Электронная библиотека » Сергей Хрущев » » онлайн чтение - страница 56


  • Текст добавлен: 16 декабря 2013, 14:53


Автор книги: Сергей Хрущев


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 56 (всего у книги 144 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Немного истории

Россия со времен Ивана Грозного – страна централизованная, не одной только властью, но и всей жизнью. Утверждение абсолютного всевластия свойственно всем средневековым монархам так же, как и желание сокрушить соперников – удельных князьков. Процесс этот, при формировании государственности естественен. Однако в Западной Европе установился определенный баланс, монархам не удалось, как им бы хотелось, подмять под себя интересы всех сословий. Знать сохранила за собой и земли, и привилегии, и определенную власть. А вот российским царям «повезло» больше. После того, как Иван Грозный спалил Новгород, перебил, утопил в реке, сжег на кострах большинство его населения, термин «провинция» в России стал означать захолустье. С богатствами Санкт-Петербурга и отчасти Москвы, с их дворцами, оранжереями, роскошными ресторанами соседствовали губернские города, уездные городишки и просто деревеньки, где люди продолжали жить так, как жили их предки и прапрапредки.

В XVIII–XIX веках с развитием промышленности в западном мире в местностях, прилегающих к месторождениям полезных ископаемых и источникам энергии, стали формироваться промышленные центры, возникали и росли новые городские поселения. И как следствие, туда пришло процветание, богатство, лоск. Такой же процесс, но с опозданием на век-полтора, начался и в России, Донбасс двадцатого века мало отличался от Рура и Кардиффа девятнадцатого.

После революции, выстраивания сталинской, доведенной до абсурда, централизованной экономики, пропасть между Москвой-столицей и провинциями-регионами еще более углубилась, стала почти бездонной. Политическая, идеологическая и экономическая власть полностью сосредоточились в Москве. В Европе, и особенно в США, различие между центром и провинцией стиралось, уровень жизни выравнивался, возрастала престижность корпоративных центров, человек чувствовал себя одинаково комфортно (или дискомфортно) в центре и на периферии, покупал одинаковые товары, жил в мало различающихся домах, не говоря уже о работе. А в России, в Советском Союзе, отъехав от столицы на пару сотен километров, человек попадал в иной мир. Все там иное: жилье, даже «высшей категории», не сравнимо со столичным, товары в магазинах – тоже, о дорогах и говорить не приходится. Правда, работу можно получить интереснее московской.

В России все всегда стремились в центр, а перевод на работу из столицы – что в Сибирь, что в Торжок – приравнивался к ссылке. С началом реформы и ликвидацией министерских постов многим из столичных министров предстояло разъехаться по совнархозам. Такая перспектива не улыбалась не только им самим, но и их семьям. У министров к «заботе о государстве» добавлялась и озабоченность собственной судьбой. Вот и получалось, что затевая «совнархозолизацию» всей страны отец, вольно или невольно, замахивался не просто на министерскую вертикаль «управления экономикой, промышленностью и строительством», как он писал в своих тезисах, но и на весь бюрократический уклад российский жизни, на вековые традиции российских служилых людей.

Неудивительно, что, казалось бы, частная задача видоизменения структуры управления хозяйствующими субъектами натолкнулась на столь яростное сопротивление чиновников.

Совнархозы обретают лицо

Совнархозы показали себя хорошо. Этого никто не мог отрицать. С первого года общая экономическая активность в стране возросла. Местные руководители наводили порядок в ставшем теперь их, не «дядином», хозяйстве. Сотни автомобилей, простаивавших в десятках ведомственных гаражей, объединялись в общие для всех современные транспортные предприятия. Расходы на перевозку, тонно-километры, резко пошли вниз. Организовывались общие литейные, штамповочные и другие предприятия – одно-два на совхоз, но большие, механизированные и автоматизированные. Качество продукции повышалось, а себестоимость изделий падала.

Гравий, глина, песок и другое общеупотребительное сырье «неожиданно» обнаруживалось в изобилии под боком. За ним больше не приходилось «гонять» самосвалы за тридевять земель. Предприятия все больше кооперировались. И так во всем.

Как во всяком новом деле, не обошлось и без накладок. Происходила притирка региональных и центральных структур, а это процесс не простой, другими словами, государственный оркестр настраивался на игру по новой партитуре. Основной проблемой стала тенденция регионализации, совхозы начали городить свои заборы, теперь не ведомственные, а территориальные. Этим особенно отличались мелкие совнархозы. Даже оказавшиеся на их территории общесоюзные исследовательские институты совнархозное начальство старалось пристегнуть к местным нуждам, одновременно отделываясь от тематики общесоюзного значения. Опасность таких тенденций обсуждалась еще до принятия закона, о ней говорили и сторонники совнархозолизации, и ее противники, в частности Первухин и Байбаков.

С наукой разобрались без труда, к концу 1957 года ее вернули под крыло центра, подчинили отраслевым Госкомитетам. Не всю конечно, а исследовательские центры общесоюзного значения. Совнархозы тоже не обидели, в их распоряжении оставались многочисленные лаборатории на предприятиях и в высших учебных заведениях, опытные станции и даже собственные научно-исследовательские институты.

Проблема регионализации, желание совнархоза обособиться, заниматься исключительно собственными делами и в собственных интересах, без оглядки на соседа – та же «министерская» болезнь, но в территориальном преломлении оказалась орешком покрепче. Причина тому – половинчатость принятого решения. В мире апробированы две относительно устойчивые структуры. Децентрализованная – когда предприятие предоставлено само себе и самостоятельно ведет все дела в своих интересах, а директор решает, чего и сколько производить, кому повыгоднее продать и как поступить с прибылью, оставшейся после уплаты налогов. Если взаимоотношения сбалансированы, то и государству удается наполнить бюджет, и экономика развивается устойчиво. В централизованной системе все решается наверху – в Госплане, министерствах, Совете Министров, а директору предоставляется лишь одно право – брать под козырек. Здесь взаимоотношения государства с производителем запутываются в паутине бюрократии, становится невозможным понять, на какие сигналы и как реагирует директор, для которого, естественно, приоритетны собственные заводские интересы. В результате рост экономики замедляется, эффективность падает.

Учреждая совнархозы, Хрущев стремился побороть именно это зло, однако, начав реорганизацию экономики, отец не решился дать вольную предприятиям, он сделал первый шаг, даже полшага. В совнархозной регионализации в миниатюре воспроизводилась все та же централизованная система управления народным хозяйством, только чуть более эффективная, чем общегосударственная. Одному человеку, стоявшему во главе совнархоза, еще под силу управиться с регионом, пока он, естественно, невелик. При всех своих достоинствах совнархозы по своей природе – система неустойчивая, они всего лишь переходная стадия. С совнархозного полустанка можно двинуться к более глубокой децентрализации, которая в дальнейшем раскрепостит предприятия, установив между ними рыночные отношения. Или сдать назад, вводить якобы защищающие общегосударственные интересы, новые бюрократические структуры, восстанавливая тем самым, в новом обличье, старую пирамиду экономического самовластья, ту самую вертикаль управления, на которую посягнул отец.

Решиться на полное высвобождение предприятий отец в 1957 году не мог, даже не из-за легко предсказуемого сопротивления хозяйственников и идеологов. Ведь тогда пришлось бы оперировать таким понятием, как прибыль предприятия, иначе не разделить затраты и доходы, не вычислить положенную государству долю. Само это слово «прибыль» в те годы звучало исключительно негативно, отдавало откровенной реставрацией капитализма. Такое отцу и в голову не приходило, и не только ему. Страна развивалась темпами, во много раз превосходящими американские. Экономисты не сомневались, что через пару-тройку десятилетий мы обойдем США по всем показателям – и по производству валового продукта, и по уровню жизни. ЦРУ в своих совершенно секретных статистических обзорах предупреждало Белый дом: если ничего не предпринять, то к концу ХХ столетия валовой продукт в СССР втрое превзойдет американский.

Отец не собирался возвращаться в прошлое, на пути в будущее искал наиболее эффективную форму приложения людского потенциала, энергии, таланта. Дальше совнархозов он пока шагнуть не решался, просто не додумался. Додумается еще, как мы увидим.

Пока же с регионализацией боролись подручными средствами: мелкие совнархозы укрупняли, объединяли в суперсовнархозы, учреждали различные, вплоть до всесоюзных, надсовнархозные координирующие структуры. К такому способу развязывания региональных неувязок тяготели и соратники, и противники нововведений. Они просто не умели действовать по-иному. Исходя из исторической логики, рецидив болезни централизованной экономики неизбежен и для обретения окончательного иммунитета даже необходим. Только убедившись, что совнархозная централизация ничем не лучше отраслевой, убедившись в тупиковости этого пути, отец задумается о следующем этапе реформирования. Совнархозы породили еще одну, поначалу неприметную, тенденцию. В регионах параллельно партийной зарождалась новая власть – экономическая. По положению секретари обкомов не входили в руководство совнархозов. В крупных областях и республиках, где имелся только один совнархоз, они по иерархической лестнице стояли на пару ступенек выше его председателя. Если же совнархоз накрывал своими структурами несколько областей, то секретари мелких обкомов не могли ни надзирать за ним, ни заседать в его структурах. В этом смысле председатели совнархозов в качестве альтернативы секретарям обкомов пусть и полуинтуитивный, но все-таки шаг к разделению властей и, в конечной степени, к демократии.

Председатели совнархозов постепенно прибирали к своим рукам реальную власть, становились не мнимой, как советы, а действенной альтернативой обкомам. Другими словами, власть из общеруководящей становилась профессиональной. До серьезных конфликтов пока не доходило. И обкомы, и совнархозы ходили под единым московским ЦК. Но это пока.

Сейчас осталось не так много живых свидетельств из того времени. В брежневские годы о совнархозах и их председателях постарались забыть, вычеркнули их из истории и из памяти – почти всё, но не всё. После Брежнева кое-что выплыло на поверхность. Насколько я знаю, из людей, занимавших значительные совнархозные посты, оставил воспоминания только Владимир Николаевич Новиков, оборонщик, госплановец, тертый министерский калач. Новиков скорее оппонент отца, чем его сторонник, но при всей своей критичности он правдив, по крайней мере, в житейских деталях. А они-то – самое ценное.

С 1941 года Новиков работал заместителем Устинова в Министерстве вооружений. В 1957 году он стал председателем Ленинградского совнархоза, объединившего Ленинградскую и Псковскую области, с двумя обкомами и двумя секретарями.

О том, как все это происходило, лучше всего расскажет сам Новиков. Предоставим ему слово.

– Встретились мы с Никитой Сергеевичем один на один, – вспоминает Новиков.

– Как вы относитесь к совнархозам? – спросил он меня в лоб.

– Дело интересное, – отвечал я, как думал, – надо полагать, что работа пойдет активнее.

– Есть намерение назначить вас председателем Ленинградского совнархоза, – произнес Хрущев, внимательно всматриваясь в мое лицо и тут же, глядя на меня в упор, спросил: – Ну как?

Новиков для приличия поотказывался. Хрущев, тоже для приличия, пообещал подумать. Оба они понимали, что решение принято, но, в соответствии с ритуалом тех лет, назначаемому на новую, более высокую должность следовало проявить скромность, а назначавший, соответственно, проявлял внимание. К вечеру того же дня Новиков стал председателем Ленинградского совнархоза.

– Скажу лишь, получилось все хорошо, – продолжает Владимир Николаевич. – Я начал работать свободно, уверенно, контактировал напрямую с секретарем Ленинградского обкома Козловым, избранным в том же году членом Президиума ЦК, и ни от кого больше не зависел. Горком партии, райкомы пробовали вмешаться в деятельность совнархоза, но все вопросы решались так, как было лучше для совнархоза, что я считал одновременно благом и для Ленинграда, и для страны в целом.

Вскоре Козлов пересел в кресло Председателя Правительства Российской Федерации, а секретарем Ленинградского обкома стал Иван Васильевич Спиридонов. Новиков к тому времени уже набрал силу и позволял себе игнорировать Спиридонова. Тот, в свою очередь, вместе с председателем Ленинградского исполкома Николаем Ивановичем Смирновым – «по образованию и наклонностям работником сельского хозяйства, человеком большой культуры и приятным в общении» (так характеризует его сам Новиков) – попытались призвать его к порядку.

– При организации совнархозов, – продолжает вспоминать Новиков, – в правительственном решении записали пункт: итоги работы совнархоза за месяц, квартал, год, кроме Госплана РСФСР, передаются еще и облисполкому, чтобы там могли составить целостную картину всех показателей экономики. Меня смущала передача в облисполком номенклатуры военной техники. Я решил сообщать им только объем выполняемых работ. Николай Иванович нажимал на меня, его поддерживал Спиридонов. Дело обострилось.

Тогда я направился в Совет Министров РСФСР, к Козлову. Фрол Романович при мне позвонил в Госплан СССР Кузьмину. Тот посоветовался, видимо, с Хрущевым и одобрил мою позицию.

Козлов вызвал Смирнова и, будучи человеком грубоватым, заявил ему: «Николай Иванович, ты занимайся куриным навозом, а с вопросами военной техники к Новикову не лезь. Ясно?»

– Но есть же решение правительства, – растерянно возразил Смирнов.

– Я тебе ясно сказал, чем заниматься облисполкому, – рассвирепел Козлов.

– Ясно, Фрол Романович, – пролепетал Смирнов.

– Какой еще тебе горком с обкомом? – при очередной встрече наставлял Новикова Козлов. – Тебе что, делать нечего? У тебя девятьсот заводов и фабрик, а ты будешь таскаться по горкомам, да еще придумаешь ходить в райком или в облисполком? Никуда не ходи…

– Иван Васильевич, – Козлов обратился к присутствовавшему при разговоре Спиридонову, – Новикова не вызывать! Понятно?

Спиридонов все понял, Новиков теперь оказался вне его власти, в чем-то сравнялся с ним, вчера всесильным секретарем Ленинградкого обкома.

– Нельзя, чтобы меня, – продолжает свои воспоминания Новиков, – при руководстве таким огромным совнархозом без конца таскали и проверяли все власти. Я считаю, что совнархозы существенно помогли советской промышленности.

И так происходило практически повсюду.

Награды за урожай

По итогам рекордно урожайного 1956 года «пролился золотой дождь», отец предложил наградить орденами и медалями наиболее отличившиеся области и республики, более десятка регионов. Вручать ордена решили как можно торжественнее. Указы шли чередой, по мере их опубликования члены Президиума ЦК один за другим разъезжались по стране.

12 января 1957 года отец вместе с Ворошиловым на реактивном Ту-104 вылетел в Ташкент. Самолет недавно закончил испытания, 15 сентября 1956 года получил сертификат, и отцу не терпелось самому его опробовать. Он пригласил с собой Ворошилова, который направлялся в Алма-Ату. Отец пришел в восторг от самолета. Его восхищало все: скорость, размеры гигантского по тем временам салона, относительная тишина и «мягкость» полета: самолет не трясло, он не проваливался в воздушные ямы.

Не могу не упомянуть, что передаче Ту-104 в эксплуатацию Управлению гражданского воздушного флота, так тогда назывался Аэрофлот, сопутствовали во истину драматические обстоятельства. Начальник управления, главный маршал авиации Семен Федорович Жаворонков, герой войны, с 1939 года командовавший авиацией флота (это его ПЕ-8 в 1941 году летали на Берлин), всеми силами открещивался от реактивного Ту: и аэродромы для него малы, и инфраструктуры нет, и не хватает дефицитного, необходимого в первую очередь истребителям и бомбардировщикам авиационного керосина. Маршала устраивали поршневые двадцатиместные Ил-14 – по его мнению, ничего иного не требовалось и немногочисленным авиапассажирам. Весной 1956 года Жаворонков написал в Президиум ЦК письмо с отказом от принятия Ту-104 в эксплуатацию независимо от исхода испытаний, он самолет не заказывал – это личная инициатива Туполева и министра авиационной промышленности Дементьева. Пусть они теперь и думают, куда пристроить реактивный пассажирский самолет. Маршала не смущало, что Ту-104 энергично поддерживал отец, он стоял на своем – такой самолет гражданской авиации не нужен. Жаворонкова поддержал личный пилот отца генерал, Цыбин. На Ту-104 он летать не мог, возраст уже не тот, и вообще он всей душой стоял за Ильюшина, давнего туполевского конкурента.

Отец придерживался противоположного мнения. Весной 1956 года, по пути в Англию, он подробно расспрашивал Туполева о преимуществах и недостатках реактивных и поршневых пассажирских самолетов и убедился: будущее за реактивниками. Это только с виду они прожорливы, а если подсчитать, то перевозка одного пассажира или килограмма груза на них обходится дешевле, не говоря уже о комфорте. Но Жаворонков стоял на своем: пока он в гражданской авиации начальник, Ту-104 там не бывать. Отзвуки этой яростной борьбы нашли свое отражение и в отчетах о работе Президиума ЦК.

Проблема разрешилась, только когда в 1957 году Жаворонкова спровадили на пенсию, а вместо него назначили Павла Федоровича Жигарева, главного маршала авиации, командовавшего во время войны ВВС Красной Армии.

Насколько я помню, Жигарев тоже не очень уж склонялся к реактивным пассажирским самолетам, и по тем же соображениям. Он, как и Жаворонков, видел в них конкурентов военной авиации, в его понимании более важной и более нужной. Но, в отличие от Жаворонкова, Жигарев с Хрущевым не задирался, взял под козырек и со свойственным ему профессионализмом занялся внедрением Ту-104. И тут же столкнулся с отсутствием в гражданских аэропортах взлетно-посадочных полос нужной протяженности. Они имелись только на военных аэродромах, приспособленных под стратегический бомбардировщик Ту-16. Жигарев доложил отцу, что на переоборудование «его» аэродромов под Ту-104 уйдет несколько лет и потребуются серьезные средства. Отец предложил выход из положения: передать гражданской авиации расположенные неподалеку от больших городов военные аэродромы. Жигарев ужаснулся, на его памяти военные забирали гражданские аэродромы, а вот чтобы наоборот!.. Решение приняли, и теперь никто и не помнит, что Новосибирский, Киевский, Сухумский и многие другие аэропорты ведут свою родословную от баз стратегической бомбардировочной авиации.

Во время перелета Москва – Ташкент, отец еще раз на собственном опыте убедился, что в споре с Жаворонковым прав оказался он, а не прославленный авиационный маршал.

В ташкентском аэропорту Хрущев расстался с Ворошиловым. Отец, в сопровождении местного начальства, уехал в город, а Климент Ефремович улетел на Ил-14 в Алма-Ату, где ему предстояло вручить орден Ленина Казахской республике.

Мероприятия в Ташкенте начались следующим утром. На торжественном заседании в оперном театре имени Алишера Навои Хрущев прикрепил орден Ленина на знамя Узбекистана.

По завершении официальной церемонии отец перешел к делам, утром провел совещание в республиканском ЦК, а вечером в том же оперном театре, где накануне вручались ордена, принимал участие в многолюдном совещании работников сельского хозяйства. Затем он посетил текстильный комбинат, обошел цеха, выступил на митинге и на следующий день на Ил-14 вылетел в столицу Киргизии Фрунзе (ныне Бишкек). Местный аэропорт пока Ту-104 не принимал.

Там отец повторил процедуру вручения ордена Ленина республике, поздравил киргизов с наградой, пожелал им новых успехов. На следующее утро провел рабочее совещание с аграриями, а 16 января, после полудня, возвратился в Ташкент. Сразу после прилета отец вручил награды наиболее отличившимся хлопкоробам. Среди них третью звезду Героя Социалистического Труда получил председатель колхоза Хамракул Турсункулов, дородный, со свисающими на подбородок усами узбекский «академик» по части выращивания хлопка, как называл его отец. Турсункулов стал четвертым трижды героем, после Жукова и прославленных летчиков Александра Ивановича Покрышкина и Ивана Никитича Кожедуба. Сахарову, Харитону и другим атомщикам еще только предстояло удостоиться своих третьих звезд.

Рано утром 17 января отец на Ту-104 вылетел в Москву, а вечером, по прилете, еще успел выступить в Посольстве Китая на приеме в честь гостившего в СССР Чжоу Эньлая.

Ворошилов возвращаться не торопился, после завершения наградных дел в Алма-Ате он отправился осматривать целину. В январе там мало что можно было увидеть: занесенные снегом бескрайние степи, под сугробами не различишь, распаханы они или нет, редкие домики только еще возводившихся поселков – вот и вся целина. Но Климент Ефремович, привыкший угождать Сталину, хотел сделать приятное отцу.

Тем временем Молотов вручал награды в Воронеже, Брежнев – в Омске, Аристов – в Челябинске, Суслов – в Саратове, Микоян – в Туркмении, Булганин – в Таджикистане. Череда награждений завершилась 2 февраля 1957 года вручением в Кремле ордена Ленина Московской области. В сельском хозяйстве она ничем особо не отличилась, отметили ее за столичность.

В марте отец отправился в ставший уже традиционным предпосевной инспекционный объезд регионов. Перемещаясь вслед за весной с юга на север, он проводил региональные совещания, заслушивал своих «генералов» о готовности к предстоящей битве за урожай, инспектировал колхозные и совхозные поля. 8 марта отец в Краснодаре, 12-го – в Ростове-на-Дону. 30 марта в Кремле собираются руководители нечерноземных областей, 2–4 апреля в Воронеже – черноземных, а 5–8 апреля отец уже в Горьком (Нижнем Новгороде).


  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации