Текст книги "Никита Хрущев. Реформатор"

В воскресенье, 17 июля 1960 года, состоялась очередная встреча руководства страны с интеллигенцией, той, что зовет себя творческой, как и в мае 1957 года, – на природе, на бывшей даче Сталина в Семеновском. Руководство прибыло в новом составе, без Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова, их место в ближайшем окружении отца заняли Козлов, Микоян, отчасти Брежнев плюс наступавший им на пятки Полянский. В преддверии встречи, 15 июля, председатель КГБ Шелепин направил отцу совершенно секретную записку «О настроениях советской интеллигенции».

По мнению Шелепина, писатели и иные деятели культуры, «которые еще в недавнем прошлом отличались своим недоверием к проводимым мероприятиям», сейчас мыслят более позитивно. Дальше следуют отзывы на публикацию в апреле поэмы Твардовского «За далью – даль» как благоприятные – кинорежиссера Романа Кармена, поэта Семена Кирсанова и еще кое-кого, так и отрицательные – у писателя Евгения Поповского поэма «вызывает отвращение», потому что «по Твардовскому получается, что будто бы все дело в некоторых личных чертах и особенностях характера Сталина, а не в системе, которая допускает возможность ничем не ограничивать произвол в обращении с народом». Своим «иезуитством» не понравилась поэма и писателю Константину Паустовскому. Дальше Шелепин докладывает о разоблачении КГБ «нигде не работающего, занимающегося подделкой документов Александра Гинзбурга, собирателя произведений художников-абстракционистов и вынашивавшего намерение создать молодежный клуб по образцу ревизионистских клубов Варшавы 1956 года».

Сигнал, свидетельствующий о естественном, но опасном расслоении в обществе на реформаторов, сторонников постепенных мирных изменений, и революционеров, призывающих к смене всего и немедленно, не задумывающихся: что потом?

Такое же расслоение наблюдалось в России и перед 1905 годом, и перед 1917-м. Тогда верховная власть отвергла реформы и получила революцию. Отец выбрал путь реформ, но они возможны только при стабильности в стране. Перемены и стабильность – два понятия, казалось бы несовместимые, но их необходимо совместить, поддерживая своих, одновременно противодействуя откату назад, но и не допуская потери контроля над страной и последующего развала. Для успешного продвижения вперед одинаково опасны консерваторы, в нашем случае – сталинисты, и революционеры-экстремисты, все те же Сцилла и Харибда, которых не обойти, и только проскользнув между ними, можно выйти на «океанский» простор.

Пока предупреждение Шелепина особой тревоги у отца не вызвало. Баламуты в обществе существовали всегда. Дальше Шелепин доносил о неутихающей склоке среди драматургов: Арбузов, Штейн и другие схлестнулись с Корнейчуком, Погодиным и еще кое с кем о собраниях единомышленников на квартире у «художника-абстракциониста Рабина, посещении его иностранцами и такими известными советскими литераторами, как Эренбург, Слуцкий, Мартынов», о возникшем в обществе «чувстве боязни предстоящей денежной реформы», деноминации рубля, о жалобах писателей Федина и Привалова на засилье и взяточничество редакторов, о том, что, по словам кинорежиссера Чухрая, «делать посредственные фильмы-экранизации при существующей премиальной системе проще и выгоднее: так, кинорежиссеру Хейфицу за его экранизацию чеховского рассказа “Дама с собачкой” выплатили тройной гонорар, больше, чем ему, Чухраю, за создание современного фильма “Баллада о солдате”, получившего высокую оценку общественности и отмеченного на кинофестивале в Каннах», и так далее.

В общем, ничего настораживающего. Прочитав записку, отец расписал ее Суслову и забыл о ней.

Встреча 17 июля обошлась без эксцессов. Гуляли по дорожкам парка, разговаривали, шутили, пели. Запевал известный в те годы украинский композитор Майборода. В окружении подбадривавших ритмичными хлопками в ладоши зрителей танцевали Ворошилов с Микояном. Ворошилов – «русскую», а Микоян, под ту же музыку – «лезгинку», но никого такой разнобой не смущал.

Под столетними липами расставили заставленные разносолами столы, между блюдами частоколом стояли аппетитно запотевшие на солнышке графинчики… с водой.

Когда все расселись, взял слово отец. Он предупредил гостей: «Застолье устраивается без алкоголя, жарко, да и напиваться необязательно». По столам прокатился ропот, но тут же стих. С хозяином не поспоришь.

Обедали долго, один за другим звучали тосты-речи, скорее просто речи, так как запивали их водой. Выступали писатели Константин Федин, Александр Корнейчук, Илья Эренбург, затем Михаил Суслов с Леонидом Брежневым. За ними взял слово президент Академии наук Несмеянов, его сменил Фрол Козлов и снова писатель Леонид Соболев, за ним Анастас Микоян, Екатерина Фурцева, Хрущев, кинорежиссер Бондарчук, украинский поэт Максим Рыльский, член Президиума ЦК Аверкий Аристов, композитор Дмитрий Шостакович, и так без конца. Я не перечислил и половины выступавших. Каждый говорил о своем и ни о чем, стороны рассыпались во взаимных комплиментах и клялись во взаимной, не скажу любви, но симпатии. Думаю, что искренне.

Обед заключил длинной речью отец, он говорил, как всегда, «без бумажки», от души, что думал, обращался, как он считал, к своим единомышленникам, таким же, как и он, «строителям коммунизма».

Отец остался встречей доволен, ему казалось что наконец они нашли общий язык. Но, если прочитать ехидный рассказ одного из участников того застолья, писателя Сергея Наровчатова «На островах коммунизма», то картина вырисовывается иная.

Возможно, оба правы: и отец, и Наровчатов. У каждого свой взгляд, и смотрят они по-разному: кто в упор, кто исподлобья.

День за днем

В понедельник, 18 июля 1960 года, отец вместе с Брежневым осматривает в Кремле новый малолитражный автомобиль «Запорожец».

20 – 21 июля 1960 года он на ракетном полигоне Капустин Яр, неподалеку от Сталинграда. Там руководителям государства и генералитету демонстрируют последние образцы ракетного и авиационного оружия, затем все вместе обсуждают пути развития Вооруженных сил. Подтверждают прошлогоднее решение сконцентрироваться на ракетах с ядерными боеголовками при одновременном сокращении военных расходов.

21 июля вечером отец переезжает из Капустина Яра в Сталинград, посещает строительство ГЭС, объезжает поля.

25 – 27 июля он в Астрахани, осматривает с вертолета дельту Волги, охотится, пишет записку в Президиум ЦК, о ней я уже упоминал, и улетает в Киев. С 25 числа отец официально числится в отпуске.

Из Киева он 5 августа наконец-то перебирается в Крым и, уже настоящим отпускником, обосновывается на государственной даче № 1, находящейся неподалеку, вниз от Ливадийского дворца.

27 августа, по дороге в Москву, отец останавливается на один день в своей родной Калиновке.

30 августа 1960 года он вместе с прибывшим в Москву Яношем Кадаром открывает в Парке имени Горького Венгерскую выставку и в тот же день в сопровождении почти всех членов Президиума едет в Сокольники на открытие Японской выставки. Он там подолгу стоял у каждого стенда, расспрашивал японцев об отличиях заинтересовавшего его экспоната от аналогичных американских изделий, иногда поворачивался к Косыгину и просил того разобраться поподробнее, если удастся закупить образцы. Косыгин аккуратно записывал поручения отца в маленький блокнотик.

2 сентября отец в столице Финляндии Хельсинки поздравляет президента Кекконена с шестидесятилетием, а 19 сентября отбывает в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. В Москву отец возвратится только 14 октября.

23 октября 1960 года он во Дворце спорта в Лужниках на выступлении американской балетной труппы Лючии Чейз и Оливера Смита.

8 ноября 1960 года в Москве открывается очень непростое совещание представителей коммунистических и рабочих партий. Вся интрига закручивается вокруг взаимоотношений с Китаем. По существу, они уже испорчены, но внешние приличия пока соблюдаются. На совещании Китай представляют Лю Шаоци, Дэн Сяопин и Пын Чжень.

Они то соглашаются подписать заключительный документ, то отказываются. Отец их уговаривает. 30 ноября китайцы в конце концов ставят свою подпись.

12 ноября 1959 года отец, уставший от споров с китайцами, идет в Большой театр послушать новую оперу Георгия Майбороды «Арсенал».

17 ноября 1960 года он выступает на открытии Университета дружбы народов. Этой осенью туда уже прошел первый набор студентов из вчерашних колоний, молодых стран Азии и Африки.

29 ноября 1960 года отец идет в Манеж, там открывалась выставка украинских художников.

2 декабря 1960 года он в Большом театре на балете Лео Делиба «Коппелия» в исполнении кубинских артистов.

К 1960 году споры в электроэнергетике между «тепловиками и гидриками» утихли. Планы сбалансировали, строили и ТЭЦ, и ГЭС, а теперь уже и атомные электростанции, в зависимости от района и экономической целесообразности.

Готовилась к вступлению в строй Белоярская атомная. Заработали последние турбины Сталинградской гидроэлектростанции. Начался монтаж турбин на Братской ГЭС, на Ангаре. Приступили к сооружению мощнейшей Нурекской ГЭС на реке Вахш, в Пулисангинском ущелье в Таджикистане. Вслед за ней на Вахше планировалась грандиозная Рогунская гидроэлектростанция и еще несколько станций поменьше. В Конакове под Калининым строилась гигантская по тем временам, равная нескольким Днепрогэсам Конаковская тепловая электростанция. В Казахстане на угольном разрезе в Экибастузе запроектировали сразу три тепловых станции, каждая еще мощнее Конаковской. Подошло к завершению и строительство гидростанций Волжского каскада.

Так сложилось, что в 1960-е годы заложили основы электроэнергетики до конца ХХ столетия и даже заглянули дальше.

После долгих дебатов отказались от запроектированной ГЭС в районе Астрахани, в самом низовье Волги. Она получалась невыгодной, заливались огромные площади, исчезала дельта Волги, а электричества в общий баланс добавлялось чуть. Вместо гидроэлектростанции и затопления прикаспийских засушливых, но плодородных земель, решили заняться их орошением. Поливка позволит выращивать там не только традиционные арбузы и помидоры, но и рис. Однако возникала проблема с водой, ее катастрофически не хватало. Каспийское море от года к году отчаянно мелело, спад воды исчислялся в метрах. На географических картах приходилось постоянно менять очертания Каспия, еще десятилетие назад голубой, морской цвет закрашивать зеленым, земным. Казалось, не ровен час, море вообще высохнет до дна. Ученые во всем винили изменение климата, он стал засушливее: в Каспий поступает меньше воды, а ту по пути ее закачивают в городские водопроводы, если еще и на поливных делянках начать рис выращивать!.. Для спасения Каспийского моря предлагалось построить дамбы, воды северных рек через Печору и Вычегду, Каму и Волгу развернуть в Каспийское море.

В результате не просто «спасали» Каспий, но и появлялась возможность перебросить «лишнюю» воду в засушливое Приуралье, построить канал Волга – Урал, оросить не только Астраханские степи, но поля Сталинградской и Куйбышевской областей. Отец в принципе высказался «за».

Всерьез разворотом северных рек в Каспий занялись уже после отца, но тут в «небесной канцелярии» что-то переключилось и уровень воды в Каспийском море сам по себе начал год от года повышаться. Обезвоживание ему более не грозило, приходилось спасать понастроенные на его берегах причалы, рыбоперерабатывающие заводики, просто дома и домики.

В октябре на Пленуме ЦК подводили итоги 1960 года.

Только за один год национальный доход вырос на 7,7 процента, производительность труда – на 5,4.

За последние два года промышленное производство увеличилось на 23 процента, построено более двух тысяч новых предприятий, выпуск товаров для населения возрос на 19,6 процента. С 1956 по 1960 год годовой фонд зарплаты увеличился на 171 миллиард рублей, а налоги снизились на 8,7 миллиарда. Население больше не подписывали на ежегодный заем в десятки миллиардов рублей, как делали при Сталине и сразу после его смерти, пенсии увеличились на 40 миллиардов рублей. Страна не просто развивалась, она развивалась хорошо.

«Итого, – подбивает баланс отец, – наши люди стали богаче на 242 миллиарда рублей, соответственно выросло и потребление. Вслед за ростом потребления возникли сегодняшние проблемы. Проблемы роста, и их надо решать, никто нам поблажки не дает! Люди хотят жить лучше, люди должны жить лучше, они имеют на это право. К тому же с 1956 года население страны приросло 18 миллионами человек, из них городское – 17 миллионами, их тоже надо кормить, поить, одевать. Поэтому нынешний уровень закупок мяса, молока, хотя он в два-два с половиной раза больше, чем в 1953 году, не удовлетворяет потребности страны. Люди хотят и должны жить не просто лучше, а жить достойно».

Отец обращает взор на Запад. Там переходят от выращивания мяса по старинке на крестьянских фермах к промышленному производству в крупных специализированных, механизированных и автоматизированных комплексах. Начали с птицы, цыплят и уток, за ними последовали поросята, а теперь на очереди бычки с телятами.

В этих комплексах подопечных кормят не как у нас «чем бог послал» и уж, конечно, не магазинными буханками, а по строго рассчитанному рациону, добиваясь тем самым фантастического привеса – одного килограмма мяса на три, а порой и на два килограмма кормов. Отец встречался с фирмачами, и немецкими, и американскими, они подробно рассказывали ему о своих достижениях. В отличие от обычных куриных ферм-сараев, в которых птицы только ночевали, а день проводили на воле в поисках пропитания, заграничные технологии никаких вольностей не допускали, кур постоянно держали в специально оборудованных помещениях, корм давали им под клюв, и не какой придется, а составленный по специальным рецептам. В результате и «нагул» оказывался сказочным: килограмм курятины на полтора-два килограмма корма. Бизнесмены обещали, что если мы будем строго следовать научным предписаниям и разработанной ими технологии, то вскоре тоже забудем о «проблеме мяса».

25 октября 1959 года отец подписал Постановление правительства «Об увеличении производства мяса птицы», предусматривавшее выделение средств для закупки за границей таких комплексов «под ключ»: оборудования, технологии, рецептуры. Приобретенное в Германии утиное хозяйство разместили на озере Яготин, под Киевом. Купленные в Америке куриные комплексы построили в Крыму.

Правда, даже и на закупленных «под ключ» птицефабриках дела шли совсем не так, как гарантировали продавцы. Расход кормов на килограмм привеса превышал нормативы в разы. И дело не только в том, что корма воровали, хотя их и воровали, просто в голову крестьянина не укладывалось, что каких-то курей надо кормить, как «панночек», строго следуя заморскому меню. Если чего-то, предусмотренного инструкцией, под рукой не оказывалось, недостающий ингредиент без колебаний заменялся тем, что имелось. Естественно, и результат получался не тот, что ожидали.

Тем не менее, отец не теряет надежды догнать США по производству мяса и молока на душу населения, просто задача оказалась труднее, чем он прикидывал в 1957 году. «В отличие от США, у нас большое количество малопродуктивных лугов и пастбищ, крайне незначительны посевы сои. Хорошая обеспеченность кормами позволяет американцам иметь больше скота», – как бы оправдывается отец и дальше приводит подробнейшие выкладки. Вот лишь несколько цифр: крупного рогатого скота у нас 75,6 миллионов голов, у них – 101,5, из них коров у нас 34,9 миллионов, у них – 44,1; мы производим молока – 61,7 миллиона тонн (на душу населения – 293 л), а США – 56,4 миллиона тонн (на душу – 319 л), масла мы – 834 тысячи тонн (на душу – 4 кг), они – 653 тысячи тонн (на душу – 3,7 кг) и самая «больная» позиция – мясо: в СССР – 8,9 миллионов тонн (на душу – 42 кг), США – 17,4 миллиона тонн (на душу 98 кг). В США производят в два раза больше свинины, в два с половиной раза больше говядины и в четыре раза больше мяса птицы. Чтобы догнать американцев, мы должны производить: говядины – 6,6 миллионов тонн, свинины – 8,9 миллионов тонн, баранины – 1,9 миллиона тонн, птицы – 2,6 миллиона тонн, то есть суммарно 20 миллионов тонн мяса в год, и дальше он подробно расписывает по республикам, областям – кому, когда, сколько.

«Если бы прирост производства мяса шел такими же темпами, как в 1957 году, то сегодня, в 1960 году, мы бы имели мяса не 8,7, а около 10,5 миллионов тонн, – сетует он. – Рост поголовья коров идет не столько за счет приращения колхозного и совхозного скота, сколько за счет покупок у населения. Колхозы и совхозы Украины в 1959 году доложили об увеличении поголовья коров на 606 тысяч, купив в то же время 635 тысяч. То же самое произошло и в 1960 году, прирост поголовья коров в республике составил 427 тысяч, из них куплено – 359 тысяч».

И так почти всюду.

«Почему же за последние два года многие республики не увеличивают поголовье коров? – возмущается отец. – Кормов у нас не меньше, чем раньше. Лучше стали животноводческие помещения. Имелась возможность из молодняка вырастить не менее 3 миллионов коров год. Получили же пшик, в Российской Федерации из возможных 3 миллионов 587 тысяч голов до коровьей взрослости довели только 1 миллион 42 тысячи, в Грузии из 76 тысяч – 15 тысяч. Дело в том, что во многих колхозах хищнически забивается молодняк, необоснованно выбраковывается и сдается на мясо большое количество молочных коров».

Далее отец приводит убийственные, в первую очередь для самого себя, цифры: в 1960 году поголовье коров увеличилось всего на 900 тысяч, тогда как в 1957 году прирост составил 2,4 миллиона. Напомню, что именно в мае 1957 года начали догонять США по производству мяса. Коров стало меньше, и тут же поползли вниз удои: «если в 1957 году в Российской Федерации надоили на 2 миллиона 278 тысяч тонн молока, то в 1960 году по сравнению с 1959 годом больше только на 843 тысячи тонн, на Украине они вообще уменьшились на 145 тысяч». Но что особенно опасно, считает отец, – не просто сократились заготовки молока, но и упали удои от одной коровы. А это сигнал, что система дает сбои. Отец силился понять, где и что сбоит.

При этом отец отмечает еще одну неприятную для себя тенденцию: «Поголовье коров у индивидуальных владельцев растет во много раз быстрее, чем в колхозах и совхозах. В Азербайджане частники прирастили свое стадо на 84 процента, а колхозы с совхозами – на 3 процента, в Грузии соответственно – 36 процентов и 13 процентов».

Правда, в Оренбуржье обратная картина: при общем приросте стада в 55 процентов, колхозы и совхозы увеличили его на 91 процент, в Ленинградской области из 39 процентов роста поголовья скота – 89 процентов приходится на общественный сектор. Секретаря Оренбургского обкома Геннадия Ивановича Воронова отец вскоре заберет в Москву. В Бюро ЦК по РСФСР он займется сельским хозяйством, и займется успешно.

Неприятности одними коровами не ограничились. В 1960 году остановился рост производства свинины. С овцами и козами вообще приключилось несчастье, в 1960 году «из-за бесхозяйственности и халатности в колхозах и совхозах Российской Федерации пало 5 миллионов 218 тысяч овец и коз, в Казахстане – 3 миллиона 306 тысяч, в Киргизии – 609 тысяч, в Грузии – 201 тысяча голов, и так по всем республикам.

Ничем не оправдано и снижение прироста производства мяса птицы в совхозах и колхозах. В 1959 году прирост мяса птицы составил 81 тысячу тонн, а в 1960 году – только 36 тысяч тонн».

Было от чего за голову схватиться.

Несмотря на все провалы, заготовки в 1960 году все же свели с положительным сальдо, мяса, по сравнению с 1959 годом, заготовили больше на 372 тысячи тонн, молока – на 1 миллион 382 тысячи тонн, яиц – на 828 миллионов штук.

Отец в своем выступлении привел итоговые цифры, но сам в них не очень верил. Отчитываться в выполнении и перевыполнении планов обкомы умели. За последние годы напридумывали множество лазеек. К примеру, Совет Министров РСФСР, то ли еще при Козлове, то ли уже при Полянском принял, на первый взгляд, чисто техническое решение «О передержке скота в совхозах и колхозах».

Согласно этому документу, заготовительным органам разрешалось выписывать квитанции о приемке скота, одновременно оставляя его в хозяйствах «на передержку, на доращивание». Проще говоря, я оформлял своего теленка весом в 50 килограммов как бы сданным государству, получал квитанцию и деньги за как бы сданные 50 килограммов мяса, но фактически оставлял его у себя. Дорастил я теленка до коровьего веса в 100 килограммов – получал еще одну квитанцию и сумму денег за дополнительные 50 килограммов мяса. А вот если я обещал дорастить его, скажем, до 300 килограммов, а он дотянул до 150 – и сдох? В результате квитанция на сданные 50 кг мяса есть, деньги есть, нет пустяка – мяса», – раскрывает механизм популярного в те годы жульничества хорошо осведомленный во всех тонкостях секретарь Оренбургского обкома Воронов.

И это только один из известных секретарям обкомов способов водить Москву за нос. Центр требовал обязательств, и в ответ он получал обязательства о будущем перевыполнении плана на 50 процентов, в два, а то и в три раза. Местные руководители купались в славе, расписывали свои, еще не достигнутые, успехи, а когда подходила пора отчета, мухлевали, кто как мог.

Особенно больно ударила по самолюбию и репутации отца информация, поступавшая из Рязани. Приходившие оттуда в ЦК письма приобрели душераздирающие оттенки. «Очковтирательство, обман государства. Оформляют сдачу скота на приемных пунктах мясокомбината, фактически не сдают, а дают доверенности в получении тех же животных на передержку, и вот четвертый квартал 1959 года “выполнен”. Так звучит в отчете, а на деле мясо поступило только в первом квартале 1960 года. Дальше – больше, под нож пошли и дойные коровы, и телята рождения 1959 года. Иначе не выполнить четырехкратный план сдачи мяса в 1960 году. Кому нужно такое выполнение плана? Бумага – не мясо! Это похабщина! Народ смеется!» – читал отец в одном из полученных из Рязани сообщений.

«Рязанская область совершенно не имеет скота, если не считать некоторого количества свиней. Поэтому продолжается скупка скота. Скот закупается по рыночным ценам во Владимирской, Липецкой, Воронежской, Московской областях. Можно себе представить, во что обойдутся колхозам и государству такие “заготовки”, что останется на текущих счетах колхозов в Госбанке, и самое главное, мяса в стране не прибавится. Одновременно используется старый, испытанный конек – приписки к отчетности», – пишет отцу В. С. Виноградов, работник Главного управления заготовок Министерства cельского хозяйства РСФСР.

Направленная в Рязань московская комиссия подтвердила: изложенное в письмах – правда. Для отчета о тройном в 1959-м и четырехкратном перевыполнении плана 1960 года по сдаче мяса в Рязани использовали весь набор жульнических приемов: и скупку скота, и «передержку-доращивание», и откровенные приписки. На поверку Ларионов оказался не героем, а махровым «шулером». Поняв, что в Москве всё знают, игра окончена, он попросился к Хрущеву на прием.

Отец ему в просьбе отказал, говорить им не о чем. Ларионов понял, что проиграл и запил, на работу не ходил.

В начале сентября 1960 года, перед отъездом отца в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, Ларионова решили с обкома снять. Отец попросил Козлова подобрать кандидатуру на его место. Пока отец пересекал Атлантику на дизельэлектроходе «Балтика», в Москве и Рязани искали выход из положения. Так продолжалось почти две недели. Перед самым прибытием отца в США Козлов поды скал Ларионову преемника – секретаря Владимирского обкома Константина Николаевича Гришина. На 23 сентября назначили перевыборный пленум обкома, но снимать оказалось некого, 22 сентября около десяти часов вечера Ларионова не стало.

В опубликованном в газетах некрологе сообщалось, что Алексей Николаевич Ларионов умер 22 сентября 1960 года. Подчеркивалось, что он «был верным сыном Коммунистической партии, талантливым организатором и энергичным руководителем, активным и стойким борцом за великое дело коммунизма». Однако никто из высоких руководителей и коллег не поставил, как это принято, свою подпись под эпитафией, ограничились анонимной «группой товарищей». О причине смерти в некрологе стандартно сослались на «тяжелую болезнь». Написанному в газетах не поверили ни в Москве, ни в Рязани, судачили, что Ларионов застрелился, – погнался за славой, обманул всех и вся, получил героя, а когда в ЦК докопались до истины, понял, что проиграл и пустил себе пулю в сердце.

Молва приписала игроку Ларионову и соответствующую его образу смерть. Посмертно он стал героем, вернее антигероем, но все равно «прославился». Все забыли украинцев или туляков, тоже баловавшихся закупками коров на стороне, передержкой-доращиванием, приписками. А Ларионова запомнили, и запомнили надолго.

На самом деле Алексей Николаевич Ларионов умер не от пули. Его пистолет оставался в обкоме в служебном сейфе, откуда его на следующий день официально изъял начальник областного управления КГБ. Детали происшедшего стали известны благодаря Василию Поликарповичу Зенину, тоже секретарю Рязанского обкома, естественно, не первому; всю свою жизнь он вел дневник. Жили они с Ларионовым по соседству. В те тяжелые для Ларионова дни Зенин его не бросил, поддерживал, как мог.

«Вечером 22 сентября я встретился с Ларионовым, – пишет Зенин. – Сказал ему, что предстоящий пленум пройдет хорошо. Нервничать не следует. Освобождение мотивируют личной просьбой в связи с болезнью.

В тот день Ларионов ездил в Москву, там у него сохранилась дача, по возвращении сидел, задумавшись, с сыном на лавочке во дворе. Моя дочь Лариса ласково его о чем-то расспрашивала, он ее очень любил…

22 сентября в 9 часов 50 минут Ларионов умер… С плачем постучала к нам в дверь его жена Александра Васильевна… Я поднялся на третий этаж, вошел в квартиру и увидел мертвого Алексея Николаевича на диване в его кабинете. Срочно вызвал врачей во главе с заведующим здравотделом Симоновым. Долго они с ним “работали”, но безуспешно. В 12.00 ночи увезли на вскрытие».

Далее Зенин пишет, что, насколько он знает, «смерть наступила вследствие отравления большой дозой снотворного. Из желудка извлекли еще даже не растворившиеся таблетки. Он принял тайком снотворное, поиграл с внуком, а потом захрапел и затих. Жена не усмотрела ничего подозрительного, не раз проходила мимо спальни, но то, что произошло несчастье, обнаружила слишком поздно, он уже посинел».

То, что Ларионов принял большую дозу снотворного, скорее всего, миф. В Рязанском архиве лежит заключение врачей: «22 сентября, в 21 час 05 минут внезапно наступила смерть при явлениях острой сердечно-сосудистой недостаточности. Патологоанатомическое вскрытие показало наличие распространенного атеросклероза сосудов, множественные рубцы стенки левого желудочка сердца, отек мозга, отек легких, цианоз внутренних органов. Причиной смерти явилась острая сердечно-сосудистая недостаточность». И дальше подписи: Е. В. Литвина, заместитель заведующего облздравотделом; П. С. Бельский, главный врач больницы № 2; Н. А. Троицкий, профессор; И. Е. Мацуев, профессор; П. З. Котлярчук, областной патологоанатом, кандидат медицинских наук.

Так что все объясняется просто – сердце не выдержало, а снотворное Ларионов выпил около 9 часов вечера, чтобы заснуть после разволновавшего его разговора с Зениным о назначенном на следующий день пленуме обкома. И не горсть, а пару таблеток, как рекомендовали врачи. Вскоре, естественно, лег в постель, а через несколько минут его не стало. Вот снотворное и не успело раствориться в желудке.

После смерти Ларионова назначили официальную комиссию во главе с Аристовым, заместителем Хрущева в Бюро ЦК по РСФСР. Она доложила, что из оформленного на передержку скота всего 31,4 тысячи тонн возвращено государству 27 тысяч, не возвращено с передержки 4 тысячи тонн, не подтверждена документами сдача 16,8 тысяч тонн мяса. Таким образом, сдано всего 129 тысяч тонн, вместо взятых по обязательствам150 тысяч тонн.

Сколько коров рязанцы закупили у соседей, комиссии установить не удалось.

Проверки выявили аналогичные нарушения в Тульской, Кировской, Винницкой и некоторых других областях.

То есть нарушения, и очень серьезные, имели место, но отнюдь не столь катастрофические, как их расписывала людская молва. Но это факты. Ларионов же стал символом нараставшего неблагополучия. Точнее, сигналом, что страна развивается не так успешно, как ожидалось и планировалось.

Весьма примечательно, что первым о махинациях Ларионова заговорил отец, выставил их на всеобщее обозрение. А он мог бы ничего не афишировать, спустить дело на тормозах, положить отчет комиссии в «совершенно секретный» архив, принять меры, но тоже «совершенно секретные». На Пленуме ЦК могли ограничиться общими словами. Ведь основные докладчики: председатель правительства РСФСР Полянский, от Украины Подгорный, от Белоруссии Мазуров, а также партийные секретари других союзных республик ни словом не обмолвились о творящихся в их вотчинах безобразиях. В России и не такие «потемкинские пузыри» вздувались и потом исчезали без следа. В том-то и дело, что не мог отец так поступить. Вот он и вынес сор из избы, чтобы другим впредь неповадно было.

Вслед за «упущениями» в животноводстве он берется за «зерновиков». Ничего экстраординарного в 1960 году в стране не произошло: ни сильной засухи, ни пыльных бурь. Отец рассчитывал пусть не на рекордный сбор зерна, но и никак не меньший по сравнению с 1958 годом, составивший около 135 миллионов тонн. Но собрали 125,5 миллионов тонн, чуть больше неудачного 1959 года, тогда он составил 119,5 миллиона тонн. Урожайность в этом году оказалась тоже не намного выше прошлогодней – 10,9 против 10,4 центнера с гектара. В результате в 1960 году государство смогло закупить всего 46,7 миллионов тонн, чуть превысив уровень 1959 года с его 46,6 миллионами тонн. Столь низкие закупки объяснялись желанием оставить крестьянам зерно на откорм скота, а главное – на семена.

Конечно, по сравнению с 31,1 миллиона тонн 1953 года – большой скачок. Но и потребление в стране увеличилось. Люди больше не голодали, не давились в очередях за хлебом, больше не считали пакет муки на прилавке даром небес, но все произведенное все еще целиком проедали.

Поэтому и государственные запасы не росли или росли очень медленно. Отсутствие резервов очень беспокоило отца, случись что и… «Нужно иметь, по меньшей мере, годовой запас зерна на случай непредвиденностей: засухи, наводнений, войны, в конце концов. У американцев, – отец снова ссылался на пример США, – государственные резервы – двухлетние».