Текст книги "Год Дракона"
Автор книги: Вадим Давыдов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)
Полевой командный пункт.
[Закрыть] 2-й ОЕВДБ[70]70
Отдельная егерская воздушно-десантная бригада.
[Закрыть] лейб-гвардии. 26 марта. 8:26
На экране появился Президент и седой, небольшого роста старик с аккуратными усами и бородой. Он явно ощущал себя не в своей тарелке: недоумённо оглядывался и никак не мог устроиться за столом, то выкладывая, то снова пряча отмеченные следами артрита руки, не привыкшие находиться без дела.
– Это отец Садыкова, – представил старика Президент. – Латып Абаевич.
– Говори мне «ты», отец, – поздоровавшись, начал Майзель. – Это важно: мы должны оставить в стороне всё лишнее, способное помешать нам понять друг друга. Даже вежливость сейчас ни к чему.
Старик посмотрел на Президента и утвердительно наклонил голову.
– Спасибо тебе за доверие, отец. Мне очень больно говорить тебе правду, однако другого выхода нет. Твой сын послал наёмников убить моего друга, его беременную жену и его семилетнюю дочь. Девочка уцелела случайно. Я не всё сделал, чтобы их спасти, но убийц послал твой сын.
– Мой сын не способен на такое, – тихо, вздрагивающим голосом, но с достоинством возразил старик.
– Я понимаю тебя, отец, – тоже тихо ответил Майзель. – Поверь, понимаю. Мне жаль, что судьба свела нас сейчас и в таких обстоятельствах. Но я говорю правду.
– Я не верю. Это же мой сын! Я всегда им гордился. Про чужого сына я бы, может, поверил, но мой сын, – нет, он не мог.
– Понимаю, отец, – вздохнул Майзель. – У меня работает один человек. Его мать до сих пор живёт в Казани. Каждый год она приезжает к нему, привозит домашнюю колбасу – казы́, шуджук, сладости. Он всегда меня угощает, потому что его семья из четырёх человек ну никак не в силах съесть все эти лакомства. Однажды я попробовал приготовленный ею татарский плов, с варёным мясом – святые головастики, я чуть язык не проглотил. Мой сотрудник с женой давно зовут её переехать к ним в Прагу навсегда, но она не хочет. Говорит, – мой дом там, в Казани, там похоронен мой муж, твой отец. Я не хочу надолго от него уезжать. Она добрая, достойная женщина. И её сын – верный, надёжный друг. Настоящий боец. Я вижу, ты тоже достойный человек. Ты прожил трудную, но правильную жизнь. Ты воевал, защищал мою мать, моего отца – я живу на свете благодаря тебе, твоим братьям-солдатам. Я это помню, – каждый день. Прости, отец, – но это твой сын Мурад послал убийц к моему другу.
Президент медленно и коротко покачивал головой, глядя то на старика Садыкова, то на Майзеля.
– Я хочу сам спросить его, – Садыков-старший снова положил на стол руки с узловатыми пальцами. – Когда я его увижу?
– Прямо сейчас. Погоди, отец, – а что ты будешь делать, если я сказал тебе правду?
– Не знаю, – старик посмотрел на Президента, словно тот мог подсказать ему ответ.
– Я не хочу, чтобы ты разучился жить, отец. Ты не виноват. Твой сын – взрослый мужчина, и сам выбрал свой путь. И я опять прошу у тебя прощения за то, что тебе предстоит узнать. – Майзель несколько раз коснулся лежащего перед ним планшета. – А теперь можешь сам обо всём расспросить своего сына.
* * *
– Видишь своего отца, Мурад? – Майзель кивнул на монитор. – Он хочет поговорить с тобой. Хочет услышать от тебя самого, что ты натворил. И почему.
– Отец?! – лицо Садыкова дёрнулось, но тут же снова обрело безразличное выражение. – Монтаж. Хорошо работаете, я почти поверил.
– Твой отец сидит сейчас рядом с русским Президентом, перед терминалом нашей защищённой спецсвязи, – спокойно продолжил Майзель. – Это я попросил Президента доставить твоего отца в Москву. Его люди управились меньше, чем за три часа. Это очень, очень обнадёживает.
– Будем считать, вам повезло, – усмешка-гримаса мелькнула на лице Садыкова. Он посмотрел на экран: – Аба[71]71
Отец (тюрк.)
[Закрыть]?
– Здравствуй, Мурад, – старик дотронулся крупно дрожащей рукой до своей бороды. – Тебе больно, сынок?
– Аба, не слушай этих людей, – Садыков шевельнулся, но крепкие пальцы держащих его десантников пресекли его попытку. – Со мной всё в порядке. Это преступники, бандиты. Провокаторы. Не верь ни одному слову! Всё ложь!
– Этот человек, – старик указал подбородком на Майзеля. – Он говорит «ты» Президенту, а президент зовёт его Драконом. Я вижу – наш Президент, хоть он и очень смелый человек, офицер, командир, – относится к нему с уважением и опаской. Я старик, у меня всего семь классов образования, – но я понимаю: ты сделал что-то ужасное. Не зря же меня привезли сюда на рассвете. Они мне не говорят – наверное, боятся: моё сердце не выдержит. Но даже того, что они мне сказали, достаточно – моя жизнь рушится на глазах. Этот человек, – Садыков-старший снова посмотрел на Майзеля и повторил: – Этот человек говорит: ты убил его друга. И его жену. И девочка, маленькая девочка семи лет, выжила случайно. У него глаза змеи, страшные глаза. Но они говорят правду. И ты скажи мне правду, Мурад. Ты сделал это?
– Это не человек, аба, – откинул голову назад Садыков. – Это чудовище. Монстр в человеческом облике. Знаешь, скольких людей он убил?! Спроси у него! Спроси!
– Я не хочу говорить о нём, Мурад, – перебил Садыкова старик. – Я спрашиваю тебя. О том, что сделал ты. Ответь мне правду: ты сделал то, в чём тебя обвиняют?
– Аба, я не могу тебе вот так всего объяснить. Посмотри, в каком я состоянии! Что можно рассказать, сидя тут, под прицелом?! На самом деле всё очень сложно, сразу ты не поймёшь. Всё очень запутано. Это политика, а в политике нет места жалости. Если кто-то хочет сохранить свою жизнь и семью, ему нечего лезть в политику. Тут счёт идёт на миллионы, и одна жизнь ничего не значит.
– Ты сделал это, – прошептал старик и на мгновение закрыл глаза.
– Аба, я говорю тебе: чтобы спасти великое, приходится жертвовать малым. Ничего тут не поделаешь!
– Что это за великое дело, ради которого мой сын может поднять руку на беременную женщину и маленькую девочку?! – грохнул кулаком по столу Садыков-старший. – Мы немецких детей выносили из развалин под бомбёжкой. Мы женщин укрывали собой, подставляя осколкам спины! Это была война, это были женщины и дети врага, который хотел уничтожить всех нас до последнего! Великое дело?! Это не великое дело – это козни шайтана, лишившие тебя разума! Отвечай мне, Мурад. Ты сделал это?!
Садыков молча смотрел куда-то вбок, и грудь его ходила ходуном. Старик повернулся к Майзелю:
– Скажи твоим солдатам: пусть держат ему голову так, чтобы я мог видеть его глаза.
– Они тебя слышат, отец. – Майзель кивнул егерям: выполняйте.
Прошла минута, другая. И Майзель увидел, как две слезы выкатились из глаз старика, и он быстро, стесняясь своей слабости, смахнул их со щёк.
– Нет у меня больше сына, Дракон, – мёртвым голосом произнёс старик. – Можешь отомстить за своего друга, если хочешь. Когда убьёшь Мурада, отдай мне тело, – я похороню его по нашему обычаю. Только не мучай его: он всё-таки был когда-то моим сыном. Прощай, Мурад.
Старик тяжело выбрался из-за стола, словно всё окружающее в один миг перестало для него существовать, и медленно, загребая ногами, побрёл к двери.
Президент, проводив старика взглядом, снова повернулся к экрану. Он выглядел озадаченным и пребывал в отвратительном расположении духа:
– Как ты это делаешь?! Не понимаю!
– А что тут понимать, – Майзель задумчиво потрогал лежащий перед ним планшет. – Я всем говорю правду. Тебе, Вацлаву, Квамбинге – всем. Можете хоть лопнуть от злости – всё равно услышите правду, а не то, что хотите услышать. Не желаешь закончить, как «бацька» или Садыков – терпи и слушай правду, Сват.
Майзель отметил что-то в планшете и поднял взгляд:
– Проследи, пожалуйста, чтобы старика не обидели ненароком. Я потом пришлю сотрудника – как у вас говорят, закрыть все материальные вопросы.
– Да мы уж сами как-нибудь о своих гражданах позаботимся, – скривился Президент.
– Нет, – резко возразил Майзель. – Извини, Сват. Это – личное!
Крумкачи, 26 марта. 9:03Озираясь и щурясь от непривычного дневного света, «бацька» – уже в штатском наряде – двинулся к «мерину», возле которого, засунув руку за отворот пиджака, стоял один из охранников. Он тоже вертел головой с озабоченным видом – изображал бдительность.
Двое с кофрами двигались следом, и один сбоку – самый надёжный из всех. И позывной у него был соответствующий – «Первый». Он придержал тяжёлую дверь бронированного «пульмана»:
– Давайте, хозяин. Пособлю.
«Бацька» завозился, устраиваясь на сиденье. «Первый», кивнув тому, что стоял в метре от машины и, бросив вокруг последний колючий взгляд, нырнул в салон.
– А? – непонимающе уставился на него «бацька».
– Да нормально всё, хозяин, – ласково, вполголоса проговорил «Первый», открыто и бестрепетно глядя пассажиру в глаза, ввинчивая глушитель на стволе «Вальтера РРК» ему подмышку – туда, где мягкую плоть не защищал носимый чуть ли не круглосуточно «броник» – и дважды нажимая на спусковую скобу.
«Бацька» коротко, едва слышно всхрапнул и стал заваливаться, сползать вниз. «Первый», жадно вглядываясь в стремительно мертвеющее лицо «бацьки», словно желая уловить момент, когда жизнь окончательно покинет тяжёлое тело, придержал бывшего шефа.
– Нормалё-ё-ёк, – протянул он. – Всё пучком, хозяин. Вот так, тихо, тихо… Всё.
– Ты чё – офуел?! – второй охранник и водитель по совместительству вытаращился на сослуживца. – Это чё, мля, за нафуй?! Ты чё, думаешь, нас с тобой по головке за такое погладят?! Мля-я-я!
– Рот закрой, – лениво велел «Первый». – Не только погладят. Поцелуют нас с тобой в головку, а потом отсосут. И какие люди! Нефуй ему в этой Хренландии делать, понял? Или, может, ты его мемуарами зачитываться собрался? Башкой своей тупой покумекай – сколько он всего знает про разных людей! А язык за зубами он никогда держать не умел, политрук сраный. Гнилая это тема – живым его отпускать. Давай, принеси мешок из «Ровера», под полом в багажнике.
– Какой мешок?!
– Для жмура, мля! Шевелись, тетеря! Ехать пора!
Упаковав труп в пластиковый мешок и оставив его на просторном заднем сиденье, водитель и «Первый» заняли места впереди.
– Давай по Виленской трассе, – указал подбородком вперёд «Первый», закуривая и жадно затягиваясь. – Мля, хоть покурить нормально можно, кои-то веки! Трогай, – я там одно местечко знаю, как раз для такого случая. Поехали!
И небольшая колонна – «мерин» и три «Ровера» – медленно покатилась к воротам.
Аэропорт «Республика». 26 марта, 10:56Елена смотрела из-под ладони на приземляющихся гигантов. «Святогоры», по натовской классификации – «Самсоны», прямые потомки шедевров авиапрома СССР, «Русланов» и «Мрiй», нежно, почти невесомо, касались земли многоосными лапами своих шасси, медленно опускали носы, заруливали на стоянки. Без этих самолётов, способных приземляться и взлетать чуть ли не в чистом поле, не обходилась ни одна спасательная операция на планете. Сколько жизней удалось сохранить благодаря им и отважным экипажам этих махин, даже подсчитать невозможно! За что бы ни взялись славяне, у них только оружие получается, вспомнила Елена слова какого-то заокеанского попугая, имени которого она, естественно, не запомнила. Врёшь, попка, подумала Елена, и торжествующе улыбнулась. У нас получается всё! И будет всегда получаться!
Её выгнали из тамбура операционной летающего госпиталя – такого же «Святогора», и Елене ничего не оставалось, как наблюдать за посадкой, – впрочем, зрелище оказалось поистине завораживающим.
Она старалась не думать о том, что происходит сейчас наверху. Снова и снова прокручивая в голове – как засуетились деловые и спокойные вначале медики, как перешли с человеческого языка на свой тарабарский, – Елена поняла: всё очень серьёзно.
Майзель обнял Елену за плечи, легонько встряхнул:
– Всё будет хорошо, Ёлочка. Я гарантирую.
– Не можешь ты ничего гарантировать, – скривилась Елена, – но и на том спасибо. Что там за суета? – она кивнула в сторону служебных построек.
– Да, – пробурчал Богушек, прижимая пальцем спрятанное в ухе переговорное устройство, и вдруг ухмыльнулся: – Вот жучара! Давайте его сюда. Аккуратно, не покалечьте! Что – «уже»?! А, ну, это – не страшно.
Он повернулся и подмигнул прижимающей кулачки к щекам Олесе:
– Жив твой Пашенька, доченька. Сейчас доставят.
Олеся вскрикнула – и опустилась бы на землю, если бы Елена не бросилась к ней, помогая устоять на ногах. Обнимая рыдающую девушку, она вонзила на Майзеля взгляд, от которого кто-нибудь другой тотчас сгорел бы заживо.
– Гонта? – вопросительно приподнял Майзель правую бровь.
– Ну, ты представляешь, – Богушек изумлённо покрутил головой. – Жуковича тормознули, с двумя гранатами и килограммовой толовой шашкой. Собирался «бацькину» птичку рвануть. Вот чудила! И что характерно: почти ведь пролез уже, у самого заправщика взяли!
– Так ведь он не отсюда улетать должен, а с военного аэродрома, кажется? – лицо Елены сделалось озадаченным.
– Но Жуковичу-то об этом не известно. Гонта, – развернулся к нему Майзель. – А как вообще ты его упустил?!
– Старый стал, – хмыкнул Богушек. – Облажался по полной. Извини, Дракон. Пойду, наверное, лоб себе зелёнкой намажу.
– Иди, язык себе лучше намажь, – огрызнулся Майзель. – Ботало полицейское! Где, кстати, этот колхозник? Уже давно должен быть в воздухе, – из-за него целый эшелон машин задерживаем!
Возле них остановился «Вепрь», откуда вывели Павла и поставили перед Майзелем, поддерживая, как куклу, чтобы не упал: при задержании ему вывихнули руку и навесили синяков, да ещё и лбом о бетон приложили, – лицо у парня было в крови.
Олеся, дрожащая, задыхающаяся, рванулась к нему:
– Пашенька! Пашенька, родненький, любименький! Жив, жив!
Она повисла на нём, – не столько на нём, сколько на бойцах, которым пришлось держать обоих, – целовала, как сумасшедшая, перепачканную, ободранную физиономию Жуковича. Он еле успевал уворачиваться:
– Ну, живой я, живой, чё ты ревёшь-то теперь, дурёха ты ненормальная, – бормотал Павел, прижимая к себе Олесю здоровой рукой. – Да не реви ты! Живой же я?!
– Глупый мальчишка, – Майзель укоризненно прищёлкнул языком. – Тебе, кажется, велели не мараться. Это первое. И второе: ты против любого нашего бойца – всё равно, что плотник супротив столяра. Эх, ты, – он ласково потрепал Жуковича по щеке. – Но попытку я тебе засчитал. Гонта, возьми-ка ты его к себе в бурсаки. Может, выйдет из него толк, со временем. Всё-таки я успел его полюбить. Поручик, – он повернулся к командиру группы, доставившей Павла. – Поднимите детей в госпиталь, пусть им помощь окажут. Младший сержант Жукович!
– Я, – хмуро отозвался Павел, при этом вытягиваясь, – обертоны голоса Майзеля действовали весьма однозначно.
– Поступаете в распоряжение хозяина Службы Дракона, генерал-поручика Богушека сроком на два года. И больше у меня никакой самодеятельности. Ясно?
– Так точно, – буркнул парень. – Разрешите вопрос?
– Разрешаю.
– Чё с Леськой? Я её тут одну не оставлю!
– Кавалер, – усмехнулся Майзель. – А чем ты раньше думал? В Праге поженитесь, не до вас тут нынче. Марш в самолёт!
– Мелодрама, дубль два, – крякнул Богушек.
– А с тобой я отдельно поговорю, – Майзель кинул озабоченный взгляд на внешний экран телефона. – Время. Однако! Гонта, распорядись, – пусть поднимут в воздух пару «вертушек». Где этот хмырь, чёрт возьми?! Я сплю и вижу от него, наконец, избавиться!
* * *
– Чё это он сказал-то такое, про любовь? – пробормотал Павел, ласково подталкиваемый к трапу офицером-десантником. – Какая любовь ещё?!
– Если человеку повезёт такие слова от Дракона услышать – можно считать, жизнь у этого человека удалась, – наставительно сказал офицер и чуть заметно улыбнулся. – Не лупай глазами – потом поймёшь. Топай!
Верховья Волки (По шоссе М7). 26 марта, 12:55– Нормалёк, – «Первый» выбрался на сухое место, наклонился, упираясь руками в колени, чтобы восстановить тонус в мышцах спины, и посмотрел на водителя: – Тут его через пару недель так засосёт – с концами. Фотки отправил? – Он понюхал рукав и поморщился: – Воняет, мля.
Перепачканные в саже и в тине – труп сначала жгли, облив бензином, потом тушили – оба являли собой довольно-таки неприглядную картину.
– Связи нет ни фуя, – раздражённо отозвался водитель. – Или по жизни нет, или братья-славяне всё подчистую глушат. Мля! Пошли, я на отправку поставил, – как только связь появится, уйдут. На трассе была связь, точно по…
Он вдруг схватился за шею и, проворачиваясь вокруг своей оси, медленно опустился на землю, укрытую толстым ковром прошлогодней травы и хвои.
«Первый», щурясь, смотрел на возникающие из-за деревьев фигуры в камуфляже, размывающем силуэты до полной бесплотности. Верно оценив обстановку, он медленно, не делая резких движений, поднял вверх руки.
Аэропорт «Республика». 26 марта, 12:58Пёстрая компания собралась перед шлюзом в операционную: Елена с наполненным солдатским кофе – та ещё гадость, вроде полицейской бурды, – термосом, с лицом, идеально гармонирующим цветом с защитной окраской посудины; перевязанный и умытый Павел, которого обнимала Олеся; свернувшийся калачиком в кресле, мирно посапывающий Миша; не присевшая ни на мгновение, мечущаяся от стенки к стенке Екатерина, – и внешне невозмутимый Майзель, погружённый в манипуляции со своим ненаглядным планшетом. Елена знала – это всего лишь маска, но не слишком ли сильно она к нему приросла?!
– Катя, да успокойся, ты, бога ради, – проворчал Майзель. – Не маячь, у меня уже в глазах рябит. Р-рябинович, ви думаете, если ви ходите, таки ви уже и не сидите?
– Не могу, – замотала головой Екатерина. – Как будто из-за меня это всё. Не могу!
– Катя, да что ты такое говоришь, – поджала губы Елена. – При чём тут ты? А ты со своими казарменными шуточками, – гневно посмотрела она на Майзеля, – мог бы и помолчать, сошёл бы за умного!
Павел хмыкнул и подмигнул Майзелю. И тут же снова сделался серьёзным, повернув голову к вратам в хирургические чертоги.
Как ни ждали они новостей, поминутно поглядывая на двери шлюза, всё-таки появление вестника они проморгали. Услышав стук в иллюминатор со стороны операционной, все вскочили, – Елена выронила термос, кофе разлился, и Майзель чертыхнулся. Хирург – или ассистент – в балахоне, похожем на костюм химзащиты, в маске и огромных очках, несколько раз кивнул и поднял вверх большой палец. Екатерина всхлипнула и размашисто перекрестилась, а Майзель шагнул к Елене – и вовремя: она провалилась в глубокий обморок.
Поднялась обычная в таких случаях суета, и вдруг все звуки перекрыл рёв Дракона:
– Тишина!
Все замерли, – не подчиниться было немыслимо.
– Повторите, – изменившийся в лице Майзель прижал пальцем гарнитуру в ухе. – Понял. Зафиксируйте всё. Сейчас буду.
Он обвёл всех тяжким, полыхающим багровым огнём взглядом:
– Улетайте без меня.
И, прежде чем пришедшая в себя Елена успела задать вопрос, слетел вниз по трапу.
– Убили его, – хрипло сказала Екатерина и села на пол. Кого – «его», никто и не думал переспрашивать. – Свои же и убили. Ох, матерь божья, богородица, дева-заступница, спаси и помилуй!
– Во, – бог – не фраер, правду видит, – прошептал Павел, крепче обнимая Олесю. – В натуре, не фраер. Точно тебе говорю!
Шоссе М7. 26 марта, 14:27Всю охрану «бацьки» выстроили на обочине на коленях со скованными за спинами руками. Майзель сел на капот «мерина», оглядел хмурых, помятых мужчин:
– На кого работаем, голуби сизокрылые? Чей заказ?
Ишь ты, как по-русски чешет, усмехнулся украдкой «первый». Из наших жидков, видать, будет.
– Заказ народный, – тихо проговорил он, не поднимая головы, – о вероятных последствиях прямого взгляда Дракона был наслышан. – Да здравствует демократия. Смерть тирану. Ну, короче. У нас тоже гордость имеется. Не пальцем деланые.
– Что-то вы много воли себе взяли, холопы, – прошелестел Майзель. – Народ отказал ему в доверии, но жить ему или умереть, решать не вам, – суду. Ты, холуй, – пока «бацька» шишку держал, ты жопу ему вылизывал, а как кончилась его власть – так сразу нож в спину воткнул?! Что ж ты за мразь!
– Горбатого лепит, гнида, – спокойно заявил Богушек. – Я мент, я чую. Ничего, у меня запоёт. Да не голубем – соловьём.
– Найди мне заказчиков, Гонта. Чтоб ни один не ушёл обиженным. Сделаешь?
– А то.
– Счастье, что Елена с ним не поехала, – лицо Майзеля пошло красными пятнами, а кончик носа побелел, и глаза сверкнули так жутко, – даже у видавшего виды Богушека сердце гулко ухнуло, пропуская удар. – Она бы полезла его защищать. Кто знает, как повернулось бы! Получается, он её с мальчишкой прогнал – и вроде как спас?! А, Гонта?!
И, не дожидаясь ответа, Майзель размашисто зашагал к раскручивающей винты «Афалине». Богушек, посмотрев ему вслед, вынул из кармана отнятый у мёртвого водителя коммуникатор, раскрыл его, нажал несколько кнопок, вгляделся в маленький экран, – и угрожающе встопорщил усы.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
