Электронная библиотека » Сергей Хрущев » » онлайн чтение - страница 96


  • Текст добавлен: 16 декабря 2013, 14:53


Автор книги: Сергей Хрущев


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 96 (всего у книги 144 страниц)

Шрифт:
- 100% +

1960 год стоил отцу и нервов, и здоровья. Беда не приходит одна, в середине 1960 года «похолодало» не только на Западе, но и на Востоке, к «американским» проблемам добавились быстро нараставшие трения с «братским» Китаем. Мао Цзэдун больше не колебался: курс на десталинизацию грозил ему демаоизацией. Собственные оппоненты-либералы Пын Дехуэй, Лю Шаоци и Дэн Сяопин и другие подозрительно зашевелились. Если их не придушить сегодня, завтра они свергнут тебя самого. Но сначала следовало покончить с «нерушимой дружбой с Великим Северным Соседом».

В 1959 году, во время визита отца в Пекин на празднование 10-летия КНР, Мао принял его не просто холодно, а оскорбительно пренебрежительно. В 1960 году он решил окончательно оформить разрыв. Отец же еще надеялся, что удастся сгладить разногласия, объясниться, полагая, что мы всё еще единомышленники, союзники и соратники. Нарыв вскрылся в июне 1960 года в Бухаресте, куда на съезд Румынской рабочей партии съехались высокопоставленные представители всех «братских» партий. Делегацию советских коммунистов возглавил отец. Он, воспользовавшись съездом, задумал снять разногласия с китайцами, восстановить пролетарскую солидарность. Не получилось, все уперлось в Сталина, точнее в Мао Цзэдуна. Когда речь зашла о преступлениях Сталина, политических и уголовных, китайцы попытались их объяснить политической целесообразностью, другими словами, оправдать. В ответ Хрущев отрезал: «Черного кобеля не отмоешь добела!» Кто этот «черный кобель» отец не уточнил, но после его слов обсуждать что-либо китайцы отказались. Отец переживал разрыв с Китаем болезненно, очень лично, еще недавно он искренне почитал Мао за друга и союзника. Советский Союз помогал китайцам, чем мог, предоставил огромный, миллиардный кредит, передал тысячи технологических разработок, помог в строительстве около трех тысяч новых заводов, оснастил китайскую армию современным вооружением, решил поделиться с ними ядерными и ракетными секретами. И после всего этого Китай из союзника превращался в соперника, а возможно, и того хуже – во врага.

Бюджет без налогов

Пленум ЦК 4 мая 1960 года и открывшаяся вслед за ним 7 мая сессия Верховного Совета знаменательны не только переменами во власти. Отец объявил на них о грядущей отмене взимаемых с советских граждан налогов. Свое предложение он обосновал быстрым, десятипроцентным ростом народного хозяйства. В бюджете 1960 года доходы от налогов составляли всего 9,1 процента. Так неужто ради каких-то девяти процентов нам следует обременять население ежемесячными поборами и к тому же содержать целое налоговое ведомство? Отменим их, и люди получат ощутимую реальную прибавку к заработку, а эти 9 процентов за год или даже чуть меньше года покроет прирост реальной экономики.

Мне запомнилось, как у отца загорались глаза, когда он начинал рассуждать об отмене налогов, я тоже подсчитывал, сколько прибавится к моему инженерному окладу.

Родители считали, что я, взрослый женатый человек, должен жить на свою зарплату. Денег они нам не давали, а вообще помогали, и даже очень. Мы, взрослые дети со своими семьями, жили вместе с ними в государственной резиденции, вместе питались, естественно, за их счет, вместе ездили отдыхать. Но денег нам все равно не хватало.

В бюджете доходы с расходами тоже увязывались с трудом. Налоги планировалось отменять постепенно, по мере роста экономики, шаг за шагом, вплоть до 1965 года.

Начали с самых низкооплачиваемых, и на них же все застопорилось. Каждый год этих девяти процентов бюджету ох как недоставало. Отмена взимания налогов откладывалась сначала на год, потом на два, а там и до лучших времен. Средства уходили то на строительство заводов химических удобрений, то на расширение строительства жилья, то случился неурожай 1963 года, то еще что-то…

Первый советский социолог

10 – 14 мая 1960 года Борис Андреевич Грушин, молодой и претенциозный философ-методолог, как он себя называл (о социологии в Советском Союзе тогда едва слышали), под патронажем газеты «Комсомольская правда» впервые в стране провел опрос общественного мнения. 19 мая «Комсомолка» представила читателям образованный при ней Институт общественного мнения, с помощью которого «газета намерена изучать и рассказывать об отношении советских людей к наиболее актуальным вопросам внутренней и внешней политики. Такое изучение даст возможность учитывать самые различные мнения».

Событие, с позиции сегодняшнего дня, незначительное, но еще недавно «учитывать самые различные мнения» мог решиться разве что самоубийца. В 1960 году, через четыре года после ХХ съезда, дело тоже двигалось со скрипом, но двигалось.

Главное, «Комсомольскую правду» никто не одернул. Затеяли новый проект они на свой страх и риск. Возглавлял редакцию «Комсомолки» тридцатилетний Юрий Петрович Воронов, будущий «партийный диссидент» брежневских времен, первым заместителем у него был двадцатисемилетний Борис Панкин, тоже будущий «партийный вольнодумец». С Хрущевым свою инициативу Воронов не согласовывал, хотя мог посоветоваться со своим предшественником на этом посту Аджубеем, а тот мог бы невзначай рассказать о ней тестю.

Спустя сорок лет, в 2001 году, известный социолог академик Грушин в объемистой книге «Четыре жизни России» опубликовал результаты своих давних исследований.

Как же видели себя в зеркале социологии люди 1960 года? Приведу всего несколько цитат.

«Ответы на вопросы анкеты показали “высокое единодушие людей”… в плане оценки общего хода и состояния дел в обществе, причем как в масштабах всего государства, так и собственной деятельности, собственного бытия.

…Существовавшая в то время в стране власть пользовалась в высшей степени активной поддержкой народа.

…Проявилась заслуживающая внимания характеристика сознания масс: отождествление власти с ее лидером. Говорящие как бы сбиваются, переходят от общих понятий к имени Н. С. Хрущева. Налицо явная персонификация власти.

…В конкретном случае с Хрущевым этот феномен сопровождается заметным усилением позитивного отношения масс к власти как таковой.

…Забегу вперед, – пишет Грушин. – Следует сказать, что через пару-тройку лет образ “главного строителя коммунизма” будет существенно подменен. Но в мае 1960 года у Первого секретаря ЦК и Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева полный успех и полное доверие.

…Ощущение улучшения условий жизни на период данного опроса является не только господствующим по сравнению со всеми другими ощущениями (нестабильности или ухудшений этих условий), но и всеобщим, повсеместным. Хорошее самочувствие людей в подавляющем большинстве случаев основательно устойчиво, не сиюминутно, поскольку оно не голословно и не плод психологической обработки масс властью, с ее рефреном “жить стало лучше, жизнь стала веселее!”, а базируется на серьезных и реальных изменениях, происшедших в сфере материального благосостояния народа.

…Разумеется, исследование выявило и те сегменты общества, которые на фоне всеобщего благополучия остались “обделенными”, ответы (на вопрос о жизненном уровне. – С. Х.) – “Остался без изменения”, или вовсе “обиженными”, ответы: “Понизился”. Но и в этих группах не демонстрировалось ни надрыва, ни тем более отчаяния». Далее Грушин приводит типичные образчики такого рода:

«“При общем повышении жизненного уровня, моей семьи это не коснулось, так как мы заняты индивидуальным строительством” (К-ов, помощник мастера, г. Клинцы, Брянская область). “Понижение своего жизненного уровня объясняю уходом с прежнего места работы в связи с реорганизацией управления промышленностью” (cовнархозы, 1957 год), а также “отменой платы за выслугу лет в 1959 году” (без подписи, служащий, г. Москва). “Понизилась пенсия семьям военнослужащих, что вызвано необходимостью приблизить ее к пенсиям гражданского населения” (Ю. К., пенсионерка, без адреса). “Нельзя же сразу сделать так, чтобы всем стало очень хорошо. Пройдет время, и все люди, и я в том числе, будут жить еще лучше”. (Ю. Ив-в, техник-конструктор, г. Москва)».

Цитировать слова Грушина мне приятно, но главное, социолог, в отличие от меня, человека пристрастного, дает объективный срез самоощущения общества. Это особенно важно сейчас, когда мы позабыли или просто не знаем своей истории.

Цена + прибыль = реформа

На собравшемся 13–16 июля 1960 года Пленуме ЦК обсуждали «Ход выполнения решений XXI съезда КПСС и развитие промышленности, транспорта, внедрение достижений науки». Докладывал не отец и даже не Косыгин, а Председатель Госплана РСФСР Константин Михайлович Герасимов. С содокладами выступили госплановцы из союзных республик.

Докладчики напирали на успехи, повторяли с разными вариациями, что выпуск промышленной продукции, при плане в 8,1 процента, за истекшие полгода вырос до 10–11 процента, заверяли, что в будущем рост еще ускорится, и в заключение отмечали отдельные недостатки. По большому счету, ничего интересного, незаслуживающая упоминания бюрократическая рутина. Однако на самом деле этот Пленум весьма примечателен, но не докладом Герасимова, а казавшимся тогда рядовым поручением Госэкономсовету СССР «разработать методические основы установления новых оптовых цен на орудия и средства производства», их еще называли «ценами единого уровня». Для рядовых читателей эти слова звучат бюрократической абракадаброй, а для «посвященных» – это сигнал о начале нового этапа реформы экономики. «Цены единого уровня» – инструмент, позволявший превратить ее из командной в саморегулирующуюся. Озвученные на Пленуме предложения разработала Комиссия Академии наук СССР «По исчислению стоимости в социалистическом хозяйстве» под председательством академика Василия Сергеевича Немчинова. В последующих главах я подробно расскажу его историю, пока же кратко поясню, в чем тут дело.

Все знают, что цены – это сколько мы платим и сколько способны заплатить за все, от хлебного батона до прокатного стана. Но бирка на товаре – отражает результат, а сам процесс ценообразования, из чего и как они формируются, во многом определяет здоровье экономики и способность ее к саморазвитию.

В рыночных условиях цены складываются, балансируются сами собой, в результате торга покупателя с изготовителем, сколько первый готов заплатить за товар, а второй – насколько это предложение ему выгодно. Государство только следит, чтобы из-за сговора компаний и по некоторым другим причинам цены не зашкаливали за естественные пределы.

В советской централизованной экономике, где государству принадлежало все, оно же по своему разумению, в соответствие со своими предпочтениями, устанавливало цены. С конца 1920-х годов главным приоритетом в стране стала индустриализация – создание «тяжелой» промышленности: металлургии, машиностроения и прочего. Средства на индустриализацию, как я уже писал, получали за счет ограбления крестьянства. Грабили его в том числе с помощью «ценовых ножниц», когда машины и все остальное продавали втридорога, а за сельскохозяйственную продукцию платили гроши. Отец последние годы, собственно, занимался возвращением долгов «ограбленным» крестьянам. Но грабили не только их, «ограблению» посредством установления волевых цен на потребительские товары подвергалось и все остальное население. Они нередко устанавливались много выше издержек производства, а полученная сверхприбыль уходила «тяжеловесам». Только с 1929 по 1940 год цены на товары народного потребления повысились в 6,5 раз, тогда как в тяжелой промышленности их рост не превысил 140 процентов. То есть искусственно высокая инфляция в секторе товаров народного потребления позволяла так же искусственно занижать ее в сфере производства средств производства.

В результате за прошедшие десятилетия в ценах сложилась целенаправленная неразбериха, непрозрачность, когда никто не знал, кто кому платит и за что. Отношения хозяйствующих субъектов все больше запутывались, они оказались в обстановке все нарастающего экономического хаоса.

Если в 1930-е годы перекос в сторону тяжелой промышленности еще объяснялся какой-то, пусть и людоедской, логикой, то сейчас, когда индустриализация завершилась, тяжелая и легкая промышленность ставились в равное положение, выстроить прозрачную цепочку производитель-потребитель, когда последний платит за товар столько, сколько он стоит, а первого эта реальная цена стимулирует – заставляет улучшать организацию работ, совершенствовать технологию, снижать затраты, стремиться к получению реальной прибыли, стало жизненно необходимо. Казалось бы, все очень просто, но не в условиях, когда экономические отношения запутаны в клубок. Действуя напролом, можно легко сломать старую систему, но это не значит, что ей на смену сами собой выстроятся более эффективные отношения между предприятиями и целыми отраслями. Требовалось сформулировать критерии оценки работы хозяйствующих субъектов. Задача оказалась не из простых. Недостаточно установить единые принципы исчисления цен во всей промышленности без каких-либо послаблений кому-либо. Следовало учитывать не только себестоимость производства продукции, а она сама зависит от уровня технологии и эффективности менеджмента, но и множество других факторов и критериев, в том числе переосмыслить понимание прибыли, которая в новых условиях становилась основной оценкой «здоровья» предприятия.

Вот этим отец поручил заняться Госэкономсовету[63]63
  Государственный научно-экономический совет Совета Министров СССР.


[Закрыть]
и его новому председателю, заместителю главы правительства Засядько.

Его назначили на этот пост совсем недавно, 22 апреля 1960 года, и Александр Федорович сразу взял быка за рога, осенью 1960 года, во исполнение решений июльского Пленума ЦК, создал под своим председательством Комиссию по определению основ определения принципов исчисления единых для всей промышленности цен, выработки критериев эффективности и рентабельности работы предприятий. Засядько затребовал из ЦСУ только что составленный там впервые в советской истории межотраслевой баланс производства и распределения продукции. Без него невозможно понять, кто кому что поставил и по какой цене. Провели расчеты и получили вполне ожидаемые результаты. От отрасли к отрасли цены разнились в разы. После этого приступили к составлению принципов исчисления цен, как их назвали авторы, «единого уровня». Здесь тон задавала упомянутая выше комиссия Немчинова.

Что тут началось! Первым восстал Госплан, его отраслевики, теперь бы сказали, «лоббисты» тяжелой промышленности, которая не желала лишаться ценовых привилегий. Они нажаловались на заместителя председателя Совета Министров Засядько первому заместителю главы правительства – Косыгину. Косыгин их «понял» и поддержал. Дело застопорилось надолго.

Но Засядько не смирился, он в обход Косыгина поручил в 1962 году ЦСУ пересчитать цены производства на основе составленных статистиками в 1960 году межотраслевых балансов продукции с учетом стоимости основных производственных фондов и материальных оборотных средств. Другими словами, сделать так, чтобы всем стало ясно, что, как и почему. ЦСУ задание выполнило, но…

К тому времени отношения Засядько с Косыгиным переросли в настоящую вой ну. В ней победил Косыгин. 24 ноября 1962 года Госэкономсовет ликвидировали, а следом, 5 сентября 1963 года, умер и сам Засядько. О реформе цен, казалось бы, забыли. Косыгин и косыгинцы надеялись, что навсегда, но неугомонные авторы концепции «цен единого уровня» считали иначе. В самом начале 1964 года Белкин, по совету ответственного сотрудника ЦСУ Малышева, последний сам «высовываться» не решался, нажаловался Хрущеву. Соображения Белкина показались отцу интересными и очень ко времени. Недоумевая, кто и почему им противится, он 3 февраля 1964 года поручил Косыгину вместе с другими своими заместителями Микояном и Устиновым, новым председателем Госплана Петром Фадеевичем Ломако и министром финансов Василием Федоровичем Гарбузовым «разобраться и доложить».

Разобрались, 27–29 мая 1964 года на совещании в Госплане Ломако, недавний министр цветной металлургии, квалифицировал «цены единого уровня» как вредные. Косыгин же, во исполнении поручения, в свою очередь пообещал пригласить к себе «ученых-изобретателей новой системы ценообразования», но, как узнал Белкин, с одной целью – «поблагодарить за инициативу и растолковать нереалистичность их предложений».

Однако встреча не состоялась, в октябре 1964 года надобность в разговоре отпала, Хрущева отрешили от должности, и Косыгину, новому главе правительства, стало некому докладывать об исполнении поручения. Вместо этого члена-корреспондента Академии наук Исаака Семеновича Брука, директора исследовательского института, откуда формально исходило письмо Белкина Хрущеву, отрешили от должности. Такая вот печальная история. А ведь тогда, летом 1960 года, казалось, что «еще немного, еще чуть-чуть» и…

«Ракета» на Большой Волге

15 июля 1960 года отец в сопровождении других членов Президиума ЦК, председателя Госкомитета по судостроению Бориса Евстахиевича Бутомы и еще каких-то важных лиц отправился на Большую Волгу в район Калинина посмотреть на «Ракету», сверхбыстроходный речной трамвайчик на подводных крыльях. «Ракету» придумал и довел до ума Ростислав Евгеньевич Алексеев, молодой конструктор Горьковского судостроительного завода «Красное Сормово». За границей ничего подобного не делали.

Меня отец тоже взял с собой. Погода стояла солнечная, теплая, безветренная. До пристани на берегу Волги доехали на машинах, а там разместились на палубе теплохода и вышли на фарватер. Представление началось. «Ракеты», почти не касаясь воды, пролетали перед зрителями, затем замедляли ход, плюхались в реку и снова разгонялись, выходили на крылья. Вслед за «Ракетами», совсем рядом с теплоходом пронесся огромный «Метеор», экспериментальный, уже не речной, а морской корабль.

Пояснения давал стоявший рядом с отцом подтянутый, худощавый, с головой, увенчанной богатой шевелюрой, Алексеев. Ему едва минуло сорок лет. Отец пришел в восторг и от кораблей, и от их конструктора. Особенно от конструктора. Он пообещал Алексееву свою полную поддержку, просил звонить напрямую, если конечно возникнет такая надобность. Тут отец ткнул пальцем в живот стоявшего рядом, «алексеевского» министра Бутому. Отец его хорошо знал и уважал. Он, Бутома, и «открыл» Алексеева, поддержал его на первых, самых трудных порах, а теперь познакомил с отцом. Бутома расплылся в улыбке и согласно закивал головой, как бы заверяя, что надобности у Алексеева звонить Хрущеву не возникнет. Ее действительно не возникало, Борис Евстахиевич свое дело знал и любил.

«Ракеты» шли в серии с 1958 года, за ними последовали «Метеоры». Корабли на крыльях перестали кого-либо удивлять, стали будничной частью нашей жизни, вроде троллейбусов или трамваев. И не только нашей жизни. В XXI веке «Метеоры» все еще продолжают исправно возить пассажиров в греческом Средиземноморье, и не только там.

Алексеев же продолжал изобретать. В 1963 году, уже под самый конец пребывания отца у власти, он попросился к нему на прием. Отец принял Алексеева в Кремле. Тот рассказал, что задумал с помощью крыльев не просто приподнимать корабль над поверхностью воды, а вовсе оторваться от нее. Свое новое изобретение Ростислав Евгеньевич назвал экранопланом. За счет особой конфигурации теперь не подводных, а почти нормальных, воздушных крыльев между ними и землей (водой) создается подпор воздуха. На нем, как на подушке, и держится корабль-самолет. Двигаться он может почти с самолетной скоростью, несколько сотен километров в час, а груза набирать по-корабельному много. Правда, высота полета, вернее скольжения над ровной поверхностью, не превышала трех-пяти метров, иначе эффект подпора исчезал. Холмы, холмики, овраги, буераки экраноплан преодолевать не умел. По мысли Алексеева, предназначение экраноплана: прибрежные морские или речные сообщения и еще он давал возможность двигаться над болотами и равнинами тундры. Быстрый, вместительный, экономичный, он, в отличие от гусеничных машин, не разрушал заросший полярным ягелем верхний слой почвы. В общем, не транспорт, а чудо.

Отец загорелся новой идеей, вновь обещал свою полную поддержку. Но оказать ее не успел. Отца сменил Брежнев.

Экраноплан – уже не корабль, но еще не самолет, завис в межведомственном пространстве. Речники его от себя выталкивали, Аэрофлот принимать отказывался. К экраноплану он интереса не выказал. Алексеев попытался достучаться до Косыгина, но тот через помощника ответил, чтобы он обращался к своему министру. Совладать с смежниками-министрами Бутома не мог, пришлось им с Алексеевым «запродаться» военным. Конструктор переделал почти готовый экраноплан в десантный корабль, пообещал на его базе спроектировать крылатый ударный ракетоносец. Свое слово он сдержал. На свет появился гигантский тысячетонный с восемью реактивными двигателями то ли самолет, то ли корабль. В его фюзеляже могло разместиться до роты десантников в полном вооружении. В ударном варианте в нем монтировали контейнеры с челомеевскими крылатыми ракетами. Экраноплан испытывали на Каспии. Американцы его сфотографировали со спутника, окрестили «Монстром Каспийского моря» и никак не могли догадаться, что это за чудо-юдо.

«Монстр» на самом деле оказался монстром, высосал все соки из конструкторского бюро и завода, но так толком и не залетал. Вскоре Алексеев умер, а вслед за его смертью захирел и экраноплан. Сейчас пара экспериментальных «монстров» догнивает где-то у пирсов провинциального Каспийска, а болотистую тундру рвут гусеницы грузовых и пассажирских вездеходов. Говорят, что там, где однажды проползет такая машина, растительно-почвенный покров восстанавливается только через пятьдесят-сто лет. Или вовсе не восстанавливается, земля протаивает, вечномерзлая твердь превращается в болото.


  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации