Текст книги "Год Дракона"
Автор книги: Вадим Давыдов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 48 страниц)
– Но ведь ясно, как резко изменится в вашу пользу геополитический расклад, если вам удастся втянуть Республику в свою орбиту. Весь «коридор» будет ваш – и Польша, как на ладони, и Балтия. Отсель грозить мы будем шведу. Скажешь, нет? – прищурилась Татьяна.
– Не будем мы шведу грозить, нет такой нужды, – ласково посмотрел на неё Майзель. – И Сааб, и Скания, и даже Интердинамикс – давно наши. Их «демократические» болтуны радостно нам всё это продали, даже не удосужившись задуматься о последствиях.
– А вы и рады.
– Конечно, рады. И Польша тоже созреет. В своё время.
– Когда?
– Струна, соединяющая Гдыню, Гданьск, Вроцлав, Прагу, Братиславу и Вену, Будапешт, Загреб, Триест и Риеку, уже вышла на режим расчётного грузопотока.
– Погоди, а при чём тут Триест – это же Италия?
– Мы подписали трёхсторонний пакт с Италией и Ватиканом о совместной юрисдикции над бухтой и городом, Триест объявлен зоной международной торговли порто-франко. Сейчас дожимаем бабушку…
– Кого?
– Елизавету.
– Чёрт!
– Ну да. Будем расширять порт в Гибралтаре. В Танжере мы и так давно хозяйничаем.
– Ну ни фига…
– Лучше не произноси ничего вслух, – заговорщически подмигнул Майзель и по-мефистофельски осклабился. – А то сглазишь. И это ещё не всё. Балтика через Коронную Унию с Данией, можно сказать, наша, и делегация федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн третий год осаждает Прагу, фактически тут у нас прописавшись и превратившись в посольство де-факто. Они хотят расширить и объединить систему трансбалтийских каналов – собственно, работы уже идут достаточно интенсивно, и не за счёт немецкого федерального бюджета, как ты понимаешь, – и объявить Киль «вольным ганзейским городом», а сами – присоединиться к Коронному Союзу. Поверьте, ребята – сдерживать их сепаратизм становится всё труднее буквально с каждым днём. Конечно, мы против создания анклавов – политически это серьёзная проблема, не хватало нам ещё новой Столетней войны в Европе, пусть и холодной.
– Так вы всерьёз Ганзейский союз решили возродить? – хмыкнула Татьяна. – Скажи, нет?
– Всякому овощу своё время, – Майзель наклонил голову набок и облизнулся. – Коронная Федерация Ганзейского Союза – долгий проект, лет на двадцать.
– Мы медленно-медленно спустимся с горы, – Корабельщиков яростно помассировал шею ладонью. – Ну и ну. Я даже в целом себе это слабо представляю, а уж в деталях… Как тебе удаётся держать всё в голове, да ещё одновременно?!
– А никто не обещал, что будет легко, – Майзель откинулся на спинку стула и преувеличенно беспечно выписал в воздухе замысловатый крендель носком начищенного до невыносимого блеска юфтевого сапога. – Но остановить нас уже не выйдет. Никому и никогда. Дредноут «Корона» вышел в Большой Океан.
– А там и в Большой Космос, – поддела его Татьяна.
– А куда ж он денется, – невозмутимо кивнул в ответ Майзель. – Мы ведь державу строим, а это всё – прекрасные инструменты. Очень пригождаются. И у вас мы тоже наведём порядок. Но с одним условием.
– Только с одним? – в голосе Татьяны прозвучала ирония.
– С главным, – поправился Майзель. – Все, кто вошёл в Коронный Союз, сделали это добровольно. Вот когда нас позовут, оказать техническую помощь и осуществить руководство на месте, – тогда да, тогда мы и демагогов пересажаем, и виселицы для бандитов, для взяточников, для саботажников поставим. Без этого никак и нигде не обходится. Однако – у нас есть важные, ключевые, принципиальные отличия. Мы говорим: не хочешь работать в предложенных условиях – уходи. Мы не трогаем тех, кто ушёл с дороги. Мы объявляем временный мораторий на дискуссию: когда решение принято, его надо выполнить, и лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном. Но без дискуссии вообще – невозможно. И мы не убиваем наших людей. Наших людей вообще мало, а тех, кто с головой, так или иначе, – ещё меньше. Они все нам дороги, как память. А «бацька» – словно бельмо на глазу. Правила нарушают два типа людей: преступники и подвижники. Так вот, мы – подвижники, а он – преступник. Критерий проверки – простейший: как у нас люди живут – и как у «бацьки». Тут ты, Танюша, абсолютно права.
– Прекрасно, – одобрил Андрей. – А если «бацька» вас позовёт?
– Тогда мы порекомендуем ему одарённого организатора и талантливого специалиста по теории управления. Но это утопия, – Майзель отправил в рот виноградину. – Мы пытались. Беседовали. Для него сохранение власти важнее всего остального.
– А для вас?
– Пусть забудут имя моё и меня, но пусть ходят путями моими – только так и может рассуждать настоящий творец и спаситель.
– Дракон, – сказала Татьяна.
– Что?
– Я говорю: только так и может настоящий Дракон. Да?
– Это ты мне льстишь? – удивился Майзель. – Не надо, не действует. Понимаете, нельзя купить истребитель пятого поколения и сказать: всем спасибо, все свободны, дальше мы сами. Надо учиться им управлять, станцию диагностики двигателей настраивать, лётчиков готовить, техников. Инфраструктуру! А если сесть в кресло пилота и с криком «Ура!» рвануть на себя ручку, получится пшик. Или ещё хуже – грохнешься на город внизу, с полными баками и боекомплектом. И даже беспилотный истребитель седьмого поколения нельзя просто получить и начать воевать с колёс. Нужно всю армию переделывать. Понятно?
– Понятно, – кивнул Андрей. – Что, уже и такие есть? Седьмого поколения?
– Есть, – подтвердил Майзель. – В будущем году выставку организуем – покажем. Приходит время показать кое-что. Пора уже.
– Но ты не отрицаешь – методы у вас похожие? – помрачнел Корабельщиков. – Но как же тогда? Как доказать: он – плохой, вы – хорошие?
– Я же говорю: результат.
– То есть цель оправдывает средства?
– Не цель, а результат, – прищурился Майзель. – Не заявления: «мы хотим то-то и то-то» и даже не утверждения «мы добились», а результат. А методы, инструменты, Дюхон – они одинаковые у всех. У всех! Только использовать их нужно правильно. Микроскопом можно и гвоздь забить, и голову проломить научному оппоненту – но разве для этого он предназначен?!
– Ну, хорошо, – гася сигарету, перебила его Татьяна. – А какие условия должны выполнить бедные и больные, чтобы вступить в клуб богатых и здоровых? – Она потянула из пачки следующую порцию отравы. Андрей посмотрел на неё укоризненно, но промолчал.
– Вы, может быть, и бедные, но не больные, – возразил Майзель. – Есть такая притча, кстати, талмудическая. Некий иудей, одетый в залатанный полотняный халат, обутый в сандалии, подвязанные верёвками, стоял у ворот Вавилона, когда мимо проезжал знатный ассирийский вельможа. Тому стало жалко бедняка, и он воскликнул: как плохо вам живётся, уважаемый! Я живу бедно, но не плохо, ответил тот. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии – это значит жить бедно, но не плохо. Это называется «родиться в недобрый час». Не приходилось ли вам видеть, ваша милость, как лазает по деревьям большая обезьяна? Она без труда влезает на кедр или камфарное дерево, проворно прыгает с ветки на ветку так, что лучник не успевает и прицелиться в неё. Попав же в заросли мелкого и колючего кустарника, она ступает боком, неуклюже и озирается по сторонам, то и дело оступаясь и теряя равновесие. И не в том дело, что ей приходится прилагать больше усилий или мускулы её ослабели. Она попала в неподходящую для неё обстановку и не имеет возможности показать, на что она способна. Так и человек: стоит ему оказаться в обществе дурного государя и чиновников-плутов, то, даже если он хочет жить по-доброму, – сможет ли он добиться желаемого? Вот что с вами случилось, ребята. И не только с вами. Люди есть, нужно просто сдуть с них мусор.
– Ты не ответил на мой вопрос, – сердито посмотрела на Майзеля Татьяна.
– Отвечаю. Принять наш Закон о престоле и престолонаследии.
– Офигеть, – крякнул Андрей. – Да «бацьке» даже в страшном сне такое не приснится.
– Вот в этом-то и проблема. Если в «рэспублике» все довольны «бацькой» и его результатами, мы не станем вмешиваться и насильно тащить вас в рай. У нас других дел по горло.
– А тут ещё мы со своим картофаном, – Татьяна посмотрела на мужа. – Делать всё остальное за двадцать лет разучились. В очередь, гады, в очередь! И ведь зачем-то вам это всё-таки надо?
– Конечно. Мы помогаем всем, кто достоин нашей помощи. Докажите, что вы достойны – и мы поможем. Достойны вы называться людьми? Да или нет? Речь не о семье Корабельщиковых, – надеюсь, вы понимаете. Вы можете переехать сюда хоть завтра – да вообще можете не возвращаться туда. Здесь столько работы – всем хватит.
– Да, это – то самое предложение, от которого невозможно отказаться, – ироническая усмешка появилась на губах Татьяны. – Но там останутся миллионы, у которых нет знакомого Дракона. Миллионы, которым не удастся до тебя докричаться. Они родились не в добрый час. Нас ты, безусловно, пристроишь – что называется, по старой дружбе. Да и этого не потребуется: я начну давать уроки, потом пройду аттестацию и буду преподавать в университете, допишу, наконец, диссер, Андрюшу возьмут в любую структуру консультантом по связям с общественностью. Даже язык – не проблема. Но мы перестанем существовать для тебя – не оправдали надежд. Не сдюжили. Испугались. Сами сбежали в сказку – и бросили всех остальных. Так?
– Ох, Таня, – Майзель смотрел на неё, не мигая. – Да.
– Ну, так фиг тебе, Дракон. Мы не сбежим. Андрюша, скажи ему.
– Говорю, – кивнул Андрей. – Только одно условие. Не условие – ультиматум: ты вытащишь Соньку, если что.
– Вытащу, – дёрнув кадыком, подтвердил Майзель. – Вытащу. И вас вытащу.
– Посмотрим, – Татьяна затянулась дымом – со всхлипом.
– Спасибо, – Майзель взял Татьяну и Андрея за руки, сжал. – Спасибо. Я не заслужил. Но ведь это – не ради меня.
– Ещё чего, – хмыкнул Андрей. – Не ради тебя, хотя из-за тебя, разумеется. И вообще – долги надо отдавать.
– Мне? – удивился Майзель.
– Нет, – ответил Андрей. – Не тебе. Мы живём лучше многих, – очень многих. Вот им мы должны. У них не было Даньки, оставившего им пятнадцать «кусков» на квартиру в столице в двух шагах от метро.
– Это ты зря, Дюхон, – нахмурился Майзель.
– Не зря, – отрубила Татьяна. – Андрей же сказал – не тебе. Всё. Тема закрыта. Мы найдём тех, кто хочет иного и странного. Много.
– Сколько? – жадно подался вперёд Майзель. – Учтите: ради нескольких десятков тысяч мы не станем подпрыгивать. Проще и дешевле их сюда забрать и приспособить. Так сколько?
– Миллион, – усмехнулся Андрей. – Устроит? Не миллион недовольных – миллион избирателей. Граждан.
– Сумеешь столько паспортов напечатать? – вытаскивая очередную сигарету, осведомилась Татьяна. – Ну, может, чуть больше. Усушка, утруска – сам понимаешь.
– Миллион, – Майзель прищурился. – Всего избирателей по спискам – миллионов шесть, из них голосует – хорошо, если половина. То есть миллион – это треть. На самом деле.
– Угу, – кивнул Корабельщиков.
– Так, – Майзель перевёл взгляд с него на Татьяну. – Излагайте. Самую общую схему – пока.
– Мы – литвины, Дракон, – Татьяна отложила незажжённую сигарету. – Мы, все, кто живёт на нашей земле: кривичи и пруссы, бодричи и лютичи, выдавленные с Одры и Лабы туда, на берега Свислочи и Немана. Это мы, и нам нужна наша страна. «Бацька» – обыкновенный узурпатор, со своей вертикалью, никто ниоткуда, а ещё мечтает своих сыновей на шею нам посадить. Наследничков. Так вот. Наш герб – Пагоня, наш флаг – красный крест на белом поле, а мы зовёмся – с незапамятных времён – литвинами! Наша историческая родина – Великое Княжество Русское, Литовское и Жемойтское, у нас есть великая история – Полоцк и Орша, Грюнвальд и Радзивилл, Магдебургское право наших городов – Полоцка и Новогрудка, Вильны и Гродно. Это наше. Мы хотим получить это назад.
– Взять назад, – поправил её Андрей. Голос его звучал глуховато, но сильно. – Великий Сейм Литвы, созванный по воле литвинов – тех, кто считает себя литвином, неважно, кто он по крови – русь, лях, жемойт, татарин или ятвяг. Не игрушечная, заседающая в Канаде, Народная Рада без народа, изгваздавшаяся в нацистском дерьме, а Великий Сейм провозгласит Княжество. А пока по Закону о престоле и престолонаследии мы будем готовить князя, пусть будет у нас блюститель престола, местоблюститель – Вацлав Пятый.
Майзель слушал, откинувшись на спинку стула, сложив на груди руки, и глаза его горели янтарно-зелёным огнём.
– Первые двести тысяч будут очень трудными, – Татьяна вздохнула. – Ужасно трудными, ужасно. Но потом станет полегче. И вслед за первым миллионом появится второй – совсем быстро.
Майзель кивнул. Убрав руки от груди, он легонько хлопнул себя ладонями по щекам:
– Что ж. Я не зря на вас понадеялся. Молодцы. Ясно, без нашей технической помощи вы не справитесь – но это будет именно техническая помощь, не больше.
– Главное – не меньше, – вставила Татьяна.
– И последний вопрос. А кем заменить «бацьку»? Есть такие?
– Это смотря где искать, – Андрей сделал глоток и поставил бокал обратно на стол. – В поисках гипотетического преемника почему-то пропускается через мелкое сито всё чиновничество, но никому не приходит в ум просто оглянуться вокруг!
– Имя, сестра, имя! – ухмыльнулся Майзель, перегибаясь через стол и в упор глядя на Таню.
– Ирка Мазур, – тут же выдала Татьяна. – Она – лучшая. И по жизни, и вообще. Смелая, безбашенная совершенно. Да не может быть, чтобы ты про неё не слышал.
Майзель вытащил планшет и с минуту водил по нему пальцем. Корабельщиковы терпеливо ждали.
– Журналистка, – с дрожью в голосе констатировал Майзель. – И ты, Брут!
– А кто ещё? – заинтересовался Андрей.
– Хватает доброжелателей, – остудил его любопытство Майзель. – Кстати, почему – «Ирка», а не Ирина Владимировна? Вы знакомы?
– С детсада.
– Супер, – Майзель убрал планшет и сложил руки на груди. – Превосходно. Что ж, берём в разработку. Глянем на просвет, что за…
– Ничего не найдёшь, – насмешливо приподняла брови Татьяна, перебивая его, и повторила по слогам: – Ни-че-го.
– И вообще – не тебе решать, – нахмурился Андрей. – Решать должен народ. Люди.
– Я, дорогой мой, не всякому народному решению безоговорочно доверяю, – ласково и опасно улыбнулся Майзель. – Народ – не господь бог, может и ошибиться с перепугу. Опять же – не весь народ разом, а какая-то значительная его часть. И выбрать себе – и остальным – на голову какого-нибудь бацьку-бульбаши, после чего – превратиться из народа Республики в население Бульбостана. Для того, чтобы народ сделал сознательный, разумный, взвешенный выбор, он должен быть к нему готов. И морально, и материально, – не забудь. А народная интеллигенция несёт за это полную ответственность, между прочим. Вплоть до уголовной. Так что не надо мне тут за народ щёки надувать. Народным образованием и воспитанием следует заниматься. Вот, – как мы. Усёк?
– И как же вы это делаете? – пробормотал Андрей, расстроенный и рассерженный данной Майзелем отповедью. – Просвети, будь ласков!
– Сейчас прямо?! – удивился Майзель. – Какой быстрый, однако! Годы уйдут, дорогой, на передачу опыта. Впрочем, вас, как моих земляков, по блату без очереди пристроим. Становись, равняйсь, шагом марш за парту.
– Ну, развоевался, – поморщилась Татьяна. – Хотя, в общем и целом, в правоте тебе не откажешь. И всё же Ира – человек. Настоящий. Высшего качества.
– Верю, – серьёзно кивнул Майзель. – Вот и придётся проследить, недоразумения всякие исключить. И не боись: солдат ребёнка не обидит.
– Надеюсь, – откликнулся Андрей. – Ей как раз сейчас, вероятно, не помешает что-то вроде охраны.
– С этого места подробнее, – взгляд у Майзеля сделался колючим.
– Тебе такая фамилия – Сосняковский – что-нибудь говорит? Он пытался наложить лапу на наследство своего почившего в бозе партнёра, а «бацька», красавец, ему старательно – посредством «органов» – помогал. Может, на долю рассчитывал.
– А ваша Ирина это раскопала.
– Точно. Теперь и у Сосняковского на неё зуб имеется.
– Это не тот ли… – прищурился Майзель.
– Тот самый, – хмыкнула, выпуская дым в потолок, Татьяна. – Семён Оскарович Сосняковский, он же СОС. Жулик с амбициями олигарха и серого кардинала. Нынче прячется в камышах за Ла-Маншем. Поиздержался – денежки, которые удалось унести, спасаясь от «кровавой гэбни», потрачены на борьбу с «кремлёвским режимом». А жить-то хочется, и жить, как ты понимаешь, красиво.
– Знакомо, – подмигнул Андрею Майзель.
– В общем, как у всякого мазурика из бывших советских евреев при губернаторах, никаких схем, кроме бандитских, его разум породить не в силах – вот он с нашим сокровищем и спелся. Воистину – спасите наши души.
– А никаких схем, кроме бандитских, в бизнесе не существует и существовать не может, – осклабился Майзель. – Все крупные состояния нажиты нечестным путём. Помните? А забыли – так перечитайте классиков[27]27
И. Ильф, Е. Петров «Золотой телёнок».
[Закрыть]. Думаешь, я принципиально от него отличаюсь?
– Да, отличаешься, – Татьяна так резко стряхнула пепел с сигареты, что посыпались искры. – Между вами есть небольшая, но именно принципиальная разница. Иначе мы бы здесь с тобой не рассиживались.
– Какая же?
– СОС всё под себя гребёт, а ты – от себя. Вот какая.
– Допустим, – покладисто кивнул Майзель. – Считаешь, этот кадр реально опасен?
– Суди сам. Адвокат по наследству необъяснимым образом оказался в аэропорту Столицы вместе со своей помощницей. Там его арестовали и быстренько приговорили к трояку за попытку шпионажа. Отсидел он полтора года, после чего американцам удалось его вызволить. История до того мутная и грязная, – слов нет. А теперь он ещё и на Ирину когти точит.
– Ну, когти-то мы ему пообломаем, – протянул Майзель с интонацией, ничего хорошего Сосняковскому не предвещавшей, и помечая что-то в планшете. – А теперь, – он улыбнулся, – ложитесь-ка спать. Утро вечера мудренее, да и завтра у нас весёлый денёк.
– А ты? – вырвалось у Корабельщикова.
– Я? – удивлённо взглянул на него Майзель. – У меня куча дел, Дюхон. Надо с министром иностранных дел пообщаться, с послом в Канаде, подготовить справку для Вацлава, юристов-международников поднапрячь – да мало ли ещё что.
– Так ведь ночь на дворе, – осторожно заметила Татьяна.
– Это у людей ночь, Танюша, – ласково возразил Майзель. – А мне всё равно.
– Но министр-то – человек. Неужели нельзя до утра отложить?
– Наши чиновники носят мундиры недаром. Это – война, а день или ночь – безразлично. Они – солдаты, даже если на плечах у них – генеральские эполеты. Им разрешено всё, кроме одного: не выполнить приказ. Не справился, обмишулился, проворовался – мажь лоб зелёнкой. Сам – а то мы намажем. Только так это работает. Нигде, никогда не работало, и не будет работать иначе.
– Ты всё-таки шизик, – покачал головой Андрей.
– Я Дракон, – поправил его Майзель. – Всё. Давайте по койкам, литвины.
Прага, Летоградек. АпрельИгравшие в парке девочки, увидев Майзеля, оставили воспитательницу, помчались навстречу и с радостным визгом повисли на нём. Сонечка спросила театральным шёпотом:
– Дракон! А они настоящие принцессы?!
– У нас, Софья Андревна, всё настоящее, – улыбнулся Майзель. – Настоящéе не бывает. Давайте знакомиться, – Каролина, Анна, Агата, Ярослава. А это – Сонечка. Кароли, – обратился он к старшей девочке, – на чешский и английский не переходить. Договорились?
– Договорились, Дракон, – кивнула Каролина. – Пойдём, Сонечка. Ты на пони кататься любишь?
Сонечка кивнула и, словно заворожённая, разрешила взять себя за руку и увести – даже не оглянулась. Странное, нелепое какое-то чувство – смесь тревоги и ощущения, будто с ним всё происходящее уже происходило когда-то – кольнуло Андрея.
– Всё, до вечера девицы её не отпустят, – глядя в след детям, произнёс Майзель. – Сейчас нас ждёт Вацлав, а потом второй завтрак с Мариной. Величество вас будет спрашивать, – отвечайте кратко, чётко, по существу. Чего не знаете, так и говорите – не знаем. Для разыскания незнаемого разведка приспособлена. Ну, с богом.
* * *
Корабельщиковы уже не удивились, когда Вацлав заговорил с ними по-русски:
– Здравствуйте, Андрей Андреевич. Татьяна Викторовна, – Вацлав поцеловал Татьяне руку и улыбнулся. – Проходите. Рад знакомству. Можете называть меня – Вацлав, или пан Вацлав, если вас уж слишком смущает моё величие.
– Хорошего человека должно быть много, – быстро нашлась Татьяна, – и лучше ввысь, чем вширь. Здравствуйте! Даже не предполагала, что знакомство окажется таким захватывающим.
Все четверо заняли мягкий угол у высокого стрельчатого окна. И Андрея, и Татьяну поразила осведомлённость монарха, точность и какая-то царственная доступность и непринуждённость. И вопросы он задавал так, что отвечать на них почему-то не составляло труда. Очень скоро они действительно почувствовали себя свободно, как будто беседовали со старым другом.
– На кого из причисляемых к оппозиции вы сможете опереться, друзья мои?
– Скорее всего, на самых обычных людей, – подумав, сказал Андрей. – На известных деятелей надежды мало. Точнее говоря, никакой. Боюсь, они безнадёжно прикованы к так называемому «европейскому вектору» со всей его трескотнёй: «либеральные ценности», «невидимая рука рынка» и прочие благоглупости.
– Очень любят писать надрывные опусы об ужасах и кровавых преступлениях тоталитаризма, – сердито добавила Татьяна. – Хотя ни леденящих кровь ужасов, ни даже тоталитаризма наши бездари и неучи при власти продемонстрировать не в состоянии, одно воровство и непотребство.
– А те, кого хочет притащить с собой наша «оппа», ничуть не лучше, – Андрей посмотрел на Майзеля, как будто ища поддержки. – Это такие же воры и разбойники, только ещё циничнее и страшнее. Приватизация «по-европейски» или «по-американски» уничтожит нашу инфраструктуру – она ведь во многом советская ещё, разомкнутый цикл бывшего «сборочного цеха СССР». Что они могут дать людям, кроме нищеты и бесправия, ещё худших, нежели при «бацьке»? Никто не будет модернизировать «МАЗ» и троллейбусный завод, нефтехим и легпром – это слишком накладно, да ещё и придётся взвалить на себя «социалку». А всё коммунальное хозяйство, централизованное, устаревшее? И разве «демократическое представительство», всегда обслуживающее интересы крупного капитала, сможет сдержать азарт и жадность акул, ринувшихся в наш «советский заповедник»? Я в это не верю, пан Вацлав. Их, конечно, намеренно прикармливают в Варшаве из Вашингтона, в Берлине и в Риге, – чтобы не дать нам ни единого шанса выскользнуть из крепких объятий: с одной стороны, «бацька» с его серостью и убожеством, постепенное умирание, с другой – дикий, волчий капитализм.
– Да, тут есть трагическое противоречие, – кивнул Майзель. – Именно либерализм в любой стране, не входящей в десятку-двадцатку, способствует отсталости общества. Выскочить из неэквивалентного обмена такая страна, как правило, самостоятельно не может. Для преодоления отсталости требуется объединить народ, страну вокруг цели – во что бы то ни стало совершить рывок, выскочить из периферийного состояния. Но для этого нужен социальный ресурс, например, как в Намболе, – там тоже под нашим контролем движение происходит в нужном направлении. А у вас такого ресурса, к сожалению, нет. Поэтому единственное, на что вы можете рассчитывать – это честная, жёсткая, системная помощь. Волки вам не помогут.
– Это уж точно. Кружат они и возле «бацьки» – сулят кредиты, «партнёрство». Но он не дурак и не сделает ни шагу, грозящего ему потерей хоть капли власти, – Татьяна бросила взгляд в окно, на подстриженную лужайку, где дети под присмотром жандарма катались на пони. Сквозь стекло можно было расслышать, как они верещат от счастья и смеются. – А люди предпочитают известное зло неизвестному благу, и я не настолько бессовестна, чтобы их за это винить.
– Они, оппозиция, всё время кивают на поддержку «бацьки» Москвой, но и это фантазии, – Андрей поморщился, провёл рукой по подлокотнику кресла. – Москву не интересует ни «бацька», ни мы, люди. Нужен транзит, а кто и как его обеспечит – неважно. И, разумеется, увидеть чужие патрули у своей границы они не хотят. А ещё, конечно, российские олигархи точат зубы на наши заводы, хотят прибрать безнадзорное, на их взгляд, хозяйство к рукам.
– Мы сами через это прошли, – король потянулся к хьюмидору, достал сигару, но закуривать не стал, – просто держал в руке, время от времени вдыхая аромат яванского табака. – У нас в самом начале не было класса собственников, отсутствовал как средний класс, так и серьёзная, крупная буржуазия, способная противостоять захвату народного, а практически – бесхозного имущества транснациональными корпорациями. Именно поэтому в своё время захлебнулась модернизация на просторах Центральной и Восточной Европы, именно поэтому все Балканы стали лёгкой добычей. Да ещё и геополитический расклад, мягко говоря, не способствовал. И двадцать лет назад, после ухода Советов, ситуация повторилась с точностью до деталей. Своего правящего класса не было вообще! Без Дракона мы бы не справились. Если бы не придуманная им система ходов и ударов, ничего этого – Вацлав указал на буколическую картинку за окном, – никак не могло состояться.
– Все эти заклинания – «инвестиции, инвестиции!» – сплошной обман и надувательство, – презрительно усмехнулся Майзель. – Мы это видели на примере Восточной Германии, – западники приходили и ровняли с землёй вполне живые заводы, а потом те, что не удалось захватить или уничтожить, за пару лет задушили, безжалостно демпингуя. Мы не позволили развернуть здесь такой сценарий. После нашего прихода к власти – а точнее, её захвата, – мы поставили экономику под полный собственный контроль. Мы создали не плановую, а командную систему, и перестроили её по собственному усмотрению. Мы были изначально готовы на самые решительные меры. По закону о чрезвычайных полномочиях монарха ликвидировался контроль парламента над бюджетом. Чуть позже инициатива принятия экономических и финансовых решений тоже полностью перешла к нам. Мы сразу же установили абсолютный контроль над ценами и зарплатой, не дав отнять у людей сбережения и обуздав инфляцию. Разумеется, это лишь добавило нам популярности.
– Но на одном контроле над зарплатой и ценами далеко не уедешь, – покачала головой Татьяна. – Этими «клещами» и «бацька» размахивает. Только вот незаметно, чтобы у него это приводило к каким-нибудь результатам, кроме «подсчитали – прослезились»!
– Естественно, – кивнул Майзель. – Дальше «держать и не пущать» ни его знания, ни фантазия не простираются. Вывод промышленности и науки страны из рыночной системы – это непосильная для «бацьки» задача.
– А зачем это нужно? – подозрительно уставился на Майзеля Андрей.
– А затем, друг мой, – при ином раскладе ты не увидел бы вокруг себя всего того, от чего у тебя в день приезда глазёнки из орбит повылазили и шарики за ролики заехали, – довольно рассмеялся Майзель. – Ведь всё это якобы «невыгодно», «затратно», «не продаётся на мировом рынке», и прочее – бредни чуждых интерессантов, ребята. Мы, отказавшись от так называемых «инвестиций», учредили параллельные внутренние деньги, предназначенные исключительно для финансирования производства в тех самых «невыгодных» отраслях – тяжёлом машиностроении, энергетике, космосе, военке, кремниевой, медной, палладиевой, рентгеновской электронике. Их назвали «драконами» – в мою, естественно, честь.
– Ну, это Дракон шутит, – улыбнулся Вацлав. – Меры по контролю над их обращением были действительно драконовские, вот их так и называли.
– Тот самый «меч, голова с плеч»? – догадалась Татьяна.
– Да, – кивнул Майзель. – Эти «драконы» выпускали для оплаты заказов предприятиям и компаниям – любых размеров и форм собственности, кстати, лишь бы продукция соответствовала требованиям. Это были, по сути дела, векселя, погашение которых гарантировало государство, но использовать их могли только те, кто работал на наш «неотяжпром». Что, в свою очередь, отлично стимулировало экономическую инициативу в этом направлении. Чистые инвестиционные деньги, не имеющие свободного хождения на рынке за пределами Короны! И никакого инфляционного давления на наше хозяйство, – это было одним из ключевых условий их работы.
– Здорово, – покрутила головой Татьяна. – Получается, та самая «опора на собственные силы»?
– Погоди, это были ещё цветочки, – Майзелю доставляло немалое удовольствие раскрывать перед благодарными слушателями картину экономического чуда, к которому он приложил руку. – Через два года вместо денег специально созданное кредитное управление приступило к выплате фирмам так называемых «поставочных переводов» со сроком погашения в полгода. Ещё через год половину поставок оплачивали уже налоговыми векселями. А чтобы не допустить вывоза капитала, мы приняли особое банковское законодательство, по которому прекращался свободный обмен кроны на все прочие валюты, кроме золота. И когда у нас тут обозначился рост, то золото хлынуло к нам потоками. Ещё два года спустя мы вообще ликвидировали ограничения на госкредит, и нам больше не нужны были всякие параллельные деньги, – а крона выросла впятеро! Мы отрегулировали рост кроны так, чтобы её курс оставался достаточно низким, стимулируя экспорт. В результате мы переключили экономику с шитья штанишек и упаковки вазочек на то, что вас так вдохновляет вокруг, ребята. И я вам по секрету скажу: нет другого пути. Не существует. В принципе!
Некоторое время Корабельщиковы молчали. Потом Татьяна подняла взгляд на Майзеля.
– Ты, наверное, прав, Дракон. Но нам в одиночку такого не потянуть. Раздавят, растопчут, – на лбу Татьяны обозначилась горькая складка. – Кроме вас, не на кого надеяться, не к кому прислониться. Россия нас проглотит, Запад, как ты правильно говоришь – растащит, низведёт до состояния полуколонии. Удел всех слабых государств: либо становиться сателлитами сильных, либо исчезнуть. Если только вы и в самом деле хотите нам помочь?
– О, это чувство мне очень знакомо, – медленно проговорил Вацлав. – В стране моей юности, в Родезии, мы тоже хотели жить своим умом. У нас даже получалось. Мы жили непросто, не очень-то и богато, но мирно, достойно. Наши фермеры, давая работу десяткам и сотням тысяч чёрных мужчин и женщин, кормили пол-Африки. Нашу мраморную говядину считали первейшим деликатесом. Мы строили школы, больницы, дороги – ими пользовались все, и белые, и чёрные. Нас называли «африканской Швейцарией». Мы честно и доблестно сражались за Британию во всех её войнах, а она предала нас. Ян Смит не позволил им грабить страну, и они сделали ставку на Мугабе и Нкомо. Советские вожди даже взяли Нкомо на полное довольствие, – убедив себя, будто Нкомо представляет «угнетённый белыми страдающий зимбабвийский народ», и втянулись в «Большую Игру» в Африке, для чего у них на самом деле не было ни ресурсов, ни знаний, ни опыта, ни оснований. А у нас не было угнетения – было сотрудничество. Не без проблем – ну, а где же без них?! Мы всего лишь не давали себя ограбить – и за это нас изгнали с нашей земли. Мы стали никчёмными париями, а Мугабе торговал страной за бесценок, и вынужденные соблюдать правила при Смите плевали на них при Мугабе. И сегодня там – усеянная трупами пустыня: ежедневно холера уносит тысячи жизней, а вирус иммунодефицита поразил почти треть населения. Слава богу, у нас есть Квамбинга, – его войска уже маршируют по вымощенным нами когда-то дорогам, и скоро Мугабе вместе со своими клевретами будет болтаться в петле. У нас, тогда, в семидесятых, ещё не было ничего – ни Дракона, ни Коронного Союза с его осязаемой мощью, и нас предали все, кого мы считали не только друзьями – братьями. Но вы – в отличие от нас, тогдашних – можете опереться на нас, сегодняшних. Мы друзей и братьев не предаём. Даю вам в этом моё королевское слово. Дракон?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.