Текст книги "Год Дракона"

Прага. Июнь

Перед самым въездом в туннель под Замком Елена нарушила царившую в салоне автомобиля тишину:

– Высади меня в гараже. Мне нужно домой.

– Теперь оперетта звучит в твоём исполнении, – криво усмехнулся Майзель. – Не глупи. Тебе надо переодеться и отдохнуть как минимум два часа, прежде чем садиться за руль. Может, ты и не жалуешься на здоровье, но ты – не я и даже не космонавт.

– Да, так эффективно расслабляться, как ты, я не умею.

Он никак не отреагировал на очередную шпильку Елены – как будто вообще ничего не слышал. Ей сделалось неловко, даже немного стыдно за столь явно выказанную слабость, и Елена отвернулась.

В лифт они вошли вместе. В здании было непривычно тихо, пустынно, и в первый момент Елена не сообразила, почему, но тут же вспомнила: суббота, работает только дежурная смена. Двери закрылись, а когда открылись, Елена увидела – они снова находятся у Майзеля в кабинете.

– «Чешую» и сферу следует правильно уложить для хранения, – заявил Майзель, не глядя на Елену. – Твои вещи в ванной. Я скоро.

Переодевшись, Елена вышла из ванной и увидела Майзеля, тоже сменившего «чешую» на обычный наряд. Он стоял у окна, глубоко засунув руки в карманы, и показался ей похожим на поверженного врубелевского демона. Елене стало так его жаль, – у неё защемило сердце. Не может быть, подумала она. Разве можно жалеть Дракона?! Но у меня, кажется, получилось.

Он обернулся, шагнул к раскрытому саркофагу. Глядя, как он укладывает скафандр, Елена молчала. Ничего сложного в процедуре не было, – она прекрасно справилась бы сама. Он просто не хочет меня отпускать, грустно усмехнулась Елена. Интересно, – а ведь я совсем не хочу уходить! Но я должна.

– Что с ней будет?

– Ничего ужасного с ней не будет, – без паузы отозвался Майзель. Он, разумеется, понял, что – и кого – подразумевает Елена. – Всё будет с ней хорошо. Даю слово. Это всё?

А что будет со мной, подумала Елена. Со мной, с тобой? С нами?

– Нет. Ну, Квамбинга, – ладно. В конце концов, ты меня предупреждал, и нечто подобное я должна была предвидеть. Но ты? – Елена недоумённо покачала головой. – От тебя я такого не ожидала.

– Ты делаешь вид – или в самом деле не понимаешь, что произошло? Сядь.

– Я…

– Сядь!

Елена упала на диван, с испугом и негодованием глядя на Майзеля. Швырять людей одним только голосом – это уж слишком, подумала она. Проклятое чудище, как же я от тебя устала!

– Не смей на меня орать, – тихо проговорила Елена. – По-моему, это ты не понимаешь!

– О, нет, – Майзель сложил руки на груди. – Не понимаешь всё-таки ты. Хорошо же, – я объясню. Я ведь обещал помочь тебе во всём разобраться.

Елена закрыла глаза – ей хотелось плакать от жалости к себе и к Майзелю, но ещё сильнее она хотела его выслушать.

– Для этих людей, даже для Квамбинги, я – бог, обитатель Олимпа. Карающий и милующий, нисходящий с небес. Бог обязан принимать жертвы – таков его рок, Елена. А удел людей – приносить жертвы богу. Когда-нибудь мы сломаем и это, но нельзя ломать всё сразу, везде! И от такой вот – бескровной – жертвы я не мог отказаться. Это самое малое, что я мог сделать для них. Для всех.

Невозможно было смотреть на его лицо. Во всяком случае, Елена не могла точно, – видеть такую боль оказалось выше её сил.

Великий Дракон, подумала Елена. Бедный, бедный Дракон.

Кажется, она повторила это вслух, – его лицо изменилось. И в следующий миг, словно пущенная из лука стрела, Елена врезалась в него, обхватила его руками за шею, и губы их встретились. Наконец-то, успела подумать Елена.

А потом Вселенная взорвалась у неё в голове.

* * *

Он слишком давно хотел её. И так сильно, – иногда чуть не до обморока. И когда он ощутил её всю, когда услышал её шёпот и вскрик, почувствовал, как сильно и удивительно нежно целует она его, как покраснели её щёки и лоб, как она дышит, какая она мокрая вся – и внутри, и снаружи, – он понял: это случилось. И с ним, и с ней.

Елена. Ангел мой, Елена. Сказка моя, Елена. Моя жизнь. Моя кровь.

Моя боль.

И он продолжал любить её до тех пор, пока Елена не обессилела окончательно. Едва он оторвался от неё, как Елена, сладко постанывая, свернулась калачиком и мгновенно уснула, смешно, по-детски подтянув под себя простыню.

* * *

Елена проснулась и несколько долгих секунд лежала, не понимая, где она и что с ней. Опомнившись, она села рывком, подтянув простыню до подбородка, и в растерянности огляделась.

В «пещере» царил полумрак. Елена только теперь догадалась – огромное стекло окна совершенно непроницаемо для любопытного взгляда. Там, за стеклом, была ночь, – ну, или очень поздний вечер. Одежда Елены лежала, аккуратно сложенная, на столике у кровати. О, нет, это же не кровать, улыбнулась Елена. Это чудесный диван, принимающий любую форму по воле Дракона, – великого и ужасного. Нет, это немыслимо. Невозможно так жить!

Елена прислушалась к себе и торжествующе улыбнулась. И тотчас нахмурилась, – а потом рассмеялась. Неясная, беспричинная радость наполняла всё её существо, щекоча нёбо, словно пузырьками шампанского. Где же он, чёрт его подери всего совсем?!

Елена приняла душ и, выйдя из ванной, услышала трель телефона.

– Ты невежа, – выдохнула в микрофон Елена, не в силах перестать улыбаться. – Ты где?!

– Приезжай, – откликнулся Майзель. – Лифт привезёт тебя, куда нужно.

– Как обычно, – хмыкнула Елена. – И куда же?

– Сюрприз. Я готовил его, и поэтому не стал дожидаться, пока ты проснёшься. Не сердись, хорошо?

И тон, и слова, – это было так необычно, так на него не похоже. Неужели я сделала это, поразилась Елена. Ну, не приснилось же мне это всё, наконец?!

* * *

Она вышла из лифта – прямо на крышу одного из сегментов гигантской замковой башни, накрытую стеклянным куполом. Вид отсюда открывался совершенно умопомрачительный, – кажется, не только Прага, но вся страна раскинулась внизу. Елена шагнула вперёд – и услышала песню.

 
Будто клюнула горлица розовый снег заоконный.
Аллеманда, куранта, сарабанда, жига, чакона.
Будто канули в вечность три месяца месивом веток,
Крыльев нетопырей, фонарей и скамеечек ветхих.
 

Зоран Милич написал музыку на стихи русской поэтессы Вероники Рыбаковой. Песню в его собственном исполнении уже две или три недели крутили по нескольку раз в день на дюжине коротковолновых радиостанций. Называлась она «Пражский ангел», хотя почему – ангел, да ещё и пражский, оставалось для Елены тайной за семью печатями. Я уже три месяца не отхожу от Дракона ни на шаг, подумала Елена. И эти три месяца действительно похожи на целую вечность. Какое совпадение.

 
Будут зимы зефирны и лица прохожих иконны.
Аллеманда, куранта, сарабанда, жига, чакона.
 

Милич уже много лет живёт в Праге – говорит, ему здесь легче дышится. И популярностью – и среди её поколения, и у куда более юных – пользуется совершенно заслуженно, подумала Елена. Милич – один из тех, кто не потакает моде, а задаёт её тон, формирует музыкальные вкусы, и, надо отдать ему должное, ведёт свою линию последовательно и твёрдо. И честно. Елена умела такое увидеть и оценить.

Премьеру видео с песней, Миличем и Вероникой транслировали на канале «Культура», и Елена её не пропустила, – почти закономерно, поскольку это был единственный канал, передачи которого Елена смотрела более или менее регулярно.

Елена видела слёзы и улыбку на лице Вероники – камера, разумеется, показала Рыбакову крупным планом. Милич спустился к ней в зал, взял за руку, вывел на сцену, и обоих тотчас завалили цветами. Вероника была явно растеряна обрушившимся на неё вниманием и растрогана небывало тёплым приёмом. Милич её только что на руках не носил, а композиция стойко держала первое место в музыкальном параде, – языковой барьер у слушателей практически отсутствовал, да и песня получилась прямо волшебная. У Елены уже при первых тактах мелодии комок к горлу подкатывал.

 
Будешь жить – и носить голубые и белые платья!
А заплачешь – кусни на губе золотое заклятье,
И опомнится мир, и откликнется радостным стоном:
Аллеманда. Куранта. Сарабанда. Жига. Чакона…
 

Рождённая музыкой и словами гармония отзывалась в груди у Елены томительным трепетом, – как будто что-то вот-вот должно произойти, что-то невероятно важное и прекрасное, как слова и музыка этой песни. Сильный, мягкий и глубокий баритон Милича с едва заметной хрипотцой тоже, разумеется, действовал. Откуда он знает, удивилась Елена. Дракон никогда ничего случайно не делает, – неужели я проговорилась?

Посередине пространства оранжереи стоял стол, накрытый на двоих, свечи, цветы, шампанское в ведёрке со льдом на длинной стойке, удобные на вид стулья с высокими спинками, чуть поодаль – передвижной кухонный автомат. Ни официантов, никого. Только Дракон.

Он, видимо, решил окончательно выбить Елену из седла. В тёмных брюках из тонкой шерсти, отутюженных так, что о стрелки можно было порезаться, мягких туфлях и белой, просторной шёлковой сорочке с длинными рукавами и воротником апаш, открывавшим загорелую шею, Дракон совершенно не походил на себя самого.

Он шагнул ей навстречу. Ничего не сказал, – только взял её руку, поцеловал, склонившись. А потом – в губы. У Елены всё звенело внутри, и бабочка у неё под сердцем ожила и затрепетала крыльями – от одного-единственного, почти платонического поцелуя. Он словно спрашивал: всё хорошо? Я ничего не испортил? И, отвечая на поцелуй, Елена закрыла глаза: не бойся, Дракон. Всё прекрасно.

Он словно спохватился:

– Ты выглядишь потрясающе, Елена.

– По идее, я должна выглядеть, как выжатый лимон. Однако это не так, и по твоим глазам это видно, – улыбаясь, Елена погладила его по щеке. – В чём секрет, поделись?

Он пожал плечами, улыбаясь в ответ.

– Ты великолепен, – чуть отстранившись и оглядывая его, заявила Елена. – Правда, романтический вечер обычно предшествует, а не завершает, но это не твоя вина. Поэтому не смотри, пожалуйста, на меня таким взглядом.

– Я ничего не собираюсь завершать, Елена. И тебе не позволю. Не вздумай возражать – голову откушу.

– Я давала повод говорить со мной таким тоном?

– Нет. Но, поскольку это – единственное, на чём я собираюсь настаивать, тебе придётся принять и тон, и всё, из него вытекающее.

– Ты уверен?

– Ух, Елена. Ещё как уверен.

– Я стану тебе мешать.

– Значит, будет весело. Ты, кажется, всегда стремилась мне помешать? Ну, так теперь у тебя появится для этого масса возможностей.

Елене вовсе не хотелось ему возражать. Но мешать – тоже не хотелось:

– Ты дурак, Драконище. Я хочу помогать тебе. Я же… на твоей стороне.

Ей хотелось сказать – «твоя», но Елена удержалась. Но Майзель, кажется, успел заметить мелькнувшее в её глазах выражение, – он прижал Елену к себе и снова поцеловал её в губы.

– Хватит, – еле переводя дух, прошептала Елена. Сердце колотилось у неё в горле. – А то я чувствую, ты за себя не отвечаешь. Я проголодалась. Честное слово!

– Идём.

Он взял Елену под локоть, проводил к столу, усадил, выложил еду на тарелку. И еда, и тарелки были от Втешечки. Это было так мило, – Елена еле сдержалась, чтобы не прослезиться.

Втешечка явно сегодня себя превзошёл, подумала Елена, чувствуя, как тает мясо во рту. Столько мяса, как в эти три месяца, я, наверное, в жизни не ела! Интересно, а повод Дракон ему сообщил? Какой вечер. Какое вино!

Погода стояла, как по заказу, – хрустально-прозрачное небо с мириадами звёзд, которые здесь, на высоте, куда почти не доставал свет городских огней, были ясно видны. И ни разу телефонный звонок не потревожил их уединения. От немыслимо вкусной еды, от музыки, от всего происшедшего, – у Елены кружилась голова. Майзель посмотрел на неё и улыбнулся:

– Ты Елена Прекрасная. Пойдём танцевать.

Он поднялся, обошёл вокруг стола и помог ей встать. Музыка зазвучала громче. Как он это делает, удивилась Елена.

– Мы ведь никуда не торопимся?

– Извини.

– Всё-таки ты дурак, – вздохнула она. – И ничего, ну, ничегошеньки – даже вот ни пол-столечка – не понимаешь. Я хочу посмотреть на звёзды.

Они взяли по бокалу с вином, подошли к краю террасы, и Майзель выключил свет.

– Ах, – не сдержалась Елена.

– Так лучше, правда?

– Да. А теперь помолчи.

Майзель слушал, а Елена рассказывала про созвездия и знаки Зодиака, про Сириус и Венеру в доме Марса. Он покачал головой:

– Невероятно. Откуда ты всё это знаешь?

– Я лет до двенадцати хотела стать астрономом.

– Правда?

– Абсолютная.

– Елена, ты прекрасная и мудрая женщина.

– Прекрати подлизываться.

– А я не подлизываюсь. Я говорю тебе комплименты.

– Зачем?

– Не зачем, а почему. Мне хочется. И я не могу сдержаться.

– Чего тебе ещё хочется?

– Танцевать с тобой.

– Ну, танцуй.

И танцевал он восхитительно. Как делал вообще всё – вкусно, с ошеломляюще-опасной грацией теплокровного ящера мезозойских лесов, с изяществом превосходного образца мужской человеческой особи в самом расцвете сил и возможностей. Это было, наконец, нечестно. Елена так и сказала ему. И спросила:

– Откуда ты узнал, что мне нравится «Пражский ангел»?

– А тебе нравится?! – радостно удивился Майзель. Так искренне, – не поверить у Елены не получилось.

– Я не должна повторять это сто раз, не правда ли?

– Я люблю Милича. Он умеет объяснять музыкой самые сложные вещи. В этой песне всего одна тема. А если ты спросишь, как это сделано, никто не сможет ответить.

– Ты и в музыке разбираешься.

– Ориентируюсь. Совсем чуть-чуть. Лакуны в классическом образовании, знаешь ли. Если бы я мог это сам!

Елена долго-долго смотрела ему в глаза. И, наконец, прошептала:

– Не может быть.

Он чуть отвернулся и промолчал.

– Милич… ты его… Ты?! Это ты нашёл Веронику?! О, боже. Конечно.

Ей посвящали юношеские стихи, – иногда неплохие. И даже пели ей серенады. Дарили цветы. И романтическим ужином удивить её сложно. Но никто никогда не дарил Елене песню, – такую песню. Песню, которой рукоплещет пол-Европы – и вся русская Ойкумена: Милича там тоже знали и очень любили.

– Елена.

– Говори.

– Я… Я не думал, что ты догадаешься. Я… То есть, я очень этого хотел, но я бы никогда…

– Заткнись, Драконище. Просто – заткнись!

А кто может что-нибудь с этим поделать, пронеслось в голове у Елены. Кто, у кого есть силы на это?! У меня – нет. Не осталось. Совсем. И пусть будет, что будет!

Елена не помнила, как они снова оказались внизу, где именно – она и не поняла. Еи было уже это так безразлично, – не передать никакими словами. И каждое его прикосновение отзывалось в Елене трепетом крыльев.

Крыльев бабочки у неё под сердцем.

* * *

Она была такая горячая и шелковисто-влажно-скользкая внутри, – он буквально ошалел от желания. Елена почти не давала ему двигаться, ногами, руками и животом вжимая его в себя. Выпив его всего, до последней капли, Елена медленно отстранилась, и на её разрумянившемся, расцветшем лице появилась такая улыбка, от которой у Майзеля защемило под ложечкой. Она провела кончиками пальцев по его груди и, увидев, как вздрогнули его мышцы, отзываясь на её ласку, прошептала, по-прежнему улыбаясь:

– Она знала.

– Теперь я не успеваю за полётом твоей мысли, Елена.

– Марина.

– Думаешь?

– Уверена. Сейчас – уверена.

– Наверное, она очень этого хотела, – покачал головой Майзель. – Но – знала? Вряд ли, – он снова склонился к Елене.

– Да ты спятил, – обнимая его, прошептала ему прямо в ухо Елена. – Дай мне отдышатся, чудище!

– Не могу.

Крышу сорвало, вспомнил он потом выражение, принесённое Корабельщиковым. Надо же, какое точное. Действительно, он так себя чувствовал, – как дом, у которого вихрем сорвало крышу.

Немного остыв, они снова любили друг друга, но беззвучно и нежно, – как бы в полкасания. Потом Майзель перевернулся на спину, и Елена вскарабкалась на него, обняла руками, прижалась всем телом, щекоча ему шею мягкими, тонкими волосами. Он чувствовал её тёплую кожу, чувствовал, как плещется в нём маслянистой волной желание.

– Я тебе нравлюсь, похоже, – Елена приподняла голову, и он увидел совсем близко её влажно сверкающие, пронзительно синие глаза. – Ну, давай, попробуй сказать мне это. Ты ведь хочешь сказать мне это, Дракон?

– Да.

– Что «да»?!

– Ты очень красивая, щучка-колючка. Ты очень-очень красивая. Ты красивая, как ангел. У тебя восхитительное тело. Ты такая живая и тёплая, что я не могу от тебя оторваться. Ты мой размер. Ты – мой размер, везде, понимаешь, ёлочка-иголочка? Я обожаю твоё тело, твои волосы. У тебя чудесные глаза, такого изумительного синего цвета, что я не могу дышать, когда смотрю в них. Я обожаю твой горячий рот, твои губы, твой язык. Твоя улыбка сводит меня с ума. Я люблю твой вкус и твой запах. В тебе так тесно и жарко, что я совершенно теряю голову. Нет ничего лучше на этом свете, чем заниматься с тобой любовью. Нет ничего важнее, чем заниматься с тобой любовью.

Господи, кто мог бы вообразить, подумала Елена, плача, смеясь и целуя его лицо, – Дракон знает такие слова!

* * *

Когда Елена проснулась, солнце стояло уже довольно высоко. Она приподнялась на кровати. Майзель сидел в кресле прямо напротив и что-то отмечал в планшете. Он уже облачился в свой привычный наряд. Услышав Елену, он поднял на неё взгляд.

Она даже не подумала прикрыться, – розово-коричневые глаза её сосков смотрели прямо на Дракона. Увидев, как затрепетали его ноздри и дрогнули брови, как опустилась рука с планшетом, как побелел кончик носа, – Елена победно, хотя и тихонечко, рассмеялась. И только после этого медленно, словно нехотя, потянула на себя шёлковую материю:

– Где это мы?

– Назвать тебе номер апартаментов? – улыбнулся Майзель.

– Ну, хорошо хоть, не в кабинете, – притворно вздохнула Елена. – А где ты вообще живёшь?

– В кабинете, – Майзель отвёл взгляд.

Елена молчала, наверное, не меньше минуты.

– Ты законченный псих, – выдавила она, наконец, из себя. – Это же… неудобно!

– Мне удобно, – буркнул Майзель. – Зачем мне какое-то особенное, отдельное жильё? Чтобы ездить из него на работу?

– Да. Действительно, – поджала губы Елена. – Даже не хочу это сейчас обсуждать. Собственно, и обсуждать-то нечего. Хорошо. Какие у тебя планы?

– Завтрак с величествами. В одиннадцать. Сейчас – почти девять. Платье и туфли, а также всё прочее, необходимое, – в ванной. Полутора часов тебе должно хватить.

– Я тоже приглашена?

– Боишься, тебе тарелки не достанется?

– Может, не стоит торопиться? – осторожно осведомилась Елена. – Всё-таки это не тусовка однокурсников, а Император Вселенной.

– Да они меня зашибут, если я без тебя появлюсь. По очереди: сначала Марина, потом – Вацлав.

– А откуда они…

– От верблюда.

– Мне надо съездить домой.

– Ты не успеешь.

– Я быстро обернусь. На машине.

– Не вздумай сбежать, – прищурился Майзель. – Не имеешь права.

– Дракон. Я только туда, возьму кое-что – и обратно.

– Ну, ладно, – он явно мялся, собираясь что-то сказать, и почему-то медля, словно не решаясь.

– Ну, давай уже, – подбодрила его Елена.

Он поднялся, подошёл, вынул из внутреннего кармана узкий, длинный футляр и протянул его Елене.

– Это подарок тебе – от Квамбинги.

– За что?!

– За победу над ним.

– Ах, вот как, – Елена закусила губу. – Всё понятно.

– Открой. Пожалуйста.

Елена раскрыла футляр – и остолбенела. Даже скользнувшую вниз простыню не смогла подхватить.

Она такая живая, подумал Майзель, чувствуя, как всё обрывается у него внутри. Так невероятно хороша, – и так непохожа на пластмассовых гламурных овец с фарфоровым оскалом, что таращатся с обложек, заставляя живых женщин мучить себя. И зубки у неё чуть-чуть желтоватые, как у живой женщины, и носик такой смешной, с маленькой раздвоинкой внизу, и веснушки эти, и родинки, и складочка на шее, и там, где в детстве были ямочки на щеках – мимические морщинки теперь, и крошечная оспинка на лбу, и трещинка на нижней губе. А глаза! О боги, где вы нашли для неё такие глаза?! Да что же это такое. Я просто свихнулся совсем!

– Ты просто свихнулся совсем, – прошептала Елена.

Бриллиант, формой и размером с персиковую косточку, совершенной чистоты и невероятной прозрачности, на тонкой платиновой цепочке, казалось, осветил всю комнату своим сиянием. Миллион, подумала Елена. Или два? А может, пять или десять?

Она посмотрела на Майзеля полными слёз глазами:

– Бедный, бедный Дракон. Как же ты чувствуешь себя, когда твои игрушки пытаются управлять тобой?! Какой ужас, боже мой. Какой ужас!

– Это война, – Майзель опустил голову.

– Есть какой-нибудь, – я не знаю, – музей, где этому «подарку» самое место?! К такому сокровищу даже прикоснуться страшно!

– Положи в комод, – махнул рукой Майзель. – Кому он тут нужен?! Придётся надеть подвеску хотя бы однажды, – Квамбинга должен увидеть её на тебе.

Елена с треском захлопнула футляр, завернулась в простыню и встала.

– Поезжай, щучка-колючка, – кивнул Майзель. – Только обязательно возвращайся.

Ну куда же я денусь, подумала Елена. Разве можно сбежать от Дракона?!

* * *

«Шпачек» заглох, едва Елена выехала из гаража Замка. Она крутила стартер, пока тот не начал завывать, и только тогда перестала терзать несчастный механизм. Какая-то мистика, подумала Елена. Знак свыше?

Механик вызванной «кареты скорой помощи» осмотрел автомобиль, покопался в моторе, похмыкал, покрутил головой. Закрыв капот, он вытер специальной салфеткой следы масла и нагара с пальцев, убрал её в особый контейнер, после чего виновато развёл руками:

– Простите, милая пани. Я механик, а не чародей. Ваш верный чижик скончался от старости.

– Что? – потерянно посмотрела на механика Елена, чуть не плача. – Совсем-совсем ничего нельзя сделать, никак?

– Разве что новый двигатель, – пожал плечами механик. – Да где ж его взять, новый, тем более – тут? Из Франции, или из Испании, с автосвалки какой, придётся заказывать. А уж возни с переделкой и регистрацией, – он махнул рукой. – Я бы не связывался, но дело ваше.

– Вы понимаете, это память, – Елена умоляюще глядела на механика. – Я не могу его бросить.

– Эх, – механик в задумчивости поскрёб затылок. – Всё равно нужен эвакуатор. Можем выгрузить его у вашего дома, пусть постоит, пока…

Механик застыл с вытаращенными глазами, пялясь куда-то поверх плеча Елены. Она обернулась, – Майзель нёсся к ним, кажется, даже не касаясь земли подошвами сапог. Да уж, увидеть Дракона утром на улице, среди обычных людей, – это зрелище, подумала она.

– Что случилось?

– Машина сломалась, – сердито ответила Елена и всхлипнула.

– Так, ну-ка – сырость не разводить, – распорядился он, как самый настоящий Дракон. – Пан Штурса, – бросив быстрый взгляд на нашивку механика с именем, обратился к нему Майзель. – Большой панельный дом на Выжловской, – знаешь?

– Так точно, – рявкнул механик, переводя восторженно-недоумевающий взгляд с Дракона на Елену и обратно.

– Оставь машину там, мы потом что-нибудь придумаем.

– Есть! – механик вытянулся и только что не козырнул.

– Спасибо, дружище, – улыбнулся Майзель, и Елена увидела, как немолодой уже дядька расцвёл от этой улыбки, будто красна девица. Да они же все в него влюблены, подумала она. Ох, Дракон! Можно, я не буду съедать свою шляпу?!

– Елена, идём.

– Я…

– Елена, – Майзель повёл глазами в сторону механика.

– Спасибо вам большое, – искренне поблагодарила механика Елена и позволила Майзелю увлечь себя назад, к Замку.

Майзель обнял её за плечи, и Елена не видела, как механик Штурса, быстро и мелко перекрестив их след, отвернулся и, что-то тихо бормоча, отчаянно зашмыгал носом.

* * *

– И что теперь? – Елена плюхнулась на заправленную кровать и посмотрела на Майзеля. – Это не твоя работа, случайно?

– Я молился, – сложив ладони лодочкой, он шутовски поклонился и воздел глаза к потолку. – Господи, неисповедимы пути твои и неизъяснима милость твоя! Наконец-то этот драндулет даже тебе, с твоим воистину божественным долготерпением, окончательно и бесповоротно осточертел!

– Прекрати юродствовать, – нахмурилась Елена. – Во-первых, мне нужна машина.

– Купи себе машину, Ёлочка, – кротко посоветовал Майзель. – Или возьми напрокат.

– У меня нет сейчас денег на покупку, – отрезала Елена. – Придётся занимать у всех, кого можно. Напрокат? Это мысль, но сегодня воскресенье!

– Сегодня машина тебе не понадобится. Так и быть, до дворца и обратно доедем на моей.

– Послушай, мне совсем не до шуток. У тебя ничего не найдётся, хотя бы на пару дней?

– У Гонты найдётся точно. А у меня – нет. И тоже – совершенно точно.

– Этот монструозный дредноут, этот бронетёмкин поносец – твой единственный автомобиль?! – уставилась на него Елена. – Да что ж ты за чудо-юдо такое?!

– А зачем мне другие автомобили? – удивился Майзель. – Я и этим-то пользуюсь намного реже, чем предполагал.

– А почему ты так сияешь, можешь мне объяснить?!

– Обязательно. Ты же не уехала.

– Тьфу, – Елена в сердцах хлопнула себя по коленям. – Позвони Гонте. Пожалуйста.

– Завтра, – кивнул Майзель. – Дай отдохнуть человеку, хорошо? И поехали – а то опоздаем.

– А Ярослав и Владимир тоже будут?

– Нет, пацаны в военном лагере. Придётся нам с Вацлавом ухаживать за шестью дамами одновременно.

– Пацаны, – хмыкнула Елена. – Их высочества. Нет?

– Нет, – улыбнулся Майзель. – Нормальные, славные мальчишки. Тебе тоже понравятся. Вперёд!

* * *

Елена ждала встречи с Вацлавом с некоторым трепетом, однако оказанный ей приём оказался далеко за гранью самых смелых её ожиданий.

– Пёрышко! – загрохотал Вацлав. Елену особенно потряс наряд «Императора Вселенной»: он был не в мундире, а в джинсах, ковбойке навыпуск и сандалиях на босу ногу. – Как здорово, что ты приехала! Марина! Ты где там копаешься?! У нас гости!

– Здравствуйте, ваше величество, – пролепетала Елена, запрокидывая голову чуть не до хруста позвонков. – Я очень… польщена.

Вацлав отвесил Майзелю подзатыльник:

– Балбес, – он снова повернулся к Елене. – Пёрышко, ты это брось. Он, конечно, проволынил, но я велел ему тебя предупредить: величества, превосходительства – это на службе. А мы дома. Завтракать сейчас будем. Марина!!!

– А можно поберечь стёкла? – Марина появилась на пороге столовой с подносом. – Это, между прочим, уникальные витражи, народное достояние!

Королева поставила поднос и, шагнув к Елене, крепко её обняла.

– Как я рада тебя видеть, дорогая, – прошептала Марина Елене на ухо. – Не обращай внимания, – смущаясь, он всегда солдафонствует. Поможешь мне?

– С удовольствием, – не слишком уверенно улыбнулась Елена.

– Слав, пойди, переоденься, – велела Марина. – Дракон, – приведи девочек, мы с Еленушкой сейчас управимся. Идём, дорогая. Сюда.

* * *

– Ты знала?! – выпалила Елена, войдя вслед за Мариной на кухню. – Скажи мне. Пожалуйста!

– Нет, Елена, – королева улыбнулась. – Но мечтала об этом с той самой минуты, как открыла твою книгу. Когда я вас представляла друг другу, между вами проскочила такая молния, – я думала, меня убьёт на месте. По-моему, только вы сами этого и не заметили. Неужели не заметили? Ну, он – ладно. Но ты?

– Всё я заметила, – краснея, пробормотала Елена. – И что же? Я должна была сразу упасть ему в объятия?!

– Отчего же нет? – пожала плечами Марина. – Ты с ним – и с нами – человек одной серии, одной обоймы. По-моему, всё закономерно.

– Что же это творится, – Елена уронила руки.

– То самое, дорогая.

– Что?!

– Вы созданы друг для друга. Поверь, – со стороны виднее, – королева погладила Елену по плечу, и Елене захотелось, – она даже не смогла бы сейчас точно выразить, чего именно. Просто чтобы эта женщина всегда находилась с нею рядом. – А ещё… Он – мужчина одной женщины. Как и Вацлав. Давай-ка приготовим всё, наши мальчики там сейчас начнут мебель от голода грызть.

– Особенно Дракон. Тебе, похоже, не терпится меня сосватать, – светски улыбнулась Елена.

– Не стану лукавить, – вздохнула Марина, – если бы это мне удалось, я была бы счастлива. Но торопить тебя я тоже не стану.

– Марина, но ведь так нельзя, – с содроганием проговорила Елена. – У меня сломалась машина, а я даже на его автомобиле поехать не могу, – чтобы им управлять, нужно стать шкипером авианосца. У него же ничего нет! Он ночует в кабинете или в этих дурацких апартаментах, носит какой-то кафтан с сапожищами, не спит, глотает кусками еду, – не живёт, а функционирует!

– Так займись этим, – усмехнулась Марина. – Купи ему штаны и рубашки, заставь спокойно поесть, и пусть ему будет, куда возвращаться с работы домой. Уложи его спать рядом с собой, наконец. Ты женщина или кто?

– Как же так вышло, Марина? – изумлённо посмотрела на королеву Елена. – Я же вижу – он для вас, словно брат или сын. А все остальные, – у меня даже слов для этого нет! Как же так? Почему?!

– Вот поэтому, – королева переставила сахарницу со стола на поднос. – Всё отдал людям – и ничего не просит взамен. Едва ли не у каждого человека здесь есть какая-нибудь история, в которой Дракон так или иначе замешан. Квамбинга или Александр, Гонта или Иштван с Беатой, возможно, когда-нибудь расскажут тебе свои. А я расскажу тебе нашу.

Елена кивнула, чтобы не говорить ничего.

– Я встретила Вацлава на своём первом балу и полюбила в ту же секунду. Его привёл кто-то из золотой молодёжи, – мы, Милославские, за три поколения вполне вписались в британское высшее общество. Привёл, чтобы посмеяться – даже не со зла, а так – по сути своей натуры. Вацлав приехал учиться в Сэндхёрст, уже будучи боевым офицером, и, скорее, это он мог их чему-нибудь научить. Я узнала о его русских корнях случайно. Это меня вдохновило. Я долго искала, как к нему подступиться, – он меня покорил. Он совершенно не походил на светских мотыльков, окружавших меня с самого детства, – ещё и поэтому я втрескалась в него, как безумная. Уж такая я уродилась – белая ворона: всей душой ненавидела фальшь и фанаберию, пропитавшую насквозь весь наш дом, всё вокруг. И я ему написала по-русски письмо, и обратилась к нему по имени, которым его крестили, – Вячеслав. Он очень удивился – и пришёл на свидание. И я его уже не отпустила, – Марина негромко рассмеялась.

Улыбнулась и Елена, – королева в этот миг словно вернулась на четверть века назад, и помолодела прямо на глазах – на целую четверть этого длинного, страшного века.

– Он воин, рождённый стать великим монархом, – Марина накрыла ладонью руку Елены. – Я всегда это знала, но не потому убежала за ним на край света. А он долго не мог поверить, будто я способна стать настоящей женой солдата. Но я ему доказала, – Марина улыбнулась, вспомнив, наверное, что-то. – У нас уже были сыновья, когда нам пришлось искать убежища в Южной Африке. Возможно, он тогда только понял, как много мы друг для друга значим. И там мы встретили Дракона.

Марина опустила веки и покачала головой.

– Он был такой смешной – долговязый, сутулый, всё никак не мог привыкнуть к своему новому облику, новому телу. Ломал вещи, бил посуду, расстраивался из-за этого чуть не до слёз. Когда Вацлав рассказал мне о случившемся с ним, я, признаться, не поверила. Ты, вероятно, тоже, – но это правда. А потом он менялся – прямо на моих глазах. И становился Драконом. Я всё видела – видела это пламя, гудящее в нём. А Вацлав торопился научить его всему, что знал и умел сам, – ведь он был обречён.