Текст книги "Год Дракона"
Автор книги: Вадим Давыдов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 22 (всего у книги 48 страниц)
– Ты ешь слишком много суши, – притворно закатывая глаза, заявила Елена. – Мы полетим на ракете?
– Нет. Но полетим быстро. Приступим?
Елена кивнула утвердительно. Майзель щёлкнул замками и откинул крышку.
– Если ты рассчитывал вывести меня подобным образом из равновесия, ты ошибся, – улыбнулась Елена, разглядывая нежно-розовый скафандр. – Кажется, мы уже выяснили, какие именно цвета, по твоему разумению, мне особенно идут. И как ты теперь собираешься выпутываться?
– Легко, – Майзель нажал что-то на скафандре, и тот мгновенно сделался непроницаемо-чёрным. Елена, не сдержавшись, ахнула. – Ну, Гонта, получишь у меня! Так лучше?
– Да… Потрясающая мимикрия!
– С наручного информ-браслета сможешь выбрать любой цвет или камуфляж. Я, кажется, велел тебе раздеться.
Ему пришлось повозиться, чтобы упаковать Елену в скафандр. Майзель заметил, как предательски налились рубиновым светом уши Елены, стоило ему прикоснуться к ней, но не подал вида. Он помог ей надеть и застегнуть сапоги и, шагнув назад, полюбовался творением своих рук:
– Превосходно. Теперь управляющий блок – и полный порядок.
– Похоже на процедуру одевания светской дамы времён короля-солнца, – проворчала Елена. – Дай сюда. Куда это подключать? Вот это да!
Елена, сделав несколько шагов, повернулась к нему. Её лицо сияло неподдельным детским восторгом, глаза сверкали. Майзель, не выдержав, улыбнулся.
– Мне бы такую вещь в Пакистане в прошлом году! Потрясающе! И спать в нём тоже можно?
– Вполне. Если уж совсем прижмёт, можно даже пережить дня три без туалета.
– Что?!
– Техника, – пожал плечами Майзель. – Нигде не давит?
– Издеваешься?!
– Немного.
– Ох, как же будет жаль расставаться с таким чудом.
– Он твой.
– Сколько?
– Сколько чего? – удивился Майзель.
– Сколько я должна заплатить?
– Елена, не ломай комедию. «Чешуя» изготавливается под конкретного человека, живёт и умирает вместе с ним. Передать его другому лицу, или по наследству, невозможно. Как только «чешуя» фиксирует прекращение жизнедеятельности хозяина, она превращается в кучку серого порошка, а управляющий блок пережигает микросхемы.
– Довольно опасное волшебство, – заметила Елена, вытягивая руку и осторожно проводя ладонью по «чешуе» на своём плече.
– Зачем давать противнику лишние шансы. Должен сообщить, – ты выглядишь умопомрачительно.
– Голой, – уточнила Елена.
– У тебя есть претензии к собственной фигуре? – приподнял Майзель правую бровь.
– А у тебя? К моей – не к собственной?
– Нет. Фай Родис в масштабе один к двум – это даже мило.
– Твой женский идеал?
– Всяко лучше, чем двухметровая вешалка для одежды или тупая мясомолочная баба с веслом, – хмыкнул Майзель. – Или задрапированная вульва, как у какого-нибудь верблюжатника с коранчиком вместо мозга. Имеешь что-нибудь возразить против моих идеалов?
– Пожалуй, нет. Раз соответствовать всё равно не получится.
– Надо сдать тебя Втешечке на перевоспитание, – нахмурился Майзель. – С твоим воробьиным аппетитом тебя скоро ветром шатать будет!
– Похоже, дразнить меня доставляет тебе настоящее удовольствие.
– Не может быть, – вытаращился на неё Майзель. – И ты только сейчас это заметила?! Бери футляр, – пора трогаться, нас уже ждут.
– Хочешь, чтобы я сама его несла?! – подбоченилась Елена. – Да этот кофр килограммов сорок весит, не меньше!
– Может быть, ты успокоишься и попробуешь его поднять? – кротко заметил Майзель.
Мысленно отругав себя последними словами, Елена осторожно потянула за ручку вверх, – и захлопала ресницами в полном недоумении. А Майзель ехидно рассмеялся.
– Привыкнешь, – заключил он. – Вперёд!
* * *
Они влетели в аэропорт с какого-то служебного въезда – пассажирский терминал, сверкающий стеклом и хромом, и диспетчерская башня остались далеко в стороне. Елена увидела ангар необъятных размеров, ворота которого разъехались, пропуская машину Майзеля внутрь.
Здесь взору Елены предстала следующая картина: небольшая группа офицеров, человек шесть, дюжина сотрудников Майзеля, два десятка гвардейцев-коммандос и три нестандартно камуфлированных бронированных армейских вездехода. И самолёт.
Такого самолёта Елена не видела никогда в жизни. Даже на картинках. Гигантская матово-чёрная сигара фюзеляжа и короткие крылья, заканчивающиеся наклонёнными навстречу друг другу «хвостами», опирались на толстенные короткие стойки шасси. Чрево аппарата уже распахнулось, готовясь поглотить технику и путешественников. И самолёт, и весь антураж выглядели, как сцена из фантастического боевика.
– Что это? – одними губами прошептала Елена.
– Это прототип будущих сверхзвуковых лайнеров. Основная силовая установка – прямоточный двигатель без трущихся деталей, берущий кислород прямо из воздуха, а выхлоп – водяной пар. Между прочим, никто не верил в осуществимость проекта! Зато теперь я могу за один день, используя разницу в часовых поясах, побывать на трёх континентах, – Майзель вышел из автомобиля, обошёл его, открыл пассажирскую дверь и почти насильно вытащил за руку Елену. – Называется «Сирокко». И летает он так высоко, где до него невозможно никак дотянуться.
– Вот откуда взялись легенды о вездесущности, – пробормотала Елена. – Но ты же не так часто на нём летаешь.
– Чаще, чем ты думаешь. Как тебе моя «птичка»?
Тачка, пушка, птичка. Господи, ну что же ты за ребёнок такой, грустно подумала Елена.
– Это… жуть. Я понимаю чувства чернокожих воинов Квамбинги, когда этот ужас идёт у них на глазах на посадку. Или на взлёт.
– Превосходное наблюдение, – улыбнулся Майзель. – В самую дырочку.
Елена уже догадывалась – внутри не будет никакого буржуазно-плебейского китча, но увиденное в любом случае находилось за гранью её ожиданий. Между кабиной пилотов и отсеком, лишь с натяжкой соответствующим понятию «пассажирский», даже перегородка отсутствовала. Пассажирам предлагались такие же, как у пилотов, противоперегрузочные кресла, оснащённые информационными ЖК-панелями, и ничего больше. Иллюминаторов Елена тоже не обнаружила.
Майзель помог ей сесть, заботливо пристегнул, поправил ремни, показал, как включается подача воды и питательной смеси, надел на голову Елены шлем с забралом, подключил разъёмы скафандра:
– Ну, так. Пить каждые пятнадцать минут, по сигналу таймера, не меньше ста граммов за один раз. Скорость – четыре Маха, это не игрушки. Вставать нельзя. Туалет в скафандре, как я и предупреждал. Я знаю, знаю, но – вдруг прижмёт? Ты не первый раз в переделках, бывало и круче, не так ли? Отлично. Время полёта – чуть больше полутора часов. В пути поговорить не удастся, в Намболе, – бой покажет. Наблюдай. А теперь – самое трудное. Тебе придётся воздержаться от своей обычной манеры вести беседу, которая, в общем, приводит меня в неописуемый восторг. Обещаю, – по возвращении выслушаю всё до последнего слова. Но устраивать пикировки на глазах у изумлённых аборигенов я тебе запрещаю. Тебе известно, – Квамбинга не ангел. Но, думаю, ты не представляешь, до какой степени.
– Отчего же, – криво усмехнулась Елена. – Представляю, – хотя и без леденящих душу подробностей. Только не понимаю, как тебе удаётся его контролировать.
– Обыкновенно. Я круче.
– Это ещё что значит?!
– Это значит – чтобы отрубить человеку голову, Квамбинге нужно встать в позицию, примериться, размахнуться. А мне – не нужно.
Елена смотрела на Майзеля чёрными от бешенства глазами, и ноздри её раздувались:
– Ты просто… У меня слов нет!
– Мы договорились?
– Как будто есть варианты. Ах ты, ящерица, – прошипела Елена.
Майзель продолжал улыбаться и смотреть на неё, – у Елены опять запылали уши. На счастье, сфера на её голове лишала Майзеля удовольствия это заметить. Елена махнула рукой и отвернулась. Майзель осторожно тронул её за плечо – ей даже показалось, что она почувствовала это прикосновение, – и стремительно уселся в своё кресло:
– Капитан!
– Капитан корабля Героут. Слушаю тебя, Дракон.
– Поехали.
Луамба. ИюньЕдва они приземлились, Елена, с трудом переводя дух с непривычки, увидела, как Майзель стремительно освободился от ремней, сорвал с себя сферу и ринулся к ней. Отстегнув её шлем, он отшвырнул его в сторону, и с поразившей Елену тревогой стал рассматривать её лицо, – так близко, что она ощутила его горячее дыхание.
– Что?! – Елена попыталась отстраниться, но Майзель держал её, словно клещами.
– Руки! – прорычал он. – Вот я болван! Прости. Следовало тебя недельку на центрифуге покрутить перед поездкой, чтобы мышцы привыкли.
– Последствия так ужасны?
Вместо ответа Майзель щёлкнул пальцами, и через секунду в его руке оказался тюбик с каким-то кремом. Он сдёрнул перчатки скафандра и, не обращая внимания на протестующие вопли Елены, наложил крем на участки под её глазами, после чего отстранился, словно любуясь:
– Вот. Должно существенно сгладить эффект.
– Дай мне зеркало.
– У меня нет зеркала, я не пидор, зеркальце с косметичкой таскать, – рявкнул он. – Попудрить носик удастся только вечером!
Елена посмотрела на него испуганно. Майзель заметил это, присел перед ней на корточки:
– Ну, извини, извини. Правда, ничего страшного. Я просто идиот. Не сердись.
– Я не сержусь, – Елена посмотрела на него и усмехнулась. – Как ты засбоил, прямо прелесть. Что скажет Квамбинга, – зачем Дракон притащил сюда эту облезлую левретку?!
Сравнение с левреткой понравилось Майзелю. Он улыбнулся в ответ:
– Мы договорились. Помнишь?
– Помню. Не мельтеши. Тебе не идёт.
* * *
Они прошли в грузовой отсек и расселись по бронемашинам. Елена в который раз отметила, какая везде и во всём продуманная эргономика, забота о людях: добротные, удобные кресла, мягкий пластик, шумоизоляция. Да, в таком броневике и повоевать можно, подумала она. Майзель обернулся, бросил на неё короткий озабоченный взгляд. Елена улыбнулась самой искусственной из своих улыбок и послала ему воздушный поцелуй. К счастью, она не увидела, как переглянулись при этом коммандос, иначе им бы тоже не поздоровилось. Майзель хмыкнул и отвернулся.
Император Квамбинга встречал их на взлётной полосе – сам, с маленьким отрядом то ли свиты, то ли охраны, безо всяких почётных караулов и прочей дребедени. Майзель выпрыгнул ему навстречу из бронемашины, и они обнялись, как старые друзья. Квамбинга оказался одного с Майзелем роста, но из-за своей комплекции выглядел крупнее.
Дальше все замелькало, как в гигантском сумасшедшем калейдоскопе. Они мчались куда-то, потом летели, закладывая виражи, от которых Елене становилось муторно. И кругом – люди, множество людей, которые, увидев Квамбингу вместе с Драконом, начинали скакать от радости в самом прямом смысле этого слова.
* * *
На большом, комфортабельном пассажирском вертолёте они летели над бескрайними пространствами пустыни и саванны, перехваченными во всех направлениях удивительно прямыми и добротными дорогами, и Квамбинга всё время показывал Майзелю объекты на карте и внизу, на земле, скаля в улыбке огромные розовые зубы. Захватывающие дух панорамы сменяли друг друга: гигантские терминалы морских портов Луамбы и Страндхука, нефтехранилища и прииски Наминги. А потом Елена увидела два стартовых стола космодрома в пустыне Номаб – и несколько гигантских кругов, похожих на рисунки на плато Наска. Она насчитала восемнадцать штук.
– Что это? – не удержавшись, спросила Елена.
– Будущие котлованы под стартовые столы, – отозвался Майзель.
– Что?! – прошептала, не помня себя, Елена. – Но для чего – столько?!
– Очень много груза придётся доставлять в ближайшие пять лет на орбиту.
– И зачем?!
– Будем строить переход на Луне. Там есть дейтерий и тритий, – можно сразу начинать возводить термоядерные электростанции.
Квамбинга кивнул, снова показав в улыбке зубы, и Елена отчётливо поняла: это не шутка, не маниловщина, а реальный проект, со сроками исполнения и разграничением ответственности.
– А кто будет выполнять нулевой цикл, подготовительные, строительные работы? Ах, так вот оно что!
– Елена, – предостерегающе приподнял Майзель правую бровь.
И Елена послушно умолкла, – поставить под удар такое дело она не могла. Никогда бы себе этого не простила.
* * *
По дороге назад они сделали остановку в университетском кампусе Луамбы. Здесь Елена – впервые за много лет – увидела пропадающего в Намболе основателя современной климатологии и климатодинамики Юзефа Герцига и его жену-африканку, такую потрясающую красавицу, – у неё прямо дух захватило. Кампус оказался неожиданно огромным – здесь располагался не только собственно кампус, но и научный городок. Елена увидела множество русских, – учёных, инженеров, строителей, нефтяников, горняков, металлургов. Теперь она знала, чем они заняты! А ещё – здесь вовсе не было так жарко, как она ожидала, и как «полагалось». Тепло, но не жарко! Дышалось удивительно легко. Так вот оно что, обмерла Елена от мгновенной догадки. Неужели это возможно?! Невероятно, – что вытворяют эти люди! Этот человек!
* * *
Быстрая южная ночь уже накатилась на город, и тот засверкал огнями фонарей, засветился рекламой, запел, застонал, закричал автомобильными гудками. Императорский дворец, бывшая резиденция португальского генерал-губернатора, утопал в зелени и фонтанах и был совсем не по-африкански ухожен и чист. Елену вообще потрясла здешняя чистота – конечно, с пражской стерильностью не сравнить, климат и темперамент своё берут, но и с остальной Африкой – ничего общего. Елена бывала в нескольких странах континента, однажды прожила в Камеруне почти два месяца, и её до предела вымотала невозможность как следует помыться и сходить в туалет. Здесь, в Намболе, оказалось всё по-иному.
Пока Елене показывали её покои и помогали освоиться, Квамбинга с Майзелем уединились в императорском кабинете. Налив в высокий стакан своего волшебного коктейля, Квамбинга протянул его Майзелю:
– Хочу спросить тебя, Дракон.
– Валяй, – он отхлебнул напиток, сел в мягкое кресло и вытянул ноги.
– Это твоя женщина?
– Нет, друг мой. Это мой биограф. Почему ты спросил?
– Ты так на неё смотришь, – Квамбинга покачал головой, словно осуждая. – Она разве глупая? Если я разглядел. Она красивая. Я бы тоже взял её в жены.
– Тоже?! Ну-ну. Ты же знаешь, Квамбинга. У нас бывает так всё непросто и не сразу.
– Я знаю, – кивнул император. – Белые женщины удивительные. К ним так прилипаешь, и они становятся частью тебя. Не оторвать потом. Хотят, чтобы мужчины всю жизнь держались за их юбку. Разве мало у мужчины дел?! Слушай, Дракон. Тебе нужна наша девушка. Будет любить тебя, когда ты хочешь. И сколько хочешь. Наши девушки хорошие, ласковые. Не ждут, что мужчина будет, как мальчик, сидеть возле неё и смотреть ей в лицо. Помнишь Макимбе?
– Кого? – удивился Майзель. – Кто это?
– Церковь могла рухнуть в любую секунду, – медленно произнёс Квамбинга. – Огонь был везде. Все думали – это конец. Никто не спасётся. Я плакал. Там была вся моя семья, все девятнадцать человек. Тогда ещё не было чешуи, но тебе было всё равно. Ты вошёл в огонь и вышел назад – Макимбе ты нёс на руках, а за тобой шла Ткембе и остальные.
– Я не помню её, дружище. Мы там много кого вытащили, – Майзель пожал плечами, отхлебнул ещё коктейля, уже понимая: добром этот вечер воспоминаний не кончится. – И почему ты именно теперь об этом заговорил?
– А она тебя помнит. Ждёт тебя. Когда ты прилетаешь, тебе вечно некогда! Она такая стала, – ты её не узнаешь теперь. Я её берегу – для тебя, Дракон.
– Хочешь породниться со мной, плутишка? – Майзель рассмеялся, всё ещё отчаянно надеясь обратить выходку Квамбинги в шутку.
– Конечно, хочу, – кивнул император, пристально, безо всякой улыбки глядя на Майзеля. – Кто, будучи в здравом уме, откажется от такой невероятной удачи? Я вижу, тебе тоскливо, – Квамбинга наклонился к Майзелю. – Возьми себе Макимбе. Мой народ будет счастлив и горд. Я буду рад. Макимбе будет счастливой. Она будет твоя жена в Намболе. Будет всегда тебя ждать. Ты будешь чаще к нам прилетать, всем будет хорошо. Эту женщину забудь. Она будет уходить, приходить. Будет душу твою держать за горло. Мешать тебе. Удали её, Дракон. Возьми Макимбе.
Майзель, перестав улыбаться, смотрел на Квамбингу. Он знал, как звучит один из титулов императора на нсенга, его родном языке – «друг и брат Великого Белого Дракона». Боже мой, подумал он, какие же они ещё первозданные, эти люди. А может, мне только и надо, – чтобы она душу мою держала за горло, если есть ещё у меня душа?! Только как объяснить тебе это, дорогой мой вождь мумбо-юмбо?!
Он понимал: сказать «нет» – невозможно. От таких предложений, сделанных подобным тоном, не отказываются. И Квамбинга тоже знал это. И ждал его ответа.
– Я буду с ней, Квамбинга. Но при одном условии: если она понравится мне, а я – ей.
– Что?! Ты Великий Дракон. Ты сделаешь её самой счастливой женщиной на свете. Понравится?! Это неправильное слово. Не подходит тебе.
– Хватит об этом, Квамбинга. Скажи, чтобы накрывали на стол. Я голоден.
Ужин был вполне традиционным, хотя и очень вкусным. Елена смертельно устала – не столько физически, сколько от обрушившихся на неё впечатлений. И с Майзелем ей не удавалось и словом перемолвиться. Он иногда посматривал на неё, но как-то странно. Она никак не могла понять, в чём именно заключается странность. То есть, – она все понимала, конечно же. Елена уже почти согласилась. Почти. И вдруг…
Когда он поднялся, увлекаемый юной прелестной африканкой из свиты императрицы; когда девушка прильнула к нему, когда погладила его по волосам и шее, – жестом, не допускавшим и тени неопределённости; когда Елена увидела, как смотрит на него эта почти девочка; как сверкают её глаза, как цветёт её лицо. Как он обнимает её! Елена не разозлилась, не обиделась, даже не удивилась. У неё просто все застыло, заледенело внутри.
Майзель и девушка скрылись в глубине дворца. Елена встала из-за стола, и, улыбнувшись скупо, дежурно, быстро ушла к себе. Выпила, давясь, две таблетки релаксина, упала на кровать и заснула, как выключилась.
Ей ничего не снилось. Совсем ничего.
* * *
Он лежал на спине, закинув руки за голову, предоставив Макимбе возможность делать всё, что ей хочется. Девушка целовала его грудь и живот, шептала что-то, – Майзель словно не замечал ни её саму, ни её ласк. Но инстинктам было плевать, и они сказали своё веское слово, и он, резко поднявшись, взял Макимбе – сильно и стремительно, ворвавшись в неё, так, что она вскрикнула, прижавшись к нему изо всех сил. Не от боли, нет. Это он едва не закричал от боли.
Он прижимал к себе эбеновое тело девушки, – так, словно пытался выдавить из себя всё, что неудержимо влекло его к Елене. Макимбе отдавалась ему со страстью, свойственной счастливой юности, охваченной безоглядным, почти религиозным восторгом. Да он и не был для неё человеком, – живым человеком. Он был – Драконом, принявшим человеческий облик, чтобы позволить Макимбе отдать ему жар её юного тела. Дракон ласкает её, берёт её, – грозный, могучий Дракон обнимает Макимбе!
Такое происходило с ним впервые. Впервые он думал не о женщине, с которой занимался любовью, а о себе. Вернее, о той, с кем не было у него ничего, кроме бесконечных, начинавшихся и заканчивавшихся на полуслове, иногда выматывающих разговоров. Той, перед кем он так безжалостно выворачивал наизнанку всю душу. Той, которой ему стало буквально физически не хватать, – словно она была воздухом или водой.
Скрипя зубами, он терзал мягкое и податливое лоно Макимбе, – как будто она была виновата в том, что творилось с ним.
Опомнившись, он отпустил девушку, оттолкнул от себя её мокрую от любовного пота, горячую плоть, сел на кровати. Потом, обернув вокруг своих бёдер полотенце, прикрыл бесстыдно и жарко разметавшуюся на постели Макимбе, встал и подошёл к французскому окну, выходившему на галерею, нависавшую над внутренним двором дворца.
Он всегда получал всё, что хотел. А хотел он вовсе не так много, и никогда не гонялся за женщинами: он был слишком для этого занят, и слишком хорошо знал: его женщины среди них нет. И всегда рядом был верный Гонта, который так незаметно и так трогательно заботился не только о его физической безопасности, но и о его здоровье, душевном и телесном. Потом была Марта, к которой он успел по-своему привязаться. Он знал за собой это свойство – чувствовать привязанность к женщине, с которой занимался любовью, совершенно недопустимое в его положении. Гонта, верный друг, – один из первых, кто встал рядом с ним и прошёл через всё, – регулировал и это. Они никогда ничего не обсуждали вслух, но всё происходило так, словно было выжжено раз и навсегда белым огнём на чёрном огне. Нормально, привычно. Удобно.
Пока не появилась она.
Он набрал полные лёгкие тёплого ночного воздуха, пахнущего Африкой, – лениво качающимся океаном, саванной, джунглями, пустыней, – всем сразу, – и ему стало легче. Конечно, ему стало легче. Он был всего лишь человек, а Макимбе была такой чудной, ласковой обезьянкой, пахнущей остро и сладко, – ему стало легче, и он едва не возненавидел себя за это.
* * *
Квамбинга ещё не спал, – работал. Как все, кого он создал в этом мире. Создал из крови, из праха, из ничего. Увидев Дракона, охрана молча расступилась, низко склонившись, и распахнула двери. Император поднялся из-за стола ему навстречу, и горечь печали промелькнула в его огромных, лиловых, как африканская ночь, глазах.
Майзель подошёл к нему и сильно нажал на плечо, усаживая Квамбингу назад в плетёное из раттана кресло, и сам уселся на стол, не заботясь, как обычно, ни о каких церемониях и условностях.
– Выдай её замуж, Квамбинга, – голос Дракона прогремел, отражаясь от стен и потолка, и чёрный гигант опустил голову. – И сделай это быстро. Слышишь?
– Она не понравилась тебе, – вздохнул император. – Конечно, куда ей, дикарке из Намболы, до искушённых в любви белых женщин. Мне жаль, Дракон.
– Я прослежу за тем, как ты устроишь её судьбу, – Майзель взял Квамбингу за подбородок, приподнял его голову и смотрел ему в глаза до тех пор, пока император не зажмурился. – Она чудная девочка, она не виновата. Не вздумай обидеть её, Квамбинга. Я многое прощаю тебе за твою преданность нашему делу. Но если обидишь её – я не смогу любить тебя, как прежде.
– Я позабочусь о ней. Клянусь нашей дружбой и моей любовью к тебе, – ни один волос не упадёт с её головы. Я хотел, чтобы…
– Я знаю, дружище, – Майзель положил руку на плечо императора и, сильно сжав его, встряхнул. – Я знаю. Но пусть случится, чему суждено.
А чему суждено, подумал он. Я – не знаю!
* * *
Елена встала с саднящей головной болью, приняла прохладный душ, и её немного отпустило. Она накинула на себя махровый халат, выпила, морщась, ещё одну таблетку, – и услышала стук в дверь.
– Кто там? – по-английски спросила Елена.
– Свои, – по-чешски ответил Майзель. – Можно?
– Заходи.
Он вошёл и остановился на пороге. Ни тени усталости, ни тени сомнения не было на его лице. Только глаза выдали его с головой, – жуткий огонь полыхал в них, казалось, освещая всё вокруг неподъёмным, давящим светом.
– Помочь тебе одеться? Мы вылетаем через час.
– Спасибо. Я сама справлюсь.
– Ты уверена?
– Абсолютно, – она усмехнулась.
– Елена.
– Да?
– Нет. Ничего. Извини. Если хочешь, я уйду.
– Прекрати оперетту. Тебе придётся уйти, – я собираюсь пудрить носик, и зрители мне при этом абсолютно не требуются. Я буду готова через полчаса, если тебя это устроит. Один вопрос.
– Конечно.
– Вы и климат здесь меняете?
– Ты почувствовала?
– Ещё бы.
– Это только местная анестезия. Столица, промышленные зоны. Мы же не маньяки.
– Маньяки. Именно маньяки. Ненормальные. Причём – все.
– В прежнем климате невозможно было заниматься делом. Только лежать под пальмой на пляже, петь, плясать и совокупляться. Мы с этим покончим.
– И с совокуплениями тоже? – ещё саркастичнее усмехнулась Елена.
Майзель пропустил шпильку мимо ушей и протянул ей вчерашний тюбик:
– Смажь, пожалуйста, лицо. Хочешь съесть что-нибудь?
– Кофе.
– Хорошо. Я распоряжусь. Увидимся.
– Пока, дорогой, – Елена старательно улыбнулась, а Майзель дёрнулся от этой улыбки, как от пощёчины.
И, не сказав больше ни слова, по-военному развернулся и вышел.
Елена немного постояла, зажмурившись, помотала головой и вернулась в ванную, преисполненная решимости, как и обещала Майзелю, «попудрить носик». Она по-прежнему не злилась на него. То есть, злилась, конечно. Или нет? Пожалуй, злостью это не стоило называть. Горькая – почти как в детстве – обида, – как он мог так, подумала Елена. А впрочем, – так мне и надо. Развесила нюни, идиотка. Ну, я тебе покажу экскурсию.
Во время прощания у самолёта Елена старалась ни на кого не смотреть – и всё время натыкалась на взгляд Квамбинги. Но ей ничего не удавалось прочесть в его глазах.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.