Текст книги "Избранные работы (сборник)"

В одной из своих работ мы достаточно подробно изложили свое мнение о сущности и основных причинах следственных ошибок[431]431
  См.: Баев О. Я. Тактика следственных действий. Изд. 2 —е, допол. и испр. Воронеж, 1995.


[Закрыть], проблемы которых по праву постоянно и глубоко изучаются в Уголовно-процессуальной и криминалистической литературе[432]432
  См., напр.: Вопросы укрепления законности и устранения следственных ошибок в уголовном судопроизводстве. Сборник научных трудов / под ред. А. Д. Бойкова. М., 1988; Характер, причины и способы устранения ошибок в стадии предварительного следствия. Методическое пособие. М., 1990, и др.


[Закрыть].

Полагая, что в определенной интерпретации эти ошибки и их причины характерны не только для следователя, но и для всех других профессиональных участников уголовного преследования, здесь мы считаем возможным сформулировать наше мнение по этим вопросам в сжатом, конспективном виде.

Под ошибкой в уголовном преследовании мы понимаем любое неправильное, но не носящее преступный характер, решение (суждение) и действие (бездействие) осуществляющего его лица, направленное по его субъективному мнению на качественное обоснование и формулирование обвинительного тезиса, но влекущее за собой, как минимум, одно из таких последствий:

а) привлечение к уголовной ответственности невиновного;

б) недоказанность виновности обвиняемого (при условии совершения преступления именно им, что было установлено обвинительным приговором суда после дополнительного расследования, произведенного по указанию прокурора, в том числе, ранее прекращенного или приостановленного уголовного дела);

в) неустановление лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности;

г) неверное применение норм уголовного или Уголовно-процессуального закона;

д) другое существенное нарушение прав и законных интересов лиц, вовлеченных в любом качестве в орбиту уголовного преследования.

Тут же оговоримся: очевидно, что указание в нашем определении на преступный характер относится лишь к оценке действий субъекта уголовного преследования, но ни коим образом, к его решениям, выражаемых в форме суждений. Сами по себе суждения, к счастью, в современных условиях в уголовном порядке не наказуемы. Тем не менее, очевидно, что ошибки следователя в суждениях (например, в версификационном процессе), и об этом подробнее будет говориться чуть ниже, зачастую чреваты столь же серьезными негативными последствиями, что и его действия.

Таким образом, все ошибки при уголовном преследовании, в конечном счете, отражаются в незаконном и (или) необоснованном процессуальном решении следователя или прокурора. Ими, в частности, являются незаконные и (или) необоснованные решения об отказе в возбуждении уголовного дела, о привлечении лица в качестве обвиняемого, приостановлении дела, его прекращении за непричастностью обвиняемого к совершению преступления, о возбуждении государственного обвинения, его поддержании или, напротив, необоснованном отказе от поддержания его в суде и т. п.

Но эти решения лишь процессуальный итог их работы, «верхушка айсберга», основную, подводную часть которого составляют ошибки в мыслительной и практической познавательной деятельности (в частности, при выдвижении и проверке версий, оценке доказательств) и при производстве отдельных следственных действий и действий судебных следственного характера.

Попытаемся выделить основные взаимосвязанные и взаимообусловленные (естественно, далеко не все) непосредственные причины ошибок в уголовном преследовании (раскрытии преступлений и доказывании виновности обвиняемых в их совершении).

Отсутствие глубоких знаний уголовного права и норм уголовного закона.

Любое Уголовно-процессуальное исследование направлено, прежде всего, на объективное установление наличия или отсутствия в изучаемом событии диспозиции общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, и всех необходимых элементов соответствующего состава преступления в действиях лица (или лиц), обвиняемого в его совершении.

«…в основе обвинения и защиты, – отмечал еще П. Сергеич, – лежит юридическая оценка события. Кто не сумел доказать факта или убедить судей, тот может быть достоин жалости, но не заслужил осуждения; кто не сумел найти нужный закон, тот не исполнил долга, тот виновен, Незнание закона – преступление»[433]433
  Сергеич П. Искусство речи на суде. М., 1988, с. 122.


[Закрыть].

Заметим, что, такие, уголовно-правовые, ошибки, как показывает практика, в настоящее время особенно характерны для установления форм соучастия в совершении преступления, а также применения норм уголовного закона с бланкетными диспозициями.

Пренебрежительное отношение к соблюдению процессуальной формы доказывания.

Лица, осуществляющие уголовное преследование, иногда просто не задумываются о том, что, в принципе за каждым положением уголовно-процессуальной формы скрыт глубокий правовой смысл, что каждое положение уголовно-процессуального закона направлено на обеспечение гарантий прав и законных интересов личности, на достаточно строгую регламентацию процессуальных отношений и институтов. Лишь в таком режиме может осуществляться уголовное преследование в правовом государстве. Поэтому и следователь, и прокурор обязаны быть формалистами в самом лучшем и первоначальном смысле этого слова. Следует совершенно четко и определенно понимать: информация, полученная с нарушениями процессуальной формы, какой бы криминалистически важной она ни представлялась, это – «вещь в себе», она не является и в принципе не должна являться судебным доказательством.

Как на то уже обращалось внимание, именно на предупреждение органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование, о необходимости неукоснительного соблюдения процессуальной формы и процессуальных санкциях за ее нарушения, по нашему убеждению, направлено все содержание ст. 75 УПК.

Нет, конечно, сомнений в том, что уголовно-процессуальная форма осуществления уголовного преследования, регламентирующий ее уголовно-процессуальный закон нуждаются в дальнейшем развитии и совершенствовании (наше мнение по отдельным таким проблемам изложено выше; многих других из них мы будем касаться и в дальнейшем).

Но пока он действует, это – Закон, подлежащий неукоснительному соблюдению. В нем нет норм, обязательных для исполнения, и тех, которыми можно пренебречь. «Dura lex, sed lex», – говорили древние римляне, – «хоть и строг закон, но соблюдать его надо». И еще, они же по этому же поводу: «Dura lex scripta tamen» – «хотя и строг закон, но так он написан».

И в тоже время, нет сомнений в том, что лицо, осуществляющее уголовное преследование, должно уметь тактически грамотно «маневрировать» в допустимых законом рамках.

В этой связи, скажем, что нам представляется принципиально ошибочным мнение И. Л. Петрухина о том, что «ошибки в законах, которые применяет судья, должны рассматриваться им как свои собственные (выделено нами – О. Б.), ибо они не могут быть допущены иначе, как через судебную практику, через приговоры и иные решения суда»[434]434
  Эффективность правосудия и проблема устранения судебных ошибок. Часть 1. М., 1975, с.135.


[Закрыть].

Необходимость выполнять законы, содержащие по суждению судьи, следователя, прокурора, адвоката ошибки, очевидно, влекут возникновения у него, так называемого, когнитивного диссонанса – конфликта со своими знаниями и убеждениями, но расценивать их применение как собственную ошибку, на наш взгляд, неправомерно[435]435
  В тоже время, как известно, участились случаи обращения судей общей юрисдикции в Конституционный суд РФ с запросами о проверке конституционности законов, которыми они должны руководствоваться при рассмотрении конкретных уголовных дел. Эта, несомненно, положительная тенденция неоспоримо свидетельствует о повышении чувства ответственности судей за законность и обоснованность принимаемых ими решений.


[Закрыть].

Непонимание тактической сущности норм и отдельных положений доказательственного права.

Любой закон, в том числе и уголовно-процессуальный, нужно исполнять не только неукоснительно, но и осмысленно. За каждым положением доказательственного права, за каждой его нормой стоит многолетний опыт Уголовно-процессуального исследования преступлений, изученный и обобщенный науками криминального цикла (в первую очередь, криминалистикой и теорией судебного доказывания[436]436
  Из работ последних лет по этой проблеме особо выделим: Белкин А. Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М., 2005; Дулов А. В., Рубис А. С. Основы формирования криминалистической теории доказывания. Минск, 2004; Шейфер С. А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. М., 2008.


[Закрыть]).

В нормы доказательственного права включаются те, и только те, тактические приемы и рекомендации, которые показали свою оптимальность во всех мыслимых следственных и судебных ситуациях, возникающих при Уголовно-процессуальном исследовании любых видов, разновидностей и категорий преступлений. Нормы доказательственного права нужно соблюдать не только потому, что, повторим, они таковыми являются, регламентированы УПК, но и потому, что заложенные в них тактические приемы и рекомендации оптимальны для получения полной и объективной информации в процессе процессуального исследования любых преступлений в любых следственных и судебных ситуациях.

Когда-то А. В. Суворов сказал, что каждый солдат должен понимать свой маневр. Для всех профессиональных участников Уголовно-процессуального исследования преступлений, в первую очередь, для органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование, их «маневры» – закон. И, тем не менее, многие следователи, прокуроры и судьи, которых мы опросили, не смогли объяснять гносеологическую и тактическую сущность «своих маневров», отдельных положений доказательственного права[437]437
  Почему, например, запрещена постановка наводящих вопросов допрашиваемому лицу; почему лиц или предметов, предъявляемых для опознания, должно быть не менее трех? – «Так записано в УПК», – отвечали они. На вопрос же: «Почему так записано в законе?» большинство из опрошенных следователей, прокуроров, судей не дали удовлетворительного ответа.


[Закрыть].

Непонимание тактической сущности норм доказательственного права зачастую является причиной указанной выше причины ошибок в уголовном преследовании (причиной причины): оно психологически легко ведет к пренебрежению необходимостью исполнять уголовно-процессуальный закон в целом[438]438
  Попытка раскрытия криминалистической сущности норм доказательственного права и возможных «маневров» в их рамках предпринята нами в работе: Баев О. Я., Солодов Д. А. Производство следственных действий: криминалистический анализ УПК России; практика, рекомендации. М., 2009.


[Закрыть].

Отсутствие глубоких знаний криминалистики.

В первую очередь, мы имеем в виду отсутствие у лиц, осуществляющих уголовное преследование, глубоких знаний закономерностей возникновения изменения, существования и исчезновения криминалистически значимой информации, а также основанных на этом средств и приемов ее обнаружения, изъятия, превращения в доказательства, использования последних в Уголовно-процессуальном исследовании преступлений и доказывании виновности обвиняемых (подсудимых).

Пока они не овладеют всем арсеналом знаний и средств науки криминалистики, задача обеспечения качества уголовного преследования невыполнима. Лишь обладая ими, конкретный следователь, прокурор может выделить криминалистически значимую информацию, осознать ее как след (следы) преступления, извлечь ее, исследовать и использовать в надлежащей уголовно-процессуальной форме, т. е. превратить эту информацию в судебные доказательства. Несколько перефразируя известное в медицине выражение, можно с уверенностью сказать, что каждое преступление расследуется, исследуется, изучается всей криминалистикой, но в той степени, в которой она усвоена данным лицом, осуществляющим уголовное преследование по данному делу.

Пассивность уголовного преследования, подмена его выполнением «процессуальной обрядности».

Нецелеустремленность уголовного преследования, пассивность осуществляющих его лиц, обусловленные этим их тактические просчеты при выполнении отдельных следственных действий и действий судебных следственного характера, боязнь допустимого и обоснованного тактического риска вот одна из основных причин ошибок при производстве уголовного преследования. Лица, его производящие, должны быть, «настроены» на уголовное преследование (что уже отмечалось при рассмотрении сущности этого института), понимать, что это их основная процессуальная функция (безусловно, это не означает, что в их действиях должен преобладать обвинительный уклон).

Так называемое, «включенное наблюдение»[439]439
  Под этим методом в социологии понимается «целенаправленное наблюдение в процессе осуществления совместной с наблюдаемым деятельности». – Процесс социального исследования. / под ред. Ю. Е. Волкова. М., 1975, с. 323–346.


[Закрыть] за уголовным преследованием по делам о взяточничестве убедительно показывает, что, как правило, следователи ограничивают его лишь фактом, явившимся основанием к возбуждению уголовного дела (чаще всего, выявленным в результате оперативного эксперимента), не предпринимая никаких попыток расследовать другие возможные эпизоды получения взяток лицом, привлекаемым ими к уголовной ответственности[440]440
  Подробнее об этом см.: Баев О. Я. Основы методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него (на примере Уголовно-процессуального исследования должностных и служебных преступлений). М., 2009.


[Закрыть].

Говоря об этом, скажем, что нам представляется ошибочным мнение К. В. Степанова, который под следственной ошибкой понимает любые действия или решения следователя при производстве расследования по уголовному делу, выразившиеся в отступлении от требований Уголовно-процессуального закона[441]441
  См.: Степанов К. В. Проблемы качества предварительного расследования. Автореф… дисс. канд. юрид. наук, Краснодар, 2004, с.17.


[Закрыть].

Увы, это далеко не так. Можно полностью соблюсти все нормы уголовно-процессуального закона, в точном соответствии с ним произвести все следственные и судебные действия и… ни на йоту не приблизиться к раскрытию преступления и доказыванию виновности лица, его совершившего.

На это, применительно к причинам многих следственных ошибок, обращали внимание еще первые советские криминалисты, и, увы, их слова не потеряли актуальности и в настоящее время. «Очень многие следственные производства, – писали более шестидесяти лет назад В. Громов и Н. Лаговиер, – являясь удовлетворительными с точки зрения соблюдения процессуальных форм, в то же время совершенно неудовлетворительны с точки зрения основной цели всякого расследования – раскрытия материальной истины. Процессуальные нормы внешним образом соблюдены, следствие по делу закончено, а «след» – то самый безнадежно утерян… Но что было сделано, чтобы «след» найти, чтобы запутанный клубок распутать? На первый взгляд, сделано все: свидетели допрошены, длинная цепь протоколов налицо. Но более внимательное ознакомление с делом показывает, что в действительности следователь брал лишь те доказательства, которые, если так можно выразиться, сами плыли ему в руки… В сущности, вместо доподлинного расследования и искания истины оказывается чисто обрядовая регистрация всевозможных фактов, которые всплыли сами собой»[442]442
  Громов В., Логовиер Н. Искусство расследования преступлений. М., 1927, с. 87.


[Закрыть].

Надо сказать, что на данную причину ошибок в уголовном преследовании, влияющую на его качество, обращают внимание и сами лица, в отношении которых оно осуществлялось. В частности, по результатам опроса, проведенного М. В. Бочкаревым в рамках своего диссертационного исследования, по мнению почти 50 % опрошенных им обвиняемых следователь для установления истины не использовал данные об их психологических свойствах, иными словами – осуществлял расследование пассивно.

Не менее интересными в освещаемом контексте представляются и развернутые мнения опрошенных этим же автором отдельных осужденных о причинах некачественного расследования дел, по которым они осуждены (орфография ответов сохранена): «следователи не должны все обобщать, а подходить ко всем подозреваемым индивидуально и трезво»; «он должен вести следствие справедливо, а не обманывать подследственных»; «лучше работать в изучении материалов и самим не заводить в заблуждение подследственного»; «он должен был размыслить мысли и прети к верному решению»[443]443
  Бочкарев М. В. Научные и тактические основы использования знаний о нервной системе при допросе подозреваемого и обвиняемого. Дисс… канд. юрид. наук, Саратов, 2006, с. 196, 205–206.


[Закрыть].

Неустановление всех необходимых следствий, вытекающих из сформулированной версии о лице, совершившем преступление, и иных обстоятельств, составляющих предмет доказывания по уголовному делу.

Как известно, следственная версия представляет собой разновидность частной гипотезы, она «идеальна», реально «неосязаема». Следственная версия может быть всесторонне и объективно проверена (подтверждена, опровергнута) только фактами, когда из нее будут выведены все с необходимостью вытекающие следствия. Именно они, а не версия, как идеальная конструкция, поддаются и подлежат практической проверке.

Приведем гипотетический пример. Обнаружен труп X., смерть которого последовала от удара ножом. На основании определенных данных следователем сформулирована версия о совершении этого преступления А… Из этой версии с необходимостью вытекают, как минимум, такие следствия:

а) А. на момент убийства X. был на месте преступления;

б) у А. на момент совершения убийства был нож, которым оно совершено;

в) у А. был мотив для убийства X.

Такие же необходимые следствия должны быть выведены из частных версий, связанных с общей версией о совершении преступления А.: о форме вины, мотивах преступления и т. п.

Например, если частная версия гласит, что убийство совершено по корыстным мотивам, и А. завладел ценностями, имевшимися у потерпевшего, то из этого с необходимостью следует, что эти ценности находятся у обвиняемого, либо после совершения преступления он как-то иначе распорядился ими.

И только когда будет однозначно доказано существование всех необходимых следствий, вытекающих из версии о виновности обвиняемого в совершении инкриминируемого ему преступления, она перестает быть версией и превращается в истину.

Если продолжить наш гипотетический пример, то для обоснованного уголовного преследования А. за убийство X. (говоря лишь о самом факте совершения преступления, условно абстрагируясь от формы вины и других компонентов, входящих в содержание виновности) необходимо установить:

а) А. на момент убийства Х. был на месте преступления, что доказано экспертными исследованиями следов, там обнаруженных, показаниями свидетелей и другими доказательствами;

б) у А. в этот момент был нож, которым совершено убийство, что доказано, например, экспертизой изъятого у него при задержании ножа (обнаруженного в его доме при обыске), показаниями свидетелей и другими материалами расследования;

в) у А. был мотив для убийства Х., что подтверждается показаниями свидетелей, обнаруженными у него ценностями, принадлежащими потерпевшему, другими доказательствами по делу.

Повторим в силу принципиальной важности рассмотренного положения: неустановление хотя бы одного (и «всего лишь» одного) необходимого следствия, вытекающего из версии, свидетельствует о ненадлежащем качестве осуществленного уголовного преследования, о необоснованности уголовного преследования данного лица.

Попутно заметим, что нам представляется весьма перспективным направлением в области частных криминалистических методик разработка систем подобных необходимых и возможных следствий применительно к отдельным видам преступлений, в том числе и с учетом специфики в этой части и мотивов совершения преступлений определенного вида.

Самой же общей причиной ошибок, влияющих на качество уголовного преследования, по мнению большинства исследователей, выступает низкий профессиональный уровень значительной части следственного корпуса[444]444
  См., напр.: Власов В. И. Расследование преступлений. Проблемы качества. Саратов, 1988, с. 97–123.


[Закрыть]; достаточно в этой связи напомнить, что подавляющая часть ныне работающих следователей (как органов МВД, так и прокуратуры) имеет стаж работы по специальности, исчисляемый всего лишь несколькими годами.

Еще хуже, к сожалению, обстоят дела и с квалификацией большей части сотрудников оперативно-розыскных служб. Об этом с очевидностью свидетельствуют данные проведенного нами конкретно-социологического исследования, показавшие, что качество профессиональной и общеобразовательной подготовки оперативных уполномоченных органов дознания оценивается чуть выше трех баллов (на фоне того, что эти качества следователей, прокуроров, адвокатов и судей оценены респондентами значительно выше: 5,04; 5, 57; 5, 5; 6, 51 – соответственно).

Именно поэтому многие из оперативных сотрудников дознания не осознают, не представляют специфику и особенности преобразования получаемой в результате отдельных оперативно-розыскных мероприятий (в частности, оперативного эксперимента, контрольной закупки) информации в допустимые судебные доказательства и (или) в формы, позволяющие включить их в процесс доказывания в соответствии с ст. 89 УПК.

Можно с достаточно высокой степенью вероятности предположить, что такое положение дел и в следственном корпусе, и в оперативно-розыскных службах, в свою очередь, имеет свои причины. Основной из них, на наш взгляд, является имеющее социальные корни снижение престижности службы в правоохранительных органах (в частности, в должности следователя и оперативного сотрудника) в принципе[445]445
  Исследование их, очевидно, выходит за рамки проблематики данной работы.


[Закрыть]. И это на фоне непрерывно возрастающего количества регистрируемых и расследуемых преступлений!

Нельзя также не учитывать и объективные факторы, затрудняющие качество расследования: все большее число преступлений совершается весьма изощренными способами, носят не только умышленный, но и предумышленный, в том числе и организованный, характер. Многие из них (например, экономической направленности, такие как преднамеренное банкротство, лжепредпринимательство, отмывание денежных средств и т. п.) в силу своей специфики достаточно «непривычны» для расследования большинством современных следователей.

Оставаясь реалистом, не будем скрывать, что негативно на качество расследования преступлений в немалой мере сказывается и включение в его процесс с самых ранних стадий профессионального оппонента лиц и органов, осуществляющих уголовное преследование – адвоката-защитника подозреваемого. И далеко не всегда адвокаты используют для выполнения своей Уголовно-процессуальной функции лишь допустимые для того средства[446]446
  См. об этом: Баев М. О. Тактические основы деятельности адвоката-защитника в уголовном судопроизводстве Воронеж, 2004; Гармаев Ю. П. Пределы прав и полномочий адвоката в уголовном судопроизводстве и типичные правонарушения. Иркутск, 2005.


[Закрыть].

Однако на практике одной из основных и самых распространенных причин ошибок уголовного преследования, а затем, зачастую, и судебных ошибок, как в прошлом, так и в настоящее время, несомненно, является переоценка значения показаний лица, признавшего себя виновным в совершении преступления.

При этом нет необходимости доказывать, что установление всех необходимых следствий, вытекающих из версии о совершении преступления обвиняемым (и в целом его виновности), обычно сопряжено со значительными трудностями. Зачастую их пытаются преодолеть, в первую очередь, получением, так называемых, «признательных» показаний от подозреваемого (обвиняемого). Но именно некритическим отношением к показаниям лица, признавшего себя виновным в совершении преступления, во многих случаях объясняются необъективность уголовного преследования, влекущая наиболее трагические ошибки – привлечение к уголовной ответственности невиновного.

Напомним, что, в процессуальном значении признание обвиняемым своей вины – рядовое доказательство, которое подлежит комплексной оценке в совокупности со всеми другими доказательствами и обстоятельствами расследуемого дела. Однако нельзя закрывать глаза на то, что в криминалистическом смысле показания обвиняемого, признающего свою вину в совершении преступления, имеют, как правило, уникальную ценность, содержат информацию, которую зачастую практически невозможно получить ранее из иных источников, добыть другими средствами доказывания.

Именно обвиняемый (подозреваемый), если он действительно совершил преступление, является источником, иногда по объективным причинам практически единственным, для получения иных доказательств по многим наиболее существенным обстоятельствам расследуемого преступления: где, например, сокрыт труп потерпевшего; где находятся похищенные ценности; кто является организатором либо подстрекателем преступления; каковы его цели и непосредственные мотивы и т. п. В этом единственном качестве, в качестве источника получения иных доказательств, и состоит незаменимость во многих случаях показаний обвиняемого.

Избежать переоценки значения показаний лица, признающего себя виновным в совершении преступления, думается, несложно. Для этого и следователю, и прокурору, и, в конечном счете, суду следует подойти к анализу собранных по делу доказательств непредвзято, объективно, с таких позиций: какие доказательства, изобличающие обвиняемого, останутся, если из материалов дела исключить его «признательные» показания?

Если в результате такого анализа окажется, что иных доказательств вины обвиняемого нет или их совокупность недостаточна для однозначного обоснования обвинения, то должен быть сделан единственный логически и процессуально безупречный вывод: вина обвиняемого к данному моменту не доказана.

Именно в этой связи проверка показаний лица, признающегося в совершении преступления (также, сразу скажем, как и связанная с этим проблема защиты доказательств), на наш взгляд, представляет обязательную тактическую операцию при осуществлении уголовного преследования по всем уголовным делам, во многом обусловливающей качество всей этой деятельности, в связи с чем краткому их рассмотрению мы и посвятим следующей параграф нашей работы.