Текст книги "Год Дракона"

Заведеньице называлось весьма незамысловато – «У Втешечки» и располагалось на самом краю Старого Города, можно сказать, на отшибе, явно не на главном туристическом маршруте. Трактирчик и трактирчик, ничего особенного. Но о его существовании Елена действительно не подозревала.

В зале таверны занятыми оказались лишь пара столиков, а в центре огромный дубовый стол оккупировала компания военных – молодые, не старше двадцати пяти, сержанты и унтер-офицеры в егерских лейб-гвардейских парадных мундирах. Они были чуть-чуть навеселе и возбуждённо обсуждали что-то. Увидев Майзеля с Еленой, гвардейцы на мгновение оторопели, а потом, словно по команде, вскочили и принялись приводить себя в порядок. Один из парней, управившийся первым, подскочил к ним и, лихо щёлкнув каблуками сапог, проорал:

– Здравия желаю, Дракон! Докладывает сержант Плучек! Группа егерей первой, его величества лейб-гвардии, егерской отдельной воздушно-десантной бригады в составе семи человек отмечает получение правительственных наград!

На груди у сержанта сияла золотом и серебром «Медаль боевых заслуг» со значком «За участие в рукопашном бою».

– Вольно, сержант, – Майзель улыбнулся и увлёк и его, и Елену к столу, к остальным. – Как зовут?

– Михал, – ответил уже нормальным голосом гвардеец, пожирая Майзеля полным обожания взглядом и умудряясь при этом коситься на его спутницу.

– Это – пани Елена, – представил её Майзель. – Ну, давайте знакомиться.

– А я вас знаю, – вдруг просиял один из гвардейцев, чуть старше остальных. – Вы – пани Томанова, верно? А я – сержант Гавел. То есть уже ротмистр, – смутился он. – Помните меня?

– Господи, – вырвалось у Елены. – Это вы, Сташек?!

– Ага, – расплылся в улыбке, довольный тем, что узнан, ротмистр. – Значит, помните!

– Ещё бы не помнить, – покачала головой Елена. – Как тесен мир!

– Ну, просветите и меня, – приподнял правую бровь Майзель.

– Я попала в переделку в Колумбии два года назад, – пояснила Елена. – А Сташек… Ротмистр Гавел был в команде, которая нас спасла. Спасибо вам, Сташек. Ещё раз – и не только от меня. Рада вас встретить – живым и здоровым.

– А что нам сделается, – гордо выпятил грудь Гавел. – Вот, обмываем, можно сказать!

– За что? – поинтересовался Майзель, указывая подбородком на медаль.

– За Бангкок, – пояснил Плучек. – Ну, в общем, за студентку эту, за Алешку.

– Молодцы, – похвалил их Майзель, и Елена увидела, как расцветают лица лейб-гвардейцев. Молодые, высокие, полные жизни, – господи, ведь совсем мальчишки ещё, подумала она. При мысли – а ведь кто-то из них мог не вернуться, а может, и не вернулся, – у Елены сжалось сердце. – Молодцы! Ни потерь, ни раненых с нашей стороны – отличная работа! Поздравляю!

– Ура! – громыхнули егеря так, что Елена присела.

– Хозяин! – завопил кто-то из военных. – Ещё пива! Тост!

– Первый! – провозгласил Гавел. – За прекрасных дам! Ваше здоровье, прекрасная пани!

– Ура!

Елене ничего не оставалось, как присоединиться, и она под одобрительные возгласы мужчин сделала пару глотков восхитительно вкусного напитка. Егеря осушили кружки – правда, не пинтовые, обычные – и с громким стуком дружно опустили их на дубовую поверхность. Появился хозяин с огромным подносом, на котором стояла ещё целая батарея сосудов с шапками светлой пены. Он по-свойски подмигнул Майзелю, а тот потрепал его по плечу. Егеря быстро разобрали новые порции ледяного пива и сдвинули их над столом:

– Второй! – право тамады перешло к Плучеку, как самому, похоже, громогласному. – Да здравствует Родина! Слава королю! Ура Дракону!

– Ура!!! – заревели лейб-гвардейцы, – под потолком качнулось массивное колесо-канделябр, а у Елены зазвенело в ушах.

– Каждый предводитель обезьян на этом шарике пусть усвоит, – поднимая следующую кружку, заявил раскрасневшийся Плучек, – всё его стадо, даже с палками, плюющими огнём, против нас – пустое место! За лейб-гвардию его величества! За егерей! Ура!

– Ура!

– Ну, раздухарились, – ворчливо, но добродушно вмешался хозяин погребка. – Ещё по кружечке – и по домам, а то на гауптвахту угодите!

– За Втешечку! – отозвались егеря. – За лучшие кнедлики во Вселенной! Ура Втешечке! Ура!

– Ну, всё, хватит, хватит, – замахал на них толстенькими ручками Втешечка. – Вот же неугомонные, укороту на вас нет! Пани Елена, Дракон – идёмте. Я ваш столик накрыл уже!

* * *

– Слушайте, я вас друг другу не представил, – вдруг спохватился Майзель. – Карел Втешечка, – пани Елена.

– Очень рад, – просиял Втешечка, наклоняясь к руке Елены. Он был такой круглый и так лучился радостью, что Елена невольно улыбнулась. – Располагайтесь, дорогие мои! Я сейчас, Дракон, только барашка переверну.

– Слопаете целого барана? – пробормотала Елена, глядя вслед умчавшемуся Втешечке.

– Барашка, – уточнил Майзель.

– Если бы не в известной мере достаточное знакомство с вами, – решила бы, будто всё это подстроено. Егеря, Втешечка этот ваш, – Елена покачала головой, словно недоумевая.

– Хочешь сказать, уже изучила мои трюки? – уточнил Майзель.

– Вроде того, – кивнула Елена. – Вы, безусловно, необычайно способный мистификатор, но я заметила одну странную вещь: вы не врёте. Не говорите всей правды – да, но не врёте. Я это ценю, поверьте.

– Согласен считать это комплиментом, – улыбнулся Майзель. – Что ты будешь есть?

– Не знаю, – пожала плечами Елена. – Может быть, лучшие кнедлики во Вселенной? Только обычную порцию, пожалуйста.

– Тогда половину обычной. Ясно.

– Это вы ведь не за мой кошелёк беспокоитесь?

– Не вздумай даже пытаться заплатить и не произноси слово «счёт», – сделав страшные глаза, прошептал Майзель. – Обидишь Карела до смерти.

– Вас он тоже бесплатно потчует?

– Именно поэтому я и бываю здесь так редко – неловко объедать Карела, он вовсе не купается в деньгах.

Вспомнив полтораста пельменей, проглоченных Драконом в Будапеште, Елена хихикнула.

– За какие такие подвиги?

– Ну, это долгая и скучная история. Лучше расскажи, что случилось в Колумбии.

– Это не менее долгая и ещё более скучная история, – съязвила в ответ Елена и тут же поморщилась. – Видите? – она показала Майзелю шрам между большим и указательным пальцами на левой руке. – Какая-то ядовитая пиявка вцепилась, – я думала, без руки останусь. Вообще, такого количества всяких кусачих и ядовитых тварей, как там, наверное, больше нигде нет. – Елена содрогнулась.

– Так в чём же история? Не пытайся сбить меня с панталыку!

– Баш на баш, – ехидно отозвалась Елена. – Моя история на вашу. Махнём, не глядя?

– Ладно, – проворчал Майзель. – Но ты первая.

– Я поехала делать репортаж о коммуне, которую основали местные крестьяне, – им надоело работать на поставщиков коки для бандитов. Возможно, мой визит и повлёк за собой нападение, – деревню сожгли, а меня, трёх монахинь, священника и десяток уцелевших индейцев посадили в яму. Я успела позвонить в посольство, а потом телефон у меня отобрали. Пока эти мерзавцы решали, что с нами делать, прилетели десантники.

– Через сколько? – взгляд Майзеля опасно сверкнул.

– Что?! – не сразу поняла Елена. А догадавшись, о чём он спрашивает, рассердилась: – Очень быстро!

– Насколько быстро? – Майзель настойчиво смотрел на неё.

– Часов шесть, – подумав, предположила Елена. – Может, немного меньше. Какая разница?!

– Потом, – отмахнулся Майзель. – А паспорта у тебя с собой не было?

– У меня его отобрали вместе с телефоном, – недоумённо пожала плечами Елена. – Да эти несчастные даже читать не умеют! Что им мой паспорт? Вы хоть представляете себе степень тамошней дикости?!

– В общих чертах, – скромно опустил очи долу Майзель. – Ну, а дальше что было?

– Бойня, – поёжилась Елена. – Десантников было не больше дюжины, на двух вертолётах, а бандитов – полсотни или около того. Егеря их перебили – всех, до последнего человека. Перестреляли, как кур, как в тире. Мы даже не успели понять ничего. Я и до сих пор теряюсь в догадках, как такое возможно. Как они нас нашли?!

– По сигналу телефона.

– Но он же в чужих руках не работает!

– Он не звонит и не даёт постороннему ответить на звонок. Но сигнал – принимает. Офицер из охраны посольства звонил на твой телефон, и по точке входа сигнала определил местонахождение аппарата. Для этого в каждом посольстве имеется соответствующее оборудование и подразделение егерей. Одними сказками, как видишь, сыт не будешь.

– Ловко, – вынуждена была согласиться Елена.

– Наше – значит отличное. На этом приключения закончились?

Елена с любопытством его рассматривала: Майзель прямо лоснился от гордости. Ребёнок, одно слово, тихонько вздохнула она.

– В общем-то, можно и так сказать. Нас вывезли в столицу, а я вернулась домой. Ничего особенного. Правда, я из-за этой истории чуть с Иржи не рассорилась.

– Что так?

– Я считала, он должен написать благодарность в МИД и военным. Он отказался. Из принципа. Тогда я написала прямо в очерке.

– Ты молодец, – просиял Майзель. – Хотя какая же благодарность – работа такая.

Елена подпрыгнула:

– Вы сговорились?!

– Кто? – опешил Майзель.

– Вы. Сташек. Министр иностранных дел, – прошипела Елена. – Я с ним случайно встретилась в театре, мы проговорили весь второй акт! Удивительный человек, тонкий, воспитанный, совершенно не похож на марионетку… Какая же это работа?!

– Это работа, – подтвердил Майзель, пристально глядя на неё. – Они абсолютно правы. И Сташек, и министр. Лучше, чем Михал, я не скажу. Лишь добавлю: поднявший руку на подданного Короны – покойник. Дня не проживёт.

– Ах, вот как, – догадалась Елена. – У вас и сроки оговорены?!

– В широких пределах, – ухмыльнулся Майзель. – Кстати, надеюсь, ты понимаешь, – из-за паспорта с телефоном они и не могли никак решить, как лучше поступить. Тебе следовало – для вящего эффекта – произнести несколько предложений по-чешски. Или по-русски. Для их ушей – никакой разницы. Они бы тебя на руках назад в Боготу занесли.

– Ну, в этом я сомневаюсь, – криво усмехнулась Елена. – Скорее, пристрелили бы в результате и выбросили где-нибудь в сельве.

– Думаешь, это их бы спасло? – прищурился Майзель.

– Не знаю.

– Я знаю, – кивнул Майзель. – Никто от нас нигде не спрячется – ни в сельве, ни в парижских трущобах, куда полиция годами не заглядывает.

– Вы не о том ли случае, когда наши «туристы» организовали настоящую охоту со стрельбой в предместьях Парижа?!

– О том, что заставило нас выйти на охоту, ты, полагаю, помнишь.

– Помню, – передёрнула плечами Елена. – Не отрицаю – ужасная трагедия, слов нет! Похитить детей среди бела дня в центре города… А уж то, что после этого случая выплыло наружу, вообще в голове не укладывается – как такое возможно в наше время?! Бордели в трейлерах, живой конвейер… Что стало со второй девочкой, вы не знаете?

– Ей и сейчас нелегко, – Майзель нахмурился. – Но она справится. Я в неё верю. Зато всем, кто оказался в этом замешан, – и исполнителям, и заказчикам, и полицейскому прикрытию, – мы всем намазали лоб зелёнкой. И не втихаря, а совершенно открыто.

– Но это не метод, поймите же вы, наконец! Они не тронут наших, зато переключатся на остальных!

– Эти, кстати, уже ни на кого никогда не переключатся. Не переключатся их дети, братья, двоюродные племянники и прочие родственники, которые при слове «Корона» начинают икать и гадить под себя прямо там, где стоят. И до всех остальных очередь тоже дойдёт. А пока нам нужно защитить наших. С чего-то же следует начинать. Естественно, мы в первую очередь защищаем своих.

– А если свои виноваты? Вам это не интересно? Вдруг эта… Алешка и вправду замешана в чём-то? Не захотели услышать аргументов другой стороны?

– Пойми же, пани Елена, – мягко и хищно улыбнулся Майзель, – нам плевать на их аргументы, резоны, основания. В принципе. С Дона – из Короны – выдачи нет. Наших трогать нельзя. Виноваты они или нет – это дело десятое. Если виноваты – мы их сами накажем. Но сами, слышишь? Никто другой, – никогда, ни при каких обстоятельствах. Ведь как было бы удобно оставить тебя в этой растреклятой Колумбии. Но мы тебя вытащили – и будем вытаскивать всегда. Что бы вы все о нас не думали, что бы ни написали. Для Вацлава все подданные Короны – его дети. Плохие, хорошие, невинные, виноватые – всё равно. И всякая мразь это уже неплохо усвоила. Они не могут рассуждать: а, это вредная, неправильная журналистка, за неё нам ничего не будет. А, это глупая девчонка, влезла в дерьмо с наркотиками, никто за неё не вступится. Никогда! Должен существовать рефлекс: тронул кого-то из наших – заворачивайся в саван и ползи на кладбище.

– Я прочувствовала это в Чечне, – проворчала Елена. – Когда они мой паспорт увидели – забегали, будто перепуганные тараканы.

– И препроводили тебя к Масхадову, – Майзель обжёг Елену взглядом. – Не расскажешь, о чём ты пыталась с ним говорить?

– Нет, – отрубила Елена. – Можете у Богушека спросить или у Михальчика, они вам расскажут. Вы это всё для себя организовали, – чтобы ни вас, ни ваших помощников никто тронуть не посмел!

– А выгоду от этого получают все без исключения. Как странно, не правда ли?

– Чёрт подери вас всех совсем, вот что, – смущённо огрызнулась Елена, чувствуя, как краснеют её уши. – Ну, всё! Теперь ваша очередь.

Майзель улыбнулся, вздохнул и огляделся, словно ища поддержки. Она и не задержалась – появился Карел с подносом, на котором гордо возвышалась бутылка сливовицы в окружении рюмочек.

– Давайте-ка, дорогие мои, – заявил с озабоченным видом Втешечка, – по пятьдесят для аппетита.

– Для аппетита? – изумлённо уставилась на него Елена.

– Не спорь с ним, – подмигнул Майзель. – Это не сливовица – это нектар богов. И вообще, с Карелом лучше не связываться, когда речь заходит о еде.

– Дракон прав, – важно подтвердил Втешечка. – Я же не указываю вам, как правильно статьи писать. А следовало бы!

– Карел, – угрожающе рыкнул Майзель. – Закрой рот, голову откушу!

– Нет, отчего же, – тоном, не предвещавшим никому из присутствующих ничего хорошего, заявила Елена. – Вы только присядьте, пан Карел. Я вас с интересом выслушаю.

Она лихо опрокинула в себя крепчайший напиток, даже не поморщившись, и громко поставила рюмку на стол. Майзель шумно вздохнул, сложил руки на груди и сердито посмотрел на Втешечку:

– Барашек не пригорит?

– Да ты что, Дракон! – Карел уже смекнул, – он сморозил что-то не то, и смутился. – Сейчас проверю!

– Я точно уверена – барашек в полном порядке, – бросила Елена Майзелю и улыбнулась Втешечке светской улыбкой: – Так вы присядете, пан Карел? Я просто умираю от любопытства.

По этой улыбке Майзель без труда догадался – Елена в бешенстве.

– А вот и присяду, – решительно уселся Втешечка и насупился. – Вы ведь и не знали, что я «Пражское время» читаю? Или скажете, знали?

– Нет, – прищурилась Елена, – но я, вероятно, неправильно оценивала размеры своей популярности. Так чем же вас не устраивает «Пражское время»? Кстати, мы никого не заставляем его читать!

– А я читаю, – тихо возразил Втешечка. – Каждый номер открываю, смотрю: если ваша фамилия в оглавлении есть – покупаю обязательно. Вы ведь замечательно пишете – как будто с живыми людьми разговариваете! Если бы только вы о них вот, – он указал подбородком на Майзеля, а потом – и на портрет Вацлава, – огромный, в массивной резной раме, определённо старинной, – всякую чепуху не писали! Вы же их не понимаете, боитесь, – а почему?! Посмотрите на меня, пани Елена. Разве похож я на запуганную скотинку, разве я их боюсь? Что же они вам сделали, чтобы вы с ними так?!

– Как?! – спросила, подавшись вперёд, к Втешечке, Елена. – Как именно?!

– Как будто мы перед вами виноваты в том, что мы живы, – с обидой и горечью произнёс Втешечка.

– Я не понимаю, – смешалась Елена. – Что это значит?! При чём тут вы?!

– Мы-то при чём, – Втешечка вздохнул. – Если бы не Дракон, меня бы не было уже на свете. И жены моей, и девочек. Четверо у меня их, вот ведь как. И сколько ещё таких, как я! Мы ведь вместе с вами были на Вацлавской площади тогда, пани Елена. Долго бы вы без наших кнедликов и кофе горячего там простояли?! И что же с вами потом случилось? Почему Дракон, почему король – с нами остались, а вы нет? Нельзя без порядка жить, пани Елена. Какая же свобода без порядка? Без ответственности? Не бывает такой свободы. То есть бывает, но нам она не нужна. Это свобода разве – наркотиками да детьми торговать? Какая свобода в том, чтобы мне руки выкручивать, выручку забирать, взятку требовать?

– Я понимаю, о чём вы, – кивнула Елена. – Пан Карел, – существуют законы. Их всего лишь следует выполнять.

– Законы? А кто же им следовать будет, если за несоблюдение их не наказывать? А если закон за жизнью не успевает? По закону меня не грабили и не убивали, а охраняли и штрафовали за нарушение договора. Это называется – закон соблюдать, по-вашему? Вот Дракон с королём – меня защитили. А вы – нет. Вы не умеете, – ладно, но зачем же тем, кто умеет, мешать?! Вы гляньте, пани Елена, как у нас всё тут теперь. Разве без Дракона, без короля получилось бы? Не верю я. Да вы и сами не верите – даже по вашим статьям это видно. Не понимаете вы, – снова горько вздохнул Втешечка. – Людей хоть бы спросили, что ли.

– Я вам вполне верю, пан Карел, – Елена достала сигареты, закурила. – Допустим, вас они спасли. А как быть с остальными? Кого они не спасли? И никогда не спасут?

– Разве можно спасти всех сразу? – грустно удивился Втешечка. – Разве они боги? Да и как спасать, если мешают, под ногами путаются, за руку дёргают, – это не делай, того нельзя, то вот неправильно, незаконно? Это ведь только кажется, будто всемогущие они, а на самом-то деле! Если мы с вами им помогать станем – может, они всех тогда и спасут?! Вы вот, пани Елена – у вас ведь талант какой! Если бы вы хоть немножечко постарались понять – знаете, как бы это им помогло?! С меня, неотёсанного, какая помощь? Военных наших всегда бесплатно кормлю. Да ведь это пустяк, не стоит и вспоминать. Куда мне с вами равняться?! Вы прислушайтесь, пани Елена. Услышьте нас, – тогда вы и Дракона сразу услышите. Не сомневайтесь. Я вас очень прошу, – Втешечка растерянно смолк и беспомощно посмотрел сначала на Елену, потом на Майзеля. – Больше никто не сможет – только вы!

– С чего вы это взяли?! – оторопела Елена.

– А с того, – вздохнул Втешечка. – Когда вы своих приятелей в пух и прах расчехвостили за то, что они Дракона «евреем Зюссом» назвали, – помните? Я эту статью до сих пор храню. Ох, и задали же вы им трёпку, пани Елена! – трактирщик вдруг просиял. – Заигравшиеся в слова жертвы подростковой фрустрации! Во! Я так разве когда-нибудь сумею сказать?! Я тогда и подумал: если кто и поймёт, как всё есть на самом-то деле, так только вы это и будете. Вот.

Елена невольно закусила губу, вспомнив охватившую её в тот день ярость. Вы выбираете себе союзников не по ценностям, а по обстоятельствам, и если не опомнитесь – окажетесь на исторической свалке, где, в таком случае, вам самое место, – да, именно так она и сказала. Они растерянно смолкли на пару недель – а потом принялись громко и нарочито её хвалить: дескать, она, Елена, указала им на недопустимые полемические гиперболы, угрожающие перетащить дискуссию в кабинет судебного пристава. А она даже загордилась назначенной ролью и простила их. Может, она поспешила?!

Елена погасила едва начатую сигарету и вдруг накрыла лежащие на столе сцепленные в замок большие, натруженные руки Втешечки своей узкой прохладной ладонью:

– Пане Карелку. Клянусь вам, – я разберусь. Во всём разберусь и напишу всё, как есть на самом деле, – голос её звенел. – Вы мне верите?

– Верю, – всё ещё неуверенно попробовал улыбнуться Втешечка. – Верю, пани Елена. Только вы уж… поскорее, ладно?

Майзель сидел в прежней позе – руки на груди. Ни на кого не глядя, он пробурчал:

– Барашек пригорит. Как пить дать.

Воспользовавшись его репликой, как предлогом, Втешечка укатился на кухню. Елена посмотрела на Майзеля и закурила новую сигарету. Тот посмотрел на неё – и забарабанил пальцами по столу что-то замысловатое. Елена нарушила молчание первой:

– Поверить не могу, – это всё со мной происходит?! Водевиль какой-то, – она ткнула сигарету в пепельницу: – Ну, вы, архангел во плоти! Скажите что-нибудь!

– Что?

– Откуда мне знать?! Что-нибудь, – надо же разрядить этот чёртов пафос?! Того и гляди, молнии посыплются!

– Теперь-то ты точно уверена, – всё подстроено.

– Нет, – спокойно возразила Елена. – На такое вы – даже вы – неспособны. Или вы думаете, я не в состоянии увидеть, если мне врут?!

– Хорошо-хорошо, – Майзель выставил ладони пред собой, – пусть я буду во всём виноват, только не обижайся на Карела. Он и в самом деле искренний почитатель твоего таланта – но если бы я знал об этом раньше, я бы тебя сюда ни за что не привёл. Извини.

– Да вы ведь не оправдываетесь, – с изумлением протянула Елена. – Вы даже не пытаетесь изобразить, будто всё было не так, будто пан Втешечка чего-то не понял! Вы его опять защищаете!

– А кто его защитит?! – рассердился Майзель. – От вас, умников, от бандитов, – кто?!

– От меня его тоже следует защищать? – в голосе Елены Майзель услышал обиду. – Нет. От меня – не нужно. И я вам это докажу. А теперь я собираюсь насладиться обещанными кнедликами, и не советую мне мешать!

Их пикировку прервал Втешечка, возникший из ниоткуда с двумя подносами закусок:

– Вот! Кушайте, дорогие мои. Вот это, пани Елена, попробуйте, это вам непременно придётся по вкусу!

– Но это… – Елена в ужасе смотрела на половинную порцию, – какова же тогда целая, подумала она.

– Ничего, ничего. Вы такая худенькая, – вам вовсе не вредно немного поправиться!

– Карлито, – вздохнул Майзель, – ты деревенщина. Это не диета, это такая порода, – он подмигнул Елене, уже было открывшей рот для произнесения язвительной отповеди, и страшно вытаращил свои полыхающие зелёным пламенем глаза на Втешечку: – Брысь!

– Слушаюсь и повинуюсь, Дракон, – Карел удивительно легко для своей комплекции развернулся и скрылся из виду, что-то весёленькое напевая. Его голос донёсся из-за приоткрытой двери в кухню: – Сейчас барашка подам!

Когда пустые тарелки исчезли со стола, и на нём, вместе с новой скатертью, появились запотевшие бокалы с густо-коричневым вспененным пивом, Елена осоловело посмотрела на Майзеля:

– Пан Карел – мужчина моей мечты.

Какой-то бесконечный праздник живота, подумала Елена. И как я проглядела это местечко?!

– Я ему передам, – отозвался Майзель.

* * *

В машине Елена повернулась к нему и вдруг выпалила:

– Как у вас это получается?

– Что именно? – усмехнулся Майзель. – У меня многое получается, и многое из этого многого – довольно-таки неплохо.

– Возможно, я не должна этого говорить, – Елена закусила губу.

– Да уж будь любезна, раз заикнулась, – насупился Майзель.

– Вы ведь нездешний, – Елена разглядывала его пристально и внимательно. – Я не верю в мистику и в переселение душ, я всегда смеялась над этим. Тот Майзель, который жил здесь пятьсот лет назад, давно исчез, испарился, даже костей его не осталось, наверное. Только улица его имени. Но Прага для вас – будто дом родной. Да что же я говорю, – будто?! Вы дома, на самом деле! Как это может быть?!

– О, это одно из самых странных еврейских свойств, пани Елена, – опять усмехнулся Майзель. – Многие приходят от этого в настоящее бешенство. Лучшие из нас – лучшие граждане страны, в которой выпала судьба жить. Лучше, чем многие её подданные от рождения. Мы вовсе не притворяемся вами, – мы пропускаем – через себя, через душу, – всё, что видим вокруг. И язык, и стихи, и женщин, – всё. Так мы становимся вами, и невозможно нас с этим разнять. Правда, можно убить.

– К чёрту ваш висельный юмор, – свирепо перебила Елена. – Я хочу понять, и не смейте хихикать!

– Я верю, – Майзель прикрыл веки и покачал головой. – Как тебе объяснить? Я не приехал, пани Елена. Я вернулся. В страну, которая снилась мне с детства. В город, которым я бредил. На Майзлову уличку. На Староместскую площадь. К Карлову мосту и Оленьему рву.

– Я прошу объяснить, – Елена смотрела на Майзеля, и ноздри её трепетали. – Объяснить. Почему? Почему?!

– Наверное, я тебе расскажу, – посмотрел на неё Майзель. – Но не сейчас. Сейчас – не могу. Пожалуйста, – не требуй от меня этого прямо сейчас.

– Вы обещали мне историю.

– Обещал, – кивнул Майзель. – Ты её услышишь. Я не знаю, что ты станешь с ней делать. Впрочем, меня это и не должно интересовать. Но сейчас я отвезу тебя домой, даже если ты примешься лягаться.

– Нет, – хмыкнула Елена, – на это у меня точно уже не осталось сил. Тем более, завтра опять вставать в пять часов!