Текст книги "Избранные работы (сборник)"

Если многочисленные внесенные в УПК ранее поправки и уточнения (отдельные из которых приведены нами выше) носили, можно сказать, эволюционный характер, то изменения в него, внесенные ФЗ от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» – в некоторой степени, революционны.

И дело не только, а по нашему убеждению, не столько в самом факте создания этим законом Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации.

Более принципиальное значение имеет существенное изменение процессуальной функции и правового статуса прокурора на досудебных стадиях уголовного судопроизводства.

Они не только сохранив но и увеличив его полномочия при производстве дознания (как оговаривалось выше, эта форма предварительного расследования преступлений в данной работе не рассматривается), по сути своей, отстранили прокурора от участия в предварительном следствии по уголовным делам.

Признаемся, логика таких различных решений законодателя относительно роли прокурора при осуществлении предварительного расследования преступлений в разных его формах нам в настоящее время не очень понятна (даже если иметь в виду возможные изменения подследственности уголовных дел).

В частности, в соответствии с этим Законом прокурор лишен права лично возбудить уголовное дело, прекратить его в целом либо уголовное преследование в отношении отдельных лиц. Он может лишь инициировать необходимость решения этих и других вопросов по уголовному делу перед следователем (и его руководителем).

Более того, вынесенные в этом отношении прокурором в пределах своих указанных выше полномочий постановления не являются однозначно обязательными для органов и лиц, осуществляющих предварительное следствие. Он может их обжаловать в порядке, установленном ч. 6 ст. 37 УПК.

Правда, ФЗ от 2 декабря 2008 г. «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» прокурору «пожалована» возможность знакомиться «с материалами находящегося в производстве уголовного дела», но при этом с унизительной в определенной мере, по нашему убеждению, формулировкой: по его «мотивированному письменному запросу».

В этих, как сказано, принципиальных изменениях функции и процессуального статуса прокурора в досудебном производстве по уголовным делам, на наш взгляд, заложено несколько взаимосвязанных составляющих.

В-первых, – и это представляется нам главным, они с очевидностью свидетельствуют об осознании законодателем неэффективности, низком качестве прокурорского надзора за этой деятельностью в ранее существовавших его формах (на что неоднократно обращалось внимание в литературе).

В действующей до внесения этих изменений редакции УПК прокурор признавался не только руководителем, но и самым активным участником уголовного преследования в досудебном производстве, обладающим самыми широкими полномочиями. Он не только имел возможность лично возбуждать уголовные дела, но без его согласия следователь не имел право не только возбудить уголовное дело, но и обратиться в суд для получения разрешения на производство отдельных следственных действий и применения к подозреваемым и обвиняемым ряда мер пресечения. Его письменные указания о направлении расследования, а органам дознания о проведении оперативно-розыскных мероприятий, за редкими исключениями являлись для следователя и этих органов обязательными. Наконец, прокурор имел право личного производства отдельных следственных действий, и т. д.

Однако в тоже время, он был обязан осуществлять и прокурорский надзор за производимым уголовным преследованием, в котором, как сказано, в этой стадии судопроизводства он принимал самое активное участие. И гносеологически, и психологически такое «раздвоение», а скорее, сочетание функциональных обязанностей прокурора – и это наглядно показывала многолетняя практика – a priori не могло быть достаточно качественным.

Вряд ли можно было сколь-либо серьезно утверждать (как то не так давно сделали научные сотрудники Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры РФ С. К. Питерцев и А. А. Степанов), что «Слабые дела» в суд обычно не направляются, а допускаемые процессуальные нарушения исправляются при осуществлении прокурорского надзора за расследованием»[481]481
  Питерцев С. К., Степанов А. А. Тактика допроса на предварительном следствии и в суде. СПб, 2001, с. 131.


[Закрыть].

Достаточно в этой связи напомнить широко известные неправосудные приговоры к смертной казни по делам серийных убийц Михасевича, Чикатило и др.[482]482
  См. о них: Китаев Н. Н. Неправосудные приговоры к смертной казни. Системный анализ допущенных ошибок. Иркутск, 2001.


[Закрыть], совершенно обоснованные оправдательные приговоры или факты прекращения уголовных дел в результате отмены обвинительных приговоров вышестоящими судебными инстанциями[483]483
  Для этого достаточно лишь бегло ознакомиться с судебной практикой последнего времени, публикуемой в Бюллетене Верховного Суда РФ. Очевидно, что такие решения чаще всего принимались по жалобам стороны защиты, а не протестам прокурора.


[Закрыть]. И по всем этим уголовным делам «осуществлялся прокурорский надзор за расследованием»!

Потому совершенно предсказуемым явилось то, что опрошенные нами до принятия анализируемых изменений в УПК профессиональные участники уголовного судопроизводства оценивали качество прокурорского надзора за предварительным расследованием менее чем на 5 баллов по предложенной им 10-балльной шкале оценки.

Нам представляется, что из такой ситуации с существовавшим положением прокурора в досудебных стадиях уголовного судопроизводства была два законодательных выхода.

Первый: признать тот факт, что прокурор является руководителем и организатором всей системы уголовного преследования и всю свою деятельность в этом качестве он направляет, в конечном счете, на обеспечение для себя возможности законного и обоснованного возбуждения в отношении изобличаемого в результате этой деятельности лица обвинения от имени государства – государственного обвинения[484]484
  Надзор же за законностью действий и текущих решений должностных лиц и органов уголовного преследования на досудебных стадиях уголовного процесса, надлежит осуществлять суду. Обоснование этой позиции см.: Баев О. Я. Прокурор как субъект уголовного преследования. М., 2006.


[Закрыть].

Эта поддерживаемая нами концепция, как представляется, всецело соответствует Рекомендациям экспертного комитета по роли государственного обвинителя в системе уголовного правосудия Комитета министров стран участниц Совета Европы от 23.09.1999 № PC – PR (99):

«1. Государственные обвинители – это органы государственной власти, которые от имени общества и в его интересах обеспечивают применение права там, где нарушение закона влечет за собой уголовную санкцию, принимая во внимание как права граждан, так и необходимость эффективного действия системы уголовного правосудия.

2. Во всех системах (выделено нами – авт.) государственные обвинители:

– решают вопрос о возбуждении или продолжении уголовного преследования;

– поддерживают государственное обвинение в судах;

– опротестовывают или поддерживают протест на решения судов.

3. В некоторых системах государственные обвинители также:

– … проводят, направляют и осуществляют надзор за следствием;

– … выбирают альтернативы в уголовном преследовании;…»[485]485
  Цит. по: Ульянов В.Г. Государственное обвинение в российском уголовном судопроизводстве. М, 2002, с.343.


[Закрыть].

Второй вариант решения. С целью обеспечения большей критичности прокурора к материалам предварительного следствия и, следовательно, повышенной объективности к оценке его результатов, отстранить его от практического участия в уголовном преследовании на досудебных стадиях уголовного судопроизводства, одновременно сохранив за прокурором определенные полномочия по надзору за текущей деятельностью лиц и органов, осуществляющих на них уголовное преследование.

Анализ комментируемых изменений УПК приводит к выводу, что законодатель склонился именно к этому решению данного вопроса, оставив за прокурором, по сути, принятие лишь одного, но наиболее важного на данном этапе уголовного судопроизводства процессуального решения – возбуждения государственного обвинения по результатам изучения материалов уголовного дела, завершенного в отношении обвиняемого составлением обвинительного заключения.

При этом, законодатель предоставил прокурору на данной стадии уголовного судопроизводства при принятии им решения выбор одной из двух возможностей: согласиться с формулированным следователем в обвинительном заключении решением, и тем самым возбудить в отношении лица государственное обвинение либо отказать в этом, возвратив уголовное дело следователю для устранения выявленных недостатков[486]486
  Это, однако, не исключает возможности последующего возбуждения им в отношении этого же лица государственного обвинения (в частности, по результатам проведенного дополнительного расследования по данному делу или устранения следователем других для того препятствий).


[Закрыть].

В последнем случае прокурор обязан возвратить уголовное дело «дознавателю, следователю со своими письменными указаниями о производстве дополнительного расследования, об изменении объема обвинения либо квалификации действий обвиняемых или для пересоставления обвинительного заключения или обвинительного акта и устранения выявленных недостатков» (п. 15 ч. 2 ст. 37 УПК).

Практика уголовного судопроизводства ближайших лет покажет, насколько обоснованным и эффективным было принятое решение, как оно повлияет на качество всего Уголовно-процессуального исследования преступлений, осуществляемого в досудебном производстве по уголовному делу.

Но уже то, что лишь за 4 месяца действия этих изменений в УПК, как сообщил глава Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации А.И. Бастрыкин, прокурорами следователям прокуратуры были возвращено для доследования 1278 уголовных дел в то время, как за весь 2006 год им возвращалось прокурорами 1200 уголовных дел, а за первое полугодие 2008 г. возвращено 1693 уголовных дела (относительно 469 дел, возвращенных за первое полугодие года предыдущего), показывает, что прокуроры стали более взвешенно, чем ранее, относится к решению вопроса о возбуждении государственного обвинения[487]487
  См.: Росс. газета. – 2008. – 1 февраля; Росс. Газета – 2008 – 8 августа.


[Закрыть].

Ранее в ряде своих работ мы вслед за В. С. Зеленецким[488]488
  См.: Зеленецкий В. С. Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. Харьков, 1979.


[Закрыть] обосновывали мнение, что возбуждение государственного обвинения является самостоятельной, принципиально ответственной стадией уголовного процесса, связующим звеном, «мостиком» между предварительным расследованием и судебным производством по уголовному делу[489]489
  См.: Баев О. Я. Прокурор как субъект…


[Закрыть]. Далеко не все исследователи с таким подходом были согласны.

Изменения же в УПК, внесенные комментируемым ФЗ от 5 июня 2007 г., сделали это положение по названным выше причинам, как представляется, бесспорным.

Говоря об этом, нельзя не обратить внимания на то, что отдельные авторы до настоящего времени не только не выделяют возбуждение государственного обвинения в отдельную стадию уголовного процесса, но считают для себя возможным вообще не упоминать о роли прокурора в досудебном производстве по уголовному делу.

Так, например, В. Н. Григорьев, А. В. Победкин, В. Н. Яшин считают, что следующей за предварительным расследованием (которая, на их взгляд, состоит в соответствующей деятельности органов дознания, дознавателя, начальника подразделения дознания, следователя и руководителя следственного органа) является стадия подготовки поступившего в суд уголовного дела к его разбирательству по существу[490]490
  См.: Григорьев В. Н., Победкин А. В., Яшин В. Н. Уголовный процесс. Учебник, 2-е изд. М, 2008, с.27.


[Закрыть].

Возникает вопрос: а от кого, и после принятия какого процессуального решения согласно действующему УПК поступает вообще в суд уголовное дело? Ответ – очевиден; дополнительного комментария, думается, не требуется.

Мы всецело согласны со следующим утверждением В. С. Зеленецкого: «Воспринимает прокурор обвинение сформулированное следователем, или формирует его сам, внося с учетом обстоятельств дела в ранее сформулированное обвинение соответствующие изменения, – основываясь на действующем тогда законодательстве совершенно верно писал он, – во всех случаях он принимает соответствующее решение, которое по своей природе является актом возбуждения государственного обвинения против конкретного лица» (выделено нами – авт.)[491]491
  Зеленецкий В. С. там же.


[Закрыть].

Все сказанное с очевидностью, на наш взгляд, свидетельствует о насущной необходимости резкого повышения качества возбуждения прокурором государственного обвинения и возможностей для того в силу изменившейся его роли в досудебных стадиях производства по уголовному делу.

Как известно (и о чем уже упоминалось), решение об этом в отношении конкретного лица (лиц) принимается прокурором по поступлению к нему уголовного дела с обвинительным заключением.

«После подписания следователем обвинительного заключения, – указывает (вновь процитируем закон, хотя бы для того, чтобы напомнить его выше упомянутым уважаемым авторам) ч. 6 ст. 220 УПК, – уголовное дело с согласия руководителя следственного органа незамедлительно направляется прокурору».

Полномочия прокурора при рассмотрении им поступившего от следователя уголовного дела с обвинительным заключением, в настоящее время регламентированы ст. 221 УПК. Если вкратце суммировать внесенные в нее ФЗ от 5 июня 2007 г. коррективы, то по новой редакции этой статьи:

– Срок рассмотрения прокурором поступившего от следователя уголовного дела с обвинительным заключением увеличен с 5 до 10 суток.

– Прокурор лишен полномочий на: самостоятельное составление нового обвинительного заключения; прекращение уголовного дела либо уголовного преследования в отношении отдельных обвиняемых полностью или частично; на изменение объема обвинения либо квалификации действий обвиняемого по уголовному закону о менее тяжком преступлении; на изменение или отмену меры пресечения избранной в отношении обвиняемого; на дополнение и сокращение списка лиц, подлежащих вызову в суд со стороны обвинения.

Если он считает необходимым произвести данные действия, либо устранить выявленные недостатки расследования, прокурор полномочен возвратить уголовное дело следователю для производства дополнительного расследования со своими письменными указаниями (при чем его постановление об этом следователем может быть обжаловано с согласия руководителя следственного органа вышестоящему прокурору).

– Если прокурор установит, что предельный срок содержания обвиняемого под стражей истек, он обязан отменить данную меру пресечения (а не изменить ее как то предусматривала предыдущая редакция ст. 221 УПК РФ).

Особо отметим, что, решая вопрос о возможности возбуждения государственного обвинения против конкретного лица, прокурор выступает как адресат доказывания: следователь доказывает ему законность и обоснованность предъявленного им конкретному лицу обвинения. В этом качестве прокурор, изучая материалы поступившего к нему с обвинительным заключением уголовного дела, должен убедиться в достоверности, правильности и обоснованности обвинительного тезиса следователя (в процессе же судебного производства по уголовному делу прокурор выступает в иной «ипостаси» – субъекта доказывания, адресатом которого является суд)[492]492
  См. Ульянов В.Г. Указ. соч., с. 60–61.


[Закрыть].

Такое положение прокурора, объективно усложненное в настоящее время, как сказано, его практической отстраненностью от производимого предварительного следствия по уголовному делу, затем поступившему к нему с обвинительным заключением[493]493
  Ранее прокурор в большинстве случаев еще до завершения расследования был в целом знаком с доказательственной базой обвинения по уголовным делам, по которым он, осуществляя надзор, реализовывал указанные выше свои полномочия: давал согласия на возбуждение уголовного дела, на обращения следователя в суд, продлевал срок расследования, и т. д.


[Закрыть], на наш взгляд, еще более чем ранее, актуализирует проблемы качества возбуждения государственного обвинения.

Очевидно, что принятие такого столь ответственного решения, как возбуждение государственного обвинения основывается на тщательном изучении прокурором материалов поступившего к нему уголовного дела (неслучайно, что срок для этого вдвое увеличен).

Методически верным представляется начинать его со скрупулезного исследования составленного следователем обвинительного заключения. Это, что главное, даст прокурору достаточно углубленное представление как об имеющейся доказательственной базе обвинения, так и о позиции по делу стороны защиты.

Кроме того, изучение этого завершающего расследование процессуального документа сразу позволит прокурору решить вопрос о его качестве, соответствии требованиям ст. 220 УПК.

Так следователи, зачастую, не отражают в обвинительном заключении смягчающие ответственность обвиняемого обстоятельства; вопреки требованиям уголовного закона относят к отягчающим обстоятельствам те, которые входят в диспозицию вмененного обвиняемому деяния, сугубо формально и далеко не полно (на что уже обращалось внимание выше) приводят в нем перечень доказательств, на которые ссылается сторона защиты.

Выявление подобных недостатков исключает возможность утверждения этого процессуального акта в принципе, и влечет для прокурора необходимость возвращения уголовного дела следователю для пересоставления обвинительного заключения, даже в том случае, когда на другие приводимые далее вопросы он при изучении дела получает утвердительные ответы.

С учетом сложившегося при изучении обвинительного заключения общего представления о доказанности (недоказанности) следственного обвинения, далее прокурор приступает к скрупулезному изучению материалов уголовного дела.

Говоря об этом, хотелось бы напомнить, что УПК РСФСР посвящал вопросам, которые возникали перед прокурором при поступлении к нему уголовного дела с обвинительным заключением, и принимаемым им на этой основе решениям, четыре достаточно подробно «расписанные» статьи (213–216). По сути, они содержали в себе описание алгоритма тех обстоятельств, установление (или не установление) которых в результате предварительного расследования должен проверить прокурор при решении вопроса о возможности утверждения обвинительного заключения, а, следовательно, возможности возбуждения по изученному уголовному делу государственного обвинения.

Так, в соответствии со ст. 213 УПК РСФСР, при поступлении дела от органа дознания или следователя с обвинительным заключением прокурор был обязан проверить:

«1) имело ли место деяние, вменяемое обвиняемому, и имеется ли в этом деянии состав преступления;

2) нет ли в деле обстоятельств, влекущих прекращение дела;

3) произведено ли дознание или предварительное следствие всесторонне, полно и объективно;

4) обосновано ли предъявленное обвинение имеющимися в деле доказательствами;

5) предъявлено ли обвинение по всем установленным дознанием или предварительным следствием преступным деянием обвиняемого;

6) привлечены ли в качестве обвиняемых все лица, которые изобличены в совершении преступления;

7) правильно ли квалифицировано преступление;

8) правильно ли избрана мера пресечения;

9) приняты ли меры обеспечения гражданского иска и возможной конфискации имущества;

10) выявлены ли причины и условия, способствовавшие совершению преступления, и приняты ли меры к их устранению;

11) составлено ли обвинительное заключение в соответствии с требованиями настоящего Кодекса;

12) соблюдены ли органами дознания или предварительного следствия все иные требования настоящего Кодекса, (в ред. Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 08.08.83 – Ведомости Верховного Совета РСФСР, 983, № 32, ст. 1153)».

Статья же 221 УПК (единственная посвященная действиям прокурора при поступлении к нему уголовного дела с обвинительным заключением), как известно, ничего подобного приведенному алгоритму не содержит. Можно предположить что его отсутствие объясняется тем что, по мнению законодателя, прокурор, принимая решение о возбуждении государственного обвинения, должен исходить (также как ранее следователь, а впоследствии и суд) из предмета доказывания по уголовному делу, достаточно подробно очерченному в ст. 73 УПК, и принципиальных положений, касающихся доказательств и доказывания в уголовном судопроизводстве (гл. 10 и 11 УПК).

И, тем не менее, нам представляется, что если бы ст. 221 УПК четко определяла круг вопросов, которые должен проверить прокурор при изучении обвинительного заключения, это сделало бы для него принятие решения о возбуждении государственного обвинения более целеустремленным, а потому и более качественным.

Не думаем, что многочисленные приказы, информационные письма, методические материалы и памятки, разрабатываемые Генеральной прокуратурой РФ, отдельными ее структурными подразделениями, теоретиками и практиками, специализирующимися в области прокурорского надзора[494]494
  См., напр.: Крюков В. Ф. Прокурорский надзор, с. 520–754.


[Закрыть], при всей их, несомненной пользе, могут в должной мере заменить необходимость дополнения УПК предлагаемыми нами положениями.

Опуская здесь многочисленные методические проблемы решения прокурором вопроса о возбуждении государственного обвинения[495]495
  Наше мнение по ним отражено в работе: Баев О. Я. Основы методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него. М., 2009.


[Закрыть], сформулируем несколько наиболее важных связанных с этим тезисов:

– на этой стадии досудебного производства прокурор – и это подчеркнем вновь – выступает как адресат доказывания: следователь доказывает ему законность и обоснованность предъявленного им конкретному лицу обвинения. Как адресат доказывания, прокурор, изучая материалы поступившего к нему с обвинительным заключением уголовного дела, должен убедиться в достоверности, правильности и обоснованности обвинительного тезиса следователя (в процессе же судебного производства по уголовному делу прокурор выступает в ином качестве – субъекта доказывания, адресатом которого является суд)[496]496
  См.: Ульянов В.Г. Государственное обвинение в российском уголовном судопроизводстве. – М., 2002. – С. 60–61.


[Закрыть].

Иными словами, прокурор при поступлении к нему уголовного дела с обвинительным заключением о преступлении рассматриваемого вида обязан в первую очередь проверить, убедиться, что следователь доказал ему обоснованность, полноту и объективность предъявленного им лицу обвинении.

– Основной комплексный вопрос, требующий для прокурора однозначно утвердительного ответа в материалах дела, естественно заключается в том, имело ли место деяние, вмененное обвиняемому, имеется ли в этом деянии состав преступления, и доказано ли с исчерпывающей полнотой необходимой совокупностью допустимых доказательств, что его совершил именно обвиняемый.

– К решению прокурором этого основополагающего вопроса примыкает необходимость тщательного рассмотрения им и таких вопросов, как:

– «предъявлено ли обвинение по всем установленным дознанием или предварительным следствием преступным деяниям обвиняемого»,

а также,

– «привлечены ли в качестве обвиняемых все лица, которые изобличены в совершении преступления» (использованы формулировки пунктов 5, 6 ст. 213 УПК РСФСР).

Применительно к последнему тезису, мы имеем в виду в первую очередь обоснованность прекращения следователем уголовного преследования в отношении отдельных лиц как по реабилитирующим, так и по нереабилитирующим основаниям.

Причины принятия следователем таких решений должны быть им подробно проанализированы и обоснованны в так называемых «отсекающих» постановлениях. Как известно, наличие такого постановления вплоть до его отмены в принципе исключает возможность возбуждения в отношении касающегося его лица государственного обвинения (п. 5 ч. 1 ст. 27 УПК).

Говоря об этом, мы просто вынуждены обратить внимание на следующее. Мы в целом солидарны с концепцией «сделок и компромиссов» в уголовном преследовании со стороной защиты; также как Х.Д. Аликперов, М.А. Зейналов, Ю.П. Гармаев и др. считаем их действенными средствами борьбы с преступностью коррупционной и организованной направленности[497]497
  См.: Аликперов Х.Д., Зейналов М.А. Компромисс в борьбе с преступностью. – М., 1999; Гармаев Ю.П. Основы расследования и поддержания государственного обвинения по делам о взяточничестве. – Улан-Удэ, 2006.


[Закрыть]. Однако ряд предлагаемых этими авторами видов возможных и, на их взгляд, допустимых компромиссов со стороной защиты ничего кроме глубокого недоумения, на наш взгляд, вызвать не могут.

Так Ю.П. Гармаев, обобщая высказанные по этой проблеме мнения, к возможным уступкам стороне защиты, имеющим уголовно-правовые последствия, относит:

а) исключение из обвинения отдельных эпизодов преступной деятельности;

б) исключение дополнительных совокупностей преступлений;

в) замена квалификации на следствии или в суде;

г) указание на смягчающие наказание обстоятельства в обвинительном заключении и в речи государственного обвинителя[498]498
  См.: Гармаев Ю.П. Указ. соч. – С. 48.


[Закрыть].

Мы глубоко убеждены, что, если лицу обоснованно предъявлено обвинение в том или ином эпизоде его преступной деятельности, о ни каком дальнейшем его исключении из обвинения речь идти не может в принципе. Иное дело, «не страдая ханжеством», мы осмелимся предположить, что в тактическом плане следователь может взять на себя «обязательство» перед обвиняемым «не лезь глубже», не выявлять другие эпизоды его неправедной деятельности.

Умышленная неверная квалификация действий обвиняемого (исключение дополнительных совокупностей преступлений и замена квалификации на следствии и в суде – «по Гармаеву») есть проявления правового бескультурья следователя и прокурора, если не сказать более резко; думаем мы, что это есть, в свою очередь, должностное преступление.

При наличии смягчающих наказания обстоятельств указание на них в обвинительном заключении и в речи государственного обвинителя – не право следователя и прокурора, а процессуальная обязанность этих должностных лиц.

– в связи с предоставленной законом повышенной самостоятельностью следователя при решении этих вопросов (как известно, согласие на прекращение уголовного преследования или всего уголовного дела по нереабилитирующим основаниям в настоящее время дает не прокурор, а руководитель следственного органа), а такое же решение принимаемое по реабилитирующим основаниям всецело входит в компетенцию следователя, данная проблема по очевидным причинам, в том числе, скажем прямо, и коррупционным, приобретает повышенное значение. А потому, как сказано, от прокурора требуется тщательное изучение вопроса об обоснованности и целесообразности прекращения следователем уголовного преследования в отношении отдельных лиц по каждому уголовному делу (и эпизоду уголовного дела), поступившему к нему с обвинительным заключением.

В любом случае, государственное обвинение в настоящее время возбуждается прокурором единственным образом: утверждением составленного следователем обвинительного заключения (ранее, напомним, прокурор имел право составить новое обвинительное заключение, исключив из обвинения соответствующими постановлениями отдельные его эпизоды, либо изменив квалификацию действий обвиняемого по уголовному закону о менее тяжком преступлении).

Стадия возбуждения государственного обвинения завершается направлением прокурором уголовного дела с обвинительным заключением в суд (с уведомлением о том обвиняемого и других, перечисленных в ст. 222 УПК лиц) и вручением им же обвиняемому копии обвинительного заключения с приложениями.

Распространенная же практика вручения копии обвинительного заключения обвиняемому, не содержащемуся под стражей, не самим прокурором, а по его поручению следователем, на наш взгляд, в определенной мере нивелирует значимость самого решения о возбуждении против обвиняемого государственного обвинения, и потому не может быть признана допустимой.

Более того, по этим же соображениям, нам представляется, что и обвиняемому, содержащемуся под стражей, копия обвинительного заключения должна вручаться также прокурором, а не администрацией места содержания под стражей, как это в настоящее время предписывает закон (ч. 3 ст. 222 УПК).

Таким образом, уголовное преследование в досудебном производстве начинается со стадии возбуждения уголовного дела при наличии достаточных данных, указывающих на признаки преступления, и завершается стадией возбуждения государственного обвинения в отношении конкретного лица по факту совершения им конкретного преступления.

И от его качества на всех этапах осуществления напрямую зависит как качество профессиональной защиты от уголовного преследования в этой стадии уголовного процесса, так и всего судебного производства по уголовному делу и отправления по нему правосудия.