Текст книги "Год Дракона"
Автор книги: Вадим Давыдов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)
– Золотые слова, – просиял Майзель.
– Ну, с этим, как я понимаю, проблем особенных нет, – ехидно заметил Андрей. – Проблема в другом. В нефти.
– Нефть?! – взвился Майзель. – Нам не нужна их нефть! Пусть пьют её, едят или принимают в ней ванны. Если верна гидридная теория Земли, – а есть основания полагать именно так, – то нефть вообще образуется постоянно, а вопли о скором её исчерпании финансируются нефтяными картелями. Для топливных нужд нам хватит Румынии, Венгрии и Намболы, если надо будет – подключим Латинскую Америку, уголь мы и так уже используем только в химической промышленности, даже увеличили его добычу. Ничего. Мы им скоро покажем небо в алмазах. Пока они колотятся лбами о землю и громоздят минареты в Лондоне и Париже, мы двигаем науку и технологии. Мы ушли вперёд, а они остались в прошлом. Ну, кто на что учился!
– Признавайся, Леночка, – тебе ещё не надоел этот всезнайка? – хитро прищурилась Татьяна.
– Другого нет, – возразила Елена. – Приходится довольствоваться единственным экземпляром. За неимением гербовой – а дальше вы знаете.
– А можно о погоде в Одессе? – пробурчал Майзель.
– Ой, заскромничал, – фыркнула Татьяна. – Насчёт неба в алмазах – это что-то конкретное?
– Они стоят на пороге хаоса, – прищурился Майзель. – Их подпирает «молодёжный пузырь» – миллионы недовольных сопляков без единого шанса устроиться, найти себя, жить в мире с другими и в согласии с самими собой. И единственный шанс для имамов и шейхов не утонуть в море крови – натравить их на нас, и как можно скорее. Но этого мы им ни за что не позволим.
– Каким образом?!
– Развивая науку и технологии, в том числе – технологии сдерживания. У них самих, кроме беснующейся от безысходности и вынужденного безделья протоплазмы, нет буквально ничего. Вся инфраструктура, всё благополучие тех немногих, у кого оно есть – за счёт чужих рабочих рук и под чужим контролем, убрать его – за считанные годы всё сложится, будто карточный домик. Все сверхдоходы не дают им никакого преимущества.
– Не в коня корм, – Татьяна покасила сигарету. – Хочешь сказать, эти деньги работают на Западе? В Америке, в Европе?
– И да, и нет. И там сумасшедшие прибыли не приносят желанного результата. Кстати, и в Америке, и в Европе, и в России у науки – очень большие проблемы. Если откровенно – то катастрофа. Исследования с кратко– и среднесрочной перспективой внедрения, пять – десять лет, приватизированы. Их цель – присобачить к унитазу автоматический разбрызгиватель дезодоранта, чтобы продать «новинку» подороже, а действительно революционные технологии, как, образно говоря, сделать унитаз ненужным, их не интересуют. Прикладная наука лишена самостоятельности, превратилась в служанку корпораций, подчинена одной-единственной идее – извлечению максимальной прибыли при минимальных издержках. Фундаментальная наука – вообще в страшном загоне: государства, растоптанные олигархическим капиталом, не в состоянии финансировать исследования, об экономическом эффекте которых рассуждать в принципе бессмысленно на сегодняшнем этапе развития научно-практической мысли. Всё зависит от воли отдельных энтузиастов или меценатов.
– Но так было, в общем, всегда, – развёл руками Корабельщиков.
– Нет, – отрубил Майзель. – Не всегда. Фундаментальная наука сначала выросла в рамках церковных – кстати, католических, а не каких-то других – институтов, а потом, с конца позапрошлого и до середины прошлого века работала под присмотром государств, пока корпорации не принялись вытирать о них ноги. И в это время наука превратилась из развлечения чудаков в могучую материальную силу. А потом паразиты, чей смысл жизни – в том, чтобы гадить икрой и мочиться шампанским в золотой унитаз, почти всё остановили. Но у нас – по-другому. Именно поэтому мы ушли вперёд, и ушли навсегда.
Какой ты Дракон, с нежностью подумала Елена. Ты Дон Кихот, причём самый настоящий, – всё, как у Сервантеса: выдумал целый мир, и он так понравился живущим в реальном мире, что они приняли его законы и правила, изменившие и реальность, в конце концов. Что же мне со всем этим делать?!
– Прямо так уж и навсегда?
– Навсегда, Танечка, – Елена зябко повела плечами. – Меня иногда тошнит от их правоты, но не признавать её невозможно.
– Всё, ребята, – решительно хлопнул ладонью по столу Майзель. – Этот разговор может продолжаться ещё сто лет. А у нас завтра куча дел, надо вас кое-кому представить. Елена, отвезёшь Софью Андревну к Марине?
– Конечно, – Елена опять вся засветилась и умоляюще посмотрела на Корабельщиковых: – Ребята, вы не возражаете?
Да что ж мы, звери какие, что ли, – возражать, подумала Татьяна.
– Что ты, Леночка, – она погладила Елену по руке. – Всё хорошо. Мы хоть отдохнём от её почемухов. Она нас месяц после возвращения из Праги доставала, – когда мы опять к Дракону поедем. Я тебе гарантию могу дать – ты к вечеру взвоешь.
– Она справится, – быстро произнёс Майзель. – Литвины – делай ночь, раз-два – отбой и по койкам. Ёлка, поехали!
– Командир полка – нос до потолка, – проворчала, поднимаясь, Татьяна. – Пойду, посмотрю, как там Сонька. Вечно, – одеяло к ногам собьёт, и мёрзнет потом!
* * *
Весь следующий вечер они гуляли по присыпанной невесомым снежком Праге, по рождественскому базару на Староместской площади, пили горячий глинтвейн и заедали его пряниками. Сонечка то и дело повисала между Еленой и Майзелем, и «почемухи» сыпались из неё, как из рога изобилия. Народ, как заметила Татьяна, конечно, глазел, но без жадного, неприятного любострастия, а как-то очень по-доброму. Дракон с Еленой, кажется, принимали такое внимание довольно спокойно, а на Сонечку вообще слетались отовсюду улыбки, – и она словно купалась в них.
После ужина у Втешечки, расставаясь с Корабельщиковыми на пороге их временного пристанища, Елена поцеловала Сонечку и прижалась к девочке на какое-то мимолётное мгновение, но тут же, словно устыдившись своего порыва, почти оттолкнула себя от неё.
Увидев её лицо, Майзель понял – никогда в жизни он никого больше так не любил. И не сможет любить. Это было – как последняя капля, которая ломает плотину.
Но он опять промолчал.
Прага. ДекабрьСонечка сидела сзади, между Еленой и Татьяной, и всё время о чем-то шепталась с Еленой. Майзель смотрел на них больше, чем на дорогу. Елена наклонялась к ребёнку, и улыбалась, и убирала – таким знакомым, таким любимым жестом – прядку волос за ухо. Ему хотелось завыть.
У самого проёма посадочного рукава Майзель остановился:
– Ну, давайте прощаться, – он поднял Сонечку, усадил себе на локоть. – Приедешь ещё, Софья Андревна?
– А Леночка будет? – заглянула девочка ему в лицо и повернулась к Елене. – Леночка, ты же будешь с нами?
– Буду, Софья Андревна, – Майзель увидел, как дрогнуло её горло.
Сонечка вдруг протянула к Елене руки. Елена взяла её у Майзеля, а девочка – прижалась к ней, обхватила – руками, ногами, – и что-то жарко зашептала ей прямо в ухо, а Елена закивала – быстро-быстро, словно боясь, что Сонечка с ней не согласна.
– Дракончик у тебя? – озабоченно спросила Сонечка, отстраняясь.
– Конечно, – кивнула Елена. – Вот, – она достала из кармана полушубка маленькую фигурку из обожжённого пластилина.
– Никому его не дари, – велела Сонечка. – Пусть всегда будет с тобой. Обещаешь? Это талисман. Настоящий сказочный, я ведь его здесь вылепила, в сказке, а не из дому привезла. Понимаешь?
– Понимаю, – улыбнулась Елена. – Он очень славный. Почти как живой. Спасибо. Приезжай ещё, я буду тебя ждать.
Она на Елену похожа, вдруг подумал Майзель. Эта мысль напугала его. И, давя её, запихивая поглубже внутрь, он принялся шумно прощаться с Андреем и с Таней.
* * *
Только когда Корабельщиковы скрылись за изгибом посадочного рукава, Елена, наконец, дала себе волю и развела настоящую сырость.
– Прости, – прошептал Майзель, прижимая её к себе. – Прости, щучка-колючка.
– Ничего, – Елена убрала платок, шмыгнула покрасневшим носом и улыбнулась. – Ничего, Драконище. Всё хорошо. Правда. Всё было чудесно. Спасибо.
– За что?!
– За всё, Дракон.
– Ёлочка?!
– Ну, хватит, – осерчала Елена. – Я просто старая сентиментальная тётка, и всё. Не обращай внимания.
– Да?
– Да. Смотри, какой замечательный портрет Софья Андревна испекла. Руки! – она быстро спрятала фигурку за спину. – Скульптор велела – никому, кроме меня!
– Даже мне?
– Тебе – в особенности. Эх, ты, – ящерица, – Елена дёрнула Майзеля за нос и ловко увернулась, когда он попытался её схватить.
Столица Республики. ЯнварьУслышав мелодию вызова информационной системы, Андрей включил громкую связь.
– Приезжай, – сказал, поздоровавшись, Майзель. – Мне нужно тебе кое-что показать.
– Почему один? – поинтересовался Андрей.
– Елена немного занята, – Майзель моргнул – медленно, как настоящая ящерица, и Андрей замер. – Личной жизни у меня сейчас нет. В общем, только деловые встречи и очень напряжённый график.
– Ясно.
– Через Москву?
– Ну, как обычно.
– Давай. Жду.
Экран погас. Андрей яростно потёр ладонью лоб и нахмурился.
* * *
Перрон пустовал – в первой половине января ни деловая, ни политическая жизнь не баловали разнообразием и обилием событий. Рождественское, а затем новогоднее, оцепенение, – впрочем, не тягостное, а празднично-поскрипывающее, как свежий снежок на морозе, – прекращалось лишь после Старого Нового года. Андрей любил это время отсутствия времени, застывшее волшебство долгого праздника. Но застыть так навсегда было бы невыносимо скучно, улыбнулся он своим мыслям.
Московский литерный уже стоял «под парами», но двери мягкого вагона были почему-то ещё заперты – возможно, из-за холода. Минус двадцать, – такое теперь случалось в Столице нечасто. Андрей опустил чемодан на землю, огляделся.
– Гражданин?
– Да, – Андрей повернулся. Он сначала не обратил внимания на маячивший рядом милицейский патруль.
– Документики разрешите? – начальник патруля, молодой, с погонами старшего лейтенанта, небрежно козырнул и представился, – неразборчиво.
Андрей без особого страха – скорее, с удивлением – посмотрел ему в глаза:
– Конечно. Пожалуйста, – он протянул приготовленный для проводника паспорт с билетом.
Разумеется, за ним следили. Впрочем, официально – вполне официально – Андрей числился аспирантом кафедры политологии Академии Управления при Президенте России, готовясь защищать диссертацию по теме взаимодействия государственных и негосударственных организаций в «новых странах», где активно развиваются процессы становления демократии. Там же Корабельщиков получал и денежное довольствие – по меркам местных аспирантских стипендий, прямо-таки астрономическое. С формальной точки зрения все его встречи и путешествия являлись сбором материала для диссертации. Ну, а то, что некоторые из его визави вдруг начинали проявлять какую-то активность, – так подите, докажите что-нибудь: после этого – не вследствие этого[53]53
Post hoc non propter hoc – латинское выражение для обозначения известной логической ошибки: одно событие, происшедшее сразу после предыдущего, объявляется его результатом.
[Закрыть].
Лейтенант долго листал паспорт, вертел билет. Андрей спокойно наблюдал за его манипуляциями: в паспорте Республики, с которым Корабельщиков отправлялся в Москву, не было даже «коронной» визы. На вокзале в Москве, в камере хранения, его ждала папка с другим паспортом – тоже Республики, но с визой, и билет до Праги. «Выдать» его мог разве что телефон – но для этого Андрея пришлось бы проводить на личный досмотр. Да и наличие аппарата само по себе ничего не доказывало.
– В Москву направляемся? – уточнил лейтенант, по-прежнему мусоля в руках паспорт. Два сопровождавших его сержанта поводили плечами и переминались с ноги на ногу: видимо, мёрзли.
– В Москву, – безмятежно подтвердил Андрей и перевёл взгляд туда, куда уставился лейтенант. И удивился.
– Здоров, Андреич, – Ваковский хлопнул Корабельщикова по плечу. Он как будто не замечал патруля и таращившегося на него старлея. – С новым счастьем. В первопрестольную?
Глаза полковника госбезопасности Ваковского – серые, прячущиеся в набрякших веках, под жиденькими бровями, ничего не выражали. Он был вообще весь такой – не то, чтобы невзрачный, но словно размытый. И обращал на себя внимание лишь тогда, когда определённо этого хотел. Профессионал, – с другими Дракон не работает, подумал Андрей. Единственное исключение – ваш покорный слуга.
– Здоров, Никитич, – он улыбнулся, пожимая полковнику руку. – И тебя. Точно. В неё, родимую.
Только теперь Ваковский соизволил снизойти до патрульных.
– Проблемы, старшой? – он вынул удостоверение, подержал его перед глазами милиционера и, когда лицо последнего достаточно вытянулось, сложил и спрятал корочки.
– Так, товарищ полковник, – лейтенант переводил ошалелый взгляд с Ваковского на Андрея и обратно. – Так это ваш товарищ?!
– Наш, – спокойно подтвердил Ваковский. – Мой. Штатная проверка или по сигналу?
Работать с Ваковским – одно удовольствие, подумал Корабельщиков. Полковник «прибыл в его распоряжение» ещё в мае. Так он сам отрекомендовался при знакомстве – так всегда и держался. Будучи неизмеримо опытнее Андрея, искушённее, Ваковский ни разу не попытался его подмять, выставить неумехой – а ведь поводов наверняка имел немало. Великолепный, драгоценный «инструмент» – может быть, даже лучший. Конечно, момента их первой встречи Андрей серьёзно «вырос» – но до Ваковского в известном смысле всё равно не дорос. Вот и сейчас – Ваковский вёл свою партию уверенно, чётко. Как он тут очутился-то, интересно?
– По сигналу, – с облегчением кивнул лейтенант. Переложить ответственность на старшего по званию, да ещё из другого ведомства, – что может быть приятнее, усмехнулся Корабельщиков.
– Добро, – прищурился Ваковский. – Давай-ка, сменись – и в дежурку, – рапорт напишешь, кто, чего, когда. Я потом загляну. Полчаса тебе хватит?
– Так точно, – попытался вытянуться лейтенант.
– Свободен, старшой, – Ваковский приобнял Андрея за талию – выше не доставал – и увлёк в сторону.
– Спасибо, Виталий Никитич.
– Дармо[54]54
Ничего, не стоит.
[Закрыть], спадар Анджей, – усмехнулся Ваковский. – Езжай, не волнуйся, – я всё подчищу.
– Похоже, затишье подходит к концу? – посмотрел на него Андрей. – Что думаешь, спадар Витал?
Андрей всегда знал: в милиции, прокуратуре, «бяспеке» много людей, пришедших служить не за пайку и не за власть, а за совесть. Но как увидеть ту границу, за которой, служа стране и народу, превращаешься в пса режима? Псом режима быть очень удобно. И ведь не враз, не за день или два происходит такое. Ваковский сумел увидеть межу и нашёл в себе силы сделать правильный выбор. Выбор? Нет, подумал Андрей. Тому, кто Родине служит, нечего и не из чего выбирать!
– Да и так, можно сказать, в тепличных условиях трудимся, – выставил подбородок полковник. – Такую волну поднять – и чтоб без мути со дна обошлось? Смешно говорить, Андреич. Ну, я побёг. Звякни, как в Москву прилетишь, назад, – я встречу.
Прага. Январь– Чего смурной такой, Дюхон? – Майзель держался весело, – излишне, как-то лихорадочно весело, – и Андрей ещё больше расстроился. – Я тебе сейчас кое-что интересное покажу, – хандру как рукой снимет!
– Дракон, – Андрей укоризненно покачал головой. – Дракон. Давай-ка, – что случилось?!
– Ничего, – пожал плечами Майзель. – Что может случиться? У тебя-то – всё в норме?
– Дракон, – поджал губы Андрей. – Ты же понимаешь, о чём я спросил.
– Я тебе объясню, – после паузы произнёс Майзель. – Но чтобы больше мы этой темы не касались. Идёт?
– Смотря что я услышу, – спокойно выдержал его взгляд Корабельщиков.
– Елена пишет. В вакууме. Понимаешь?
– Нет.
– Сразу после вашего отъезда Елена свалилась с жутким каким-то гриппом, – перепугала нас всех опять до чёртиков. Температура под сорок, – она и тридцать семь не переносит, а тут, – Майзель дёрнул головой и поморщился. – И, едва оклемавшись, заявила: я должна закончить книгу. Мне, говорит, нужно работать. Не может она, видите ли, всё время ходить за мной, как привязанная. Улавливаешь?
– Что за книга? Постой. О тебе?!
– В основном.
– Да, ей тяжело, – от души посочувствовал Корабельщиков. – У тебя же не жизнь, а тайфун с ураганом и молниями под аккомпанемент пулемётных очередей и артиллерийской канонады. А она ещё из тех, на кого подобное, как наркотик, действует. Представляю себе, какая у неё ломка!
– Ничего, – криво усмехнулся Майзель. – Она двужильная. Справится.
– И потом?
– Не знаю. Я подожду, Дюхон, – Майзель вздохнул. – Она будет бегать, пока не поймёт: мне – всё равно, что с ней, какая она. Сечёшь? Это придётся пережить – ничего нельзя больше сделать.
– Сонька права, – всплеснул руками Андрей. – Ты дурак, причём – полный. Скажи ей! Представить себе невозможно, – полмира в кармане, а как был дураком, так и остался!
– Судьба, – хмыкнул Майзель. – И доказательство: не в деньгах счастье! Всё, поехали. Дел – куча.
– И что я должен увидеть? – буркнул Андрей.
– Для начала – вот это, – Майзель протянул ему паспорт.
Андрей не смог сдержать радостно-изумлённого возгласа. Паспорт с «Пагоней» – в багряной, почти фиолетовой обложке. Самый настоящий паспорт – с ламинированной страницей личных данных, всеми степенями защиты, какими оснащаются паспорта государств. Очень похожий на паспорт Короны, несколько раз виденный им.
Паспорт на его имя.
– В огне не горит, в воде не тонет, – наблюдая за его реакцией, улыбнулся Майзель. – Ну, практически. Въезд в Корону на тридцать дней без визы, сейчас договариваемся с Испанией. С Японией вопрос практически решён. Есть ещё кое-какие наработки, но это пока не принципиально.
– И когда можно будет их получить?!
– Да хоть завтра раздавать начинай, – Майзель посмотрел на Андрея и подмигнул. – Списки – Галине, паспорта – курьерской службой прямо на руки. С инструкцией по применению. Нормально?
– Нет слов, – покачал головой Андрей. – Прямо как настоящий.
– Так он и есть – настоящий.
– Наше – значит, отличное.
– Точно. А сейчас поедем выставку смотреть. Называется «Сумма технологий – тысячелетие Прорыва». Она откроется совсем скоро, и предполагается сделать её постоянной, но тебе следует посетить её в тишине и покое. И в моём сопровождении. Вперёд.
* * *
Очухался Корабельщиков, лишь очутившись в компании Майзеля в замковых апартаментах. Он даже есть не мог, – его трясло.
– Сколько, ты говоришь, этот истребитель в воздухе может держаться?!
– В режиме воздушного боя – от трёх до четырёх часов. В режиме патрулирования – от восьми до двенадцати. С дозаправкой – вообще бесконечно. Но это, в общем, не предел, мы же на месте не стоим.
– Я не военный, но даже я понимаю: это – конец целой эпохи, – тихо произнёс Андрей. – Скорости, манёвры, не ограниченные человеческой физиологией. Невероятно. Монокристаллический алюминий – и без электролитического этапа! Очуметь. Слушай, неужели оператор может им реально, в боевой обстановке, управлять?! Истребителем! Это какой же ширины должен быть канал передачи?!
– Да не забивай ты себе голову всякими военными игрушками, – усмехнулся Майзель. – Ни у кого, кроме нас, под такие системы даже доктрина не разработана. А у нас уже боевые уставы написаны.
– И роторные моторы, – нам ещё когда твердили: тупик, тупик! А поршневые движки – не тупик?! У тебя, в твоей карете, тоже такой стоит?!
– Ну, почти, – Майзель, очевидно, радовался произведённому на Корабельщикова впечатлению. – Там не один двигатель, а четыре соосно, и отъём мощности динамический. Видишь ли, – догонять немцев по поршневикам не было никакого смысла. Требовался прорыв. Поэтому – роторно-лопастная схема, принципиально новые синхронизаторы вращения. В результате мы создали двигатели, которые никто, кроме нас и японцев, получивших технологию на определённых условиях, делать не умеет. Вполовину меньше деталей, технологичность, никакой вибрации – а с применением цикла Кушуля и выброс моноокиси углерода стремится к нулю, не говоря уже о прочей гадости. Кроме того, перевести его на любой тип жидкого или газообразного топлива – хоть на водород – для толкового инженера работы на пару недель.
– Послушай, а вот эта установка, бестопливная электростанция, – это же невозможно!
– Ну, это не вечный двигатель, – возразил Майзель, – для запуска всё равно требуется энергия извне. Но соотношение, и КПД – сам понимаешь, в нашу пользу. Это ты увидел такое впервые – а у нас уже работает, и довольно много, где.
– Конец диктатуре нефти и газа. Вообще. Так вот почему ты говорил – вам нефть не нужна!
– А какой был соблазн, а? – ухмыльнулся Майзель. – Нет, Дюхон. Нормальные герои всегда идут в обход.
– Это у тебя называется – «обход»?! – фыркнул Андрей. – Да это… Послушай, – вдруг подозрительно прищурился Андрей. – Но кто-то же должен был на начальном этапе определить, какие именно направления работ обладают потенциалом, а какие – всего-навсего бред? Кто этим занимался? Исходя из каких критериев? Стоп. Я, кажется, понял.
Майзель ничего не сказал вслух – только кивнул.
– Навсегда, – подняв брови, потряс головой Корабельщиков. – Ушли вперёд навсегда.
– Тихо, тихо, – остудил его пыл Майзель. – Пока мы это всё в мировом масштабе раскрутим, пройдёт немало времени. Сегодня мы даже не будем этим особенно торговать – Намбола поглощает чуть ли не всё. Задача, на самом деле, шире: разбудить, подстегнуть научную мысль, показать – невозможное возможно, небывалое бывает.
– Они опять вас начнут хватать за ноги, – вздохнул Андрей. – Вон, как в октябре.
– Ну, и где они, эти хвататели? – Майзель откинулся на спинку стула. – Наоборот, большое спасибо! Мы под сурдинку всю Европу пропахали мелким гребешком, вплоть до самой последней гниды всё вычесали. И никогда они свою вшивую сеть заново не отстроят – не дадим.
– Ну, так они ещё что-нибудь придумают. На всякую хитрую… Сам знаешь.
– Так жопа-то не у нас, а у них, – расхохотался Майзель.
Улыбнулся и Андрей:
– Ладно, чёрт с ними, с задницами. Я от чудес никак в себя не приду. Как вам удалось?! Только не вздумай опять заявить «это просто»!
– Это ещё проще, Дюхон, – Майзель заговорщически склонился к Андрею. – Рабский труд непроизводителен. Об этом забыли коммунисты, и нынешние «акулы производства» этого не понимают. Грамотная кибернетика позволяет налаживать практически безупречную логистику между малыми и сверхмалыми предприятиями, не сгребая их в кучу, и не превращая людей в рабов корпораций. Человек с удовольствием работает на себя, а если приходится трудиться на дядю – у него всё из рук начинает валиться. И вообще, – нужно давать людям делать то, что им нравится. Конечно, без высокой технологической культуры, без жёстких стандартов – никуда, всё это очевидно. Но мы отказались от казармы – назови казарму корпорацией или социализмом, ничего не изменится. Корона – единственное государство на свете, где понятие «частная собственность» наполнено живым, действительным смыслом, а деньги – это деньги, золотые монеты и слитки, которые можно отложить на «чёрный день», а не нарезанная раскрашенная бумага. И мы не настолько глупы, чтобы верить или уверять других, будто «чёрный день» невозможен, хотя и делаем всё, даже невозможное, чтобы он не наступил. Понимаешь?
– Нет, – помотал головой Андрей. – Я не понимаю. И не только я. Как?!
– Как выглядели страны, осуществившие научно-техническую революцию, какой способ организации хозяйственной жизни сделал эту революцию возможной? Почему никакие другие государства не смогли не только сделать больше, но даже повторить этот рывок? Почему там больше ничего не происходит? Задав себе эти вопросы, мы весьма скоро получили ответы на них. И быстро приняли меры, которые повлекли за собой быстрые результаты. Большевики во главе со Сталиным создали великую индустриальную державу за двадцать лет чуть ли не на пустом месте. А у нас уже имелся солидный фундамент, обеспечивший другую скорость. И если посмотреть на результат, становится очевидным: выбранный нами путь – не просто лучший, а единственный, выводящий из тупика и науку, и технологии, и общество.
– Да, результат, конечно, – с ума сойти. Суперкомпьютер этот, – снова вздохнул Андрей. – Резонансная терапия – прибор в чемоданчике. Это действительно так действует, как написано?!
– Ну, не знаю, – Майзель задумался. – Фимоз я бы этой штукой лечить не стал.
– Тьфу, – махнул рукой в сердцах Андрей. – Я серьёзно!
– Действует, действует, – успокоил его Майзель. – Очевидно, применять его сможет далеко не каждая кухарка в перерыве между просмотром «Рабыни Изауры» и выпеканием драников, – всё-таки нужна нехилая медицинская подготовка. Но врач – настоящий врач – разумеется, сможет. И с результатами.
– Настоящий – это какой?
– Который лечит не болезнь, а больного. Но и больному придётся, знаешь ли, попотеть. Скушал таблеточку и выздоровел – это не наш метод. Мы уже несколько лет интегрируем медицину в нашу систему здравоохранения.
– То есть? – вскинул брови Андрей. – Что это значит?
– А то, что медицина – всего лишь часть системы, – с явным удовольствием пустился в объяснения Майзель. – В конфуцианском Китае, знаешь ли, всё было устроено иначе, чем у нас привыкли, – врач не столько лечил своих пациентов, сколько следил за тем, чтобы они не болели, и поддерживал их здоровье, за что и получал своё вознаграждение. А у нас – что творилось, пока мы за дело не взялись? Врач не на человека смотрит, а в компьютер пялится: анализы – всё, анамнез – ничто. Это форменное безобразие! Растащили медицину на разные дисциплины, связь между ними потеряна практически вовсе! Врач видит не личность, а мешок с костями и ливером – вот это болит? А щас мы его отключим или вырежем! И вместо здорового человека у нас инвалид. Оно мне надо, я тебя спрашиваю?! Мы выкладываемся и вытягиваемся, чтобы нашу молодёжь на новые подход к себе и своей жизни переучить, новые кадры медиков готовим – это, Дюша, скажу я тебе, задачка похлеще индустриализации будет. Самая настоящая экзистенциальная ломка – нечего скромничать. И фармацевтику надо перестраивать, сверхприбыли плавно опускать, а то мы ещё и тут коллапс получим, – опять же, зачем нам это? Мы лучше инвестируем средства в массовый спорт – вместо олимпийских рекордов. Задел по этому профилю ещё с социалистических времён оставался – дворцы спорта, кружки, секции, тренерский и педагогический корпус. Не уронили, бережно пронесли – а теперь наращиваем. Да ты нашу молодёжь сам видел.
– Видел, – завистливо вздохнул Корабельщиков.
– Вот! Повсюду медицина старость растягивает, а наша система продлевает годы активной зрелости. За нами, между прочим, и остальные тянуться начали. Ну, так это же очевидно: о каком будущем человечества можно говорить, когда люди, до полтинника доскрипев, мечтать о пенсии начинают?! Двигать цивилизацию с таким настроением не-воз-мож-но! – по слогам произнёс Майзель. – Так что – будем ломать!
– Неужели?
– Что?
– Ты выговорил это слово – «невозможно», – едко усмехнулся Корабельщиков.
– Я реалист, а не сказочник.
– Расскажешь это Соньке, – Андрей опять вскинул брови. – И вы готовы с нами всем этим – просто так – поделиться?!
– Почему же просто так, – Майзель сложил руки на груди. – Вовсе не просто так. Вам придётся измениться, и довольно сильно. Перестать пить, покончить с хныканьем – «лишь бы не было войны», выучиться быть гражданами, заставить вашу собственную власть уважать вас. Это, дорогой мой Дюша, ох как непросто. Собственно, это самое главное. Остальное – нюансы. Ну, что? Полегчало?
– А должно? – подозрительно покосился на него Андрей.
– Хотел тебе последний – на сегодня – презент преподнести, – вздохнул Майзель. – Но, вот смотрю на тебя – и думаю: может, лучше завтра?
– Нет уж, – возмущённо вскинулся Корабельщиков. – Гулять – так гулять!
– Ну, ты выбрал, – хмыкнул Майзель и положил перед Андреем устройство.
– Что это?! – одними губами прошептал Корабельщиков.
– Это доступ к порталу, через который будет проходить регистрация избирателей, голосование и прочие, необходимые для легитимизации твоего проекта, мероприятия. Устройство активируется биометрией, причём любого из зарегистрированных на портале. Всех, кто получит паспорт.
– И устройство – тоже всем?
– Нет, устройство будет продаваться. За небольшие, но за деньги. Дармовщина развращает, нам это ни к чему. Естественно, цена окажется даже ниже себестоимости, но это нормально – в данной ситуации. Это – твой экземпляр, так что с тебя – сто крон.
– Ты шутишь, – несколько растерянно улыбнулся Корабельщиков.
– Нисколько.
Посмотрев на Майзеля, Андрей понял: Дракон и в самом деле не шутит. Крякнув, он полез в карман за кошельком. Взяв протянутую сотенную, Майзель положил её в нагрудный карман своего камзола:
– Ну, вот и прекрасно. Заводи шарманочку.
Андрей с некоторой опаской положил руку на экран устройства, которое тотчас ожило. Интерфейс оказался проще, чем Корабельщиков ожидал, – даже для человека, едва знакомого с компьютерами, не составит труда в нём разобраться.
– Мы же понимаем, Дюхон, – проекту нужна в первую очередь молодёжь. Устройство ориентировано на них в очень значительной степени. За активное участие в политической жизни пользователь получит виртуальные средства, которые сможет потратить на музыку, фильмы, общение с друзьями. Образовательная составляющая тоже присутствует, – без выученных уроков истории и обществознания доступа к развлечениям не будет. Собственно, для взрослых – та же картина. Можно подключить любые беспроводные наушники, принтер. Сломать, взломать, раскурочить – не выйдет. Вот такая сумма технологий, дружище.
Да, подумал Андрей. Сумма технологий – это серьёзно. Такая сумма, таких технологий, – пожалуй, если удастся заскочить в этот состав, можно будет надеяться всё-таки куда-нибудь и добраться! Придётся меняться. Он прав.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.