Электронная библиотека » Вадим Давыдов » » онлайн чтение - страница 14

Текст книги "Год Дракона"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 21:14


Автор книги: Вадим Давыдов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Честная и сильная власть, – повторила Елена, словно пробуя это словосочетание на вкус. – И каковы же отличия сильной и честной власти от слабой и… подлой?

– Превосходная антонимическая пара, – посмотрел на неё Майзель. – А вот какая. Сильная и честная власть не национализирует булочную и сапожную мастерскую и не даёт финансово-олигархическому капиталу, в особенности – анонимному, находящемуся «везде и нигде», присвоить себе народное хозяйство целиком, включая все булочные и сапожные мастерские. Она не ведётся на лукавые советы рядящихся в тоги «экономических экспертов» агентов этого капитала и не продаёт ему за гроши транспортные артерии, леса, поля и реки, стратегические коммуникации, фундаментальную науку и самоё себя, а на попытки совершить преступления такого рода отвечает военно-полевыми судами. Честная и сильная власть признаёт право народа на самозащиту, в том числе и от неё самой, с оружием в руках. Честная власть не раздаёт оружие, а учит им пользоваться, исчерпывающе и честно информируя граждан о трудностях, опасностях и ответственности, сопряжённых со свободой владения, требуя соблюдать условия, при которых такое владение возможно. Честная и сильная власть не позволяет преступникам получать преимущества перед вероятными жертвами – ни в приобретении оружия, ни в системе судопроизводства и наказания. Сильная и честная власть ставит перед народом задачи развития, открыто говорит о трудностях, но не позволяет трусам и болтунам, этих трудностей испугавшимся, свернуть с пути и стащить с него державу. Честная и сильная власть доверяет своему народу и может рассчитывать на его доверие в ответ. Только так она способна провести свою родину сквозь ледяные ветры безжалостной эпохи, сделав её сильнее, могущественнее и удобнее для жизни людей, – настоящей великой державой.

– Для исполнения такой программы вы все – и вы, и король, и административный аппарат, и даже его ресурс – должны действительно быть подвижниками и бессребрениками, – тихо произнесла Елена. – Но власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Поэтому я не понимаю, как вы смогли столь многого добиться!

– Единственно возможным способом: на самом деле оказавшись идеалистами-прагматиками, разбойниками-бессребреника-ми. Будь мы другими, – разве всё это началось бы?!

Да ведь он прав, в совершенном смятении подумала Елена.

– Я никогда не перестану повторять: в хороших руках даже «неправильные» инструменты работают на правильный результат, – продолжил, теперь уже тише, Майзель. – Посредством ножа, кипятка и соли можно войти в историю великим кулинаром, а можно – великим инквизитором, маньяком, садистом и убийцей. Кто на что учился, пани Елена.

– Ну, вы – ладно. Я даже готова признать таковым его величество. Но все остальные?!

– Наши чиновники исполняют власть, а не присваивают её. Власть – вся, без остатка – принадлежит монарху. Как можно присвоить власть? Через собственность. Как присвоить собственность, если её нельзя присвоить? Никак.

– А монарх?!

– И снова, пани Елена: она и так ему принадлежит! Как присвоить собственность, которая и так твоя – вся, без остатка, до самого последнего твоего дня на земле? Утащить её за собой а тот свет, даже если он есть, не выйдет!

– Как будто никто, кроме вас, этого не понимает, – насмешливо возразила Елена. – А как же «ради детей»?

– Единственное, что ты можешь оставить детям, не боясь сделать их преступниками и лежебоками, это истина: тебе ничего не принадлежит, кроме славы, которую нужно заслужить, и чести, которую следует блюсти. Сделать их графами, князьями, наследниками престолов и миллиардов – это не любовь, а безумие, притворяющееся любовью. Детям нужны внимание и забота, нежность и строгость, авторитет и личный пример. Только так они вырастут людьми, сосудами Разума. Им надо дарить знания, а не побрякушки, защищать от слепой стихии, а не от жизни. Закалять, а не сюсюкать, учить ответственности за слова и поступки. Так говорит мой король, так он воспитывает своих детей. По-моему, он абсолютно прав.

– Согласна, – Елена проглотила вставший в горле комок. – Возражать против такой позиции невозможно – или нужно быть одновременно мерзавцем и дураком.

– Так мы воспитываем наших «соколят», – кивнул Майзель. – Такую клятву приносит каждый, кто избирает государственную службу делом своей жизни, – это служба, пани Елена, а не халява. Им даже форма положена. Они получают всё, – карьеру, почести, ордена, престиж, – но ничего не имеют. Мы недаром так много внимания уделяем иерархии и почестям, у нас потому так много орденов и регалий, на которые мы не жалеем ни золота, ни драгоценных камней, – они должны заменить вкус к стяжательству, призваны вызывать у награждаемых и продвигаемых по чинам законное чувство гордости и уверенность в завтрашнем дне! Пусть носить ленту ордена будет неизмеримо престижнее и почётнее, чем шелестеть ворохом кредитных карт в кармане и бренчать часами за пятьдесят тысяч крон на запястье. Мы не позволим нашим чиновникам уподобиться «профессиональным демократам», моментально обросшим собственностью и роскошью, чьи дочурки с лошадиными физиономиями лопочут из телеящика, как они всего достигли своим трудом, умом и обаянием!

– Какая-то помесь сталинизма с феодализмом, – пожала плечами Елена. – Мне-то, конечно, странно это наблюдать, но ведь работает!

– А почему же всему этому не работать? Монарх – не генеральный секретарь. Его поставил на эту должность народ. Народ доверил ему право и вменил в обязанность следить, чтобы исполнительная власть исполняла законы, а законодательная – творила их, чтобы они не срослись и не сцепились в губительном противоборстве. Монарх не стоит над законом, а олицетворяет его, и своим примером и авторитетом побуждает остальных служить народу, а не собственному желудку. Без символов всё равно невозможно – так пусть символы будут символами, а не эвфемизмами! В наших руках монархия – форма, а не самоцель, инструмент, а не фетиш. Ну, что – признаёшь? Или будешь дальше брыкаться?

– Не могу не признать и даже повторюсь – вам удалось очень многое. Вы с нашим «Императором Вселенной»…

Елена прикусила язык, но было уже поздно:

– Как?! Как ты его назвала?! – захохотал Майзель. – Браво, пани Елена! Здорово!

– Его все так называют, – пробурчала расстроенная Елена.

– Ты не поняла, – ласково укорил её Майзель. – Ну, конечно. Оговорка «по Фрейду». Я знаю, как его называют. Дело не в этом. Дело в ином: ты сказала – «наш». Ты даже не представляешь себе, как я рад этой оговорке. Вацлав – наш, и ты, пани Елена, – тоже! Когда же, наконец, это дойдёт до тебя окончательно?!

Ах ты, проклятое ископаемое, в смятении подумала Елена. Да кто ж тебя, такого, обрушил на мою голову?!

– Мы скоро приедем? – хмуро осведомилась она. – Если бы я могла предположить, что вы такой изворотливый и подкованный демагог, я бы подготовилась получше. Но мы ещё вернёмся к разбору ваших аргументов – не надейтесь, будто вам удастся легко от меня отделаться!

– Хочешь взять тайм-аут? – картинно надломив бровь, посмотрел на Елену Майзель. – Что ж, с удовольствием тебе его предоставлю.

– Я вовсе не нуждаюсь в вашем рыцарственном великодушии, – огрызнулась Елена. – В понедельник в шесть, как обычно?

Прага. Апрель

Перед выходом из самолёта Корабельщиков придержал Татьяну за локоть:

– Танечка. Я уже говорил, и хочу ещё повторить: он очень изменился. Мутировал – не узнать. Понимаешь?

– Думаю, нет, – покачала головой Татьяна. – Пока не увижу. А Соньке ты ничего не хочешь сказать?

– Я не знаю, что сказать Соньке, – вздохнул Андрей и посмотрел на дочь. – Софья, да не вертись ты!

* * *

Их провели в зал для важных гостей, где Андрею уже доводилось бывать, и здесь они, наконец, увидели Майзеля.

Татьяна, опомнившись, первой протянула ему руку:

– Да-а… Что тут скажешь, – вырос и возмужал.

– Здравствуй, жена моего друга, – улыбнулся Майзель. Он без труда узнал Татьяну. Она почти не изменилась, – только лицо чуть подсохло, стало не таким нежным, каким он его помнил. – Твой муж поначалу гораздо живее реагировал.

– Ах, мужчины такие непосредственные, – состроила Татьяна кокетливую гримаску. – Здравствуй, здравствуй, друг моего мужа. Здравствуй… Дракон.

Он кивнул, развёл руками – дескать, ничего не поделаешь, – обнял Андрея и лишь теперь присел на корточки перед девочкой.

– Какая ты серьёзная, – Майзель покачал головой. – Ну, здравствуй, принцесса.

– Я не принцесса, – ответила девочка, пристально и в самом деле с необычайной серьёзностью его разглядывая. Она была похожа и на Андрея, и на Татьяну – трудно сказать, на кого больше: русоволосая, сероглазая и тоненькая, – одуванчик. – Я Софья Андреевна. Как Толстая. А почему ты такой огромный?

– Сонька, – прошипел Корабельщиков, делая страшные глаза.

– Ну, согласись, Софья Андревна, – чуть обозначил улыбку Майзель, – маленький дракон – это же смешно. Кто же его испугается? Вот – поэтому.

– В принципе, верно, – подумав, кивнула Сонечка. – Но, по-моему, ты совсем не страшный.

– Видишь ли, у драконов – такое свойство: их боятся только враги. А друзья, в общем, к ним неплохо относятся. Раз я кажусь тебе совсем не страшным – значит, мы уже друзья. По-моему, это здорово. Как ты считаешь?

– Здорово, – улыбнулась Сонечка. – Знакомых драконов у меня ещё не было.

Она заглянула ему за спину и удовлетворённо констатировала:

– Хвоста нет. Ну, я так и знала! В сказках всегда всякие глупости рассказывают. Хвост – это же неудобно!

– Сонька, – простонал Андрей. – Ты что плетёшь?!

Майзель украдкой показал ему кулак и подмигнул.

– Ты права, – согласился он. – Хвост – да ну его, в самом деле.

– А крылья?

– Да не было никогда у драконов крыльев, – поморщился Майзель. – Это, наверное, было что-нибудь вроде дельтаплана с мотором, – индивидуальный летательный аппарат. А теперь, когда кругом вертолёты, самолёты – зачем? Ещё глупее, чем хвост – такую конструкцию с собой всё время таскать.

– Ну, допустим. А где твоя чешуя? – всё ещё подозрительно поинтересовалась Сонечка.

– Чешую я надеваю только по тревоге, когда предстоит сражение, – объяснил Майзель. – Обычно я её не ношу.

– Но она железная? – уточнила девочка.

– Нет, – покачал головой Майзель. – Она из особого, драконьего материала: ни сабля, ни пуля его не берут.

– А огнём ты можешь дышать?

– Этот огонь – невидимый, – прищурился Майзель, и Андрей понял: он ни капельки не шутит. – Когда я смотрю на врагов особым, драконьим взглядом, – они корчатся, как будто их жжёт самый настоящий огонь.

– Как это? – нахмурила брови девочка.

– Этого я тебе не покажу, – решительно отверг её притязания Майзель. – Это боевое оружие, и нечего им перед друзьями размахивать. А для фейерверков есть королевские фейерверкеры с петардами и ракетами.

– Мама, папа, – Сонечка повернула к родителям сияющую от восторга мордашку. – Настоящий Дракон! Классный! А я думала, вы всё сочиняете!

Андрей закатил глаза и задрал подбородок, а Татьяна закусила губу, чтобы не рассмеяться. Или не расплакаться?

– Ну, поехали, – распорядился Майзель и посмотрел на Сонечку: – Можно, я тебя понесу?

– Можно, – немного поразмыслив, разрешила девочка. – А куда мы поедем? К тебе в замок?

– Нет. Мы поедем туда, где удобно людям, а не драконам. Это домик для гостей, но совсем рядом с моим замком. Я потом тебе обязательно устрою экскурсию.

– Ясно, – вздохнула Сонечка, устраиваясь у Майзеля на предплечье и обнимая его за шею. Было видно – она несколько разочарована. – И принцессы у тебя, конечно, тоже пока что нет.

– Сонька! – шёпотом заорал Корабельщиков. Татьяна насторожилась.

– А зачем мне принцесса? – осведомился Майзель.

– Как же, – с досадой, – какой глупый, таких простых вещей не понимает – посмотрела на него Сонечка. – Ты же не ящерица! Ты заколдованный витязь. Нужна принцесса, чтобы тебя расколдовать. И чтобы вы потом жили долго и счастливо, и у вас было много-много детей. Ты что, не знаешь?!

Майзель остановился и посмотрел девочке прямо в глаза:

– А что, обязательно – именно принцесса?

– Не знаю, – покачала головой Сонечка. – Ну, может, просто какая-нибудь очень хорошая тётенька. Очень добрая и красивая.

– А почему ты сказала: ещё нет?

– Но если бы она была – она бы тебя уже расколдовала, так? И ты бы уже не был драконом. Ну, понял?

– Резонно, – вынужден был согласиться Майзель. – То есть, ты думаешь, – она ещё появится?

– Нет, сама, вдруг, не появится, – вздохнула девочка. – Ты должен её непременно спасти.

– От чего? Или от кого?

– Откуда я знаю?! – удивилась Сонечка. – Это же не я твою сказку придумала! И вообще, ты её должен сам найти. Без подсказки, – она улыбнулась и вдруг потёрлась щекой о его щёку и прошептала: – Но если я узнаю, я тебе обязательно скажу!

– Надеюсь на тебя, – кивнул Майзель и зашагал дальше.

Корабельщиковы молча двинулись следом. Лишь несколько мгновений спустя Андрей поморщился и удивлённо взглянул на Татьяну: её ногти так впились ему в руку – сделалось чертовски больно.

* * *

– Действительно, настоящая сказка, – медленно произнесла Татьяна, глядя в окно вагончика струнной дороги. – Ты специально нас на этом фуникулёре повёз? Ну, разумеется. С ума сойти. Когда же вы успели?!

– Не было ни минуты на раскачку, – притворно вздохнул Майзель. – Дебатировать, дискутировать, согласовывать, искать консенсус – не было времени совершенно. Мы – варяги, Танюша. Пришли и заняли престол. Вот – князь, вот – дружина. Вот король – вот Дракон. Кому не нравится – мой меч, голова с плеч.

– Интересный способ борьбы с коррупцией, – хмыкнула Татьяна. – Что, вот так вот, прямо и с плеч?

– Иначе бы не поверили, будто мы всерьёз. Да, так вот и пришлось. Ну, эта беда тут никогда и не была такой всеобъемлющей, как в «московском улусе орды золотой», – усмехнулся Майзель.

– Варяги, – Андрей посмотрел на него. – Теперь понятно, откуда такая трепетная любовь к русскому языку как средству межнационального общения.

– Дорогой мой, – закатил глаза Майзель, – ты ещё далеко не всё знаешь.

– Если расскажешь – буду знать, – пожал плечами Корабельщиков.

– Мальчики, не ссорьтесь.

– Да что ты, Танюша, – обезоруживающая улыбка засияла на физиономии Майзеля. – Приехали!

* * *

«Домик для гостей» оказался просторным бунгало с крытым бассейном и зимним садом. Майзель толкнул чемоданы в угол коридора:

– Холодильник набит под завязку, но если захотите чего-нибудь эдакого – до магазина одна остановка на струне в сторону центра, интервал движения – десять минут. Хотите – можете взять машину напрокат, но, думаю, это ни к чему.

– Совершенно ни к чему, – подтвердил Андрей.

– Где тут кухня? – поинтересовалась Татьяна. – Пойду займусь едой, а вы заиграйте Соньку. Ей, кстати, через час пора в кровать.

– Я не хочу в кровать, – заявила Сонечка. – Мы же в сказке! Дракон, скажи им!

– Сонька, – угрожающе приподнял бровь Корабельщиков. – Прекрати злоупотреблять.

– Ладно, ладно, – хлопнул его по плечу Майзель. – Софья Андревна! Ты что будешь смотреть, пока мама ужин соображает?

– А что у тебя есть? – заинтересовалась девочка.

– Всё, – гордо заявил Майзель.

– Как – всё?! – не поверила Сонечка. – Не может быть!

– Я же дракон. Конечно, у меня есть всё, – пожал плечами Майзель.

– Тогда – все «Ну, погоди!» и весь «Капитан Врунгель». Только весь!

– Это до утра! – возмутился Корабельщиков.

– Давай так, – предложил Сонечке Майзель. – Первое. Пока мама занята, можешь смотреть. Но как только мама позовёт – сразу выключаешь. Договорились?

– Да.

– Второе. Мамой и папой никто не может командовать – даже дракон. Они всё равно – самые главные. То, что говорят мама и папа – это закон. Понятно?

– И в сказке тоже мама с папой самые главные? – недоумённо спросила девочка.

– Да, – Майзель смотрел на неё, не мигая и не улыбаясь.

– Понятно, – вздохнула Сонечка. – Честно говоря, твоим будущим детям я не завидую.

– Сонька, ты сейчас получишь, – пообещал Андрей.

– Пойдём, Софья Андревна, – Майзель взял девочку за руку. – Покажу тебе, как с техникой управляться.

Сонечка подпрыгнула и, обернувшись, показала Андрею язык.

* * *

– Давай, помогу тебе, – мрачно заявил Корабельщиков, появляясь в кухне. И покрутил головой: – Буйство хайтека. Надо же! Таня, что с Сонькой?! Какая муха её укусила?!

– А ты не понимаешь? – Татьяна положила нож на разделочный столик.

– Нет!

– Сонька моментально врубилась: она в сказке, – тихо произнесла Татьяна, и глаза её заблестели от готовой пролиться влаги. – Ей шесть лет, она адаптировалась. Это мы с тобой… Посмотри вокруг, Андрюша! Это же сказка! Ты что же, не видишь?!

– И что нам делать?! – пробормотал Корабельщиков.

– А что мы можем сделать? – уже спокойно удивилась Татьяна. – Отменить сказку? Или убежать? Нет, Андрюша. Мы никуда не побежим. Мы не зайцы. Порежь вон лук, а то у меня со слезами вместе всё лицо потечёт.

* * *

После ужина Сонечка осоловела и позволила взрослым скучать без неё до утра. Майзель выставил на стол бокалы и хрустальный графин с вином:

– Ну, ребята, – за встречу. Как в старые добрые времена – даже на кухне.

– Нам бы в старые добрые времена такую кухню, – усмехнулся Андрей.

– Токайское, – пригубив вино, задумчиво произнесла Татьяна. – Я уже и забыла, какое оно на вкус, – настоящее. Из королевских запасов?

– Верно, – улыбнулся Майзель. – Ну, рассказывайте. Как вы там без меня?

– Пресновато, – усмехнулась Татьяна. – Драйва, знаешь ли, не хватает.

– А что ты делаешь?

– Преподаю. Диссертацию пишу, докторскую. По теории управления.

– И как? – заинтересовался Майзель. – Судя по твоему лицу, не особенно весело.

– Большие проблемы с внедрением, – хмыкнула Татьяна. – Орать у нас получается, а вот управлять – нет. В отличие от вас. Я только не пойму: как?!

– Нет никаких секретов, – покачал головой Майзель.

– Верю, – иронически поджала губы Татьяна. – Так как же коррупция? Её что же – совсем нет?

– Практически нет. Это и стыдно, и опасно. Сейчас уже больше стыдно, чем опасно, хотя поначалу было наоборот.

– И как тебе это удалось?!

– Ах, друзья, скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Мы начали – пришлось – с самого начала. С кадровой политики. И амнистии.

– Какой амнистии? – вскинул голову Андрей.

– Ну, давайте я вам изложу идею. Так сказать, пунктиром. На самом деле все было, конечно же, гораздо сложнее и драматичнее, но идея была проста, как мычание. Мы объявили широчайшую амнистию имущества и сбережений – сначала для полиции, таможни и тогда ещё госбезопасности, и одновременно подняли зарплату на порядок.

– Ого, – откинулся на спинку стула Андрей.

– Это невозможно в большой стране – по глазам вижу, ты понимаешь. В большой стране с традицией брать в лапу – это будет ещё сложнее. Но – можно, если иметь политическую волю.

– Мы отвлеклись, – нахмурилась Татьяна.

– Виноват-дурак-исправлюсь, – покаянно хмыкнул Майзель. – Амнистия, год моратория на карательные санкции – целый год, Танюша, это далеко не шутки! Это очень долго, принимая во внимание наш тотальный цейтнот. Но – мы пошли на это, гражданская война в наши планы не вписывалась. За этот год все обязаны были пройти полиграф – очень хороший полиграф, мы над этим тоже славно потрудились – и выложить всю информацию по оказанным услугам перед следователями антикоррупционного комитета.

– А эти следователи откуда взялись?!

– Люди идут в полицию и в армию не только за тем, чтобы командный голос вырабатывать, – слегка удивился Майзель. – Есть такая работа – родину защищать. Не скажу, что от кандидатов отбою не было – но нашлось предостаточно!

– Допустим. И за всё надо было отчитаться? За каждого борзого щенка?

– Да что ж мы, звери, что ли?! – притворился сердито-обиженным Майзель. – Нет. Только за услуги, оказанные преступным сообществам. Исключительно. Всем этим цыганским, чеченским, албанским и прочим баронам, – слово «баронам» Майзель произнёс с интонацией, заставившей Корабельщиковых синхронно поёжиться. – Те, кто прошёл переаттестацию, сохранили всё – свой пост, имущество, репутацию в обществе.

– И сколько её не прошло?

– Вы удивитесь – мы тоже удивились, – усмешка Майзеля показалась уже менее зловещей, нежели тон, ей предшествовавший. – Наиболее рьяных нарушителей конвенции мы сактировали…

– То есть?!

– Не перебивай, Андрюша, – Татьяна ласково положила ладонь на колено мужа. – Ты же всё понимаешь.

Корабельщиков вскинулся, фыркнул – но подчинился. Всё его существо протестовало против знания, уже ставшего фактом – но трепыхаться и в самом деле представлялось глупым, и делать этого Андрей не стал.

– А ведь мы честно предупредили сразу – никаких поблажек по истечении срока моратория не будет, – снова сверкнул своим невозможным взглядом Майзель. – И миндальничать мы не имели права. Слово, данное народу – ничего серьёзнее быть не может. По определению.

– Нашему бо́талу это расскажи, – Татьяна с силой, по мужски, выпустила дым через ноздри. – А мафии всякие?

– С этими пришлось изрядно повозиться и вы́возиться. Для начала мы вывели из обращения практически всю наличность. Тогда, на заре девяностых, это ещё мало кому в голову приходило, а мы пошли ва-банк – и снова выиграли. Чёрный нал исчез, наличные деньги составили – год спустя – меньше пяти процентов оборота финансовой системы. Ну, а отряды преторианцев, нередко во главе с Вацлавом или вашим покорным слугой, довершили разгром. Они быстро поняли, насколько всерьёз мы за них взялись, и побежали. Как морёные тараканы, – Майзель весело и зло оскалился. – Они думали, круче их никого нет. Думали, что раздавили эту страну и этих людей танками в шестьдесят восьмом, а потом положили себе в карман. Купили на корню – своими дурными баблосами, воняющими нефтью и газом, принадлежащим не им – России. Думали, с нами покончено – накатили, обули, – отморозки с волынами, скорыми на выстрел. Шалишь. Мы круче!

– И ты… сам участвовал?!

– А кто? – на этот раз без всякой игры и рисовки удивился Майзель. – Дяде всё следовало поручить? Марсианам? Я тебе больше скажу: ты поразишься, как отличились амнистированные. По высшему разряду. Людям противно быть взяточниками. И тот, кто решительно избавит их от этого, сдует с них мусор, получит в качестве приза их преданность – преданность абсолютную. И теперь у нас вместо взяток и прочей дряни – звёзды и кресты с мечами и бриллиантами, мундиры и эполеты, муаровые ленты и сабли с темляками. Есть, чем гордиться, есть, за что себя уважать, есть, кем – и кому, представьте себе! – восхищаться. И это не теория, а суровая правда жизни. Мы убедились. Поможем вам – убедитесь и вы.

– Мороз по коже, – созналась Татьяна. – А ты ещё так это всё рассказываешь – заслушаешься.

– Что поделать, – вздохнул Майзель. – Приходится тренироваться.

– В чём?!

– В краснобайстве.

– Это ещё зачем?!

– Да есть тут одна… Мурена, – Майзель вздохнул так горько, – Корабельщикову даже сделалось его жаль на какое-то мгновение. – Королевская воля – в преддверии грядущих сражений обеспечить стратегический альянс с оппозицией. А отдувается кто? Дракон, ясное дело.

Татьяна поперхнулась. И, откашлявшись, спросила сдавленным голосом:

– У этого всего, – есть ещё и оппозиция?! Отправь их к нам на экскурсию! Чего же вашей оппозиции не хватает?! Ви, госспода, как йетто по-рюсски, – зажралиссь, вот! Так им и передай, – от меня лично!

– На самом деле, мы их крепко в своё время обидели, – покаянно потупился Майзель. – Партии распустили, парламент закрыли, мораторий на политическую деятельность аж на десять лет ввели. Военно-полевые суды, всё такое. В общем, они до сих пор не могут успокоиться.

– Да? – удивилась Татьяна. – Я это как-то пропустила, честно говоря.

– А мы не могли это пропустить, – уже серьёзно кивнул Майзель. – Мы сказали: не ждите результатов через месяц – их не будет. И через сто дней не будет. И через три раза по сто. Будет через три, четыре года. В это время – никакой болтовни. Только работать. Обеспечивать материальную базу. Готовить страну к рывку. Сделаем рывок, повторим промышленную революцию конца позапрошлого века на новом этапе – обеспечим не сто пятьдесят, а триста лет процветания. Не сделаем – сгинем. Пропадём. Совсем. И заявили мы это не в порядке дискуссии, а директивно. Ну, они, конечно, взвились: как?!

– А поцеловать? – не удержалась Татьяна.

– Вот-вот, – подтвердил Майзель. – А мы не умеем эти нежности разводить, слюни развешивать. Я – особенно. Вот так, – примерно.

– То есть им не хватает, на самом-то деле, только поцелуев, – задумчиво проговорила Татьяна. – У них всё есть, но хочется чего-то большого и чистого. И взять да и предложить им купить слона и вымыть его в ванной нельзя. Да. Это трагедия, Дракон. Прямо даже не знаю, что с нею делать. Я бы им предложила почитать учебник математики для первого курса – но ведь не поймут. Гуманитариев надо душить в колыбелях.

– Считаешь, их, – Андрей указал на Майзеля подбородком, – не за что критиковать?

– Я не вижу, за что их можно критиковать, – покачала головой Татьяна.

– И почему же?

– Глаза есть потому что, – отрубила Татьяна. – Я вижу, как выглядит аэропорт, как выглядит город, транспорт, какие лица у людей! Наверняка есть проблемы, технические нюансы какие-то, – но концептуальная критика всего этого невозможна! Заявляю это, как специалист по теории управления. Господи, как хочется всё своими руками пощупать! Это не одна диссертация – сто! Тысяча!

– Спасибо тебе, Танюша, – Майзель сделал глоток. – Наверное, стоит вас познакомить. У тебя лучше получится её распропагандировать.

– Да кто это?! – удивился Андрей.

– Неважно, – махнул рукой Майзель. – Потом, успеем ещё. Расскажите мне лучше, как у вас там дела.

– А то тебе не докладывают, – улыбнулся Андрей.

– Это другое, – возразил Майзель. – Я же не аналитический доклад услышать хочу!

– Нет, Дракон, – усмехнулась Татьяна. – Сначала ты нам расскажи, чем тебя наш трижды пересидент не устраивает. А мы подумаем, как тебе помочь.

– Таня! – вспыхнул Андрей.

– Нет, Танюша права, – поспешил заслонить её Майзель. – Действительно, так будет честнее. Я попробую.

Он сделал новый глоток и поставил бокал на стол:

– Нас пытаются с ним поравнять, ребята. Говорят: вы такие же, как он. Мы-то знаем – это не так. А остальные? Авторитарная модернизация должна выглядеть, как у нас. Наши жертвы – они оправданы этой модернизацией, освящены ею, если хотите. Сильная власть – это шанс для страны подняться на новую высоту, провести реформы, невозможные в иных условиях, создать стартовую площадку для будущих поколений. А он что творит?! Прожрал всё, что было, окружил себя какими-то клептоманами, бездарями и врунами, от народа в бункере прячется. Тьфу!

– От него кровопролития ждали, а он чижика съел, – Татьяна усмехнулась невесело.

– Ну, как раз кровопролитие состоялось, – буркнул Андрей. – И концы в воду, кстати.

– Это не кровопролитие, Андрюша, – Татьяна похлопала мужа по руке. – Это убийство, уголовщина вульгарис. Всё у него наперекосяк.

– Вот, – согласно кивнул Майзель. – В том-то и фокус! Он пытается нас копировать, тем самым пороча. Он делает это, как тупица, как безнадёжный двоечник, сидящий по нескольку лет в каждом классе.

– Но у него нет таких средств, как у вас!

– Но у него нет и таких задач, как у нас! Он их и не может перед собой ставить, – правда, это тема для другой диссертации. В рамках тех задач, которые он пред собой – как будто бы – ставит, он уже давно должен был построить рай в одной, отдельно взятой – ну, хотя бы области. Но ничего подобного – двоечник-эпигон даже собезьянничать толком не в состоянии. Мало того – он в последнее время и сам начал гундосить: не мешайте мне, я провожу модернизацию по пражскому образцу. А результат у него какой – Прага, что ли?!

– Пружаны – его результат, – хмыкнула Татьяна.

– А я о чём? – подхватил Майзель. – Мундир напяливает, усы топорщит. Фуражку себе скроил – пикник под ней устроить можно.

– Я заметил – чем бездарней вояки, тем ширше у них головные «аэродромы», – усмехнулся Андрей.

– Ширее, – поправила мужа Татьяна. – Дракон, а курить у тебя можно?

– Можно, но нечего, – вздохнул Майзель. – Сигару я тебе не предлагаю.

– У меня есть, – Татьяна потянулась к сумочке. – Ну, так как? Это все претензии к «бацьке»?

– Не совсем. Список длинный, но есть неотложные пункты. Наши враги тянутся его руками к опасным предметам, которые ни при каких обстоятельствах не должны к ним попасть. А он из-за своей – не глупости даже, а инфантилизма – не в состоянии этого понять. Мы уже несколько раз перехватывали опасные грузы – через него из России – в адрес довольно неприятных персонажей. Пока это сельская самодеятельность, но когда перед носом у этих народных артистов помашут авансом в пару сотен миллионов, дело может запахнуть жареным.

– Так всё-таки русские…

– Нет, Дюхон. Это не русские как система. Это именно буйная частная инициатива. А поскольку бардак, то и спросить не с кого. И нам известно: кое-кто уже выходил на «бацьку» с «интересными» предложениями. Мы этого кое-кого прищемили, но мы не боги и не можем успеть везде и всегда. И лучше, как говорится, перебдеть. А что у него за инвестиционная политика, спрашивается? Непонятно кто получает доступ к стратегической инфраструктуре!

– Чему ты удивляешься? – пожал плечами Андрей.

– Удивляться тут, конечно, нечему – зелёный свет дают тем, кто согласен «откатывать», особенно наличными. Да хоть эту сделку с Хамидами по сотовому оператору взять. Теперь шейхи будут в каких-то десятках километров от наших границ свои антенны вывешивать?! Ну, это уж слишком!

– Это не инвестиции – это инвестуция, – хмыкнула Татьяна. – А ведь за художества пересидента-инвестутки нашим детям придётся расплачиваться. Ну, и что вы собираетесь делать? Валить его? Давно пора!

– Группа в полсотни бойцов лейб-гвардейской егерской бригады справится с этой задачей за час, – Майзель подвинул Татьяне пепельницу. – Но, понимаете, ребята, какая петрушенция, – это не наш метод. Мы никого не оккупируем, не топчем и не ломаем, не гнём под себя.

– Почему?

– Страхом можно добиться многого, но ненадолго. У страха такая особенность, – стоит уйти непосредственному воплощению страха, и сам страх пропадает. А ещё – страх калечит душу. И вместо людей получаются упыри, – вон, какая публика под «бацькиной» рукой ходит. Мы этого не можем допустить. Мы строим державу, а не сатрапию. Это принципиально разные конструкции, хотя тень они отбрасывают похожую.

– Интересно. Вот, значит, как нынче создаётся империя?

– Держава, Танечка, – ласково поправил её Майзель. – Держава. И создается она вокруг смыслов, иначе это не держава, а говно. Один из таких смыслов – преемственность. Закон о престоле. Он обычно даже короче, чем первый текст пресловутой американской Декларации Независимости. А дальше включается неумолимая логика общественной и политической жизни. Закон – словно рельсы. Идущие поезда могут нести разные грузы, управляться разными машинистами, в них может быть разное число вагонов, но движутся они туда, куда ведут рельсы. Никак иначе.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации