Текст книги "Год Дракона"

Проснувшись, Елена села на кровати и с недоумением огляделась, – она бы запомнила, как надевала пижаму и расстилала постель. Значит, она уснула прямо за столом, а в кровать её укладывал Дракон?!

В последние два дня она практически не спала, и это не могло не сказаться на её самочувствии. Её подташнивало, кружилась голова. Преодолевая слабость, Елена залезла под душ и плескалась не меньше четверти часа. Почувствовав себя лучше, она выбралась из ванной, сварила себе кофе и включила планшет.

Только теперь Елена смогла почувствовать размах маятника, качнувшегося третьего дня. Трёхсоттысячная демонстрация солидарности в Варшаве. Пятьсот тысяч человек на улицах Белграда. Сто пятьдесят тысяч – в Софии и Будапеште. Пикет у посольства Республики в Москве. Возмущённое – и беспомощное – блеяние из Брюсселя. Государственный секретарь направляется с неотложным визитом в Россию. И – гробовое молчание Столицы Республики.

А вот и главные новости, подумала Елена. Миллион семьсот тысяч человек на Портале – граждан Великого Княжества, пока ещё виртуального. И почти полмиллиона пришло за два дня.

Так вам и надо, нахмурилась Елена. Вот она – настоящая цена «безоговорочной поддержки» властей Республики на двух последних «выборах», парламентских и президентских. Более четверти зарегистрированных избирателей уже сделали свой выбор. А мы – мы лишь помогли им сказать: они – граждане, у них есть голос и право выбрать свою судьбу.

Никаких новостей о студентах из Праги в сводке не было. Елена помассировала пальцами виски. Ведь МИД внёс Республику в список стран, нежелательных для посещения гражданами Короны без соблюдения специальных мер предосторожности. Почему Иржи не сообщил мне сразу?! Тошнота опять подкатила к горлу. Да что такое со мной, подумала Елена. Всё это совсем не к добру!

– Госпожа Вишневецка, вы не можете бесконечно укрывать преступников на территории посольства. Рано или поздно вам придётся их выпустить, – заместитель главы администрации президента Республики пожал плечами, словно удивляясь несговорчивости посла.

– Их уже судили? – удивилась Вишневецка. – Заочно? Когда? С присяжными или без? Состав преступления? В чём они признаны виновными?

Грамотная, сука, стиснул зубы Юхнович. Шпарит, прямо как по писаному. Сволочи. Куда теперь деваться? В Пхеньян драпать, что ли?! Ведь не оставят в покое. Теперь – ни за что.

– Хорошо, хорошо, – процедил Юхнович. – Не преступников – я несколько погорячился. Подозреваемых в незаконном владении оружием и применении его против сотрудников правоохранительных органов Республики. Устроит вас такая формулировка?

– Увы, не устроит, – голос посла звучал прямо-таки издевательски спокойно. – Как вам, Михаил Станиславович, безусловно, известно, в нашем посольстве в рамках межправительственных договорённостей несут охрану военнослужащие армии Коронного Союза. Неужели вы полагаете, будто они допустили бы сюда вооружённых людей? Кроме того, мы определили – никто из находящихся под защитой Короны жителей Республики не держал в руках оружия и не стрелял в обозримом прошлом. Вы же знаете – наши приборы легко позволяют сделать такой анализ. Разумеется, мы в первую очередь установили именно это, предполагая вашу заинтересованность данным вопросом. Документация готова и может быть передана вам немедленно – если вы захотите, конечно.

Иезуитка проклятая, мысленно заорал Юхнович. Если захотите! Кого интересует, чего я хочу?! Все углы протёрли – не подкопаешься! Что мне делать с твоими документами, – ты их наверняка уже в свой МИД передала по этому вонючему Интернету, от которого теперь нигде не спрячешься! А уж они-то озаботятся, чтоб документики в прессу непременно просочились. Это уж как пить дать. И кто мы после этого? Правильно, – сатрапы, подонки, убийцы безоружных детей! Да я это и без тебя знаю, провались ты!

– Я вас внимательно слушаю, Михаил Станиславович, – голос Вишневецкой вернул Юхновича к реальности. – У вас есть какие-нибудь конструктивные предложения? Моё вы слышали – позвольте находящимся под защитой Короны беспрепятственно покинуть Республику. Ситуация вполне ясна – ваши так называемые правоохранительные органы проявили вопиющий непрофессионализм, поддавшись на провокацию – весьма наглую, надо заметить, провокацию – и устроили самое настоящее кровавое воскресенье. Почему было выведено такое количество подразделений, кто отдал приказ давить людей бульдозерами и снарядить оружие милиции боевыми патронами вместо травматических, – все эти вопросы я вам задаю, лишь обозначая наш интерес. А ведь рано или поздно вы услышите те же самые вопросы не от дипломата, а от прокурора, Михаил Станиславович.

Что ж ты каркаешь-то, ворона ты чёртова, с тоской подумал Юхнович.

– Конечно, сначала вы поощряли и спонсировали подрывные элементы в Республике, а теперь хотите выглядеть поборниками справедливости и защитниками гонимых. Ничего не выйдет, госпожа Вишневецка! Нашему народу прекрасно известна реальная подоплёка происходящего! Вы напрасно не принимаете нас всерьёз. Мы можем предъявить оружие производства завода «Ческа Зброевка», изъятое у задержанных, и…

– Вот поэтому и не принимаю, дорогой Михаил Станиславович, – вздохнула Мирослава. – Ну, это же какой-то сюрреализм, честное слово. Вы пытаетесь с нами методами советского агитпропа первой трети прошлого века сражаться? Это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Неужели вашим специалистам неведомо, – начиная с девяносто второго года каждый ствол, изготовленный в нашем государстве, имеет внедрённую радиоэлектронную метку, по которой мы можем отследить, кому, за сколько и при каких обстоятельствах он был продан. Выпущенное ранее этого срока также помечено ещё в прошлом веке. Если оружие попало в Республику после девяносто второго – мы вам скажем, каким образом, когда именно и кто его приобрёл. Если раньше – ну, вы ведь и сами догадываетесь, что к разворачивающимся событиям это относиться никак не может. Я не знаю, каким нужно быто ослом, чтобы в сложившихся условиях вручить вам такой козырь – оружие из наших арсеналов. Вы хоть сами-то понимаете, как подставляетесь, предъявляя столь смехотворные претензии?

– Я полагаю, у нас ещё будет возможность всё как следует обсудить в несколько менее напряжённой обстановке, – врубил задний ход Юхнович. – Факт остаётся фактом: против сотрудников правоохранительных органов применялось оружие, причём вашего производства!

– Михаил Станиславович, – поморщилась Вишневецка. – Ну, к чему эти заклинания в худших традициях позднего репрессанса? Никогда мы не поддерживали вашу оппозицию, а если кому и помогали, то никак не подрывникам и не террористам. Вы прекрасно осведомлены – сотрудники посольства приложили максимум усилий по предотвращению этой бессмысленной демонстрации. Могу честно признаться – мы считаем пребывание у власти нынешнего президента уже как минимум дважды незаконным, но воздерживались от мероприятий, пока не видели возможности помочь вам без насилия и навязывания вам нашей воли.

– А сейчас видите?! – рявкнул Юхнович.

– Сейчас и вы, судя по вашему голосу, многое видите иначе, нежели неделю назад, – усмехнулась Вишневецка. – Не вижу смысла обмениваться замечаниями в стиле пикейных жилетов. Мы готовы обеспечить всё необходимое для разрешения кризиса и взять на себя все сопутствующие расходы.

– Вы как будто взятку мне предлагаете, – скривился Юхнович.

– Взятку? – удивилась Вишневецка. – Помилуйте, Михаил Станиславович, какая же взятка? Сотрудники ваших спецслужб сотнями дежурят вокруг посольства третьи сутки, некоторые наверняка всё это время не спали толком и не ели горячего. Патрульные автомобили жгут дорогущий бензин, тикают счётчики биллинговых систем операторов сотовой связи. Да мало ли что ещё?! И всё это – деньги, средства, ресурсы. А ваше экономическое положение, прямо скажем, далеко не радужно.

– Какие вы заботливые, – прошипел Юхнович. – Думаете, нам неизвестно, чьих рук дело – этот проект Великого Княжества?! Скажете, вы ни при чём?! С таким друзьями, как вы, никаких врагов не надо!

– По-моему, проект превосходен, – спокойно отпарировала Вишневецка.

– Ещё бы не превосходен, – Юхнович сердито посмотрел на аппарат, словно тот воплощал собой ненавистный проект. – У вас других не бывает!

Он хотел добавить ещё что-то – и задохнулся, вспомнив первое посещение, вместе с женой и семьёй дочери, ресторана «Литва». Собственно, рестораном это сложно было назвать, – скорее, развлекательный центр для семейного – именно семейного – досуга. С рестораном, естественно. Огромный многоуровневый сруб, великолепно оборудованные площадки с аттракционами, бесплатные стоянки, автобус-экспресс и маршрутка от железнодорожного вокзала. Потрясающая кухня на любой вкус, свежесваренное пиво нескольких сортов – тёмное и светлое, приятная музыка, атмосфера покоя, света и какой-то необъяснимой приподнятости духа. Картины, выставки местных художников, музейных коллекций, национального костюма, историческая панорама Грюнвальдской битвы, старинные «Пагони» на стенах – чёрт, подумал Юхнович, да что же это такое?! Три таких центра выросли – никто оглянуться не успел – у ворот Столицы и на обеих границах, с Польшей и с Россией. Русские валили туда аж из самой Москвы! Привычно прикинув бюджет прямо на месте, Юхнович тогда ещё схватился за живот: его скрутила даже не зависть, а что-то, чему он названия так и не смог подобрать. А потом, глядя на ошалевших от восторга внучек, перестал и пытаться. А цены?! О, разумеется, он прекрасно понимал, кто за всем стоит. Никаких дивидендов затея с центрами своим устроителям принести не могла и за столетие, – для осознания этого факта Юхновичу пояснений и расчётов не требовалось: обстановку и экономический режим в Республике он оценивал здраво. Яркий, искрящийся праздник, без всяких условий подаренный людям – а он, Юхнович, «пролетает» мимо всего этого, – «как фанера над Парижем, даже не зацепившись»! Праздник весны и жизни, вкусная еда и счастливые лица – вместо унылых листовок или официозной пропаганды. Попробуйте с этим повоевать! Никогда не пытались повесить на солнце амбарный замок, дорогие товарищи?! Тьфу!

Мирослава услышала в динамике его задушенный всхлип и кашель.

– Я прекрасно понимаю ваше настроение, Михаил Станиславович, – теперь голос пани посланницы звучал ободряюще. – Но и вы поймите, – как ещё действовать гражданам страны, если незаконно удерживающий власть президент отдаёт приказ обеспечить ему восемьдесят процентов голосов на так называемых выборах и не стесняется оповестить об этом весь мир? Вот граждане и выдвинули альтернативный проект.

– Да, конечно, – плаксиво перебил Вишневецкую Юхнович. – Это, разумеется, исключительно народные инициативы, – все эти отражатели с символикой, граффити – «усход над Вострай Брамай», «круг суайчыннiка», евфросиниевский крест! Гимн уже написали – «Пагоня», кулак над головой! Величкова ваша из всех репродукторов – рехнуться можно! А эти компьютеры портативные, два телеканала, радио?! Если хотите знать, это несправедливо, – ваш Дракон с его ресурсами кого хочешь в два счёта завалит! Разве может честная, небогатая, живущая собственным трудом страна…

– Михаил Станиславович, – почти искренне удивилась Вишневецка, – вы что, на жалость давить пытаетесь?! Да вы бы вместо воплощения влажных колхозных грёз первого гражданина с агрогородками и прочей антиисторической чепухой вкладывались в науку и технологии, не пришлось бы на бедность пенять. Вашу Республику в конце восьмидесятых сравнивали с Чехословакией по научно-промышленному потенциалу. А что в результате?

Гнездец нам в результате, подумал Юхнович. По всем направлениям, мать вашу за ногу!

– А вы, значит, решили нам помочь выбраться из стратегического тупика. Причём совершенно бескорыстно, – в тоне Юхновича против его воли прозвучала отнюдь не ирония, а, скорее, уныние, и Вишневецка, разумеется, это почувствовала. – Вы считаете меня идиотом? Или президента?

– Видите ли, Михаил Станиславович, – в голосе Вишневецкой отчётливо лязгнула сталь. – Я не уговаривала вашего президента фальсифицировать выборы и плебисциты. Я не предлагала ему избавляться от политических оппонентов средневековыми методами. И не я поставила вас между «бацькой» и народом. Поэтому не нужно сейчас валить на меня собственные ошибки и безобразия, хорошо? Да, мы хотим вам помочь. И ни о какой корысти говорить не приходится, – пока мы поимеем с вас эту самую «корысть», рак на горе в две клешни свистнет. Поэтому давайте сейчас договариваться о судьбах людей, которые зависят от нас с вами – лично от меня и лично от вас. Поверьте, делать добро никогда не поздно, даже если так кажется, и кто-то изо всех сил старается убедить вас, будто это на самом деле так.

Юхнович понимал: подобные авансы не раздают в полемическом запале, и слово посла Короны стоит дорого – во всяком случае, куда дороже воплей и угроз того, чьи дни взвешены и сочтены. Юхнович полагал себя человеком неглупым, и потому намертво вцепился зубами в протянутую ему соломинку:

– Я немедленно доложу самому о вашем предложении и приложу все усилия к положительному решению вопроса. Вас это устроит?

– Меня устроит результат куда больше, чем обещания его устроить, – довольно прохладно заметила Вишневецка. Однако сразу же вслед за этим тон её ощутимо потеплел: – Я очень признательна вам за готовность к сотрудничеству, Михаил Станиславович. Кто знает, как в будущем всё сложится? Кстати, вам ничего не известно о группе студентов из Короны, которые были здесь в гостях? Мы что-то не можем до них дозвониться.

Юхнович замер. Если мне ничего не сказали об этом, отправив договариваться с Вишневецкой, – значит, идёт ещё какая-то игра, понял он. Паршивая игра – иначе мне бы выдали этот козырь. Или меня играют – решили разменять, как пешку? Врёшь, собака. Так легко меня не кинуть!

– Нет, Мирослава Адамовна, – тихо ответил Юхнович. – О студентах из Короны мне никто ничего не сообщал. Вы ведь понимаете – для моей, так сказать, миссии, эта информация оказалась бы отнюдь не лишней.

– Понимаю, Михаил Станиславович. Буду ждать от вас новостей.

Юхнович несколько секунд послушал короткие гудки в трубке и только потом осторожно повесил её назад на аппарат, – так, словно она была изваяна из тончайшего богемского стекла.

– Что?! – Елена не могла поверить своим ушам. – Всех журналистов?! Они высылают из Столицы всех журналистов?! Это неслыханно!

– Дипломатов он уже, помнится, выставлял, – усмехнулся Майзель. – Теперь пришла ваша очередь, дорогие акулы пера и шакалы ротационных машин.

– Перестань паясничать, – Елена стиснула кулаки. – Что он собирается делать, вы знаете?

– Нет, в голову к нему залезть у нас пока не получилось, – нарочито опечалился Майзель. И уже серьёзно продолжил: – Не знаю, Ёлка. Он опасен, поскольку непредсказуем. Это решение последовало за согласием отпустить Мирославу и тех, кто укрылся в посольстве. Естественно, Мирча не сможет больше вернуться в Республику. Нужно думать, кем её заменить, а это непросто.

Майзель поднялся, подошёл к окну и несколько секунд молчал, глядя на расстилающийся у подножия башни город.

– Есть ещё несколько, довольно интересных, нюансов. Первый: они – он, видимо – демонстративно отказался от денег. Не хочет выглядеть совсем уж одиозно.

– Да куда уже одиознее, – удивилась Елена.

– Тем не менее – это умно, – возразил Майзель. – И он даже для формы не потребовал свернуть проект.

– Он знает – вы никогда не пойдёте на это, – развела руками Елена.

– Всё равно, – Майзель сжал пальцами подбородок. – Меня не покидает ощущение – всё как-то странно. Как будто вдруг появилась группировка, желающая его свалить.

– А такой нет?

– Нет, – покачал головой Майзель. – Он сильный игрок, и давно рассадил своих чинодралов и казнокрадов так, чтобы они не посмели и пикнуть. Если бы кризис длился месяц, можно было бы допустить сговор некоторых из фигурантов ввиду серьёзнейшей угрозы их благополучию. Но за три, четыре дня – абсолютно нереально.

– Россия?

– Ёлка, поверь, – наш МИД не зря получает свои булки с маслом. С Россией работает столько людей по стольким направлениям, – никакой системной поддержки «бацька» там не получит.

– А разведка что говорит?!

– Пока ничего внятного. В том-то и дело, – Майзель поджал губы.

– А ещё? Какие ещё нюансы? Ты сказал – несколько. О чём речь?

– От Мирчи потребовали сложить с себя посольские полномочия. Не знаю, почему именно, но меня это настораживает.

– Зачем этот цирк – отказ от полномочий, разрывание верительных грамот? – изумилась Елена. – Дракон, они что-то задумали!

– И что, по-твоему, это может быть? – Майзель наклонил голову набок, рассматривая Елену.

– Не знаю, – откликнулась Елена. – Ничего, кроме интуиции, я предъявить не могу.

– И о чём сообщает твоя интуиция? Я тебя очень внимательно, Ёлка.

– Они собираются убить их, – Елена в упор посмотрела на Майзеля. – Всех.

– И зачем же? – спокойно поинтересовался он. Впрочем, Елена понимала, – спокойствие это напускное.

– Чтобы вынудить вас начать войну. Не в киберпространстве, не за умы и сердца, – а обыкновенную, горячую, кровавую войну, с бомбами и ракетами, в которой, несмотря на все ваши – хорошо, хорошо, наши! – неимоверные чудеса, гибнут ни в чём не повинные люди. Гражданские, обыватели, – женщины и дети. Никогда не удаётся этого избежать. И тогда вы из защитников и освободителей превратитесь в завоевателей, в оккупантов, а он – и все остальные – примутся тыкать в вас пальцами и вопить: посмотрите, посмотрите на этих ангелочков, цивилизаторов и свободоносцев, – со штыками наперевес!

– Я бы согласился с тобой, если бы речь шла о каком-нибудь Киме На Сене. Но «бацька» – не тот фрукт. Он будет гундосить, ныть, изворачиваться, тянуть время – но воевать? – Майзель с сомнением покачал головой. – Это не его стиль, Ёлка.

– Ты сам сказал – он начал «рвать шаблон».

– Да, – вынужденно согласился Майзель. – Да, это так. И мне это страсть как не по душе.

– Мне тоже. Или у него есть козыри. Например, наши дети.

– Они бы поменяли их на тех, кто прячется в посольстве.

– Ошибаешься, – отрицательно помотала головой Елена. – Для них эти три десятка ничего не значат, а мы ради спасения наших пойдём на всё.

– Нет, не на всё, – резко возразил Майзель. – Мы будем вести переговоры, чтобы выиграть время, а потом освободим наших и перебьём всех, кто замешан в инциденте. Именно такова наша стратегия в подобных ситуациях, и тебе это прекрасно известно!

– Значит, им тоже известно! – почти крикнула Елена. – Рано или поздно кто-то придумает, как вынудить вас сделать то, чего вы ни в коем случае не хотите и не собираетесь! Прости, – плечи Елены опустились. – Я понимаю, тебе и без моих гениальных комментариев тошно.

– Мне тошно, но твои комментарии тут ни при чём, – Майзель тихонько похлопал Елену по руке. – Люди работают по этой проблеме, Ёлка. И в Киеве, и не только. Все, кто должен заниматься вопросом пропажи наших хлюздей, этим занимается.

– Наши хлюзди, – печально усмехнулась Елена.

– Конечно, наши, – подтвердил Майзель. – Хоть и хлюзди. Впрочем, видимо, не совсем хлюзди, раз решились поехать в Республику. Один из любимейших приёмчиков твоих дружков, кстати. Сами, заметь, не поехали – детей послали. Или не остановили, что равноценно.

– Никто не знал, Драконище. Ни я, ни Иржи. А те, кто допустил это, получат от нас по заслугам.

– И что вы сможете? Топнете ногой, гневно сверкнув глазами? Откажетесь руку подавать при встрече? Если с детьми что-то случилось, я их в пыль сотру.

– Ладно, сейчас не время об этом. Есть хоть какие-то новости?

– Нет.

– Хочешь сказать, ни у кого из ребят нет волшебного телефона?!

– Все телефоны в Киеве, Ёлка. Киевляне говорят – нашим велели отдать телефоны знакомым, или они будут конфискованы. Немудрящий такой приём, но подействовал. А биопрофилей у наших ваших хлюздей не имеется: как же, разве мы можем позволить этим жандармам, держимордам и душителям творческой свободы воспользоваться таким удобным инструментом для подавления личности? Сейчас восстанавливаем – буквально по крупицам.

– Всё – один к одному, – Елена прижала ладонь к губам.

– Именно.

– Что слышно от Андрея?

– Да всё нормально у них, – поморщился Майзель. – Не дёргайся ты по пустякам.

– Ничего себе пустячок! – вскинулась Елена. И умоляюще посмотрела на Майзеля: – Может, девочки всё-таки приедут? Границу с Россией ещё ведь не перекрыли?

– Нет, но документы проверяют на каждом углу. Да и не могут они сейчас никуда ехать, – с тоской проговорил Майзель. – Как тогда людям в глаза смотреть, ты подумай только!

– Дракон.

– Что?

– Ты обещал их вытащить. Помнишь?

– Ёлка, – рыкнул Майзель. – Перестань. Проект вышел на финишную прямую, и предъявлять Андрею претензии поздно и глупо.

– Сам не глупи, – топнула ногой Елена. – Какие претензии?! Да просто отомстить! Отомстить, понимаешь?! Ты разве не знаешь, с кем имеешь дело?!

– И он знает, с кем имеет дело, – уставился на неё Майзель. – Хорошо знает. Поверь. Наехать на Андрея сейчас он может только в одном случае – если хочет, чтобы я лично прибыл на место, оторвал ему башку и засунул её ему же в задницу. Не метафорически, а физически. Извини, но на шахида он не похож, не тот случай.

– Драконище, пожалуйста, – тихо попросила Елена. – Ты ведь не простишь себе, если с ребятами… что-нибудь.

– Ёлка, ну, перестань же, – Майзель запрокинул голову. – Это же не сталинская Москва, это всего-навсего Столица Республики!

– Он убийца, – упрямо сдвинула брови Елена. – Как будто ты не знаешь!

– Он? Да, но не собственными же руками, правда?

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Такую работу поручают либо отморозкам, либо профессионалам. От профессионалов не спрячешься, их сложно обвести вокруг пальца. Но они же знают, с кем работает Андрей, чей он человек. Поверь: профессионалов мы контролируем очень плотно. Профессионалы, как правило, достаточно умны и понимают: «бацьке» конец. Так зачем им копать себе могилу своими руками? А отморозкам для «фаса» требуется информация от профессионалов, которую они по указанной выше причине никогда не получат. Существует фактор случайности, разумеется, но…

– Вот поэтому «но» я и не нахожу себе места, Дракон, – в упор посмотрела на Майзеля Елена. – Позвони Андрею. Пожалуйста.

– Тьфу ты, чёрт, – Майзель вскочил. – Божена! Корабельщикова на связь, немедленно!

– Привет, Дракон, – голос Андрея звучал устало.

– Ты вот что, – поздоровавшись, проговорил Майзель. – Давай, бери девчонок в охапку – и на квартиру. Можешь Пашку с Олесей прихватить, чтоб не скучали. Слышишь?

– Хорошо, – подумав, со вздохом согласился Андрей. – Скажу Тане, чтобы собиралась. И долго им там сидеть, в бомбоубежище?

– Сколько потребуется, – отрезал Майзель. – И не только им – тебе тоже.

– Всё, хватит, – сердито сказал Андрей. – У меня сейчас столько встреч, столько всего надо сделать, – чего ты, собственно, добиваешься?!

– Это Леночка воду мутит, – услышали Майзель с Еленой голос Татьяны. – Леночка, привет. У нас всё отлично. Не переживай.

Елена зажмурилась и закрыла руками лицо.

– Секунду, – Майзель выключил звук, повернулся к Елене и прошипел: – Доигралась?! Танька, по-твоему – совсем дура?! Теперь всё наперекосяк сделает – ещё и Софью Андревну к тебе приревнует!

– Прости, – глухо сказала Елена. – Прости, Дракон. Я действительно совсем голову потеряла. Давай я лучше…

– Лучше сейчас помолчи, – прошелестел Майзель голосом, от которого у Елены мурашки по всему телу пошли. – И не вздумай сбежать. Сейчас – даже не смей подумать об этом. Слышишь?!

– Дракон, – позвал Корабельщиков с ноткой беспокойства. – Ты куда пропал?

Майзель стремительно развернулся:

– Слушаю тебя, дружище.

– Когда улетает Вишневецка?

– Самолёт уже готов. Они отказались от нашего транспорта – боятся, мы им полк солдат с духовым оркестром пришлём. Плюс-минус трамвайная остановка – Мирча с людьми должна быть к вечеру в Праге.

– Будем надеяться, всё обойдётся, – вмешалась Татьяна. – Леночка, слышишь меня?

– Слышу, Танечка, – кусая губы, подтвердила Елена. – Привет, дорогая. Привет.

– Сонька тебе тоже привет передаёт. Мы в школу уже третий день не ходим, представляешь? Я скоро на стенку полезу, честное слово! Ты не волнуйся – тут уже все знают, Дракона лучше не злить.

– Я сама не понимаю, что со мной происходит, – пробормотала Елена. – Распустилась, будто базарная баба какая-то. Простите меня, ребята. Софью Андревну берегите только, ладно?

– Сделаем в лучшем виде, – бодро отозвался Корабельщиков. – Больше цэ-у не поступит?

– Пока, наверное, нет, – буркнул Майзель. – Подождём возвращения Мирчи, я с ней сразу встречусь, потом тебе позвоню.

Он выключил связь и посмотрел на Елену. Она сидела, нахохлившись, – бледная, с заострившимся носом, – глядя прямо перед собой и, похоже, ничего не видя вокруг. Жизнь моя, что с тобой происходит, подумал Майзель, ощущая почти физически боль в груди. Или это со мной?