаты могли заглянуть в далекий космос в военных и научных целях. Через два дня генерал, отвечающий за управление операцией, проинформировал меня о размещении СССР двух спутников над северным краем залива. Это указывало на их обеспокоенность. В первой половине дня субботы у меня состоялась беседа по телефону с президентом Миттераном. Как и в отношении Фолклендской войны, он занял жесткую позицию: несмотря на недостаточно продуманную речь в ООН с попыткой привязать разрешение кризиса в заливе к другим ближневосточными проблемам президент Миттеран и Франция продемонстрировали в ходе всего кризиса, что французы были единственной европейской страной помимо нас, готовой активно включиться в борьбу. Хотя в речи, с которой я выступила утром в воскресенье в Аспенском институте, были затронуты более широкие международные проблемы, я включила в нее раздел, касающийся Персидского залива. Там говорилось:

«Вторжение Ирака в Кувейт открыто игнорирует все принципы, отстаиваемые Организацией Объединенных Наций. Если мы допустим его победу, то ни одна маленькая страна не сможет вновь почувствовать себя в безопасности. Закон джунглей заменит собой верховенство права. Организации Объединенных Наций необходимо утвердить свой авторитет и установить полное экономическое эмбарго, в случае если Ирак без промедления не выведет свои войска. Это поддерживают как Соединенные Штаты, так и Европа. Но чтобы в полной мере эффективно достичь этого, потребуется коллективная поддержка всех государств-членов Организации Объединенных Наций. Они должны встать плечом к плечу, поскольку на карту поставлен наиважнейший принцип: необходимость установить заслон против агрессора, чтобы он никогда не смог навязать свои принципы».

Мои мысли теперь были заняты размышлениями относительно дальнейших шагов, которые мы могли реализовать для оказания давления на Ирак. Страны ЕС согласились поддержать полную экономическую и торговую блокаду Ирака. Но важнее всего была бы готовность Турции и Саудовской Аравии заблокировать иракские экспортные поставки нефти. Я распорядилась о том, чтобы министерство иностранных дел подготовило планы осуществления морской блокады в северо-восточной части Средиземного моря, в Красном море и к северу от Персидского залива – чтобы перерезать поставки иракской и кувейтской нефти. Также я предложила уделить больше внимания конкретным военным гарантиям, выдаваемым Саудовской Аравии, и тому, какие именно самолеты мы могли бы немедленно направить в район Персидского залива. У меня был запланирован короткий отпуск с семьей, но получив приглашение из Белого дома, я решила вместо этого полететь в Вашингтон и продолжить наш диалог с президентом. И, несмотря на нашу дружбу и сотрудничество с президентом Рейганом в его бытность главой государства, мне еще никогда не удавалось вызвать такое безусловное доверие у американцев, как во время этого моего двухчасового пребывания в Белом доме во второй половине дня.

Встреча открывалась сессией в сжатом составе: только президент, его советник Брент Скоукрофт, я и Чарльз Пауэлл. Через полчаса к нам присоединились вице-президент Дэн Куэйл, Джим Бейкер и глава администрации Джон Сунуну. В течение последних двадцати минут встречи присутствовал генеральный секретарь НАТО. Президент в тот день был строг, спокоен, демонстрируя решительные качества, которыми должен обладать главнокомандующий величайшей державы мира. Не оставалось ни тени сомнения. Джордж Буш мне всегда нравился. Сейчас мое уважение к нему резко возросло. Президент начал встречу с доклада о том, что было известно на данный момент о ситуации, и о том, что планируют предпринять в ее отношении США. Саддам Хусейн поклялся, что в случае если американские военные силы переместятся в Саудовскую Аравию, он освободит королевство от саудовской королевской семьи. Теперь имелись однозначные фотоснимки, показывавшие, как иракские танки направлялись к границе с Саудовской Аравией.

Я высказала мнение о большой значимости содействия аравийцам. Ирак мог начать нападение на Саудовскую Аравию еще до формального обращения аравийского короля за помощью к Соединенным Штатам. Фактически в разгар наших дискуссий президента вызвал по телефону американский министр обороны Дик Чейни, находившийся в Саудовской Аравии. Он доложил о том, что король Фахд полностью поддерживает план Соединенных Штатов о переброске в Саудовскую Аравию 82-й военно-десантной дивизии и сорока восьми тактических истребителей F-15. Единственным условием, на котором настаивал король, было не объявление об операции до тех пор, пока силы действительно не прибудут на полуостров. Новость была отличная. Эта встреча также положила начало едва ли не бесконечному спору между американцами – в частности, Джимом Бейкером – и мной относительно необходимости и форм применения власти ООН в качестве меры против агрессии Саддама Хусейна. Я была убеждена, что достаточно уже принятой Резолюции Совета Безопасности в сочетании с нашей возможностью ссылки на положения статьи 51 Устава ООН о самообороне. Мое отношение к ситуации, хотя я и не озвучила его в ходе настоящей встречи, подкрепленное трудным опытом взаимодействия с ООН еще во время Фолклендской войны, основывалось на двух соображениях.

Во-первых, неясность относительно формулировок в резолюции, которая будет оставаться открытой для внесения поправок, давала повод сомневаться в достаточной их завершенности. Если формулировки не будут закрытыми, у нас могут оказаться связаны руки, что неприемлемо. Безусловно, после окончания «холодной войны» Советский Союз, казалось, должен быть готов к большему сотрудничеству. Коммунистический Китай из страха быть изолированным также не был склонен создавать значительные трудности. Но факт оставался фактом: если можно было добиться цели без применения власти ООН, то не имело смысла рисковать, стремясь заручиться такой поддержкой.

Во-вторых, я не одобряла ненужное обращение к ООН, поскольку стремление к такой поддержке могло бы указывать на то, что суверенные государства не обладают достаточным моральным авторитетом, чтобы действовать по собственной инициативе. Согласие с требованием применения силы только – даже в случае самообороны – с одобрения Организации Объединенных Наций не будет служить ни британским интересам, ни интересам международных органов юстиции и правопорядка. ООН была полезной – в отношении некоторых проблем жизненно важной – площадкой. Но вряд ли она являлась базовой в новом мировом устройстве. Все еще не существовало альтернативы лидирующей роли Соединенных Штатов.

Я вернулась в Лондон в четверг. На следующий день у меня состоялся телефонный разговор с королем Фахдом: он официально просил о размещении на территории Саудовской Аравии наших самолетов и (при необходимости) вооруженных сил. Мой собеседник выразил сомнение в том, что король Хусейн мог встать на сторону Саддама Хусейна, поскольку люди из окружения последнего убили родственников короля Хусейна. При этом король Фахд был как никогда тверд в намерении дать отпор агрессии. В тот же день мне предстояло исполнить печальную обязанность – принять участие в похоронах Яна Гоу. Один из самых верных и искренних советников, как часто мне не будет хватать как его проницательного совета, так и его невозмутимых острот.

* * *

Дела в Консервативной партии не позволили мне довести до конца кампанию по выдворению Саддама Хусейна из Кувейта. Но за все те прошедшие месяцы – даже несмотря на другие свалившиеся на меня трудности – события в Персидском заливе редко уходили из поля моего зрения. Я организовала немногочисленную подкомиссию кабинета министров в составе Дугласа Херда (министра иностранных дел), Тома Кинга (министра обороны), Джона Уэйкхема (министра энергетики), Патрика Мэйхью (генерального прокурора), Уильяма Уолдегрейва (государственного министра в министерстве иностранных дел), Арчи Гамильтона (государственного министра в вооруженных силах) и начальника штаба обороны. Группа проводила периодически совещания, и все основные решения принимали они, а не более многочисленный комитет кабинета по иностранным делам и обороне. Одной из наших первых задач было предоставить обещанную поддержку Саудовской Аравии. В четверг, 9 августа, Том Кинг объявил об отправке двух эскадрилий самолетов: одна в составе истребителей ПВО F3 «Торнадо», а другой в составе штурмовиков «Ягуар» – в общей сложности 24 единицы авиации. Через два дня они прибыли на место и были в полной боевой готовности. Также были направлены самолеты морской разведки «Нимрод» и самолеты-заправщики VC10. В конце августа мы усилили их еще одной эскадрильей «Торнадо» – на этот раз штурмовиков, – которая была направлена в Бахрейн для обеспечения возможности применения противотанковой обороны днем и ночью. В помощь были развернуты два подразделения комплекса ПВО «Рапира». Безусловно, я находилась на постоянной связи с президентом Бушем. Мы регулярно обсуждали последнюю информацию о намерениях Саддама Хусейна. В общем и целом казалось, что бы ни планировал он первоначально, он не решился бы нападать на Саудовскую Аравию, покуда там находились американские силы. Но у меня складывалось ощущение, что нам следовало прислушаться к важному уроку: Саддам Хусейн мог просто начать действовать непредсказуемо. Как я изложила в записке в министерство обороны в воскресенье, 12 августа: «Мы полагали, что Ирак не двинется в Кувейт, хотя их силы стягивались к границе. Не следует повторять ту же ошибку. Они могут войти в Саудовскую Аравию. Мы должны быть готовы».

Эти недели проходили в активных дипломатических переговорах по телефонной связи. Я поддержала Турцию в твердой готовности выступить против Ирака. Турецкая экономика тяжело пострадала, поскольку, в отличие от Иордана, Турция эффективно осуществляла санкции ООН. Я всегда давала понять как аравийцам, так и правительствам государств Персидского залива, что они многим обязаны Турции, и настоятельно рекомендовала им предлагать благородную финансовую компенсацию.

Менее приятным союзником была Сирия, с которой у нас пока еще не были установлены официальные дипломатические отношения. Мне не нравился такой режим, и я не питала никаких иллюзий по поводу их постоянно демонстрируемой готовности использовать терроризм и насилие как средство, оправдывающее их цели. Но факт оставался фактом: соперничество между Сирией и Ираком открыло перед нами возможность, которую нельзя было упускать. Более того, было бессмысленно участие наших военных сил на стороне сирийцев, если у нас пока еще отсутствовали дипломатические каналы для дискуссии. Соответственно, мне пришлось договориться о возобновлении с ними дипломатических отношений, однако официальное сообщение об этом было сделано в ноябре, через несколько дней после моего ухода с поста премьер-министра. Вечером 26 августа меня вызвал по телефону президент Буш, находившийся у себя дома в Кеннебанкпорте. Я сообщила о том, что очень рада принятию Советом Безопасности резолюции № 665, которая позволила нам соблюсти эмбарго. Нужно обрушить всю мощь наших стран на то, чтобы перекрыть иракские поставки. Сейчас было не время финтить. В качестве подтверждения нарушения режима санкций необходимо опубликовать информацию, полученную нами из секретных источников. Президент согласился. Я высказала мнение, что единственной сферой, где мы не достигли особого прогресса, являлась пропагандистская битва. Теперь нас, вероятно, ожидал затяжной период, прежде чем будет понятно, насколько эффективны принятые санкции, поэтому нельзя было допустить, чтобы робеющие осмелели. Президент также был обеспокоен относительно возможности применения порта Акаба в Иордане: избежит ли он санкций, – и я ответила, что задам этот вопросу королю Хусейну во время нашей встречи буквально через несколько дней. Меня огорчило то, что один из самых давних друзей Великобритании, по всей видимости, поддерживал врага. С королем Иордана Хусейном нас связывали самые дружественные отношения, однако о том, чтобы допустить, что он и дальше будет попирать санкции и оправдывать иракское вторжение, не было и речи. Поэтому когда он прибыл на обед в пятницу 31 августа, я не могла скрыть того, что думала. Собеседник начал с сорокаминутного заявления, которое явилось лишним подтверждением того, что он оправдывал совершенное иракцами. Я ответила, что поражена его мнением по поводу того, что фактически являлось актом неприкрытой агрессии.

Ирак – это страна, применившая в прошлом химическое оружие против собственного народа. Саддам Хусейн не только являлся единственным бандитом международного масштаба, но он также нанес огромный ущерб как делу палестинского народа, так и арабам, и на протяжении восьми лет тщетно обрушивал против Ирана одну за другой волны воинствующих молодых иракцев. Я сказала, что королю следовало не пытаться вести переговоры от лица Ирака, а применить против него санкции. Но каким бы ни было давление, он вряд ли изменил бы расчет, сделанный королем: он не мог открыто выступить против Саддама Хусейна и остаться в живых.

В четверг, 6 сентября, было созвано собрание палаты общин для обсуждения ситуации в заливе. В отличие от конгресса США парламент решительно поддержал курс, избранный правительством: к окончанию дебатов за него проголосовало большинство – 437:35. Я также изменила взгляд в пользу военной кампании, которую, по моему убеждению, нужно было отстаивать. Во второй половине дня я обсудила ситуацию с Дугласом Хердом. Я сказала, что теперь еще больше уверена в том, что Саддам Хусейн не оставит Кувейт, пока его оттуда не выдворят силой. У меня не было желания устанавливать какие-то жесткие временные рамки, но мы задумались и о сроках: чем дальше, тем меньше останется возможностей ведения боевых действий. Я также сказала, что нельзя питать никаких иллюзий: если санкции против Ирака окажутся неэффективными, а американцы и многонациональные силы не отреагируют должным образом, Израиль нанесет удар. Было очень трудно получить представление о том, насколько действенной могла оказаться иракская армия. У меня были некоторые сомнения относительно боевого духа их солдат, основанные на оценке их предпочтения высотных воздушных бомбардировок и применения химического оружия, а не пехоты в сражении в войне против Ирана. Но считалось, что Республиканская армия была сильнее. Американцы проявляли исключительную осторожность, дожидаясь значительного скопления бронетанковой техники в заливе, прежде чем объявить готовность к передвижению. А в некоторых соседних с Ираком странах считали, что, наоборот, иракцы быстро ослабнут; и, оказалось, они были правы. В любом случае, как и в фолклендской операции, я собиралась обеспечить британские силы наилучшим снаряжением и в достаточном объеме. Американцы высказали пожелание, чтобы мы укрепили наши войска в Персидском заливе, и порекомендовали нам направить бронетанковую бригаду, снаряженную танками «Челленджер-1», для присоединения к расположенным там союзным силам. Мне было известно, «Челленджер» славился своей маневренностью, однако был не самым надежным танком. Поэтому в четверг, 13 сентября, я созвала совещание в составе Тома Кинга, начальника штаба обороны, начальника генерального штаба и представителей компании «Виккерс». Я опросила всех, чтобы узнать обо всех потенциально слабых местах. На моей памяти был случай, когда ранее, при правительстве президента Джимми Картера, попытка американцев освободить иранских заложников не увенчалась успехом из-за того, что задействованные в операции вертолеты не смогли справиться с условиями пустыни. В результате тщательной дискуссии им удалось меня убедить. Но я заявила, что они должны взять с собой запчасти, которые могут им понадобиться, чтобы не ждать, пока им вышлют все необходимое для ремонта, и я также настояла на получении письменной гарантии о 80 %-й боеготовности – что на порядок превосходило боеготовность «Челленджеров» на полях сражений в Германии. Также я высказала пожелание, что командующим нашим контингентом войск должен стать кто-то, в ком можно было быть полностью уверенными – как на мой взгляд, так и с точки зрения моих собеседников. Единственной фигурой, которая, казалось, идеально подходила для этого, был сэр Питер де ла Бильер. Том Кинг неохотно согласился с его назначением: оставалась неделя до выхода Питера де ла Бильера в отставку, да и в пользу других кандидатов можно было сказать гораздо больше. Но мне хотелось видеть на этом месте боевого генерала. Я имела возможность узнать о служебных качествах сэра Питера во время его командования операцией специального военно-воздушного полка во время осады иранского консульства в 1980 году и в ходе фолклендских сражений. Также мне было известно, что он владеет арабским языком – немаловажный навык, учитывая многонациональный состав военных сил со значительным по численности арабским подразделением. Поэтому я сказала Тому Кингу, что сэр Питер не выйдет сейчас в отставку, если мне удастся на это повлиять: и если он не отправится командовать нашими войсками в Персидском заливе, то подойдет на должность личного советника по вопросам ведения войны при кабинете министров. Он все-таки отправился в залив. Я снова встретилась с президентом США в Нью-Йорке вечером воскресенья, 30 сентября. Мы прибыли туда для официального присутствия на встрече на высшем уровне ООН в интересах детей – единственным значительным событием на этом саммите стала вдохновляющая речь президента Чехословакии Гавела. Президент Буш испытывал большую усталость после перелетов из Нью-Йорка в Вашингтон и обратно с целью завершения переговоров с конгрессом относительно компромисса по бюджету 1990 года, которому суждено было подорвать его политическую карьеру. Однако он находился в хорошем настроении. Мы обсудили пожелание Джима Бейкера о том, чтобы Совет Безопасности ООН принял еще одну резолюцию, которая особо подтверждала бы применение силы, направленной на то, чтобы выдворить Ирак из Кувейта. Как всегда, у меня были сомнения. Однако нам всем было ясно, что сейчас оставалось совсем немного времени до того момента, когда придется прибегнуть к применению силы. Не было никаких фактов, подтверждающих, что санкции хоть как-то влияли на решения Ирака – фактически только это и было важно. В моем сознании сложилось как никогда четкое понимание того, что нельзя допустить ослабления нашей решимости нанести – и сделать публичным достоянием – поражение агрессии Саддама Хусейна. Вечером во вторник, 23 октября, у нас прошло совещание с Томом Кингом и Дугласом Хердом. Главной его целью было направить указания начальнику штаба обороны относительно его участия во встрече с генералом Колином Пауэллом, председателем комитета начальников штабов США, которая должна была проходить в течение двух последующих дней в Соединенных Штатах. Я открыла совещание с перечисления наших стратегических целей. Они должны были помочь дать рекомендации, в соответствии с которыми должна быть определена британская политическая линия на предстоящую войну. Саддам Хусейн должен оставить Кувейт, и там должно быть восстановлено законное правительство. Должны быть выпущены на свободу все заложники. Ирак должен выплатить компенсацию. Совершившие злодеяния должны быть привлечены к ответственности до проведения международного суда. Ядерный, биологический и химический потенциал Ирака необходимо ликвидировать в случае военных действий и нейтрализовать в случае мирного выхода иракских войск. Для осуществления этой цели необходимо сохранить как можно более широкий союз правительств арабских стран для борьбы с Ираком и избежать вовлечения Израиля. Для сдерживания Ирака в будущем необходимо предусмотреть систему региональной безопасности. Что до самого Саддама Хусейна, не будет специальной цели обрушить его правление, однако это, возможно, станет желательным побочным эффектом наших действий. Я сказала, что необходимо провести дальнейшую работу по объектам в Ираке. Необходимо избегать сугубо гражданских объектов. Но требовало рассмотрения, могут ли электростанции и дамбы являться законными объектами для нападения. Не было поставлено цели, что наши силы должны занять какую-то часть иракской территории, но, возможно, им пришлось бы войти в Ирак в ходе преследования по горячим следам иракских сил. Я сказала, что необходимо заставить американцев смириться с тем, что, по всей вероятности, военные действия будут начаты до конца этого года. Также я высказала мнение, что мы должны продолжить отдалять их от намерения получить предварительное разрешение на использование силы от ООН и вместо этого опираться на статью 51. Этот последний пункт мы тщательно обсудили с Джимом Бейкером во время встречи вечером в пятницу, 9 ноября. Но мне не удалось повлиять на его мнение. Мой собеседник высказал позицию, что власть ООН является важной для поддержания позитивного общественного мнения американцев в вопросе военных действий. Также я выразила обеспокоенность затягиванием военного варианта разрешения кризиса, до тех пор пока вновь отправленные дополнительные американские силы не прибудут в Персидский залив. Я сообщила, что было очень важно не упустить благоприятную возможность, которая исчезнет в начале марта. Он сумел переубедить меня в отношении этого довода. Но к этому моменту мое время было на исходе – как и время Саддама Хусейна. В ответ на запрос Джима Бейкера во время моего последнего совещания в кабинете министров в четверг, 22 ноября (на котором я объявила о своей отставке с поста премьер-министра), было принято решение об удвоении британского военного обязательства и развертывании дополнительной бригады войск в заливе. Мы должны были направить из Германии 4-ю бригаду в составе танкового полка с «Челленджерами», двух бронетранспортных пехотных батальонов и королевского артиллерийского полка, со службами разведки и обеспечения. Вместе две бригады должны были сформировать 1-ю бронетанковую дивизию. Общая численность задействованных военных сил Великобритании должна была составить свыше 30 000 человек. Начиная с первой половины дня четверга, 2 августа, не прошло ни дня без моего участия в продвижении по вопросам дипломатического или военного характера, направленных на то, чтобы изолировать Ирак и нанести ему поражение. Мне очень горько (и я мало о чем еще так сожалею в жизни), что меня не оказалось поблизости, чтобы добиться полного разрешения вопроса. Непринятие мер к разоружению Саддама Хусейна и доведению операции до победного конца: когда он был бы публично унижен как в глазах подданных, так и в глазах соседних исламских стран, – было ошибкой, развившейся вследствие чрезмерного упора, который с самого начала был сделан на достижение международного консенсуса. Слишком много уделялось внимания мнению ООН и слишком мало военной цели – сокрушению врага. Итак, у Саддама Хусейна сохранилась репутация и средства для наведения ужаса на свой народ и создания более значительных проблем. На войне в пользу великодушия победителей говорит много доводов. Но только после победы, а ни в коем случае не раньше.