Текст книги "Год Дракона"

– Да, интересное кино получается, – Вацлав пошевелил нижней челюстью. – Поганенькое такое кинишко. Опять цугцванг, Дракон?

– Мы не можем позволить себе никаких сопутствующих потерь в Республике, величество. Это не Тимор и даже не Намбола. Это практически у нас во дворе.

– Кому ты это говоришь?! – проворчал Вацлав. – У нас порядка семидесяти тысяч народу оттуда живёт, только в Праге тысяч тридцать, не меньше. У многих там родственники, родители. Всё я прекрасно понимаю!

– Давай поговорим с Мирчей. Мозговой штурм устроим.

– А Елена твоя где?

– Ей нехорошо, – Майзель отвёл взгляд.

– Ну, а коситься-то зачем, – вздохнул Вацлав. – Что с ней? Не очухается никак?

– Не знаю, – поморщился Майзель. – Это началось у неё после расстрела людей в Столице. Она из-за Корабельщиковых места себе не находит. Вернее, из-за дочурки их, из-за Сонечки. Она натурально спятила, когда Софью Андревну увидела. Я себя уже сто раз проклял, – зачем я их познакомил?! Да я и подумать не мог, что у неё такое начнётся.

– На наших девчонок она вполне адекватно реагирует, – вскинул брови король.

– А я о чём.

– Пусть Марина ею займётся, – решил Вацлав. – У нас сейчас других дел по горло. Вызывай Мирославу.

– Я поняла, ваше величество. – Вишневецка сняла очки и прижала пальцами веки. Сидевший на переднем сиденье посольской «Татры» егерь в полной боевой экипировке бросил обеспокоенный взгляд на экран и едва слышно прищёлкнул языком. – Я на самом деле не вижу никакого другого выхода, кроме как покинуть Республику. Во-первых, если мы не доставим раненого в Прагу до завтрашнего утра, он умрёт.

– А если мы потеряем всех остальных?! И тебя?!

– Я всё время на связи с Юхновичем. Как и все «бацькины» креатуры, он довольно ограниченно адекватен, к тому же очень нервничает. Но он понимает, на чьей стороне сила, и попытается, в меру своих возможностей, как у них это называется, «порешать вопрос» мирно. Он обещал – обойдётся без эксцессов.

– Его могут использовать втёмную, Мирча.

– Ну, тогда, значит, и «бацьку» кто-то использует втёмную, – возмутилась Вишневецка. – Насколько я его знаю, он не из тех, с кем можно такое проделать! Мне кажется, вы уж чересчур перестраховываетесь.

– Мирча, мы ничего не знаем о пропавших детях. Вообще ничего. Это может оказаться аргументом.

– Юхнович тоже ничего не знает о них, – покачала головой Вишневецка.

– Ты ему веришь?

– Я его неплохо просчитываю, – отозвалась Вишневецка. – Он явно не в своей тарелке после того, как события приняли такой оборот. Боюсь, как только я уберусь у них с глаз долой, его заменят.

– Кем?

– Сейчас трудно сказать, всё слишком быстро происходит. Есть один персонаж, который меня очень сильно беспокоит. Садыков, Мурад Латыпович. Я кое-что собрала по этой фигуре, потом обязательно посмотри́те. Он работал здесь, в Столице, в самом начале восьмидесятых, в следственном отделе госбезопасности, потом перевёлся в Москву. Ничем, на первый взгляд, не примечателен, но три месяца назад переехал снова в Столицу, – у него откуда-то вдруг обнаружилось гражданство Республики, а в Москве – трения с руководством.

– Чушь, – быстро сказал Майзель.

– Очевидно, чушь, – согласилась Вишневецка. – Прислан для присмотра за ситуацией, но, похоже, начал вести свою игру и сразу же вышел на серьёзный уровень. Два месяца назад Садыков назначен начальником с нуля созданного Оперативно-аналитического Центра, так они назвали эту структуру. С чьей конкретно подачи, мы не успели выяснить.

– А Юхнович? – спросил Вацлав.

– Юхнович – немного из другой обоймы, ещё из старой гвардии, и он явно начал терять влияние после начала кризиса. Его бросили на амбразуру, а сейчас сольют, и в качестве ключевой фигуры останется только Садыков.

– Считаешь, он опасен?

– Несомненно.

– Понятно. Мы этим займёмся, – Вацлав кивнул офицеру-порученцу. – Теперь так, Мирча. Операцией, как и оговорено, руководит отсюда майор Томанек, я сейчас тебя на него переключу. Поручик Яначек подчиняется ему напрямую. Во всём, что касается военных вопросов, ты подчиняешься Яначеку. Беспрекословно. Договорились?

– Да, – чуть улыбнулась Вишневецка.

– Ты «чешую» надела? – спросил Майзель, бросив быстрый взгляд на экран.

– Нет, – кажется, Вишневецка удивилась вопросу.

– Почему?! – рявкнул Вацлав. – Ты с ума сошла?!

– Я не могу надевать «чешую» – двадцать восемь человек ею не прикрыть, – отрезала Вишневецка. – У Яначека и его мальчиков, разумеется, всё по уставу – но они солдаты, а я дипломат, даже если мои полномочия аннулированы. Надеюсь, мне не нужно вам это объяснять, ваше величество.

Вацлав подкрутил нафабренный ус и посмотрел на Майзеля. Тот пожал плечами: сами виноваты, – набрали и воспитали отряды бессмертных джедаев, – попробуй, прикажи им теперь спасать свою шкуру! А мы с тобой, величество, чем лучше? Ты бы – надел «чешую»? И я бы не надел. То-то!

– Ясно с тобой, – проворчал Вацлав. – Держись, Мирча. Увидимся в Праге. Томанек, принимай штурвал.

Небольшой конвой – два «Опеля-Астры» ДПС, посольская «Татра» и автобус – медленно втянулся на территорию грузовой стоянки. По низкому небу проносились серые облака – начавшийся прошлой ночью обильный снегопад прекратился совсем недавно.

Поле с одинокой белой птицей «Ту-154М» буквально ломилось от войск: несколько танков, не меньше двух десятков бронетранспортёров, два «Ми-24» с полным комплектом навесного оборудования, зенитные установки «Шилка» и полдюжины боевых разведывательно-десантных машин, пожарные и «скорые», – яблоку негде упасть. Густое, едва ли не плечом к плечу, оцепление, кое-где даже в два ряда, завершало сюрреалистическую картину. Яначек опустил забрало шлема, и Вишневецка не увидела, как скривились его губы в мимолётной настороженно-злой усмешке.

Она окинула взглядом пространство и, покачав головой, вынула телефон.

– Добрый вечер, Михаил Станиславович. Не просветите, – к чему столько солдат и боевой техники?

– Личное распоряжение самого́, – огрызнулся Юхнович. – Скажите вашим «хищникам», чтобы не дёргались, а то все вокруг нервные такие – ужас просто.

Вишневецка дотронулась до плеча Яначека:

– Радоуш, ты слышал – обстановка крайне напряжённая. Давай попробуем сделать всё как можно тише и быстрее, ладно, мой мальчик?

– Так точно, пани Мирча, – кивнул Яначек. – Держись между трапом и автобусом, – скомандовал он бойцу, исполнявшему обязанности водителя. Тот чуть заметно, коротко кивнул, втискивая лимузин в узкое пространство. Подпоручик повернулся к Вишневецкой: – Выходим, пани Мирча. Держитесь поближе ко мне, пожалуйста.

Бойцы подразделения – восемь человек, остальные шестеро остались в посольстве на «консервации» – высыпались из автобуса первыми.

– Я «Рагнар», внимание всем «Борам». Кто может управлять «Крокодилом»[64]64
  Жаргонное наименование вертолёта «Ми-24».


[Закрыть]? – Яначек бросил взгляд на индикатор заряда стрелкового комплекса.

– Бор-шесть.

– Бор-два.

– Добро. Держите машины в поле зрения. Первая цель – на одиннадцать часов, вторая – на шестнадцать.

– Принято, – хором отозвались егеря.

– Всё, работаем. Бор-один, Бор-два, Бор-четыре – пошли, – выводите гражданских и на борт! Бор-семь, Бор-пять – прикрытие. Бор-три, Бор-восемь – прикрываете меня с пани Мирчей. Работаем!

* * *

Убедившись, что все её подопечные размещены, пристёгнуты и готовы к полёту, Вишневецка вернулась к широкому трапу, где на площадке оставался поручик. Шагнув через бортовой порог и остановившись рядом с Яначеком, Вишневецка ободряюще похлопала его по предплечью:

– Ну, будем прощаться, Радоуш. Вернёшься из Столицы – обязательно позвони, мой мальчик. Обещаешь?

– Конечно, пани Мирча, – улыбнулся поручик. – После Республики меня непременно захотят в дыру какую-нибудь законопатить, вроде Бельгии, – остаётся только на вашу протекцию уповать.

– Почему?! – удивилась Вишневецка. – Насчёт протекции – не сомневайся, – она улыбнулась.

– Так ведь тут – горячая точка, – пояснил Яначек. – После неё отпуск положен, а потом – полгода в тихом месте, опыт передавать, – он пожал плечами. – А какой у меня тут опыт? Смех один! Синекура, одно слово.

– Надеюсь, опыта у тебя не прибавится, – покачала головой Вишневецка. – Во всяком случае, от души…

Больше она ничего не успела произнести – тяжёлая крупнокалиберная пуля раздробила ей горло. Голова Вишневецкой резко откинулась назад, и в этот момент она была уже мертва, – её тело начало оседать, медленно поворачиваясь вокруг оси.

Яначек не «завис» даже на долю секунды. Подхватив Мирославу, он прыгнул с верхней площадки трапа прямо на бетон, – игрушечная нагрузка для скафандра. Пока длился его прыжок, в самолёт угодило не меньше тысячи пуль и малокалиберных снарядов – окружавшие самолёт войска открыли огонь сразу после выстрела, сразившего дипломата.

– Приоритет – захват «Крокодилов», – прозвучал голос Яначека в наушниках егерей. – Уничтожить зенитки, огонь по всем бронесредствам. Работаем!

Личное оружие его солдат, стрелковый комплекс «Таир» – гибрид гранатомёта и штурмовой винтовки, оснащённый тау-оптикой, баллистическими вычислителями, автоматикой регистрации и удержания целей, соединённый со встроенной в скафандр компьютерной системой управления боем, – был не просто страшным оружием. Он обеспечивал каждому из егерей, включая самого Яначека, огневую мощь, сопоставимую с таковой у штурмовой группы местной армии, усиленной бронетехникой, противотанковыми и зенитными средствами. Уровень боевой, физической, интеллектуальной подготовки бойцов, прошедших несколько военных кампаний, – в охрану посольства не присылали новобранцев, – качественно превосходил уровень солдат и офицеров Республики на порядки. Защищённые средства коммуникации и прямой контакт с руководителем операции через спутник превращали отделение Яначека в боевую сеть высочайшей эффективности.

Разрывы шоковых гранат обездвижили, ослепили и оглушили солдат противника на долгие – бесконечные в режиме скоротечного современного боя – пятнадцать секунд, в то время как «чешуя» и забрала шлемов полностью экранировали шоковое воздействие для егерей, позволив им выполнять свою работу. Двигаясь в два, в три раза быстрее местных, подчинённые Яначека и действовали слаженнее и чётче. Включившийся режим «невидимости» скафандра обеспечил их практическую неуязвимость, и даже плотность огня, на которую и сделал ставку командующий противника, ожидаемого результата не принесла.

Под шквальным, сумасшедшим, хотя и не прицельным – целиться было некуда – огнём пришедших в себя войск, «Боры» преодолели расстояние, отделявшее изрешечённые автобус и «Татру» от вертолётов. «Шилки», оба танка, бронетранспортёры и БМП уже нещадно чадили – гранаты «Таиров» неизменно попадали в цель, как и короткие очереди по два пулевых выстрела. Вертолётчики ещё и завели свои машины, чем неимоверно облегчили Яначеку и его бойцам задачу. «Крокодилы» находились на приличном отдалении от самолёта, и потому взрыв его не причинил им никакого вреда.

Над полем стояла адская какофония выстрелов, стелился дым маскировочных шашек, выпущенных Яначеком. Стреляли местные в основном в белый свет – руководить было некому: две штабные машины были уничтожены людьми Яначека в первые же секунды после разрыва шоковых боеприпасов. Разметав оцепление у вертолётов, которое даже не сумело понять, откуда свалилась на них опасность, и кинувшееся врассыпную, егеря подняли в воздух оба винтокрылых аппарата с интервалом в несколько секунд. Дав «с разворота» прощальный залп из четырёхстволок под кабинами, оба «Крокодила» прыгнули вверх, за скрывающую их от любопытных низкую облачность. Выстрелы, всё ещё раздававшиеся на земле, заглушали стремительно удаляющийся свист винтов и рёв турбин.

* * *

Хаос и смерть под серым небом – именно так всё и должно было закончиться. А он ведь предупреждал Садыкова! Генерал-майор Шатилко смотрел на своего порученца, только что вернувшегося с поля боя, и молчал. Капитан – расхристанный, тяжело дышащий, словно преодолевший расстояние до командного пункта в зале ожидания для особо важных гостей бегом, тоже не произнёс ни звука. Слова Шатилко не особенно требовались – он всё видел в стереотрубу.

Собственными глазами.

– Сколько? – почти шёпотом спросил генерал.

– Не могу знать, Дмитрий Иваныч, – произнёс порученец. – Подсчитываем.

– Сколько?! – повторил Шатилко, теперь уже громче.

– Вся бронетехника, угнаны обе «вертушки». Самолёт взорван. Убитых и раненых со стороны противника не обнаружено.

– А послиха?!

– Унесли, наверное, – отвёл глаза капитан.

– Потери наши, спрашиваю!? Сколько?! Сотня?! Больше?!

– Больше, – выдохнул порученец и передёрнулся, словно пиявку проглотил.

– Свободен, – Шатилко демонстративно повернулся спиной к адъютанту и уставился в окно.

На поле копошились похожие на муравьёв фигурки, ветер швырял из стороны в сторону клочья густого, чёрного дыма – с такого расстояния, через толстое стекло, всё выглядело игрушечным, несерьёзным.

– Всё, Шатилко, – произнёс Юхнович. – Тебе конец. Всем нам конец.

На президентского помощника страшно было смотреть: мокрые волосы прилипли ко лбу, подмышками расползлись тёмные пятна от пота, галстук съехал куда-то набок. Шатилко поморщился и, кивнув изображающему бурную деятельность заму по связи, поправил папаху и быстрым шагом, почти по-строевому, вышел из зала.

* * *

Юхнович вынул телефон и нажал кнопку быстрого вызова:

– Лариса, это я.

– Миша?! – почти шёпотом отозвалась жена. – Что такое? Что с тобой?

– Слушай внимательно, не перебивай, – тихо, спокойно заговорил Юхнович. – Давай быстренько к Валюшке. Берите малых, Петьку, – и в Москву. На машине до Орши, потом на электричках. С собой возьми только деньги и драгоценности. Всё, что на вкладах – пусть лежит, ничего не трогать, банкоматами не пользоваться. Поняла меня?

– А ты, Миша?!

– Если выберусь из этой передряги, – Юхнович сглотнул, – увидимся. Если нет, – прости за всё, родная. Я вроде бы тебя старался не обижать понапрасну, но всё равно – прости. Дело такое. Тут сейчас полный бардак начнётся, – увози всех, на тебя последняя надежда.

– Миша!

– Всё, Лариса. Не поминай лихом.

Юхнович выключил телефон и неумело, содрогаясь всем телом, заплакал.

* * *

Заперев дверцу туалетной кабинки, Шатилко опустил крышку и сел на стульчак. Он более чем ясно осознавал и свою вину, и свои перспективы – Юхнович со своим штатским нытьём ничего ни добавить, ни убавить не мог. Нет, не в поражении дело – хотя оно и не казалось неизбежным на этапе планирования операции. Шутка ли, тысяча с лишним плюс техника – против десятка! В том, что согласился выполнить преступный приказ. Дальнейший ход событий Шатилко отлично себе представлял. Поэтому, усмехнувшись, он достал небольшой плоский пистолет – любимое ещё с советских времён оружие комсостава – вставил ствол себе в рот и нажал на спусковую скобу.

Корабельщиковы даже не успели испугаться, – так быстро всё произошло. И Сонечкин крик не услышали. Погибли мгновенно, – вывернувший им навстречу из переулка на огромной скорости КамАЗ с навесным снегоуборочным оборудованием снёс, оторвал и переехал, расплющив, всю переднюю часть «Мерседеса», – до самой центральной стойки.

Сонечку спас ремень, который она не успела отстегнуть, хотя уже собиралась это сделать, – они ведь почти приехали домой. Секунда. Доля секунды.

Павел всё видел. Он сидел в «шестёрке», ждал их возле подъезда, всматриваясь в темноту, чтобы не пропустить синий ксеноновый отсвет фар их машины. И, уже заметив этот свет, отшатнулся невольно, когда грузовик с рёвом пронёсся мимо, и услышал страшный грохот удара и крик. Его собственный крик застрял у него в гортани, только сипение раздалось. Он увидел, как КамАЗ, даже не затормозив, вылетел, пробив тонкий трубчатый металл ограждения, на проспект Независимости и помчался в сторону Московского автовокзала.

Павел пришёл в себя много раньше застывших в ступоре редких прохожих. Он вывалился из «шестёрки» и рванул к обломкам. Задняя часть «мерина» оставалась почти целой, и Павел увидел повисшую на ремне безопасности, потерявшую сознание, девочку.

– Барышня, – прохрипел Павел.

Он выхватил из кармана нож-«бабочку», с которым никогда не расставался, – хороший нож, острый, – и несколькими сильными движениями перерезал ремень. Подхватив Сонечку, буквально упавшую ему в руки, он метнулся назад, к «шестёрке», стараясь нести девочку так, чтобы зафиксировать, насколько возможно, её голову. Кое-как открыв заднюю дверцу, он нырнул вместе с ней на сиденье:

– Сейчас, барышня! Сейчас. Потерпи!

Павел даже не думал, что она тоже, быть может, не жива уже, или ранена тяжело, – не думал, и всё. Он уложил Сонечку на сиденье, метнулся снова наружу, вытащил из багажника какие-то тряпки, одеяло, сорвав с себя куртку, исхитрился обернуть одежду вокруг шеи девочки, накрыл её одеялом и прыгнул за руль.