Текст книги "Год Дракона"

Майзель осторожно отстранился. Удивительно, но на этот раз он не принялся вопить: «Божена!», а отошёл к столику у дивана и, поколдовав там, вернулся с двумя коньячными бокалами, и протянул один Елене.

Она осторожно пригубила тяжёлую, маслянистую на вид жидкость. Вкус её оказался удивительно мягким, округлым, обволакивающим, с восхитительным послевкусием, – ничего подобного Елена прежде не пробовала.

– Что это?! – Елена отставила бокал, пытаясь рассмотреть на просвет напиток, цветом напоминающий гречишный мёд, – тёмный, но таящий в себе солнечные ароматы лета, и чувствуя, как тепло волнами расходится по всему телу.

– Это подарок, – тихо ответил Майзель. – В Чили, недалеко от Сантьяго, есть посёлок в горах, в котором живут три армянские семьи. Их предки бежали после Эрзерумской резни в тысяча восемьсот девяносто пятом. Три года назад посёлок сравнял с землёй толчок в девять баллов. Наши оказались там первыми – отделение егерей из охраны посольства начало подготовку к приёму спасательной экспедиции. Люди, конечно же, набросились на ребят с благодарностями, а какой-то старик спросил: кто вас прислал?

– И они сказали – Дракон, – легко догадалась Елена.

Майзель кивнул:

– Когда спасатели уже развернулись, этот старик пришёл снова и позвал поручика, командовавшего егерями, за собой. Он показал ему место и велел выкопать бочку. Там хранилось перегнанное вино из первого урожая, выращенного этими людьми на новом месте – седьмой год прошлого века. Старик сказал: такого вина не пробовал даже Дракон. Его делал мой отец и отец моего отца. Это лучшее вино на земле. Тебе нравится?

– Настоящий эликсир жизни, – Елена снова подняла бокал на уровень глаз. – Вот мы и выпили с тобой на брудершафт.

Елена сделала последний глоток и вернула Майзелю бокал:

– Завтра я дам тебе от меня отдохнуть – у меня важная встреча. Увидимся послезавтра. Не надо меня провожать.

Прага. Июнь

Переступив порог кафе, она легко вычислила свою будущую собеседницу. Молодая женщина, прилично моложе Елены, сидела за столиком за колонной и что-то увлечённо выводила в самом обыкновенном бумажном блокноте с пружинным креплением страниц. В пепельнице перед ней дымилась сигарета, – недавно вошедший в моду сорт без никотина, – золотисто-коричневая, длинная, пахнущая вишней, кориандром, мятой и ещё чем-то, необыкновенно приятным и тревожащим чуткое обоняние Елены.

Девушка была похожа на всех фотомоделей и манекенщиц сразу. Очень высокая (но, конечно, не выше «него»), – «бесконечные» ноги, густые, вьющиеся, пепельно-золотистые волосы, простоватое, но красивое лицо капризного ангела, знающего себе цену. Одетая спокойно и неброско, но так, что сомнений в её прелести не оставалось, – Елена отдала должное её вкусу, – девушка сначала показалась ей хрупкой. Но, приглядевшись, Елена поняла – первое впечатление обманчиво: Марта Штерхова была на самом деле тугая, как наливное яблочко, со всеми полагающимися женщине округлостями и выпуклостями, обладая при этом тонкой, аристократической статью. Ну да, решила Елена, именно такими девушками и должен питаться Дракон, чтобы черпать силу, которой предстоит переворачивать мир. Елена почувствовала, как краснеют её уши. Кажется, она уже знала, почему.

Улыбаясь, она приблизилась и присела за столик:

– Спасибо, что пришли, пани Марта.

– Приветик, Елена. Ты брось эту хрень, подруга – пани всякие, – Марта усмехнулась. – Марта, и всё. Да ещё мы с тобой – через Дракона, – можно сказать, породнились.

– Х-хорошо, – слегка запнулась Елена.

Преамбула озадачила даже её. Контраст между нежно-кукольным лицом Марты, беспечным сиянием обрамлённых длинными тёмными ресницами дивных серых глаз, и её речью, Елена сочла неприятно разительным. Она знала, по крайней мере, нескольких мужчин, на которых такой «душ Шарко» действовал, как афродизиак. Неужели и «он»?!

– Да ты не тушуйся, – ласково, без всякой подлинки, к которой Елена непроизвольно подготовилась, легко рассмеялась Марта, и глаза её засияли ещё ярче. – Разве можно Дракона к кому-нибудь ревновать?! Солнце светит всем. Да и вообще, я не ревнивая. Я бы у него в гареме себя очень здорово чувствовала. Вот с тобой, кстати. Ты славная.

– А почему ты решила, что я с ним сплю? – обворожительно улыбнулась в ответ Елена.

– Брось, – Марта погасила сигарету. – Не может быть. Ты очень хорошенькая. Нет, ты не хорошенькая, – чего это я несу?! Ты красавица. Вон, какая, – Марта рассматривала Елену так, словно впервые увидела.

– Хочешь сказать – в его вкусе? – снова улыбнулась Елена одной из своих светских улыбок. – Хорошо знаешь его пристрастия?

– Ха, подруга, – вздохнула Марта, словно не замечая иронии и продолжая разглядывать Елену. – Я всё про него знаю и понимаю, а чего не знаю или не понимаю – так у меня мохнатка для этого имеется. Что, правда – нет?

Елена пожала плечами. Она почему-то не могла прямо посмотреть Марте в глаза.

– Слушай, Ленка, да перестань ты в пол пялиться. Я же не знала! Ну, не сердись, ладно? Я просто дура набитая.

– Почему же – дура, Марта? – Елена, справившись с собой, снова подняла на девушку взгляд.

– Мы все в восемнадцать лет просто ужас какие дуры, Ленка. Так хочется всё попробовать и кажется, что впереди – вечность! А покрутишься – проходит. Но когда с тобой такой мужик, как Гонта Богушек, беседует, – крутой, невозможно крутой, это же видно, вообще, даже дуре вроде меня, без наводки! Когда он своим колючим, как штык, взглядом тебя распинает и насквозь прогрёбывает – и не для своего собственного удовольствия, начинаешь понимать: теперь с тобой что-то такое произойдёт, – потом всю жизнь вспоминать будешь. Как сказку – а страшную или чудесную, уже от тебя самой зависит.

– И какова же оказалась сказка?

– Чудесная, – просияла Марта.

– А как тебя Богушек представил? Или всё произошло «средь шумного бала, случайно»?

– В бассейне я ему представилась, – Марта потушила сигарету. – Не на бенефисе же у Величковой нам знакомиться!

– Почему нет? – полюбопытствовала Елена.

– Да ну тебя, Ленка, – отмахнулась Марта. – Я в этой каше с шестнадцати лет варюсь. Сначала моделью, потом наша «мамуся» – ну, хозяйка агентства, в общем, – пару раз меня с собой брала. С мужиками, короче, поужинать. Да ты не думай, – чуть нахмурилась Марта, продолжая при этом что-то набрасывать в блокноте, – мне самой интересно было всегда до чёртиков. Мужики взрослые, классные, щедрые, смотрят ласково, слова ласковые говорят, – короче, я сама к ним в койку прыгала, меня никто не уговаривал особо, тем более – не заставлял. Наверное, я по жизни такая – интересно мне с мужиками, с разными всякими, слушать их интересно, смотреть на них, когда их никто другой не видит. И вообще я приключения люблю. Я про мужиков много чего узнала – про некоторых даже жёны, которые с ними по двадцать лет живут, того не знают. Ну, да это тебе не интересно – ты это и сама всё просекаешь. Короче, «мамуся» говорит: с тобой хотят встретиться. А кто – не говорит. Ну, а это Гонта был. Поболтали мы с ним минут десять, а потом он усмехается: ты, говорит, девочка, на меня не облизывайся, тебя другие этажи ждут. Сказал, в общем, куда приходить.

– И куда же?

– В Замок, понятное дело, – пожала плечами Марта. – А там же знаешь, как всё устроено: и не захочешь, а всё равно, куда надо, попадёшь.

– Интригующе, – усмехнулась Елена.

– А то, – игнорируя её насмешливую реплику, кивнула Марта. – Да я уже врубилась, в общем, только никак не могла – ну, поверить, что ли? Я же его ни разу в жизни не видела. И картинок нигде нет, даже не знаю, что подумать! Выхожу из душевой – чистенькая такая, гладенькая, можно на блюдечке подавать – и трясусь вся, и от страха, и от любопытства: какой он? Что скажет? Как будто первый раз в первый класс, в общем. А он уже там плещется, тюлень здоровый. Ух, ты, говорит, какая ты славная, Марта! И лыбу давит. У меня, в общем, весь мандраж сразу как рукой сняло.

Елена поймала себя на том, что слушает собеседницу, затаив дыхание.

– И что дальше?

– Да ничего особенного. Поплавали, побесились – он меня с горки катал, на плечах таскал. Я, если честно, даже не поверила, что это всё – взаправду. Понимаешь, – Марта задумалась на мгновение. – Рядом с ним как будто мозги отключаются. Ну, он всё сам делает, понимаешь? Ты просто бежишь за ним вприпрыжку, как в детстве – ни о чём не думаешь, не беспокоишься, и не боишься ничего. В общем, я его сама первая поцеловала. Не смогла удержаться. Потом… Ну, потом всё и случилось, в общем. А после ужина он и спрашивает: придёшь ещё? Я башкой чуть потолок не пробила: конечно, приду, говорю. А когда? Могу вообще не уходить! Ну, этого я, понятно, не сказала, бог за язык удержал.

– Было так увлекательно?

– Ох, Ленка, – покачала головой Марта. – Да он же… Он не трахает тебя, не дерёт, не вдувает, не палку кидает, не кроет – сколько всяких слов для этого есть – он с тобой любовью занимается. Мужики вообще-то все засранцы, некоторые побольше, некоторые поменьше. Больше всего я всяких артистов не люблю. Это ж кровососы какие-то! Он тебе всунет, сольёт и ускачет, а ты спишь потом целые сутки, как выжатая. И ещё расскажи ему, как ты им восхищаешься, а то у него не встанет, или не кончит. А Дракон… Дракон – это Дракон, в общем. После него неделю летаешь, даже если всю ночь прокувыркаешься. Он же, как вечная батарейка, блин, атомная!

– И хватает его на всю ночь?

– Ленка, да ты как с луны свалилась, – рассыпалась русалочьим смехом Марта. – Вот сейчас я верю, ты и правда не знаешь! Да он…

Она вдруг замолчала и, закусив губу, посмотрела на Елену. И уже совершенно другим голосом произнесла:

– Ленка, не сердись на меня. Не могу я про него говорить, понимаешь?! Не умею. Ко мне в жизни никто так не относился, так не слушал и слов мне таких не говорил. И слова-то вроде обыкновенные – но такие какие-то… От души, из самого сердца. Если говорит: какая ты сегодня красивая – значит, не только ему нравится, но так и есть на самом деле! Я не знаю. Нам ведь, бабам, что важно? Чтобы нас выслушали. Ты вот – тоже: не болтаешь своё, как другие тётки. Ты слушать умеешь. Я тебя за одно только это расцеловать готова! А он – лучше всех. Понимаешь?

– Понимаю. Ты не дура, Марта, – вздохнула Елена. – Ты просто очень легкомысленная. Лёгкая. Ты очень эмоциональная, порывистая, влюбчивая и ужасно добрая, поэтому вечно попадаешь во всякие глупые ситуации, в том числе и с мужчинами. С мужчинами, наверное, в первую очередь. Но ты совсем не дура, нет. Напротив, – ты умница, только не даёшь себе труда задуматься. Но когда ты это делаешь – сразу видно, какая ты замечательная. И представь себе – я всё это совершенно искренне говорю.

Елена с изумлением увидела: глаза Марты повлажнели.

– Марта?!

– Ничего, – тихо произнесла Марта. – Как же я сразу-то не догадалась. Ты ведь такая же, как он. Всё понятно теперь.

– Что понятно? – Елена с ужасом чувствовала – она совершенно не управляет беседой, и всё идёт совсем иначе, чем она запланировала.

– Что гарема не будет, – усмехнулась Марта. И спохватилась: – Ой, ты прости меня, ради бога, Ленка. Опять я со своей хренью лезу. Я всегда так, – ты не сердись, ладно? Ты спрашивай, я тебе всё, что можно, расскажу – без утайки.

– А как ты узнаешь, что можно, а что – нельзя?

– Ну, это просто, – весело, свободно рассмеялась Марта. – Обо мне можно всё, а о нём – ничего. Даже если и захочу – не получится.

Боже мой, подумала Елена, как я могла принять её за шлюху?! Со мной что-то ужасное в последнее время творится. Запутал меня совсем, проклятая ящерица!

– Ты действительно ничего не подписывала?

– А Гонта и без подписи под трамвай сунет – пикнуть не успеешь, – опять рассмеялась Марта. – Никто мне не запрещал, никто не инструктировал, ничего такого не было и даже быть не могло. Но я всё равно не могу. Да он не страшный совсем, Дракон-то. И Гонта не страшный. Серьёзный, крутой – но не страшный. Ну, кто понимает, конечно. А кто не понимает – те да, те в штанишки кладут на раз. Он за Дракона не только чужой – и своей-то души не пожалеет. А уж о жизни – и говорить нечего.

– Разве кто-то – или что-то – может угрожать Дракону?

– А то ты не знаешь, – удивилась Марта.

– Нет, – покачала головой Елена. – Понятия не имею. Мне кажется, это невозможно.

– Не права ты, подруга, – Марта вздохнула и потянулась к сумочке за новой сигаретой. – Не права конкретно. Тому, кто людям столько добра делает, черти этого никогда не простят. Скольким тварям поганым он дорогу перешёл делами своими, – ты хоть представляешь?! Подумай сама – разве могут они его в покое оставить? Да никогда в жизни. Спят и видят, как их со свету сжить – Дракона, и его величество. Только люди ведь не дураки, Ленка. Всё понимают. Даже я понимаю. Поэтому, если что – не только Гонта, но и я за него, за Дракона, всю кровь из себя до капельки выцежу.

– Почему?!

– Ты должна это понять, – Марта глубоко затянулась и резко выпустила дым вниз. – И не только самой понять, а ещё так об этом суметь рассказать, чтобы все поняли. Они тебя именно потому и выбрали, – они знают: ты сможешь. Если захочешь, конечно. Если очень-очень постараешься.

– Зачем?

– Зачем? А вот зачем. Маме моей сорок шесть стукнуло, когда я родилась. А отец её на десять лет старше. Мне было шесть, когда он умер. Он в шахте пахал, в Силезии городок такой, Олдржишов называется, – может, слыхала? А нет, так и не удивительно, что не слыхала. Вот. Маме сейчас шестьдесят девять. А это когда же случилось? Два года? Да, два года назад. Мы уже с Драконом тогда… Познакомились. Она что-то в кухне с полки достать хотела. Встала на стремяночку, а та – возьми под ней и подломись. Я ей столько раз говорила: мама, ну купи ты себе стремянку новую, они вон какие теперь, из алюминия, лёгкие, одним пальцем поднять можно, и стоят гроши. А она: вот старая сломается, тогда и новую купим. Дождалась. Упала, сломала тазовую кость в двух местах. Стремянка эта, черти б её взяли, – Марта глубоко затянулась.

– О, Господи, – прошептала Елена, боясь пошевелиться и вся обратившись в слух.

– Я маме – незадолго перед этим – телефон мобильный подарила. Ну, знаешь, – какие у нас для пожилых делают. То есть, не совсем я. Дракон мне велел. Я бы сама не додумалась, честное слово. А он – и про маму всё расспросил, и про Олдржишов, и про отца, а потом говорит: купи маме телефон. Так и сказал – «маме», не «матери», не «старухе своей». Велел мне его принести, сам чего-то поколдовал с ним – я, знаешь, в технике этой ничего не смыслю, только кнопки умею нажимать. А там всё так здорово придумано: и кнопка быстрого вызова, и тревожная кнопка. Мама так обрадовалась, когда я ей этот телефон привезла, – ну, чисто ребёнок. Вообще из рук не выпускала его, даже ночью под подушку клала. Всем в Олдржишове показывала: вот какая Марта моя заботливая. А это не я, а Дракон вовсе. Вот. Мама тревожную кнопку и нажала. Скорая прилетела – и трёх минут не прошло. Мне потом профессор сказал: какая вы молодец, пани Штерхова, с телефоном как здорово придумали, – если бы не дежурный врач при «скорой» – он сразу насчёт внутреннего кровотечения сообразил! Понимаешь ты, Ленка?! Если бы не Дракон! Он потом и в больницу к ней приходил. Марта у вас, говорит, замечательная, пани Штерхова, вы её берегите. Мама ту розу, что он ей подарил, до сих пор хранит – лаком специальным покрыла, и правда, как живая. Это ведь он всё устроил, Ленка, понимаешь?! И связь такую, и телефоны эти для пожилых за медные деньги! И в Олдржишове нашем «скорая» всегда дежурит, и по «струне» больных в Остраву, если надо, доставляют, и шахтёрскую вдову профессор бесплатно оперирует – не потому, что дочка её с Драконом спит, а потому, что Дракон всё так задумал и сделал, понимаешь?! Для мамы, для меня, для тебя – для всех людей. Он же наш, Ленка. Он за нас – до последнего. А мы, значит, – за него.

Чёрт тебя подери всего совсем, подумала Елена, не в силах проглотить стоящий в горле комок. Ты даже девушку по вызову неведомо во что превратил!

Она тоже закурила, чтобы как-то разрядить обстановку:

– А как ты это всё регулируешь?

– В смысле? – подняла брови Марта.

– В смысле – финансово.

– Никак, – засмеялась Марта. – Гонта мне кредитку выдал – я спрашиваю: и чё мне с ней делать?! А Гонта: чё хочешь! Я: в смысле, правда, чё хочу?! А Гонта, зараза такая, ухмыляется. Я только потом врубилась, почему он так ухмылялся. Ну, я бегом побежала в Пассаж – побрякушки всякие, трусы с кружевами. Набрала с разгону тыщи на три, лечу на кассу, рот от уха до уха. И тут меня как будто кто за гнездо когтями, – хвать! Ты чё ж такое творишь, барсучка безмозглая?! Тебе такой человек доверился, на руках тебя носил, в губы, как невесту, как первую любовь, целовал, – а ты, пелядь такая, труселями – шкафы набивать?! Покидала всё, села – и реву, блин. В общем, ушла.

– Как – ушла? – кусая губы, спросила Елена.

– Да не могу я его деньги на всякое, блин, тратить, – поморщилась Марта. – К маме съездить, отцу могилу поправить, соседу пару крон сунуть, чтобы по хозяйству маме помог, – это ладно. Да хватает мне на всё, из-за бабок я, что ли?! Разве бабками можно Дракона измерить?!

– А чем?!

– Ничем, – резко, зло отозвалась Марта и захлопнула блокнот, но тут же снова его открыла. И повторила, уже спокойно: – Ничем. Это Дракон. С ним рядом постоять – уже счастье. А если что посерьёзнее – так тем более.

Что она там пишет всё время, подумала Елена. Или рисует? Да она же рисует!

– А часто вы время вместе проводите?

– Проводили, – усмехнулась Марта, и Елена, увидев эту усмешку, обмерла. – Да уж гораздо реже, чем мне хочется, это точно. Ну, у него дела такие, – ему по жизни частенько, знаешь ли, не до баб. – Марта посмотрела на Елену и вдруг прыснула: – Но иногда – до баб, и ещё как!

– Это ты о чём? – чуть не поперхнулась дымом Елена.

– Да о Златничковой!

– А ты знаешь эту историю?

– Ну. А ты – нет?

– Нет. Он же не расскажет, – хмыкнула Елена.

– Да нечего там рассказывать. В смысле – не было у них ничего. А вот морду он её хахалю разбил – это да, – Марта мечтательно подняла взгляд к потолку. – Гнездец! Один удар – семнадцать швов на хлеборезке! Если бы он за меня так кому-нибудь врезал – мне бы насрать было, беременная я или нет, от кого и сколько раз. Залезла бы под него обязательно! Я как подумаю, – стоит мне ему сказать, меня, мол, мужик какой обидел, – ну, по-настоящему, как Габишку – и чего он с ним сделает… Сам, голыми руками! Я уже только от этого кончаю, понимаешь?

Господи, как всё просто, вздохнула про себя Елена.

– Зачем он вообще в эту историю полез? – задумчиво спросила она. – Тем более, если у них ничего не было.

– Как – зачем?! – удивилась Марта. – Да он не может иначе, и всё! Если он с кем-то хоть раз встретился и человека в свои принял – всё, понимаешь, Ленка?! У него внутри машинка такая есть – фиг знает, как называется и работает, – она сразу определяет: человек ты или нет. Если человек – Дракон за тебя землю вверх тормашками перевернёт, всем чертям поганым за тебя жопы порвёт на британский флаг! А когда баб обижают – это он вообще не переносит. За это он убить может – в натуре, до смерти.

– Марта, – покачала головой Елена. – Безусловно, вести себя не по-мужски некрасиво. Но убивать за это – по-моему, чересчур.

– Да ну? – усмехнулась Марта. – А по-моему – в самый раз. Хоть один мужик на свете должен понимать, – слово страшнее пули. И кому я это говорю, блин, – Елене Томановой! Если бы не Дракон – не знаю, Габишка, может, руки бы на себя наложила. У беременных вообще крыша едет частенько. А он с ней целых два дня нянчился. И меня запряг. Она хорошая деваха, Габишка. Да, знаменитость, – ну и что? Дракону плевать, если хочешь знать, на такое. Главное – это человеком быть. А этот?! В эфир полез, тварь, – всем рассказывать про свою ранимую творческую душу. Мы с Гонтой насилу Дракона оттащили от этого мудозвона – он бы его точно убил, вторым ударом. Да он, козлина, сам виноват.

– Вы с Гонтой?! – уставилась на Марту Елена. – Ты там была?! Как?!

– Ха, подруга, – опять засветилась Марта. – Ну, так вышло, короче. Мы как раз от мамы моей из Остравы возвращались, на тачке. А тут по радио – этот. Его ведущая про Габишку спрашивает, а он: это не мой ребёнок. Во гандон, а?! Ну, не веришь – есть же всякая экспертиза, да ведь? А он дальше возьми да и ляпни: она на меня Дракону настучала, пусть её Дракон себе заберёт, мне не жалко!

– Какая дрянь, – отшатнулась Елена.

– А я про что?! – всплеснула руками Марта. – Понятно, Дракон аж затрясся. Я на него смотрю и вижу: убьёт. Прямо сейчас. У него сразу рожа такая делается – понятно, за что его Драконом прозвали. Нет, думаю, нельзя Дракону об это дерьмо мараться. Бывает такое дерьмо, в котором даже Дракону нельзя мараться, понимаешь, Ленка?! Ну, я сижу пока тише воды, ниже травы, а то – сама знаешь…

Я бы не усидела, подумала Елена. Я бы… А что бы я сделала, интересно?!

– Когда мы у радиоцентра остановились, я тут же Гонте позвонила. Богушек мне говорит: не отходи от него ни на шаг, сейчас приеду. Я – за Драконом. Охрана, как его увидела – офонарела просто, на меня даже внимания не обратили. А Дракон в студию влетел да без разговоров – ка-ак захреначит козлине этому прямо в пачку! Мама! Я как завизжу, как на Драконе повисну – меня-то он отшвырнуть не может, – мужика бы швырнул, а меня не может! А тут и Гонта со своими робокопами. В общем, обошлось.

– Ты это называешь – «обошлось»?! – Елена всё ещё никак не могла переварить услышанное.

– Обошлось, конечно, – не убил же, – Марта сделала большие глаза. – Да он в этом весь, Ленка! Сорвался, ясен пень. Так ведь нет ему ни днём покоя, ни ночью! Человек же он, в конце-то концов?! Я же не больная, понимаю, что к чему, – Марта наклонилась к Елене поближе. – Ты представляешь, кто он, вообще?! И как это на нас, на баб, действует? И кто за всем этим его самого разглядеть может? Ну, ты сама подумай, где ему себе ровню найти? Он же потому от нас от всех и прячется! Я-то понимаю, – а другие? У них в голове мозгов меньше, чем у меня в сиськах! – Марта поджала губы и покачала головой, словно осуждая кого-то. И, помолчав, тихо добавила: – Но я бы с ним всё равно не смогла быть. Всегда – не смогла бы.

– Почему?

– Почему?! Да ведь такой любви – ему под стать, – не бывает, – снова усмехнулась Марта. – Просекаешь, подруга? Может, и бывало когда-то такое, – в прежние времена. А теперь, – что за мужики-то вокруг?! Мы же, бабы, всегда под мужиков подстраиваемся. А когда такое встречаешь, – сразу всё, – да где ж силёнок-то взять на такое?! Не на день, не на два. На всю жизнь. А, ладно. Муть это всё!

Боже правый, подумала Елена. И она, и она тоже! Не стоило мне затевать этот разговор. Какая же я всё-таки идиотка!

– Получается, тебя вполне устраивают ваши отношения.

– Да нет у меня с ним никаких «отношений», – поморщилась Марта. – Кто он, – и кто я?! Понимать надо! Просто я к телу допущена. Почему? Да потому, – всё при мне, грех жаловаться, за собой слежу, никогда никому без резинки не давала – кроме него, понятное дело, и завожусь на него с пол-оборота. Он же молодой, здоровущий, отпадно красивый и свободный мужик, – куда-то же надо эту хренотень девать, что в нем кипит?! Дело – делом, а без этого дела, чтоб горячо и скользко, любому скучно. Даже Дракону.

– Ты что – громоотвод?! – рассердилась Елена.

– Ещё какой, – кивнула Марта и, выпрямившись, провела ладонями по бокам, по бёдрам, облизнула губы. – Видишь?

– Вижу, – вздохнула Елена. – Я, в общем, не завистливая, но ты – настоящее чудо. Честно.

– Ох, Ленка! Да меня в жизни, может, никто никогда не слушал толком, – снова подалась к ней Марта. – А потом так интересно, красиво, сладко и длинно не… – Она замешкалась, подбирая слово. Это стоило ей, видимо, известных усилий, но всё же Марта его нашла, – не любливал, как он. Когда меня черти в аду станут шкворить, я про Дракона вспомню – и на небушко взлечу, – Марта расхохоталась. – Эх, надо было его попросить – дракончика мне на прощание замастырить! Ух, я бы…

Она посмотрела на Елену – и осеклась на полуслове.

– Ты чего, подруга?! – обеспокоенно нахмурилась Марта. – Ты обиделась, что ли? Ой, ну ты это брось, я же пошутила! Ленка! Ну?!

Елена никак не могла набраться мужества посмотреть Марте в глаза. Да что это такое со мной, разозлилась она на себя. И, чтобы занять руки, достала очередную сигарету:

– Но какие-то планы – не на Дракона, а на жизнь, вообще – у тебя, конечно же, есть. И ты с ним об этом, конечно же, говорила. Не может же быть, чтобы он не спрашивал.

– А ты молодец, – похвалила её Марта. – Ясен пень, спрашивал. И устроил всё уже. Я рисовать люблю. Девчонкам платья иногда рисую. Им даже нравится. Откуда он узнал? Ну, наверное, в досье чё-нибудь такое прописано. Велел мне в университет сходить, на факультет промдизайна, там и конструкция одежды, – много, в общем, всего разного. Ну, я и сходила. Там такой профессор есть, Ванчура.

– Я знаю, – кивнула Елена.

– Вот. Он посмотрел мои каракули – аж заблестел весь: вас, пани Марта, убить мало, такие способности в землю зарываете! Да какие там способности, это же из-за Дракона, чё я, дура совсем, что ли?!

– А можно взглянуть? – кивнула на блокнот Елена.

– Можно, – залившись вдруг румянцем, Марта решительно вырвала из блокнота лист и протянула его Елене.

В первое мгновение Елена себя не узнала. А потом – замерла: это я?! Вот такая?!

Профиль Дракона служил фоном портрету Елены, – а сама она будто подставила лицо встречному ветру, разметавшему волосы, заставившему независимо вскинуть голову, и смотрела при этом ясно, открыто и, кажется, самую чуточку вопросительно.

Оказывается, простым карандашом можно передать, как горит человеческий взгляд, как лучатся жизнью черты его лица, подумала Елена. Рисунок был исполнен в удивительно лёгкой, светлой манере, и штрихи клала рука мастера. Воздушные и чёткие, они сумели поймать мгновение, запечатлеть изменчивую игру света и тени с фотографической точностью деталей и со свойственной лишь технике грифеля мягкостью линий.

– Это не способности, – произнесла она еле слышно, рассматривая рисунок. – Это талант, Марта. Дар. Какое волшебство!

– Нравится? – обрадовалась Марта. – Это тебе. Аванс, в общем.

– За что? – улыбнулась Елена, аккуратно укладывая рисунок в портфельчик.

– За книжку твою.

– Какую?

– Как какую?! Про Дракона!

– Я ещё не знаю, что именно получится, Марта, – улыбнулась Елена. – Но книга – это, пожалуй, наиболее достойный Дракона формат. Тут ты права.

– Вот. А я про что?! Ты смотри, Ленка, – не обижай его, подруга. Мы со всей своей метуснёй и одной чешуйки его не стоим, сечёшь? Я вот на тебя смотрю и думаю – чего-то в тебе такое есть. Может, ты ему ровня? Но это ничего не значит, подруга. Только если ты его полюбить сможешь. Тогда не зря. Тогда пускай, тогда не жалко. А если нет, то ему со мной лучше будет. А тебя бог накажет. Поняла?

– Ну, уж это вряд ли, – криво усмехнувшись, сама того не замечая, употребила Елена одну из любимых драконьих присказок. – Больше, чем есть, уже не накажет.

Елена даже не осознала, как у неё это вырвалось. Последнее время она так часто думала об этом, – слова просто выпали из неё.

Марта, хотевшая ещё что-то сказать, будто споткнувшись, умолкла, приоткрыла нежный алый рот и долго смотрела на Елену. Очень долго. И вдруг слёзы, одна за другой, покатились у неё из глаз:

– Ой! Как же это?! Не может такого быть! Елена! А дракончики?! Это что же такое делается-то, Господи, ты чего, Господи Иисусе, ты охренел, что ли?! Он же… Если он тебя… Он же не сможет больше ни с кем никогда… Он дурак такой, на всю голову отмороженный… Ой, мама, ой, мамочка!

Марта рванулась, сгребла Елену в охапку, прижала к себе изо всех сил, зашептала в самое ухо горячо, сбивчиво:

– Это херня, Ленка, херня на постном масле, слышишь?! Он чего-нибудь придумает, – обязательно! Это же Дракон, понимаешь?! Он и с богом самим добазарится, – он с ним всегда такие дела трёт, ему бог отказать не может! Он тебя отмажет, подруженька дорогая, обязательно отмажет, слышишь?! Ты только люби его, не обижай, он дурак такой, – самый лучший, других таких нет, не бывает, Елена, ты только люби его, люби! Ах, Господи, да что ж это за такая грёбаная жизнь?!

* * *

Господи, да что же это за проклятая жизнь, думала Елена, продираясь сквозь неведомо откуда взявшийся ливень за рулём своего «чижика», – дождь лил, как из ведра, а слёзы, душившие Елену, всё никак не могли пролиться. Что же это такое, что же они все про него такое понимают, – короли и шлюхи, трактирщики и кардиналы, фермеры, менты, лекари и пекари, – что такое, чего я, чего мы не понимаем?! Как это произошло, когда и почему мы так от людей оторвались, что случилось, что же он с нами и с ними сотворил такое, господи?!

Елена остервенело надавила на кнопку с треугольником аварийной сигнализации и, съехав на техническую полосу, резко затормозила, забыв выключить передачу. «Шпачек» обиженно чирикнул и заглох. Елена сидела, не шевелясь, с огромным комком в горле. Не прошло и двух минут, как она услышала сзади басовитое рявканье полицейской сирены, а ещё спустя мгновение – стук в боковое окно.

Елена повернула защёлку и подняла вверх нижнюю половину стекла. Прямо перед ней возникла широченная физиономия полицейского вахмистра:

– Что случилось, милая пани? Вам плохо?

Да, мне плохо, подумала Елена. Мне так плохо, как, наверное, никогда ещё не бывало, – только что тебе за дело?! Надо же, как смотрит участливо! Даже полицейские у нас теперь – не менты, а сплошь дяди Стёпы какие-то! И машины у них, как у министров! Да что это со мной, в самом деле?!

– Вы меня слышите, милая пани? Вам нужна помощь? – снова донёсся до Елены голос полицейского.

Елена вымученно-дежурно улыбнулась, отрицательно помотала головой:

– Нет-нет, спасибо. Я в порядке. Это мотор заглох. Кажется.

– А чему ж тут удивляться, – наставительно проворчал вахмистр, выпрямляясь. – Разве ж можно на таком драндулете ездить?! Это ж форменное самоубийство, милая пани! И как техосмотр-то его на дорогу выпустил?!

В этот момент у него в ухе ожило переговорное устройство. Он выслушал сообщение, слегка наклонив голову и прижимая динамик пальцем:

– Понял. В лучшем виде, не извольте беспокоиться, пан комиссар.

Он как-то странно посмотрел на Елену и вздохнул:

– Приказано вас сопроводить, пани Томанова.

– Куда сопроводить? – не поняла Елена.

– Куда скажете, туда и сопроводить, – пожал плечами полицейский и улыбнулся. – Адрес назовите, милая пани, и за нами выезжайте аккуратненько. Доставим в лучшем виде.